Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы

В статье рассматриваются образы кузнечиков-поэтов в творчестве Б. Окуджавы в контексте анакреонтической традиции, устанавливаются их инвариантные черты.

Збережено в:
Бібліографічні деталі
Дата:2012
Автор: Ильинская, Н.И.
Формат: Стаття
Мова:Russian
Опубліковано: Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України 2012
Назва видання:Русская литература. Исследования
Теми:
Онлайн доступ:http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105455
Теги: Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
Назва журналу:Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Цитувати:Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы / Н.И. Ильинская // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2012. — Вип. XVI. — С. 4-14. — Бібліогр.: 12 назв. — рос.

Репозитарії

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
id irk-123456789-105455
record_format dspace
spelling irk-123456789-1054552016-08-14T03:01:59Z Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы Ильинская, Н.И. Научная рецепция и художественная интерпретация классики В статье рассматриваются образы кузнечиков-поэтов в творчестве Б. Окуджавы в контексте анакреонтической традиции, устанавливаются их инвариантные черты. У статті розглядаються образи коників-поетів у творчості Б. Окуджави в контексті анакреонтичної традиції, встановллються їх інваріантні риси. The paper is devoted to the image of a grasshopper-poet in Bulat Okudzhava’s artistic works in the context of the Anacreontic tradition. Its invariant features are established. 2012 Article Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы / Н.И. Ильинская // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2012. — Вип. XVI. — С. 4-14. — Бібліогр.: 12 назв. — рос. 2218-7472 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105455 821.161.1: 82-3 / Окуджава ru Русская литература. Исследования Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України
institution Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection DSpace DC
language Russian
topic Научная рецепция и художественная интерпретация классики
Научная рецепция и художественная интерпретация классики
spellingShingle Научная рецепция и художественная интерпретация классики
Научная рецепция и художественная интерпретация классики
Ильинская, Н.И.
Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы
Русская литература. Исследования
description В статье рассматриваются образы кузнечиков-поэтов в творчестве Б. Окуджавы в контексте анакреонтической традиции, устанавливаются их инвариантные черты.
format Article
author Ильинская, Н.И.
author_facet Ильинская, Н.И.
author_sort Ильинская, Н.И.
title Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы
title_short Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы
title_full Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы
title_fullStr Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы
title_full_unstemmed Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы
title_sort анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии булата окуджавы
publisher Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України
publishDate 2012
topic_facet Научная рецепция и художественная интерпретация классики
url http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105455
citation_txt Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы / Н.И. Ильинская // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2012. — Вип. XVI. — С. 4-14. — Бібліогр.: 12 назв. — рос.
series Русская литература. Исследования
work_keys_str_mv AT ilʹinskaâni anakreontičeskijmotivcikadykuznečikavpoéziibulataokudžavy
first_indexed 2025-07-07T16:53:32Z
last_indexed 2025-07-07T16:53:32Z
_version_ 1837007857661247488
fulltext Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 4 УДК 821.161.1: 82-3 / Окуджава Н.И. ИЛЬИНСКАЯ (Херсон) АНАКРЕОНТИЧЕСКИЙ МОТИВ ЦИКАДЫ / КУЗНЕЧИКА В ПОЭЗИИ БУЛАТА ОКУДЖАВЫ Аннотация. Ильинская Н.И. Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы. В статье рассматриваются образы кузнечиков-поэтов в творчестве Б. Окуджавы в контексте анакреонтической традиции, устанавливаются их инвариантные черты. Ключевые слова: анакреонтическая традиция, образ кузнечика-поэта. Анотація. Ільїнська Н.І. Анакреонтичний мотив цикади / коника в поезії Булата Окуджави. У статті розглядаються образи коників-поетів у творчості Б. Окуджави в контексті анакреонтичної традиції, встановллються їх інваріантні риси. Ключові слова: анакреонтична традиція, образ коника-поета. Summary. Il’inska N.I. The Anacreontic motif of the cicada / grasshopper in Bulat Okudzhava’s poetry. The paper is devoted to the image of a grasshopper-poet in Bulat Okudz- hava’s artistic works in the context of the Anacreontic tradition. Its invariant features are established. Keywords: Anacreontic tradition, image of a grasshopper- poet. Анакреонтический мотив цикады / кузнечика является сквозным в ми- ровой поэтической традиции. Его «возвращение» в культурный обиход происходит в середине XVI века, когда знаменитым Генрихом Стефану- сом (Анри Этьеном) издается первая Анакреонтея. В XVII веке появляет- ся их целый ряд, в том числе и классическое издание Дасье. Однако на- Выпуск XV (2011) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 5 стоящий бум припадает на начало ХVIII века, что связано с публикацией в Голландии билингвального сборника стихотворений Анакреонта и Сафо. Довольно скоро любители древностей узнают, что большая часть про- изведений – лишь подражания позднего эллинизма античному лирику. Но это не мешает анакреонтее покорять утонченную читательскую ауди- торию в Старом и Новом Свете и более того – победно шествовать в ве- ках. Достойное место анакреонтические мотивы находят и в русской по- эзии. Как напишет Булат Окуджава, «восемнадцатый век из античности / в назиданье нам, грешным, извлек / культ любви, обаяние личности, / на- слаждения сладкий урок» («Восемнадцатый век из античности...»). А по- мимо культа наслаждений восемнадцатый век «извлекает» из забвения анакреонтическую мифологему поэта-цикады – любимца Муз, избранни- ка судьбы, посредника меж миром горним и дольним. Об этом пишут современные исследователи, полемизируя с устоявшимся мнением о том, что в русской анакреонтике XVIII века доминируют темы мирских удо- вольствий. «Есть все основания утверждать первостепенную значимость представленной в ней темы поэта и поэзии, в рамках которой оформи- лась, в частности символико-аллегорическая семантика образа кузнечи- ка» [9: 43]. Особую популярность приобретает лирическая миниатюра Анакреон- та «К цикаде». На протяжении нескольких столетий она становится пре- текстом разноплановых семантических трансформаций. У истоков рус- ской традиции А. Кантемир. Его русифицированная анакреонтея «К тре- козе» – начало «вариаций на тему» кузнечиков и сверчков. В этом переч- не – стихотворение М. Ломоносова с длинным автобиографическим на- званием: «Стихи, сочиненныя по дороге в Петергоф, когда я в 1761 году ехал просить о подписании привилегии для Академии, быв много раз прежде за тем же», многочисленные кузнечики Н. Львова, Г. Державина, В. Капниста П. Андреева, Н. Гнедича. В анакреонтее ХVIII века показательны два момента: наследование традиции и ее модификация. Так, стихотворениям большинства из на- званных авторов присущи такие черты, как близость греческому ориги- налу, если судить по подстрочнику, русификация образа: цикада стано- Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 6 вится кузнечиком («трекозой»). Исключение составляет стихотворение М.Ломоносова, которое являет собой очаровательный образчик вольного обращения с первоисточником. Как и другие стихотворцы, он подчерки- вает царственность, беззаботность, ангельский чин («Ты ангел во плоти, иль лучше – ты бесплотен!») кузнечика, его абсолютную свободу. Отличие поэтической версии М.Ломоносова – в семантической пере- ориентации исходного смысла, что, по-видимому, «спровоцировано» дискуссией вокруг Анакреонта. Кузнечик уже не олицетворяет творче- скую личность – любимца Феба, о чем сигнализирует отсутствие тради- ционных поэтонимов. В субъектной организации стихотворения на пер- вый план выдвигается авторское сознание. Счастливой жизни кузнечика («Ты скачешь и поешь») противопоставлена мечта о личной независимо- сти поэта: «...везде в своем дому, / Не просишь ни о чем, не должен ни- кому» («Кузнечик»). Как видим, анакреонтический мотив приобретает некий несвойственный ему драматизм. Именно этот аспект демифологи- зации образа беззаботного кузнечика-поэта окажется созвучным авторам ХХ века – Арсению Тарковскому, Николаю Заболоцкому, Бахыту Кен- жееву. По мере отхода от традиций русской анакреонтики ослабевает интерес как к первоначальной фабуле о кузнечике, так и к ее интерпретации. Анакреонтический образ кузнечика возрождается в переходные эпохи, на волне переосмысления традиционных и поисков новых художественных ориентиров. В 80-е годы ХІХ века он замечен у К. Случевского, кузнечи- ку-музыканту посвящена поэма Я. Полонского. В ХХ веке образ кузне- чика широко представлен в поэзии В. Хлебникова, Вяч. Иванова, М. Во- лошина, О. Мандельштама, Н.Заболоцкого, А. Тарковского, Б. Окуд- жавы, Б. Кенжеева, О. Чухонцева, К. Кедрова, Г. Айги, В. Павловой, Г. Сапгира, Н. Кононова. В этом литературном ряду (согласимся с М. Эпштейном) «Кузнечик» В. Хлебникова выполняет особую миссию: «после публикации стихотво- рения за словом «кузнечик» в русской поэзии закрепился отчётливый “хлебниковский” отпечаток» [12: 243]. Архаист-новатор возрождает культурную память этого образа. Общность хлебниковского текста и ис- ходной фабулы заключается в возвращении образу кузнечика ореола са- кральности, напоминающего о его связи с музами, с античной и русской Выпуск XV (2011) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 7 традициями. Об этом сигнализирует пафосная – державинская – интона- ция, «работающая» на одическую стилистику, в финале стихотворения поддержанная словотворчеством В. Хлебникова: «О, лебедиво! О, оза- ри!», (срв. у Г. Державина «О! Едва ли не подобен / Мой кузнечик, ты богам!»). Анализ стихотворений, в которых воплощен образ кузнечика-поэта, позволяет выделить такие его инвариантные черты, как оптимистическое мирочувствие, уверенность в священности поэтического дара и его бес- смертии – непременной атрибуции творческой личности, медиаторские функции посредника между небом и землей. В дальнейшем образ цикады / кузнечика трансформируется и дополняется новыми смыслами. Напри- мер, в поэзии В. Иванова, Н. Заболоцкого, А. Тарковского кузнечик сближается с апокалиптическим вестником. В современной научной литературе анакреонтические мотивы изуче- ны довольно скромно, в основном в связи с античной поэзией. Назовем основные публикации, которые в той или иной мере касаются нашего предмета. Это раздел «Символика насекомых» в масштабном исследова- нии А. Ханзен-Леве «Мифопоэтический символизм» [11], статьи С. Са- ловой «Фабула о кузнечике в русской анакреонтике XVIII века» [8], Л. Звонаревой «Зооморфный код в поэзии Зинаиды Гиппиус» [3]. От- дельные упоминания содержатся в публикациях, посвященных творчест- ву того или иного автора (например, Вяч. Вс. Иванова «Хлебников и нау- ка») [4]. Интерес представляют исследования А. Россомахина, посвящен- ные кузнечикам Николая Заболоцкого, а также диалогу современных по- этов, пищущих о кузнечиках, с мэтром – Велимиром Хлебниковым [8]. Непосредственно образ цикады рассматривается в оказавшихся недос- тупными работах западных русистов, упомянутых в исследовании А.Ханзен-Леве. Наиболее близкой теме является статья Светланы Бойко «О Кузнечи- ках» [2]. Интенция автора – проанализировать черты поэта-кузнечика в стихотворениях Б. Окуджавы, привлекая соответствующий контекст рус- ской поэтической традиции. В тексте статьи кузнечики «проскакали», как и подобает «бесплотным», легко преодолевая одическую мощь Г.Державина, крупную поэтическую форму Я. Полонского, словотворче- ство В.Хлебникова и трагический модус О.Мандельштама. На риториче- Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 8 ские, по всей вероятности, вопросы автора статьи, что «мы, должно быть, о нем, (то есть кузнечике), уже слыхали», и «никто не усомнится, что этот герой – поэт, русский поэт-пророк» – отвечаем полуутвердительно. Да, слыхали, но «усомнимся», потому что ответ на него не столь одно- значен. Выражая признательность автору статьи за предоставленную возмож- ность диалога, попытаемся доказать, что образ поэта в лирике Б.Окуджавы, явленный через поэтоним кузнечика, многогранен, интер- текстуален и не сводится исключительно к одной модели поэта-пророка. Актуализацией образа кузнечика (сверчка) Б.Окуджава выполняет дву- единую задачу: заявляет о своей преемственности с русской традицией в «большом времени» и создает авторский миф о творческой личности. Назовем произведения Б. Окуджавы, в которых кузнечик (сверчок) представлен коррелятом образа поэта: это стихотворения «О кузнечиках» (1960), «В детстве мне встретился как-то кузнечик...» (1964), «Ну чем тебе потрафить, мой кузнечик...» (1986), цикл «Стихи без названия» (1962), поэма «Полдень в деревне» (1982). В формате доклада ограни- чимся двумя – стихотворением «О кузнечиках» и поэмой «Полдень в де- ревне». Цель – выявить инвариантную составляющую, проследить куль- турную преемственность и модификации типов творческих личностей, связанных с образом Кузнечика-поэта. Если В. Хлебников называет своего «Кузнечика» частушкой, то сти- хотворение «О кузнечиках» Б. Окуджавы сначала кажется детским на фоне «нудительной серьезности» (М. Бахтин) темы поэта и поэзии в тек- стах «социального заказа». Эффект наивности (уж не от Хлебникова ли?) и детской непосредственности создается рядом приемов, как бы «снижа- ющих» образы кузнечиков-поэтов. Это обилие уменьшительно-ласка- тельной лексики («перышки», «лапки», «цветочки», «дождичек»), ко- мизм ситуаций («в затылках дружно чешут»), яркая колористика «детс- кого» рисунка без полутонов. Однако несомненной остается связь с по- этологической проблематикой как на уровне традиции, так и концепции творческой личности, о которой много размышляет Б. Окуджава. Знаме- нательно, что практически все они посвящены «сотоварищам» из «бесс- мертного полка» – Ю.Киму, Я.Смелякову, Вл.Соколову. Выпуск XV (2011) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 9 Композиционно в стихотворении «О кузнечиках» можно выделить три смысловые части, в каждой из которых тип творческой личности, то есть кузнечики, приобретают новые черты. Так, в первой части в образах куз- нечиков ярко представлен тип «поэта-труженика». Характерный для эс- тетики классицизма, он восходит к «Посланию к Пизонам» Горация [10: 112], а затем функционирует в жанре послания в преромантической по- эзии [1: 14]. Согласно этой модели, именно благодаря труду и усердию кузнечики пишут «белые стихи». Их помыслы чисты, а творчество связа- но с небесами и землей, символами которых являются чернильницы из облаков и молока. Связь этих образов с анакреонтической традицией не- сомненна. Кузнечики выступают посредниками между горним и доль- ним, а поэтическое пространство этих тружеников автор маркирует дер- жавинским эпитетом «золотой». По мере движения поэтического сюжета образы кузнечиков обретают новые черты, характерные, скорее, типу «неистового стихотворца» [ под- робно об этом типе см.: 5] Как известно, неистовство поэту посылают музы, которым он смиренно послушен. Однако, по замечанию исследо- вателей, к началу XIX века тип «неистового стихотворца» трактуется двояко: как образ бездарного поэта и как образ поэта, жертвенно служа- щего музам [1: 14]. В тексте Б. Окуджавы актуализировано второе значе- ние, близкое по семантике к преромантическому «вдохновенному поэту». Поэзия – это высокое служение, ради которого кузнечики готовы терпеть лишения («снег их бьет, жара их мучит, мелкий дождичек кропит»). Они избегают мирских удовольствий и соблазнов, то есть всего, что мо- жет помешать творчеству. В их сердцах горит лишь поэтический огонь. Отметим, что модусы художественности этих образов, «порождающие смысл целого» (В.Тюпа), неоднозначны. Мягкий юмор Б. Окуджавы снимает кузнечиков с поэтических «котурн»: ведь коварным «искусите- лем» «неистовых» выступает «бедная барышня» – «божья букашка». Ал- люзивная перекличка с кузнечиком-музыкантом Я.Полонского, здесь, скорее, указание на предшествующую традицию. В «Песенке о Моцарте» (1989) автор называет и другие соблазны, отвлекающие поэта от его предназначения: это богемная суета («гульба-пальба»); ангажирован- ность поэзии и, наконец, время: «...шар земной на повороте / отврати- тельно скрипит...». Окуджавинские кузнечики не уступают никаким со- Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 10 блазнам, поскольку преданы искусству и понимают значение своей мис- сии. В третьей части стихотворения черты «поэта-труженика» и «неисто- вого стихотворца» синтезированы в мифопоэтической модели поэта- пророка, поэта-жреца. Знаменательно, что в последней строфе автор по- днимается до пафосного обобщения, актуализировав мотив поэтического бессмертия и устойчивый эпитет «вещий» с его мощным аллюзивным полем: «Но меж летом и зимою, между счастьем и бедой / прорастает неизменно вещий смысл работы той». «Вещим», то есть «мудрым, про- ницательным, обладающим даром предвидения» становится творчество тогда, когда его создатель гармонично соединяет Божий дар с упорным трудом и неистовым горением. Тогда «перышки» становятся «вещим пе- ром», благодаря которому происходит поэтическое преображение земной жизни, а творческая личность обретает бессмертие в вещем слове: «И сквозь всякие обиды / пробиваются в века / хлеб (поэма), жизнь (поэма), ветка тополя (строка)». Образ кузнечика-поэта, близкого к традиционной модели и вместе с тем модифицированного в русле авторской поэтологии, ярко воплощает- ся в небольшой поэме «Полдень в деревне». Как представляется, Б. Окуджавой актуализирован мифопоэтический мотив творческого сос- тязания. Разумеется, это состязание мало напоминает музыкальное сопе- рничество между Эвномом и Аристоном, а уж тем более между Аполло- ном и Марсием. В творческое соревнование с поэтом от Бога – кузнечи- ком незаметно для себя втягивается «человечек во фраке» – «знатный баловень». Выходя из кареты «просто так, подышать тишиной», вель- можа и не предполагает, что ему захочется писать стихи. Однако сила поэтического притяжения такова, что он мимо воли попадает в его орби- ту: «Он с природою слиться не хочет.... / Но, назойлив и неутомим, / не- знакомый ему молоточек / монотонно стрекочет пред ним». Охвачен- ный чувством, похожим на вдохновение, вельможа начинает творить. Такова сюжетная канва поэмы, семантическим ядром которой является авторская концепция творчества. Она воплощена в разных типах поэтов. В образе кузнечика Б. Окуджавой вновь объединены черты двух типов творческой личности – «поэта-труженика» («худым локотком утирает вдохновенья серебряный пот») и «вдохновенного поэта» («сгорает», «бе- Выпуск XV (2011) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 11 зумный и сирый»), отсылающего к топосу «furor poeticus». Отличие от предыдущих моделей – прямо отмеченная автором богоизбранность куз- нечика. Священность и бессмертие его творческого дара – инвариантная черта анакреонтического мотива, маркирована напитком амброзией. Как известно, в иерархии пищи богов он занимает одно из ведущих мест, по- скольку «поддерживает бессмертие и их вечную юность» [т.1.,с.66]. Лю- бопытны трансформации источника поэтического вдохновения – Каста- льского ключа. Кузнечику его заменяет «журчание влаги в овраге», оно же «подсказывает» ему рифмы. То есть поэзия природы разлита повсюду, и ей нет конца. Как видим, налицо вся атрибутика вдохновенного творче- ства, и кузнечик «сгорает» в поэтическом огне. Тот же антураж зеркально сохраняется в главках, посвященных твор- ческому «священнодействию» вновь обращенного поэта. Со всей неисто- востью неофита, почувствовав приближение чего-то, похожего на вдох- новение, он имитирует творческое поведения кузнечика. И «серебряный пот заструился по его не великому лбу», и муки творчества те же: пишет стихи, «рифмы пробуя, лиру ломая и за ближнего небо моля». Но это не экстаз боговдохновенного поэта кузнечика. Сочинять стихи пытается «неистовый поэт», в русской традиции, как уже указывалось, маркиро- ванный двойственно. В данном случае отношение автора к вельможе-стихотворцу амбива- лентное. Ироническое описание внешних подробностей не мешает ему вполне сочувственно относиться к изменениям в личности, вызванным «переоценкой» прежней жизни под влиянием творчества. Об этом сигна- лизируют реминисценция из Данте: «Показалось смешным все, что было, / еле видимым сквозь дерева» (срв. « Земную жизнь, пройдя до середины, /Я очутился в сумрачном лесу..), а также прямая авторская оценка, свиде- тельствующая о просветлении души: «То ли клятвы, а то ли признанья / зазвучали в его голове». Но, судя по всему, эти «ростки» духовности не получают дальнейшего развития и не приводят к глубинным преобразо- ваниям в структуре личности. Статичность образа демонстрирует финал поэмы. Его составляет шаб- лонная картина поэтических «бдений», что-то наподобие «меня сегодня Муза посетила, / Посидела-посидела – и ушла...» Своего рода маленький экфрасис на тему «Вдохновенный пиит» сопровождается уничижитель- Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 12 ным комментарием: «Ручка белая к небу воздета. / В карих глазках – ни зла, ни обид...». Мысль автора выражена достаточно прозрачно: не всякий вельможа способен писать стихи, даже если и позовет его к этой жертве Аполлон. Для творчества необходимо иметь Божью искру, которой, в отличие от бездарного баловня, озарены ум и сердце кузнечика. И в данном случае можно говорить о двух видах контекста: ближнем – социокультурном, и дальнем – историко-литературном. Что касается ближнего контекста, то, возможно, в поэме зашифрован авторский про- тест против засилья «секретарской» литературы советских вельмож, а также против излишней профессионализации литературы, низведения поэтического священнодействия до рутинного стихотворчества, о кото- ром в свое время мечтал Маяковский: колхозник «попашет – попишет стихи». В историко-литературном плане следует еще раз подчеркнуть ориен- тацию Б. Окуджавы на традицию, в данном случае на литературу конца XVIII – начала XIX веков, о чем свидетельствует сюжет поэмы «Полдень в деревне». В изучении поэтических посланий этого периода исследова- телями сделаны интересные наблюдения, которые могут быть экстрапо- лированы на изучение типов творческих личностей в образе кузнечика Б. Окуджавы. По их утверждению, типу поэта, тщетно трудящегося над стихами, противопоставлены образы «беспечного поэта» и поэта- дилетанта [1: 15-16]. Как представляется, черты последних синтезирова- ны Б. Окуджавой в образе незадачливого пиита-вельможи, тщетно при- зывающего вдохновение. Его семантическое ядро образуют мотивы творчества на досуге («Он не то чтобы к славе стремился, просто жил, искушая судьбу»); создание произведений для узкого круга людей («за ближнего небо моля»); отказ от серьезной поэзии в пользу «легкой», анакреонтической («В карих глазках – ни зла, ни обид»). Таким образом, считаем установленной связь образов кузнечиков- поэтов с анакреонтической традицией. Им присущи такие инвариантные черты, как священность и бессмертие творческого дара, способность куз- нечиков быть посредниками между горним и дольним, преданность ис- кусству. Особенностью трансформации образов поэтов-кузнечиков в поэзии Б. Окуджавы является их ориентация не на мифологему цикады, а на Выпуск XV (2011) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 13 предшествующую традицию, освоившую анакреонтический мотив. В по- эзии конца XVIII – начала XIX веков автор наследует тип творческой ли- чности, воплощенный в образе кузнечика-поэта. Б.Окуджава модифици- рует его в русле авторской поэтологии, создавая модели «поэта- труженика», «неистового стихотворца», «вдохновенного поэта», «беспе- чного поэта» и «поэта-дилетанта». Отличительной особенностью являет- ся их синтез. Сугубо «окуджавинским» следует считать воплощение в образе кузнечика моцартианской творческой личности, поддержанной традиционным для русской ментальности типом поэта-пророка. Стилис- тически образ кузнечика, как и вся поэзия Б. Окуджавы, возникает на сложном «пересечении трагедии и фарса, иронии и пафоса» (Д.Быков). ЛИТЕРАТУРА 1. Богданович Е.В. Стихотворное послание 1810-х – начала 1820-х гг. в кон- тексте русской и французской поэтических традиций. Автореф. дис. ... канд.филол. наук. – СПб, 2011. – 22с. 2. Бойко С. О Кузнечиках // Вопросы литературы. – 1998. – №2. – Режим доступа: http://magazines.russ.ru/voplit/1998/2/ 3. Звонарева Л. Зооморфный код в поэзии Зинаиды Гиппиус // Литературная учеба: Литературно-философский журнал // 2000. – Кн. 4 (июль-август). – С.100- 111. 4. Иванов Вяч.Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Том ІІ. Статьи о русской литературе. – М.: Языки русской культуры, 2000. – С.342-399. 5. Мазур Н.Н. Маска неистового стихотворца в «Евгении Онегине»: Поле- мические функции // Пушкин и его современники: Сб. науч. тр. – Вып. 5 (44). – СПб.: Нестор-История, 2009. – С. 141–208. 6. Николаев С. И. Образ писателя и эстетика творчества в представлениях русских писателей XVIII века // XVIII век. – Сб. 24. – СПб.: Наука, 2006. – С. 83–90. 7. Окуджава Б.Ш. Стихи разных лет. – Режим доступа: http://www.bokudjava.ru/A.html 8. Россомахин А. Кузнечики Николая Заболоцкого. – СПб: Красный матрос, 2005. –128с. 9. Салова С.А. Фабула о кузнечике в русской анакреонтике XVIII века // Проблемы изучения русской литературы XVIII века: Межвузовский сб. науч. тр. – Вып.13. – Самара: НТЦ, 2007. – С.30-44 http://magazines.russ.ru/voplit/1998/2/ http://www.bokudjava.ru/A.html Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 14 10. Степанов В. П. К вопросу о репутации литературы в середине XVIII века // XVIII век. – Сб. 14. – Л.: Наука, 1983. – С.112-119 11. Ханзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ми- фопоэтический символизм. Космическая символика / Пер. с нем. М.Ю. Некра- сова. – СПб.: «Академический проект», 2003. – 816 с. 12. Эпштейн М.Н. «Природа, мир, тайник Вселенной…»: Система пейзажных образов в русской поэзии. – М.: Высш.шк, 1990. – 303с. УДК 821.161.1: 82-3 / Белый Г.Е. ПРУСЕНКО (Киев) НАУЧНАЯ РЕЦЕПЦИЯ МЕТАПРОЗЫ АНДРЕЯ БЕЛОГО Аннотация. Прусенко Г.Е. Научная рецепция метапрозы Андрея Белого. В статье рассматриваются основные научные подходы к изучению метапо- этики и поэтики метапрозы русского модернизма, метапрозы Андрея Белого, анализу элементов авторефлексии и автоинтерпретации в творчестве писателя. Ключевые слова: метапоэтика, метапроза, Андрей Белый. Анотація. Прусенко Г.Є. Наукова рецепція метапрози Андрія Бєлого. У статті розглядаються основні наукові підходи до вивчення метапоетики та поетики метапрози російського модернізму, метапрози Андрія Бєлого, аналізу елементів авторефлексії та автоінтерпретації у творчості письменника. Ключові слова: метапоетика, метапроза, Андрій Бєлий. Summary. Prusenko G.Ye. The Scientific Reception of Andrei Bely’s Metaprose. In the article the principal approaches for studying of Russian modernism’s meta- poetics and metaprose poetics, Andrei Bely’s metaprose, analysis of autoreflection and autointerpretation elements in the writer’s works are observed. Keywords: metapoetics, metaprose, Andrei Bely.