Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады")
В статье рассмотрены важнейшие составляющие поэтического мира лирики Д.Быкова, в частности метафизический текст и метатекст, антиномичность как существенная черта идиостиля, отражение чеховской и пастернаковской импрессионистической поэтики в образно-стилевой системе поэта....
Gespeichert in:
Datum: | 2010 |
---|---|
1. Verfasser: | |
Format: | Artikel |
Sprache: | Russian |
Veröffentlicht: |
Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України
2010
|
Schriftenreihe: | Русская литература. Исследования |
Schlagworte: | |
Online Zugang: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105409 |
Tags: |
Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
|
Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
Zitieren: | Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады") / И.С. Заярная // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2010. — Вип. XIV. — С. 184-199. — Бібліогр.: 7 назв. — рос. |
Institution
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraineid |
irk-123456789-105409 |
---|---|
record_format |
dspace |
spelling |
irk-123456789-1054092016-08-13T03:01:58Z Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады") Заярная, И.С. Современный литературный процесс В статье рассмотрены важнейшие составляющие поэтического мира лирики Д.Быкова, в частности метафизический текст и метатекст, антиномичность как существенная черта идиостиля, отражение чеховской и пастернаковской импрессионистической поэтики в образно-стилевой системе поэта. У статті розглянуто важливі складові поетичного світу лірики Д.Бикова, зокрема метафізичний текст та метатекст, антиномічність як суттєву рису ідіостилю, віддзеркалення чеховської та пастернаковської імпресіоністської поетики в образно-стильовій системі митця. The article deals with the most important components of poetical world of D.Bykov’s lyrics, such as metaphysical text, metatext, antinomy as a significant feature of idiostyle, reflection of Chekhov’s and Pasternak’s impressionistic poetics in the author’s imaginative-style system. 2010 Article Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады") / И.С. Заярная // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2010. — Вип. XIV. — С. 184-199. — Бібліогр.: 7 назв. — рос. 2218-7472 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105409 821.161.1 – 82.1:06 Быков ru Русская литература. Исследования Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України |
institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
collection |
DSpace DC |
language |
Russian |
topic |
Современный литературный процесс Современный литературный процесс |
spellingShingle |
Современный литературный процесс Современный литературный процесс Заярная, И.С. Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады") Русская литература. Исследования |
description |
В статье рассмотрены важнейшие составляющие поэтического мира лирики Д.Быкова, в частности метафизический текст и метатекст, антиномичность как существенная черта идиостиля, отражение чеховской и пастернаковской импрессионистической поэтики в образно-стилевой системе поэта. |
format |
Article |
author |
Заярная, И.С. |
author_facet |
Заярная, И.С. |
author_sort |
Заярная, И.С. |
title |
Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады") |
title_short |
Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады") |
title_full |
Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады") |
title_fullStr |
Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады") |
title_full_unstemmed |
Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады") |
title_sort |
своеобразие поэтического мира дмитрия быкова (книга "по-следнее время. стихи. поэмы. баллады") |
publisher |
Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України |
publishDate |
2010 |
topic_facet |
Современный литературный процесс |
url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105409 |
citation_txt |
Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады") / И.С. Заярная // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2010. — Вип. XIV. — С. 184-199. — Бібліогр.: 7 назв. — рос. |
series |
Русская литература. Исследования |
work_keys_str_mv |
AT zaârnaâis svoeobraziepoétičeskogomiradmitriâbykovaknigaposledneevremâstihipoémyballady |
first_indexed |
2025-07-07T16:46:42Z |
last_indexed |
2025-07-07T16:46:42Z |
_version_ |
1837007429871599616 |
fulltext |
Русская литература. Исследования
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
184
УДК 821.161.1 – 82.1:06 Быков
И.С. ЗАЯРНАЯ
(Киев)
СВОЕОБРАЗИЕ ПОЭТИЧЕСКОГО МИРА ДМИТРИЯ БЫКОВА
(КНИГА «ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ.
СТИХИ. ПОЭМЫ. БАЛЛАДЫ»)
Аннотация.
Заярная И.С. Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга «По-
следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады»).
В статье рассмотрены важнейшие составляющие поэтического мира лирики
Д.Быкова, в частности метафизический текст и метатекст, антиномичность как
существенная черта идиостиля, отражение чеховской и пастернаковской им-
прессионистической поэтики в образно-стилевой системе поэта.
Ключевые слова: метафизическая традиция, метатекст, игровая поэтика, ме-
талирика, интертекст.
Анотація.
Заярна І.С. Своєрідність поетичного світу Дмитра Бикова (книга «Последнее
время. Стихи. Поэмы. Баллады»).
У статті розглянуто важливі складові поетичного світу лірики Д.Бикова, зок-
рема метафізичний текст та метатекст, антиномічність як суттєву рису ідіости-
лю, віддзеркалення чеховської та пастернаковської імпресіоністської поетики в
образно-стильовій системі митця.
Ключові слова: метафізична традиція, метатекст, ігрова поетика, металірика,
інтертекст.
Summary.
Irina Zayarnaya. Singularity of the poetical world of D. Bykov (the book «По-
следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады»).
The article deals with the most important components of poetical world of
D.Bykov’s lyrics, such as metaphysical text, metatext, antinomy as a significant fea-
ture of idiostyle, reflection of Chekhov’s and Pasternak’s impressionistic poetics in the
author’s imaginative-style system.
Key words: metaphysical tradition, metatext, witty poetics, metalyrics, intertext.
Выпуск XIV (2010)
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
185
Поэтическое творчество Дмитрия Быкова – талантливого прозаика,
поэта, журналиста, автора нескольких романов и художественных био-
графий русских писателей, лауреата литературных премий имени
А. и Б.Стругацких, «Национальный бестселлер» и «Большая книга» –
представляет знаменательное явление в современной русской литературе.
Многогранный поэтический мир, подчеркнуто традиционный поэти-
ческий слог и мастерская виртуозность стихотворца сразу же берут в
плен читателя и не отпускают его до последней строчки. В его текстах
привлекательны комбинация прозрачности смысла, поэтической легко-
сти, и в то же время – сложность философской проблематики, глубина
постановки онтологических проблем, сочетание игровой поэтики с про-
никновенным лирическим чувством, которым поэт охватывает весь мир.
Достаточно сказать, что Быков соединил в своем стиле традиции ми-
ровой и русской поэтической классики и Серебряного века с опытом по-
стмодернизма, своеобразно переплавив их в подчеркнуто игровой поэти-
ке. Критик и литературовед И.Роднянская совершенно справедливо узре-
ла в нем «лирика собственной персоной, ошеломляющего естественно-
стью стихоговорения и вольным богатством словаря» [Роднянская 2007:
209].
По мироощущению Дм. Быков – поэт-филолог и философ, представи-
тель художественной интеллигенции, взращенный на богатых традициях
русской и мировой культуры, переживший закат советской и постсовет-
скую эпоху, драматически ощущающий свое время как время всеобщего
распада и вселенского хаоса, насквозь пропитанное эсхатологическими
настроениями. Критик Алексей Дидуров подчеркнул, что Дмитрий Быков
– один из лучших поэтов нашего времени, «когда за художественную
правду уже ничего не бывает – ни славы, ни тюрьмы, ни денег» (курсив
наш – И.З.) [Дидуров 1998: 252]. Сам же поэт прекрасно выразил эту
мысль, перефразируя известную цитату из А.С.Пушкина: «Никто уже не
требует поэта / К священной жертве – бог с тобой, живи / И радуйся. /
Тебе не уготован священный жребий, бешеный распыл: / Как будто мир
во мне разочарован. / Он отпустил меня и отступил» [Быков 2007: 48]1.
Роль литературы в обществе, а шире – соотношение искусства и действи-
1 Далее ссылки на это издание в круглых скобках с указанием страниц.
Русская литература. Исследования
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
186
тельности частично отражает философию времени. А это одна из про-
блем, которая волнует писателя. Свое место на поэтическом Олимпе Бы-
ков не без иронии определил следующим образом: «Я поэт, но на фоне
Блока я не поэт. / Я прозаик, но кто сейчас не прозаик?».
Попытаемся обозначить основные составляющие поэтического мира
Дм. Быкова, опираясь на недавно изданную книгу стихотворений, баллад
и поэм – «Последнее время» (2007), куда автор поместил стихи, написан-
ные за двадцать лет творческой работы.
Очевидно, что наиболее значимой, едва ли не основной особенностью
идиостиля поэта является антиномичность, парадоксальное схождение
крайних полюсов, контрастов. Они обнаруживаются как в смысловой
сфере, в самоидентификации лирического героя, так и в стиле, образно-
сти. С одной стороны, глубокий лиризм, предельное самообнажение ли-
рического чувства. С другой стороны, всепроникающая ирония, в том
числе и по отношению к лирическому субъекту, лирический юмор, по-
зволяющий преодолеть состояния экзистенциального отчаяния и ужаса,
трагического осознания неминуемой конечности человеческого бытия. В
одном случае поэт фиксирует типичные черты своего времени, нарочито
заземляя его образ – нищенский быт российской глубинки, безрадостные
будни постсоветской эпохи, состояние юноши-призывника накануне мо-
билизации, неприкрашенная военная действительность в современных
горячих точках. Но сквозь эти подробности времени непременно просту-
пают бытийные коллизии, тот хаос, который изначально задан и окружа-
ет человека, трагическая предопределенность его судьбы. И в этом смыс-
ле Д.Быков – поэт метафизический.
Высокая поэтическая риторика у него уживается с беспафосностью
высказывания часто в пределах одного поэтического отрывка и даже
строфы. Лирический герой Быкова то заявляет: «У меня насчет моего
таланта иллюзий нет / В нашем деле и так избыток зазнаек», то именует
себя «Орфеем – две тыщи», стражем, Седым Клобуком «у сокровищниц
мирового духа».
Не случайно и в критике сосуществуют диаметрально противополож-
ные суждения – от отнесения поэта к разряду реалистов («его махровый
реализм утилитарен» – А.Дидуров) до закрепления за ним образа заоб-
лачного романтика, совершающего «ликующий полет за пределы здеш-
Выпуск XIV (2010)
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
187
него бытия», который обеспечен, прежде всего, ритмом, музыкой стиха»
(И.Сурат). Трудно привыкнуть, – пишет И.Роднянская, что «куртуазный
маньерист», идиллический шут, сочинивший «Курсистку» и «Фантазию
на темы русской классики», на поверку – «непростой продукт не своей
эпохи». Что он обратит свою зашкаливающую избыточность («О пере-
чень, перечень, бич мой!») в некий словесный аналог мирового хаоса, с
которым нельзя ужиться, но и нельзя не смириться [...] Что он станет с
точностью «Школы анналов» и со сновидческой зыбкостью портретиро-
вать эпоху за эпохой, начиная с «фен-де-сьекля» («Ведь прощаем мы этот
Содом…») и «бель эпок» 1910-х («Восьмая баллада»), через сталинское
«тоталитарное лето» и брежневский предкатастрофический штиль («Бал-
лада об Индире Ганди») – и кончая гротескными «Сумерками империи».
А то и вовсе будет грезить флуоресцентными картинками не прошлой, не
будущей – всегдашней войны («Прощание славянки», «Мне приснилась
война мировая», поэма «Военный переворот»)» [Роднянская 2007: 210].
Как видим, обращение Быкова к историческим сюжетам для критика ока-
залось неожиданным.
Антиномичность обнаруживается и в соотношении между прозаиче-
ским и поэтическим началами. Хотя Дм.Быков по-своему пытается их
уравновесить. Многие его произведения представляют безудержный по-
ток рифмованной речи, не скованной границами строфики, записанной,
как проза, сплошным текстом, «в строчку». В статье И.Сурат «Летающий
слон. Теодицея Дмитрия Быкова», посвященной просодии, ритмике и в
целом музыке его стихотворной речи, проницательно замечено, что «бы-
ковская многословная повествовательность, подробность, требующая
длинного стиха, уравновешиваются его же способностью сказать одним
словом все и сразу. Но главное равновесие, каким держится его поэзия, –
это [...] напряжение между прозаичностью местами нарочитой, разговор-
ностью иной раз подчеркнутой, а главное, мыслью всегда сложной и раз-
ветвленной у Быкова – и тем глубинным внутренним порывом, каким
создается ритм» [Сурат 2010]. Одним словом, между прозаичностью и
поэтичностью как таковыми.
Часто Быков использует словесную фигуру антитезы-эпифоры бла-
годаря которой достигается эффект мягкой иронии, лирического юмора –
неотъемлемой части его поэтики: «Я, грешный человек люблю слова. /
Русская литература. Исследования
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
188
В них есть цветаевщина. / Они из мухи делают слона, / Притом летающе-
го. / Что мир без фраз? Провал осклизлой тьмы, / Тюрьма с застольями. /
Без них плевка не стоили бы мы, / А с ними стоили бы» (С.285). При этом
стилистическая разбалансированность усиливается и за счет сочетания
высокого и низкого лексических регистров.
Нам представляется, что именно поэтика противоположного, контра-
сты и парадоксы весьма сопоставимы со стилевыми качествами и прие-
мами маньеризма, с которым поначалу Д.Быков попытался соотнести
свое творчество, участвуя в организации группы «Куртуазных маньери-
стов». Степень успешности воспроизведения этой культуры и стиля на
новом историческом витке – тема отдельного разговора. Отметим лишь,
что позднее, объясняя создание группы исключительно стремлением
примкнуть к какому-либо «-изму» на фоне других течений и группиро-
вок, Д.Быков не настаивал не серьезности этой затеи. Хотя с поэтикой
маньеризма и барокко у Быкова действительно немало точек соприкос-
новения как в области использования игровых приемов, остроумно вы-
строенной поэтической речи, так и в раскрытии характерных философ-
ских мотивов, в описании мира в целом. А он видится поэту парадок-
сальным: «чем-то более видимого: как бы вещью плюс», в котором «и
самый воздух страстен, / Ибо полон взаимоисключающих стремлений».
Важными составляющими поэтического мира Д.Быкова выступают
метафизический текст и метатекст.
Способ постановки и художественного раскрытия философской про-
блематики, вечных коллизий характеризует автора стихотворений «Тео-
дицея», «Кольцо», «Что-нибудь следует делать со смертью…», «Ключи»,
«Хорошо тому, кто считает, что Бога нет…», «Как-то спокойно я вышел
из ада…», «Если бы молодость знала…» и др. как последователя тради-
ции метафизической поэзии, воспринятой, вероятно, не без посредни-
ческого влияния творчества И.Бродского. Спектр метафизических про-
блем у Быкова вырисовывается достаточно отчетливо: взаимоотношения
человека (особенно поэта) и Бога, вера и скепсис, Божья воля и неспра-
ведливость на земле, духовное и телесное, посмертное бытие человече-
ской души. Можно привести множество примеров того, как сплетаются в
осмыслении этой проблематики напряженная мысль и эмоциональный
накал, образуя тот типичный сплав рационального и чувственного, о ко-
Выпуск XIV (2010)
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
189
тором в свое время говорил еще Т.Элиот, характеризуя английскую ме-
тафизическую поэзию [Элиот 1997].
В книге Быкова диалог с Творцом, размышления о Всевышнем фор-
мируют значительную часть поэтической философии. В стихотворении
«Новая графология – 2» поэт предельно обнажает свое ощущение при-
сутствия высших сил, свои представления об их атрибутах. Здесь контра-
стно сополагаются проявления божественного и дьявольского начал. Бог
посылает человеку испытания: «Сюжетом не предусмотренный поворот,
/ Небесный тунгусский камень в твой огород, / Лед и пламень, война и
смута, / Тамерлан и Наполеон, / Приказ немедленно прыгать без парашю-
та с горящего самолета – это Он». Дьявол же «под маской Бога внушает
надежду там, где надежды нет» и «отнимает надежду там, где надежда
есть». Явление Бога представлено как чудо: «Но если ты входишь во
тьму, а она бела, / Прыгнул, а у тебя отросли крыла, – то это Бог, или ан-
гел, его посредник, / С хурмой «Тамерлан» и тортом «Наполеон»: / По-
следний шанс последнего из последних, / Поскольку после последнего –
сразу он. / Это то, чего не учел Иуда. / Это то, чему не учил Дада. / Чудо
вступает там, где помимо чуда, / Не спасет ничто, никто, никогда»
(С. 286–287).
В другом случае, в стихотворении «Теодицея» божественное присут-
ствие в мире персонифицируется в облике усталого полевого командира,
который оберегает своих бойцов. Как проницательно заметила И.Сурат,
«Теодицея» – выразительная попытка хотя бы на словах выбраться из
вечной проблемы, согласовать веру с царящими на земле злом и страда-
нием» [Сурат 2010]:
Вот тебе и ответ, как он терпит язвы земли,
Не спасает детей, не мстит палачу,
Авиации нет, снаряды не подвезли,
А про связь и снабжение я молчу (С.297).
Не менее актуальна и драматична для Быкова и проблема оправдания
человека перед Богом, посмертного бытия души. И здесь можно встре-
тить диаметрально противоположные высказывания: «веры в бессмертие
нет ни на грош», и даже богоборческие мотивы, где лирический герой
уподобляется Иакову («Какой-нибудь великий грешник…»). Вместе с
тем, поэт всерьез задумывается о соотношении духовного и телесного в
Русская литература. Исследования
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
190
человеке, остро переживает мотив загробной тайны. В стихотворении
«Как-то спокойно я вышел из ада…» нарисована в ключе романтической
традиции проникновенная картина жизни души после смерти: «Господи
Боже, не этой ли мукой будет по смерти томиться душа, / Вечной трево-
гой, последней разлукой,/ Всей мировою печалью дыша, / Низко летя над
речною излукой, / Мокрой травой, полосой камыша? / Мелкие дрязги,
постылая проза, / Быт – ненадежнейшая из защит, – / Все, что служило
подобьем наркоза, / Дымкой пустой от нее отлетит» (С.112).
Стихотворение «Монолог с ремаркой» представляет лирическиое об-
ращение к персонифицированному образу души, актуализирует культур-
ный топос прощания души и тела в лирическом мотиве предчувствия
близкой разлуки: «Ангел, девочка, Психея, / Легкость, радость бытия! /
Сердце плачет, холодея: / Как я буду без тебя?» (С.35). Стихотворение
интересно тем, что в нем в остроумной форме обыграна мощная тради-
ция русской философской лирики – от «легкой» поэзии И.Богдановича,
через узнаваемые ритмы А.Фета – к метафизическим текстам И.Бродско-
го, в частности «Большой элегии Джону Донну», содержащей тот же мо-
тив прощания души и тела. Текст Быкова заведомо неоднозначен, его
можно истолковать и как обращение к женщине, стремление удержать
легкомысленную беглянку, устремившуюся «за любовью идеальной, за
кибиткой кочевой»: «Там-то весело старея, / Век свой будем вековать – /
Я твой псих, а ты Психея, / Вместе будем психовать» (С.36). Однако по-
следняя ремарка – Звон разбитого стекла – переносит сюжет в метафи-
зическую плоскость.
Одной из вариаций мотива эволюции души становится описание про-
цесса очерствения, оскудения духовного начала в человеке от юности к
старости, «усыхания по краям», утраты слов, желаний, порывов, чтобы
«под конец научиться не быть вообще» («Если б молодость знала и ста-
рость могла…»).
Многие тексты Быкова, отсылающие к традиции метафизической по-
эзии, построены на развернутой овеществленной метафоре, в основе ко-
торой лежит вещественный ряд. Например, стихотворение «Кольцо», в
котором поэт вглядывается в суть предмета, и в нем ему открывается без-
граничный метафизический смысл: «Я дыра, я пустое место, щель, зия-
ние, дупло, труха, / Тили-тили-тесто, невеста в ожидании жениха, / След,
Выпуск XIV (2010)
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
191
который в песке оттиснут, знак, впечатанный в известняк [...] Все устро-
енные иначе протыкают меня рукой, / Я не ставлю себе задачи и не знаю,
кто я такой» (С.17). В результате остроумных метафорических и логиче-
ских операций «пустота, ненужность, / образ бренности и тщеты» оказы-
вается совсем не тем, чем первоначально представлялся: «попавши в мою
окружность вещь меняет свои черты». Профанный уровень неожиданно
трансформируется и «дыра, пустота, никем неустановленное лицо» пре-
вращается в нечто сакральное: «на Господнем пальце кольцо». В остро-
умно-иносказательной метафоре, в сложном ассоциативном образе пред-
стает модель взаимоотношений поэта с Богом.
Или стихотворение «Ключи», в котором связка ненужных ключей от
некогда открывавшихся дверей (квартиры бывшей жены, предавшего
друга, мастерской эмигрировавшего приятеля) становится выражением
утраченных связей, надежд, иллюзий, а главное – знаком быстротечности
жизни:
Провисанье связующих нитей, сужение круга.
Проржавевший замок не под силу ключу.
Дальше следует ключ от квартиры предавшего друга:
И пора бы вернуть, да звонить не хочу.
Эта связка пять лет тяжелела, карман прорывая
И призывно звеня,
А сегодня лежит на столе, даровым-даровая,
Словно знак убывания в мире меня (С.115).
Обычный предмет – связка ключей наполняется метафизическим
смыслом, служит отправной точкой в раздумьях о человеческом позна-
нии и опыте: «ненужная связка как образ познания мира, / Где все мень-
ше дверей и все больше ключей», «чем больше дверей открываю, тем
больше я знаю, / И чем больше я знаю, тем меньше живу» (С.116).
Интересно, что в другом стихотворении схожий мотив обретает иную
интерпретацию – Быков реконструирует известный теологический по-
стулат о пагубности исчерпывающего знания и стремления человека за-
глядывать за предел: «Я не все говорю, не всему раздаю названия, вооб-
ще не стремлюсь заглядывать за края – ибо есть зазор спасительного не-
знания, что тебе и мне оставляет вера моя» (С.295).
В системе ценностной иерархии лирический герой Быкова находит
свою нишу, определяемую прежде всего его поэтическим даром, высо-
Русская литература. Исследования
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
192
ким призванием поэта. Она также не лишена противоречий. С одной сто-
роны, «Я едва ли потребен Господу как поэт, / Но скорей полезен ему как
лакмус» (С.283). С другой стороны, утверждается обратное: «С меня он,
можно сказать, не спускает глаз, проникает насквозь мою кровь и лимфу,
посылает мне пару строчек в неделю раз – иногда без рифмы, но чаще в
рифму» (С. 289). Поскольку поэт – своего рода инструмент Творца, то
его задача гармонизировать хаос, вносить в мир лад и созвучие: «Защи-
щаю скудное бытие, / Подтыкаю тонкое одеяло» (С.19).
Философский мир Быкова нераздельно связан в его творчестве с ми-
ром литературы. В стихотворении «Утреннее размышление о Божием
Величестве», точно воспроизводящем название ломоносовской оды, в
котором прихотливо трансформирован ломоносовский деистический те-
зис о единстве творящих основ – Бога и натуры, Быков также размышля-
ет о двух началах, но уже в личности поэта: «О двойственность! О адский
дар поэта – За тем и этим видеть правоту» (С. 149), «я человек зазора,
промежутка, двух выходов, двух истин, двух планет». Обращаясь к Богу
с просьбой, чтобы он дал ему альтернативу в конце пути, поэт неожидан-
но воспроизводит финал булгаковского романа «Мастер и Маргарита» в
видении такой перспективы после смерти: «Я вижу не безвыходный, без-
лесый, / Бесплодный и бессмысленный ландшафт, – / Но мокрый сад, вы-
сокие ступени, / Многооконный дом на берегу / И ту любовь, которую в
измене / Вовеки заподозрить не смогу» (С. 150).
Отметим, что интертексты Д.Быкова – это своеобразный пантеон рус-
ской и мировой литературы, собрание сюжетов, литературных персона-
жей, образов писателей, представляющее тему отдельного исследования.
Мы же обратим внимание на область метатекста, проследим особен-
ности поэтологической лирики. Здесь проглядывают все ее элементы –
рефлексия по поводу собственного творчества и таланта, попытка при-
числить себя к ряду известных поэтических имен, поиск своих генетиче-
ских корней в литературе, элементы автометаописания, формального
анализа собственного текста, ремарки по поводу особенностей своего
стиля, изображение творческого процесса, жанровая авторефлексия. Сю-
да же отнесем мастерское включение «чужого слова» и его филологиче-
ский анализ, размышления о соотношения литературы и жизни, экстра-
Выпуск XIV (2010)
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
193
поляцию известных литературных сюжетов и биографий в область соб-
ственного жизнетворчества.
«И вот американские стихи…» посвящены разбору текстов юной по-
этессы из-за океана. Речь идет непосредственно о мастерстве и о литера-
турной технологии: «Естественно, верлибр: перечисленья / Всего, на чем
задерживался взгляд восторженный: что вижу, то пою, / Безмерная, ще-
нячья радость жизни» (С.51). Критический анализ сопровождается стили-
зованным цитированием подобных стихов и комментариями оценочного
характера, указаниями на общие недостатки: «где хочешь оборви – иль
продолжай до бесконечности». Восторженным верлибрам беспечного
юного автора противопоставлены стихи соотечественников, которым за-
крыта дорога в официальную печать. Стихи зачастую гениальные, соз-
данные в коммуналках, записанные в конторских книгах, «стихи об ужа-
се существованья и о трагизме экзистенциальном». Но эти тексты тоже
несовершенны. Они оказываются неправомерно отягощены бытовыми
проблемами, переходящими в разряд неразрешимых коллизий. И лириче-
ский герой справедливо задается еще одним вечным вопросом о смысле
и задачах литературы, ведь на самом деле «трагедия не в давке, / Не в
недостатке хлеба и жилья, / Но в том, что каждый миг невозвратим, / Что
жизнь кратка, что тайная преграда / Нам не дает излиться до конца» (С.
53). В соответствии с этим бытийным смыслом литературы поэт обосно-
вывает свои задачи и свое видение поэтической формы и техники стихо-
сложения, манифестируя ее следующим образом:
А нам нельзя верлибром – потому,
Что эмпиричны наши эмпиреи.
Неразбериху, хаос, кутерьму
Мы втискиваем в ямбы и хореи.
Последнее, что нам еще дано
Иллюзией законченности четкой, –
Размер и рифма. Забрано окно
Строфою – кристаллической решеткой.
Зарифмовать и распихать бардак
По клеткам ученических тетрадок –
Единственное средство кое-как
В порядок привести миропорядок
И прозревать восход (или исход)
Русская литература. Исследования
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
194
В бездонной тьме языческой, в которой
Четверостишье держит небосвод
Последней нерасшатанной опорой (С.53-54).
Отметим, что нередко Быков маркирует в стихотворениях размеры,
которыми написан текст: хорей четырехстопный, пэон четвертый, трех-
сложник. Или же включает непосредственно в стихи филологическую
терминологию: «Вот плеоназм: упадок декаданса». В другом случае мо-
жет обыграть феномен читательского восприятия, описанный в научной
литературе: «Как Лотман учил нас – а он ли не знал? – / Письмо медиа-
тор, тревожный сигнал, / Канал меж мирами, внушающий трепет / (Осо-
бенно тем, кто письма не читал)» (С.252).
В орбиту металирики Быкова входит исследование «чужого текста» и
размышления о творческом процессе как особом состоянии. Именно в
таком ракурсе предстает поэзия Ф.Тютчева: «Приснился Тютчева ново-
открытый текст – Шестнадцать строчек нонпарели; / Он был из лучшего,
и помнится – из тех, что строятся на параллели. / Уже он путался – в
предсмертии, в бреду, / Усилье было бесполезно, / И обрывалась мысль,
и словно на виду, / Сама распахивалась бездна» (С.274).
Быков сам зачастую использует прием параллели. Но у него это сред-
ство вполне соответствует маньеристской и барочной остроумной мета-
форе, сложному ассоциативному образу, когда в качестве элемента мета-
форы или сравнения используется развернутый сюжет. Этот прием заме-
тил критик В.Губайловский, подчеркивая, что «Быков может рассказать
целую историю о кошке – «В общем, представим домашнюю кошку, вы-
гнанную на мороз…», чтобы потом сравнивать ее с собственной душой
или историю о любви – «Вся любовь прошла в чужих жилищах», чтобы
сравнить хозяина чужой квартиры со смертью» [Губайловский 2007:
205].
Поэт иронически интерпретирует особенности своего стихоговорения,
очевидную многословность, пристрастие к повторам: «Избыточность –
мой самый тяжкий крест. Боролся, но ничто не помогает. Из всех кругов
я вытолкан взашей, как тот Демьян, что сам ухи не ест, но всем ее усерд-
но предлагает, хотя давно полезло из ушей» (С.266); «О перечень, пере-
чень, бич мой! Все те же реестры, ряды, синонимы [...] Знакомая почва и
флора однажды подсунули мне прием нагнетанья, повтора, годящийся
Выпуск XIV (2010)
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
195
даже во сне» (С.471). Свойство личности, натуры автора и способ его по-
этической саморефлексии порождает и неизбежные самоповторы: «Все
поняли давно, а я долблю … чтоб достучаться, знаете, до тех, кому не
только про мои избытки, а вообще не надо ни про что». Но не таким ли
предстает и «весь Господень мир – один ошеломляющий избыток, кото-
рый лишь избыточным вместить», – резонно заключает автор.
Нам представляется, что в акцентировании словесной избыточности
содержится скрытая полемика с поэтикой минимализма, беспафосно-
сти, которая характерна для представителей многочисленных течений
неоавангарда, соц-арта, концептуализма и постконцептуализма и в раз-
ных вариантах присутствует в поэзии Г.Сапгира, Г.Айги, Вc.Некрасова,
Д.Пригова, Л.Рубинштейна.
Лирический герой Дмитрия Быкова не мыслит себя вне литературы, ее
сюжетов, образов, писательских фигур и биографий. Этот мир прочно
укоренен в нем и накладывается на изображение истории и современно-
сти, сплетается с философской и лирической саморефлексией. И, несмот-
ря на декларативно заявленные утверждения, своеобразно воскрешаю-
щие извечную полемику о соотношении искусства и действительности:
«Жизнь выше литературы, хотя скучнее стократ», «Жизнь выше паскуд-
ной страсти ее загонять в строку», «Искусство – род сухофрукта, ужатый
вес и объем, / Потребный только тому, кто не видел фрукта живьем», в
стихотворениях то и дело просвечивает тенденция сближения литерату-
ры с действительностью и восприятия жизни через литературу. Стремле-
ние, как это было в старые добрые времена Державина, Карамзина, Пуш-
кина, соотносить, сличать жизнь с литературными образцами. Так, в сти-
хотворении «Семейное счастье» прихотливой фантазией автора измене-
ны финалы, соединены в счастливом браке судьбы известных литератур-
ных персонажей: «Печорин женился на Вере, / устав от бесплотных стра-
стей, / Грушницкий женился на Мэри, / Они нарожали детей». Вслед за
этим, грустно замечая, что «к сожалению, такого исхода безвременье нам
не сулит», поэт проецирует уже реальные развязки литературных исто-
рий на современную эпоху: «Любовь переходной эпохи / Бежит от коль-
ца и венца: финалы, как правило, плохи, / И сын презирает отца». Лите-
ратурная условность снова становится мерилом нравственных и жизнен-
ных ценностей в разные времена. Так же прихотливо, как и с судьбами
Русская литература. Исследования
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
196
литературных героев, Д.Быков обращается и с эпизодами писательских
биографий, экстраполируя их в область собственных жизненных колли-
зий и переживаний (стихотворения «Намечтал же себе Пастернак…»,
«Когда бороться с собой устал покинутый Гумилев…»).
Не случайно и историю России Быков изображает сквозь призму су-
деб русских писателей. Например, моделирует их возможные варианты в
остроумном стихотворении «Версия», где ход истории повернут в со-
вершенно противоположное русло: в восемнадцатом году победу в Рос-
сии одержал Корнилов, и революция была свернута, а позже социализм
победил в Швейцарии. Или в стихотворении «В России выясненье отно-
шений бессмысленно…», в котором ссора Владимира Нарбута с женой
накануне ареста превращается в печальную повесть о трагических стра-
ницах эпохи тоталитаризма.
Знаковыми фигурами в поэзии Быкова в аспекте создания метатекста
являются А.П.Чехов и Б.Пастернак. Не случайно именно этим писате-
лям посвящены филологические исследования автора – обширное эссе
«Два Чехова» (2010) и биографическая книга «Борис Пастернак» (2005).
Думается, что в поэтике этих столь не схожих писателей, хотя и пред-
ставляющих одну культурную эпоху модернизма, один – в самом ее на-
чале, а другой – ближе к закату, Быкову родственны два схожих феноме-
на. Чеховская камерность, умение сосредоточить внимание на, казалось
бы, неважном, незначительном событии, сквозь которое просвечивает
бытийный смысл. Пастернаковское стремление зафиксировать мгнове-
ние, максимально полно, эмоционально емко воплотить его в поэзии. Не
случайно применительно к этим двум авторам в литературоведении
прочно утвердилось отношение как к импрессионистам.
В стихотворениях Быкова немало отсылок непосредственно к пастер-
наковскому тексту. Это и вариации, подражание, например цикл «Време-
на года», обилие цитат, реминисценций, образов из ранних и поздних
стихов Пастернака, его книг «Сестра моя жизнь», «Темы и вариации»,
«На ранних поездах» и поэмы «Девятьсот пятый год», стихотворений
Юрия Живаго и др. Показательно и воспроизведение поэтического сло-
варя Пастернака – плеск дождя, дрожанье луж, ночного ксилофона не-
громкий перестук, шлепки, таянье и шорох и др. узнаваемые образы.
Выпуск XIV (2010)
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
197
Облик поэта-Пастернака в лирике Быкова существенно дополняет его
обрисовку в прозаической биографической книге.
Чеховские художественные приемы обозначены и обыграны поэтом
применительно к жизненной ситуации в стихотворении «К вопросу о ро-
ли детали в русской прозе». Очевидно, художественному видению Быко-
ва близок и тот внутренний лиризм, мягкий юмор, которые насквозь про-
низывают чеховскую прозу. В эссе «Два Чехова» автор акцентирует вни-
мание на таких качествах выдающегося русского прозаика, как «онтоло-
гический юмор», необыкновенное, ни с чем не сравнимое религиозное
чувство, умение обозначить предел, преклонение перед красотой и сво-
бодой пространства [Быков 2010].
Выскажем предположение, что с художественным творчеством Чехо-
ва и Пастернака перекликается одна из наиболее значимых категорий
поэтического мира Быкова, раскрывающая его отношение к жизни и за-
нятию поэзией. Это категория паузы, остановки, промежутка, переходно-
го состояния, которая является синонимом жизни и полноты бытия для
поэта, пишущего на пороге ХХ – ХХІ ст., и всячески поэтизируется им:
«Когда бы от моей творящей воли/ Зависел мир – он был бы весь из пауз»
(С.218). В стихотворении «Отсрочка», отталкиваясь от конкретной био-
графической реалии – спасительная отсрочка службы в армии, данная
юноше-призывнику, поэт наполняет эту жизненную ситуацию философ-
ским смыслом. В стихотворении «Сумерки империи», где развернута эс-
хатологическая картина всеобщего распада, хаоса, конца истории, не-
ожиданно брезжит свет и надежда, связанная с особым состоянием пау-
зы, которое описано Быковым, как всегда, в остроумной форме – пери-
фразе известной детской считалки:
С той поры меня подспудно радуют
Промежутки, паузы в судьбе.
А и Б с трубы камнями падают
Только И осталось на трубе (С.228).
Не менее ярко этот же образ развернут в стихотворении «Военный пе-
реворот», когда пауза – «лень», «просвет», «миг равновесья» и «складка
времени» становится вместилищем прошлого и настоящего и восстанав-
ливает радость и полноту восприятия мгновения-вечности. По-
пастернаковски звучит здесь мотив созерцания мира, внутренней сосре-
Русская литература. Исследования
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
198
доточенности, когда заостряются детали и подробности мира: «Все крас-
ки ярче, а день теплей, чем завтра и чем вчера», появляются видения:
«что-то из детства: лист в синеве, квадрат тепла на полу», опутывает «зо-
лото тишины». Это блаженное состояние контрастно оттеняется образ-
ами внешнего разрушения: «Вечор, ты помнишь, была пальба», «пова-
ленные столбы», «дворника увели», «скамейка с выломанной доской.
Выброшенный блокнот» (С. 434).
Пауза поэтизируется и как состояние блаженной праздности, когда
высвечивается смысл жизни, открываются новые грани бытия и возмож-
ности для творчества. Не случайно и у Чехова Д.Быков наблюдает схо-
жие мысли: «В чеховской системе праздность – прекрасная вещь, а труд
– проклятье». Безусловно, Быков здесь имеет в виду труд подневольный,
вынужденный, который не в радость, не по призванию, а ради заработка,
а зачастую и в библейском смысле – сизифов труд. Ироническое отноше-
ние к труду, ведущему исключительно к материальному накоплению, в
полной мере раскрыто в его стихотворении «Басня», где известный и не
раз интерпретировавшийся в литературе сюжет о Стрекозе и Муравье
изложен с точностью до наоборот по сравнению с версией И.Крылова.
Стрекозе, в образе которой, скорее всего, прозревается творческая лич-
ность, отданы авторские симпатии, тогда как Муравей наказан:
Да, подлый муравей, пойду и попляшу
И больше ни о чем тебя не попрошу.[...]
Когда-нибудь в раю, где пляшет в вышине
Веселый рой теней, – ты подползешь ко мне,
Худой, мозолистый, угрюмый, большеротый
И, с завистью следя воздушный мой прыжок,
Попросишь: «Стрекоза, пусти меня в кружок!» –
А я скажу: «Дружок! Пойди-ка поработай!» (С. 254).
Как видим, интерпретация сюжета обретает опять-таки метафизиче-
ский вектор. Духовному началу, которое в системе координат Быковской
поэтики связано с творчеством, которое само по себе не является празд-
ностью, несомненно, отдано предпочтение.
Таким образом, поэтический мир Дмитрия Быкова представляет
сложное переплетение метафизического текста, металирики, широкого
поля интертекстуальной игры. Ярко выраженное лирическое начало со-
седствует с философской медитацией. Силовое поле контрастов погру-
Выпуск XIV (2010)
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
199
жает читателя в парадоксальный мир авторской фантазии, сновидческих
прозрений и в то же время – в реально узнаваемый, близкий ему мир со-
временной действительности.
ЛИТЕРАТУРА
Быков Д. Последнее время. Стихи. Поэмы. Баллады. – М., 2007.
Быков Д. Два Чехова // Дружба народов. – 2010. – № 1.
Губайловский В. «Последнее время» Д.Быкова (Баллады. Стихи. Поэмы) //
Дружба народов. – 2007. – № 1. – С. 201–209.
Дидуров А. Рыцарь страха и упрека, или Принц на свинцовой горошине //
Дружба народов. – 1998. – № 10. – С. 249–260.
Роднянская И. Книжная полка Ирины Роднянской // Новый мир. – 2007. – №
6. – С. 204 – 215.
Сурат И. Летающий слон // Октябрь. – 2010. – №1.
Элиот Т.С. Поэты-метафизики // Литературное обозрение. – 1997. – № 5. –
С. 42–46.
УДК 821.161.1: 82-4 / Быков
Л.В. САДЫКОВА
(Киев)
КУЛЬТУРНЫЙ КРИЗИС В КНИГЕ ЭССЕ
Д. БЫКОВА «БЛУД ТРУДА»
Аннотация.
Садыкова Л.В. Культурный кризис в книге эссе Д. Быкова «Блуд труда».
Целью следующей статьи является рассмотрение проблем русского эссе в
контексте развития русской литературы ХХ века. В частности, исследуется про-
блема культурного кризиса и путей его интерпретации русским писателем
Д. Быковым в сборнике эссе «Блуд труда». Она решается в движении поисков
национальной идентичности сквозь призму глобальных проблем как реализация
авторских стратегий. Эта модель отображает общую судьбу автора и его поколе-
ния, поднимает много вопросов и проблем их бытия.
Ключевые слова: эссе, культурный кризис, поиски национальной идентично-
сти, стратегии интерпретации.
|