Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады")

В статье рассмотрены важнейшие составляющие поэтического мира лирики Д.Быкова, в частности метафизический текст и метатекст, антиномичность как существенная черта идиостиля, отражение чеховской и пастернаковской импрессионистической поэтики в образно-стилевой системе поэта....

Ausführliche Beschreibung

Gespeichert in:
Bibliographische Detailangaben
Datum:2010
1. Verfasser: Заярная, И.С.
Format: Artikel
Sprache:Russian
Veröffentlicht: Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України 2010
Schriftenreihe:Русская литература. Исследования
Schlagworte:
Online Zugang:http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105409
Tags: Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
Назва журналу:Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Zitieren:Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады") / И.С. Заярная // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2010. — Вип. XIV. — С. 184-199. — Бібліогр.: 7 назв. — рос.

Institution

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
id irk-123456789-105409
record_format dspace
spelling irk-123456789-1054092016-08-13T03:01:58Z Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады") Заярная, И.С. Современный литературный процесс В статье рассмотрены важнейшие составляющие поэтического мира лирики Д.Быкова, в частности метафизический текст и метатекст, антиномичность как существенная черта идиостиля, отражение чеховской и пастернаковской импрессионистической поэтики в образно-стилевой системе поэта. У статті розглянуто важливі складові поетичного світу лірики Д.Бикова, зокрема метафізичний текст та метатекст, антиномічність як суттєву рису ідіостилю, віддзеркалення чеховської та пастернаковської імпресіоністської поетики в образно-стильовій системі митця. The article deals with the most important components of poetical world of D.Bykov’s lyrics, such as metaphysical text, metatext, antinomy as a significant feature of idiostyle, reflection of Chekhov’s and Pasternak’s impressionistic poetics in the author’s imaginative-style system. 2010 Article Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады") / И.С. Заярная // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2010. — Вип. XIV. — С. 184-199. — Бібліогр.: 7 назв. — рос. 2218-7472 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105409 821.161.1 – 82.1:06 Быков ru Русская литература. Исследования Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України
institution Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection DSpace DC
language Russian
topic Современный литературный процесс
Современный литературный процесс
spellingShingle Современный литературный процесс
Современный литературный процесс
Заярная, И.С.
Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады")
Русская литература. Исследования
description В статье рассмотрены важнейшие составляющие поэтического мира лирики Д.Быкова, в частности метафизический текст и метатекст, антиномичность как существенная черта идиостиля, отражение чеховской и пастернаковской импрессионистической поэтики в образно-стилевой системе поэта.
format Article
author Заярная, И.С.
author_facet Заярная, И.С.
author_sort Заярная, И.С.
title Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады")
title_short Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады")
title_full Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады")
title_fullStr Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады")
title_full_unstemmed Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады")
title_sort своеобразие поэтического мира дмитрия быкова (книга "по-следнее время. стихи. поэмы. баллады")
publisher Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України
publishDate 2010
topic_facet Современный литературный процесс
url http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105409
citation_txt Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга "По-следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады") / И.С. Заярная // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2010. — Вип. XIV. — С. 184-199. — Бібліогр.: 7 назв. — рос.
series Русская литература. Исследования
work_keys_str_mv AT zaârnaâis svoeobraziepoétičeskogomiradmitriâbykovaknigaposledneevremâstihipoémyballady
first_indexed 2025-07-07T16:46:42Z
last_indexed 2025-07-07T16:46:42Z
_version_ 1837007429871599616
fulltext Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 184 УДК 821.161.1 – 82.1:06 Быков И.С. ЗАЯРНАЯ (Киев) СВОЕОБРАЗИЕ ПОЭТИЧЕСКОГО МИРА ДМИТРИЯ БЫКОВА (КНИГА «ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ. СТИХИ. ПОЭМЫ. БАЛЛАДЫ») Аннотация. Заярная И.С. Своеобразие поэтического мира Дмитрия Быкова (книга «По- следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады»). В статье рассмотрены важнейшие составляющие поэтического мира лирики Д.Быкова, в частности метафизический текст и метатекст, антиномичность как существенная черта идиостиля, отражение чеховской и пастернаковской им- прессионистической поэтики в образно-стилевой системе поэта. Ключевые слова: метафизическая традиция, метатекст, игровая поэтика, ме- талирика, интертекст. Анотація. Заярна І.С. Своєрідність поетичного світу Дмитра Бикова (книга «Последнее время. Стихи. Поэмы. Баллады»). У статті розглянуто важливі складові поетичного світу лірики Д.Бикова, зок- рема метафізичний текст та метатекст, антиномічність як суттєву рису ідіости- лю, віддзеркалення чеховської та пастернаковської імпресіоністської поетики в образно-стильовій системі митця. Ключові слова: метафізична традиція, метатекст, ігрова поетика, металірика, інтертекст. Summary. Irina Zayarnaya. Singularity of the poetical world of D. Bykov (the book «По- следнее время. Стихи. Поэмы. Баллады»). The article deals with the most important components of poetical world of D.Bykov’s lyrics, such as metaphysical text, metatext, antinomy as a significant fea- ture of idiostyle, reflection of Chekhov’s and Pasternak’s impressionistic poetics in the author’s imaginative-style system. Key words: metaphysical tradition, metatext, witty poetics, metalyrics, intertext. Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 185 Поэтическое творчество Дмитрия Быкова – талантливого прозаика, поэта, журналиста, автора нескольких романов и художественных био- графий русских писателей, лауреата литературных премий имени А. и Б.Стругацких, «Национальный бестселлер» и «Большая книга» – представляет знаменательное явление в современной русской литературе. Многогранный поэтический мир, подчеркнуто традиционный поэти- ческий слог и мастерская виртуозность стихотворца сразу же берут в плен читателя и не отпускают его до последней строчки. В его текстах привлекательны комбинация прозрачности смысла, поэтической легко- сти, и в то же время – сложность философской проблематики, глубина постановки онтологических проблем, сочетание игровой поэтики с про- никновенным лирическим чувством, которым поэт охватывает весь мир. Достаточно сказать, что Быков соединил в своем стиле традиции ми- ровой и русской поэтической классики и Серебряного века с опытом по- стмодернизма, своеобразно переплавив их в подчеркнуто игровой поэти- ке. Критик и литературовед И.Роднянская совершенно справедливо узре- ла в нем «лирика собственной персоной, ошеломляющего естественно- стью стихоговорения и вольным богатством словаря» [Роднянская 2007: 209]. По мироощущению Дм. Быков – поэт-филолог и философ, представи- тель художественной интеллигенции, взращенный на богатых традициях русской и мировой культуры, переживший закат советской и постсовет- скую эпоху, драматически ощущающий свое время как время всеобщего распада и вселенского хаоса, насквозь пропитанное эсхатологическими настроениями. Критик Алексей Дидуров подчеркнул, что Дмитрий Быков – один из лучших поэтов нашего времени, «когда за художественную правду уже ничего не бывает – ни славы, ни тюрьмы, ни денег» (курсив наш – И.З.) [Дидуров 1998: 252]. Сам же поэт прекрасно выразил эту мысль, перефразируя известную цитату из А.С.Пушкина: «Никто уже не требует поэта / К священной жертве – бог с тобой, живи / И радуйся. / Тебе не уготован священный жребий, бешеный распыл: / Как будто мир во мне разочарован. / Он отпустил меня и отступил» [Быков 2007: 48]1. Роль литературы в обществе, а шире – соотношение искусства и действи- 1 Далее ссылки на это издание в круглых скобках с указанием страниц. Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 186 тельности частично отражает философию времени. А это одна из про- блем, которая волнует писателя. Свое место на поэтическом Олимпе Бы- ков не без иронии определил следующим образом: «Я поэт, но на фоне Блока я не поэт. / Я прозаик, но кто сейчас не прозаик?». Попытаемся обозначить основные составляющие поэтического мира Дм. Быкова, опираясь на недавно изданную книгу стихотворений, баллад и поэм – «Последнее время» (2007), куда автор поместил стихи, написан- ные за двадцать лет творческой работы. Очевидно, что наиболее значимой, едва ли не основной особенностью идиостиля поэта является антиномичность, парадоксальное схождение крайних полюсов, контрастов. Они обнаруживаются как в смысловой сфере, в самоидентификации лирического героя, так и в стиле, образно- сти. С одной стороны, глубокий лиризм, предельное самообнажение ли- рического чувства. С другой стороны, всепроникающая ирония, в том числе и по отношению к лирическому субъекту, лирический юмор, по- зволяющий преодолеть состояния экзистенциального отчаяния и ужаса, трагического осознания неминуемой конечности человеческого бытия. В одном случае поэт фиксирует типичные черты своего времени, нарочито заземляя его образ – нищенский быт российской глубинки, безрадостные будни постсоветской эпохи, состояние юноши-призывника накануне мо- билизации, неприкрашенная военная действительность в современных горячих точках. Но сквозь эти подробности времени непременно просту- пают бытийные коллизии, тот хаос, который изначально задан и окружа- ет человека, трагическая предопределенность его судьбы. И в этом смыс- ле Д.Быков – поэт метафизический. Высокая поэтическая риторика у него уживается с беспафосностью высказывания часто в пределах одного поэтического отрывка и даже строфы. Лирический герой Быкова то заявляет: «У меня насчет моего таланта иллюзий нет / В нашем деле и так избыток зазнаек», то именует себя «Орфеем – две тыщи», стражем, Седым Клобуком «у сокровищниц мирового духа». Не случайно и в критике сосуществуют диаметрально противополож- ные суждения – от отнесения поэта к разряду реалистов («его махровый реализм утилитарен» – А.Дидуров) до закрепления за ним образа заоб- лачного романтика, совершающего «ликующий полет за пределы здеш- Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 187 него бытия», который обеспечен, прежде всего, ритмом, музыкой стиха» (И.Сурат). Трудно привыкнуть, – пишет И.Роднянская, что «куртуазный маньерист», идиллический шут, сочинивший «Курсистку» и «Фантазию на темы русской классики», на поверку – «непростой продукт не своей эпохи». Что он обратит свою зашкаливающую избыточность («О пере- чень, перечень, бич мой!») в некий словесный аналог мирового хаоса, с которым нельзя ужиться, но и нельзя не смириться [...] Что он станет с точностью «Школы анналов» и со сновидческой зыбкостью портретиро- вать эпоху за эпохой, начиная с «фен-де-сьекля» («Ведь прощаем мы этот Содом…») и «бель эпок» 1910-х («Восьмая баллада»), через сталинское «тоталитарное лето» и брежневский предкатастрофический штиль («Бал- лада об Индире Ганди») – и кончая гротескными «Сумерками империи». А то и вовсе будет грезить флуоресцентными картинками не прошлой, не будущей – всегдашней войны («Прощание славянки», «Мне приснилась война мировая», поэма «Военный переворот»)» [Роднянская 2007: 210]. Как видим, обращение Быкова к историческим сюжетам для критика ока- залось неожиданным. Антиномичность обнаруживается и в соотношении между прозаиче- ским и поэтическим началами. Хотя Дм.Быков по-своему пытается их уравновесить. Многие его произведения представляют безудержный по- ток рифмованной речи, не скованной границами строфики, записанной, как проза, сплошным текстом, «в строчку». В статье И.Сурат «Летающий слон. Теодицея Дмитрия Быкова», посвященной просодии, ритмике и в целом музыке его стихотворной речи, проницательно замечено, что «бы- ковская многословная повествовательность, подробность, требующая длинного стиха, уравновешиваются его же способностью сказать одним словом все и сразу. Но главное равновесие, каким держится его поэзия, – это [...] напряжение между прозаичностью местами нарочитой, разговор- ностью иной раз подчеркнутой, а главное, мыслью всегда сложной и раз- ветвленной у Быкова – и тем глубинным внутренним порывом, каким создается ритм» [Сурат 2010]. Одним словом, между прозаичностью и поэтичностью как таковыми. Часто Быков использует словесную фигуру антитезы-эпифоры бла- годаря которой достигается эффект мягкой иронии, лирического юмора – неотъемлемой части его поэтики: «Я, грешный человек люблю слова. / Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 188 В них есть цветаевщина. / Они из мухи делают слона, / Притом летающе- го. / Что мир без фраз? Провал осклизлой тьмы, / Тюрьма с застольями. / Без них плевка не стоили бы мы, / А с ними стоили бы» (С.285). При этом стилистическая разбалансированность усиливается и за счет сочетания высокого и низкого лексических регистров. Нам представляется, что именно поэтика противоположного, контра- сты и парадоксы весьма сопоставимы со стилевыми качествами и прие- мами маньеризма, с которым поначалу Д.Быков попытался соотнести свое творчество, участвуя в организации группы «Куртуазных маньери- стов». Степень успешности воспроизведения этой культуры и стиля на новом историческом витке – тема отдельного разговора. Отметим лишь, что позднее, объясняя создание группы исключительно стремлением примкнуть к какому-либо «-изму» на фоне других течений и группиро- вок, Д.Быков не настаивал не серьезности этой затеи. Хотя с поэтикой маньеризма и барокко у Быкова действительно немало точек соприкос- новения как в области использования игровых приемов, остроумно вы- строенной поэтической речи, так и в раскрытии характерных философ- ских мотивов, в описании мира в целом. А он видится поэту парадок- сальным: «чем-то более видимого: как бы вещью плюс», в котором «и самый воздух страстен, / Ибо полон взаимоисключающих стремлений». Важными составляющими поэтического мира Д.Быкова выступают метафизический текст и метатекст. Способ постановки и художественного раскрытия философской про- блематики, вечных коллизий характеризует автора стихотворений «Тео- дицея», «Кольцо», «Что-нибудь следует делать со смертью…», «Ключи», «Хорошо тому, кто считает, что Бога нет…», «Как-то спокойно я вышел из ада…», «Если бы молодость знала…» и др. как последователя тради- ции метафизической поэзии, воспринятой, вероятно, не без посредни- ческого влияния творчества И.Бродского. Спектр метафизических про- блем у Быкова вырисовывается достаточно отчетливо: взаимоотношения человека (особенно поэта) и Бога, вера и скепсис, Божья воля и неспра- ведливость на земле, духовное и телесное, посмертное бытие человече- ской души. Можно привести множество примеров того, как сплетаются в осмыслении этой проблематики напряженная мысль и эмоциональный накал, образуя тот типичный сплав рационального и чувственного, о ко- Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 189 тором в свое время говорил еще Т.Элиот, характеризуя английскую ме- тафизическую поэзию [Элиот 1997]. В книге Быкова диалог с Творцом, размышления о Всевышнем фор- мируют значительную часть поэтической философии. В стихотворении «Новая графология – 2» поэт предельно обнажает свое ощущение при- сутствия высших сил, свои представления об их атрибутах. Здесь контра- стно сополагаются проявления божественного и дьявольского начал. Бог посылает человеку испытания: «Сюжетом не предусмотренный поворот, / Небесный тунгусский камень в твой огород, / Лед и пламень, война и смута, / Тамерлан и Наполеон, / Приказ немедленно прыгать без парашю- та с горящего самолета – это Он». Дьявол же «под маской Бога внушает надежду там, где надежды нет» и «отнимает надежду там, где надежда есть». Явление Бога представлено как чудо: «Но если ты входишь во тьму, а она бела, / Прыгнул, а у тебя отросли крыла, – то это Бог, или ан- гел, его посредник, / С хурмой «Тамерлан» и тортом «Наполеон»: / По- следний шанс последнего из последних, / Поскольку после последнего – сразу он. / Это то, чего не учел Иуда. / Это то, чему не учил Дада. / Чудо вступает там, где помимо чуда, / Не спасет ничто, никто, никогда» (С. 286–287). В другом случае, в стихотворении «Теодицея» божественное присут- ствие в мире персонифицируется в облике усталого полевого командира, который оберегает своих бойцов. Как проницательно заметила И.Сурат, «Теодицея» – выразительная попытка хотя бы на словах выбраться из вечной проблемы, согласовать веру с царящими на земле злом и страда- нием» [Сурат 2010]: Вот тебе и ответ, как он терпит язвы земли, Не спасает детей, не мстит палачу, Авиации нет, снаряды не подвезли, А про связь и снабжение я молчу (С.297). Не менее актуальна и драматична для Быкова и проблема оправдания человека перед Богом, посмертного бытия души. И здесь можно встре- тить диаметрально противоположные высказывания: «веры в бессмертие нет ни на грош», и даже богоборческие мотивы, где лирический герой уподобляется Иакову («Какой-нибудь великий грешник…»). Вместе с тем, поэт всерьез задумывается о соотношении духовного и телесного в Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 190 человеке, остро переживает мотив загробной тайны. В стихотворении «Как-то спокойно я вышел из ада…» нарисована в ключе романтической традиции проникновенная картина жизни души после смерти: «Господи Боже, не этой ли мукой будет по смерти томиться душа, / Вечной трево- гой, последней разлукой,/ Всей мировою печалью дыша, / Низко летя над речною излукой, / Мокрой травой, полосой камыша? / Мелкие дрязги, постылая проза, / Быт – ненадежнейшая из защит, – / Все, что служило подобьем наркоза, / Дымкой пустой от нее отлетит» (С.112). Стихотворение «Монолог с ремаркой» представляет лирическиое об- ращение к персонифицированному образу души, актуализирует культур- ный топос прощания души и тела в лирическом мотиве предчувствия близкой разлуки: «Ангел, девочка, Психея, / Легкость, радость бытия! / Сердце плачет, холодея: / Как я буду без тебя?» (С.35). Стихотворение интересно тем, что в нем в остроумной форме обыграна мощная тради- ция русской философской лирики – от «легкой» поэзии И.Богдановича, через узнаваемые ритмы А.Фета – к метафизическим текстам И.Бродско- го, в частности «Большой элегии Джону Донну», содержащей тот же мо- тив прощания души и тела. Текст Быкова заведомо неоднозначен, его можно истолковать и как обращение к женщине, стремление удержать легкомысленную беглянку, устремившуюся «за любовью идеальной, за кибиткой кочевой»: «Там-то весело старея, / Век свой будем вековать – / Я твой псих, а ты Психея, / Вместе будем психовать» (С.36). Однако по- следняя ремарка – Звон разбитого стекла – переносит сюжет в метафи- зическую плоскость. Одной из вариаций мотива эволюции души становится описание про- цесса очерствения, оскудения духовного начала в человеке от юности к старости, «усыхания по краям», утраты слов, желаний, порывов, чтобы «под конец научиться не быть вообще» («Если б молодость знала и ста- рость могла…»). Многие тексты Быкова, отсылающие к традиции метафизической по- эзии, построены на развернутой овеществленной метафоре, в основе ко- торой лежит вещественный ряд. Например, стихотворение «Кольцо», в котором поэт вглядывается в суть предмета, и в нем ему открывается без- граничный метафизический смысл: «Я дыра, я пустое место, щель, зия- ние, дупло, труха, / Тили-тили-тесто, невеста в ожидании жениха, / След, Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 191 который в песке оттиснут, знак, впечатанный в известняк [...] Все устро- енные иначе протыкают меня рукой, / Я не ставлю себе задачи и не знаю, кто я такой» (С.17). В результате остроумных метафорических и логиче- ских операций «пустота, ненужность, / образ бренности и тщеты» оказы- вается совсем не тем, чем первоначально представлялся: «попавши в мою окружность вещь меняет свои черты». Профанный уровень неожиданно трансформируется и «дыра, пустота, никем неустановленное лицо» пре- вращается в нечто сакральное: «на Господнем пальце кольцо». В остро- умно-иносказательной метафоре, в сложном ассоциативном образе пред- стает модель взаимоотношений поэта с Богом. Или стихотворение «Ключи», в котором связка ненужных ключей от некогда открывавшихся дверей (квартиры бывшей жены, предавшего друга, мастерской эмигрировавшего приятеля) становится выражением утраченных связей, надежд, иллюзий, а главное – знаком быстротечности жизни: Провисанье связующих нитей, сужение круга. Проржавевший замок не под силу ключу. Дальше следует ключ от квартиры предавшего друга: И пора бы вернуть, да звонить не хочу. Эта связка пять лет тяжелела, карман прорывая И призывно звеня, А сегодня лежит на столе, даровым-даровая, Словно знак убывания в мире меня (С.115). Обычный предмет – связка ключей наполняется метафизическим смыслом, служит отправной точкой в раздумьях о человеческом позна- нии и опыте: «ненужная связка как образ познания мира, / Где все мень- ше дверей и все больше ключей», «чем больше дверей открываю, тем больше я знаю, / И чем больше я знаю, тем меньше живу» (С.116). Интересно, что в другом стихотворении схожий мотив обретает иную интерпретацию – Быков реконструирует известный теологический по- стулат о пагубности исчерпывающего знания и стремления человека за- глядывать за предел: «Я не все говорю, не всему раздаю названия, вооб- ще не стремлюсь заглядывать за края – ибо есть зазор спасительного не- знания, что тебе и мне оставляет вера моя» (С.295). В системе ценностной иерархии лирический герой Быкова находит свою нишу, определяемую прежде всего его поэтическим даром, высо- Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 192 ким призванием поэта. Она также не лишена противоречий. С одной сто- роны, «Я едва ли потребен Господу как поэт, / Но скорей полезен ему как лакмус» (С.283). С другой стороны, утверждается обратное: «С меня он, можно сказать, не спускает глаз, проникает насквозь мою кровь и лимфу, посылает мне пару строчек в неделю раз – иногда без рифмы, но чаще в рифму» (С. 289). Поскольку поэт – своего рода инструмент Творца, то его задача гармонизировать хаос, вносить в мир лад и созвучие: «Защи- щаю скудное бытие, / Подтыкаю тонкое одеяло» (С.19). Философский мир Быкова нераздельно связан в его творчестве с ми- ром литературы. В стихотворении «Утреннее размышление о Божием Величестве», точно воспроизводящем название ломоносовской оды, в котором прихотливо трансформирован ломоносовский деистический те- зис о единстве творящих основ – Бога и натуры, Быков также размышля- ет о двух началах, но уже в личности поэта: «О двойственность! О адский дар поэта – За тем и этим видеть правоту» (С. 149), «я человек зазора, промежутка, двух выходов, двух истин, двух планет». Обращаясь к Богу с просьбой, чтобы он дал ему альтернативу в конце пути, поэт неожидан- но воспроизводит финал булгаковского романа «Мастер и Маргарита» в видении такой перспективы после смерти: «Я вижу не безвыходный, без- лесый, / Бесплодный и бессмысленный ландшафт, – / Но мокрый сад, вы- сокие ступени, / Многооконный дом на берегу / И ту любовь, которую в измене / Вовеки заподозрить не смогу» (С. 150). Отметим, что интертексты Д.Быкова – это своеобразный пантеон рус- ской и мировой литературы, собрание сюжетов, литературных персона- жей, образов писателей, представляющее тему отдельного исследования. Мы же обратим внимание на область метатекста, проследим особен- ности поэтологической лирики. Здесь проглядывают все ее элементы – рефлексия по поводу собственного творчества и таланта, попытка при- числить себя к ряду известных поэтических имен, поиск своих генетиче- ских корней в литературе, элементы автометаописания, формального анализа собственного текста, ремарки по поводу особенностей своего стиля, изображение творческого процесса, жанровая авторефлексия. Сю- да же отнесем мастерское включение «чужого слова» и его филологиче- ский анализ, размышления о соотношения литературы и жизни, экстра- Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 193 поляцию известных литературных сюжетов и биографий в область соб- ственного жизнетворчества. «И вот американские стихи…» посвящены разбору текстов юной по- этессы из-за океана. Речь идет непосредственно о мастерстве и о литера- турной технологии: «Естественно, верлибр: перечисленья / Всего, на чем задерживался взгляд восторженный: что вижу, то пою, / Безмерная, ще- нячья радость жизни» (С.51). Критический анализ сопровождается стили- зованным цитированием подобных стихов и комментариями оценочного характера, указаниями на общие недостатки: «где хочешь оборви – иль продолжай до бесконечности». Восторженным верлибрам беспечного юного автора противопоставлены стихи соотечественников, которым за- крыта дорога в официальную печать. Стихи зачастую гениальные, соз- данные в коммуналках, записанные в конторских книгах, «стихи об ужа- се существованья и о трагизме экзистенциальном». Но эти тексты тоже несовершенны. Они оказываются неправомерно отягощены бытовыми проблемами, переходящими в разряд неразрешимых коллизий. И лириче- ский герой справедливо задается еще одним вечным вопросом о смысле и задачах литературы, ведь на самом деле «трагедия не в давке, / Не в недостатке хлеба и жилья, / Но в том, что каждый миг невозвратим, / Что жизнь кратка, что тайная преграда / Нам не дает излиться до конца» (С. 53). В соответствии с этим бытийным смыслом литературы поэт обосно- вывает свои задачи и свое видение поэтической формы и техники стихо- сложения, манифестируя ее следующим образом: А нам нельзя верлибром – потому, Что эмпиричны наши эмпиреи. Неразбериху, хаос, кутерьму Мы втискиваем в ямбы и хореи. Последнее, что нам еще дано Иллюзией законченности четкой, – Размер и рифма. Забрано окно Строфою – кристаллической решеткой. Зарифмовать и распихать бардак По клеткам ученических тетрадок – Единственное средство кое-как В порядок привести миропорядок И прозревать восход (или исход) Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 194 В бездонной тьме языческой, в которой Четверостишье держит небосвод Последней нерасшатанной опорой (С.53-54). Отметим, что нередко Быков маркирует в стихотворениях размеры, которыми написан текст: хорей четырехстопный, пэон четвертый, трех- сложник. Или же включает непосредственно в стихи филологическую терминологию: «Вот плеоназм: упадок декаданса». В другом случае мо- жет обыграть феномен читательского восприятия, описанный в научной литературе: «Как Лотман учил нас – а он ли не знал? – / Письмо медиа- тор, тревожный сигнал, / Канал меж мирами, внушающий трепет / (Осо- бенно тем, кто письма не читал)» (С.252). В орбиту металирики Быкова входит исследование «чужого текста» и размышления о творческом процессе как особом состоянии. Именно в таком ракурсе предстает поэзия Ф.Тютчева: «Приснился Тютчева ново- открытый текст – Шестнадцать строчек нонпарели; / Он был из лучшего, и помнится – из тех, что строятся на параллели. / Уже он путался – в предсмертии, в бреду, / Усилье было бесполезно, / И обрывалась мысль, и словно на виду, / Сама распахивалась бездна» (С.274). Быков сам зачастую использует прием параллели. Но у него это сред- ство вполне соответствует маньеристской и барочной остроумной мета- форе, сложному ассоциативному образу, когда в качестве элемента мета- форы или сравнения используется развернутый сюжет. Этот прием заме- тил критик В.Губайловский, подчеркивая, что «Быков может рассказать целую историю о кошке – «В общем, представим домашнюю кошку, вы- гнанную на мороз…», чтобы потом сравнивать ее с собственной душой или историю о любви – «Вся любовь прошла в чужих жилищах», чтобы сравнить хозяина чужой квартиры со смертью» [Губайловский 2007: 205]. Поэт иронически интерпретирует особенности своего стихоговорения, очевидную многословность, пристрастие к повторам: «Избыточность – мой самый тяжкий крест. Боролся, но ничто не помогает. Из всех кругов я вытолкан взашей, как тот Демьян, что сам ухи не ест, но всем ее усерд- но предлагает, хотя давно полезло из ушей» (С.266); «О перечень, пере- чень, бич мой! Все те же реестры, ряды, синонимы [...] Знакомая почва и флора однажды подсунули мне прием нагнетанья, повтора, годящийся Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 195 даже во сне» (С.471). Свойство личности, натуры автора и способ его по- этической саморефлексии порождает и неизбежные самоповторы: «Все поняли давно, а я долблю … чтоб достучаться, знаете, до тех, кому не только про мои избытки, а вообще не надо ни про что». Но не таким ли предстает и «весь Господень мир – один ошеломляющий избыток, кото- рый лишь избыточным вместить», – резонно заключает автор. Нам представляется, что в акцентировании словесной избыточности содержится скрытая полемика с поэтикой минимализма, беспафосно- сти, которая характерна для представителей многочисленных течений неоавангарда, соц-арта, концептуализма и постконцептуализма и в раз- ных вариантах присутствует в поэзии Г.Сапгира, Г.Айги, Вc.Некрасова, Д.Пригова, Л.Рубинштейна. Лирический герой Дмитрия Быкова не мыслит себя вне литературы, ее сюжетов, образов, писательских фигур и биографий. Этот мир прочно укоренен в нем и накладывается на изображение истории и современно- сти, сплетается с философской и лирической саморефлексией. И, несмот- ря на декларативно заявленные утверждения, своеобразно воскрешаю- щие извечную полемику о соотношении искусства и действительности: «Жизнь выше литературы, хотя скучнее стократ», «Жизнь выше паскуд- ной страсти ее загонять в строку», «Искусство – род сухофрукта, ужатый вес и объем, / Потребный только тому, кто не видел фрукта живьем», в стихотворениях то и дело просвечивает тенденция сближения литерату- ры с действительностью и восприятия жизни через литературу. Стремле- ние, как это было в старые добрые времена Державина, Карамзина, Пуш- кина, соотносить, сличать жизнь с литературными образцами. Так, в сти- хотворении «Семейное счастье» прихотливой фантазией автора измене- ны финалы, соединены в счастливом браке судьбы известных литератур- ных персонажей: «Печорин женился на Вере, / устав от бесплотных стра- стей, / Грушницкий женился на Мэри, / Они нарожали детей». Вслед за этим, грустно замечая, что «к сожалению, такого исхода безвременье нам не сулит», поэт проецирует уже реальные развязки литературных исто- рий на современную эпоху: «Любовь переходной эпохи / Бежит от коль- ца и венца: финалы, как правило, плохи, / И сын презирает отца». Лите- ратурная условность снова становится мерилом нравственных и жизнен- ных ценностей в разные времена. Так же прихотливо, как и с судьбами Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 196 литературных героев, Д.Быков обращается и с эпизодами писательских биографий, экстраполируя их в область собственных жизненных колли- зий и переживаний (стихотворения «Намечтал же себе Пастернак…», «Когда бороться с собой устал покинутый Гумилев…»). Не случайно и историю России Быков изображает сквозь призму су- деб русских писателей. Например, моделирует их возможные варианты в остроумном стихотворении «Версия», где ход истории повернут в со- вершенно противоположное русло: в восемнадцатом году победу в Рос- сии одержал Корнилов, и революция была свернута, а позже социализм победил в Швейцарии. Или в стихотворении «В России выясненье отно- шений бессмысленно…», в котором ссора Владимира Нарбута с женой накануне ареста превращается в печальную повесть о трагических стра- ницах эпохи тоталитаризма. Знаковыми фигурами в поэзии Быкова в аспекте создания метатекста являются А.П.Чехов и Б.Пастернак. Не случайно именно этим писате- лям посвящены филологические исследования автора – обширное эссе «Два Чехова» (2010) и биографическая книга «Борис Пастернак» (2005). Думается, что в поэтике этих столь не схожих писателей, хотя и пред- ставляющих одну культурную эпоху модернизма, один – в самом ее на- чале, а другой – ближе к закату, Быкову родственны два схожих феноме- на. Чеховская камерность, умение сосредоточить внимание на, казалось бы, неважном, незначительном событии, сквозь которое просвечивает бытийный смысл. Пастернаковское стремление зафиксировать мгнове- ние, максимально полно, эмоционально емко воплотить его в поэзии. Не случайно применительно к этим двум авторам в литературоведении прочно утвердилось отношение как к импрессионистам. В стихотворениях Быкова немало отсылок непосредственно к пастер- наковскому тексту. Это и вариации, подражание, например цикл «Време- на года», обилие цитат, реминисценций, образов из ранних и поздних стихов Пастернака, его книг «Сестра моя жизнь», «Темы и вариации», «На ранних поездах» и поэмы «Девятьсот пятый год», стихотворений Юрия Живаго и др. Показательно и воспроизведение поэтического сло- варя Пастернака – плеск дождя, дрожанье луж, ночного ксилофона не- громкий перестук, шлепки, таянье и шорох и др. узнаваемые образы. Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 197 Облик поэта-Пастернака в лирике Быкова существенно дополняет его обрисовку в прозаической биографической книге. Чеховские художественные приемы обозначены и обыграны поэтом применительно к жизненной ситуации в стихотворении «К вопросу о ро- ли детали в русской прозе». Очевидно, художественному видению Быко- ва близок и тот внутренний лиризм, мягкий юмор, которые насквозь про- низывают чеховскую прозу. В эссе «Два Чехова» автор акцентирует вни- мание на таких качествах выдающегося русского прозаика, как «онтоло- гический юмор», необыкновенное, ни с чем не сравнимое религиозное чувство, умение обозначить предел, преклонение перед красотой и сво- бодой пространства [Быков 2010]. Выскажем предположение, что с художественным творчеством Чехо- ва и Пастернака перекликается одна из наиболее значимых категорий поэтического мира Быкова, раскрывающая его отношение к жизни и за- нятию поэзией. Это категория паузы, остановки, промежутка, переходно- го состояния, которая является синонимом жизни и полноты бытия для поэта, пишущего на пороге ХХ – ХХІ ст., и всячески поэтизируется им: «Когда бы от моей творящей воли/ Зависел мир – он был бы весь из пауз» (С.218). В стихотворении «Отсрочка», отталкиваясь от конкретной био- графической реалии – спасительная отсрочка службы в армии, данная юноше-призывнику, поэт наполняет эту жизненную ситуацию философ- ским смыслом. В стихотворении «Сумерки империи», где развернута эс- хатологическая картина всеобщего распада, хаоса, конца истории, не- ожиданно брезжит свет и надежда, связанная с особым состоянием пау- зы, которое описано Быковым, как всегда, в остроумной форме – пери- фразе известной детской считалки: С той поры меня подспудно радуют Промежутки, паузы в судьбе. А и Б с трубы камнями падают Только И осталось на трубе (С.228). Не менее ярко этот же образ развернут в стихотворении «Военный пе- реворот», когда пауза – «лень», «просвет», «миг равновесья» и «складка времени» становится вместилищем прошлого и настоящего и восстанав- ливает радость и полноту восприятия мгновения-вечности. По- пастернаковски звучит здесь мотив созерцания мира, внутренней сосре- Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 198 доточенности, когда заостряются детали и подробности мира: «Все крас- ки ярче, а день теплей, чем завтра и чем вчера», появляются видения: «что-то из детства: лист в синеве, квадрат тепла на полу», опутывает «зо- лото тишины». Это блаженное состояние контрастно оттеняется образ- ами внешнего разрушения: «Вечор, ты помнишь, была пальба», «пова- ленные столбы», «дворника увели», «скамейка с выломанной доской. Выброшенный блокнот» (С. 434). Пауза поэтизируется и как состояние блаженной праздности, когда высвечивается смысл жизни, открываются новые грани бытия и возмож- ности для творчества. Не случайно и у Чехова Д.Быков наблюдает схо- жие мысли: «В чеховской системе праздность – прекрасная вещь, а труд – проклятье». Безусловно, Быков здесь имеет в виду труд подневольный, вынужденный, который не в радость, не по призванию, а ради заработка, а зачастую и в библейском смысле – сизифов труд. Ироническое отноше- ние к труду, ведущему исключительно к материальному накоплению, в полной мере раскрыто в его стихотворении «Басня», где известный и не раз интерпретировавшийся в литературе сюжет о Стрекозе и Муравье изложен с точностью до наоборот по сравнению с версией И.Крылова. Стрекозе, в образе которой, скорее всего, прозревается творческая лич- ность, отданы авторские симпатии, тогда как Муравей наказан: Да, подлый муравей, пойду и попляшу И больше ни о чем тебя не попрошу.[...] Когда-нибудь в раю, где пляшет в вышине Веселый рой теней, – ты подползешь ко мне, Худой, мозолистый, угрюмый, большеротый И, с завистью следя воздушный мой прыжок, Попросишь: «Стрекоза, пусти меня в кружок!» – А я скажу: «Дружок! Пойди-ка поработай!» (С. 254). Как видим, интерпретация сюжета обретает опять-таки метафизиче- ский вектор. Духовному началу, которое в системе координат Быковской поэтики связано с творчеством, которое само по себе не является празд- ностью, несомненно, отдано предпочтение. Таким образом, поэтический мир Дмитрия Быкова представляет сложное переплетение метафизического текста, металирики, широкого поля интертекстуальной игры. Ярко выраженное лирическое начало со- седствует с философской медитацией. Силовое поле контрастов погру- Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 199 жает читателя в парадоксальный мир авторской фантазии, сновидческих прозрений и в то же время – в реально узнаваемый, близкий ему мир со- временной действительности. ЛИТЕРАТУРА Быков Д. Последнее время. Стихи. Поэмы. Баллады. – М., 2007. Быков Д. Два Чехова // Дружба народов. – 2010. – № 1. Губайловский В. «Последнее время» Д.Быкова (Баллады. Стихи. Поэмы) // Дружба народов. – 2007. – № 1. – С. 201–209. Дидуров А. Рыцарь страха и упрека, или Принц на свинцовой горошине // Дружба народов. – 1998. – № 10. – С. 249–260. Роднянская И. Книжная полка Ирины Роднянской // Новый мир. – 2007. – № 6. – С. 204 – 215. Сурат И. Летающий слон // Октябрь. – 2010. – №1. Элиот Т.С. Поэты-метафизики // Литературное обозрение. – 1997. – № 5. – С. 42–46. УДК 821.161.1: 82-4 / Быков Л.В. САДЫКОВА (Киев) КУЛЬТУРНЫЙ КРИЗИС В КНИГЕ ЭССЕ Д. БЫКОВА «БЛУД ТРУДА» Аннотация. Садыкова Л.В. Культурный кризис в книге эссе Д. Быкова «Блуд труда». Целью следующей статьи является рассмотрение проблем русского эссе в контексте развития русской литературы ХХ века. В частности, исследуется про- блема культурного кризиса и путей его интерпретации русским писателем Д. Быковым в сборнике эссе «Блуд труда». Она решается в движении поисков национальной идентичности сквозь призму глобальных проблем как реализация авторских стратегий. Эта модель отображает общую судьбу автора и его поколе- ния, поднимает много вопросов и проблем их бытия. Ключевые слова: эссе, культурный кризис, поиски национальной идентично- сти, стратегии интерпретации.