О программе по литературе для поступающих в МГУ и о знаменитом двухтомном пособии "Русская литература XIX–XX веков"

Gespeichert in:

Bibliographische Detailangaben
Datum:	2010
1. Verfasser:	Кормилов, С.И.
Format:	Artikel
Sprache:	Russian
Veröffentlicht:	Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України 2010
Schriftenreihe:	Русская литература. Исследования
Schlagworte:	Рецензии
Online Zugang:	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105417
Tags:	Tag hinzufügen Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
Назва журналу:	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Zitieren:	О программе по литературе для поступающих в МГУ и о знаменитом двухтомном пособии "Русская литература XIX–XX веков" / С.И. Кормилов // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2010. — Вип. XIV. — С. 272-296. — рос.

Institution

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine

id	irk-123456789-105417
record_format	dspace
spelling	irk-123456789-1054172016-08-13T03:02:11Z О программе по литературе для поступающих в МГУ и о знаменитом двухтомном пособии "Русская литература XIX–XX веков" Кормилов, С.И. Рецензии 2010 Article О программе по литературе для поступающих в МГУ и о знаменитом двухтомном пособии "Русская литература XIX–XX веков" / С.И. Кормилов // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2010. — Вип. XIV. — С. 272-296. — рос. 2218-7472 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105417 ru Русская литература. Исследования Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України
institution	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection	DSpace DC
language	Russian
topic	Рецензии Рецензии
spellingShingle	Рецензии Рецензии Кормилов, С.И. О программе по литературе для поступающих в МГУ и о знаменитом двухтомном пособии "Русская литература XIX–XX веков" Русская литература. Исследования
format	Article
author	Кормилов, С.И.
author_facet	Кормилов, С.И.
author_sort	Кормилов, С.И.
title	О программе по литературе для поступающих в МГУ и о знаменитом двухтомном пособии "Русская литература XIX–XX веков"
title_short	О программе по литературе для поступающих в МГУ и о знаменитом двухтомном пособии "Русская литература XIX–XX веков"
title_full	О программе по литературе для поступающих в МГУ и о знаменитом двухтомном пособии "Русская литература XIX–XX веков"
title_fullStr	О программе по литературе для поступающих в МГУ и о знаменитом двухтомном пособии "Русская литература XIX–XX веков"
title_full_unstemmed	О программе по литературе для поступающих в МГУ и о знаменитом двухтомном пособии "Русская литература XIX–XX веков"
title_sort	о программе по литературе для поступающих в мгу и о знаменитом двухтомном пособии "русская литература xix–xx веков"
publisher	Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України
publishDate	2010
topic_facet	Рецензии
url	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105417
citation_txt	О программе по литературе для поступающих в МГУ и о знаменитом двухтомном пособии "Русская литература XIX–XX веков" / С.И. Кормилов // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2010. — Вип. XIV. — С. 272-296. — рос.
series	Русская литература. Исследования
work_keys_str_mv	AT kormilovsi oprogrammepoliteraturedlâpostupaûŝihvmguioznamenitomdvuhtomnomposobiirusskaâliteraturaxixxxvekov
first_indexed	2025-07-07T16:47:29Z
last_indexed	2025-07-07T16:47:29Z
_version_	1837007477828222976
fulltext	Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 272 С. И. КОРМИЛОВ, д. филол. н., проф. (МГУ) О ПРОГРАММЕ ПО ЛИТЕРАТУРЕ ДЛЯ ПОСТУПАЮЩИХ В МГУ И О ЗНАМЕНИТОМ ДВУХТОМНОМ ПОСОБИИ «РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА XIX–XX ВЕКОВ» В отличие от стабильных школьных учебников, особенно советского времени, не менявшихся десятилетиями, современные пособия по лите- ратуре для поступающих в вузы чаще всего ограничиваются одним изда- нием. Яркое исключение – двухтомное пособие для поступающих в МГУ им. М. В. Ломоносова «Русская литература XIX–XX веков» под редакци- ей Б. С. Бугрова и М. М. Голубкова, к которому даже профессора вслед за шутниками-абитуриентами применяют веселое название «Два Шури- ка» или (теперь чаще) просто «Шурики» за портреты А. Пушкина и А. Блока на обложках томов. Его первое издание вышло в Московском университете в 1998 г., девятое – в 2008: практически периодичность стабильного учебника. В действительности же текст пособия существен- но менялся. Второе издание (2000 г.) отстояло во времени от первого больше, чем последующие (ежегодные) друг от друга, стало «дополнен- ным и переработанным». Третье (2001 г.), названное «доработанным», точнее было бы назвать исправленным: в нем был устранен ряд сущест- венных фактических ошибок1. Наконец, девятое издание – в еще большей степени «переработанное и дополненное», чем второе, так как основыва- ется на обновленной, главным образом дополненной, программе. Исходные данные программ остались неизменными: на экзамене тре- бовалось знание текстов перечисляемых произведений, понимание их «художественного, нравственно-философского и общественного значе- 1 Редактированием его занимался автор настоящей статьи: не напрашиваясь в «ответственные» («научные») и не будучи в числе составителей двухтомника, взял на себя роль издательского редактора с упоминанием в этом качестве лишь в выходных данных. Б. С. Бугров (1936–2002) ко всем изданиям после 3-го уже не имел отношения. Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 273 ния», а также «знание творческого пути» изучаемых авторов и «понима- ние основных закономерностей историко-литературного процесса»1. Популярность данного двухтомника заслуженна. Многое в нем вы- полнено на настоящем высоком научном уровне, что не мешает доступ- ности изложения. Он известен хорошим учителям. Не только абитуриен- ты, но и студенты не раз пользовались им для подготовки к монографи- ческим вопросам на экзаменах. Но, разумеется, это все-таки не пособие для вузов. В вузах изучается история литературы, а школьный предмет называется просто «литература». В большинстве случаев школьники изучают только отдельные произведения отдельных писателей, а не зако- номерности литературного процесса (это уже дело филологов) и даже обо всем творчестве классиков – кроме программных произведений – имеют самые смутные представления. В данном двухтомнике краткие справки о творческом пути писателей имеются (но в школьных учебни- ках они могут быть и подробнее), а вот историко-литературный процесс не представлен совершенно: обобщающих глав о литературе как XIX, так и XX в. в пособии нет. Программа требует от абитуриента того, чего по- собие не дает2. Не претерпела существенных изменений теоретическая часть про- граммы. Абитуриенту изначально предлагалось усвоить как обязатель- ные следующие понятия и термины: 1) художественный образ; 2) траги- ческое, героическое, комическое; 3) содержание и форма литературного произведения; 4) тема, проблема, авторская позиция; 5) сатира, юмор, ирония; 6) персонаж, характер, лирический герой; повествователь, образ автора; 7) конфликт и сюжет, композиция, система персонажей; 8) худо- жественная деталь; портрет, пейзаж, интерьер; 9) сравнение и антитеза, 1 Русская литература XIX–XX веков. Учебное пособие для поступающих в МГУ им. М. В. Ломоносова: В 2 т. Т. I. Русская литература XIX века. М., 1998. С. 5. Далее издание, том (римской цифрой) и страница (арабской) указываются в тексте. 2 Следует отметить формальный характер этого пункта программы. Ни экза- менационные билеты, ни темы сочинений в МГУ никогда не включали вопросов по историко-литературному процессу за исключением вопросов по теоретиче- ским понятиям, добавляемым к чисто историко-литературным (типа «Понятие о романтизме. Творчество В. А. Жуковского»). Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 274 гипербола и гротеск, символ и аллегория; 10) художественная речь; диа- лог и монолог; метафора, эпитет; 11) проза и стихи; основные стихотвор- ные размеры, рифма, строфа; 12) роды литературных произведений – эпос, драма, лирика – и основные их жанры; 13) романтизм, реализм, мо- дернизм. Это самая слабая, самая нелогичная и противоречивая часть програм- мы. Здесь «художественный образ» удален как от более общего (содер- жание и форма), так и от более частного (деталь, портрет и т. д.), такие разновидности содержания, как трагическое и комическое, между кото- рыми вклинилось героическое, предшествуют содержанию вообще, а разновидности комического – сатира, юмор – отделены от него и «со- держанием и формой», и «темой, проблемой, авторской позицией», близ- кая к последней позиции категория «образ автора» не только отдалилась, но и оказалась в одном ряду с «персонажем» (собственно, и «повествова- телю» не в одном бы ряду с ним стоять); «сравнение» предшествует «ху- дожественной речи», частью которой является, рядом с ней – «антитеза», которая может быть и речевой, и предметно-образной, и сюжетной (да и не только); если «по леву руку» от «художественной речи» поместилось сравнение, то «по праву» – другие ее части, метафора и эпитет, а посере- дине – гипербола и гротеск, символ и аллегория (образные средства, вы- ходящие за рамки чисто речевых) и, наконец, не относящиеся ни к каким «фигурам» или иносказаниям диалог и монолог. Что значит «основные стихотворные размеры»? Силлабо-тонические? Тогда так и следовало говорить (в программе – хотя бы «классические»), а то в XX в. дольник явно становится одной из основных стихотворных форм, и в программе есть произведения, написанные как дольником, так и другими формами организации стиха, по крайней мере для некоторых периодов XX в. тоже не совсем не «основными». Их-то как определять абитуриенту, если он не знает, чего составители программы от него хотят? То же и с «основ- ными» жанрами. Даже хуже: их еще больше, чем размеров. Замыкает теоретическую часть программы никак не дифференцированный модер- низм. Сообразительный и что-то знающий абитуриент поймет, что если в программе присутствуют Блок, Маяковский, Ахматова и Есенин, то ему надо иметь представление о символизме, футуризме, акмеизме и имажи- низме. Но пособие-то писалось для всех факультетов, не только гумани- Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 275 тарных. Так нужно было знать поступающему на механико- математический факультет про символизм, футуризм и имажинизм? Не- ясно1. Составители пособия пошли по пути не устранения, а «снятия» этих противоречий. Во втором томе первого издания вместо систематического изложения понятий теории литературы был помещен алфавитный «Сло- варь литературоведческих терминов», подготовленный профессором, специализирующимся по теории литературы, А. Я. Эсалнек и доцентом факультета журналистики МГУ В. Е. Красовским. Первая, считающаяся исследователем жанров (в основном, правда, романа), среди жанров ли- рики назвала только оду, сатиру, элегию, а также балладу – жанр лиро- эпический, нередко и прямо эпический; оговорка есть, но какая? «Реали- стические баллады (“Бородино” М. Лермонтова, “Песнь о вещем Олеге” А. Пушкина) подчас находятся на грани лирики и лироэпики» (1-е изд., II, 310)2. Где же лирика в названных стихотворениях, особенно в «Боро- дине» – типичнейшем малом эпосе? И что в нем от баллады? И какой «реализм» в пушкинском переложении летописного сказания? Даже по- этика «Бородина» – не сплошь реалистическая («И молвил он, сверкнув очами», «сражен булатом», «Носились знамена как тени» – это речь про- стого солдата?). А не названные жанры лирики, например дружеское по- слание («К Чаадаеву»), столь характерное для романтиков, – не «основ- ные»? А о жанровом (не родовом) синтезе не надо было сказать, напри- мер о том, что первая часть «Деревни» Пушкина – идиллия, вторая же – инвектива? Как обойтись без последнего понятия при анализе финала лермонтовской «Смерти поэта»? У Некрасова чуть ли не во всей лирике – синтез жанров. Если для каких-то абитуриентов (естественников) это 1 Ясно насчет акмеизма: не нужно. Ахматова в программе – «со звездочкой», т. е. среди тех авторов и произведений, которые были «обязательны только для абитуриентов, поступающих на филологический факультет, факультеты журна- листики и иностранных языков, историческое и филологическое отделения ИСАА (Института стран Азии и Африки в составе МГУ. – С. К.)» (1-е изд., I, 6), хотя это поэт уж никак не меньшего масштаба, чем Есенин и Твардовский, ос- тавленные «без звездочки». 2 Далее до особой оговорки при ссылках на первое издание указываются лишь том и страница. Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 276 «трудно» или «много», то и некоторые теоретические понятия в списке можно было пометить звездочками как обязательные не для всех факуль- тетов. В отношении разновидностей романных жанров вышеназванный спе- циалист должен быть сильнее. Что ж, в статье «Героическое» читаем: «Наличие героической тональности несомненно в “Войне и мире” Л. Толстого, названном не просто романом, а романом-эпопеей – по ана- логии с известным всему миру творением древнегреческого поэта Гоме- ра – “Илиадой”» (II, 292). Когда, кем названном? Ведь это не авторское определение. А если «по аналогии» с известным всему миру творением, то выходит, что уже «Илиаду» кто-то называл романом-эпопеей. Абиту- риент не обязан знать о гегелевском и бахтинском противопоставлении эпоса и романа, но профессору МГУ в любом случае следовало избегать абсурдных формулировок. Попади такие в сочинение, невысокой оценки оно бы заслужило. К повестям уверенно отнесены явно разножанровые произведения «И. Тургенева (“Ася”, “Вешние воды”), А. Чехова (“Дама с собачкой”, “О любви”, “Невеста”, “Дом с мезонином”), И. Бунина (“Чистый поне- дельник”), А. Куприна, Л. Андреева, наших современников Ю. Казакова, Ю. Трифонова (какие произведения? – С. К.)» (II, 320). «Гроза» Остров- ского на с. 297, думается, верно отнесена к жанру драмы, хотя необходи- мым представляется важное дополнение: это драма с трагическим кон- фликтом; но данное соображение А. Я. Эсалнек (основывающееся на ав- торском обозначении жанра «Грозы») не согласовано с главой об Ост- ровском в первом томе, где эта пьеса все-таки названа трагедией (I, 208) без отрицания в ней бесспорных признаков социально-бытовой драмы. В «Горе от ума» А. Я. Эсалнек наряду с противоречием «между Чацким и фамусовским кругом» признает весьма нечетко очерченный «конфликт в доме Фамусова, который скрыт в личных отношениях Софьи, Фамусова, Молчалина и Лизы, открывающихся взору Чацкого» (II, 298). По стили- стическим нормам получается, что взору Чацкого открылись обитатели дома от Софьи до Лизы. Но главное – можно подумать, будто ко второ- му, личному конфликту, действительно очень важному в комедии Гри- боедова, относится и приставание барина-сластолюбца к молоденькой служанке. Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 277 В статье «Проза» сказано: «Главное отличие прозаического типа речи от стихотворного заключается в отсутствии ритмической организованно- сти. [...] в ней нет четко выделенных соразмерных отрезков речи, при графическом изображении образующих строки приблизительно одинако- вой длины» (II, 327). Всякий человек, хоть чуть-чуть искушенный в сти- ховедении, знает, что проза, особенно художественная, зачастую бывает очень ритмична (а метрическая проза несравненно ритмичнее не только верлибра, но и акцентного стиха) и что строки того же «Горя от ума» – вольного ямба – даже не «приблизительно одинаковой длины». Что уж говорить о менее значительных недостатках статей этого авто- ра. Второй автор словаря бывает точнее, хотя, например, в понимании темы совпадает с первым. По В. Е. Красовскому, «это явления жизни, которые отражены в литературном произведении» (II, 353). Просто, но неверно. Явления жизни в самой жизни и содержатся, а в содержание произведения попадает их творчески претворенное воссоздание. Живой человек содержится не в своем портрете, а вне его, в первичной реаль- ности. В портрете его облик (и не весь, не со всех сторон) слит в принци- пиально новое качество с творческим видением художника и с плодом его искусных рук. Это не схоластика: необходимо понимать, что не мо- жет быть двух или нескольких произведений с одной темой, хотя воз- можно множество разных портретов одного человека – с разным содер- жанием. А в статье А. Я. Эсалнек «Проблема» говорится, что в «Отцах и детях», «Что делать?», «Преступлении и наказании» «в центре внимания писателей, главной их темой является молодежь 60-х гг. XIX в. Пожалуй, это была самая злободневная тема в 1860-е гг., когда и были созданы эти произведения» (II, 326). Благодаря молодежи, реальным людям, а не кон- кретным художественным образам, оказались свалены в кучу произведе- ния во многом противоположные, в том числе и тематически. У В. Е. Красовского и содержание вообще определяется неверно – как «смысл произведения, воплощенный в особой, образной форме» (II, 336). Нет, смысл гораздо меньше содержания, это его внешняя сторона или как раз форма его воплощения. Разве нужно разъяснять, что содержание «Преступления и наказания» отнюдь не сводится к детективному повест- вованию о том, как бедный студент убил старушку и попался? Г. В. Ада- Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 278 мович в речи 1962 г. «Пушкин» по поводу монолога Татьяны («А мне, Онегин, пышность эта, / Постылой жизни мишура...») отметил: «Конеч- но, в этом монологе сказано неизмеримо больше того, что непосредст- венно выражено словами, – как и всегда в истинной поэзии, непосредст- венный логический смысл слов бывает беднее ее содержания»1 (далее разъяснение с разбором текста). Однако, допустим, определение гротеска В. Е. Красовский дал емкое и точное: фантастическая гипербола. К сожалению, тут не учтены исто- рический и жанрово-тематический аспекты. Гротеска в точном смысле нет тогда, когда фантастику воспринимают как реальность (таково мифо- логическое мышление) или создается сплошь условный фантастический мир (такова сказка), без взаимодействия правдоподобия и фантастики2. В. Е. Красовский, наоборот, пишет: «Гротеск, наряду с гиперболой, ши- роко использовался в мифах, легендах и сказках (яркий пример гротеск- ного образа – Кощей Бессмертный)» (II, 295). Во втором издании пособия пришлось заменить словарь двух авторов более обширным и практически ориентированным (построенным в ос- новном на материале программных произведений) «Словарем литерату- роведческих терминов и понятий» автора этих строк. Но структура посо- бия осталась неизменной, поэтому сохранился и сам словарный принцип, и словник из программы3. Необходимые дополнительные понятия были введены в рамках словарных статей, продиктованных программой. Ее составители оставались и остаются анонимными. В дополненный вари- ант, к девятому изданию пособия, было предложено добавить к про- граммным понятиям «идею», хотя о ней так или иначе речь шла в других статьях, и «классицизм», хотя ни одно чисто классицистическое произве- дение в программу не входит. Это тем не менее было осуществлено. В то 1 Речи о Пушкине. 1880–1960-е годы. М., 1999. С. 310. 2 См.: Ш<апошникова> О. Гротеск // Современный словарь-справочник по литературе. М., 1999. С. 134–135. 3 Частично термины из того же словника были систематизированы в отдель- ном учебном пособии для абитуриентов: Кормилов С. И. Основные понятия тео- рии литературы: Литературное произведение. Проза и стих. М., 1999, 2002 (се- рия «Перечитывая классику»). Понятия, относящиеся к родам, жанрам, направ- лениям и литературному процессу, сюда не вошли. Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 279 же время из программы исчезла формула «проза и стихи», но соответст- вующие статьи в словаре остались (как отдельные). Словарь снабжен библиографией, в тексте статей отсылки к ней во втором – восьмом изда- ниях оформлялись как номер в списке (типа «[2, с. 125]»). В девятом из- дании нумерация работ в библиографиях к словарю и ряду глав была не- обдуманно снята новым издательским редактором, и теперь поиск чита- телем источников цитат из научных трудов весьма затруднен. Само же наличие достаточно объемного словаря терминов в пособии для посту- пающих в вузы, тесная связь теории с историко-литературной практи- кой – особенность именно этого университетского двухтомника. Но основная его часть, естественно, – главы-персоналии. Их авторами, кроме В. Е. Красовского и В. В. Агеносова, во время первых изданий по- собия профессора МПГУ (ему принадлежат главы «Ю. В. Трифонов» и «В. Г. Распутин»1), стали исключительно профессора и преподаватели филологического факультета МГУ. В первом издании это были А. А. Смирнов («В. А. Жуковский»), Р. С. Кимягарова («И. А. Крылов»), А. Л. Крупчанов («А. С. Грибоедов»), С. И. Кормилов («М. Ю. Лер- монтов», «Л. Н. Толстой», «А. А. Ахматова», «М. А. Шолохов»), А. И. Журавлева («А. Н. Островский»), В. А. Недзвецкий («И. А. Гонча- ров»), А. Б. Криницын («И. С. Тургенев», «Ф. М. Достоевский»), Е. Ю. Зубарева («Н. С. Лесков», «М. Е. Салтыков-Щедрин»), А. А. Илю- шин («Н. А. Некрасов»), Д. П. Ивинский («Ф. И. Тютчев»), Л. В. Чернец («А. А. Фет»), В. Б. Катаев («А. П. Чехов»), М. М. Голубков («М. Горь- кий»), А. В. Леденев («И. А. Бунин»), Н. М. Солнцева («А. А. Блок», «С. А. Есенин»), И. Ю. Искржицкая («В. В. Маяковский»), О. А. Клинг («Б. Л. Пастернак»), Е. Б. Скороспелова («А. Н. Толстой», «М. А. Булга- 1 Странно, что автором главы о Валентине Распутине не стала Л. А. Колобае- ва, один из лучших профессоров филологического факультета МГУ. Ей принад- лежит глава в более раннем университетском издании: Колобаева Л. А. Художе- ственный мир В. Распутина // Очерки истории русской литературы XX века. Вып. I. М., 1995. С. 165–183. Будучи прежде всего безусловно лучшим на фа- культете специалистом по Серебряному веку, представленному в программе для абитуриентов несколькими именами, она не приняла никакого участия ни в од- ном издании двухтомника, составители которого в данном случае не проявили должной настойчивости. Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 280 ков»), В. А. Зайцев («А. Т. Твардовский», «Н. А. Заболоцкий»), А. П. Ге- расименко («А. И. Солженицын», «В. П. Астафьев», «В. М. Шукшин»). Главу В. А. Воропаева о Гоголе, написанную в духе религиозного лите- ратуроведения, резко отличавшуюся от других, минимально идеологизи- рованных глав, составителям пришлось отклонить. Ее заново написали специалисты по литературе XX в. (как и А. Л. Крупчанов, автор главы «А. С. Грибоедов») Е. Б. Скороспелова, М. М. Голубков и В. Е. Красов- ский. Последнему принадлежит также самая большая в пособии глава «А. С. Пушкин». Она изначально была в два с лишним раза пространнее, чем глава о Лермонтове. Разумеется, Пушкин как главный родоначаль- ник русской классической литературы фигура более важная, чем его по- этический преемник. Но в программе было представлено примерно по- ровну их произведений, а поступающему в вуз необходимо хорошо отве- тить на вопрос о любом доставшемся ему художнике. И в этом случае, и в некоторых других составители пособия не позаботились о пропорцио- нальности подачи материала. Качество глав зависело не только от способностей и добросовестности авторов, но и от совершенства или несовершенства все той же анонимной программы, которой главы должны были соответствовать. Имена, отобранные для первого тома, вряд ли вызовут у кого-нибудь сомнения. Обязательные не для всех, а только, обобщенно говоря, для филологов («со звездочкой») – Крылов, Жуковский (во всех изданиях последовательность иная: основатель русского романтизма почему-то предваряет представителя жанра басни, характерного для классицизма, хотя крыловская басня и не укладывается в его рамки), Лесков с «Лев- шой», Тютчев, Фет. Конечно, данью давней традиции является то, что у «общественника» Некрасова все для всех обязательно, а у тонких лири- ков Тютчева1 и Фета – необязательно, что сказки Щедрина поставлены в 1 В середине 1920-х гг. Д. П. Святополк-Мирский, единственный литературо- вед, написавший в одиночку историю всей отечественной литературы, полагал, что Тютчев «безоговорочно признается одним из трех величайших русских по- этов, и, вероятно, большинство читателей поэзии ставят его, а не Лермонтова, на второе место после Пушкина» (С<вятополк->Мирский Д. История русской ли- тературы с древнейших времен по 1925 год. London, 1992. С. 201). Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 281 один «обязательный» ряд с величайшими произведениями мирового зна- чения – «Войной и миром» и «Преступлением и наказанием». Однако традиция не беспочвенна, она – след литературного процесса XIX в., в котором Тютчев, Фет и даже Лесков на фоне Щедрина были почти неза- метны. В строго научной истории литературы расставлять акценты те- перь нужно иначе, но в пособии для абитуриентов пока приемлемы прежние. Тем более что лирическую поэзию большинству абитуриентов трудно запомнить, да и понять. Другое дело – отбор программных произведений как «обязательных», так и «необязательных» авторов. При фамилии В. А. Жуковский в про- грамме стоит «Вечер. Невыразимое. Море. Светлана» (I, 6)1. Даже посту- пающим на филологический факультет МГУ достаточно знать всего одну балладу Жуковского?.. О Крылове – без уточнений: «5–6 басен (по выбо- ру экзаменующегося)». Этот единственный случай программного либе- рализма неуместен. Басни даже классика жанра неравноценны, нужно было отобрать такие, при анализе которых абитуриент мог бы наиболее полно обнаружить свои способности. А не талантливый, но хитрый аби- туриент может выучить малоизвестные басни, чтобы экзаменатор поди- вился его «эрудиции» и не заметил слабостей интерпретации. Лучшие и характернейшие произведения Пушкина2 и Лермонтова в программе были подобраны практически идеально. У Гоголя, конечно, – «Ревизор» и «Мертвые души», у Гончарова, Тургенева, Толстого, Досто- евского – по одному классическому роману. У Островского наряду с не- изменно присутствующей во всех программах «Грозой» – комедия «Лес» вместо более привычной «Бесприданницы» (там социальная проблемати- ка в советское время воспринималась острее благодаря «плохому кон- цу»). У Чехова, главного писателя для профессора В. Б. Катаева, заве- дующего кафедрой истории русской литературы, – несколько рассказов, 1 Далее страницы списка «Литературные произведения» (I, 6–8) не указыва- ются. 2 То, что список пушкинских стихотворений начинается с вольнолюбивой лирики, вполне закономерно: именно гражданская поэзия особенно характерна для раннего Пушкина (см.: Гачев Г. Д. Содержательность художественных форм. Эпос. Лирика. Театр. 2-е изд. М., 2008. С. 134). Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 282 демонстрирующих разнообразие его творчества, и «Вишневый сад». У Некрасова кроме крестьянской эпопеи – шесть знаменитых стихотворе- ний (хорошо, хотя можно бы и побольше). У Щедрина четыре самых из- вестных сказки. А вот подбор стихотворений Тютчева и Фета неравноце- нен: «Ф. И. Тютчев. Цицерон. Весенние воды. Silentium! “О чем ты во- ешь, ветр ночной?”. “Тени сизые смесились...”. Два голоса. “Я очи знал – о, эти очи!..”. “О, как убийственно мы любим...”. Последняя любовь. К. Б. (“Я встретил вас – и все былое...”). А. А. Фет. “Кот поет, глаза прищуря...”. “На заре ты ее не буди...”. “Шепот, робкое дыханье...”. “Сияла ночь. Луной был полон сад...”. “Од- ним толчком согнать ладью живую...”». Лирика Тютчева представлена полнее фетовской (правда, и тут жела- тельно побольше о природе). Поющий кот не заменит глубоких фило- софских стихов Фета о жизни и смерти, его «космической» лирики, в ко- торой он был, по сути, первооткрывателем. Но в целом программа по ли- тературе XIX в. была продумана очень серьезно. Менее серьезно – программа по литературе XX в. Правда, с ней и объ- ективных сложностей больше. Там «со звездочкой» не только Ахматова, что труднее всего оправдать (это единственный русский поэт кроме Пушкина, у которого совсем нет – за исключением ученических – слабых стихов, а диапазон поэзии про- стирается от интимной лирики до произведений общенациональной гра- жданской проблематики), но и Пастернак и Заболоцкий. В программу включены как «современные» писатели Солженицын («Один день Ивана Денисовича», «Матрёнин двор»), Астафьев в качестве автора военной темы («Пастух и пастушка»), Распутин («Прощение с Матёрой»), Шук- шин (рассказы «Срезал», «Чудик», «Миль пардон, мадам») и – «со звез- дочкой» – Трифонов (роман «Старик»). Произведения подобраны дос- тойные, но явно в ущерб «интеллигентской» литературе. Ни в каком виде не были представлены в программе бесспорные клас- сики XX в. О. Э. Мандельштам, М. И. Цветаева, А. П. Платонов (из клас- Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 283 сиков XIX в. не «упущен» ни один)1. «Сложно» для абитуриентов? Не сложнее Тютчева и Достоевского, не сложнее включенных в программу Блока и Пастернака – таких, например, ранних стихотворений последне- го, как «Февраль. Достать чернил и плакать...» и «Ты в ветре, веткой про- бующем...». Не повезло фаворитам советского литературоведения Горькому и Маяковскому. Первого «избавили» от «Матери», которую он сам невы- соко ценил, но что оставили? Правильно – «Старуху Изергиль» и «На дне», но неужели «очерк» «Лишние люди» и малоизвестный рассказ «Ледоход» (обязательные для всех поступающих в МГУ) лучше и харак- тернее «Челкаша» или того же «Макара Чудры», которого М. М. Голуб- ков в своей главе все равно разбирает наряду со «Старухой Изергиль»? Да и «Песни» о Соколе и Буревестнике – подлинные знамения своего времени, интересные и по форме. Отсутствие их в программе есть «деи- деологизация» наоборот. От дореволюционного, самого сильного, Мая- ковского в программу было включено одно «Послушайте!» Упор был сделан на сатиру и поздние любовные «Письма...». Из поэм даются ко- роткие «Люблю» и «Во весь голос». Но поскольку Б. С. Бугров специали- зировался по драматургии, а почти одновременно с подготовкой «Шури- ков» писал главу «В. В. Маяковский» для пособия, адресованного сту- дентам2, в программу вошли две прозаические пьесы этого автора («Клоп» и «Баня»), чего не было сделано по отношению ни к Чехову, ни к Горькому, ни к Булгакову, а было – лишь по отношению к чисто теат- ральному автору Островскому. Бунин явился в программе с тремя рассказами – «Господин из Сан- Франциско», «Солнечный удар» и «Чистый понедельник», из которых предпоследний в некотором смысле можно назвать предварительным эс- 1 Это тем удивительнее, что оба редактора-составителя пособия – с кафедры истории русской литературы XX века, а Б. С. Бугров был ее заведующим в 1995– 2002 гг. 2 См.: История русской литературы XX века (20–90-е годы). Основные имена. Учебное пособие для филологических факультетов университетов. – М., 1998. – С. 141–166; 2-е изд., испр. и доп. – М., 2008. – С. 177–206. Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 284 кизом последнего, а потому желательно было бы заменить каким-нибудь другим (выбор достаточно велик). Правомерность включения в программу «Петра Первого» А. Н. Тол- стого, «Собачьего сердца», «Дней Турбиных», «Мастера и Маргариты» Булгакова, «Тихого Дона», «Судьбы человека» Шолохова, «Василия Тер- кина» Твардовского у профессионалов не должна вызывать сомнений. Заболоцкий, конечно, известен широкому читателю поздними стихотво- рениями «Я не ищу гармонии в природе», «Завещание», «Портрет», «Не- красивая девочка» (хотя это, самое известное, думается, прославлено не- заслуженно: его замыкает риторический вопрос с готовым ответом, под- линной проблемы здесь нет), «Где-то в поле возле Магадана», «Послед- няя любовь» («Задрожала машина и стала...»), «Сентябрь», «Вечер на Оке», «Не позволяй душе лениться». В целом удачен подбор стихов Ах- матовой и Пастернака. Сложнее с Блоком и Есениным. С одной стороны, нельзя обойтись без цикла «На поле Куликовом». С другой стороны, даже на искушенных литературоведов давит блоковское противопоставление народа и интел- лигенции, у юных читателей прямо-таки провоцирующее не символиче- ское, а аллегорическое толкование цикла с прямолинейным определени- ем «врага» в лице того ли, другой ли. Между тем в цикле прежде всего речь идет о внутренней борьбе, о неискоренимой раздвоенности русской души на противоположные «восточное» и «западное» начала. Тем более трудно, не зная подробностей жизни поэта и его жены, уловить автобио- графический подтекст цикла («Явись, мое дивное диво! / Быть светлым меня научи!»), тесно связывающий его с программными стихотворения- ми «Я пригвожден к трактирной стойке...», «О доблестях, о подвигах, о славе...» и даже «Россия». В стихотворении «О, весна без конца и без краю...», напротив, обычно стремятся сразу распознать глубинную (и достаточно отвлеченную) символику, что и наблюдается в главе о Блоке Н. М. Солнцевой, в принципе умеющей разбирать поэзию, – не замечает- ся лежащая на поверхности иносказательная образность: вечный бой (как в «На поле Куликовом») между лирическим героем и олицетворенной жизнью изображен в виде битвы Персея (отсюда важнейший мотив щи- та) и ужасной Медузы Горгоны с буквально «змеиными кудрями»; авто- биографический подтекст здесь – отношения с Н. Н. Волоховой, «жен- Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 285 щиной-змеей». Но все это еще можно было бы относительно кратко объ- яснить абитуриенту. Для понимания же чрезвычайно сложного цикла «Кармен»1 ему нужно было бы хорошо знать и оперу Бизе вместе с но- веллой Мериме (кто такой Эскамильо? Цунига?), и отношения Блока с актрисой Л. А. Андреевой-Дельмас во всех подробностях, что оказалось не по силам не только абитуриентам (а Блок в программе обязателен для всех, и для мехмата тоже!), но и профессору: «Словно Дельмас, а не Кар- мен испытывает ревность к Эскамильо. Словно Дельмас, а не Кармен ревнует его к сопернице: “Не вы возьметесь за тесьму, / Чтобы убавить свет ненужный, / И не блеснет уж ряд жемчужный / Зубов несчастному тому”» (II, 63), – сказано в пособии. Злосчастный Эскамильо действи- тельно ни при чем, и, главное, Блок здесь пишет вовсе не о ревности. «Не Вы...» значит только лишь, что 2 марта 1914 г. роль Кармен играла не Л. А. Дельмас, а ее партнерша (поэт в тот день видел свою новую страсть не на сцене, а в зрительном зале). Безусловно, цикла «Кармен» в програм- мах для школьников или для поступающих в вузы быть не должно. Среди в основном сильных стихотворений Есенина оказалось и со- хранилось во всех изданиях программы очень слабое – «Цветы мне гово- рят – прощай…», может быть, потому, что сам поэт почему-то считал его удачным. Какие-то недостатки, упущения и ошибки были в пособии, конечно, и независимо от недостатков программы. Так, Е. Б. Скороспелова разбира- ла замечательный, но отнюдь не лишенный существенных конъюнктур- ных моментов роман А. Н. Толстого «Петр Первый», по сути, апологети- чески. Странная арифметика содержалась во фразе «Время действия пер- вой книги охватывает более 20 лет (начинается с волнений 1682 г., когда герой был десятилетним мальчиком, а заканчивается в 1698 г.)» (II, 145)2. Говорилось (и осталось в дальнейших изданиях), что Петр в романе «раз- вивается как стратег и теоретик военного искусства. Гуманный, скром- ный, простой, “домашний” Шереметьев “повторяет” Петра» (II, 152). Уж «теоретик военного искусства» – явное преувеличение. «Повторяющий» 1 См.: Эткинд Е. «Кармен». Лирическая поэма как антироман // Эткинд Е. Там, внутри. О русской поэзии XX века. Очерки. – СПб., 1997. – С. 60–81. 2 Исправлено редактором третьего («доработанного») издания (II, 172). Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 286 своего государя Шереметев, пожалуй, и впрямь более «гуманный», чем его государь: если Петр и генералы, штурмуя Азов, обещали отдать город на три дня казакам, просившим «хоть на сутки – пограбить», то позже фельдмаршал под стенами Мариенбурга призывает «охотников»: «В кре- пости вино и бабы, – постарайтесь, ребята, дам вам сутки гулять». Потом, под Дерптом (Юрьевом), успех ему, в противоположность Петру, не да- ется. «Черт подменил фельдмаршала, – два года воевал смело и жестоко, нынче, как старая баба, причитывает у шведских стен». Приехав туда, Петр за десять дней «сделал то, что фельдмаршалу Шереметеву и его иноземцам-инженерам, ученикам прославленного маршала Вобана, каза- лось никак невозможным». Заодно и гуманизма набрался: на последней странице защищает жителей взятой Нарвы, настрадавшихся во время осады, от грабежа. По вопросу к абитуриентам: «Какими противоречиями отмечен ха- рактер бывшего рыночного торговца пирожками, ставшего светлей- шим князем?» (II, 154) – можно заключить, что Меншиков получил этот титул не в 1707 г., а на несколько лет раньше, в пределах действия не- оконченного романа. В главе того же автора «М. А. Булгаков» сказано: «В центре системы персонажей в «Днях Турбинных» оказались, в отличие от романа, не мо- лодые Турбины, а три белогвардейских офицера: Алексей Турбин, Мыш- лаевский и Студзинский [...]. Студзинский из эпизодического персонажа становится одним из главных действующих лиц» (II, 166–167). Но в ро- мане «Белая гвардия» не было никакого Студзинского, там «на его мес- те» был другой персонаж – Карась. В этой же главе 11-й том Сочинений И. Сталина от первого издания (II, 167) до девятого (II, 259) фигурирует как II (римской цифрой) несмотря на поправку редактора в третьем (II, 195). В главе А. П. Герасименко о Солженицыне говорилось про рассказ «На изломах», опубликованный в 1996 г., будто в нем «Солженицын пи- шет о том, что сталинская эпоха дала России Великий Разгон в Будущее, что партия стала рычагом этого разгона... Совсем нетипичные для писа- теля слава, которого всегда волновала судьба России. Многое сейчас ме- няется в Солженицыне, как и в самой России» (1-е изд., II, 245). Но ведь в рассказе авторской речью оформлены лишь размышления заблуждающе- Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 287 гося персонажа Дмитрия, думающего не о «сталинской эпохе», а о самом Сталине (к которому Солженицын отнюдь не подобрел): «И все понима- ли, что потеряли Величайшего Человека. Но нет, и тогда еще Дмитрий не понимал до конца, к а к о г о Великого, – надо было еще годам и годам пройти, чтобы осознать, как от него получила вся страна Разгон в Буду- щее». Это очевидная авторская ирония, только не комическая. Не всё в порядке было и в первом томе. Так, А. Б. Криницын в полном соответствии с советской традицией, восходящей к статье Ленина «Па- мяти Герцена», где выделялся «разночинский» этап революционного движения в России, называл разночинцем тургеневского Базарова, хотя в «Отцах и детях» это слово ни разу не употребляется. Редактируя третье издание, автор этих строк жесткую формулировку насчет «изображения демократа-разночинца Базарова» (1-е изд., I, 240) заменил словами «че- ловек, противопоставляющий себя дворянам» (в романе это действитель- но так) с примечанием: «Базарова принято называть разночинцем, хотя его отец выслужил потомственное дворянство» (3-е изд., I, 256). Именно, поскольку Василий Иванович – штаб-лекарь и кавалер ордена св. Влади- мира. Поэтому и сын его официально – дворянин, с недворянином Павел Петрович не мог бы драться на дуэли1. Редакторская поправка продержа- лась до девятого издания, «переработанного и дополненного», где по во- ле автора главы Базаровы снова гуляют в «разночинцах»; к таковым от- несен и Ситников – сын откупщика, скорее всего принадлежащий к ку- печескому сословию. Теперь противопоставление «двух сословий» даже особенно педалировано: «За частным конфликтом между братьями Кир- сановыми и Базаровым стоит глобальный конфликт двух сословий». Нет там конфликта сословий, и вообще при Александре II социальные группы не столько конфликтовали, сколько все больше сближались: в «Преступ- лении и наказании» разночинец Раскольников и его друг «дворянский сын» Разумихин – люди уже совершенно одного круга. У А. Б. Криницы- на далее говорится про «противостояние одновременно двух сословий и 1 Та же, что у А. Б. Криницына, ошибка была в словарной статье В. Е. Кра- совского «Конфликт»: во фразе «столкновение разночинца с “аристократом”» (II, 306) кавычки следовало бы поменять местами, поскольку Павел Петрович – настоящий аристократ, а Евгений Базаров – мнимый разночинец. Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 288 двух поколений внутри каждого сословия. [...] Сопоставляя эти два со- словия по поколениям, легко заметить, что в старшем поколении пальма первенства принадлежит дворянам (родители Базарова явно проигрыва- ют при сравнении с братьями Кирсановыми), однако среди «детей» База- ров безусловно преобладает над Аркадием [...]». Раз речь идет о «родите- лях», в «разночинцы» попадает и столбовая дворянка, т. е. представи- тельница древнего дворянского рода, Арина Власьевна Базарова. И нако- нец: «Разночинцы, выработавшие собственную идеологию, явно претен- дуют на то, чтобы задавать тон в современном обществе [...]» (9-е изд., I, 332). Надо четко понимать: идейный конфликт – совсем не обязательно конфликт социальный. Так кто же задает тон в обществе у Тургенева? Самое интересное, что среди персонажей «Отцов и детей» ни одного «бесспорного» разночинца нет1. Во втором издании пособия составители не только откликнулись на предложение заменить словарь терминов, но заменили и некоторые гла- вы. Нельзя сказать, что И. Ю. Искржицкая очень тщательно поработала над главой о Маяковском; в частности, о его «лесенке» там говорилось как о «внутренней рифмовке (! – С. К.) интонационных отрезков» (1-е изд., II, 91). Но и сменившая эту главу работа А. Л. Крупчанова не отли- чается особенной глубиной, поэма «Во весь голос» представлена только названием, пьесы – очень коротким разбором. Тем не менее глава Круп- чанова осталась и на будущее. Из числа авторов исчезли А. В. Леденев и О. А. Клинг: о Бунине написала М. В. Михайлова, глава «Б. Л. Пастер- нак» стала третьей, принадлежащей в пособии перу Н. М. Солнцевой. В первом издании произведения Бунина характеризовались четко, по- бунински кратко, например: «Точность, художественная уместность и полнота изображения – вот те качества предметной детализации, кото- рые мы находим в рассказе “Господин из Сан-Франциско”» (1-е изд., 1 Разночинцы с середины XIX в. – это люди, не принадлежавшие к дворян- скому сословию, но получившие образование, жившие своим умственным тру- дом, однако не состоявшие на государственной службе (чиновник или офицер – не разночинцы) и освобожденные (именно благодаря образованию) от налогов подобно привилегированным сословиям (см.: Вердеревская Н. А. О разночинцах // Из истории русской культуры. Т. V (XIX век). – М., 2000. – С. 455–457, 459– 462). Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 289 II, 45). Новая глава почти вдвое выросла в объеме за счет более при- стального анализа и некоторых параллелей с другими текстами, но мож- но в ней встретить и небесспорное утверждение: «Ведь единственным живым человеком среди марионеток, населяющих корабли, отели, курор- ты, является дочь господина из Сан-Франциско. [...] Она вся в предощу- щении любви, в преддверии тех счастливых встреч, когда неважно, хо- рош или дурен собой твой избранник [...]. (Бунин явно демонстрирует снисходительность по отношению к такому поведению: будто бы «не важно, что именно пробуждает девичью душу, – деньги ли, слава ли, знатность ли рода», – для писателя важно, что она способна пробудить- ся.)» (3-е изд., II, 54). Где же здесь бунинская «снисходительность»? Та- кую душу способны пробудить деньги (они у девушки и ее отца есть), слава (тут очевидная параллель с отцом, заглядывающимся не просто на красавицу, а на красавицу знаменитую: знаменитость, славу за деньги купить непросто) и знатность рода – в Америке нет дворянства, там его ни за какие деньги не купишь, вот и притягивает к себе юную американ- ку не кто-нибудь и даже не европейский дворянин, а принц, пусть азиат- ский, который с точки зрения западного человека внешне «дурен», но этой девице кажется весьма милым. Нет, не положительная она героиня. У О. А. Клинга было несколько больше пространных стихотворных цитат, чем осталось у Н. М. Солнцевой, неубедительно говорилось, что «вы» в третьей и шестой строфах пастернаковского «Августа» – это «те- ни из прошлого, из детства» (1-е изд., II, 131): герою стихотворения при- снились собственные похороны, когда его провожают в последний путь обыкновенные живые люди. Принципиальной необходимости в замене этой главы не было, но и сравнительно небольшое улучшение – все же улучшение. Главу А. П. Герасименко о Солженицыне М. М. Голубков заменил своей. Вариант первого издания был, конечно, несовершенен, но что по- лучилось в последующих? Выпустивший к тому времени книжку «Алек- сандр Солженицын» (1999) в серии «Перечитывая классику», один из составителей двухтомника сохранил в нем побольше текста из нее, вовсе не считаясь с программой для поступающих в МГУ. Двум программным рассказам он отвел четыре страницы, зато много говорит о других произ- ведениях и без какой-либо мотивировки очень подробно разбирает роман Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 290 «В круге первом» (3-е изд., II, 289–313), подробнее, чем анализируются в этом пособии многие важнейшие произведения, входящие в программу; этим теперь глава о Солженицыне резко выделяется среди других глав пособия. В разборе М. М. Голубкова немало достоинств, однако абиту- риенту он не дал ничего: о романе Солженицына в МГУ его никто нико- гда не спрашивал. Во втором издании ради унификации оформления были сняты анно- тации, имевшиеся в библиографических списках при некоторых главах. Правка третьего издания (2001) не везде была издательством учтена, какие-то неточности остались незамеченными. В главе «А. С. Грибоедов» написано, что одним из прототипов Чацкого назывался «Чаадаев (ввиду сходства фамилии и важного жизненного обстоятельства: Чаадаев, как и Чацкий, был объявлен сумасшедшим)». Насчет прототипа вообще – вер- но, но разъяснение «обстоятельства» может создать у абитуриента впе- чатление, будто П. Я. Чаадаева официально оклеветали до написания «Горя от ума», в то время как это произошло 12-ю годами позже. «Живая речь героев не могла уложиться в традиционные рамки шестистопного ямба (характерные для комедии того времени)», – сказано о той же пьесе. Шестистопный ямб тогда был характерен для всей драматургии, но го- раздо больше для трагедий, чем для комедий, которые уже часто писа- лись прозой. В словах Пушкина о «союзе волшебных звуков, чувств и дум» вместо «волшебных» оказалось «высоких» (многие литературоведы самоуверенно приводят цитаты по памяти). В главе «М. Ю. Лермонтов» вплоть до девятого издания (I, 176) осталась опечатка: В. С. Мартынов вместо Н. С. Мартынов (3-е изд., I, 48, 54, 87, 137). Остались пока (ис- правлены позднее) устаревшие данные о количестве персонажей «Тихого Дона»: «более 600» (3-е изд., II, 215) – на самом деле «более 800» (9-е изд., II, 295). При всех недочетах и недосмотрах двухтомник почти до самого конца 2000-х гг. служил наиболее надежным пособием для абитуриентов и от- части студентов (не только МГУ). Программа, под которую он был напи- сан, включала меньше произведений, чем обычно изучают в школе, и это было правильно: глубина понимания литературы на экзаменах важнее начитанности, при ограниченном количестве произведений экзаменаторы могут объективнее оценивать уровень подготовки поступающих в вуз: Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 291 основание для их сравнения более или менее общее. Но в 2008 г. вышло девятое, «переработанное и дополненное», издание пособия, приспособ- ленное к расширенной программе. Программу раздули к тому времени, когда в школах число часов на литературу сократилось, а прежние экза- мены по литературе в вузах стали отменять. При этом недостатки преж- ней программы не были устранены. Она осталась анонимной и широко нигде не обсуждалась. Наследие Пушкина «пополнилось» стихотворениями «Песнь о вещем Олеге» (где трудно определить авторскую идею), «Няне» (где идею оп- ределить слишком легко), «Бесы» (без знания обстоятельств жизни поэта в начале Болдинской осени они по-настоящему непонятны), «Туча» (са- мая ли глубокая вещь?), трагедией «Борис Годунов» («со звездочкой») и неоконченным романом «Дубровский», в советское время особо почи- тавшимся за тему бунта, но в программе излишним рядом с «Капитан- ской дочкой», где и тема бунта, и другие темы разработаны гораздо глубже и совершеннее. Лермонтову «добавили» «Три пальмы» и – «со звездочкой» – «Демона». Авторы глав внесли в них соответствующие дополнения, причем разбор «Демона» пришлось сделать заметно более обстоятельным, чем разборы «Песни про царя Ивана Васильевича...» и «Мцыри» – поэм «без звездочек»: поскольку программа не уточняла, ка- кая редакция «Демона» имеется в виду, понадобились сведения обо всех1, что, конечно, положение абитуриента только осложняет. Гоголю «добавили» повесть «Шинель» – если уж добавлять, то правильно, что ее. «Лесу» Островского дали «звездочку»: облегчение среди утяжелений, но сугубо театральный писатель остался с единственной обязательной пье- сой. Некрасова, наоборот, усилили, и подходящим набором: «В дороге», «Мы с тобой бестолковые люди...» (не надо забывать, что «идейный» по- эт писал и о любви и о быте), «Поэт и гражданин» (риторика, но какой же 1 Другую диспропорцию автор главы «М. Ю. Лермонтов» и настоящей статьи допустил в главе «М. А. Шолохов», слишком подробно разобрав «Судьбу чело- века» – все-таки рассказ, а не роман. Там причина была другая: в шолоховедении не было вполне адекватного анализа этого небольшого произведения, имевшего огромное историко-литературное значение, которое современной молодежи нужно растолковывать. Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 292 Некрасов без «Поэтом можешь ты не быть...»?), «Крестьянские дети», «О Муза! я у двери гроба...» (о смерти думать и юным читателям не вредно). Тургенев предстал не только как романист, но и как автор повести «Ася» (висит, висит над историками литературы статья Чернышевского о ней «Русский человек на rendez-vous», нелестная для русского человека!). Остальные авторы XIX в. «добавки» не получили, кроме Чехова: очевид- но, неизменный «чехолюб» В. Б. Катаев к рассказам «Смерть чиновни- ка», «Хамелеон», «Студент», «Человек в футляре», «Ионыч», «Душечка» присоединил, правда «со звездочкой», «Дом с мезонином», «Крыжовник» и «О любви», пусть хоть для филологов любви будет побольше. Количе- ство имен главных писателей XIX в. не изменилось, тут всё бесспорно. И опять куда больше сложностей с литературой недавно ушедшего столетия. Если в первой части программы «сократилась», и то лишь для естественников, всего одна пьеса, причем ее автор хоть с обязательной «Грозой» остался, то во второй части исчез автор, и отнюдь не бездар- ный, пусть и подверженный конъюнктуре, – А. Н. Толстой с единствен- ным в программе советским историческим романом (историческая тема- тика в литературе XIX в. оказалась представлена довольно широко, в ли- тературе XX – никак), а также обе пьесы Маяковского, что компенсиро- вано (не адекватно) «Облаком в штанах», но «со звездочкой». «Звездоч- ку» получили булгаковские «Дни Турбиных». В итоге они с драмой Горького «На дне» составили в программе весь театральный репертуар XX в. (у авторов XIX в. включая Чехова шесть драматических произве- дений «со звездочкой» и без). «Со звездочкой» теперь горьковский «Ле- доход» – уже легче. Зато добавлены целых четыре писателя (количеством имен «побили» качество классики XIX столетия): А. И. Куприн с «Грана- товым браслетом», Е. И. Замятин («Мы» «со звездочкой»), А. П. Плато- нов («Котлован» тоже «со звездочкой») и В. Т. Шаламов с тремя обяза- тельными для всех рассказами. Чем отчаявшийся в жизни автор «Колым- ских рассказов» выше не обязательных Замятина и особенно Платонова, непонятно. Думается, и роман «Мы» в программу для абитуриентов можно было не включать. Многие считают его классическим произведе- нием, но он не содержит великого художественного открытия, а лишь талантливо иллюстрирует звучавшие тогда декларации пролеткультов- Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 293 цев1. Даже название романа Замятин не изобрел: существовало шесть пролеткультовских стихотворений под заглавием «Мы». О Куприне и Шаламове написал И. Б. Ничипоров, о Замятине – Е. Б. Скороспелова, о Платонове – изгнанный из авторского коллектива после первого издания А. В. Леденев, специалист прежде всего по Набо- кову, которого абитуриентам, как и прежде, не дают. Блока усилили мрачными стихотворениями «Ночь, улица, фонарь, ап- тека...» и «На железной дороге», Есенина сделали еще более патриотич- ным, хотя тоже иногда мрачноватым, добавив «Гой ты, Русь моя род- ная...», «Не бродить, не мять в кустах багряных...», «Мы теперь уходим понемногу...». Злосчастное «Цветы мне говорят – прощай...» осталось. К «Василию Теркину» присоединили – «без звездочки»! – три стихотворе- ния не очень-то теперь популярного у молодежи Твардовского, в то вре- мя как все программные произведения Ахматовой (включая сильнейший «Реквием») и Пастернака необязательны, а Мандельштам с Цветаевой по-прежнему полностью проигнорированы. Двухтомник распух, увеличился в сравнении с первым изданием при- мерно в полтора раза (итоговый объем – более 71 учетно-издательского листа). Разумеется, новые главы и добавления к старым обогатили его содержание. Но и старые недостатки не преодолены. Например, о гри- боедовских Софье, Молчалине, Скалозубе, как и раньше, говорится: «С их точки зрения, человек, не желающий держать крестьян в крепост- ной зависимости, отказавшийся от должности и карьеры [...], не может считаться умным – так может поступить лишь безумец» (9-е изд., I, 49)2. Но Софья-то ясно понимает, что о безумии Чацкого она запустила клеве- ту. Никому из перечисленных персонажей и даже Фамусову он не гово- рил о намерении отпустить на волю своих крестьян; известно лишь, что душ у него то ли триста, то ли четыреста и что имением он управлял «оп- лошно». Чацкий протестует только против бесчеловечного разъединения семей, когда людей продают поодиночке. От какой «должности» он отка- зался, неизвестно, это двоюродный брат Скалозуба оставил службу, не 1 См.: История русской литературы XX века (20–90-е годы). Основные имена. 2-е изд., испр. и доп. – С. 21. 2 Далее указания на девятое издание опускаются. Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 294 дождавшись следующего чина (а не должности). В библиографии к гла- ве – далеко не новые статьи, недавняя содержательная и емкая, к тому же написанная именно для массового читателя книжка В. И. Коровина «А. С. Грибоедов в жизни и творчестве» (2001) отсутствует. О главных недостатках главы «И. С. Тургенев», усиленных в девятом издании, было сказано выше. Отметим еще фактическую ошибку: слова- ми из цитируемого в книге письма «Если таковы сливки, то каково же молоко?» Тургенев вовсе не «указывает на лучших представителей двух сословий» (I, 331) – опять эта любимая идея о «двух сословиях»! – а ха- рактеризует исключительно дворянство, лучших и средних, обычных его представителей. В очень удачной главе А. А. Илюшина о Некрасове (за- мечательно, например, соображение на с. 369, что «между строк» стихо- творения «Забытая деревня» читатели могли увидеть «нечто грандиоз- ное: забытая деревня – вся Россия! Стихотворение напечатано в 1856 г., а годом раньше умер Николай I – старый барин, от которого никто не дож- дался ничего хорошего. Едва ли будет лучше при новом барине – Алек- сандре II. Можно понять и так») тем не менее имеется и выискивание от- сутствующего смысла в «Размышлениях у парадного подъезда»: «Ведь вельможа для Некрасова все-таки определенное, конкретное лицо, поэт обращается к нему на «ты» (кстати, на «ты» ведется в «Размышлениях...» и авторский разговор с мужиками, с русским народом), причем обраща- ется с пафосом» (I, 372). А к «неконкретным» лицам, например к абст- рактной героине стихотворения Пушкина «К**» («Я помню чудное мгновенье...») – ведь вся конкретика не о ней, а о ее прототипе А. П. Керн нам известна лишь из биографии поэта, – разве на «ты» не обраща- ются? Это обычная традиционная поэтическая условность. Мужикам во времена Некрасова и в жизни «тыкали» абсолютно все, а к народу вооб- ще и сейчас как в стихах, так и в прозе никому не придет в голову обра- щаться на «вы». Говорилось уже и о натянутой трактовке образа дочери бунинского господина из Сан-Франциско. В той же главе сказано, что героиня «Чис- того понедельника» «любит цитировать русские летописные сказания, особенно ее восхищает древнерусская «Повесть о верных супругах Петре и Февронии Муромских» (у Бунина ошибочно указано имя князя – Па- вел)» (II, 87–88). Поправка не совсем точная. В начале «Повести о Петре Выпуск XIV (2010) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 295 и Февронии» действительно фигурирует князь Павел, но потом он уми- рает и муромским князем становится его брат Петр, главный герой по- вести (собственно, не повести, а весьма нестандартного жития). Однако героиня «Чистого понедельника» пересказала только ее начало и конец, не назвав Петра, отчего «сей князь» в финале как бы оказался все тем же Павлом (очевидно, это пожилой Бунин напутал без всякой задней мысли; в рассказе 1944 г. фактических неточностей вообще много). Французское слово movaiton (дурной тон) пишется не так, как в пособии, – moveton (II, 61). «Лирический герой – один из средневековых воинов» (II, 119),– чита- ем о цикле Блока «На поле Куликовом». Если средневековый, то лириче- ский персонаж: «лирический герой» ближе к биографическому автору и характеризует всё или почти всё его творчество, а не отдельные произве- дения. С какой стати в стихотворении «На железной дороге» «родина ассоциировалась с образом девушки “в цветном платке, на косы брошен- ном”» (II, 121)? В «России» – безусловно, но девушка-самоубийца с ро- диной не ассоциируется. Блок, оказывается, ввел в текст «Двенадцати» «соответствующие теме народной революции ритмы частушки и раеш- ника, марша, молитвы, плаката, а также плясовой ритм» (II, 130). Раеш- ника там точно нет; что такое ритм молитвы или ритм плаката, по край- ней мере надо объяснять. К трактовке трагического финала стихотворе- ния «Девушка пела в церковном хоре...» добавлено то, чего не было в предыдущих изданиях, и содержание произведения оказалось интерпре- тированным «с точностью до наоборот»: «Истину чувствует ребенок (“И только высоко, у Царских Врат, / Причастный Тайнам, – плакал ре- бенок / О том, что никто не придет назад”). [...] Полная истина, таким об- разом, заключается в том, что никто не вернется к молящимся в храме, но все, о ком молятся, обрели «светлую жизнь» в ином, внеземном мире. Как и образу корабля, второй, символический смысл придан мотиву “чужбины” – не географическому понятию, а мистическому. Потому символический чужой край противопоставлен земному, буквальному смыслу слова «назад» из плача ребенка» (II, 109). Стихотворение интер- претировано в благостно-христианском духе. Отношение же Блока к христианству было сложным и далеко не традиционным. Но во всяком случае он понимал, что реального, «земного» ребенка к царским вратам Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 296 иконостаса, да еще во время церковной службы, никто не поднесет. Ту- пая духовная цензура проглядела, что речь идет об иконе младенца Хри- ста, «причастного Тайнам» в отличие от обыкновенного ребенка. И он плачет, потому что надежды молящихся не сбудутся. Они ждут своих близких живыми и невредимыми, но не дождутся. Христос не сможет их спасти, не сможет стать их спасителем (а не Спасителем рода человече- ского), не сможет – бессилен! – «удовлетворить» мольбы к нему. С точки зрения ортодоксии это кощунство. Но в Серебряном веке, у Блока в част- ности, всевозможных перетолкований религиозных идей и образности было предостаточно. Заключая, необходимо еще раз подчеркнуть: статья посвящена лучше- му учебному пособию для абитуриентов, и не только для них. А что в ней критики больше, чем комплиментов, так это от надежды на то, что безот- ветственный насильственный эксперимент с Единым государственным экзаменом провалится (против него аргументированно выступало боль- шинство обсуждавших вопрос о ЕГЭ1), вузы вернутся к традиционным, проверенным формам вступительных экзаменов (во всяком случае, по гуманитарным предметам) и такие пособия, как двухтомник МГУ, оста- нутся востребованными, будут переиздаваться и совершенствоваться. Пока ими с успехом могут пользоваться учителя, «продвинутые» школь- ники и студенты педвузов. Никакие пособия, даже самые удачные, не создаются на века. Будут новые книги новых авторов, и, хочется верить, эти заметки могут им при- годиться. 1 См.: Единый государственный экзамен. Белая книга. – М., 2008.

О программе по литературе для поступающих в МГУ и о знаменитом двухтомном пособии "Русская литература XIX–XX веков"

Institution

Ähnliche Einträge