Особенности интерпретации традиционного сюжета в трагедии М. Цветаевой «Ариадна»
В статье исследуется специфика трансформации традиционного сюжета в трагедии М. Цветаевой "Ариадна", рассматриваются семантические и структурные доминанты сюжета....
Gespeichert in:
Datum: | 2007 |
---|---|
1. Verfasser: | |
Format: | Artikel |
Sprache: | Russian |
Veröffentlicht: |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України
2007
|
Schriftenreihe: | Культура народов Причерноморья |
Schlagworte: | |
Online Zugang: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/108518 |
Tags: |
Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
|
Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
Zitieren: | Особенности интерпретации традиционного сюжета в трагедии М. Цветаевой «Ариадна» / И.Ю. Тонких // Культура народов Причерноморья. — 2007. — № 119. — С. 114-116. — Бібліогр.: 13 назв. — рос. |
Institution
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraineid |
irk-123456789-108518 |
---|---|
record_format |
dspace |
spelling |
irk-123456789-1085182016-11-08T03:02:26Z Особенности интерпретации традиционного сюжета в трагедии М. Цветаевой «Ариадна» Тонких, И.Ю. Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ В статье исследуется специфика трансформации традиционного сюжета в трагедии М. Цветаевой "Ариадна", рассматриваются семантические и структурные доминанты сюжета. У статті досліджується специфіка трансформації традиційного сюжету у трагедії М. Цвєтаєвої "Аріадна", розглядаються семантичні та структурні домінанти сюжету. The given article dwells upon the specificity of transformation of traditional plot in M. Tsvetaeva's drama "Ariadna", semantic and structural dominants. 2007 Article Особенности интерпретации традиционного сюжета в трагедии М. Цветаевой «Ариадна» / И.Ю. Тонких // Культура народов Причерноморья. — 2007. — № 119. — С. 114-116. — Бібліогр.: 13 назв. — рос. 1562-0808 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/108518 ru Культура народов Причерноморья Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
collection |
DSpace DC |
language |
Russian |
topic |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ |
spellingShingle |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Тонких, И.Ю. Особенности интерпретации традиционного сюжета в трагедии М. Цветаевой «Ариадна» Культура народов Причерноморья |
description |
В статье исследуется специфика трансформации традиционного сюжета в трагедии М. Цветаевой "Ариадна", рассматриваются семантические и структурные доминанты сюжета. |
format |
Article |
author |
Тонких, И.Ю. |
author_facet |
Тонких, И.Ю. |
author_sort |
Тонких, И.Ю. |
title |
Особенности интерпретации традиционного сюжета в трагедии М. Цветаевой «Ариадна» |
title_short |
Особенности интерпретации традиционного сюжета в трагедии М. Цветаевой «Ариадна» |
title_full |
Особенности интерпретации традиционного сюжета в трагедии М. Цветаевой «Ариадна» |
title_fullStr |
Особенности интерпретации традиционного сюжета в трагедии М. Цветаевой «Ариадна» |
title_full_unstemmed |
Особенности интерпретации традиционного сюжета в трагедии М. Цветаевой «Ариадна» |
title_sort |
особенности интерпретации традиционного сюжета в трагедии м. цветаевой «ариадна» |
publisher |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
publishDate |
2007 |
topic_facet |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ |
url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/108518 |
citation_txt |
Особенности интерпретации традиционного сюжета в трагедии М. Цветаевой «Ариадна» / И.Ю. Тонких // Культура народов Причерноморья. — 2007. — № 119. — С. 114-116. — Бібліогр.: 13 назв. — рос. |
series |
Культура народов Причерноморья |
work_keys_str_mv |
AT tonkihiû osobennostiinterpretaciitradicionnogosûžetavtragediimcvetaevojariadna |
first_indexed |
2025-07-07T21:37:04Z |
last_indexed |
2025-07-07T21:37:04Z |
_version_ |
1837025696546816000 |
fulltext |
Тонких И.Ю.
ОСОБЕННОСТИ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ТРАДИЦИОННОГО СЮЖЕТА В ТРАГЕДИИ М. ЦВЕТАЕВОЙ
«АРИАДНА»
114
Тонких И.Ю.
ОСОБЕННОСТИ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ТРАДИЦИОННОГО СЮЖЕТА
В ТРАГЕДИИ М. ЦВЕТАЕВОЙ «АРИАДНА»
Постановка проблемы. В современном литературоведении творчество М. Цветаевой является доста-
точно глубоко изученным, однако некоторые проблемы остаются не освещенными. Драматургии уделяется
гораздо меньше внимания, чем поэтическому наследию. В частности, трагедию «Ариадна» Н. Осипова на-
зывает «наименее исследованной пьесой» [7, с. 28]. На наш взгляд, было бы логичным рассматривать дра-
мы в свете теории традиционных сюжетов и образов, поскольку в период с 1918 по 1927 гг. (время создания
пьес) Цветаева активно обращается к сюжетам, неоднократно интерпретировавшимся в литературе.
Целью данного исследования является определение специфики цветаевской интерпретации традици-
онного сюжета в трагедии «Ариадна».
В основе трагедии М. Цветаевой – сюжет из античной мифологии, который в процессе длительного
функционирования в литературе стал традиционным: в ХVII в. к этому сюжету обращались О. Ринуччини,
А. Арди, Лопе де Вега, Т. Корнель, в ХVIІI в. – П. Мартелло, И. Брандес, в ХIХ в. – И. Гердер, Ф. Ницше, в
ХХ в. – Э. Людвиг, П. Эрнст, В. Брюсов, Ф. Сологуб и др. Исследуемый сюжет стал традиционным не толь-
ко в рамках литературы, но и в общекультурном масштабе. Как утверждает А.А.Тахо–Годи, «миф об Ари-
адне был чрезвычайно популярен в античном искусстве, о чем свидетельствуют многочисленные вазы,
рельефы римских саркофагов и помпейские фрески» [9, с. 103]. Позже к этому сюжету обращались худож-
ники Тициан, Я. Тинторетто, Агостино и Аннибале Карраччи, Г. Рени, Я. Йорданс, А. Кауфман; композито-
ры К. Монтеверди, Р. Камбер, Р. Кайзер, Б. Марчелло, Г.Ф. Гендель, Дж.М. Орландини, Й. Гайдн, И. Бах,
Ж. Массне, Р. Штраус, Б. Мартину. Таким образом, сюжет развивался в течение долгого времени, с антич-
ности до наших дней, следовательно, его можно считать традиционным.
В процессе функционирования семантическая доминанта сюжета (а следовательно и структурная) сме-
стилась с кульминации античного мифа (Ариадна помогает Тезею победить Минотавра) на его развязку
(Тезей оставляет спящую Ариадну на острове Наксос). Ариадна-помощница уступает место Ариадне–
покинутой. Семантическая доминанта сюжета репрезентируется авторами уже в заголовках: «Ариадна на
Наксосе» И.К. Брандеса, «Ариадна на Наксосе» Э. Людвига, «Ариадна на Наксосе» П. Эрнста и др. Подоб-
ный вектор эволюции сюжета был «запрограммирован» в самом мифе: если о подвигах Тезея, включая
критский лабиринт, говорится достаточно однозначно, то причины расставания с Ариадной не известны.
Так, Р.Грейвс предлагает несколько вариантов концовки мифа: «Тесей оставил спящую Ариадну на берегу,
а сам уплыл. Почему он так поступил, до сих пор остается тайной. Одни говорят, что он покинул ее из–за
новой возлюбленной по имени Эгла, дочери Панопея, другие – что пока ветер не давал ему уплыть с Диа,
он все думал о неприятностях, которые вызовет приезд Ариадны в Афины. Третьи считают, что Дионис,
явившийся во сне Тесею, стал угрожать и требовать себе Ариадну и что, когда Тесей проснулся и увидел
флот Диониса, державший курс на Диа, то, поддавшись внезапному страху, поднял якорь, а Дионис, ис-
пользовав чары, заставил его забыть и обещание, данное Ариадне, и даже само ее существование» [2, с.
259].
Неясность концовки мифа спровоцировала многочисленные попытки авторов предложить достоверную
мотивацию поступка Тезея. Как отмечает А. Нямцу, для интерпретаций традиционных сюжетов мифологи-
ческого генезиса начала ХХ в. такой подход был очень характерным: опираясь на некий неизменный собы-
тийный костяк мифа, автор наполняет его неординарными причинно–следственными связями, психологи-
зирует конфликт, заставляя героев думать и действовать подобно его современникам [6]. Несмотря на то,
что к началу ХХ в. кульминация традиционного сюжета сместилась на развязку мифа, стереотипное вос-
приятие семантической доминанты сюжета осталось прежним и по сей день, о чем свидетельствует значе-
ние, закрепленное фразеологизмом «нить Ариадны»: «способ, помогающий выйти из трудного положения».
Поэтому всякое истолкование традиционного сюжета, акцентирующее внимание не на героических подви-
гах Тезея, не на помощи Ариадны Тезею, а на сцене их расставания, причинах и последствиях этих собы-
тий, сохраняет некий элемент новизны.
В начале ХХ в. традиционные сюжеты мифологического генезиса получают вторую жизнь. В русской
литературе этого периода к традиционным образам Ариадны, Тезея, Диониса обращаются Вяч. Иванов,
А. Белый, В. Брюсов, Ф. Сологуб и др. В стихотворениях Ф. Сологуба «Ариадна», В. Брюсова «Нить Ари-
адны», «Жалоба Фесея», «Ариадна» актуализируется традиционная семантическая доминанта сюжета – по-
мощь Ариадны Тезею, повторяются словосочетания «волшебный клубок», «путеводная нить» и т.п. На фо-
не подобных интерпретаций цветаевская версия выглядит новаторской.
Выбор автором той или иной темы обусловливает множество причин (так называемые объективные и
субъективные детерминанты). Индивидуально–авторская мотивация обращения к сюжету формируется под
воздействием исторической, философской и эстетической детерминант. Трагедия «Ариадна» была написана
в эпоху, называемую переходным историческим периодом. Время войн и революций, смены политических
и социальных приоритетов привело к крушению прежней системы ценностей. В такие моменты наблюдает-
ся всплеск интереса к универсальным традиционным структурам, которые становятся своеобразным мери-
лом существующих аксиологических приоритетов. Античные сюжеты, актуализирующие непреходящие
общечеловеческие ценности, привлекли внимание практически всех писателей начала ХХ в., в первую оче-
редь символистов. Немаловажную роль в этом сыграли философские идеи, господствовавшие в то время не
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
115
только в России, но и во всей Европе. Огромное влияние на русских писателей оказали работы Ф. Ницше, в
частности, «Рождение трагедии из духа музыки», в которой формулируется теория «аполлонического /
дионисийского».
Рассуждая о происхождении древнегреческой трагедии, Ницше усматривает в ее основе взаимодействие
двух противоположных начал: «поступательное движение искусства связано с двойственностью аполлони-
ческого и дионисического начал» [5, с. 50]. Аполлоническое начало уподобляется сновидению, дионисий-
ское – опьянению, при этом Аполлон предстает как «полное чувство меры, самоограничение, свобода от
диких порывов, мудрый покой бога–творца образов» [5, с. 53]. Дионисийское начало является противопо-
ложным – оно выступает как результат пробуждения и единения человека с природой и другими людьми,
вследствие этого человек пребывает в состоянии аффекта, восторга, безудержные эмоции берут верх над
рациональным началом. В среде русских символистов эти идеи получили небывалый резонанс, в трудах
Вяч. Иванова, А. Белого они интерпретировались в религиозном ключе, в культе Диониса усматривалась
предтеча христианства.
Внимания М. Цветаевой данный аспект не привлекал. Она вообще отрицала саму возможность влияния
на нее како бы то ни было: «Под влиянием Вячеслава Иванова не была никогда – как вообще ни под чьим»
[10, с. 78]. К тому же, в период создания трагедии «Ариадна» (1923 г.) идеи символистов утратили свою ак-
туальность. Тем не менее, нам представляется вполне закономерным проследить некоторые точки сопри-
косновения у Ницше и Цветаевой. Прежде всего, необходимо отметить сходство их взглядов на природу
творчества. Цветаева в определении его сути очень близка ницшеанскому дионисийству. Доминирующую
роль здесь играет концепт «стихийность». В эссе «Искусство при свете совести» рождение стихов объясня-
ется «наитием стихий» [11, с. 377]. Возникновение любви мотивируется теми же причинами: человек слов-
но находится под влиянием могучей стихии, сопротивляться которой невозможно. Как отмечал Ю. Иваск,
«стихия-страсть, мятущаяся в вещах и в человеке, – главный герой цветаевской поэзии» [3, с.75].
Несомненно, появление произведения, доминантным персонажем которого стал Дионис, было вполне в
духе того времени, можно сказать, выбор подобной темы был обусловлен самой логикой развития фило-
софско-литературной мысли начала ХХ в. Одним из немногих, констатировавших этот факт, был
П. Антокольский: «Так или иначе, Вакх–Дионис Марины Цветаевой причастен к ницшевской концепции»
[1, с. 19].
Цветаева трансформирует традиционный сюжет, дополняя изначальную пару доминантных персонажей
третьим – Вакхом. В кульминационной сцене трагедии – на острове Наксос – он однозначно доминирует.
Бог побеждает смертного не устрашением и угрозами, а силой убеждения, заставляя Тезея отказаться от
Ариадны добровольно. В этой трагедии воплощена цветаевская концепция любви, сформировавшаяся в
1920–е гг. Именно в это время, в Чехии, Цветаева переживает любовь (к К. Родзевичу), во многом перевер-
нувшую ее взгляды. Невозможность осуществления любви в быту, земной любви, приводит к решению от-
казаться от нее, не дожидаясь ее завершения.
В. Маслова справедливо отмечает по этому поводу: «Если у юной М. Цветаевой любовь воспета со сча-
стливой безудержностью, то в позднем ее творчестве приобретает трагическую окраску: ее отличительная
черта – изначальная обреченность на разлуку» [4, с. 90]. Мотив расставания «в разгар любви», доброволь-
ного отказа от земного ее воплощения неоднократно повторяется в стихах этого периода, в «Поэме горы»,
«Поэме конца», в трагедии «Ариадна». В письме к Ю. Иваску Цветаева позже напишет: «Тезею не мало
Ариадны, ему – мало земной любви, над которой он знает большее, которой он сам большее – раз может ее
перешагнуть. Тезей не через спящую Ариадну шагает, а через земную – лежачую любовь лежачего себя»
[10, с. 79].
Убеждая Тезея уступить ему Ариадну, Вакх клеймит земную любовь, грубую страсть, обольщая со-
перника аполлоническим идеалом любви – бестелесной, духовной, вечной, небесной: «Между страстью,
калечащей, // И бессмертной мечтой, // Между частью и вечностью // Выбирай, – выбор твой!» [12, с. 251].
И Тезей позволяет себя убедить, он словно прозревает, открывая для себя другую истину, перевешиваю-
щую любовь и личное счастье, – бессмертие любимой. Вакх словно показывает ему двойственную сущ-
ность всех вещей, которую он сам же и олицетворяет. Следует отметить, что характерной особенностью
всего творчества Цветаевой является амбивалентная символика образов (вспомним, например, символику
черного цвета: он не является антонимом белому, а словно заключает в себе традиционную семантику и бе-
лого цвета, и черного; черный цвет содержит в себе белый). Одним из первых на эту особенность обратил
внимание современник Цветаевой Ю. Иваск: «Романтическое в классическом, «стихийное» в «логическом»,
Дионис в Аполлоне, эрос в логосе, стихия в системе – вот главная поэтическая задача Цветаевой, и вместе с
тем – не есть ли это – тема нашей эпохи (ее крайних, наступательных движений)?» [3, с. 75]. Понимание
двойственной сущности вещей во многом обусловливает трагедийное мировосприятие.
Отсюда и размышления о стихийных силах, управляющих человеческими жизнями. Так, А. Павловский
пишет: «Трагедийность – в высоком, античном и философском понимании – подразумевает приятие и по-
нимание жизни во всем ее объеме, в том числе и понимание ее основных бытийных противоречий и тех не-
избежностей, которые Цветаева объединяла словом «рок» [8, с. 94]. Рок, несомненно, играет важную роль в
трагедии. Ариадна предназначена Дионису свыше, поэтому Тезей обязан ее уступить. Однако тема рока не
становится центральной и единственной, не снимает проблему личного выбора человека. Герои обречены
на разлуку не столько по воле богов, сколько потому, что сама природа любви не допускает ее телесного,
земного воплощения. Осознав эту истину, Тезей и покидает Ариадну. Как отмечает И. Шевеленко, «через
любовь к Ариадне самому Тезею открывается истина, что в Эросе заложено стремление к бессмертию, к
преодолению границ этого мира, и оттого Эрос для смертного неизбывно трагичен» [13, с. 278].
Тонких И.Ю.
ОСОБЕННОСТИ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ТРАДИЦИОННОГО СЮЖЕТА В ТРАГЕДИИ М. ЦВЕТАЕВОЙ
«АРИАДНА»
116
Несмотря на то, что поступок Тезея в таком освещении выглядит благородным и «богоравным», в зем-
ной жизни герою приходится за него расплачиваться как за предательство: в конце трагедии по вине сына
умирает Эгей (Тезей в тоске по Ариадне забывает сменить черные паруса на белые, и Эгей бросается в мо-
ре). В этой трагедии, задуманной первой частью трилогии «Гнев Афродиты», содержится ядро цветаевской
интерпретации традиционного сюжета: Тезей своим поступком прогневил Афродиту, и за это всю жизнь
будет обречен на неудачи в любви. Именно этим мотивируются и трагические события в драме «Федра».
Выводы. Таким образом, рассмотрев особенности цветаевской интерпретации традиционного сюжета,
мы пришли к следующим выводам. Несмотря на сознательное дистанцирование от господствующих в на-
чале ХХ в. философских и эстетических идей, Цветаева все же логично вписывается в контекст своей эпо-
хи, наследуя ницшевскую концепцию дионисийского (то есть стихийного).Цветаева продолжает и литера-
турную традицию, смещая традиционную структурную доминанту мифологического сюжета. Однако ее
версия звучит новаторски, поскольку она предлагает оригинальную мотивацию поступков героев, объясняя
отказ Тезея от любви осознанием невозможности ее земного воплощения. Своим поступком герой навлека-
ет на себя гнев Афродиты, из–за чего обречен на неудачи в любви до конца своих дней.
Источники и литература
1. Антокольский П.Г. Театр Марины Цветаевой // М. Цветаева. Театр. – М.: Искусство, 1988. – С. 5–22.
2. Грейвс Р. Мифы Древней Греции. – М.: Прогресс, 1992. – 624 с.
3. Иваск Ю.П. Цветаева // Звезда. – 1992. – № 10. – С. 73–77.
4. Маслова В.А. Поэт и культура: концептосфера Марины Цветаевой. – М.: Флинта, 2004. – 256 с.
5. Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки. – СПб: Азбука, 2000. – 232 с.
6. Нямцу А.Е. основы теории традиционных сюжетов. – Черновцы: Рута, 2003. – 78 с.
7. Осипова Н.О. Художественный мифологизм творчества М.И. Цветаевой в историко–культурном кон-
тексте первой трети ХХ века: Автореф. … доктора филол. наук: 10.01.01. – М., 1998. – 32 с.
8. Павловский А.И. Куст рябины: о поэзии Марины Цветаевой. – М.: Советский писатель, 1989. – 350 с.
9. Тахо–Годи А.А. Ариадна // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. – Т.1. – М.: Советская энцикло-
педия, 1988. – С. 103.
10. Цветаева М. И. Письмо к Ю.П. Иваску // Звезда. – 1992. – № 10. – С. 78–82.
11. Цветаева М. И. Сочинения: В 2 т. – Т.2: Проза. Письма. – М.: Художественная литература, 1988. – 639
с.
12. Цветаева М. И. Театр. – М.: Искусство, 1988. – 382 с.
13. Шевеленко И. Д. Литературный путь Цветаевой: идеология – поэтика – идентичность автора в контек-
сте эпохи. – М.: Новое литературное обозрение, 2002. – 464 с.
Трофимова Н.В.
АГГЛЮТИНАТИВНОСТЬ В РУССКОМ СЛОВООБРАЗОВАНИИ
(НА МАТЕРИАЛЕ КОМПОЗИТОВ СО ЗНАЧЕНИЕМ СТЕПЕНИ ПРИЗНАКА)
Русский язык, как известно, относится к языкам флективного (фузионного) типа, и «явление агглюти-
нации, т. е. автоматического, без изменения, присоединения словообразующего суффикса к морфу произ-
водящего слова, для русского языка нехарактерно» [3]. Однако агглютинация «как способ связи морфем
встречается и в языках, не относящихся к агглютинативным, ... но для них этот способ не является важней-
шим, типологически определяющим» [14, с. 17]. Это касается и славянских языков, в том числе русского.
Явление агглютинации в русском языке исследовалось такими учёными, как А. А. Реформатский,
В. В. Виноградов, И. Леков, Е. А. Земская и др. В украинском языке агглютинацию исследовали
И. Р. Выхованец, А. А. Загнитко, Н. Ф. Клименко и др.
Н. Ф. Клименко пишет о том, что в 60-е годы русские языковеды выделили как самую характерную
особенность современного русского литературного языка рост в нем признаков агглютинативности [6,
с. 97]. Е. А. Земская обратила внимание на то, что рост агглютинативности в семантике производного слова
способствует четкому делению слова на морфемы, поскольку с каждой морфемой связана определенная
часть значения слова и таким образом семантическое деление поддерживает деление структурное [6, с. 97].
Агглютинативность в простых (с одним корнем) и сложных словах имеет разный характер и проявле-
ния. В первых она проявляется в изменении техники соединения морфем (устранении чередований, расши-
рении инвентаря интерфиксов и т. п.), в специализации суффиксов на выражении одного значения, в пре-
фиксальном способе образования производных. Сложные слова показательны тем, что иллюстрируют рост
возможностей свободного «склеивания» основ, появление среди них основ–классификаторов и конкретиза-
торов, которые могут использоваться как определенные семантические клише. Наконец активное пополне-
ние лексического состава языка за счет многих расчлененных номинативных единиц, выраженных словосо-
четаниями, тоже свидетельствует об аналитичных возможностях для роста в нем агглютинативности [6, с.
97].
Выделяют «агглютинацию после корня (постпозиция); перед корнем (препозиция) и после и перед кор-
нем (циркумпозиция)» [4, с. 274].
|