Цивилизация, культура, экономическая система общества и институциональные матрицы: категориальная и реально-онтологическая иерархии

Gespeichert in:
Bibliographische Detailangaben
Datum:2018
1. Verfasser: Солодовников, С.Ю.
Format: Artikel
Sprache:Russian
Veröffentlicht: Інститут економіки промисловості НАН України 2018
Schriftenreihe:Економічний вісник Донбасу
Schlagworte:
Online Zugang:http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/130509
Tags: Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
Назва журналу:Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Zitieren:Цивилизация, культура, экономическая система общества и институциональные матрицы: категориальная и реально-онтологическая иерархии / С.Ю. Солодовников // Економічний вісник Донбасу. — 2018. — № 1 (51). — С. 164-179. — Бібліогр.: 42 назв. — рос.

Institution

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
id irk-123456789-130509
record_format dspace
spelling irk-123456789-1305092018-02-15T03:03:04Z Цивилизация, культура, экономическая система общества и институциональные матрицы: категориальная и реально-онтологическая иерархии Солодовников, С.Ю. Дискусійний клуб 2018 Article Цивилизация, культура, экономическая система общества и институциональные матрицы: категориальная и реально-онтологическая иерархии / С.Ю. Солодовников // Економічний вісник Донбасу. — 2018. — № 1 (51). — С. 164-179. — Бібліогр.: 42 назв. — рос. 1817-3772 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/130509 ru Економічний вісник Донбасу Інститут економіки промисловості НАН України
institution Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection DSpace DC
language Russian
topic Дискусійний клуб
Дискусійний клуб
spellingShingle Дискусійний клуб
Дискусійний клуб
Солодовников, С.Ю.
Цивилизация, культура, экономическая система общества и институциональные матрицы: категориальная и реально-онтологическая иерархии
Економічний вісник Донбасу
format Article
author Солодовников, С.Ю.
author_facet Солодовников, С.Ю.
author_sort Солодовников, С.Ю.
title Цивилизация, культура, экономическая система общества и институциональные матрицы: категориальная и реально-онтологическая иерархии
title_short Цивилизация, культура, экономическая система общества и институциональные матрицы: категориальная и реально-онтологическая иерархии
title_full Цивилизация, культура, экономическая система общества и институциональные матрицы: категориальная и реально-онтологическая иерархии
title_fullStr Цивилизация, культура, экономическая система общества и институциональные матрицы: категориальная и реально-онтологическая иерархии
title_full_unstemmed Цивилизация, культура, экономическая система общества и институциональные матрицы: категориальная и реально-онтологическая иерархии
title_sort цивилизация, культура, экономическая система общества и институциональные матрицы: категориальная и реально-онтологическая иерархии
publisher Інститут економіки промисловості НАН України
publishDate 2018
topic_facet Дискусійний клуб
url http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/130509
citation_txt Цивилизация, культура, экономическая система общества и институциональные матрицы: категориальная и реально-онтологическая иерархии / С.Ю. Солодовников // Економічний вісник Донбасу. — 2018. — № 1 (51). — С. 164-179. — Бібліогр.: 42 назв. — рос.
series Економічний вісник Донбасу
work_keys_str_mv AT solodovnikovsû civilizaciâkulʹturaékonomičeskaâsistemaobŝestvaiinstitucionalʹnyematricykategorialʹnaâirealʹnoontologičeskaâierarhii
first_indexed 2025-07-09T13:44:54Z
last_indexed 2025-07-09T13:44:54Z
_version_ 1837177185554661376
fulltext С. Ю. Солодовников 164 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 ДИСКУСІЙНИЙ КЛУБ С. Ю. Солодовников, доктор экономических наук, Белорусский национальный технический университет, г. Минск ЦИВИЛИЗАЦИЯ, КУЛЬТУРА, ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СИСТЕМА ОБЩЕСТВА И ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ МАТРИЦЫ: КАТЕГОРИАЛЬНАЯ И РЕАЛЬНО-ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ ИЕРАРХИИ Взаимообусловленность таких феноменов, как цивилизация, культура, экономическая система и институциональные матрицы, даже на первый взгляд очевидна и в современной науке не подверга- ется сомнению. Вместе с тем при более детальном рассмотрении этих социальных явлений, при попыт- ках раскрыть их системную роль, механизмы взаи- модействия и закономерности совместного функци- онирования наблюдается полное отсутствие един- ства не только среди представителей различных об- щественных наук (что можно было бы списать на различия в предметах этих дисциплин), но и среди политэкономов и экономистов различных школ и направлений, вплоть до требований вообще отка- заться от исследования институциональных (соци- альных) факторов в рамках экономической теории (предлагается ограничиваться изучением лишь ма- териально-вещественных и финансовых факторов). Поэтому, для того, чтобы выяснить социально-эко- номическую сущность институциональных матриц, необходимо раскрыть основные принципы катего- риальной субординации и реального взаимодей- ствия цивилизации, культуры, экономической си- стемы общества и названных матриц. При этом, учи- тывая то, что всесторонне охватить любой из названных феноменов в рамках одной работы невоз- можно, автор оставляет за собой право ограничи- вать глубину своего исследования своим видением его теоретико-методологических целей, логикой ис- следования и самого изложения. Не претендуя ни на универсальность нижепри- водимых дефиниций, ни на полный охват литера- турных источников, имеющих касательство к заяв- ленной теме (что вряд ли возможно физически), ав- тор не менее надеется, что предлагаемый им подход способствует выработке единой методологической базы (опирающиеся на научные достижения ХХ – ХХI вв.), позволяющей системно исследовать в по- литической экономии такие явления, как культура и цивилизация. Термин «цивилизация» начал использоваться в произведениях западно-европейских философов (Тюрго, 1752 г.; Мирабо, 1757 г.; Фергюсон, 1759 г.) [1, с. 85; 2, с. 85; 3, с. 3] со второй половины XVIII в. (Тюрго, 1752 г.; Мирабо, 1757 г.; Фергюсон, 1759 г.) и первоначально имел значение, подразумевающее «…культурное состояние общества, противопостав- ляемое варварству» [3, с. 3]. В настоящее время можно разграничить не менее пяти основных значе- ний категории «цивилизация»: во-первых, когда понятие цивилизации отож- дествляется с понятием культуры. Так, первый том французского коллективного труда «Французская предыстория», который посвящен первобытному обществу, называется «Палеолитические и мезоли- тические цивилизации Франции», аналогично ис- пользует понятие «цивилизация» М. Габори в ра- боте «Цивилизации среднего палеолита между Аль- пами и Уралом» [4] и т.д. При таком подходе проис- ходит отождествление «цивилизаций» с первобыт- ными археологическими культурами, что лишает термин «цивилизация» какой-либо самостоятельно- сти» [3, с. 4] Одна из причин такого отождествление то, что «в отличие от немецкого и русского языков во французском – понятия «цивилизация» и «куль- тура» жестко не разведены» [5, с. 919]; во-вторых, когда понятием цивилизации, вслед за Л. Морганом [6, с. 9-29], определяют наивысшую стадию развития общества, следующую, за перво- бытными стадиями дикости и варварства. Гносеоло- гическим недостатком этого подхода, исторически правомерного, является то, что он не позволяет рас- крыть причины, «…по которым высшая стадия об- щественного развития реализовалась именно в фе- номене городской культуры» [3, с. 4], с которой тер- мин «цивилизация» связан этимологически: лат. civis «гражданин», civitas (синоним urbs) [7, с. 259] «город» и т.д.; в-третьих, когда понятием «цивилизация» обо- значают «одно из разнокачественных состояний об- щества в его изменении в реальном историческом времени» [5, с. 919]. Названный подход представля- ется нам излишне широким, который не позволяет четко раскрыть специфику категории цивилизация; в-четвертых, когда термином цивилизация обо- значают «совокупность организационных средств (программ деятельности), посредством которых люди стремятся достичь тех общественных целей, которые заданы существующими универсалиями культуры и фундаментальными символами послед- ней. В риториках и полемиках публицистическо- пропагандистского уровня слово «цивилизация» обычно исполняет роль позитивного компонента конфликтной диады «Свои» – «Чужие» («Мы» – С. Ю. Солодовников 165 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 «Они»)» [5, с. 919]. При названном подходе введе- ние категории цивилизация, с научной точки зрения, излишне, поскольку вполне может быть заменено иным, более корректными (применительно к назван- ной смысловой нагрузке) терминами; в-пятых, когда цивилизация определяется как предметная форма структуры общества разделен- ного труда, материализованная из социально-инте- гративныx интересов в форме города [3, с. 4–5]. Ав- тор согласен с Н.В. Клягиным, что «социально-ин- тегративный заряд материальной цивилизации го- родского типа оказал радикальное воздействие и на духовную сферу, что позволяет дать целостный ана- лиз различных сторон жизни цивилизованного об- щества. При указанном понимании термина «циви- лизация» удастся показать исторически закономер- ный ход возникновения цивилизованного общества как очередного этапа социальной интеграции» [3, с. 5]. То, что при таком подходе «зарождение начал урбанистической культуры и, следовательно, гене- зис цивилизации, – в понимании Н.В. Клягина, – коррелирует с неолитической технологической ре- волюцией. Поэтому история развития технологии приобретает первостепенное значение для понима- ния происхождения цивилизации» [3, с. 5], позво- ляет нам считать его сегодня наиболее приемлемым для политэкономического исследования проблем возникновения и последующего развития обще- ственного разделения труда. Позитивным является и то, что такой подход позволяет обосновывать «…предположительную причинно-следственную зависимость между демографическим состоянием общества и степенью сложности практикуемой им технологии, что позволяет объяснить корреляцию основных демографических и технологических ре- волюций в человеческой истории» [3, с. 5]. При этом под технологией Н.В. Клягин понимает «набор сте- реотипных приемов производства, воспроизведение которого гарантирует получение стандартного ко- нечного продукта» [3, с. 5 – 6]. Очевидно, что понятие цивилизации нераз- рывно связано с понятием культуры. Под культурой, вслед за В.С.Степиным, нами будет в дальнейшем пониматься, «система исторически развивающихся надбиологических программ человеческой деятель- ности, поведения и общения, выступающих усло- вием воспроизводства и изменения социальной жизни во всех ее основных проявлениях. Про- граммы деятельности, поведения и общения, состав- ляющие корпус культуры, представлены разнообра- зием различных форм: знаний, навыков, норм и иде- алов, образцов деятельности и поведения, идей и ги- потез, верований, социальных целей и ценностных ориентаций и т.д. В своей совокупности и динамики они образуют исторически накапливаемый социаль- ный опыт. Культура хранит, транслирует (передает от поколения к поколению) и генерирует программы деятельности, поведения и общения людей. В жизни общества они играют примерно ту же роль, что и наследственная информация (ДНК, РНК) в клетке или сложном организме; они обеспечивают воспро- изводство многообразия форм социальной жизни, видов деятельности, характерных для определен- ного типа общества, присущей ему природной среды…, его социальных связей и типов личности- всего, что составляет реальную ткань социальной жизни на определенном этапе ее исторического раз- вития» [8, с. 524]. Оставаясь в рамках приведенного определения и практически конкретизируя его, Н.В. Клягин предлагает понимать под «культурой общественный способ удовлетворения естествен- ных потребностей, обычно многократно опосредо- ванных» [3, с. 6]. Такое понимание культуры позволяет связать ее напрямую с экономической системой общества. Исходя из задач нашего исследования, правомерно рассматривать цивилизацию как предметную форму структуры общества разделенного труда, матери- ализованную в форме города, как очередного этапа социальной интеграции, возникновение который коррелируется с началом урбанистической куль- туры и с неолитической технологической револю- цией, поэтому история развития технологии и разде- ления труда приобретает первостепенное значение для понимания происхождения цивилизации. Куль- тура представляет собой систему исторически раз- вивающихся надбиологических программ человече- ской деятельности, выступающих условием воспро- изводства и изменения социальной жизни во всех ее основных проявлениях и представляющих собой об- щественный способ удовлетворения естественных потребностей, обычно многократно опосредован- ных. Экономическая система общества – это куль- турный феномен, представляющий из себя единый, устойчивый, организационно оформленный, отно- сительно самостоятельный, материально-обще- ственный комплекс, в пределах которого осуществ- ляются внутренне взаимосвязанное производство, присвоение и социально значимое потребление ма- териальных средств и благ для обеспечения физиче- ской жизни общества, а также для создания матери- альной базы, необходимой во всех остальных сфе- рах общественной жизни. Основу функционирова- ния экономической системы составляют трудовые отношения, основанные на общественном разделе- нии труда. Соответственно, одновременного с возникно- вением цивилизации, культуры, экономической си- стемы общества и политики, возникают и развива- ются в тесной взаимосвязи с ними и институцио- нальные матрицы. В настоящее время при исследовании институ- циональных матриц гносеологически перспектив- ным представляется методологический подход, опи- рающийся на три исходных теоретических посту- лата. «Во-первых, она (гипотеза об институциональ- С. Ю. Солодовников 166 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 ных матрицах – С.С.) разрабатывается в рамках объ- ективистской парадигмы, рассматривающей обще- ство как объективную реальность, существующую вне и независимо от воли и желания конкретных субъектов и развивающуюся по собственным зако- нам. Во-вторых, используется понятие базового ин- ститута, представляющего собой глубинные, исто- рически устойчивые формы социальных связей, обеспечивающих интегрированность общества как единого целого. В-третьих, признается тезис три- единства общества, при котором оно является одно- временно и целостным, содержащим в себе основ- ные подсистемы – экономику, политику, идеоло- гию» [9, с. 26 – 27]. Такой подход, допустимый при социологическом исследовании, не достаточен в рамках современной политэкономии. Следует так же подчеркнуть, что разграниче- ние и обособление объективистской и субъекти- вистской социальных парадигм обусловлено как объективными, так и субъективными причинами. «С одной стороны, такое разделение позиций отражает реальное устройство общества, в котором представ- лены как системные, образующие его устойчивые структуры, так и деятельность социальных субъек- тов, взаимодействующих между собой в рамках та- ких структур. С другой стороны, проявление двух названных позиций базируется на особенностях по- знающих общество субъектов, т.е. ученых, склон- ных больше либо к восприятию неизменной, струк- турной, либо постоянно меняющейся, деятельност- ной стороны человеческой истории» [9, с. 35]. Эти особенности научного мышления были раскрыты в трудах А. Маслоу, отмечал преобладание у ученых склонности либо к аналитическому, либо к синтети- ческому способу построения концепций [10, с. 67– 72]. «В соответствии с этим А. Маслоу выделял и два направления в научном труде, на одном полюсе которого преобладает изучение реального, живого, человеческого, а на другом идеального, «бесчело- вечного» (общечеловеческого – С.С.) , скрытого» [9, с. 35]. Следует отметить, что если с точки зрения анализа социальных явлений протекающих в отно- сительно обособленных социальных системах (ис- следуемых прежде всего в рамках микросоциоло- гии) такое противопоставление правомерно, то при политэкономическом анализе оно неизбежно будет приводить в научных трудах либо к фактическому игнорированию наличия в обществе людей (субъек- тов) – при последовательно объективистском под- ходе, либо к отказу от рассмотрения объективных связей и отношений, идеализации и индивидуализа- ции общественных структур. По нашему мнению, для создания целостной социальной парадигмы, описывающей закономер- ности развития экономической системы общества (исходя из методологических требований, предъяв- ляемых современной политической экономией) необходимо по новому сформулировать гипотезу об институциональных матрицах. Во-первых, эта гипо- теза разрабатывается в рамках объективистской па- радигмы, рассматривающей общество как объектив- ную реальность, существующую вне и независимо от воли и желания конкретных субъектов и развива- ющуюся по собственным законам. Во-вторых, при этом используется субъектный (но не субъектив- ный) подход рассматривающий все социально-эко- номические отношения в обществе через их персо- нификацию, т.е. в неразрывной связи с социально- экономическими субъектами, разной степени инте- грированности. В-третьих, используется понятие базового института, представляющего собой глу- бинные, исторически устойчивые формы социаль- ных и социально-экономических связей, обеспечи- вающих интегрированность общества как единого целого. В-четвертых, признается тезис триединства общества, при котором оно является одновременно и целостным, содержащим в себе основные подси- стемы – экономику, политику, идеологию. В-пятых, признается тезис единства общественно-экономиче- ской формации, которая «представляет собой про- странственно и социально отграниченную целост- ную материально-общественную систему, функцио- нальное назначение которой состоит в обеспечении совместной жизни людей в единстве всех ее сторон» [11, с. 6] и включает в себя сферы: материальное производство, производство человека, социальное производство и духовное производство. Следует отметить, что в настоящее время, в об- ществоведении и, в частности в социологии, «…не- смотря на попытки построения социологами инте- гративного подхода, объединяющего объективист- скую и субъективистскую парадигмы, каждая из них существует и развивается относительно самостоя- тельно, опираясь на свойственную ей методологиче- скую позицию принципиальной устойчивости или изменчивости общества, а также соответствующую систему понятий, – справедливо отмечает С.Г. Кир- дина, – Постепенно преодолеваемое противостоя- ние между социологами, работающими в рамках объективистской и субъективистской парадигм, не снимает, тем не менее, противоречивости их выво- дов, получаемых при изучении одних и тех же соци- альных ситуаций… Поэтому зачастую исследова- тели обосновывают и прогнозируют прямо противо- положные траектории развития и социальных изме- нений» [9, с. 37–38]. Похожая ситуация наблюдается и в современной экономической теории, когда пред- ставителя различных экономических специально- стей и школ, на основании проводимого ими мони- торинга национальных экономик зачастую полу- чают прямо противоположные выводы. Преодолеть это возможно только, во-первых, путем усиления методологической (политэкономической) составля- ющей в исследованиях всех экономических специ- альностей и, во-вторых, в возвращении в экономи- ческую теорию живого человека, со сложной систе- С. Ю. Солодовников 167 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 мой мотиваций и социально-экономических интере- сов. В таком случае объектные и субъектные эконо- мические отношения и структуры будут рассматри- ваться как взаимодополняющие. Начиная со второй половины девяностых годов прошлого века в российском обществоведении началось осознание необходимости методологиче- ского прорыва в исследовании социальных явлений, связанного, прежде всего с преодолением относи- тельной ограниченности объективистской и субъек- тивистской социальных парадигм. Так С.Г. Кирдина следующим образом ставит этот вопрос: «Возможно ли методологически корректное разрешение этой дилеммы (ограниченности объективистской и субъ- ективистской социальных парадигм – С.С.)? Суще- ствуют ли связи причинного характера между ин- ституциональной и социально-групповой структу- рами общества? Каковы пределы их влияния друг на друга? В каком соотношении находятся институци- ональная система и социально- групповая структура общества? И если допускается наличие связей при- чинного характера между ними, почему до сих пор не удается эти связи четко, на строгом понятийном уровне обозначить и проанализировать?» [9, с. 37– 38]. В рамках белорусской экономической теории автор в свое время касался проблем, непосред- ственно соприкасающихся с заявленной С.Г. Кирди- ной проблематикой, в частности при формулирова- нии авторской концепции трансформации соци- ально-классовой структуры общества Республики Беларусь и теоретико-методологическое обоснова- ние государственной экономической политики по реализации этой концепции [12; 13; 14; 15; 16]. На сегодняшний день многие из уже имеющихся у нас методологических наработок, в частности разрабо- танный понятийный аппарат, может быть эффек- тивно применен при раскрытии методологических проблем персонификации институциональных мат- риц. При дальнейшем рассмотрении институцио- нальных матриц, исходя из специфики предмета по- литической экономии («политическая экономия - наука, изучающая отношения между социальными субъектами, включенными в единый, относительно устойчивый, организационно оформленный матери- ально-общественный комплекс, в пределах которого осуществляется внутренне взаимосвязанное произ- водство, присвоение и социально значимое потреб- ление материальных средств и благ для обеспечения физической жизни общества, а также для создания материальной базы всех сфер общественной жизни. Политическая экономия исследует законы, управля- ющие развитием экономической системы, а также рассматривает названные системы в различные ис- торические периоды и эпохи» [5, с. 634]), основное внимание следует уделять изучению устойчивых, существующих как рамки для социально-экономи- ческого поведения, глубинных институциональных структур, становление которых обусловлено мате- риальными условиями возникновения и развития общества. При этом большое внимание необходимо также уделять персонификации институциональной матрицы, т.е. социально-экономическим и социаль- ным субъектам. Это означает, что выработанная ме- тодология позволят ученым экономистам ответить на вопросы о том, могут ли социально-экономиче- ские субъекты воздействовать и как воздействуют на институциональную структуру, как, в свою оче- редь, институциональная структура формирует эко- номическую систему и социально-классовую струк- туру общества. В представленной работе автор считает целесо- образным использовать подход, сформулированный С.Г. Кирдиной для тех случаев, когда в научном ис- следовании институциональные структуры «…об- ладают приоритетом – онтологическим и методоло- гическим – перед авторами. Исследование в этом случае направлено на изучение институциональной структуры, сложившейся исторически и определяю- щей социальные отношения и взаимодействия соци- альных групп как внешний по отношению к ним фактор. В отличие от теорий старого и нового пози- тивизма, теория институциональных матриц про- должает тем самым традиции материалистической диалектики в познании общества, точнее, историче- ского материализма, одной из центральных идей ко- торого являлось изучение необходимых обществен- ных отношений, складывающихся вне зависимости от воли и желания людей» [9, с. 39 – 40]. При этом институты понимаются «…в их глубинном смысле, как системы определенных и неизбежных связей между членами общества, обусловленные внеш- ними условиями выживания социума. Тем самым институты образуют своеобразный скелет обще- ства, обеспечивающий его историческую устойчи- вость и воспроизводство как социальной целостно- сти» [9, с. 40]. Вместе с тем, следует подчеркнуть, что в данном контексте изучение институциональ- ных матриц при помощи исследования «необходи- мых общественных отношений, складывающихся вне зависимости от воли и желания людей» не озна- чает, что надо принимать во внимание человеческие мотивы, потребности и интересы. Однако назван- ный тезис подчеркивает объективный (а не субъек- тивный) характер субъектного социально-экономи- ческого поведения, что, как мы уже подчеркивали ранее, позволяет говорить об обусловленности субъектного поведения объективными и субъектив- ными факторами. В вышеприведенной цитате С.Г. Кирдиной, таким образом, была допущена неболь- шая методологическая неточность, обусловленная тем, что у нее в работах отсутствует четкое разгра- ничение понятий субъективное и субъектное. В рам- ках политэкономического исследования персонифи- кации институциональных матриц на первое место выступают сущностные, неслучайные, регулярно С. Ю. Солодовников 168 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 повторяющиеся (т.е. носящие прежде всего объек- тивный характер) межсубъектные отношения, адек- ватно описываемые категорией социально-классо- вая структура общества. Не сущностные, случай- ные, эпизодические межсубъектые (т.е. синергети- ческие) отношения в экономической теории учиты- ваются лишь в той степени, в какой они могут по- влиять на динамику социально-классовой струк- туры. Для описания этого процесса правомерно ис- пользовать категорию социально-классовая органи- зация общества [5, с. 778]. В настоящее время многими русскоязычными авторами справедливо выделяются две крупные тен- денции в рассмотрении институтов. Первая тенден- ция заключается в том, что институты становятся объектом все большего числа общественных наук. Вместе с тем, «…до середины ХIХ века институты изучались в основном правоведами и понимались как сугубо юридические установления. На рубеже ХIХ–ХХ веков институты были включены в пред- мет возникшей в западноевропейских странах со- циологии» [9, с. 41]. Э. Дюркгейм, например, рас- сматривал институты как определенные способы действий и суждений, существующие в обществе вне и независимо от отдельно взятого индивидуума [17, с. 20]. В двадцатых годах прошлого века соци- альные институты попадают в поле зрения ученых экономистов, что нашло свое выражение в форми- ровании институционального направления в полит- экономии (Т. Веблена, Дж. Коммонса, Дж. М. Клар- ка, У. Митчела, У. Гамильтона и др.), когда инсти- туты стали рассматриваться как образцы и нормы поведения [18, с. 89-154], привычки мышления [19, с. 104], оказывающие влияние на выбор стратегий экономического поведения, наряду с мотивацией ра- ционального экономического выбора. Неоинститу- циональное направление, активно заявившее о себе в четвертой четверти двадцатого века придало кате- гории экономический (социально-экономический) институт более широкий смысл, предложив рас- сматривать институты как важнейшие факторы субъектных экономических взаимодействий. Так, согласно хрестоматийному определению Д. Норта, институты – это «правила игры» в обществе, кото- рые организуют взаимоотношения между людьми и структурируют стимулы обмена во всех его сфе- рах – политике, социальной сфере или экономике [20, с. 16]. Современная западная социология при- держивается аналогичных подходов, рассматривая институт как «устойчивый комплекс формальных и неформальных правил, принципов, норм, установок, регулирующих различные сферы человеческой дея- тельности» [21, с. 117]. При этом их отличие от ин- ституциональной экономики заключается в акцен- тировании внимания на значении института для ор- ганизации системы ролей и статусов, образующих социальную систему [9, с. 42]. В настоящее время институциональные исследования развиваются также в экономической истории, культурологи, ан- тропологии и т.д. Вторая тенденция в изучении институтов, тесно связанная с первой – это дальнейшая разра- ботка и углубление понятия «институт», что обу- словлено расширением междисциплинарных подхо- дов в институциональных исследованиях. «В изуче- нии институтов все более очевидным становится, – отмечает С.Г. Кирдина, – движение вглубь, от тех феноменов, которые лежат на поверхности, к поиску лежащих за ними сущностей, к рассмотрению ин- ститутов как характеристик внутреннего устрой- ства, предопределяющих закономерности развития общества и обеспечивающих его целостность» [9, с. 42]. Эта тенденция отражает общие закономерно- сти современных обществоведческих исследований, которая заключается в усилении (и признании этого наиболее крупными учеными) эвристического зна- чения междисциплинарных подходов и исследова- ний. По сути дела, сегодня ни одно экономическое исследование, претендующее на постижение зако- номерностей развития экономической системы об- щества, международных социально-экономических отношений, национальных экономических моделей и т.д. не может претендовать на истинность, если наряду с макроэкономическими исследованиями (и иными чисто «экономическими» подходами) не ис- пользует последние достижения социальной исто- рии, философии, социологии, политологии и т.д. В последние двадцать лет социально-экономи- ческие и экономические институты начинают ак- тивно исследоваться российскими, украинскими и белорусскими экономистами. Первоначально кате- гория института заимствуется ими напрямую из но- вой институциональной экономической теории и выступает одним из методологических средств изу- чения рыночных преобразований. Однако доста- точно быстро возникает необходимость осмысления и уточнения институционального подхода примени- тельно к анализу отечественных проблем. Успеш- ным примером этому могут служить, в частности ра- боты В.Л. Тамбовцева [23; 24]. В данной работе, на наш взгляд, нет необходимости подробно останав- ливаться на истории этого уточнения, хотя она, без- условно, являет собой иллюстрацию гносеологиче- ски интересных попыток (в ряде случаев достаточно успешных) последовательного теоретического осмысления целым рядом наук одного социального феномена, что потребовало от добросовестных ис- следователей применения междисциплинарных подходов, что способствовало существенному про- грессу обществоведческой методологии. В качестве общего определения социального института нами будет использоваться удачная дефи- ниция, изложенная в книге «Большой энциклопеди- ческий словарь: философия, социология, религия, эзотеризм, политэкономия» [5], где под названным институтом понимается «относительно устойчивая С. Ю. Солодовников 169 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 форма организации социальной жизни, обеспечива- ющая устойчивость связей и отношений в рамках общества. Социальный институт следует отличать от конкретных организаций и социальных групп… Основные функции, которые выполняет социаль- ный институт.: 1) создает возможность членам этого института удовлетворять свои потребности и инте- ресы; 2) регулирует действия членов общества в рамках социальных отношений; 3) обеспечивает устойчивость общественной жизни; 4) обеспечивает интеграцию стремлений, действий и интересов ин- дивидов; 5) осуществляет социальный контроль. Де- ятельность социального института определяется: 1) набором специфических социальных норм, регу- лирующих соответствующие типы поведения; 2) ин- теграцией его в социально-политическую, идеоло- гическую, ценностную структуры общества, что позволяет узаконить формально-правовую основу деятельности; 3) наличием материальных средств и условий, обеспечивающих успешное выполнение нормативных предложений и осуществление соци- ального контроля. Социальные институты могут быть охарактеризованы не только с точки зрения их формальной структуры, но и содержательно, с пози- ции анализа их деятельности. Социальный инсти- тут – это не только совокупность лиц, учреждений, снабженных определенными материальными сред- ствами, системой санкций и осуществляющих кон- кретную общественную функцию» [5, с. 786]. При этом в настоящее время установлено, что успешное функционирование социальных институтов связано с наличием в их рамках целостной системы стандар- тов поведения конкретных индивидов в типичных ситуациях. Эти стандарты поведения закрепляются в обычаях, традициях, правовых нормах и т.д. «В ходе практики возникают определенные виды соци- альной активности, причем правовые и социальные нормы, регулирующие эту деятельность, концен- трируются в определенную легитимированную и санкционированную систему, обеспечивающую в дальнейшем этот вид социальной деятельности. Та- кой системой и служит социальный институт. В за- висимости от сферы действия и их функций инсти- туты подразделяются на: а) реляционные – опреде- ляющие ролевую структуру общества в системе от- ношений; б) регулятивные, определяющие допусти- мые рамки независимых по отношению к нормам общества действий во имя личных целей и санкции, карающие за выход за эти рамки (сюда относятся все механизмы социального контроля); в) культурные, связанные с идеологией, религией, искусством и т.д.; г) интегративные, связанные с социальными ро- лями, ответственными за обеспечение интересов со- циальной общности как целого» [5, с. 786]. При этом развитие социальной системы может быть сведено к эволюции социальных институтов и субъектов их персонифицирующих. Исходя из такого подхода, на наш взгляд, следует согласиться с замечанием С.Г. Кирдиной, что «С точки зрения объективист- ской парадигмы и системного подхода, при котором исследования направлены на выявление институци- ональной структуры, определяющей характер и направленность взаимодействия социальных групп, ... основная задача состоит в выявлении стабильной составляющей институтов. Поэтому теория инсти- туциональных матриц трактует институты – они названы базовыми – как глубинные, исторически устойчивые в постоянно воспроизводящиеся соци- альные отношения, обеспечивающие интегрирован- ность разных типов обществ. Базовые институты представляют собой исторические инварианты, ко- торые позволяют обществу выживать и развиваться, сохраняя свою само достаточность и целостность в ходе исторической эволюции, независимо от воли и желания конкретных социальных субъектов» [9, с. 47]. Названная трактовка социальных институтов соответствует подходу разработанному еще Т. Веб- лена, которым отмечал, что «сами институты – не только результат процесса отбора и приспособле- ния, который формирует преобладающие ... духов- ные качества и способности; они в то же время пред- ставляют собой особые формы жизни и человече- ских отношений, а потому являются, в свою оче- редь, важнейшими факторами отбора» [24, с. 188]. Основу любого социума составляют базовые инсти- туты, которые «…образуют остов, скелет общества» [9, с. 48] и «…задают наиболее общие характери- стики социальных ситуаций, определяют направ- ленность коллективных и индивидуальных челове- ческих действий» [9, с. 48], т.е. регулируют основ- ные сферы общества и представляют собой «устой- чивую структуру, «стягивающую» основные подси- стемы общества в целостное образование, не позво- ляющую обществу распасться» [9, с. 60]. Эти инсти- туты возникают естественно-историческим образом и обладают значительной устойчивостью, в том числе и к изменениям внешней среды. В свою оче- редь «институциональная матрица – это форма об- щественной интеграции в основных сферах жизне- деятельности социума – экономике, политике и идеологии» [9, с. 60]. Для современных институци- ональных подходов в экономической теории харак- терно признание важности эндогенных факторов (в том числе и технико-технологического) для форми- рования институциональных структур и, соответ- ственно, экономических систем общества. Вместе с тем, не смотря на то, что научная традиция рассмот- рения материально-технической среды как важней- шего фактора, обусловливающего границы возмож- ных трансформаций общества, восходит еще к К. Марксу и Ф. Энгельсу, в современной экономике нет четкого представления о механизмах этого огра- ничения. Здесь, на наш взгляд, следует отметить, что помимо собственно гносеологических сложно- стей, естественно возникающих при исследовании этого вопроса, так же возникают проблемы присут- С. Ю. Солодовников 170 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 ствия в научном сообществе откровенно ангажиро- ванных «научных» работ посвященных безогово- рочной апологетике западной экономической мо- дели развития и быстрых («шоковых») путей «успешного» перехода к ней [25, с. 233-237]. По- скольку последние направлены на обслуживание (создание благоприятных условий) определенных монопольных социально-экономических интересов, а не на раскрытие сущности социально-экономиче- ских явлений, то в данном очерке они рассматри- ваться не будут. На сегодняшний день следует признать пер- спективным подход к рассмотрению влияния тех- нико-технологической структуры общества на ин- ституциональную через использование понятий коммунальной и некоммунальной материально-тех- нологической среды. Впервые гипотеза об опреде- ляющем, решающем влиянии коммунальной и не- коммунальной материально-технологической среды на тип институциональной структуры общества была высказана в 1996 г. [26, с. 22-24] и с тех пор был успешно развит в трудах С.Г. Кирдиной. В ка- честве одного из основных постулатов этой гипо- тезы выступает предположение, «…что коммуналь- ная среда формирует соответствующие экономиче- ские институты и определяет не рыночный, а разда- точный характер хозяйственной системы, в то время как некоммунальная среда обуславливает становле- ние институтов рынка, или обмена» [9, с. 80]. При этом С.Г. Кирдиной подчеркивается, что «…комму- нальность (или некоммунальность) материальной среды является не столько внутренне ей присущим, сколько общественным свойством, т.е. проявляю- щимся в ходе взаимодействия общества с этой сре- дой. Сами по себе природные условия или техноло- гические комплексы не реализуют названных обще- ственных свойств, они проявляют, выражают или приобретают их в процессе вовлечения в хозяй- ственный оборот и социальную жизнь... Коммуналь- ность материально-технологической среды подразу- мевает ее целостность, неразрывность связей между элементами, ее представление как единого целого, состоящего под общим управлением. Изначально коммунальность производственной среды определя- ется хозяйственным ландшафтом - исторически пер- вичным условием производства. Население начи- нает вовлекать его в хозяйственный оборот. Но среда сопротивляется усилиям одиночек, заставляя людей объединяться уже на стадии организации производственного процесса. Необходимость объ- единения задается, как правило, применяемой тех- нологией, которая оказывается конкурентоспособ- ной по сравнению с технологиями индивидуального производства. Так действует закон экономии тран- сакционных издержек, который, в конечном счете, определяет формирование соответствующих эконо- мических, политических и идеологических институ- тов» [9, с. 80]. При этом, как справедливо отмечает названный автор, коммунальная среда может функ- ционировать только в форме чисто общественного блага, которое не может быть разделено на единицы потребления и продано (потреблено) по частям» [9, с. 80]. Некоммунальность материально-технологиче- ской среды «…означает технологическую разоб- щенность, возможность обособленности важней- ших элементов материальной инфраструктуры и связанную с этим возможность их самостоятельного функционирования и частного использования» [9, с. 80], т.е. некоммунальная среда «разложима на от- дельные, не связанные между собой элементы, она обладает свойством дисперсности и может суще- ствовать как совокупность разрозненных, отдель- ных технологических объектов. В этом случае инди- видуум или семья способны самостоятельно, без ко- операции с другими членами общества, вовлекать части некоммунальной среды в хозяйственное ис- пользование, поддерживать их эффективность и независимо распоряжаться полученными результа- тами. В этом случае главной функцией складываю- щихся институтов государства является обеспече- ние взаимодействия между обособленными хозяй- ствующими и социальными субъектами» [9, с. 80]. «Материально-технологическая и институцио- нальная среда образуют, в конечном счете, – подчер- кивает С.Г. Кирдина, – единую систему и положи- тельно воздействуют друг на друга. Коммунальная среда, не поддающаяся расчленению, со временем приводит к относительному расширению роли госу- дарства, выражающего общий, коллективный инте- рес. Государство создает соответствующую систему управления во главе с Центром и определяет общие правила пользования коммунальной инфраструкту- рой для всех хозяйствующих субъектов. На каждом историческом этапе формируется соответствующая времени идеология, выражающая справедливость такого общественного порядка. В свою очередь, вновь создаваемые производственные объекты эво- люционно воспроизводят коммунальные свойства и закрепляют на следующем историческом шаге вы- званные ими институциональные особенности об- щественного устройства» [9, с. 81]. Данная модель развития способствует преимущественной реализа- ции уравнительных (коммуноцентрических), трудо- вых (продукционных) и собственно социальных (си- стемных) социально-экономических интересов и за- трудняет максимизацию монопольного (частно- группового) потребления. «В странах с некомму- нальной материально-технологической средой, - как отмечается в литературе, - напротив, постоянно воз- растает роль частных собственников в обществен- ной жизни, что выражается в развитии системы со- ответствующих экономических и политических ин- ститутов и создании адекватных идеологических си- стем» [9, с. 81]. Соответственно, в последних стра- нах экономическая система общества будет, прежде С. Ю. Солодовников 171 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 всего, детерминирована, эгональными социально- экономическими интересами. Для социально-клас- совой структуры этих обществ (в их чистом виде) будет характерна сильная имущественная, объемно- правовая и статусная дифференциация между соци- альными классами. Изменение этого (т.е. построе- ние социально-ориентированной рыночной эконо- мики), как рефлексии на нарастание социальных ан- тагонизмов в обществе, в индустриально развитых странах Запада стало возможно, прежде всего, за счет эксплуатации других стран и народов. Особенностью Евразийской социально-эконо- мического пространства является наличие стран, в границах которых сосуществуют зоны некомму- нальной и коммунальной материально-технологиче- ской среды (например: Беларусь, Украина). Такое положение дел вызывает дополнительные сложно- сти при государственном конфигурировании (мо- дернизации) экономических систем в этих обще- ствах, является дополнительным фактором социаль- ной напряженности. В этих условиях одной из глав- ных задач социально-научного сообщества является помощь государству, всем здоровым силам обще- ства в стремлении избежать трансформации объек- тивно возникающих социально-институциональных и психологических противоречий в региональные антагонистические конфликты, ведущие к расколу общества и усилению неоколониального влияния на эти государства стран золотого миллиарда. В рамках постсоветского пространства полити- ческая, духовная, социально-экономическая консо- лидация стран сегодня во многом затруднена не наличием объективного несовпадения у них некото- рых экономических интересов (экономические ин- тересы полностью не совпадают даже в семьях), а отсутствием у руководства Российской Федерации системной геополитической доктрины. На сего- дняшний день, во многом под влиянием антирос- сийских санкций со стороны США и их сателлитов, такая доктрина формируется, но на ее окончатель- ное становление могут уйти годы. Названная док- трина должна включать в себя: определение своих стратегических союзников; проведении дифферен- цированной политики по отношении к соседним государствам; политико-экономическую (а не моне- тарно-кудринскую) оценку эффективности решений по формам и механизмам социально-экономиче- ского взаимодействия, интеграции, а в ряде случаев и помощи странам-союзникам. Отсутствие такой стратегии, дополняемое государственным лоббиро- ванием российским руководством интересов неко- торых олигархических групп, стремящихся макси- мизировать свою прибыль за счет экономик сосед- них стран, не только не отвечает национальным рос- сийским политико-экономическим интересам, но и ведет к формированию негативного образа России у населения стран, которые пытаются грабить некото- рые российские олигархи. Реальностью современного мирового экономи- ческого порядка стала глобализация производства, сопровождаемая становлением и бурным развитием транснациональных корпораций. Последние выхо- дят из-под контроля национальных государств. Од- новременно с развитием ТНК, возрастает борьба между последними как за передел уже существую- щих рынков, так и за захват новых (причем количе- ство последних сегодня пространственно ограни- чено). Создание надгосударственных экономических образований, стремящихся к переделу существую- щих и захвату новых рынков, не является изобрете- нием нашего времени. Как показывает история, дан- ный процесс всегда сопровождался усилением меж- государственных и иных антагонизмов, а также от- сутствием ограничений в средствах и формах борьбы за экономическую (а, соответственно, поли- тическую, духовную, военную и т.д.) гегемонию. Например: борьба греческих (византийских), армян- ских, мусульманских (арабских и иранских) и еврей- ских купцов за господство в международной тор- говле в VIII – X веках вылилось не только в попытки названных финансовых группировок устанавливать выгодные (прежде всего экономически) режимы в тех или иных странах и в усилении кровопролитных межгосударственных войн, не отвечающих интере- сам ни одной из воюющих стран (войны киевских князей с половцами в X – XI веках), но и в усилении идеологического противостояния как между этно- сами и государствами, так и внутри их (естественно, что в то время это принимало религиозную форму). В XIII веке купцы-рахдониты для установления сво- его господства над Великим шелковым путем, а также для того, чтобы пресечь локальные войны в зоне их торговых интересов и установить там режим «мира как отсутствие войны» финансируют оснаще- ние монгольской армии и делают материально воз- можным победоносный поход орд Тэмуджина. Однако современная эпоха добавила много но- вого в этот процесс. Прежде всего это то, что соци- ально-экономические субъекты, стремящиеся к гос- подству в планетарном масштабе или к доминирова- нию в крупных регионах для оптимизации условий своей экспансии предпринимают значительные (в том числе и финансовые) усилия для уничтожения культурного, человеческого, административного и социального капитала в социально-экономических системах – объектах проникновения. При этом на государственном уровне могут использоваться сле- дующие средства: экономические («свободная ры- ночная конкуренция» и т.д.); социально-этические; политические; военные и некоторые другие. Круп- ные иностранные предприятия, головные офисы ко- торых находятся в регионах с некоммунальной ма- териально-технологической средой и соответствую- щей ей культуре, открывая свои представительства С. Ю. Солодовников 172 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 в странах с коммунальной материально-технологи- ческой средой, стремятся к навязыванию своих кор- поративных «этических» норм, которые позволяют не только сформировать у части своих сотрудников стиль поведения чуждый местным традициям, но и накопить определенный «корпоративный» социаль- ный капитал, который будет выступать как элемент дестабилизации национальной социально-экономи- ческой системы. Оговоримся, что хотя в условиях социально-экономической глобализации и возрас- тает возможность и вероятность влияния на нацио- нальную социально-экономическую систему и на экономическую эффективность социального капи- тала в обществе зарубежных социально-экономиче- ских субъектов, но главным в любом социуме по- прежнему остается сформировавшийся баланс инте- ресов. Последние, как известно, могут носить трудо- вой, монопольный, уравнительный и собственно-со- циальный (системный) характер. Все эти интересы присущи любому обществу, вопрос заключается в преобладании одних над другими и, соответственно, в трансформации, в зависимости от того какие из них в данный момент доминируют всей системы по- литических и экономических отношений. Глобальный институциональный кризис капи- талистической экономики, проявившийся через фи- нансовый, экономический, сырьевой и прочие кри- зисы отрезвил многих ученых и политиков. В миро- вом сообществе силится понимание необходимости провести ревизию принципов функционирования современных экономических систем, в том числе и по новому взглянуть на роль социальных факторов в экономике. Было бы не правильно говорить о том, что ранее такие попытки не предпринимались оте- чественными и зарубежными обществоведами. Естественно они были. Причем достаточно удач- ные, но зачастую они или игнорировались научным сообществом, или заглушались громким хором ли- бералов-рыночников. В связи с этим, по нашему мнению, существует гносеологическая необходи- мость в рамках этого исследования сделать ряд за- мечаний, поясняющий наши взгляды на рынок как на один из социальных инструментов, позволяющих более или менее успешно облегчать жизнь людей - снижать транзакционные издержки. Такой подход должен позволить объективно (без вне историче- ской морализации) рассмотреть границы целесооб- разного применения рыночного инструментария в экономической системе общества во взаимоувязке с глобальными и национальными цивилизационными тенденциями, институциональной матрицей, мате- риально-технологической средой, экологическим императивом, балансом социально-классовых инте- ресов, социальным капиталом и формами его капи- тализации. Следует согласиться с мнением А.Л. Подгайского, представителя цивилизационного подхода в белорусской политической экономии, ко- торый, придерживаясь научной традиции «Данилев- ского-Леви-Строса», трактующей социальное раз- витие как нелинейный и поливариативный процесс, отметил, что «смысл прогресса в рамках этой тради- ции (традиции «Данилевского-Леви-Строса» – С.С.) заключается не в нарастающем универсализме исто- рического процесса, а в умножении разнообразия социальных форм бытия, в позитивных результатах взаимодействия» [27, с. 8]. При этом необходимо учитывать, что «…ни синергетика, ни цивилизаци- онный подход не отрицают эвристического потен- циала исследования общих тенденций, определяю- щих «лицо» человечества в целом. Но оба направле- ния далеки от того, чтобы признавать за выводами таких исследований абсолютно значимый характер. Они настаивают лишь на универсальности общих принципов самоорганизации социальных систем. Отвергая представления об обществе как некотором однородном континууме, эти направления рассмат- ривают в качестве истинных субъектов истории все многообразие социальных формирований между об- ществом и индивидом. Речь идет о том, что универ- сальные закономерности и черты социально-эконо- мического прогресса в целом находят различное преломление в непреходящем разнообразии соци- ально-экономической действительности» [27, с. 8- 9]. Если исходить из критериев логичности и аргу- ментированности участников дискуссии о коренных методологических пороках маржинализма, неоклас- сики и т.д., то доказательств этому предостаточно. Вместе с тем, неправомерно сводить все дискуссии о природе рыночных отношений лишь к поиску научной истины. Ученые экономисты тоже люди. Они родились и воспитывались в определенной со- циально-культурной среде, обладают мотивацией, различными потребностями и интересами, наконец, их исследования финансируются из различных ис- точников (а у субъектов, которые их контролируют есть вполне реальные экономические потребности и интересы) и т.д. Таким образом, по нашему мнению, научное сообщество фаталистически обречено не только на постоянный поиск объективных законо- мерностей развития общества и его экономической системы, но и на выделение «ложных» концепций и преднамеренных концептуальных упрощений, об- служивающих глобальные экономические интересы вполне конкретных государств, классов, социально- экономических групп и индивидов. В рамках заяв- ленной темы исследования нам не важно случайно или целенаправленно возникли и развиваются соци- альные парадигмы, относимые сегодня к «экономи- ческому империализму» [28]. Для нас важнее то, что эти теоретико-методологические подходы, напри- мер, сводящие экономические функции государства к роли «ночного сторожа», деформируют сознание части научного и научно-педагогического сообще- С. Ю. Солодовников 173 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 ства, понижают доверие к белорусской модели раз- вития, снижают социальный потенциал белорус- ского общества, т.е. понижают продукционный эф- фект от социального капитала, накопленного на уровне социума, а значит угрожают экономической безопасности страны. Возможности такого рода обманов во многом обусловлена спецификой нашей эпохи (эпохи все- ленского обмана [29, с. 16]), когда возможности ма- нипулирования сознанием миллионов людей (благо- даря современной информационной технике) оказа- лись беспрецедентными и есть все основания гово- рить даже об информационном сетевом закабалении мира [30, с. 5]. Как справедливо замечает Ч.С. Кирвель: «…ныне утвердились технологии «промы- вания мозгов» с целью формирования нужного типа сознания, ценностных установок и стереотипов по- ведения людей. И все это происходит на глобальном уровне. Возникли глобальные информационные поля, способные действовать на сознание людей по- верх государственных границ, создавать возмож- ность манипуляции человеческим сознанием в пла- нетарном масштабе. Следствия всего этого крайне прискорбны. <…> На земле сейчас живут более ше- сти миллиардов человек, а возможность реализовать потребительский образ жизни имеет всего лишь один миллиард, так называемый «золотой милли- ард», и то с большими оговорками, а для остальной части человечества «полное удовлетворение всех материальных потребностей» в принципе не реали- зуемо не только сегодня, но даже в самой отдален- ной перспективе. Однако СМИ современных бога- тых стран, прежде всего США во всю горизонталь разрекламировали... свой образ жизни. В результате теперь все недовольны своей жизнью, все оторва- лись от родной почвы и возненавидели ее, все хотят жить, как в Европе <…> Оторванность от своей почвы, от традиционного уклада жизни оборачива- ется потерей привычной гармонии, жгучей неудо- влетворенностью, фрустрациями, Неврозами, наркоманией, преступностью терроризмом, нако- нец, самоубийством. В сущности, все это можно определить как аксиологическую катастрофу, болез- неннейший слом ценностных установок и традиций, утрату вечных ценностей Последствия этой ката- строфы могут быть непредсказуемо опасны. <…> Если проанализировать весь массив «культурного» импорта из западных стран нашими СМИ, то можно заметить, что заимствуются в основном худшие об- разцы и продукты декаданса» [29, с. 16-17]. Такого рода «культурный обмен» предопределен не только чьей то злой волей, хотя это тоже имеет место (уж очень заманчиво Западу получить дополнительные конкурентные преимущества в планетарной борьбе за все виды ресурсов путем снижения социального потенциала в странах – объектах их политико-эко- номических интересов), но и в «…некоторых специ- фических закономерностях межкультурного об- мена: культуры обмениваются информацией, зало- женной в их верхних пластах; более глубинные пла- сты, относящиеся к сфере архетипов сознания, в том числе и коллективного бессознательного, практиче- ски не передаются, не вербализируются посред- ством СМИ. Поэтому все касающееся реальных предпосылок богатства и процветания евро-амери- канской цивилизации, остается скрытым от взора и слуха телезрителя и радиослушателя. Воспринима- ется только ее внешний результат. В итоге получа- ется следующее: доверчивые западники твердят о необходимости перенести на свою почву все, что от- носится к внешним результатам цивилизационного развития Запада, нимало не задумываясь ни о реаль- ных путях, ведущих к этому результату, ни о том, возможно ли его повторить в иных исторических и географических условиях» [29, с. 16]. Само по себе это не удивительно: психология человека, не владе- ющего системным научным мышлением, такова, что он подсознательно начитает поклоняться, пыта- ется слепо копировать (не понимая сущности этих процессов) внешние атрибуты более развитой эко- номической системы. Во время Второй Мировой войны и сразу после нее на островах Тихого океана распространился культ карго. Для снабжения воюющей американ- ской армии военно-транспортной авиацией туда было десантировано огромное количество грузов. Это внесло коренные изменения в жизнь острови- тян, поскольку огромное количество промышлен- ных товаров (одежда, обувь, консервы, палатки, оружие и т.д.) тем или иным путем попадали к ту- земцам. Когда в конце войны воздушные базы были заброшены, а груз («карго») больше не прибывал, туземцы не захотели мириться с резким снижением уровня и качества потребления, к которому к тому времени уже привыкли. Опираясь на свои представ- ления о происхождении материального богатства и жизненный опыт, островитяне начали предприни- мать действия для того, чтобы получить товары и увидеть падающие парашюты, прилетающие само- леты… Каковы же были эти действия? Разумеется, самые очевидные c точки зрения аборигенов. Они построили в натуральную величину из дерева и травы взлетно-посадочные полосы, контрольно- диспетчерские вышки, разводили костры и прикла- дывали к ушам наушники из дерева, призывая груз («карго»). Но божественные самолеты не приле- тали, и грузы с неба не падали. Тогда туземцы, про- явив последовательность, достойную лучшего при- менения, полностью отказались от своих прежних религиозных воззрений, существовавших до войны, и стали более тщательно поклоняться аэродромам и самолетам. Со временем распространение культа карго сократилось, но некоторые аборигены ждут божественных товаров и сегодня, продолжая покло- няться деревянным самолетам и посадочным поло- сам. Смешно? Да не очень, поскольку если заменить С. Ю. Солодовников 174 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 термин «карго» на «саморегулирующийся рынок», полуголого жреца – на либерально мыслящего ин- теллектуала рыночника, а острова Тихого океана на постсоветское пространство 90-х и 2000-х годов, то становится не до смеха. Поскольку, если в первом случае приверженцы культа обычно не понимают в полной мере значимость производства или коммер- ции и их понятия о современном обществе, рели- гии и экономике могут быть частичными и фраг- ментарными [30], то во втором – наблюдается то же самое упрощенное представление о процессах, про- исходящих в современной рыночной и пострыноч- ной экономике. Очень похожая ситуация просматривается се- годня и в экономической науке, когда некоторая часть научного сообщества убеждена в том, что при- менение тех или иных экономических теорий и практик, доказавших свою состоятельность 20, 30, 50 и более лет тому назад, позволит решить сего- дняшние непростые проблемы. При этом не так уж и важно, что именно предлагается взять за основу: кейнсианские механизмы преодоления экономиче- ского кризиса, ордолиберальную политику ФРГ или экономические реформы Г.К. Орджоникидзе и А.Н. Косыгина в СССР. Важно то, что все эти экономи- ческие инструменты были эффективны лишь в свое время, в уникальном цивилизационном и историче- ском контексте. Прошедшие десятилетия, а иногда и века, за счет аберрации дальности естественным образом упростили наше представление о реформах, превратив их из живого, постоянно меняющегося процесса, в мертвую схему. В результате, как метко заметил в свое время А.А. Галич: «Сложные про- блемы всегда имеют простые, легкие для понимания неправильные решения». А мировая и национальная экономика, как известно, это живые и очень быстро эволюционирующие системы. Чтобы разобраться в политико-экономических и гносеологических причинах возможности таких методов межстрановой конкуренции, необходимо, прежде всего, понять: как же возник в обществове- дении «экономический империализм»? В 1960-1970-е годы идеальной рыночной мо- дели, очищенной от каких-либо социальных факто- ров был придан фактически универсальный харак- тер. «С ее помощью, – отмечает В.В. Радаев, – стали объяснять самые разные типы существующих рын- ков вне зависимости от исторической и культурной специфики хозяйства и общества» [32, с. 28-37]. Г. Беккер и его последователи в рамках «экономиче- ского империализма» начинают активно использо- вать данную модель за пределами анализа соб- ственно экономических отношений в их былом по- нимании [28, с. 177-189; 33, с. 395-396; 34, с. 12-36; 35, с. 37–49]. Поскольку принцип универсализма не отвечает ни принципам современных системных ис- следований социальных объектов, ни историческим реалиям, то мы в своих дальнейших исследованиях будем исходить из взгляда на современные системы хозяйствования как на многоукладные, сочетающие в себе универсальные и национальные особенности. «История свидетельствует, – отмечает А.Л. Подгай- ский, – что ни одна хозяйственная система, в том числе, и всемирное индустриально-капиталистиче- ское хозяйство, никогда не охватывала не только все страны, но и отрасли экономики отдельной страны. Любое доминирование той или иной хозяйственной системы воплощается в действительности в асси- метричном образовании «центр-периферия» с нали- чием множества метапозиций между крайними точ- ками» [27, с. 9]. В настоящее время в различного рода литера- турных источниках и электронных СМИ происхо- дит лавинообразный рост диаметрально противопо- ложных суждений как о перспективах развития ми- ровой и национальных экономик, так и о том, какие формы хозяйственного регулирования экономиче- ски эффективны. В результате терминологической путаницы, отсутствия категориальной определенно- сти, в последние десятилетия в мире наблюдается увеличение отрыва экономических практик от их теоретического осмысления. Конечно, экономиче- ской науке не следует забегать вперед с поспеш- ными прогнозами, как и отставать от требований времени, чтобы грядущие события не оказались неожиданными. Поэтому, уже сегодня возникает насущная необходимость выявить и спрогнозиро- вать те процессы и явления, которые характеризуют современную экономику. Решение этой задачи тре- бует ревизии методологических основ исследования процессов хозяйствования. И начинать надо с уточ- нения объекта экономической науки. Экономика в последние десятилетия претер- пела небывалые изменения, которые радикальным образом изменили ее объект. Сегодня рыночный, ад- министративно-командный и иные способы органи- зации экономической жизни правомерно рассматри- вать как специфические уклады хозяйствования, со- существующие наряду с другими их формами. В идеале, в зависимости от того, какая из форм хозяй- ствования на том или ином историческом этапе обеспечивала общество необходимыми для его су- ществования материальными условиями, сред- ствами, благами, та и преобладала. Экономика, как правило, была и остается многоукладной. При этом, например, рынок выступал одним из социальных инструментов, позволяющих более или менее успешно облегчать жизнь людей, – снижать тран- сакционные издержки. Что же характерно для современного экономи- чески развитого общества – постиндустриального, сверхиндустриального, информационного, постры- ночного, посткапиталистического и т.д.? Во-пер- вых, изменение характера промышленного произ- водства от массового изготовления до гибкого спе- циализированного в ответ на технологические инно- С. Ю. Солодовников 175 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 вации. Во-вторых, переход роли локомотива разви- тия экономики от промышленности к сектору услуг. В-третьих, в формирование принципиально новых глобальных финансов, которые выходят за рамки своей традиционной функциональной роли в эконо- мической системе общества и существуют доста- точно изолированно от процессов, происходящих в реальном секторе экономики. Разве не о таком раз- рыве французский социолог Ж. Бодрийяр в свое время писал: «Весьма любопытной чертой, связан- ной с крахом на Уолт-стрит в 1987 году, является не- уверенность в том, имела ли на самом деле место настоящая катастрофа и ожидается ли таковая в бу- дущем. Правильный ответ – нет, реальной ката- строфы не будет, поскольку мы живем под знаком катастрофы виртуальной. В этом контексте красно- речиво проявляется несоответствие между фиктив- ной экономикой и экономикой реальной. Именно этот диссонанс и защищает нас от реальной ката- строфы производительной экономики» [36, c.40]. Далее он добавляет, что «деньги вращаются в недо- ступном пространстве, которое оставляет мир та- ким, какой он есть. В конечном итоге, экономика продолжает производить, в то время как малейшего логического следствия из колебаний фиктивной эко- номики было бы достаточно, чтобы ее уничтожить (не забудем, что сегодня объем товарооборота в 45 раз уступает объему перелива капитала)». [36, c.42] В-четвертых, для современного экономически раз- витого общества характерно также в возрастание роли общественно-функциональных инноваций. С расширением применения общественно-функцио- нальных технологий для принуждения акторов к же- лательному для Манипулятора поведению, посред- ством целенаправленной подачи информации в ин- тернете и традиционных СМИ, значительно искажа- ется восприятие субъектами своих потребностей и интересов. «Любая коммуникация (в информацион- ном обществе – С.С.), – пишет по этому поводу Ж. Бодрийяр, – по сути есть лишь принудительный сценарий, непрерывная фикция, избавляющая нас от пустоты нашего умственного экрана, на котором мы с не меньшим вожделением ждем изображения». [36, c.22] В-пятых, наше общество характеризуется значительным изменением роли и функций инфор- мации в хозяйственной жизни, увеличением значе- ния знаний для развития экономики. С другой сто- роны в современную эпоху информация, постоянно воспроизводящаяся и катастрофически разрастаю- щаяся в Интернете, приходит в свою противополож- ность. «Избыток знаний безразлично рассеивается по поверхности во всех направлениях, при этом про- исходит лишь замена одного слова другим» [36, c.21]. Ж. Бодрийяр подчеркивает, что «написано и распространено столько знаков и сообщений, что они никогда не будут прочитаны. К счастью для нас! Ибо даже с той малой частью, которую мы абсорби- руем, с нами происходит нечто, подобное казни на электрическом стуле» [36, c. 49]. В данном случае речь идет по существу об использовании невероятно большого объема информационных сообщений не для получения или трансляции новых знаний, а как важного инструмента современных информацион- ных войн. Причем последние сегодня ведутся не только между государствами и политическими пар- тиями, но и между многочисленными классами, и даже отдельными коммерческими организациями. Вместе с тем, эта лавина интернет-информации слабо пересекается с теми знаниями, технологиче- скими решениями, в которых сегодня как никогда нуждаются реальный сектор экономики и сфера услуг. Под воздействием принципиально новых явле- ний в хозяйственной деятельности экономическая система общества радикально изменилась, неверо- ятно усложнившись. Для современной экономиче- ской науки зачастую характерен недоучет влияния внешних, в том числе и неэкономических, факторов, которые могут кардинальным образом воздейство- вать (что и происходит в современном глобальном мире) на классическое протекание экономических циклов, быстро разрушая привычное течение хозяй- ственной жизни в обществе, изменяя объект эконо- мической науки. О чем свидетельствуют разверну- тые дискуссии у нас в стране и за рубежом об объ- екте, предмете, задачах и возможностях этой науки. Надо сказать, что среди экономистов в последние годы становятся нередкими предложения вообще отказаться от использования математических моде- лей при исследовании национальной экономики. Но у данной идеи пока много оппонентов. Так, к при- меру, противоположного мнения придерживается профессор Колумбийского университета М. Ву- дфорд, Ученый не считает, что на пути к более надежным экономическим рассуждениям следует отказаться от привычки экономистов использовать модели [37, c.14]. На необходимость существенного повышения качества которых, к слову, обращает внимание и американский исследователь Д. Кей. Он считает, что экономисты сегодня слишком часто прибегают к некачественным моделям [38]. Действительно, если исходить из некоторых экономико-математических моделей (в данном слу- чае имеются в виду те расчеты, в основе которых ле- жат излишне упрощенные, а иногда и преднаме- ренно ложные вводные [39, c.190-191]) или теорети- ческих построений сторонников либерального направления экономической мысли, то можно сде- лать ложный вывод, что снятие барьеров на допуск на внутренний рынок зарубежных инвестиций, все- гда благо для экономики. На самом деле это умоза- ключение в корне неверно, и даже вредно, так как для любой национальной экономики может иметь катастрофические последствия моментальное про- никновение в нее глобальных, спекулятивных в своей основе, финансов. Ж. Бодрийяр был прав, что С. Ю. Солодовников 176 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 «надежда примирить фиктивную экономику с ре- альной утопична: эта свободно обращающиеся мил- лиарды долларов невозможно переместить в реаль- ную экономику, что, впрочем, является большой удачей, ибо если бы каким-то чудом они оказались вложены в производство, это стало бы настоящей катастрофой» [36, c.43]. Сегодня в нашей стране существуют и активно развиваются несколько научных экономических школ и направлений. Между ними ведется активная дискуссия, отражающая широкий спектр взглядов на экономические явления, объект и предмет эконо- мической теории и частных экономических наук. Белорусская наука усилиями этих ученых не только не выпала из мирового информационного простран- ства, но и вносит заметный вклад в мировую науку. Естественно, что взгляды белорусских исследо- вателей на современную экономическую науку, ее предмет и инструменты различны. Это проистекает как из того, к какому научному направлению при- надлежит тот или иной ученый, а также из его лич- ного житейского опыта, мировоззрения и целей, ко- торые он преследует. В свое время Р. Фейнман в своей речи, произ- несенной в Калифорнийском технологическом ин- ституте заметил, что как самолетопоклонники (сто- ронники культа карго – С.С.) воссоздают облик аэродрома, вплоть до наушников с «антеннами» из бамбуковых палочек, но самолеты при этом не са- дятся, так и некоторые ученые часто проводят ис- следования, имеющие все внешние атрибуты насто- ящей науки, но в действительности составляющие псевдонауку [30], Неким околонаучным экзерсисом воспринимается, на наш взгляд, статья кандидата экономических наук П.Н. Пекутько «Экономиче- ская наука Беларуси: тематическая направленность и функциональная специализация», опубликованная в Вестнике БГЭУ №1 в 2015 г. Если исходить из того, что специализация в науке – это исторически определенная качественная дифференциация науч- ной деятельности, обусловленная ее функциями, то становится очевидным, что в самом названии темы статьи кроется научная тавтология. В своей статье П.Н. Пекутько пишет: «Рассмат- ривая белорусскую экономическую науку через призму субъектного состава, предметной исследова- тельской направленности или используемой мето- дологии, на наш взгляд, можно вести речь о суще- ствовании в ней различных экономических школ». [40, c.15] Автором также дается определение науч- ной школы, «применительно к белорусской эконо- мической науке» [40, c.15], под которой понимается «исследовательская организация, обладающая до- статочно многочисленным (не менее пятидесяти со- трудников) устойчивым научным коллективом, раз- рабатывающая собственную исследовательскую программу и сформировавшая стабильную си- стему внутреннего воспроизводства научного по- тенциала и передачи знаний». [40, c.16] Исходя из данного определения, выходит, что белорусская экономическая наука настолько специфична, что необходимо определять ее научные школы не так как в других странах? Но почему это так, ответы, к сожалению, автором в статье не приводятся. В то же время он вскользь отмечает, что из- бранный им «в работе подход к определению бело- русских научных экономических школ не является единственно возможным» [40, c.15]. При этом ссы- лаясь на свою же работу в соавторстве с А.В. Мар- ковым.[41] Отметим, что А.В Марков известен в научных кругах своими «оригинальными» идеями о переносе научных исследований за рубеж: «Весьма перспективным для страны, по нашему мнению, мо- жет стать экспорт (перенос) научных исследований в экономические регионы мира, являющиеся наибо- лее продвинутыми в научном обеспечении (обосно- вании), направлений инновационного развития, от- носящихся к числу национальных научно-техниче- ских приоритетов». Очевидно, что реализация та- кого подхода, идущего вразрез с глобальными циви- лизационными тенденциями, на практике неиз- бежно приведет к исчезновению в Республике Бела- русь многих научных традиций, сокращению экс- портного потенциала белорусской науки, а в пер- спективе к вытеснению к нам из других стран низ- коинтеллектуального труда. Комментарии, как го- ворится, излишни. Внимательно прочитав статью П.Н. Пекутько можно обнаружить и другие противоречия. На наш взгляд, логика поведения этого автора, если судить по его публикации, очень схожа с мотивацией при- верженцев культа карго, в основе которого – жела- ние что-то получить без серьезных усилий. Своей «научной» статьей он словно иллюстрирует идею Р. Фейнмана о «самолетопоклонниках» в науке. Разнообразие теоретических взглядов и ис- пользуемой методологии в целом полезно для лю- бой науки. Не является исключением и экономиче- ская наука. Но эта польза сохраняется лишь до тех пор, пока мы имеем дело с грамотными специали- стами. Дж. Кейнс в свое время сказал: «Если мне до- кажут, что моя точка зрения не верна, я ее поме- няю». По существу это императив поведения насто- ящего ученого. Нельзя быть правым во всем и все- гда, как не всегда удается без посторонней помощи разобраться в своих просчетах и ошибках. В этом плане нет ничего более полезного для добросовест- ного исследователя, чем замечания компетентных критиков. Исходя из этой точки зрения, следует при- ветствовать науковедческие исследования, которые всегда выступали, и будут выступать базой соотне- сения различных научных школ и направлений. Ко- нечно же, если эти исследования осуществлены на основе соблюдения общенаучных методов и в целях служения истине, а не личным амбициям. С. Ю. Солодовников 177 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 Преодоление кризиса экономической мысли и самой экономики, как справедливо отмечают бело- русские экономисты П.С. Лемещенко и И.А. Лавру- хина, – поставило перед экономической наукой три группы задач: – парадигмальное обновление; – выбор типа хозяйственного порядка и модели экономики, к которой мы хотим прийти; – разработка конкретных форм хозяйственной деятельности, соответствующих выбранному типу хозяйственного порядка [42, c.34]. Определенный прогресс в решении этих задач существует. Но, как констатируют вышеупомяну- тые авторы, – «это не предотвратило снижения об- щетеоретического уровня национальной экономи- ческой науки. И проявилось в предметно-методоло- гической неопределенности, нарушении алгоритма исследования, размытости выводов, а также в пре- обладающем использовании интуитивно-описатель- ного метода [42, c.35]. Добавим, что снижение общетеоретического уровня национальной экономической науки всегда опасно, поскольку не только повышает риски при- нятия неправильных решений в практике хозяйство- вания на национальном и отраслевом уровнях, но и перестает выполнять важнейшую идеологическую функцию фундаментальной экономической науки (политической экономии). По моему глубокому убеждению, без выработки позитивной экономиче- ской идеологии, которая неразрывно связана с пони- мание места Беларуси в мировой экономике, пре- имуществ нашей модели развития и социального ха- рактера хозяйственной деятельности, невозможно будет успешно противостоять информационным атакам извне, которые по мере распространения и совершенствования информационного оружия бу- дут только усиливаться. Сегодня можно с уверенно- стью сказать: хочешь жить в мире и достатке – го- товься к информационной войне. Следует подчеркнуть, что гносеологический кризис в отечественной экономической науке по времени совпал с глобальным изменением объекта экономической науки и расширение пострыночного хозяйственного уклада в экономически развитых странах. На смену классической рыночной эконо- мике, где предприниматель ориентировался на уве- личение прибыли, быстро пришла экономика, где вместо этого показателя, определяющим становится капитализация активов (роста цены акций и других ценных бумаг), в результате ускоряется рост фик- тивной экономики и происходит ее отрыв от эконо- мики реальной. В свою очередь капитализация акти- вов во многом начинает зависеть от мнения различ- ных рейтинговых агентств и экспертов, и уже нельзя понять, что первично в этой безудержной гонке: сама предшествующая капитализация (когда непро- фессиональные участники рынка формируют спрос на ценные бумаги для самих себя), рейтинги и экс- пертные мнения, или же все-таки реальная эконо- мика? Как результат, перед белорусской наукой встает задача ответить на новые вызовы, когда мы еще не успели определиться с тем, как отвечать на все старые. Архисложная задача. Но, на наш взгляд, выполнимая. Но для этого надо, чтобы в экономиче- ской науке стало недопустимым не соблюдение ба- зовых общенаучных и политэкономических прин- ципов. Почему я с оптимизмом смотрю на будущее бе- лорусской науки? Потому что у нас уже сегодня су- ществует значительные научный задел, продолжают функционировать и развивать многие научные школы и направления, появляются и набирают силу новые школы. Одним из важных дополнительных резервов, направлений развития белорусской экономической науки, сегодня может стать: – проведение совместных научных исследова- ний и разработок; – инжиниринг; – приобретение патентов, лицензий и пригла- шение зарубежных экспертов; – персональный контакт белорусских ученых с зарубежными разработчиками на международных научных и научно-практических конференциях, се- минарах, выставках, ярмарках, в интернете. Отме- тим, что при поддержке участия белорусских уче- ных в международных конференциях, необходимо применять дифференцированный подход, основан- ный на объективных и прозрачных критериях. Например, если у исследователя (за исключением молодежи до 30 лет) за последние три года менее 5 статей в рецензируемых научных журналах и одной монографии, то не следует тратить деньги на выезд его на зарубежные симпозиумы. При этом все ста- тьи в обязательном порядке должны проверяться че- рез систему анти-плагиат. Чтобы задействованные дополнительные ре- зервы для поддержки развития белорусской эконо- мической науки были экономически эффективны, необходимо также ввести регулярную (раз в 3 года) аттестацию экспертов с выдачей соответствующего сертификата. Для усиления продукционного эффекта рыноч- ной системы Беларуси за счет наращивания и опти- мизации использования институционального и со- циального потенциала необходимо формировать но- вую нравственную социально-экономическую куль- туру путем: конфигурирования процесса организации не- формальных объединений в виде деловых сетей, функционирование которых основано на высокой степени взаимного доверия, постоянных взаимных услугах, негласных договорах, которые лишь отча- сти отражаются в формальных договорах, дополняя их. Экономический эффект от социального капитала в данном случае заключается в формировании этики С. Ю. Солодовников 178 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 внутрисетевых отношений, позволяющей оказывать широкий спектр неформальных услуг «для своих»: скидки, задержки оплаты, кредиты под низкий про- цент, вето на использование кабальных условий, за- прет на применение силы при решении хозяйствен- ных споров и т.д. В данном случае дополнение юри- дических (формальных) отношений межличностной системой взаимопомощи, основанной на общих эти- ческих принципах, позволяет повысить уровень эко- номической безопасности бизнеса, т.к. является дей- ственным способом снижения рыночных рисков и нестабильности, катализатором деловой активно- сти; совершенствование социально-экономических механизмов получения и использования информа- ции хозяйственными субъектами за счет социаль- ного капитала как способа экономии транзакцион- ных издержек. Неравномерность в распределении информации и, соответственно, неполнота облада- ния ею является важным атрибутом экономической системы общества. Социальный капитал позволяет индивиду получить недостающую информацию пу- тем обмена между участниками соответствующих социальных сетей. Таким образом удается с наименьшими издержками уменьшить негативные хозяйственные последствия от асимметричности распределения информации и таким образом повы- сить безопасность экономических систем различной степени интегрированности; формирование новых посткапиталистических финансовых отношений на основе нравственных (в том числе и религиозных) принципов. В случае, если кредитные отношения внутри сообщества об- ладающего достаточным для этого социальным ка- питалом, строятся на оптимальном сочетании фор- мальных и неформальных финансовых институтов, подкрепленных едиными моральными позициями, то они становятся более конкурентными чем фор- мальные финансовые институты, работающие в рамках классического капиталистического хозяй- ственного уклада. В первом случае расширяется ре- сурсная база кредитования, облегчается получение кредитов, когда залогом выступают не только (и не столько) материальные ресурсы, а доверие, т.е. со- циальный потенциал кредитополучателя. Сегодня примером такой эффективной системы кредитова- ния может служить исламский банкинг. Становле- ние новых посткапиталистических (нравственных) финансово-кредитных отношений может стать важ- ным фактором обеспечения экономической безопас- ности как за счет роста устойчивости национальных кредитных институтов в условиях глобального фи- нансового кризиса, так и за счет расширения воз- можных потребителей кредитных ресурсов - основы для роста внутреннего спроса и расширения экс- портного потенциала. В качестве одного из первых шагов в этом направлении может стать, например, создание христианских и исламских банков; внедрения новых посткапиталистических меха- низмов конфигурации управления персоналом (в хо- зяйственных субъектах и государственных учрежде- ниях) на основе широкого использования социаль- ного капитала, накопленного как на уровне обще- ства, так и на уровне экономических субъектов. Так, если на стадии поиска работы социальный капитал позволяет минимизировать асимметрию информа- ции на рынке труда (т.е. снижает индивидуальные транзакционные издержки), то после трудоустрой- ства социальные связи работника являются допол- нительным ресурсом (социальным капиталом) для организации. Для самого работника использование возможных социальных сетей создает условия для повышения его индивидуального социального по- тенциала, в том числе и за счет ресурсов организа- ции в которой он трудится. Последнее выступает фактором повышения индивидуального профессио- нализма и дальнейшего карьерного роста. В совре- менных условиях хозяйствования этого однако не достаточно для укрепления экономической безопас- ности страны. Необходимо, чтобы при использова- нии работником социального капитала и его накоп- лении перманентно присутствовал «нравственный фильтр», ограничивающий пределы возможного эгонального поведения; усиление субстационарно-гносеологической, идеологической и реально-онтологической функций белорусской общественной науки; наращивание со- циального капитала науки и на этой основе заверше- ния формирования социально-научного сообще- ства. Литература 1. Клягин Н.В. Происхождение цивилизации (социально-философский аспект). Москва: Инсти- тут философии РАН, 1996. 148 с. 2. Бенвенист Э. Общая лингвистка. Москва, 1974. 452 с. 3. Афана- сьев Ю.Н. Понятие «цивилизация» во французской историографии // Цивилизация и исторический про- цесс. Москва, 1983. 182 с. 4. Gabori М. La civilisations du Paleolithique moyen entre les Alpes et l'Oural: Esquisse historique. Budapest, 1976. 234 p. 5. Большой энциклопедический словарь: философия, социология, религия, эзотеризм, политэкономия / гл. науч. ред. и сост. С.Ю. Солодовников. Минск: МФЦП, 2002. 1007 с. 6. Морган Л.Г. Древнее обще- ство, или исследование линий человеческого про- гресса от дикости через варварство к цивилизации. 1934. 132 с. 7. Тронский И.М. Очерки из истории латинского языка. 1953. 367 с. 8. Степин В.С. Куль- тура / Всемирная энциклопедия: философия / гл. науч. ред. и сост. А.А. Грицанов. Минск: Харвест, Современный литератор, 2001. 543 с. 9. Кирдина С.Г. Институциональные матрицы и развитие Рос- сии. Новосибирск: ИЭи ОПП СО РАН, 2001. 308 с. 10. Маслоу А. Новые рубежи человеческой при- роды. Москва: Смысл, 1999. 189 с. 11. Герасимов С. Ю. Солодовников 179 Економічний вісник Донбасу № 1(51), 2018 Н.В. Экономическая система общества: генезис, структура, развитие. Минск: Наука и техника, 1991. 180 с. 12. Солодовников С.Ю. Экономическая обу- словленность эволюции социально-классовой структуры общества переходного периода. Минск: БГЭУ, 1999. 150 с. 13. Солодовников С.Ю. Транс- формация социально-классовой структуры белорус- ского общества: методология, теория, практика. Минск: Право и экономика, 2003. 274 с. 14. Соло- довников С.Ю. Социальный потенциал Респуб- лики Беларусь: теория, методология, практика. Минск: Беларус. навука, 2009. 303 с. 15. Современ- ная социоэкологическая динамика Республики Бе- ларусь в контексте экономической безопасности / С.Ю. Солодовников [и др.]. Минск: Беларус. навука, 2009. 503 с. 16. Никитенко П.Г., Солодовников С.Ю. Социодинамика Беларуси, России и Украины: политико-экономический аспект. Минск: Беларус. навука, 2010. 557 с. 17. Дюркгейм, Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. – Москва: Ка- нон, 1995. – 325 с. 18. Селигмен Б. Основные тече- ния современной экономической мысли. Москва: Прогресс, 1968. 298 с. 19. Веблен Т. Теория празд- ного класса. Москва: Прогресс, 1984. 376 с. 20. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. Москва: Начала, 1997. 238 с. 21. Современная западная социология, 1990. 467 с. 22. Тамбовцев В.Л. Экономическая по- литика для российской экономики. Общество и эко- номика. 1996. № 5. 23. Тамбовцев В.Л. Институци- ональные изменения в российской экономике. Об- щественные науки и современность. 1999. № 4. 24. Veblen T. Theory of the Leisure class. N.-Y. 1899. 25. Солодовников С.Ю., Черныш С.Л. Мозговые цен- тры Запада. Наш современник. 2008. №12. 26. Бес- сонова О.Э., Кирдина С. Г., О’Салливан Р. Ры- ночный эксперимент в раздаточной экономике Рос- сии. Новосибирск: Изд-во Новоси6. ун-та, 1996. 27. Подгайский А.Л. Взаимодействие доминирующих и периферийных укладов как составляющая соци- ально-экономической динамики. Гуманiтарна-эка- намiчны веснiк. 2008. № 3 (42). 28. Радаев В.В. К обоснованию модели поведения человека в социо- логии (основы «экономического империализма») / Социологические чтения. Вып. 2. М.: Институт «От- крытое общество»: Институт социологии РАН, 1997. 29. Современные глобальные трансформации и проблема исторического самоопределения восточ- нославянских народов: моногр. / Ч.С. Кирвель [и др.]; под науч. ред. Ч.С. Кирвеля. 2-е изд., перераб. и доп. Гродно: ГрГУ, 2009. 30. Карго-культ. 2003. URL: https://ru. wikipedia.org/wiki/Карго-культ. Дата доступа: 07.10.2015 г. 31. Мясникова Л.А. Эконо- мика постмодерна и отношения собственности. Во- просы философии. 2002. № 7. 32. Радаев В.В. Рынок как объект социологического исследования. Социо- логические исследования. 1999. № 3. 33. Беккер Г. Выбор партнера на брачных рынках. THESIS. 1994. Вып. 6. 34. Becker G. Nobel Lecture: The Economic Way of Looking at Behavior. Journal of Political Economy. 1993. Vol. 101. 35. Шульц Т. Ценность де- тей. THESIS. 1994. Вып. 6. 36. Бодрийяр Ж. Про- зрачность зла. 5-е изд. Москва: «Добросвет», «Изда- тельство ″КДУ″», 2014. 260 с. (С. 40). 37. Вудфорд М. Что не так с экономическими моделями (Ответ Джону Кэю). Вопросы экономики. 2012. № 5. С.14. 38. WoodFord V. What′s Wrong With Economic Models? A Response to John Kay. URL: ineteconomics. org / blog / inet/ michael- woodford- response-john-kay. 2011. 39. Перкинс Джон. Испо- ведь экономического убийцы. Предисловие, науч- ная редакция д.э.н., проф. Л.Л. Фитуни. Москва: Претекст, 2007. С. 190-191. 40. Пекутько П.Н. Эко- номическая наука Беларуси: тематическая направ- ленность и функциональная специализация. Вест- ник БГЭУ. 2015. №1. С. 15. 41. Марков А.В., Пе- кутько П.Н. Институт экономики Национальной академии наук / Отделение гуманитарных наук ис- кусств Национальной академии наук Беларуст. Минск: Белорусская наука, 2011. 42. Лемещенко П.С., Лаврухина И.А. Экономическая наука Бела- руси: путь к самоидентификации. Вестник Иванов- ского государственного университета. Серия «Эко- номика». 2013. Вып. 1(19). С. 34. Стаття надійшла до редакції 10.11.2017 Прийнято до друку 30.01.2018