Переосмысление аллегорических образов и поэтических формул С. Боброва в поэзии М. Лермонтова

В статье проанализированы общие для поэзии С. Боброва и М. Лермонтова аллегорические образы и поэтические формулы; показаны пути преломления в романтизме начала XIX века литературной традиции предшествующей эпохи....

Ausführliche Beschreibung

Gespeichert in:

Bibliographische Detailangaben
Datum:	2013
1. Verfasser:	Харитоненко, Е.И.
Format:	Artikel
Sprache:	Russian
Veröffentlicht:	Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України 2013
Schriftenreihe:	Русская литература. Исследования
Schlagworte:	Научная рецепция и художественная интерпретация классики
Online Zugang:	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105501
Tags:	Tag hinzufügen Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
Назва журналу:	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Zitieren:	Переосмысление аллегорических образов и поэтических формул С. Боброва в поэзии М. Лермонтова / Е.И. Харитоненко // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2013. — Вип. XVII. — С. 88-100. — Бібліогр.: 17 назв. — рос.

Institution

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine

id	irk-123456789-105501
record_format	dspace
spelling	irk-123456789-1055012016-08-14T03:03:01Z Переосмысление аллегорических образов и поэтических формул С. Боброва в поэзии М. Лермонтова Харитоненко, Е.И. Научная рецепция и художественная интерпретация классики В статье проанализированы общие для поэзии С. Боброва и М. Лермонтова аллегорические образы и поэтические формулы; показаны пути преломления в романтизме начала XIX века литературной традиции предшествующей эпохи. У статті проаналізовані спільні для поезії С. Боброва і М. Лермонтова алегоричні образи; показані шляхи переосмислення в романтичній поезії початку XIX століття літературної традиції попередньої епохи. The paper analyzes common to poetry S. Bobrov's and M. Lermontov's allegorical images, showing the path of refraction in the romantic poetry of the early XIX century literary tradition of the previous era. 2013 Article Переосмысление аллегорических образов и поэтических формул С. Боброва в поэзии М. Лермонтова / Е.И. Харитоненко // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2013. — Вип. XVII. — С. 88-100. — Бібліогр.: 17 назв. — рос. XXXX-0092 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105501 821.161.1-14 ru Русская литература. Исследования Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України
institution	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection	DSpace DC
language	Russian
topic	Научная рецепция и художественная интерпретация классики Научная рецепция и художественная интерпретация классики
spellingShingle	Научная рецепция и художественная интерпретация классики Научная рецепция и художественная интерпретация классики Харитоненко, Е.И. Переосмысление аллегорических образов и поэтических формул С. Боброва в поэзии М. Лермонтова Русская литература. Исследования
description	В статье проанализированы общие для поэзии С. Боброва и М. Лермонтова аллегорические образы и поэтические формулы; показаны пути преломления в романтизме начала XIX века литературной традиции предшествующей эпохи.
format	Article
author	Харитоненко, Е.И.
author_facet	Харитоненко, Е.И.
author_sort	Харитоненко, Е.И.
title	Переосмысление аллегорических образов и поэтических формул С. Боброва в поэзии М. Лермонтова
title_short	Переосмысление аллегорических образов и поэтических формул С. Боброва в поэзии М. Лермонтова
title_full	Переосмысление аллегорических образов и поэтических формул С. Боброва в поэзии М. Лермонтова
title_fullStr	Переосмысление аллегорических образов и поэтических формул С. Боброва в поэзии М. Лермонтова
title_full_unstemmed	Переосмысление аллегорических образов и поэтических формул С. Боброва в поэзии М. Лермонтова
title_sort	переосмысление аллегорических образов и поэтических формул с. боброва в поэзии м. лермонтова
publisher	Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України
publishDate	2013
topic_facet	Научная рецепция и художественная интерпретация классики
url	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/105501
citation_txt	Переосмысление аллегорических образов и поэтических формул С. Боброва в поэзии М. Лермонтова / Е.И. Харитоненко // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2013. — Вип. XVII. — С. 88-100. — Бібліогр.: 17 назв. — рос.
series	Русская литература. Исследования
work_keys_str_mv	AT haritonenkoei pereosmyslenieallegoričeskihobrazovipoétičeskihformulsbobrovavpoéziimlermontova
first_indexed	2025-07-07T16:57:04Z
last_indexed	2025-07-07T16:57:04Z
_version_	1837008080079945728
fulltext	Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 88 УДК 821.161.1-14 Е. И. Харитоненко (Национальный педагогический университет имени М. П. Драгоманова, Киев) E-mail: xelena3@yandex.ua ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ АЛЛЕГОРИЧЕСКИХ ОБРАЗОВ И ПОЭТИЧЕСКИХ ФОРМУЛ С. БОБРОВА В ПОЭЗИИ М. ЛЕРМОНТОВА Аннотация. Е. И. Харитоненко. Переосмысление аллегорических образов и поэтических формул С. Боброва в поэзии М. Лермонтова. В статье проанализированы общие для поэзии С. Боброва и М. Лермонтова аллегорические образы и поэтические формулы; показаны пути преломления в романтизме начала XIX века литературной традиции предшествующей эпохи. Ключевые слова: романтизм, просвещение, барокко, поэзия мысли, ночные мотивы в поэзии романтизма, масонское путешествие как жанр литературы XVIII века, аллегория, поэтическая формула. Семен Сергеевич Бобров – одна из наиболее противоречивых фигур поэтического Олимпа рубежа XVIII–XIX веков. Автора поэм «Таврида» (во втором издании − «Херсонида»), «Древняя ночь Вселенной, или странствующий слепец» и множества других опытов в стихах и прозе [4] современники то превозносили, объявляя преемником М. Ломоносова и Г. Державина, то жестоко высмеивали за тяжеловесность слога и невнят- ность мысли. Резкая критика имела свои последствия: почти на два сто- летия творчество писателя было забыто (не без исключений, конечно же) и только в наши дни возвращается к читателю [5]. Возможно, именно по этой причине проблемы влияния поэзии С. С. Боброва на М. Ю. Лермонтова не исследовались. Никаких упоми- наний о возможных цитациях, аллюзиях, реминисценциях нет ни в «Лер- монтовской энциклопедии», ни в трудах ученых, которые занимались сравнительным анализом произведений писателя, ни в современных ис- следованиях. Однако в «Жене Севера», «Ночи», «Мцыри» есть фрагмен- Выпуск XVII (2013) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 89 ты, почти дословно воспроизводящие строки «Тавриды», «Рассвета пол- ночи», «Древней ночи вселенной». Поэтому цель этой статьи – обозна- чить такие соответствия и попытаться уяснить их функции в текстах М. Ю. Лермонтова. Прямых свидетельств о том, что М. Ю. Лермонтов читал произведе- ния С. С. Боброва или же знал о них, нет. Однако факты его биографии свидетельствуют о том, что такое прочтение и возможно, и вероятно. Во- первых, к 1828 году (начало обучения в Пансионе) сведения о С. С. Боб- рове уже были в учебниках, в частности, в «Курсе российской словесно- сти» И. М. Левицкого (1812). Во-вторых, Андрей Николаевич Муравьев, соученик и друг М. Ю. Лермонтова, в своем творчестве неоднократно «испытывал» темы, мотивы и жанры, которые в сознании читателя той поры неизменно ассоциировались с именем С. С. Боброва. Так, в 1827 году он опубликовал свою описательную поэму «Таврида» [9] (А. П. Лю- сый отмечает факт прямой преемственности, Н. А. Хохлова в коммента- риях к репринтному изданию сочинения А.Н. Муравьева пишет об опо- средованном воздействии С. Боброва – через «Бахчисарайский фонтан» А. Пушкина и «Путешествия по Тавриде в 1820 годе» И. М. Муравьева- Апостола). Можем предположить, что литературные беседы А. Н. Му- равьева и М. Ю. Лермонтова не ограничивались отмеченными биографа- ми фактами написания «Ветки Палестины» и чтения «Мцыри», но каса- лись и других волновавших обоих писателей тем. В-третьих, и М. Ю. Лермонтов, и С. С. Бобров в ранний период своего творчества ис- пытывали влияние Э. Юнга, «Ночные размышления» которого отражены в «Ночах» обоих писателей. Храм грозной богини. В стихотворении М. Ю. Лермонтова «Жена Севера» 1829 года раскрывается образ «дочери богов», видеть которую не мог никто из смертных, кроме скальдов. В лермонтоведении отмечено влияние на поэта мифологии скандинавских народов, «оссианических» мотивов и пушкинского «Портрета». Однако Л. М. Шарыпкин ни в ми- фологии, ни в литературе не находил соответствий такой строке: «И Финна дикие сыны / Ей храмины сооружали», ведь «северные народы никогда храмов не строили» [14, 172]. Исследователь обратился к антич- ной мифологии и сравнил героиню стихотворения с богиней целомудрия Дианой / Гекатой (ее безнаказанно нельзя было видеть простым смерт- Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 90 ным; само имя Гекаты означало «издали поражать») и богиней плодоро- дия Церерой (ее культ сопрягался с ночными мистериями, поэтому хра- мы в ее честь сооружали). Сравнение стихотворения М. Ю. Лермонтова с «Тавридой» С. С. Боб- рова не только подтверждает предположение Д. М. Шарыпкина, но и по- зволяет отыскать буквальное совпадение строк, касающихся именно этих храмов. С. С. Бобров использовал миф об Ифигении, от меча которой − по- скольку она была жрицей храма богини Гекаты − погибал «пришелец всякий»: «Дикие племена… боготворили / Двурогу Фебову сестру / Ко- торую в Колхидском царстве / Под именем Гекаты страшной / Медея но- чью призывала. − / Ей храмы были соруженны [...] Стоящий жертвенник ужасный / Природный цвет свой потерял, / Всегда быв омываем кровью» [1, 120-121]. Как видим, в «Жене Севера» М. Ю. Лермонтова намеренно или слу- чайно воспроизводится поэтическая формула С. С. Боброва и ощутимо влияние мотивов и образов античной литературы, актуальной для поэти- ки классицизма. Однако все это попадает уже на новую почву – романти- ческой литературы: мотив жертвы увязывается с темой поэзии и высокой жертвенной судьбы поэта; образ грозной богини приобретает ореол таин- ственности и демонизма. Эхо – «сын древних песней». Лермонтовский «Кавказский пленник» создан, безусловно, под влиянием одноименной пушкинской поэмы. Од- нако «ничего похожего на пушкинский эпилог…» [10, 213] в нем нет. Доминирующее настроение − безысходность, отчаяние, тоска. Отец оп- лакивает дочь, которую навеки потерял, убив пленника: «Терзайся век! живи уныло!.. / Ее уж нет. И за тобой / Повсюду призрак роковой, / Кто гроб ее тебе укажет? / Беги ищи ее везде!!! / “Где дочь моя?” – и отзыв скажет: Где?..» [6, II, 137]. Характер переосмысления М. Ю. Лермонтовым пушкинских мотивов в лермонтоведении уяснен. Непонятной остается сюжетная неувязка: те- ло девушки найдено, все знают, кто ее убийца. Что означают пять по- следних строк? Беремся утверждать, что огромное значение здесь для М. Ю. Лермонтова имели аллегорические толкования образа эха. Выпуск XVII (2013) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 91 И эхо, и связанная с ним игра слов – приемы барочной поэтики, кото- рые использовал в том числе и С. С. Бобров в своей «Тавриде». Так, по- ющим пастухам вторит эхо, причем оно не просто повторяет сказанное, а изменяет слова, «перепевает» их на свой лад: «Как воссияет новый мир, / − міръ. / Эхо: мир, / − миръ»; «Какая ж сень? – иль нощи тень? / – Эхо: День…»; «Ты внидешь в млечный вертоград!.. / Эхо: В вечный град!..»; «Наперсницей пророка будешь, − / Эхо: Забудешь» [1, 170-171]. Современники с известной долей иронии восприняли эти эксперимен- ты писателя. Свидетельство тому – приводимые В. Л. Коровиным ком- ментарии Н. Ф. Остолопова к поэме: «Эхо г-на Боброва умело даже при- бирать рифмы – хотя сие и несообразно с принятыми правилами. Оно обязано только, как то бывает и в самой природе, повторять одни оконча- тельные слоги. Ежели допустить подобную вольность, то услышишь на- конец и такое Эхо, которое на вопрос “Здоров ли?” будет отвечать: “К вашим услугам”» [2, 554-555]. Как видим, читатели той поры не восприняли аллегорический под- текст поэмы, хотя С. С. Бобров не скрывал никаких смыслов: каждый об- раз, аллегорию он описывал, объяснял. Так, горы и скалы у него – храни- тели божьего Слова, древней мудрости «золотого века», свидетели пер- вобытной невинности человечества: «Твое вседательное слово / Во осно- ваньи утвердило / Краеугольный камень свой / Дабы во век не потряс- лись / Сии незыблемые скалы» [1, 274]. Эхо – это «сын камени, − сын древних песней?» [1, 98]. Именно оно – символ утраченного рая. В нем отзвук истины, к которой человек стремится и достижение которой столь же эфемерно, как само эхо. Полагаем, М. Ю. Лермонтов использовал в «Кавказском пленнике» сходные образы, но с несколько иным толкованием. Лейтмотив воспоми- наний о том, что было ранее и навек утрачено, звучит в поэме от начала и до конца: «Заводят речь [...] И как на русских нападали, / Как их пленили, побеждали» [6, II, 119]; «Воспоминая то, что было / И что не будет нико- гда!» [6, II, 121]; «Не мог он прошлое забыть» [6, II, 123]. Лермонтовский герой живет в несовершенном мире. Этому миру, как и у С. С. Боброва, противопоставлены горы − некий храм, «престолы природы» («Синие горы Кавказа», 1832 [6, I, 416]). Между двумя этими «полюсами» возможен диалог, и снова-таки через эхо: «И звуки песни Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 92 произвольной / Ущелья вторили невольно» [6, II, 120]. Однако, как мы понимаем в конце поэмы, эхо безучастно. Оно не дает ни ответов, ни подсказок. Все вопросы трагичности бытия остаются неразрешенными. Таким образом, восприняв язык аллегорической поэмы XVIII века, Лер- монтов начал его использовать в совершенно другом контексте – в тес- ной связи с характерными для раннего романтизма мотивами разочаро- ванности, безысходности. Ночные мотивы. Мотив ночи отражен во многих стихотворениях М. Ю. Лермонтова. «Ночь I», «Ночь II», «Ночь III» в лермонтоведении принято соотносить с «Видением» («Сном» / «The Dream») и «Тьмой» («Darkness») Д. Байрона. Однако еще в 1941 году А. Федоров отметил, что связь текстов М. Ю. Лермонтова и Дж. Г. Байрона может считаться лишь гипотетической [13]. Позже А. М. Зверев, перечисляя основные влияния Байрона на поэтику Лермонтова, о «Ночах» не упоминает [3]. Н. А. Любович в статье «О пересмотре традиционных толкований неко- торых стихотворений Лермонтова» [7] обосновала, что символика, нату- ралистичность описаний, ритмика, сама форма стиха (белый стих) восхо- дят к «Ночным размышлениям» Э. Юнга. Увлечение Э. Юнгом все ис- следователи отмечают и в творчестве С. С. Боброва. Закономерно, таким образом, что у обоих поэтов появляется доволь- но-таки мрачный мотив – созерцание душой человека распада собствен- ного тела: «И я сошел в темницу, узкий гроб, где гнил мой труп… / Здесь кость была уже видна – здесь мясо… / С отчаяньем сидел я взирал, Как быстро насекомые роились И поедали жадно свою пищу» (М. Ю. Лер- монтов, «Ночь I» [6, I, 198-199]); «Там зрю узлы червей, где кудри зави- вались; / Там зрю в ланитах желчь, где розы усмехались» (С. С. Бобров, «Полночь» [2, I]); «Слышать не токмо со страхом, но с усмешкою угрозы смерти, с нетерпением ожидать часа собственного своего разрушения, чувствовать удовольствие, видя сотлевающий прах собственного своего тела, и приятным веселием быть объяту при приближении ко гробу. Ве- ра! есть твоя победа!» (Э. Юнг «Плач, или Ночные размышления» [16, 442]); «Представим себе теперь человека удостоверенного, что со- став его разрушиться должен, что он должен умереть… Разрушение ка- жется ему всегда ужасным. Колеблется, мятется, стонет, когда прибли- зившись к отверстию гроба, он зрит свое разрушение...» (для сравнения Выпуск XVII (2013) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 93 приводим цитату из трактата «О человеке, его смерти и бессмертии» А. Н. Радищева [11, 372]). Столь же единодушны были все эти писатели и в развитии мотива бессмертия души. Б. Эйхенбаум считал тексты Фурье источником этой формулы [15], но контекст, в пределах которого она воспроизводилась, намного шире: «Когда б в покорности не знанья / Нас жить создатель осудил, / Неисполнимые желанья / Он в нашу душу б не вложил» (М. Ю. Лермонтов [6, I, 366])»; «Возможно ль, − чтоб безмерно мудрый / Соделал славные творенья / Для низкой цели жизни сей?» (С. С. Бобров [1, 140]); «И неужели блаженство наше есть мечта, обольщение? Ужели всесильный, всеблагий отец хотел сделать из нас игралище куколок?» (А. Н. Радищев, «О человеке, его смерти и бессмертии» [11, 435]); «На толь мне мысль, чтоб дней несчастных скоротечность / Всю лютость я познал? На толь мне душу дал… / Творец!» (Э. Юнг, «Ночные размыш- ления» [17, 128]). Как видим, преемственность очевидна. Однако и в отношении поэзии М. Ю. Лермонтова, и в отношении С. С. Боброва к ночным мотивам Э. Юнга можно говорить не только о подражании, но и переосмыслении, творческом диалоге. Так, Н. А. Любович доказала, что некоторые лермонтовские образы и мотивы имеют в контексте дидактико-мистических поэм XVIII века по- лемический характер. Так, например, луна – центральный образ юнгов- ской картины мира. Это символ рефлексии, сомнений. На иллюстрациях к книгам Э. Юнга принято было изображать мечтательного юношу, кото- рый вглядывается в ночное светило. Но и у М. Ю. Лермонтова, и у С. С. Боброва есть строки, которые мы можем понимать как завуалиро- ванную полемическую отсылку к этому образу: «…луна взошла среди небес… / Он здесь. Стоит, / Как мрамор у окна. / Тень от него чернеет по стене. / Недвижный взор поднят, но не к луне» («Ночь III» [6, I, 229]); «Небесный отче! − / Восстанови святое царство [...] Пусть истина, − как солнце правды, − / Свою поставит вечну стопу / На сгиб мечтательной луны!» («Таврида» [1, 278]). При рассмотрении ночных мотивов следует упомянуть еще образ ме- сяца, который сходным образом и М. Ю. Лермонтов, и С. С. Бобров про- тивопоставляют образу луны. В «Тавриде» есть такая строчка: «Она <лу- Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 94 на> на мрачный трон вступает, где прежде был ея супруг…». В.Л. Коро- вин полагает, что речь здесь идет о смене дня и ночи, то есть о луне и солнце: «Судя по контексту, <это> луна, сменяющая на небе солнце… В мифологической традиции между соответствующими персонажами нет таких родственных отношений» [2, II, 614]. Рискнем предположить, что С. С. Бобров подразумевал смену фаз полнолуния и молодого месяца, и речь, таким образом, может идти о браке месяца и луны. В стихотворении М. Ю. Лермонтова «Люблю я цепи синих гор» (1832) также прочитывается сличение – противопоставление этих обра- зов. Освещенный месяцем, человек чувствует свою силу, однако стоит появиться луне, он начинает тяготиться своей беспомощностью: «И вкруг себя я поглядел: / Все та же степь, все та ж луна: / Свой взор ко мне склонив, она, / Казалось, упрекала в том, / Что человек с своим конем / Хотел владычество степей / В ту ночь оспаривать у ней» [6, I, 398]. И у С. С. Боброва, и у М. Ю. Лермонтова, таким образом, образ меся- ца связан с представлениями о свободе духа, вырвавшегося из плена зем- ных цепей, а лик луны – с рефлексией, размышлениями о бренности су- ществования. Старик и юноша. Еще Д. Максимов в книге «Поэзия Лермонтова» обозначил возможность трактовать в «Мцыри» мотив «бегства на роди- ну» как мотив пути человека к «небесной родине» и таким образом при- близил «романтически-бунтарскую» поэму к аллегорическим поэмам предыдущей литературной эпохи. Исследователь отметил: «Реальное, земное и даже “гражданское” содержание, которое вложил поэт в мечты Мцыри о его ауле и его близких, исключает мистическое толкование произведения… Но само “право” на смысловые перемещения в слове “родина”, на то, чтобы пользоваться этим словом для обозначения некое- го общего “идеала”, романтическая литература установила, и для Лер- монтова это было, по-видимому, не безразлично» [8, 210]. Поэма «Мцыри» действительно вобрала в себя композиционные осо- бенности мистических поэм XVIII века, в которых путешествие героя рассматривалось как аллегория его духовного восхождения, совершенст- вования. Это как нельзя лучше прослеживается при сравнении лермон- товского произведения с «Тавридой» С. С. Боброва. Выпуск XVII (2013) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 95 Сюжет «Тавриды» связан с путешествием шерифа Омара и юного мурзы Селима из Медины в Крым, на родину. Предчувствуя близость смерти, старик раскрывает перед своим спутником историю своей жизни. Структура повествования в «Мцыри» также завязана на исповеди моло- дого послушника монаху-старику. На протяжении всей поэмы мы улав- ливаем в лермонтовском и бобровском текстах почти дословные пере- клички, которые скорее можно назвать скрытыми полемическими аллю- зиями. В обеих поэмах диалог между юношей и старцем организует повест- вование. Но отношение к исповедальному слову у героев разное. Шериф в «Тавриде» хочет высказаться, он руководствуется желанием рассказать о себе с целью поучения и назидания своему духовному сыну: «Уже дав- но я дал обет Тебе поведать в некий час, / Где было утро дней моих» [1, 15]. Мцыри же, напротив, лишь пытается «словами облегчить… грудь» и осознает свой монолог как бессмысленный и бесцельный: «мои дела / Не много пользы вам узнать, − / А душу можно ль рассказать?» [6, II, 80]. Далее исповедь героев М. Ю. Лермонтова и С. С. Боброва раз- вивается по одной схеме: воспоминание о детстве и родине («Таврида»: «Тебе известно – отвечал Шериф с глубоким вохдыханьем, / Что я в На- талии любезной / Начальное принял дыханье» [1, 16]; «Мцыри»: «И вспомнил я отцовский дом» [6, II, 83]); об увлечении бранными ис- кусствами («Таврида»: «В меридиане дней моих / Избрал я Марса богом / Во славу веры и пророка» [1, 17]; «Мцыри»: «…и помнил я / Кольчуги звон и блеск ружья» [6, II, 83]); о монашестве, обращении к Богу («Тав- рида»: «Но ныне пламень сей погас / Всему есть собственное время / Свет опытов открыл мне взор – / Я посвятил себя Алле!» [1, 17]; «Мцы- ри»: «Знай, этот пламень с юных дней / Таяся, жил в груди моей / Но ны- не пиши нет ему, / И он прожег свою тюрьму / И возвратится вновь к то- му, / Кто всем законной чередой / Дает страданье и покой» [6, II, 97]); о готовности принять смерть («Таврида»: «Уже я страшуся смерти. / Я сколько мог, − исполнил долг» [1, 22]; «Мцыри»: «Меня могила не страшит. / Там, говорят, страданье спит / В холодной вечной тишине. / Но с жизнью жаль расстаться мне» [6, II, 81]); о желании, умирая, от- правляясь в небесную родину, видеть родину земную («Таврида»: «Ты отрок! – подойди ко мне! – / И поведи меня туда, − / На мшистый скат Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 96 горы! [...] …перенесите / В Наталию мой бедный прах!» [1, 20]; «Мцы- ри»: «Когда я стану умирать, / И верь, тебе не долго ждать / Ты перенесть меня вели / В наш сад... [...] / Оттуда виден и Кавказ!» [6, II, 98]). Новая литературная традиция постепенно стремилась «упразднить» «вакансию» старца-учителя. Кроме того, пророк и учитель в романтиче- ской литературе становится значительно «моложавее». В начале 1830-х (об этом подробно пишет Ю. Н. Тынянов) в «Мнемозине» Кюхельбеке- ром и Одоевским разворачивается полемика относительно недостатков современной лирики. Среди прочих тем затронута также проблема «сем- надцатилетних старцев», «отцветшей молодости и пр.» [12, 102]. Итак, воплощение образов юноши и старца у Лермонтова, с одной стороны, ориентировано на фабульную схему, традиционную для «алле- горической» поэмы, с другой же стороны, происходят значительные се- мантические сдвиги в способе ее реализации. Одно из основных таких смещений – старец выступает в роли ученика, а юноша поучает. Данные наблюдения не исчерпывают всего ряда соответствий, связывающих кон- тексты С. С. Боброва и лермонтовские произведения. Приведенный ряд, тем не менее, позволяет сделать некоторые выоды об их специфике. На протяжении всего творчества – от квази-цикла «Ночей» и «Жены Севера» до «Мцыри» − для М. Ю. Лермонтова был важен контекст про- изведений С. С. Боброва, что, как минимум расширяет фактографию ли- тературных контактов Лермонтова. При этом, воспринятые поэтические формулы в большинстве случаев использовались для разворачивания скрытой полемики с основными идеями и темами мистико-аллегоричес- кой поэзии конца XVIII – начала XIX веков. Такая полемичность выво- дит диалог на уровень стилевой организации – в частности, «цитирова- ния» барочной традиции русским романтизмом, при всей противоречи- вости этих процессов, особенно в позднем периоде творчества Лермон- това, соответствующем утверждению «нестилевого слова» в русской по- эзии. Выпуск XVII (2013) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 97 ЛИТЕРАТУРА 1. Бобров С. С. Таврида, или Мой летний день в Таврическом Херсонисе». Лирико-эпическое песнопение, сочиненное капитаном Семеном Бобровым. – Николаев: Черноморская Адмиралтейская типография, 1798. 2. Бобров С. С. Рассвет полночи. Херсонида: В 2 т. / Изд. подготовил В. Л. Коровин. − М., 2008. 3. Зверев А. М. Байрон в поэтическом сознании Лермонтова // Великий ро- мантик. Байрон и мировая литература. – М., 1991. 4. Издания произведений С. С. Боброва: Таврида, или Мой летний день в Таврическом Херсонисе». Лирико-эпическое песнопение, сочиненное капитаном Семеном Бобровым. – Николаев: Черноморская Адмиралтейская типография, 1798 (1804 – переделанная и дополненная поэма в «Рассвете полночи» была опубликована под названием «Херсонида»); четырехтомное собрание сочинений Рассвет полночи, или Созерцание славы, торжества, и мудрости порфироносных, браноносных и мирных Гениев России с последованием дидактических, эроти- ческих и других разного рода в стихах и прозе опытов Семена Боброва. – СПб.: Тип. И. Глазунова, 1804; Древняя ночь Вселенной, или Странствующий слепец. Эпическое творение Семена Боброва. Ч. 1-2. – СПб., 1807-1809; Древний рос- сийский плаватель, или опыт краткого дееписания, с присовокуплением инде критических замечаний на некоторые чужестранные повести о морских походах россиян, соч. на основании разных ист. Свидетельств надв. Советником Семе- ном Бобровым. – Спб., 1812. – 108 с.; Поэты 1790-1810 годов. – Л., 1971; Поэты начала XIX века. – Л., 1961; Бобров С. С. Рассвет полночи. Херсонида: В 2 т. – М., 2008. 5. История рецензирования и исследования творчества С. С. Боброва: Алек- сандровский И. Т. Разбор поэмы «Таврида» // Северный вестник. – 1805. – Ч. 5. – С. 301; Альтшуллер М. Г. Поэтическая традиция Радищева в литературной жиз- ни начала XIX века // Русская литература XVIII века. Сб. 12. – Л., 1977. – С. 113- 136; Альтшуллер М. Г. С. С. Бобров и русская поэзия конца XVIII − начала XIX в. // Русская литература XVIII века. Эпоха классицизма. Сб. 6. – М.-Л., 1964. – С. 24-246; Аскоченский В. И. Краткое начертание истории русской литературы. – Киев, 1846. – С. 77; Зайонц Л. О. «Маска» Бибруса // Ученые записки Тарту- ского ун-та. – Вып. 683. – Тарту, 1986. – С. 32; Зайонц Л. О. От эмблемы к мета- форе: феномен Семена Боброва // Новые безделки. Сборник статей к 60-летию В. Э. Вацуро. – М., 1995-1996. – С. 70-77; Зайонц Л. О. Э. Юнг в поэтическом мире С. Боброва // Ученые записки Тартуского ун-та. – Вып. 882. – Тарту, 1985. – С. 75-104; Коровин В. Л. Семен Сергеевич Бобров: Жизнь и творчество − М., 2004. − 320 с.; Кочеткова Н. Д. Идейно-литературные позиции масонов 80- Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 98 90 годов XVIII века и Н. М. Карамзин // Русская литература XVIII века. Эпоха классицизма. – М.-Л., 1964. – С.176-197; Крылов А. А. Разбор «Херсониды», по- эмы Боброва // Благонамеренный. – 1822. – Ч.17. − № 11. – С. 409-429; № 12. – С. 453-465; Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник. Статьи. – Л., 1979. – С. 493; Левин Ю. Д. Английская поэзия и литература русского сентиментализма // Левин Ю. Д. Восприятие английской литературы в России. – Л., 1990. – С. 134-230; Лотман Ю. М. Поэзия 1780-1810 годов // Поэты 1790-1810 годов / Сост. Ю. М. Лотмана и М. Г. Альтшуллера. – Л., 1974; Лотман Ю. М. Русская поэзия начала XIX века // Поэты начала XIX века. – Л., 1961. – С. 49-59; Лот- ман Ю. М., Успенский Б. А. Споры о языке в начале XIX века как факт русской культуры («Происшествие в царстве теней, или судьбина российского языка» – неизвестное сочинение Семена Боброва) // Успенский Б. А. Избранные труды. – Т. 2. – М., 1994. – С. 331-567; Люсый А. П. Первый поэт Тавриды: Семён Бобров. – Симферополь, 1991. − 22 с.; Мазаев М. С. С. Бобров // Венгеров С.А. Критико- биографический словарь русских писателей и ученых. – СПб., 1895. – С. 369- 407; Мартынов И. И. Рассмотрение книги «Рассвет полночи» // Северный вест- ник. – 1804. – Ч.2. – С. 40-41; Невзоров М. И. Живописные и философские от- рывки из сочинений г. Боброва // Друг юношества – 1810. − № 6. – С. 62-162; Остолопов Н. Ф. Словарь древней и новой поэзии. – СПб, 1821. – Ч. 1. – С. 529- 530; Петрова З. М. Заметки об образно-поэтической системе и языке поэмы С. С. Боброва «Херсонида» // Поэтика и стилистика русской литературы. Памяти акад. В. В. Виноградова. – Л., 1971. – С. 78-80; Розанов И. Н. Русская лирика. От поэзии безличной к «исповеди сердца». – М., 1914. – С. 386; Русский биографи- ческий словарь русских писателей / Под ред. А.А. Половцева. – СПБ., 1908. – 124-125; Харитоненко Е. Слово-Логос в образной системе ранних произведений Семена Боброва. Мотивный анализ книги «Рассвет полночи» // Ритуально- міфологічний підхід до інтерпретації тексту: Збірник наукових праць. – К., 1998. – С. 308-323; Чтец <Энгельгардт Н. А.> Пушкин и Бобров // Новое время. – 1900. – № 8855. – 21 октября. – С. 6; Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. – М., 1992. – С. 324-325. 6. Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений: В 4 т. − М., 1975. 7. Любович Н. А. О пересмотре традиционных толкований некоторых стихо- творений Лермонтова // М. Ю.Лермонтов. Сборник статей и материалов. – Став- рополь, 1960. – С.81-97. 8. Максимов Д. Поэзия Лермонтова. – М.-Л., 1964. – 265 с. 9. Муравьев А.Н. Таврида / Изд. подготовила Н.А. Хохлова. – СПб. : Наука, 2007. – 100 с. В.Л. Коровин пишет, что С. С. Бобров был единственным, кто на русской почве под влиянием Дж. Томсона «эксплуатировал» жанр описательной Выпуск XVII (2013) ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 99 поэмы. Как видим, это не так. Хотя произведение на самом деле больше напо- минает цикл стихотворений (и Н.А. Хохлова в комментариях называет книгу сборником стихотворений), автор определял его как поэму. Свидетельство тому – сквозная нумерация строф. Кроме того, именно так его воспринимали и совре- менники. Е. Баратынский в рецензии «А. Муравьев “Таврида”» пишет: «Книга г-на Муравьева заключает в себе описательную поэму… и несколько мелких стихотворений» (с. 183 – цит. по тому же изд.). 10. Назалова Л. Н. Кавказский пленник // Лермонтовская энциклопедия / Гл. ред. В.А. Мануйлов. – М., 1981. – 784 с. 11. Радищев А. Н. Избранные сочинения. – М., 1952. 12. Тынянов Ю. Н. Литературный факт. – М., 1993. – 319 с. 13. Федоров А. Творчество Лермонтова и западные литературы // Литератур- ное наследство. – Т. 43-44. – М., 1941. – Кн. I. – С. 129-226. 14. Шарыпкин Д. М. Скандинавская тема в русской романтической литерату- ре (1825–1840) // Эпоха романтизма: Из истории международных связей русской литературы / Отв. ред. М. П. Алексеев. − Л., 1975. – С. 173. 15. Эйхенбаум Б. Лермонтов. Опыт историко-литературной оценки. – Л., 1924. – 167 с. 16. Юнг Э. Плач, или Ночные мысли, о жизни и бессмертии. Английское тво- рение Г. Йонга. С присовокуплением двух поэм 1) Страшный суд; 2) Торжество везде над любовью; 3) Вольное переложение из кн. Йова / Перевод С.Д.: В 2 ч. – СПб, 1799. 17. Юнговы ночи в стихах, изданные Сергеем Глинкою: В 2 ч. – М., 1820. Анотація. О.І.Харитоненко. Переосмислення алегорічних образів та поетичних формул С.Боброва у поезії М.Лермонтова. У статті проаналізовані спільні для поезії С. Боброва і М. Лермонтова алегоричні образи; показані шляхи переосмислення в романтичній поезії почат- ку XIX століття літературної традиції попередньої епохи. Ключові слова: романтизм, просвітництво, бароко, поезія думки, нічні мотиви в поезії романтизму, масонська подорож як жанр літератури XVIII століття, алегорія, поетична формула. Summary. E.I.Kharitonenko. Reinterpretation of S.Bobrov’s allegoric images and poetic for- mulas in M.Lermontov’s poetry. Русская литература. Исследования ––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––– 100 The paper analyzes common to poetry S. Bobrov's and M. Lermontov's allegorical images, showing the path of refraction in the romantic poetry of the early XIX century literary tradition of the previous era. Key words: Romanticism, Enlightenment, Baroque, poetry of thought, night motives in romantic poetry, Masonic journey as a literary genre of the XVIII century, allegory, poetic formula. Статья поступила в редакцию 15.11.2013. УДК 821.161.1.09 Л. В. Мацапура (Херсонский государственный университет) E-mail: macapura.lyudmil@mail.ru ГОТИЧЕСКИЕ МОТИВЫ В ПОВЕСТИ Е. П. ГРЕБЁНКИ «НЕЖИНСКИЙ ПОЛКОВНИК ЗОЛОТАРЕНКО» Аннотация. Мацапура Л. В. Готические мотивы в повести Е. П. Гребёнки «Нежинский полковник Золотаренко». В статье рассматривается система готических мотивов в повести Е. П. Гребёнки «Нежинский полковник Золотаренко». Автор учитывает особен- ности исторического и литературного контекста произведения, акцентирует внимание на том, что в его художественной структуре соединились традиции двух разновидностей готического романа – сентиментального и френетического, а также доказывает, что готические элементы присутствуют в повести на всех уровнях поэтики. Ключевые слова: повесть, литературный процесс, готический роман, готиче- ская традиция, мотив, поэтика. Исследование мотивики в системе художественной литературы оста- ётся актуальным направлением в развитии современной филологии. «Именно мотив как носитель устойчивых значений и образов повество- вательной традиции и одновременно как повествовательный элемент, участвующий в сложении фабул конкретных произведений, обеспечивает связь «предания» и «сферы личного творчества», – отмечает И. В. Силан- тьев [9; 150]. Мотивный анализ показателен для тех литературных произ-

Переосмысление аллегорических образов и поэтических формул С. Боброва в поэзии М. Лермонтова

Institution

Ähnliche Einträge