Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы
В статье рассматриваются образы кузнечиков-поэтов в творчестве Б. Окуджавы в контексте анакреонтической традиции, устанавливаются их инвариантные черты.
Збережено в:
Дата: | 2012 |
---|---|
Автор: | |
Формат: | Стаття |
Мова: | Russian |
Опубліковано: |
Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України
2012
|
Назва видання: | Русская литература. Исследования |
Теми: | |
Онлайн доступ: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105455 |
Теги: |
Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
|
Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
Цитувати: | Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы / Н.И. Ильинская // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2012. — Вип. XVI. — С. 4-14. — Бібліогр.: 12 назв. — рос. |
Репозитарії
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraineid |
irk-123456789-105455 |
---|---|
record_format |
dspace |
spelling |
irk-123456789-1054552016-08-14T03:01:59Z Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы Ильинская, Н.И. Научная рецепция и художественная интерпретация классики В статье рассматриваются образы кузнечиков-поэтов в творчестве Б. Окуджавы в контексте анакреонтической традиции, устанавливаются их инвариантные черты. У статті розглядаються образи коників-поетів у творчості Б. Окуджави в контексті анакреонтичної традиції, встановллються їх інваріантні риси. The paper is devoted to the image of a grasshopper-poet in Bulat Okudzhava’s artistic works in the context of the Anacreontic tradition. Its invariant features are established. 2012 Article Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы / Н.И. Ильинская // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2012. — Вип. XVI. — С. 4-14. — Бібліогр.: 12 назв. — рос. 2218-7472 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105455 821.161.1: 82-3 / Окуджава ru Русская литература. Исследования Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України |
institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
collection |
DSpace DC |
language |
Russian |
topic |
Научная рецепция и художественная интерпретация классики Научная рецепция и художественная интерпретация классики |
spellingShingle |
Научная рецепция и художественная интерпретация классики Научная рецепция и художественная интерпретация классики Ильинская, Н.И. Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы Русская литература. Исследования |
description |
В статье рассматриваются образы кузнечиков-поэтов в творчестве Б. Окуджавы в контексте анакреонтической традиции, устанавливаются их инвариантные черты. |
format |
Article |
author |
Ильинская, Н.И. |
author_facet |
Ильинская, Н.И. |
author_sort |
Ильинская, Н.И. |
title |
Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы |
title_short |
Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы |
title_full |
Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы |
title_fullStr |
Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы |
title_full_unstemmed |
Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы |
title_sort |
анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии булата окуджавы |
publisher |
Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України |
publishDate |
2012 |
topic_facet |
Научная рецепция и художественная интерпретация классики |
url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105455 |
citation_txt |
Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии Булата Окуджавы / Н.И. Ильинская // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2012. — Вип. XVI. — С. 4-14. — Бібліогр.: 12 назв. — рос. |
series |
Русская литература. Исследования |
work_keys_str_mv |
AT ilʹinskaâni anakreontičeskijmotivcikadykuznečikavpoéziibulataokudžavy |
first_indexed |
2025-07-07T16:53:32Z |
last_indexed |
2025-07-07T16:53:32Z |
_version_ |
1837007857661247488 |
fulltext |
Русская литература. Исследования
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
4
УДК 821.161.1: 82-3 / Окуджава
Н.И. ИЛЬИНСКАЯ
(Херсон)
АНАКРЕОНТИЧЕСКИЙ МОТИВ ЦИКАДЫ / КУЗНЕЧИКА
В ПОЭЗИИ БУЛАТА ОКУДЖАВЫ
Аннотация.
Ильинская Н.И. Анакреонтический мотив цикады / кузнечика в поэзии
Булата Окуджавы.
В статье рассматриваются образы кузнечиков-поэтов в творчестве
Б. Окуджавы в контексте анакреонтической традиции, устанавливаются
их инвариантные черты.
Ключевые слова: анакреонтическая традиция, образ кузнечика-поэта.
Анотація.
Ільїнська Н.І. Анакреонтичний мотив цикади / коника в поезії Булата
Окуджави.
У статті розглядаються образи коників-поетів у творчості Б. Окуджави
в контексті анакреонтичної традиції, встановллються їх інваріантні риси.
Ключові слова: анакреонтична традиція, образ коника-поета.
Summary.
Il’inska N.I. The Anacreontic motif of the cicada / grasshopper in Bulat
Okudzhava’s poetry.
The paper is devoted to the image of a grasshopper-poet in Bulat Okudz-
hava’s artistic works in the context of the Anacreontic tradition. Its invariant
features are established.
Keywords: Anacreontic tradition, image of a grasshopper- poet.
Анакреонтический мотив цикады / кузнечика является сквозным в ми-
ровой поэтической традиции. Его «возвращение» в культурный обиход
происходит в середине XVI века, когда знаменитым Генрихом Стефану-
сом (Анри Этьеном) издается первая Анакреонтея. В XVII веке появляет-
ся их целый ряд, в том числе и классическое издание Дасье. Однако на-
Выпуск XV (2011)
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
5
стоящий бум припадает на начало ХVIII века, что связано с публикацией
в Голландии билингвального сборника стихотворений Анакреонта и
Сафо.
Довольно скоро любители древностей узнают, что большая часть про-
изведений – лишь подражания позднего эллинизма античному лирику.
Но это не мешает анакреонтее покорять утонченную читательскую ауди-
торию в Старом и Новом Свете и более того – победно шествовать в ве-
ках.
Достойное место анакреонтические мотивы находят и в русской по-
эзии. Как напишет Булат Окуджава, «восемнадцатый век из античности /
в назиданье нам, грешным, извлек / культ любви, обаяние личности, / на-
слаждения сладкий урок» («Восемнадцатый век из античности...»). А по-
мимо культа наслаждений восемнадцатый век «извлекает» из забвения
анакреонтическую мифологему поэта-цикады – любимца Муз, избранни-
ка судьбы, посредника меж миром горним и дольним. Об этом пишут
современные исследователи, полемизируя с устоявшимся мнением о том,
что в русской анакреонтике XVIII века доминируют темы мирских удо-
вольствий. «Есть все основания утверждать первостепенную значимость
представленной в ней темы поэта и поэзии, в рамках которой оформи-
лась, в частности символико-аллегорическая семантика образа кузнечи-
ка» [9: 43].
Особую популярность приобретает лирическая миниатюра Анакреон-
та «К цикаде». На протяжении нескольких столетий она становится пре-
текстом разноплановых семантических трансформаций. У истоков рус-
ской традиции А. Кантемир. Его русифицированная анакреонтея «К тре-
козе» – начало «вариаций на тему» кузнечиков и сверчков. В этом переч-
не – стихотворение М. Ломоносова с длинным автобиографическим на-
званием: «Стихи, сочиненныя по дороге в Петергоф, когда я в 1761 году
ехал просить о подписании привилегии для Академии, быв много раз
прежде за тем же», многочисленные кузнечики Н. Львова, Г. Державина,
В. Капниста П. Андреева, Н. Гнедича.
В анакреонтее ХVIII века показательны два момента: наследование
традиции и ее модификация. Так, стихотворениям большинства из на-
званных авторов присущи такие черты, как близость греческому ориги-
налу, если судить по подстрочнику, русификация образа: цикада стано-
Русская литература. Исследования
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
6
вится кузнечиком («трекозой»). Исключение составляет стихотворение
М.Ломоносова, которое являет собой очаровательный образчик вольного
обращения с первоисточником. Как и другие стихотворцы, он подчерки-
вает царственность, беззаботность, ангельский чин («Ты ангел во плоти,
иль лучше – ты бесплотен!») кузнечика, его абсолютную свободу.
Отличие поэтической версии М.Ломоносова – в семантической пере-
ориентации исходного смысла, что, по-видимому, «спровоцировано»
дискуссией вокруг Анакреонта. Кузнечик уже не олицетворяет творче-
скую личность – любимца Феба, о чем сигнализирует отсутствие тради-
ционных поэтонимов. В субъектной организации стихотворения на пер-
вый план выдвигается авторское сознание. Счастливой жизни кузнечика
(«Ты скачешь и поешь») противопоставлена мечта о личной независимо-
сти поэта: «...везде в своем дому, / Не просишь ни о чем, не должен ни-
кому» («Кузнечик»). Как видим, анакреонтический мотив приобретает
некий несвойственный ему драматизм. Именно этот аспект демифологи-
зации образа беззаботного кузнечика-поэта окажется созвучным авторам
ХХ века – Арсению Тарковскому, Николаю Заболоцкому, Бахыту Кен-
жееву.
По мере отхода от традиций русской анакреонтики ослабевает интерес
как к первоначальной фабуле о кузнечике, так и к ее интерпретации.
Анакреонтический образ кузнечика возрождается в переходные эпохи, на
волне переосмысления традиционных и поисков новых художественных
ориентиров. В 80-е годы ХІХ века он замечен у К. Случевского, кузнечи-
ку-музыканту посвящена поэма Я. Полонского. В ХХ веке образ кузне-
чика широко представлен в поэзии В. Хлебникова, Вяч. Иванова, М. Во-
лошина, О. Мандельштама, Н.Заболоцкого, А. Тарковского, Б. Окуд-
жавы, Б. Кенжеева, О. Чухонцева, К. Кедрова, Г. Айги, В. Павловой,
Г. Сапгира, Н. Кононова.
В этом литературном ряду (согласимся с М. Эпштейном) «Кузнечик»
В. Хлебникова выполняет особую миссию: «после публикации стихотво-
рения за словом «кузнечик» в русской поэзии закрепился отчётливый
“хлебниковский” отпечаток» [12: 243]. Архаист-новатор возрождает
культурную память этого образа. Общность хлебниковского текста и ис-
ходной фабулы заключается в возвращении образу кузнечика ореола са-
кральности, напоминающего о его связи с музами, с античной и русской
Выпуск XV (2011)
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
7
традициями. Об этом сигнализирует пафосная – державинская – интона-
ция, «работающая» на одическую стилистику, в финале стихотворения
поддержанная словотворчеством В. Хлебникова: «О, лебедиво! О, оза-
ри!», (срв. у Г. Державина «О! Едва ли не подобен / Мой кузнечик, ты
богам!»).
Анализ стихотворений, в которых воплощен образ кузнечика-поэта,
позволяет выделить такие его инвариантные черты, как оптимистическое
мирочувствие, уверенность в священности поэтического дара и его бес-
смертии – непременной атрибуции творческой личности, медиаторские
функции посредника между небом и землей. В дальнейшем образ цикады
/ кузнечика трансформируется и дополняется новыми смыслами. Напри-
мер, в поэзии В. Иванова, Н. Заболоцкого, А. Тарковского кузнечик
сближается с апокалиптическим вестником.
В современной научной литературе анакреонтические мотивы изуче-
ны довольно скромно, в основном в связи с античной поэзией. Назовем
основные публикации, которые в той или иной мере касаются нашего
предмета. Это раздел «Символика насекомых» в масштабном исследова-
нии А. Ханзен-Леве «Мифопоэтический символизм» [11], статьи С. Са-
ловой «Фабула о кузнечике в русской анакреонтике XVIII века» [8],
Л. Звонаревой «Зооморфный код в поэзии Зинаиды Гиппиус» [3]. От-
дельные упоминания содержатся в публикациях, посвященных творчест-
ву того или иного автора (например, Вяч. Вс. Иванова «Хлебников и нау-
ка») [4]. Интерес представляют исследования А. Россомахина, посвящен-
ные кузнечикам Николая Заболоцкого, а также диалогу современных по-
этов, пищущих о кузнечиках, с мэтром – Велимиром Хлебниковым [8].
Непосредственно образ цикады рассматривается в оказавшихся недос-
тупными работах западных русистов, упомянутых в исследовании
А.Ханзен-Леве.
Наиболее близкой теме является статья Светланы Бойко «О Кузнечи-
ках» [2]. Интенция автора – проанализировать черты поэта-кузнечика в
стихотворениях Б. Окуджавы, привлекая соответствующий контекст рус-
ской поэтической традиции. В тексте статьи кузнечики «проскакали», как
и подобает «бесплотным», легко преодолевая одическую мощь
Г.Державина, крупную поэтическую форму Я. Полонского, словотворче-
ство В.Хлебникова и трагический модус О.Мандельштама. На риториче-
Русская литература. Исследования
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
8
ские, по всей вероятности, вопросы автора статьи, что «мы, должно быть,
о нем, (то есть кузнечике), уже слыхали», и «никто не усомнится, что
этот герой – поэт, русский поэт-пророк» – отвечаем полуутвердительно.
Да, слыхали, но «усомнимся», потому что ответ на него не столь одно-
значен.
Выражая признательность автору статьи за предоставленную возмож-
ность диалога, попытаемся доказать, что образ поэта в лирике
Б.Окуджавы, явленный через поэтоним кузнечика, многогранен, интер-
текстуален и не сводится исключительно к одной модели поэта-пророка.
Актуализацией образа кузнечика (сверчка) Б.Окуджава выполняет дву-
единую задачу: заявляет о своей преемственности с русской традицией в
«большом времени» и создает авторский миф о творческой личности.
Назовем произведения Б. Окуджавы, в которых кузнечик (сверчок)
представлен коррелятом образа поэта: это стихотворения «О кузнечиках»
(1960), «В детстве мне встретился как-то кузнечик...» (1964), «Ну чем
тебе потрафить, мой кузнечик...» (1986), цикл «Стихи без названия»
(1962), поэма «Полдень в деревне» (1982). В формате доклада ограни-
чимся двумя – стихотворением «О кузнечиках» и поэмой «Полдень в де-
ревне». Цель – выявить инвариантную составляющую, проследить куль-
турную преемственность и модификации типов творческих личностей,
связанных с образом Кузнечика-поэта.
Если В. Хлебников называет своего «Кузнечика» частушкой, то сти-
хотворение «О кузнечиках» Б. Окуджавы сначала кажется детским на
фоне «нудительной серьезности» (М. Бахтин) темы поэта и поэзии в тек-
стах «социального заказа». Эффект наивности (уж не от Хлебникова ли?)
и детской непосредственности создается рядом приемов, как бы «снижа-
ющих» образы кузнечиков-поэтов. Это обилие уменьшительно-ласка-
тельной лексики («перышки», «лапки», «цветочки», «дождичек»), ко-
мизм ситуаций («в затылках дружно чешут»), яркая колористика «детс-
кого» рисунка без полутонов. Однако несомненной остается связь с по-
этологической проблематикой как на уровне традиции, так и концепции
творческой личности, о которой много размышляет Б. Окуджава. Знаме-
нательно, что практически все они посвящены «сотоварищам» из «бесс-
мертного полка» – Ю.Киму, Я.Смелякову, Вл.Соколову.
Выпуск XV (2011)
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
9
Композиционно в стихотворении «О кузнечиках» можно выделить три
смысловые части, в каждой из которых тип творческой личности, то есть
кузнечики, приобретают новые черты. Так, в первой части в образах куз-
нечиков ярко представлен тип «поэта-труженика». Характерный для эс-
тетики классицизма, он восходит к «Посланию к Пизонам» Горация [10:
112], а затем функционирует в жанре послания в преромантической по-
эзии [1: 14]. Согласно этой модели, именно благодаря труду и усердию
кузнечики пишут «белые стихи». Их помыслы чисты, а творчество связа-
но с небесами и землей, символами которых являются чернильницы из
облаков и молока. Связь этих образов с анакреонтической традицией не-
сомненна. Кузнечики выступают посредниками между горним и доль-
ним, а поэтическое пространство этих тружеников автор маркирует дер-
жавинским эпитетом «золотой».
По мере движения поэтического сюжета образы кузнечиков обретают
новые черты, характерные, скорее, типу «неистового стихотворца» [ под-
робно об этом типе см.: 5] Как известно, неистовство поэту посылают
музы, которым он смиренно послушен. Однако, по замечанию исследо-
вателей, к началу XIX века тип «неистового стихотворца» трактуется
двояко: как образ бездарного поэта и как образ поэта, жертвенно служа-
щего музам [1: 14]. В тексте Б. Окуджавы актуализировано второе значе-
ние, близкое по семантике к преромантическому «вдохновенному поэту».
Поэзия – это высокое служение, ради которого кузнечики готовы терпеть
лишения («снег их бьет, жара их мучит, мелкий дождичек кропит»).
Они избегают мирских удовольствий и соблазнов, то есть всего, что мо-
жет помешать творчеству. В их сердцах горит лишь поэтический огонь.
Отметим, что модусы художественности этих образов, «порождающие
смысл целого» (В.Тюпа), неоднозначны. Мягкий юмор Б. Окуджавы
снимает кузнечиков с поэтических «котурн»: ведь коварным «искусите-
лем» «неистовых» выступает «бедная барышня» – «божья букашка». Ал-
люзивная перекличка с кузнечиком-музыкантом Я.Полонского, здесь,
скорее, указание на предшествующую традицию. В «Песенке о Моцарте»
(1989) автор называет и другие соблазны, отвлекающие поэта от его
предназначения: это богемная суета («гульба-пальба»); ангажирован-
ность поэзии и, наконец, время: «...шар земной на повороте / отврати-
тельно скрипит...». Окуджавинские кузнечики не уступают никаким со-
Русская литература. Исследования
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
10
блазнам, поскольку преданы искусству и понимают значение своей мис-
сии.
В третьей части стихотворения черты «поэта-труженика» и «неисто-
вого стихотворца» синтезированы в мифопоэтической модели поэта-
пророка, поэта-жреца. Знаменательно, что в последней строфе автор по-
днимается до пафосного обобщения, актуализировав мотив поэтического
бессмертия и устойчивый эпитет «вещий» с его мощным аллюзивным
полем: «Но меж летом и зимою, между счастьем и бедой / прорастает
неизменно вещий смысл работы той». «Вещим», то есть «мудрым, про-
ницательным, обладающим даром предвидения» становится творчество
тогда, когда его создатель гармонично соединяет Божий дар с упорным
трудом и неистовым горением. Тогда «перышки» становятся «вещим пе-
ром», благодаря которому происходит поэтическое преображение земной
жизни, а творческая личность обретает бессмертие в вещем слове: «И
сквозь всякие обиды / пробиваются в века / хлеб (поэма), жизнь (поэма),
ветка тополя (строка)».
Образ кузнечика-поэта, близкого к традиционной модели и вместе с
тем модифицированного в русле авторской поэтологии, ярко воплощает-
ся в небольшой поэме «Полдень в деревне». Как представляется,
Б. Окуджавой актуализирован мифопоэтический мотив творческого сос-
тязания. Разумеется, это состязание мало напоминает музыкальное сопе-
рничество между Эвномом и Аристоном, а уж тем более между Аполло-
ном и Марсием. В творческое соревнование с поэтом от Бога – кузнечи-
ком незаметно для себя втягивается «человечек во фраке» – «знатный
баловень». Выходя из кареты «просто так, подышать тишиной», вель-
можа и не предполагает, что ему захочется писать стихи. Однако сила
поэтического притяжения такова, что он мимо воли попадает в его орби-
ту: «Он с природою слиться не хочет.... / Но, назойлив и неутомим, / не-
знакомый ему молоточек / монотонно стрекочет пред ним». Охвачен-
ный чувством, похожим на вдохновение, вельможа начинает творить.
Такова сюжетная канва поэмы, семантическим ядром которой является
авторская концепция творчества. Она воплощена в разных типах поэтов.
В образе кузнечика Б. Окуджавой вновь объединены черты двух типов
творческой личности – «поэта-труженика» («худым локотком утирает
вдохновенья серебряный пот») и «вдохновенного поэта» («сгорает», «бе-
Выпуск XV (2011)
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
11
зумный и сирый»), отсылающего к топосу «furor poeticus». Отличие от
предыдущих моделей – прямо отмеченная автором богоизбранность куз-
нечика. Священность и бессмертие его творческого дара – инвариантная
черта анакреонтического мотива, маркирована напитком амброзией. Как
известно, в иерархии пищи богов он занимает одно из ведущих мест, по-
скольку «поддерживает бессмертие и их вечную юность» [т.1.,с.66]. Лю-
бопытны трансформации источника поэтического вдохновения – Каста-
льского ключа. Кузнечику его заменяет «журчание влаги в овраге», оно
же «подсказывает» ему рифмы. То есть поэзия природы разлита повсюду,
и ей нет конца. Как видим, налицо вся атрибутика вдохновенного творче-
ства, и кузнечик «сгорает» в поэтическом огне.
Тот же антураж зеркально сохраняется в главках, посвященных твор-
ческому «священнодействию» вновь обращенного поэта. Со всей неисто-
востью неофита, почувствовав приближение чего-то, похожего на вдох-
новение, он имитирует творческое поведения кузнечика. И «серебряный
пот заструился по его не великому лбу», и муки творчества те же: пишет
стихи, «рифмы пробуя, лиру ломая и за ближнего небо моля». Но это не
экстаз боговдохновенного поэта кузнечика. Сочинять стихи пытается
«неистовый поэт», в русской традиции, как уже указывалось, маркиро-
ванный двойственно.
В данном случае отношение автора к вельможе-стихотворцу амбива-
лентное. Ироническое описание внешних подробностей не мешает ему
вполне сочувственно относиться к изменениям в личности, вызванным
«переоценкой» прежней жизни под влиянием творчества. Об этом сигна-
лизируют реминисценция из Данте: «Показалось смешным все, что было,
/ еле видимым сквозь дерева» (срв. « Земную жизнь, пройдя до середины,
/Я очутился в сумрачном лесу..), а также прямая авторская оценка, свиде-
тельствующая о просветлении души: «То ли клятвы, а то ли признанья /
зазвучали в его голове». Но, судя по всему, эти «ростки» духовности не
получают дальнейшего развития и не приводят к глубинным преобразо-
ваниям в структуре личности.
Статичность образа демонстрирует финал поэмы. Его составляет шаб-
лонная картина поэтических «бдений», что-то наподобие «меня сегодня
Муза посетила, / Посидела-посидела – и ушла...» Своего рода маленький
экфрасис на тему «Вдохновенный пиит» сопровождается уничижитель-
Русская литература. Исследования
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
12
ным комментарием: «Ручка белая к небу воздета. / В карих глазках – ни
зла, ни обид...». Мысль автора выражена достаточно прозрачно: не всякий
вельможа способен писать стихи, даже если и позовет его к этой жертве
Аполлон. Для творчества необходимо иметь Божью искру, которой, в
отличие от бездарного баловня, озарены ум и сердце кузнечика.
И в данном случае можно говорить о двух видах контекста: ближнем –
социокультурном, и дальнем – историко-литературном. Что касается
ближнего контекста, то, возможно, в поэме зашифрован авторский про-
тест против засилья «секретарской» литературы советских вельмож, а
также против излишней профессионализации литературы, низведения
поэтического священнодействия до рутинного стихотворчества, о кото-
ром в свое время мечтал Маяковский: колхозник «попашет – попишет
стихи».
В историко-литературном плане следует еще раз подчеркнуть ориен-
тацию Б. Окуджавы на традицию, в данном случае на литературу конца
XVIII – начала XIX веков, о чем свидетельствует сюжет поэмы «Полдень
в деревне». В изучении поэтических посланий этого периода исследова-
телями сделаны интересные наблюдения, которые могут быть экстрапо-
лированы на изучение типов творческих личностей в образе кузнечика
Б. Окуджавы. По их утверждению, типу поэта, тщетно трудящегося над
стихами, противопоставлены образы «беспечного поэта» и поэта-
дилетанта [1: 15-16]. Как представляется, черты последних синтезирова-
ны Б. Окуджавой в образе незадачливого пиита-вельможи, тщетно при-
зывающего вдохновение. Его семантическое ядро образуют мотивы
творчества на досуге («Он не то чтобы к славе стремился, просто жил,
искушая судьбу»); создание произведений для узкого круга людей («за
ближнего небо моля»); отказ от серьезной поэзии в пользу «легкой»,
анакреонтической («В карих глазках – ни зла, ни обид»).
Таким образом, считаем установленной связь образов кузнечиков-
поэтов с анакреонтической традицией. Им присущи такие инвариантные
черты, как священность и бессмертие творческого дара, способность куз-
нечиков быть посредниками между горним и дольним, преданность ис-
кусству.
Особенностью трансформации образов поэтов-кузнечиков в поэзии
Б. Окуджавы является их ориентация не на мифологему цикады, а на
Выпуск XV (2011)
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
13
предшествующую традицию, освоившую анакреонтический мотив. В по-
эзии конца XVIII – начала XIX веков автор наследует тип творческой ли-
чности, воплощенный в образе кузнечика-поэта. Б.Окуджава модифици-
рует его в русле авторской поэтологии, создавая модели «поэта-
труженика», «неистового стихотворца», «вдохновенного поэта», «беспе-
чного поэта» и «поэта-дилетанта». Отличительной особенностью являет-
ся их синтез. Сугубо «окуджавинским» следует считать воплощение в
образе кузнечика моцартианской творческой личности, поддержанной
традиционным для русской ментальности типом поэта-пророка. Стилис-
тически образ кузнечика, как и вся поэзия Б. Окуджавы, возникает на
сложном «пересечении трагедии и фарса, иронии и пафоса» (Д.Быков).
ЛИТЕРАТУРА
1. Богданович Е.В. Стихотворное послание 1810-х – начала 1820-х гг. в кон-
тексте русской и французской поэтических традиций. Автореф. дис. ...
канд.филол. наук. – СПб, 2011. – 22с.
2. Бойко С. О Кузнечиках // Вопросы литературы. – 1998. – №2. – Режим
доступа: http://magazines.russ.ru/voplit/1998/2/
3. Звонарева Л. Зооморфный код в поэзии Зинаиды Гиппиус // Литературная
учеба: Литературно-философский журнал // 2000. – Кн. 4 (июль-август). – С.100-
111.
4. Иванов Вяч.Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры.
Том ІІ. Статьи о русской литературе. – М.: Языки русской культуры, 2000. –
С.342-399.
5. Мазур Н.Н. Маска неистового стихотворца в «Евгении Онегине»: Поле-
мические функции // Пушкин и его современники: Сб. науч. тр. – Вып. 5 (44). –
СПб.: Нестор-История, 2009. – С. 141–208.
6. Николаев С. И. Образ писателя и эстетика творчества в представлениях
русских писателей XVIII века // XVIII век. – Сб. 24. – СПб.: Наука, 2006. –
С. 83–90.
7. Окуджава Б.Ш. Стихи разных лет. – Режим доступа:
http://www.bokudjava.ru/A.html
8. Россомахин А. Кузнечики Николая Заболоцкого. – СПб: Красный матрос,
2005. –128с.
9. Салова С.А. Фабула о кузнечике в русской анакреонтике XVIII века //
Проблемы изучения русской литературы XVIII века: Межвузовский сб. науч. тр.
– Вып.13. – Самара: НТЦ, 2007. – С.30-44
http://magazines.russ.ru/voplit/1998/2/
http://www.bokudjava.ru/A.html
Русская литература. Исследования
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
14
10. Степанов В. П. К вопросу о репутации литературы в середине XVIII века
// XVIII век. – Сб. 14. – Л.: Наука, 1983. – С.112-119
11. Ханзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ми-
фопоэтический символизм. Космическая символика / Пер. с нем. М.Ю. Некра-
сова. – СПб.: «Академический проект», 2003. – 816 с.
12. Эпштейн М.Н. «Природа, мир, тайник Вселенной…»: Система пейзажных
образов в русской поэзии. – М.: Высш.шк, 1990. – 303с.
УДК 821.161.1: 82-3 / Белый
Г.Е. ПРУСЕНКО
(Киев)
НАУЧНАЯ РЕЦЕПЦИЯ МЕТАПРОЗЫ АНДРЕЯ БЕЛОГО
Аннотация.
Прусенко Г.Е. Научная рецепция метапрозы Андрея Белого.
В статье рассматриваются основные научные подходы к изучению метапо-
этики и поэтики метапрозы русского модернизма, метапрозы Андрея Белого,
анализу элементов авторефлексии и автоинтерпретации в творчестве писателя.
Ключевые слова: метапоэтика, метапроза, Андрей Белый.
Анотація.
Прусенко Г.Є. Наукова рецепція метапрози Андрія Бєлого.
У статті розглядаються основні наукові підходи до вивчення метапоетики та
поетики метапрози російського модернізму, метапрози Андрія Бєлого, аналізу
елементів авторефлексії та автоінтерпретації у творчості письменника.
Ключові слова: метапоетика, метапроза, Андрій Бєлий.
Summary.
Prusenko G.Ye. The Scientific Reception of Andrei Bely’s Metaprose.
In the article the principal approaches for studying of Russian modernism’s meta-
poetics and metaprose poetics, Andrei Bely’s metaprose, analysis of autoreflection and
autointerpretation elements in the writer’s works are observed.
Keywords: metapoetics, metaprose, Andrei Bely.
|