Меч из кургана Толстая Могила
Статья посвящена анализу морфологии и декору меча из центральной гробницы кургана Толстая Могила.
Збережено в:
Дата: | 2015 |
---|---|
Автор: | |
Формат: | Стаття |
Мова: | Russian |
Опубліковано: |
Інститут археології НАН України
2015
|
Назва видання: | Археологія і давня історія України |
Теми: | |
Онлайн доступ: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/161184 |
Теги: |
Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
|
Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
Цитувати: | Меч из кургана Толстая Могила / Ю.Б. Полидович // Археологія і давня історія України: Зб. наук. пр. — К.: ІА НАН України, 2015. — Вип. 2 (15). — С. 124-139. — Бібліогр.: 108 назв. — рос. |
Репозитарії
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraineid |
irk-123456789-161184 |
---|---|
record_format |
dspace |
spelling |
irk-123456789-1611842019-12-02T01:25:57Z Меч из кургана Толстая Могила Полидович, Ю.Б. Статті Статья посвящена анализу морфологии и декору меча из центральной гробницы кургана Толстая Могила. Стаття присвячена аналізу морфології та декору меча, знайденого у центральній гробниці кургану Товста Могила. The article is proposed the analyses of morphology and decor of the sword which was founded in the central burial of Tovsta Mogila. 2015 Article Меч из кургана Толстая Могила / Ю.Б. Полидович // Археологія і давня історія України: Зб. наук. пр. — К.: ІА НАН України, 2015. — Вип. 2 (15). — С. 124-139. — Бібліогр.: 108 назв. — рос. 2227-4952 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/161184 904.22(477.63)“6383” ru Археологія і давня історія України Інститут археології НАН України |
institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
collection |
DSpace DC |
language |
Russian |
topic |
Статті Статті |
spellingShingle |
Статті Статті Полидович, Ю.Б. Меч из кургана Толстая Могила Археологія і давня історія України |
description |
Статья посвящена анализу морфологии и декору меча из центральной гробницы кургана Толстая Могила. |
format |
Article |
author |
Полидович, Ю.Б. |
author_facet |
Полидович, Ю.Б. |
author_sort |
Полидович, Ю.Б. |
title |
Меч из кургана Толстая Могила |
title_short |
Меч из кургана Толстая Могила |
title_full |
Меч из кургана Толстая Могила |
title_fullStr |
Меч из кургана Толстая Могила |
title_full_unstemmed |
Меч из кургана Толстая Могила |
title_sort |
меч из кургана толстая могила |
publisher |
Інститут археології НАН України |
publishDate |
2015 |
topic_facet |
Статті |
url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/161184 |
citation_txt |
Меч из кургана Толстая Могила / Ю.Б. Полидович // Археологія і давня історія України: Зб. наук. пр. — К.: ІА НАН України, 2015. — Вип. 2 (15). — С. 124-139. — Бібліогр.: 108 назв. — рос. |
series |
Археологія і давня історія України |
work_keys_str_mv |
AT polidovičûb mečizkurganatolstaâmogila |
first_indexed |
2025-07-14T13:46:45Z |
last_indexed |
2025-07-14T13:46:45Z |
_version_ |
1837630285300105216 |
fulltext |
124 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
УДК: 904.22(477.63)“6383”
Ю. Б. П о л и д о в и ч
МЕЧ ИЗ КУРГАНА
ТОЛСТАЯ МОГИЛА
Не зевс, не пан, не Голуб-Дух, —
Лиш Соняшні Кларнети.
Павло Тичина (1918)
Статья посвящена анализу морфологии и деко-
ру меча из центральной гробницы кургана Толстая
Могила.
К л ю ч е в ы е с л о в а: меч, скифская культура,
курган Толстая Могила, Пан, Арес, веретрагна.
Одной из замечательных находок в централь-
ной гробнице кургана Толстая Могила является
парадный меч. Он был детально описан и изу-
чен Е.в. Черненко [1975, с. 157—165] и Б.Н. Мо-
золевским [Мозолевський, 1979, с. 69—73].
Меч 1 (рис. 1, 1; 3, 1) имеет брусковидную чуть
расширяющуюся в центральной части рукоятку,
округлое навершие и подтреугольное перекрес-
тие. Размеры: общая длина — 64,0 см, длина
рукояти — 14,5 см, размеры стержня рукояти —
8,0 × 3,0 × 2,3 см, длина клинка — 49,5 см, ши-
рина клинка в верхней части — 5,5 см, толщи-
на клинка — до 0,8 см 2. Клинок ажурный в
верхней части, в виде очень сильно вытянутого
равнобедренного треугольника, равномерно су-
жающийся к острию. Рукоять меча и верхняя
часть клинка 3 плотно обложены золотой оков-
1. Меч находятся на хранении в Музее исторических
драгоценностей Украины (г. Киев). Инвентарный
№ АзС-2491-2492.
2. Согласно метрическим параметрам, предложен-
ным А.И. Мелюковой [1964, с. 46], а также Ю.Г. Ко-
кориной, попытавшейся ввести определенный поря-
док в употребление терминов скифского клинкового
оружия (кинжал — акинак — меч) [Кокорина, 2008,
с. 77], данное изделие относится к категории мечей.
3. Аналогично: «ахеменидский» меч из ниши каме-
ры № 5 центральной гробницы [Алексеев, Мурзин,
Ролле, 1991, рис. 67, с. 234, кат. 191] и серия других
мечей [Алексеев, Мурзин, Ролле, 1991, с. 222—223,
кат. 184—187] из кургана Чертомлык, а также мечи
из погр. 2 кург. 3 группы Житков-II (пос. веселый) и
Бердянского кургана [Топал, 2014а, рис. 3, 1, 13] и др.
кой, состоящей из двух пластин, механически 4
соединенных между собой на торцах рукояти. в
средней части оковки, покрывающей навершие,
стержень рукояти и перекрестие, нанесены
изображения, являющиеся объектом нашего ис-
следования. Изображения в невысоком рельефе
выполнены в технике штамповки и дополнены
гравировкой 5. Они идентичны на обеих сторо-
нах рукояти (рис. 1, 3—4), но, по наблюдениям
Е.в. Черненко, отличаются степенью прора-
ботки и тщательностью исполнения 6 [Чернен-
ко, 1975, с. 158]. На навершии воспроизведен
олень (рис. 1, 2), на стержне рукояти — сцена
нападения львицы на козла (рис. 1, 3), на пе-
рекрестии — анфасная фигура сидящего пана,
играющего на флейте-сиринге, и два козла, на-
ходящиеся по обе стороны от него (рис. 2). по
всей видимости, штамп (из бронзы или твердой
породы дерева — см.: [Черненко, 1975, с. 164]) не
только воспроизводил изображения, но и имел
общую форму рукояти, что заметно по тщатель-
4. Е.в. Черненко предполагал, что по бокам плас-
тины были «аккуратно запаяны» [Черненко, 1975,
с. 158]. Однако в настоящее время установлено, что
в подобных ситуациях пластины могли соединяться
только механическим путем (чеканка, ковка и т. п.),
т.к. технологически осуществить процесс пайки было
невозможно. Благодарю за консультации по техни-
ческим вопросам заведующую отделом научной рес-
таврации драгметаллов МИКУ А.С. Иваненко.
5. Оковки сделаны из золота 583-й пробы [Мозолевсь-
кий, 1979, с. 234], относительно эластичного для того,
чтобы выполнить изображения и придать необходимую
сложную форму рукояти, и, в то же время, достаточно
прочного, чтобы держать приданную форму и рельеф.
6. Это, вероятно, связано с тем, что пластины оковки
подготавливались на одной и той же матрице, но их
последующая дополнительная обработка все же не-
сколько различалась.© Ю.Б. пОЛИДОвИЧ, 2015
Полидович Ю.Б. Меч из кургана Толстая Могила
125ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
ным и аккуратным изгибам оковки,
полностью повторяющей довольно
сложную конфигурацию рукояти.
Две части оковки были полностью
смоделированы на штампе-заготов-
ке, а затем уже закреплены и со-
единены на железной основе меча.
заметно, что «вживую», на мече,
подрезалась только нижняя часть
оковки, заходящая на клинок и ок-
ружающая часть верхнего выреза.
Данный меч по своим конструк-
тивным особенностям относится к
мечам типа Чертомлык (см. исто-
риографию вопроса и сводку: [То-
пал, 2014а, с. 130—136]). От других
изделий его отличает ажурный
клинок [Черненко, 1975, с. 163; Мо-
золевський, 1979, с. 178]. Ажурные
клинки редко встречаются на скиф-
ских мечах. Ими преимущественно
снабжено парадное оружие, а об-
ласть их распространения ограни-
чена Северным причерноморьем
(включительно с лесостепной зоной)
[Черненко, 1975, с. 163; Алексеев,
Мурзин, Ролле, 1991, с. 102]. в час-
тности, такой же клинок у парадно-
го меча с ахеменидской рукоятью
из кургана Чертомлык 7 [Алексе-
ев, Мурзин, Ролле, 1991, с. 102,
103, рис. 67], а также у ряда других: Колбино,
к. 7, п. 1; Колбино, к. 36 (рис. 3, 2); Ходорков,
к. 61, п. 1; Солоха, погребение «оруженосца»;
Капуловка-I, к. 2; Горняцкий (рис. 3, 7) [Топал,
2014а, рис. 1, 6, 7, 11; 2, 2, 6, 16]. Считается, что
облегчение этой части клинка было вызвано
стремлением приблизить центр тяжести оружия
к точке удара, что свидетельствует о весьма вы-
соком профессионализме оружейников [Алексе-
ев, Мурзин, Ролле, 1991, с. 103; Савченко, 2006,
с. 325]. А по предположению Д.А. Топала [2014,
с. 135], «поскольку прорези занимают верхнюю
часть клинка, это может указывать на связь с
более древним способом орнаментации, харак-
терным для акинаков типа Солоха — желобка-
ми или каннелюрами, образующими вытянутый
треугольник».
Также отличительной особенностью меча из
Толстой Могилы является округлое навершие
[Топал, 2014а, с. 136] (рис. 1, 2), в отличие от
относительно небольших овальных наверший,
характерных для мечей этого типа (рис. 3, 2—5).
7. Именно наличие ажурного клинка послужило ос-
нованием для предположения, что чертомлыцкий
меч, изначально ахеменидский, был переделан при-
черноморскими мастерами, заменившими на нем
клинок, а также, возможно, часть золотых пластин
на рукояти [Алексеев, Мурзин, Ролле, 1991, с. 102].
На ряде изделий овал приближается к кругу
[Топал, 2014а, рис. 2, 3, 5, 7, 16, 18]. в трех слу-
чаях такое округлое навершие декорировано
фигуркой животного: Хвощеватая лесная дача
(рис. 3, 8), Горняцкий (рис. 3, 7) и, вероятно, из
собрания Гос. Эрмитажа [Топал, 2014а, рис. 2,
3, 16, 18]. по всей видимости, в случае с мечом
из Толстой Могилы округлая форма была при-
дана навершию для того, чтобы разместить
здесь необходимое изображение. Это говорит об
изначальной продуманной взаимосвязи конс-
трукции, формы и декора данного меча.
рис. 1. Меч из кургана Толстая Моги-
ла (фото: Д.в. Клочко)
рис. 2. перекрестие меча из кургана Толстая Моги-
ла (фото: Д.в. Клочко)
С т а т т і
126 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
рис. 3. Аналогии: 1 — курган Толстая Могила [Черненко, 1975, рис. 5, 1]; 2 — кург. 36 могильника Кол-
бинский-I [Гуляев, 2004, рис. 4]; 3 — курган Чертомлык, камера 5 [Алексеев, Мурзин, Ролле, 1991, с. 222];
4 — кург. 11, погр. 1 у с. Старый Мерчик [Бандуровский, Буйнов, 2000, рис. 20, 1]; 5 — кург. 3 в уроч. Час-
тые курганы [Либеров, 1965, табл. 17, 1—2]; 6 — кург. 9, погр. 2 у с. пески [Гребенников, 1987, рис. 4, 10];
7 — курган у пгт Горняцкое [Філатов, Черненко, 1972, с. 124]; 8 — р-н Хвощеватой лесной дачи, случайная
находка [Шрамко И.Б., 1991, рис. 1]; 9 — курган Соболева Могила [Мозолевский, полин, 2005, рис. 98]
Полидович Ю.Б. Меч из кургана Толстая Могила
127ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
появляются мечи типа Чертомлык еще в
первой половине IV в. до н. э., хотя время их
наибольшего распространения — третья чет-
верть IV в. до н. э. [Топал, 2014а, с. 136 сл.].
Датировку всего комплекса Толстой Могилы
Б.Н. Мозолевский определил в пределах сере-
дины — начала третьей четверти IV в. до н. э.
[Мозолевський, 1979, с. 229]. А.Ю. Алексеев
предложил омолодить дату, отнеся Толстую Мо-
гилу к группе царских курганов третьей — ру-
бежа третьей-четвертой четвертей IV в. до н. э.
[Алексеев, 2003, с. 243, 264; Евразия …, 2005,
с. 203—205]. в то же время, С.в. полин принял
датировку Б.Н. Мозолевского [Мозолевский,
полин, 2005, с. 363—364], а позже на основа-
нии повторного анализа комплекса античной
керамики пришел к выводу, что «датировка
Толстой Могилы, всех ее трех последователь-
ных захоронений, ограничивается пределами
второй четверти, не позднее 350 г. до н. э.» [по-
лин, 2014, с. 279].
Таким образом, с точки зрения конструкции
меч из Толстой Могилы является относительно
типичным изделием для скифских памятни-
ков, прежде всего, связанных с аристократи-
ческой верхушкой. На это указывает и золотая
оковка рукояти. Данная традиция появляется
еще в раннескифское время и относительно
часто используется в IV в. до н. э. по данным
Е.в. Черненко, из 11 учтенных им мечей с
ажурным клинком 7 имели рукояти с золотой
оковкой ϕφρουροι [Черненко, 1975, с. 163; Мозо-
левський, 1979, с. 178].
Уникальным данный меч является благода-
ря декору рукояти.
Изображение оленя, размещенное на навер-
шии (рис. 1, 2), сочетает как традиционные для
скифо-греческой изобразительной традиции
IV в. до н. э. признаки, так и индивидуальные
черты. последние, вероятно, обусловлены тем,
что мастер по-своему решил задачу вписыва-
ния фигуры животного в заданное пространс-
тво, ограниченное округлой рамкой. Изобра-
жение правостороннее. Ноги воспроизведены
подогнутыми, передняя левая нога приподня-
та и выставлена вперед. подобная позиция ног
характерна для подавляющего большинства
изображений оленей, выполненных в скифо-
греческой традиции. Однако в данном случае
круп упирается рамку, из-за чего задняя пра-
вая нога воспроизведена выдвинутой вперед.
Голова приподнята вверх, массивная крона ро-
гов как бы тянет ее назад. Ухо опущено (обыч-
но оно воспроизводится горизонтально). пятна
на теле традиционно показаны сдвоенными ко-
роткими черточками.
Сцена нападения львицы на козла (рис. 1, 3)
воспроизведена достаточно реалистично. Хищ-
ник, стоя на задних лапах, вцепился в шею
козла зубами и обеими лапами, придавливает
жертву к земле. Козел изображен припавшим
передними ногами на колени (видна только
левая нога), с головой, придавленной хищни-
ком к земле, с приподнятым крупом и задними
ногами в позиции шага. Густая шерсть козла
дана полукруглыми насечками. Хищник по-
казан своеобразным андрогинным существом,
сочетающим признаки самца-льва и самки-
львицы: гриву и вымя. выразительную гриву
изображено небольшими широкими прядями в
виде листовидных фигур, разделенных вдоль.
Достаточно четко воспроизведены пальцы на
передних лапах.
Среди многочисленных сцен нападения
хищника на копытное животное, бытовавших
как в собственно скифском «зверином стиле»,
так и в скифо-греческом искусстве, данная
композиционная схема, когда хищник нападет
спереди, а жертва припала на передние ноги,
является редкой [полидович, 2006, с. 356]. Так,
на знаменитом келермесском зеркале ран-
нескифского времени изображена подобная
сцена нападения льва на быка, но бык при
этом не опускает голову, а держит ее прямо и
его рога фактически упираются льву в живот
[Галанина, 1997, кат. 52, табл. 1]. На горитах
чертомлыцкой серии IV в. до н. э. изображена
пантера (?), напавшая на косулю спереди и
также придавливающая ее к земле, но жертва
при этом не подгибает ноги, а прогибается на
вытянутых вперед ногах [Piotrovsky, Galanina,
Grach, 1986, Pl. 224]. Аналогичная по компози-
ции сцена нападения льва на кабана воспро-
изведена и на кубке из Куль-Обы [Piotrovsky,
Galanina, Grach, 1986, Pl. 194]. Таким образом,
сцена нападения на рукояти меча из Толс-
той Могилы не находит аналогов среди дру-
гих изделий, на что также обратил внимание
М.Ю. Трейстер [2013, с. 459].
Необычна трактовка львицы. подобное сов-
мещение признаков мужской и женской осо-
би встречается еще лишь дважды: на верхнем
фризе горитов чертомлыцкой серии (в сцене
противостояния с быком) [Piotrovsky, Galanina,
Grach, 1986, Pl. 224—225] и на концах парных
браслетов из кургана Большая Близница в
прикубанье [Piotrovsky, Galanina, Grach, 1986,
Pl. 234]. при этом известны изображения и собс-
твенно львиц. в частности, это изображения на
одном из кубков из кургана Куль-Оба в сцене
нападения льва и львицы на оленя [Piotrovsky,
Galanina, Grach, 1986, Pl. 190—191], а также
на кубке из кургана Солоха в сцене охоты на
рогатую львицу [Piotrovsky, Galanina, Grach,
1986, Pl. 158]. Еще в двух случаях (на кубке из
кургана Куль-Оба и на верхнем фризе гори-
тов чертомлыцкой серии [Piotrovsky, Galanina,
Grach, 1986, Pl. 193—194; 224]) изображена
самка кошачьего хищника с акцентированным
выменем, но с пятнами на теле, которые, ве-
роятно, указывали на то, что это зверь другого
вида, возможно, пантера. Изображение «выме-
ни» во всех случаях достаточно акцентировано.
Тем самым мастер, вероятно, специально под-
С т а т т і
128 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
черкивал женский пол животных, что, скорее
всего, имело определенное значение в контек-
сте изображения. Не исключено, что символи-
ческое значение имело и совмещение в одном
изображении признаков мужского и женского
пола. Но, скорее всего, мастер не был знаком
с реальным внешним видом львов и львиц 8,
воспринимая их только как изобразительные и
мифологические образы, подобные, например,
грифонам. Это может быть свидетельством в
пользу местного, причерноморского происхож-
дения мастера, поскольку существует предпо-
ложение, что в античное время на Балканах
еще водились реальные львы [Жизнь живот-
ных, 1989, с. 322] и, следовательно, мастера
Греции могли быть знакомы с реальным вне-
шним видом этого животного.
Еще более загадочной является сцена на
перекрестии меча с участием пана и коз-
лов (рис. 2). Е.в. Черненко [1975, с. 161] и
М.Ю. Трейстер [2013, с. 455—456] привели ряд
убедительных аналогий изображению гречес-
кого божества в данной позе (bocksgestaltiger
Typ — по N. Marquardt [Трейстер, 2013, с. 456]).
Это позволяет согласиться с мнением Б.Н. Мо-
золевского, что данное изображение было пере-
несено на штамп с оригинала другого мастера
[Мозолевський, 1979, с. 70]. Однако вряд ли это
касается сцены в целом. И дело здесь не только
в том, что полной аналогии композиции, пред-
ставленной на перекрестии меча из Толстой
Могилы, нам пока не известно, хотя изображе-
ния пана (в том числе сидящего) в сочетании
с козлами относительно обычно для античного
(прежде всего, аттического) искусства [Чернен-
ко, 1975, с. 161; Трейстер, 2013, с. 455—456].
Как известно, козел был главным животным-
спутником пана, да и его самого представляли
миксаморфным существом, соединившем в сво-
ем облике черты человека и козла [Кун, 2007,
с. 85—86].
Изобразительные аналоги воспроизведен-
ным на перекрестии козлам среди изделий
скифо-греческого искусства нам не известны.
Тем не менее, они изображены в стандарт-
ных позах: с подогнутыми ногами, один из них
(левый от пана) держит голову прямо, второй
(правый) — повернул ее назад. Но при этом
позы животных трактованы довольно естест-
венно, что, в частности, выражается в положе-
нии ног. Для скифского и скифо-греческого ис-
8. Аналогичная половая контаминация внешнего вида
львов-львиц встречается и в более позднее время. На-
иболее показательными в этом отношении являются
строки М.Ю. Лермонтова из знаменитого “Демона”
(1837 г.): “И Терек, прыгая, как львица / С косматой
гривой на хребте”. Уже в конце ХIХ в. эти слова вызы-
вали усмешку и критику [Кудряшев, 1889, с. 91; Ко-
ровин, 2013]. Характерно по этому поводу замечание
переводчика конца ХIХ в. М.И. Кудряшева: “противо-
речия и несообразности, стало быть, возможны у вся-
кого автора, особенно когда он не пишет с натуры, а
творит с помощью фантазии” [Кудряшев, 1889, с. 91].
кусства было характерно такое расположение,
когда передняя и задняя нога касались друг
друга копытами, при этом их взаиморасполо-
жение изменялось с течением времени (см.,
например: [Канторович, 1995, с. 48; Грибкова,
полидович, 2013, с. 262—264]). здесь же ноги
козлов расположены на значительном расстоя-
нии друг от друга, что полностью соответствует
естественному расположению ног у лежащих
животных. подобный вывод можно сделать и в
отношении повернутой головы правого козла.
Кроме того, можно вполне уверенно сказать,
что изображение на перекрестии рукояти меча
является оригинальным, а не скопированным,
поскольку все фигуры, представленные здесь,
достаточно гармонично вписаны в заданное
пространство изделия и соразмерно соотносят-
ся между собой. Это говорит о том, что мастер
самостоятельно составил предварительный на-
бросок и воплотил его сначала в штампе, а за-
тем и в готовом изделии. Отметим также, что,
на наш взгляд, все изображения на рукояти
выполнены одним мастером и не скопированы
с иных предметов, а являются оригинальной
авторской трактовкой традиционных компо-
зиций. Не только козлы, но и все остальные
изображенные на обкладке рукояти существа,
несмотря на изначальную заданность компо-
зиционных схем, по которым они воспроизведе-
ны, выглядят очень естественно. прежде всего,
это относится к запечатленному движению: вы-
тянутая вперед задняя нога оленя, припавший
на колени козел, нападающий лев, свободно ле-
жащие козлы. все три козла и козлиные ноги
пана воспроизведены в одинаковой стилисти-
ческой манере и достаточно правдоподобно (в
отличие, скажем, от гривы льва, изображенной
с помощью стандартных элементов). все это го-
ворит о том, что мастер, с одной стороны, ра-
ботал в пределах заданной традиции, а с дру-
гой — обладал определенным художественным
даром. Именно эта творческая натура мастера
и позволила ему нестандартно подойти к реше-
нию задачи декорирования золотой обкладки
рукояти меча.
Главный вопрос в данной ситуации — по-
чему на мече изображен пан? по мнению
М.в. Русяевой, это связано с распространением
дионисийского культа, проникшего в том чис-
ле и в скифскую среду. Свидетельством этого,
в частности, являются разнообразные бляшки
и предметы с изображением самого Диониса, а
также персонажей из его окружения — сатиров,
менад, пана [Русяєва, 1995]. Исследовательни-
ца даже высказалась в пользу того, что оковка
рукояти меча из Толстой Могилы могла быть
изготовлена в Афинах, где в то время были по-
пулярны культы и Диониса, и пана [Русяєва,
1995, с. 28]. Б.Н. Мозолевский более осторож-
но предполагал, что в Афинах следует искать
истоки популярности образа пана, тогда как
местом изготовления оковки был один из анти-
Полидович Ю.Б. Меч из кургана Толстая Могила
129ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
чных центров Северного причерноморья, свя-
занных с Афинами, в частности Ольвия [Мо-
золевський, 1979, с. 179; см. также: Трейстер,
2013, с. 460]. С этим вполне можно согласить-
ся, учитывая, что в охарактеризованных выше
художественных особенностях изображений на
оковке определенно угадывается рука мастера-
эллина. Но это все равно не объясняет, почему
на рукояти меча был изображен именно пан.
по предположению Е.в. Черненко, принято-
му и Б.Н. Мозолевским [Черненко, 1975, с. 163;
Мозолевський, 1979, с. 178], связь пана с воен-
ным делом основывается на событиях Мара-
фонской битвы, во время которой он обратил
персов в состояние паники. И действительно,
ввергать в ужас не только людей, но и сверхъ-
естественных существ, приводить их в панику
(слово, вошедшее во многие европейские языки
именно благодаря пану) и доводить до безумия
было одной из известных способностей пана
[Буркерт, 2004, с. 199; Кун, 2007, с. 85—86]. Де-
лал он это не столько своим внешним видом (об
этом: [Кобылина, 1973, с. 173] 9), сколько в силу
присущих ему сверхъестественных способнос-
тей [Кун, 2007, с. 86]. Этот дар проявился еще в
мифологические времена во времена гиганто-
махии [Лосев, 1996, с. 841—842]. Кромее Мара-
фонской битвы, согласно Эсхилу, явление пана
было и во время битвы при Саламине (Aeschyl.
Pers. 447—455). Не исключено также, что дан-
ные эпизоды были не единственными в исто-
рии античной Греции, поскольку слово «пани-
ка» прочно вошло в язык [Liddell, Scott, 1996, р.
1298]. М.М. Кобылина вслед за Ж. пуйю пред-
положила, что благодаря этим событиям, культ
пана стал популярен у городских охранников
φρουροι [Кобылина, 1973, с. 179, 181].
Однако, как известно, в античной традиции
не было принято изображать пана на предме-
тах вооружения [Черненко, 1975, с. 161]. Даже
более того, пан на мече изображен в самой
миролюбивой своей ипостаси — играющим на
сиринге. Игре пан предавался в спокойные и
теплые дни и вечера, отдыхая от охоты и блуж-
даний по горам и лесам [Кун, 2007, с. 87]. Его
игрой восхищалась вся природа, и даже люди
могли ее слышать, не опасаясь за свое состо-
яние. Еще большей пасторальности сцене,
изображенной на перекрестье, добавляют рас-
положенные по обе стороны от пана лежащие
(отдыхающие) козлы. Следовательно, в случае
9. внешний вид, напротив, в силу своей карикатур-
ной, сатирической миксаморфности приводил к весе-
лью, как это случилось, когда младенца пана впервые
увидели олимпийские боги [Тахо-Годи, 1989, с. 119;
Кун, 2007, с. 85]. в Гомеровском гимне пану его при-
зывают как «бога веселого пастбищ» (Hom. Hymn. XIX,
6) [Античные гимны, 1988, с. 124]. Согласно этому
гимну, даже его имя связано с весельем: «всех порадо-
вал мальчик, — и назвали мальчика паном» (от греч.
Πάν — все) (Hom. Hymn. XIX 47) [Античные гимны,
1988, с. 125; Тахо-Годи, 1989, с. 119].
с изображением пана на мече мы имеем дело с
единичным, ситуативно возникшим случаем.
На наш взгляд, понять причину появления
этой композиции возможно только из контекста
сопоставления декора рукояти меча из Толстой
Могилы с декором других скифских мечей, бы-
товавших в IV в. до н. э., и, прежде всего, мечей
типа Чертомлык.
Для 25 из 54 акинаков данного типа (по свод-
ке А.Д. Топала [2014, рис. 1—3]) характерен
зооморфный декор (рис. 3, 1—5, 7, 8). преиму-
щественно, изображения животных наносились
на золотые оковки, которыми плакировалась
рукоять, в единичных случаях использовались
ажурные навершия в виде фигурки животного
в овальной / округлой рамке. в выборе изоб-
ражений есть определенные закономерности.
Наиболее популярной была следующая компо-
зиция [Мелюкова, 1964, с. 51]: на перекрестии
изображались фигуры сидящих (?) грифонов,
расположенных напротив друг друга; на стерж-
не рукояти — фигура оленя с подогнутыми
ногами, длинной изогнутой шеей, опущенной
головой и длинными ветвистыми рогами, рас-
положенными перед головой на одной линии с
туловищем; на навершии — какое-то животное,
вероятно, хищник (судя по пятнам, возможно,
пантера) с подогнутыми лапами, приподнятым
крупом и повернутой назад головой. Такой де-
кор нанесен на рукояти 10 акинаков из Чертом-
лыка (рис. 3, 3), Старого Мерчика, к. 11 (рис. 3,
4), Колбино, к. 7, п. 1, Колбино, к. 36 (рис. 3, 2),
Нугушского водохранилища, пятибратнего к. 8
[Топал, 2014а, рис. 1, 1, 3, 4, 6—8, 12, 13, 15]. На
одном из чертомлыцких мечей на рукояти по-
зади оленя воспроизведен хищник (пантера?)
с подогнутыми лапами и головой, повернутой
анфас [Древности, 1872, табл. ХL, 12; Топал,
2014а, рис. 1, 12]. Композиции на рукоятях еще
нескольких мечей представляют собой вариан-
ты, в той или иной степени аналогичные основ-
ному модусу (напр.: рис. 3, 5, 7, 8).
Данная композиция, без сомнения, связана с
соотнесением меча с «мировым древом» и «ми-
ровой осью» (см.: [Раевский, 1985, с. 114—122;
полидович, 2014а, с. 291—292]). в раннескиф-
ское время она наиболее ярко и полно была вы-
ражена в декоре перекрестия и соответствую-
щего ему устья ножен мечей из Мельгуновского
и Келермеского № 1/Ш курганов: в центре раз-
мещалось стилизованное изображение самого
древа, по обе стороны от него — фигуры крыла-
тых антропоморфных существ [придик, 1911,
с. 7—8, табл. I; III, 1; IV, 1; Черненко, 1980; Га-
ланина, 1997, с. 222—223, табл. 7—9]. в более
позднее время эта же композиция была воспро-
изведена на устье ножен мечей из Острой То-
маковской Могилы и Шумейковского кургана,
датирующихся концом VI — началом V вв. до
н. э. [Мелюкова, 1964, с. 62, табл. 15, 6; Арта-
монов, 1966, табл. 65—66; Piotrovsky, Galanina,
Grach, 1986, Pl. 66—67]. в первом случае были
С т а т т і
130 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
изображены фигуры полусвернувшихся хищ-
ников, во втором — козлов с подогнутыми
ногами и повернутой назад головой. На пере-
крестии меча из к. 30 у с. великая Белозерка
(вторая половина IV в. до н. э.) изображены две
лежащие напротив друг друга косули с длин-
ными ушами [Отрощенко, 1984, с. 124, рис. 2].
Изображения копытных животных и, прежде
всего, козлов с повернутой назад головой счи-
таются заимствованными из изобразительной
традиции Древнего востока, где они входили
в состав композиций, связанных с «мировым
древом», маркируя среднюю зону мироздания
[вязьмитина, 1963, с. 163—164; Раевский, 1985,
с. 114—115; др.]. в скифской традиции наибо-
лее наглядно связь изображений козлов с по-
догнутыми ногами и повернутой назад головой
с концепцией «мирового древа» выражена в де-
коре церемониальной секиры из Келермесско-
го к. 1/Ш: здесь четыре фигурки размещаются
по углам обуха [Галанина, 1997, табл. 6, е]. в
VI—V вв. до н. э. маркирование перекрестия
кинжалов и мечей изображениями различных
животных (как правило, хищников и кабанов,
реже — иных животных) становится популяр-
ным в восточных регионах скифского мира —
Центральной Азии, Минусинской котловине,
Ордосе, на Алтае (например: [завитухина,
1983, кат. 40, 88—91, 155, 198—204, 214]). Так-
же, начиная с VI в. до н. э., на навершии руко-
яти меча стали размещать изображения хищ-
ных птиц (как зооморфных маркеров верхнего
мира) или их частей — голов, клювов, когтей
[Мелюкова, 1964, с. 56; Топал, 2014б, с. 380].
Эта традиция распространяется по всему Ев-
разийскому степному поясу, где были распро-
странены культуры скифского типа. С рубежа
VI—V и до конца IV в. до н. э. в Северном при-
черноморье и Южном приуралье распростра-
няются мечи типа Солоха, верхняя часть кото-
рых оформлена в виде голов (когтей) хищной
птицы [Топал, 2014б].
Реализацию этой же идеи — маркирования
среднего мира в композиции «мировое древо» пу-
тем изображения на перекрестии противопостав-
леных фигур животных — мы видим и в серии
мечей типа Чертомлык. Средний мир, соответс-
твующий перекрестию, как правило, маркируют
изображения орлиноголовых грифонов (к. 11 у
с. Старый Мерчик, к. 3 гр. Частых курганов, к. 7
и 36 у с. Колбино, пятибратний к. 8, серия мечей
из Чертомлыка [Алексеев, Мурзин, Ролле, 1991,
с. 222—223, кат. 184—187; Топал, 2014а, рис. 1, 1,
3, 4, 6—8, 10, 12, 13]) (рис. 3, 2—5), неясные жи-
вотные с повернутой назад головой (Хвощеватая
лесная дача, Горняцкое) (рис. 3, 7, 8). в этом же
семантическом ряду находятся также навершия с
двумя бычками на мече из Чертомлыка [Алексеев,
Мурзин, Ролле, 1991, рис. 67], двумя хищниками
(?) на мече из к. 3 гр. Частые Могилы (рис. 3, 5).
Соответствует идее мирового древа и олень,
воспроизведенный на стержне рукояти мечей
типа Чертомлык. поза его, описанная выше,
необычна. Если рассматривать фигуру оле-
ня при горизонтальном положении меча, то
в этом случае его голова, соединенная с ту-
ловищем неестественно длинной и выгнутой
шеей, опущена вниз, а рога расположены пе-
ред ней. Однако, по нашим наблюдениям, оле-
ни, в отличие от иных копытных животных, в
скифском искусстве никогда не изображались
с опущенной вниз головой. И данное правило
подтверждается, если посмотреть на фигуру
оленя при вертикальном положении меча: го-
лова в этом случае воспринимается как прямо
поставленная, а ветвистая крона возвышается
над головой, напоминая собой крону «древа
жизни». Таким образом, туловище оленя и его
голову с рогами следует рассматривать в двух
разных проекциях. подобные фигуры оленя
изображены также на рукояти меча типа Соло-
ха из к. 30 у с. великая Белозерка [Отрощенко,
1984], на рукоятях однолезвийных мечей типа
Шульговка [Топал, 2014а, рис. 5, 1—5] (рис. 3,
6) и на рукояти зеркала из кургана Куль-Оба
[Артамонов, 1966, табл. 213].
в декоре рукояти меча из Толстой Могилы
фактически сохраняются два основных компо-
зиционных элемента рассмотренного декора
мечей типа Чертомлык. Это — использование
образа оленя, вынесенного в данном случае на
навершие, а также воспроизведение противо-
поставленных друг другу животных. С точки
зрения структуры и декора, меч из Толстой
Могилы, с одной стороны, близок мечу из Гор-
няцкого, имеющего определенные архаичные
черты [Топал, 2014а, с. 139], а с другой — серии
описанных мечей. в этом контексте централь-
ная сцена на перекрестье меча из Толстой Мо-
гилы полностью соответствует классическому
концепту «мирового древа» с расположенными
возле него копытными животными. в мифе и
ритуале эквивалентом «мирового древа» до-
вольно часто выступает божество или его атри-
бут [Топоров, 1980]. Именно таким атрибутом
в контексте скифского ритуала являлся меч. А
вот божеством, в случае с мечом из Толстой Мо-
гилы, связанным с этим предметом вооружения
выступает пан. Его фигура расположена четко
на центральной оси меча и в его средоточии.
Фигуры козлов, расположенные по обе стороны
от пана, только усиливают данное соответс-
твие, отсылая к композиции, представленной
на архаических мечах, описанных выше.
Конечно же, меч из Толстой Могилы отде-
ляет от изделий типа мельгуновского меча,
келермесской секиры, шумейковского меча и
ножен не менее 100—150 лет. Однако опреде-
ленные изобразительные схемы могли реали-
зовываться и спустя длительные промежутки
времени. Также подобие архаичным схемам
может объясняться случайной, конвергентно
возникшей ситуацией. в композициях, которые
можно связать с концепцией «мирового древа»,
Полидович Ю.Б. Меч из кургана Толстая Могила
131ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
в IV в. до н. э., изображались самые различ-
ные существа: птицы, грифоны, хищники, раз-
личные копытные. И появление здесь козлов
может объясняться исключительно тем, что в
роли центрального персонажа задействован
пан. Известны и собственно античные изобра-
жения, где козлы задействованы в контексте,
равнозначном концепции «мирового древа».
Это, в частности, изображения двух козлов на
боковых гранях вотивного алтаря начала III в.
до н. э. и пары стоящих на задних ногах друг
против друга козлов на глиняной вотивной
пластинке из погребения II—III вв. н. э. [Руся-
ева, 2005, с. 402—403].
И все же почему в композиции, воспроизво-
дящей концепцию «мирового древа», был изоб-
ражен пан, божество, которое по своей сути не
может претендовать на центральную роль в
мифе или ритуале?
Ответ на этот вопрос может находиться в не-
скольких плоскостях.
Можно предположить, что мастер, изготовив-
ший обкладку меча, декорировал его на свой
вкус и свое разумение, не завися от мнения и
желания заказчика из скифской среды.
Известно, что пан играл важную роль в
жизни простых греков, являясь своего рода
«народным» богом [Буркерт, 2004, с. 121]. в
Греции ему отводили второстепенную роль. Он
не относился к числу олимпийских богов, а на-
против, являлся ярким представителем хтони-
ческой сферы. Но, вероятно, в этом и была его
сила — ведь он был божеством природы, гор,
леса, пастбищ. Он — охотник и, в то же время,
покровитель пастухов [Буркерт, 2004, с. 303].
Не исключено, что именно эти черты и были
востребованы среди греков-переселенцев и их
потомков, обосновавшихся на берегах Северно-
го причерноморья и приазовья. Не случайно
считается, что культ пана имел в ряде анти-
чных городов политическое и государственное
значение [Кобылина, 1973, с. 179]. Кроме того,
почитание пана часто было связано с культом
Диониса, в свиту которого он входил. Культ же
Диониса был одним из самых популярных как в
материковой Греции, так и в античных полисах
Северного причерноморья еще с архаического
времени и, особенно, в эллинистическую эпоху
[Русяева, 1979, с. 85; 1995, с. 390—410; Шауб,
2007, с. 200—208, 271—273, 339—346; Кузина,
2008; др.]. Именно с этим культом связывают
находки в античных центрах различных изоб-
ражений пана и силенов, терракотовых масок
сатиров, свинцовых букраниев и т. д. [Русяева,
2005, с. 405; Шауб, 2007, с. 203—206, 339—340;
др.]. возможно, на укрепление культа на Бос-
поре повлияло и то, что одним из первых пред-
ставителей боспорской династии Спартокидов
носил теофорное имя Сатир. вероятно, с конца
его правления или уже во время правления
его сына Левкона I (приблизительно с 390 г.
до н. э.) на монетах пантикапея изображались
головы старых и молодых сатиров, с одной сто-
роны, как символ этого царя, а с другой — как
отражение культа Диониса [Анохин, 1986,
с. 32—34; 1999, с. 56—58; Русяева, 2005, с. 407].
в период популярности Диониса в пантикапее
при первых Спартокидах к скифской знати пос-
тупало большое количество золотых и серебря-
ных изделий с изображением головы Диониса
и его спутников — пана, сатиров, силенов, — а
также ажурные бляшки с изображением ме-
над и вакханок [Русяєва, 1992, с. 34—42; 1995,
с. 22—34; Русяева, 2005, с. 409]. Согласно пред-
положению А.С. Русяевой, «культ Диониса, на-
ряду с культом Геракла, служил своеобразным
политическим инструментом, способствующим
повышению устойчивости внешне-экономичес-
ких и культурных контактов с окружающими
иноэтническими племенами, элита которых
восприняла его основные элементы, включив
на какое-то время в число почитаемых божеств,
благодаря его прямой связи с виноградарством,
виноделием и винопитием» [Русяева, 2005,
с. 409] 10.
заметим, что представления о пане доволь-
но многообразны и многослойны. Исходя из
них, можно объяснить и особенности изобра-
жения на рукояти меча из Толстой Могилы. в
частности, размещение в центре композиции
(в мифологическом плане — в центре мирозда-
ния) пана, играющего на сиринге.
Как уже отмечалось, пан — бог всей при-
роды, что, в частности, выражено в его имени
(Πάν, греч. всё 11) [Буркерт, 2004, с. 303]. Игра
на сиринге, музыка, танцы — обычная сфера
занятий пана [Кун, 2007, с. 85—86], таковым
он предстает на изображении на ковке рукояти
меча (рис. 2).
Сиринга — это, как правило, многоствольная
флейта, составленная из семи (иногда восьми
или девяти) полых стеблей тростника, скреп-
ленных между собой с помощью воска. Длина
каждой трубки обычно делалась различной с
тем расчетом, чтобы можно было иметь полную
гамму [Герцман, 1995, с. 52—53]. На обклад-
ке меча изображена сиринга с четкими пятью
стволами, и можно предположить наличие еще
10. вопрос распространения культа Диониса в скиф-
ской (или шире — варварской) среде не столь од-
нозначен (см., напр., другие мнения по этой теме:
[Шауб, 2007, с. 208—211, 344—345; Бабенко, 2002])
и требует более углубленного и всестороннего изуче-
ния, что не входит в задачи настоящей статьи.
11. высказывается мнение, что имя божества проис-
ходит от Πάω, пасти [Puhvel, 1987, p. 53, 132; Любкер,
2001, с. 16]. по мнению в.Н. Топорова, имя пана
содержит индоевропейский корень *pus-/*paus- «де-
лать плодородным» (рус. «пухнуть», «пушиться», «пу-
шистый» и т. п.), также как и ряд мифологических
персонажей других индоевропейских традиций: др.-
инд. пушан, авест. дэв Апаошу, балт. пушайтс и др.
[Топоров, 2006]. Но в данном случае важнее, что в
античное время принимали «народную» этимологию
имени [Лосев, 1996, с. 406; Любкер, 2001, с. 16].
С т а т т і
132 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
двух крайних, за которые пан держит инстру-
мент, закрывая их руками (рис. 2).
в орфической традиции, распространившей-
ся довольно широко в эллинском мире, в час-
тности в Северном причерноморье [Русяева,
2005, с. 393; Шауб, 2007, с. 201, 202], музыке
и музыкальной гармонии сфер уделялось ог-
ромное значение. первостепенное значение
придавалось Аполлону с его лирой. в одном
из орфических гимнов выражается понимание
Аполлона как космического оформителя и ор-
ганизатора, и в частности — как управителя
мира, представляемого в виде огромного музы-
кального инструмента — лиры, от разных стро-
ев (или ладов) которой образуются части мира и
отдельные явления в нем [Лосев, 1996, с. 400].
Космические функции Аполлона еще более
масштабно выражены у порфирия, философа
III в. н. э., который говорит о божестве как о
силе, которая заставляет подниматься и опус-
каться Солнце, чередоваться дни и ночи [Ло-
сев, 1996, с. 329]. И в этой его ипостаси древние
сопоставляли Аполлона с паном и назвали его
именем: «Имя за это тебе даровали смертные,
паном, / Богом двурогим, назвав и владыкой
свирельного ветра, / Ибо ты держишь прооб-
раз всего мирозданья печатей» (цит. по: [Лосев,
1996, с. 400]). по словам порфирия: «Он носит
флейту с семью стволами вследствие гармонии
неба» 12, под которой имеется в виду гармония
семи небесных сфер, а, следовательно, и гармо-
ния всего мира [Лосев, 1996, с. 329].
Данное сопоставление пана и Аполлона, ко-
нечно же, неслучайно. Оба божества были свя-
заны с музыкой. Но если инструментами Апол-
лона являются струнные лира и кифара, то
пана, как и всего окружения Диониса — духо-
вые: различные свирели (сиринги), авлос и др.
Сиринга, в отличие от лиры и кифары, никогда
не была инструментом профессиональных му-
зыкантов. Это простой народный инструмент,
прежде всего, пастухов. С ее помощью пасли
стада и якобы даже приручали диких живот-
ных (см.: плутарх «О хитрости животных»
961Е, 3) [Герцман, 1995, с. 52; Mathiesen, 1999,
p. 222—225]. Кифара Аполлона — это символ
олимпийской, героической и специально-эпи-
ческой поэзии и музыки. в противоположность
этому флейту Диониса—пана в античное вре-
мя воспринимали как нечто чрезвычайно воз-
бужденное, порывистое, восторженное и даже
исступленное. по словам А.Ф. Лосева [1996,
с. 456], «разительная противоположность рез-
кого и порывистого звучания такой флейты
12. Но при всем уважении к лире и кифаре, именно
многоствольную флейту в древней Греции считали
самым гармоничным инструментом, что очень точно
выразил платон в одном из диалогов в «Государс-
тве» (III, 399d) при обсуждении достоинств инстру-
ментов: «Разве это не самый многоголосый инстру-
мент, так что даже смешение всех ладов — это лишь
подражание игре на флейте?».
спокойно журчащему и умиротворяющему зву-
ку кифары является одним из самых интерес-
ных в античности эстетических феноменов». Но
под этим скрывается и разительная социаль-
ная противоположность. Не случайно платон
в «Государстве» (III, 399d), считает полезными
для города только лиру и кифару, «а в полях
у пастухов пусть будет сиринга». Фактически
музыка Аполлона и пана связана с разными
социальными и, шире, космическими сфера-
ми, но, в то же время, и неразрывно связано
между собой 13, поскольку в целом выражает
музыкальную гармонию мира. Характерным
сюжетом в этом отношении является миф о
состязании пана и Аполлона в музыкальной
игре. в ходе состязания бог горы Тмол, где оно
проходило, присудил победу Аполлону, тогда
как присутствовавший при этом царь Мидас от-
дал предпочтение пану, за что и был наказан
разгневанным Аполлоном, наделившим царя
ослиными ушами [Лосев, 1996, с. 456—457;
Кун, 2007, с. 87]. вполне возможно, с этими же
идеями и мифологическим сюжетом связана
золотая диадема в форме фронтона из гроб-
ницы в Эретрии, датирующейся II в. до н. э.
[Трейстер, 2013, с. 456, 458—459, рис. 2, 2]. в ее
центральной части изображен пан, сидящий
со скрещенными ногами и играющий на си-
ринге. при этом изображение пана на диаде-
ме закрыто приклёпанным кусочком фольги с
изображением играющей на лире Музы (божес-
тва, непосредственно связанного с Апполоном),
и видно только с оборотной стороны в негатив-
ной передаче 14.
Таким образом, согласно определенным ас-
пектам культа и связанных с ними мифологи-
ческих представлений, пан вполне мог занять
место в центре мироздания. подтверждением
тому может служить и надгробная стела I в.
13. Так или иначе связаны между собой и сами бо-
жества. ведь именно у пана Апполон приобрел
знаменитый дар прорицания [Кун, 2007, с. 85]. по
мнению А.Ф. Лосева [1996, с. 406], говоря о родстве
Аполлона с паном, «нужно обратить внимание на то
обстоятельство, что древние связывали имя пана с
местоимением pan — “все” и в этом значении при-
давали его Аполлону в качестве эпитета; и орфичес-
кий гимн (XXXIV 24—27) указывает, что отношение
Аполлона к целому мирозданию таково же, как от-
ношение к нему пана». Еще более взаимосвязаны
были Аполлон и Дионисий, к свите которого прина-
длежал пан. С классического периода распростра-
нился обычай почитания их в одном святилище.
Особой известностью пользовалось совместное почи-
тание этих богов в Дельфах, где также справлялись
дионисийские празднества. происходило это глав-
ным образом зимой, когда считалось что Аполлон
удаляется в счастливую страну гиперборейцев на
краю земли [Скржинская, 2009, с. 135].
14. Данное противостояние пана и Аполлона еще
более интересно в связи с тем, что именно Аполлон
был главным покровителем и защитником гречес-
ких (изначально — ионийских) колоний в Северном
причерноморье [Русяева, 2005, с. 204—261].
Полидович Ю.Б. Меч из кургана Толстая Могила
133ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
н. э. из Фанагории, на которой изображена
скульптурка пана, сидящего в характерной
позе со скрещенными ногами на двухступен-
чатом алтаре [Кобылина, 1973, с. 175—181,
рис. 1; 6] 15.
пану, как и другим античным богам, при-
носили жертвы, наиболее благоприятными из
которых были коровы, козлы, ягнята, молоко,
мед и виноградное сусло [Любкер, 2001, с. 16].
И в этом контексте, размещение на стержне ру-
кояти сцены терзания хищником козла (рис. 1,
3—4) как нельзя лучше вписывается в общую
мифологическую парадигму, связанную с па-
ном, если учесть прямое соотнесение данных
сцен в скифской традиции с идеей жертвопри-
ношения [Раевский, 1985, с. 150—154].
Таким образом, конечно, можно предполо-
жить, что мастер, изготовивший оковку меча
или предложивший изображения для ее де-
кора, был поклонником и ревностным почи-
тателем бога пана и выразил в изображении
представления, бытовавшие в его окружении
и, с его точки зрения, соответствовавшие деко-
рируемому предмету — мечу.
Но при исследовании символики декора
меча мы в первую очередь должны исходить из
того факта, что рассматриваемые изображения
размещены на скифском предмете и найдены в
скифском комплексе. Соотвественно и декори-
рование меча в первую очередь должно было
определяться скифской мифологией и культом.
И мастер, изготовивший обивку рукояти, по на-
шему убеждению, лишь пытался найти некое
соответствие между скифской мифо-ритуаль-
ной и греческой изобразительной традициями.
в пользу такого предположения говорит то,
что речь идет об одном из самых сокровенных
для скифов-воинов предмете — мече. ведь хоро-
шо известно, что меч являлся кумиром, зримым
выражением скифского бога войны, которого
Геродот сопоставил с греческим Аресом (Herod
IV, 59). Культ скифского Ареса отличался жес-
токостью и был достаточно кровавым. при этом
он был тесно взаимосвязан со всем кругом воин-
ских обрядов и обычаев [Бессонова, 1983, с. 45—
50; 1984, с. 3—5; Шауб, 2007, с. 130—145; др.], а
также, возможно, входил в круг календарных
ритуалов (учитывая сезонное обновление его
святилищ: «От непогоды сооружение постоянно
оседает, и потому приходится ежегодно навали-
вать сюда по полтораста возов хвороста» (Herod
IV, 62)), на которых базируется мировоззрение
в целом. Сложно предположить, что в таком
контексте выбор изображаемого персонажа мог
быть случайным, а главное — не соответство-
вать скифской мифологии. по всей видимости,
15. впрочем, по мнению С.А. Яценко [2011, с. 17],
считать данное изображение образом пана нет ос-
нований. Данный персонаж, по его мнению, скорее
связан с сармато-аланами начального периода сар-
матизации Азиатского Боспора.
в случае с декором обкладки меча из Толстой
Могилы мы имеем ту же ситуацию, что и с ины-
ми античными изображениями, бытовавши-
ми в скифской среде. в этом плане интересна
интерпретация С.С. Бессоновой изображений
Афины, найденных в скифских комплексах,
как воспринятых в скифской среде на основа-
нии сопоставления и ассоциации их с местным
божеством [Безсонова, 1975]. подобный подход
положен в основу исследований изображений
на сюжеты эллинской мифологии, найденных
в скифских комплексах IV в. до н. э., проведен-
ных Д.С. Раевским [Раевский, 1980, с. 49—71;
1985, с. 163—180; др.]. по мнению исследова-
теля, почву для переосмысления могли обеспе-
чить «различные моменты: сходство содержа-
ния всего мифа; близость лишь воплощенного
конкретного сюжета (изображенного действия);
сходство представлений об облике персонажей;
единство приданных им атрибутов» [Раевский,
1985, с. 172].
С точки зрения скифской мифологии, пер-
сонаж, воспроизведенный на мече, мог быть
воплощением только скифского Ареса, куми-
ром которого и был меч. То, что нам известно
об этом боге, вряд ли можно сопоставить с ми-
фологической составляющей образа пана. Кос-
венно это может быть только представление о
пане как о божестве-пастухе и божестве-охот-
нике [Любкер, 2001, с. 16], благосклонно отно-
сящемся к людям, охраняющем их стада и уве-
личивающем приплод [Тахо-Годи, 1989, с. 119].
Т. е., с точки зрения греков, пан вполне был
подходящим на роль божества, соотносимого
со скифами, основу жизни которых составляло
скотоводство и важную роль в жизни которых
(особенно в воинской среде) играла охота. Учи-
тывая, что поклонение скифскому Аресу, веро-
ятно, имело определенный сезонный характер
и, в частности, могло быть приурочено к празд-
нованию весной Нового Года, можно предполо-
жить, что подобное сопоставление двух персо-
нажей не лишено смысла.
Объединяет двух мифологических персона-
жей и тесная связь с плодоносящими силами
природы. выше уже упоминалось, что имя
пана содержит индоевропейский корень *pus-
/*paus-, «делать плодородным» [Топоров, 2006].
Сам пан полон чувственной любви. Наряду с
Дионисом, это один из оргиастических богов
[Лосев, 1982, с. 279]. в то же время, в отноше-
нии акинака, символа скифского Ареса, ис-
следователи также говорят о его выраженной
фаллической символике 16 [Мачинский, 1978,
с. 148; Алексеев, 1980, с. 39—40; 1991, с. 277—
278; полидович, 2014а, с. 293—296; 2014б].
Что касается внешнего облика, то у нас нет
никаких данных о том, как скифы представ-
ляли себе своего бога войны. высказывалась
16. Иная точка зрения была высказана А.в. Шеле-
ханем [Шелехань, 2013].
С т а т т і
134 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
даже крайняя точка зрения, что скифский
Арес — это только меч, фетиш, лишенный ка-
ких-либо антропоморфных черт [Мищенко,
1882, с. 510—515; Артамонов, 1961, с. 77; Шауб,
2007, с. 135]. в частности, на появление такого
мнения повлияло то, что Геродот не называет
скифского имени божества (Herod. IV, 59). Этот
факт исследователи объясняют по-разному [До-
ватур, Каллистов, Шишова, 1982, с. 301—302,
комм. 400; вертиенко, 2012, с. 42]. Но все же
Геродот сопоставил это божество с конкретным
греческим богом, за которым стоит определен-
ная мифология и культ, и, можно предпола-
гать, имел для этого все основания (в против-
ном случае нам нужно подвергнуть сомнению
все иные сопоставления, проведенные «Отцом
истории»). в связи с этим, на наш взгляд, более
продуктивным может быть сопоставлением со
скифским Аресом персонажа, воплощенного в
каменных изваяниях [Мелюкова, 1952, с. 128]
(о различных мнениях по поводу интерпрета-
ции скифских изваяний см.: [Ольховский, Ев-
докимов, 1994, с. 9—15]). в первую очередь на
возможность этого сопоставления указывает
то, что в изваяниях воплощен образ вооружен-
ного воина, представителя высшего социаль-
ного слоя, а также выраженная фалличность
многих изваяний, особенно ранних [Раевский,
1983, с. 53; 1985, с. 53—55; Ольховский, Евдо-
кимов, 1994, с. 7, 8, 50]. Однако, даже если это
и так, то подобный антропоморфный облик да-
лек от образа пана, воплощенного на оковке
рукояти меча.
Для пана характерна выраженная мик-
саморфность: это человеко-козел, или козел,
имеющий некоторые человеческие черты, ка-
ким его всегда и представляли древние греки
[Лосев, 1982, с. 279]. в связи с этим обратим
внимание на еще одного миксаморфного пер-
сонажа — антропо-орнитоморфное существо,
изображение которого было размещено на го-
рите из кургана Соболева Могила [Мозолевс-
кий, полин, 2005, с. 178—179, рис. 99, табл. 16;
17, 3] (рис. 3, 9). Существо имеет человеческую
верхнюю часть тела, длинные прямые волосы,
клиновидную бороду. при этом тело его пол-
ностью покрыто перьями или чешуей (в виде
мелких ромбиков, подчеркнутых дужками),
из-за спины в обе стороны расходятся 4 пары
крыльев, сзади находится хвост в виде пыш-
ной пятилепестковой розетки, ниже колен
ноги превращаются в массивные лапы петуха
с когтями и шпорами. Руками оно держит за
рога двух фантастических крылатых драконов.
по поводу идентификации этого персонажа
высказывались различные точки зрения (см.
обзор мнений: [вертиенко, 2010, с. 92]). Типо-
логически он соответствует образу божества,
принадлежащего к классу «владык зверей»,
известному в традиции Малой Азии, Луриста-
на, Ближнего востока [Бессонова, 1983, с. 86,
рис. 9—11; Кокорина 2003, с. 18; Мозолевский,
полин 2005, с. 351; Шауб 2007, с. 153—156]
(там же находят и истоки изобразительного об-
раза [Мозолевский, полин, 2005, с. 351; верти-
енко, 2010, с. 92]). Известны подобные персона-
жи и в скифской традиции, но здесь они имеют
женскую природу [Бессонова, 1983, с. 81—93;
Шауб, 2007, с. 83—108] и соответствующую ей
мифологему.
На наш взгляд, наиболее перспективным
является предположение А.в. вертиенко о том,
что в соболевском птице-человеке воплощена
фигура божества войны (скифского Ареса?),
аналогичного иранскому веретрагне (вэрт-
рагне) в его орнитоморфном воплощении — как
птица варагн 17 [вертиенко, 2010, с. 92—93;
вертієнко, 2013а, с. 46].
возможность соотнесения скифского Ареса
и иранского веретрагны была детально обос-
нована рядом исследователей [Лелеков, 1979,
с. 185; Бессонова, 1984, с. 12—13; Кузьмина,
2002, с. 17—18, 22—24, 28—29; вертиенко, 2012,
с. 43—46]. веретрагна — бог войны и победы,
его имя соответствует эпитету громовержца
Индры в ведийской мифологии (вритрахан,
«убийца вритры»); он — дарующий мужскую
силу, крепость рук, мощь тела; он же — одно из
воплощений фарна, символа царской власти
и силы [Брагинский, 1980, с. 233]. Как и боль-
шинство древних богов веретрагна может яв-
ляться в мире в различных зримых образах. в
14-м Яште (Бахрам-Яште) названы его 10 зоо-
и антропоморфных священных воплощений /
обличий (авест. kəhrpa): ветер, бык, конь, вер-
блюд, кабан, юноша (пятнадцатилетний муж),
птица варагн, дикий баран, дикий козел, воин
с кинжалом [Авеста, 1992, с. 118—123; 1997,
с. 341—347, 357—360; 2005, с. 357—379; вер-
тієнко, 2013а]. по всей видимости, как считает
ряд исследователей, часть из этих обличий по-
лучила свое воплощение в скифском искусстве
в образах быка, вепря, верблюда, фантастичес-
кого грифо-барана / барано-птицы (см. обзор
мнений: [вертиенко, 2012, с. 46]). Соответству-
ет одному из этих воплощений — воина с кин-
жалом — и облик скифских каменных извая-
ний 18.
в этом ряду мифологических и изобрази-
тельных образов, соотносимых с веретрагной,
вполне находит свое место и козловидный пер-
сонаж, воплощенный на оковке рукояти меча
из Толстой Могилы в образе пана. На уровне
образа греческое божество фактически равно-
17. Точное определение птицы затруднено, поэтому
относительно ее идентификации нет единой точки
зрения: она отождествляется с орлом, коршуном, яс-
требом, вороном [Стеблин-Каменский, 1992, с. 191;
Сулейманов, 2010, с. 199].
18. Характерно, что меч (кинжал) является одним из
наиболее часто встречаемых предметов, изображен-
ных на изваяниях. в первую очередь это касается
изваяний раннего и среднескифского времени — бо-
лее 60 % [Ольховский, Евдокимов, 1994, с. 73, 75].
Полидович Ю.Б. Меч из кургана Толстая Могила
135ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
значно «козлу дикому» или даже «воинствен-
ному», как обозначен веретрагна в этом вопло-
щении [Авеста, 2005, с. 377; вертієнко, 2013а,
с. 38, 46, прим. 112].
Обращает на себя внимание и типологичес-
кое подобие персонажей, воспроизведенных
на ажурной пластинке от горита из Соболевой
Могилы и на оковке меча из Толстой Могилы:
оба они представляют мифическое антропомор-
физированное животное. Типологически близ-
кие персонажи изображены также на золотой
ажурной гривне из кургана 10 Кобяковского
могильника на Нижнем Дону, датируемого
I в. — началом II в. н. э. [прохорова, Гугуев,
1988, с. 41, рис. 2; 1992, с. 144—146, 156—157,
рис. 5—6; Гугуев, 1992, с. 121—122, рис. 4—13;
Яценко, 2011, с. 15—16, рис. 9; др.]. Фриз грив-
ны имеет сюжетную композицию, построенную
по геральдической схеме. в центре ее находит-
ся фигура мужчины, сидящего, скрестив ноги
«по-восточному». У него густая шапка слегка
вьющихся волос, борода и усы. Одежда муж-
чины представляет собой кафтан, узкие шта-
ны заправлены в сапоги. в руках ритуальная
чаша, на коленях в ножнах лежит короткий
мeч-акинак. Слева и справа от центральной
фигуры композиции, а также на затылочной
части гривны трижды повторяется изобра-
жение сцены борьбы дракона с тремя зооант-
ропоморфными существами. Эти персонажи
синкретичны. в их облике соединились хищно
оскаленные зубастые пасти, трёхпалые ноги-
лапы и руки с тщательно моделированными
пальцами с ногтями. выделить в образе этих
демонов видовые признаки какого-либо конк-
ретного животного проблематично 19. в.К. Гу-
гуев предположил, что зооантропоморфные
персонажи эквивалентны главному герою (вы-
ступают как его спутники или ипостаси), а сам
герой типологически восходит к образу Триты-
Траетоны-Фаридуна-Таргита [Гугуев, 1992,
с. 124, 125]. И если с первым предположением
можно согласиться, то главный персонаж, учи-
тывая то, что он занимает центральное положе-
ние в композиции (семантически равнозначное
«мировому древу») и держит на коленях меч,
скорее всего, относится к кругу персонажей,
идентичных скифскому Аресу, осетинскому
Батрадзу, иранскому веретрагне.
Образ козла являлся достаточно редким
в искусстве скифской эпохи Северного при-
черноморья, в отличие от восточных регионов
Евразии (см., напр.: [полидович, 2011]). Не
исключено, что здесь роль козла как одного
из воплощений бога войны выполнял олень.
19. по мнению Устиновой [Ustinova, 2002, p. 102—
123], поддержанному А.И. Иванчиком [Иванчик,
2005, с. 178], данные персонажи имеют человечес-
кое тело, собачьи голову и лапы и воплощают чле-
нов мужского союза, воинов-псов. С.А. Яценко [1992,
с. 200; 2011, с. 16] считает, что четверо персонажей
имеют баранью голову, а двое — «волчью (?)».
На это, в частности, указывает использование
изображений оленя в декоре мечей, о чем шла
речь выше, а также размещение их на боковых
лопастях ножен из к. 1 и 10 (раскопки 1910 г.
А.А. Миллера) у ст. Елизаветовской [полидо-
вич, 2014б, рис. 1, 1; 2, 4]. Характерно, что в
иранских языках название оленя было табу-
ировано и заменено новым сложным словом
*gav-az-(na-), буквально: бык-козел [Гамкре-
лидзе, Иванов, 1984, с. 519]. Однако наряду с
заменой образа могла бытовать и изначальная
мифологема в отношении воплощений бога
войны. Отметим, что многие индоевропейские
воинственные божества так или иначе связа-
ны с козлами: балтийский бог грома перкунас
ездит на колеснице, запряженной козлами;
славянские мифологические персонажи «сидят
на козлах»; ведийский пушан также ездит на
колеснице, в которую запряжены «козлы-кони»
[Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 586—587].
в связи с козлоногостью пана можно привес-
ти еще одну аналогию. в культуре централь-
ноазиатских кочевников был распространен
особый вид мужской поясной одежды — канда-
гай. Это была важная часть воинского одеяния
богатыря, ее использовали в особых случаях,
в частности, во время состязания борцов, что
нашло отражение в эпосе «Манас» [Толуба-
ев, 1995]. Кандагай — разновидность штанов,
сшитых из выделанной в виде замши кожи гор-
ного козла или самца козули [Абрамзон, 1953,
с. 165], а также, возможно, лося. во всяком слу-
чае, значение слова кандагай в монгольском
языке — «лось», в якутском оно обозначало
святого духа-покровителя леса и животных, в
тувинском — название местности [Толубаев,
1995]. Наличие аналогичной одежды в скиф-
ское время не подтверждается имеющимися
данным, но, в то же время, известно, что какие-
то разновидности кожаной поясной одежды ис-
пользовались скифами (см.: [Клочко, 2006]).
Что же касается изображения пана на об-
кладке меча, то игра на сиринге также могла
быть воспринята в скифской среде. У нас нет
данных о том, что многоствольные флейты
(панфлейты) использовались в скифское время
(см. обзор находок музыкальных инструментов
скифской эпохи: [Туаллагов, 2001, с. 165—166]),
но есть археологические данные, что они сущес-
твовали в причерноморских степях еще с эпохи
энеолита и бытовали здесь всю эпоху бронзы.
во всяком случае, именно так трактуют набо-
ры птичьих костей разной длины со срезанным
эпифизом и заполированным верхним краем,
которые в литературе получили условное на-
звание «флейты пана» (см. подборку матери-
алов: [Усачук, 1999; Избицер, 2004]). Духовые
инструменты типа флейты в целом являются
одной из самых древних разновидностей му-
зыкальных инструментов в мире. Как прави-
ло, это различные виды одноствольных флейт.
панфлейты встречаются реже, но они извест-
С т а т т і
136 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
ны у многих восточноевропейских народов: это
румынский и молдавский най (нэй, мускал),
украинская свыриль (кувыця), русские кугик-
лы (кувиклы; цевница), литовский скудучяй,
грузинский соинари (ларчеми), коми-пермяц-
кий женский пэляны [Квитка, 1986; Жулано-
ва, 2003], что вполне может говорить о едином
прототипе, бытовавшем в достаточно давние
времена [Жуланова, 2003].
Среди персонажей Нартского эпоса осетин из-
вестен персонаж по имени Ацамаз, сын нарта
Ацы, певец и музыкант, обладатель чудесной зо-
лотой свирели (по всей видимости, это уадындз,
одноствольная открытая продольная свирель)
[Этнография, 1994, с. 12]. Эта свирель досталась
Ацамазу от отца, одного из почитаемых нартских
старцев. в свою очередь Ацы свирель досталась
от Афсати, одноглазого (слепого) владыки диких
зверей [Дюмезиль, 1976, с. 13—14, 141]. Когда
Ацамаз играл на свирели, все звери танцевали
под его музыку, горы приходили в движение,
солнце и луна светили намного ярче [Алборов,
2004, с. 105—106]. Аналогии между этой свире-
лью и флейтой пана более чем очевидны.
в контексте сопоставления декора меча с
мифологемой веретрагны обращает на себя
внимание еще одно воплощение иранского бо-
жества — воина с кинжалом (ножом). Данный
предмет изображен как богато украшенный
золотом: «злотой клинок…, что разукрашен
весь» (перевод И. Стеблин-Каменского [Авеста,
1992, с. 123]) или «нож, выложенный золотом,
украшенный разными украшениями» (перевод
в.С. Соколовой [Авеста, 2005, с. 379]). Деталь-
но данные строки были разобраны с лингвис-
тической и культурологической точек зрения
А.в. вертиенко [вертієнко, 2013б]. по мнению
исследовательницы, термин karəta-, употреб-
ляемый в данном случае, обозначает кинжал
и, возможно, аналогичен термину акинак. А
вот его украшение золотом (авест. zaraniiō-
saorəm) находит соответствие в скифо-сакской
практике. в восточных регионах скифского
мира это традиция украшения золотыми ап-
пликациями и обкладками как рукояти, так
и клинка (см также: [полидович, 2014в]), а в
западных — декорирование золотыми обклад-
ками рукояти и ножен. А.в. вертиенко назы-
вает около 20 двулезвийных кинжалов (мечей)
и серию однолезвийных типа Шульговки, соот-
ветствующих данному определению. Именно
эти богато украшенные мечи и кинжалы нахо-
дятся в одном ряду с мифическим кинжалом
иранского военного божества [вертієнко, 2013б,
с. 52]. в их ряду свое место занимает и меч из
Толстой Могилы (рис. 1, 1).
по мнению А.в. вертиенко, данные мечи
имели церемониальный характер [вертієнко,
2013б, с. 52]. Данный вывод можно подтвер-
дить следующим наблюдением: размер стерж-
ня рукояти составляет всего 8 см [Черненко,
1975, с. 158], тогда как средняя ширина ладони
мужчины составляет 10 см. Т. е. держать в руке
и проводить какие-то фехтовальные действия
таким оружием неудобно. Следовательно, это
было либо парадное, церемониальное оружие,
либо мы имеем дело с некой технической осо-
бенностью скифских мечей в целом. Отметим,
что длина стержня рукояти многих скифский
мечей колеблется в пределах всего 7—8 см. На-
пример, у меча из к. 30 у с. великая Белозерка
она составляет 7 см [Отрощенко, 1984, с. 124]. К
сожалению, данный параметр не всегда отра-
жается при описании оружия и, насколько нам
известно, не получил специального объяснения.
Не исключено, что относительно малый размер
рукояти был связан с особым способом закреп-
ления меча (кинжала) в руке и специфическим
способом владения им. Как параллель можно
назвать бронзовые мечи раннегальштатской
эпохи, также имевшие небольшие размеры ру-
кояти. Это, возможно, предполагало, что пол-
ностью рукоять охватывают только три пальца,
тогда как указательный был направлен вперед
[Окшотт, 2004, с. 35].
Таким образом, в декоре рукояти парадного
меча из Толстой Могилы, судя по всему, доста-
точно творчески сочетаются скифская и гречес-
кая традиции. Изображения, нанесенные на
оковку, взяты из арсенала греческого искусства
и достаточно смело и, в тоже время, продуман-
но, использованы для выражения конкретного
образа скифского пантеона — бога войны, (ат-
рибутом и кумиром которого и был сам меч), а
также ряда мифологических представлений, с
ним связанных. Не исключено, что мы имеем
дело с единичной ситуацией. Но она достаточно
очевидно отражает две тенденции, существовав-
шие в скифской культуре. С одной стороны, ис-
пользование пана в качестве изобразительного
аналога скифского бога войны находит соответс-
твие в ряду иных изображений (миксаморфных
и зооморфных существ), которые, по всей види-
мости, соотносились с этим божеством. С другой
стороны, как свидетельствуют многочисленные
находки (меч из Толстой Могилы — одна из
них), в Скифии относительно широко были рас-
пространены различные предметы, выполнен-
ные греческими мастерами и украшенные изоб-
ражениями персонажей эллинской мифологии,
которые были включены в скифское культурное
поле и переосмыслены в полном соответствии
с местной мифологией. Это была важная осо-
бенность культурной ситуации, сложившейся в
Скифии еще на раннем этапе и особенно ярко
проявившейся в IV в. до н. э.
Полидович Ю.Б. Меч из кургана Толстая Могила
137ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
Абрамзон С.М. Этнографический альбом художника
п.М. Кошарова (1857 г.) // Сб. Музея антропологии и
этнографии. — Л., 1953. — Т. ХIV. — С. 147—161.
Авеста. Избранные гимны. Из видевдата / пер. с
авест., предисл., примеч., словарь И. Стеблин-Ка-
менского. — М., 1992. — 207 с.
Авеста в русских переводах (1861—1996) / Сост.
И.в. Рака. — Спб., 1997. — 480 с.
Авеста / Соколова в.С. Опыт морфологической
транскрипции и перевод / Смирнова И.А. подго-
товка материалов к изданию и редактирование. —
Спб.: Наука, 2005. — 544 с.
Алборов Ф.Ш. Музыкальная культура осетин. —
владикавказ, 2004. — 192 с.
Алексеев А.Ю. О скифском Аресе // АСГЭ. — 1980. —
вып. 21. — С. 39—47.
Алексеев А.Ю. Этюд об акинаках // Клейн Л.С. Архе-
ологическая типология. — Л., 1991. — С. 271—280.
Алексеев А.Ю. золото скифских царей в собрании
Эрмитажа. — Спб., 2012. — 272 с.
Алексеев А.Ю., Мурзин в.Ю., ролле р. Чертом-
лык. Скифский царский курган IV в. до н. э. — К.,
1991. — 414 с.
Анохин в.А. Монетное дело Боспора. — К., 1986. —
223 с.
Анохин в.А. История Боспора Киммерийского. — К.,
1999. — 250 с.
Античные гимны / Сост. и общая редакция А.А. Та-
хо-Годи. — М., 1988. — 362 с.
Артамонов М.и. Антропоморфные божества в рели-
гии скифов // АСГЭ. — 1961. — вып. 2. — С. 57—87.
Артамонов М.и. Сокровища скифских курганов в
собрании Государственного Эрмитажа. — прага;
Ленинград, 1966. — 120 с.
Артамонов М.и. происхождение скифского искус-
ства // СА. — 1968. — № 4. — С. 27—45.
Бабенко Л.І. Жіночий головний убір IV ст. до н. е. з
кургану 8 біля с. пісочин Харківської області // Ар-
хеологія. — 2002. — № 4. — С. 59—69.
Бандуровский А.в., Буйнов Ю.в. Курганы скифс-
кого времени (северскодонецкий вариант). — К.,
2000. — 236 с.
Безсонова С.С. зображення Афіни за матеріалами
північного причорномор’я // Археологія. — 1975. —
вип. 17. — С. 23—38.
Бессонова С.С. Религиозные представления ски-
фов. — К., 1983. — 183 с.
Бессонова С.С. О культе оружия у скифов // воору-
жение скифов и сарматов. — К., 1984. — С. 3—21.
Брагинский и.С. веретрагна // МНМ. в 2-х т. — М.,
1980. — Т. 1: А—К. — С. 233.
Буркерт в. Греческая религия: Архаика и класси-
ка. — Спб., 2004. — 584 с.
вертиенко А.в. К семантике горита в представле-
ниях ирано-язычных номадов Евразии // Східний
світ. — 2010. — № 4. — С. 91—102.
вертиенко А.в. К персонификации скифского во-
инского божества в Luc., Tox., 38 // Східний світ. —
2012. — № 3. — С. 41—52.
вертієнко Г.в. Священні втілення веретрагни в
Яшті 14 // Polyphonia Orientis. До ювілею в.С. Ри-
балкіна. — К., 2013а. — С. 33—51.
вертієнко Г.в. Скіфська клинкова зброя та авес-
тійське karəta- // Музейні читання: Матеріали наук.
конференції Ювелірне мистецтво — погляд крізь
віки. — К., 2013б. — С. 47—68.
вязьмитина М.и. Ранние памятники скифского зве-
риного стиля // СА. — 1963. — № 2. — С. 158—170.
Галанина Л.К. Келермесские курганы. «Царские» пог-
ребения раннескифской эпохи. — М., 1997. — 316 с.
Герцман Е.в. Музыка Древней Греции и Рима. —
Спб., 1995. — 336 с.
Гребенников Ю.С. Курганы скифской знати в поин-
гулье // Древнейшие скотоводы степей Юга Украи-
ны. — К., 1987. — С. 148—158.
Грибкова А.А., Полидович Ю.Б. Фигурка быка
скифского времени из собрания Б.И. и в.Н. Ханен-
ко // Археологический альманах. — Донецк, 2013. —
№ 30. — С. 259—277.
Гугуев в.К. Кобяковский курган (К вопросу о восточ-
ных влияниях на культуру сарматов I в. н. э. — нача-
ла II в. н. э.) // вДИ. — 1992. — № 4. — С. 116—129.
Гуляев в.и. Еще раз к вопросу об этнокультурной
ситуации в Среднем подонье в скифское время (V—
IV вв. до н. э.) // Археология Среднего Дона в скифс-
кую эпоху: Тр. Донской (потунданской) археол. эксп.
ИА РАН, 2001—2003 гг. — М., 2004. — С. 7—24.
Доватур А.и., Каллистов Д.П., Шишова и.А. На-
роды нашей страны в «Истории» Геродота. Тексты.
перевод. Комментарий. — М.: Наука, 1982. — 456 с.
Древности Геродотовой Скифии: Сб. описаний ар-
хеол. раскопок и находок в Черноморских степях. —
Спб., 1872. — вып. II. — 127 с.
Дюмезиль ж. Осетинский эпос и мифология. — М.,
1976. — 276 с.
Евразия в скифскую эпоху: радиоуглеродная и архе-
ологическая хронология. — Спб., 2005. — 290 с.
жизнь животных: в 7 т. — М., 1989. — Т. 7: Млеко-
питающие. — 558 с.
жуланова Н.и. Многоствольные флейты в традици-
онной культуре коми-пермяков: Дисс. … канд. ис-
кусствоведения. — М., 2003. — 249 с.
Завитухина М.П. Древнее искусство на Енисее.
Скифское время. публикация одной коллекции. —
Л., 1983. — 192 с.
Гамкрелидзе Т.в., иванов в.в. Индоевропейский
язык и индоевропейцы. Реконструкции и историко-
типологический анализ праязыка и протокультуры:
в 2 т. — Тбилиси, 1984. — 1409 с.
иванчик А.и. Накануне цивилизации. Северное
причерноморье и степные кочевники VIII—VII вв.
до н. э. в античной литературной традиции: фоль-
клор, литература и история. — Москва; Берлин,
2005. — 313 с.
избицер Е.в. Модели «повозок», «флейты пана» и
северокавказская культура // Археолог: детектив и
мыслитель: Сб. статей, посвящ. 77-летию Л.С. Клей-
на. — Спб., 2004. — С. 409—421.
Канторович А.р. Один из образов копытного живот-
ного в искусстве скифского звериного стиля // РА. —
1995. — № 4. — С. 45—55.
Квитка К.в. Об историческом значении флей-
ты пана // Музыкальная фольклористика. — М.,
1986. — вып. 3. — С. 244—257.
Клочко Л.С. поясная одежда у населения Скифии //
Древности скифской эпохи. — М., 2006. — С. 100—
120.
Кобылина М.М. пан на надгробной плите из Фана-
гории // СА. — 1973. — № 3. — С. 174—181.
Кокорина Ю.Г. Декор скифского оружия VII—IV вв.
до н. э. (Изобразительные традиции, организация
декора, семантика образов): Автореф. дисс. … канд.
ист. наук. — М., 2003. — 23 с.
Кокорина Ю.Г. Меч, акинак, кинжал — какой тер-
мин выбрать? // Археологические вести. — Спб.,
2008. — вып. 15. — С. 75—83.
Коровин К. Моя жизнь. — М.: Азбука, 2013. —
250 с.
Кудряшев М.и. введение // песнь о Нибелунгах. —
Спб., 1889. — С. 5—139.
С т а т т і
138 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
Кузина Н.в. Культ Диониса в античных государс-
твах Северного причерноморья: содержание, обще-
ственно-политический аспект, локальная специфи-
ка: Автореф. дисс. … канд. ист. наук. — Иваново,
2008. — 16 с.
Кузьмина Е.Е. Мифология и искусство скифов и
бактрийцев (культурологические очерки). — М.,
2002. — 288 с.
Кун Н.А. Легенды и мифы Древней Греции. — М.,
2007. — 560 с.
Лелеков Л.А. Ранние формы иранского эпоса // Наро-
ды Азии и Африки. — 1979. — № 3. — С. 173—188.
Либеров П.Д. памятники скифского времени
на среднем Дону. — М., 1965. — 112 с. (САИ. —
вып. Д1—311).
Лосев А.Ф. пан // МНМ. в 2 т. — М., 1982. — Т. 2:
К—Я. — С. 278—280.
Лосев А.Ф. Мифология греков и римлян. — М.,
1996. — 975 c.
Любкер Ф. Реальный словарь классических древ-
ностей: в 3 т. — М., 2001. — Т. 3. — 576 с.
Мачинский Д.А. пектораль из Толстой Могилы
и великие женские божества Скифии // Культура
востока. Древность и раннее средневековье. — Л.,
1978. — С. 131—150.
Мелюкова А.и. Каменная фигура скифа-воина //
КСИИМК. — 1952. — вып. XLVIII. — С. 125—128.
Мелюкова А.и. вооружение скифов. — М., 1964. —
92 с. (САИ. — вып. Д1—4).
Миллер вс.Ф. Осетинские этюды. Ч. ІІ // Уч. зап.
Имп. Московс. Ун-та: Отдел Историко-филологичес-
кий. — М., 1882. — вып. 2. — С. 510—515.
Мищенко Ф.Г. К вопросу об этнографии и географии
геродотовой Скифии // Университетские известия. —
К., 1882. — № 2. — С. 450—560.
Мозолевский Б.Н., Полин С.в. Курганы скифского
Герроса IV в. до н. э. (Бабина, водяна и Соболева
Могилы). — К., 2005. — 600 с.
Мозолевський Б.М. Товста Могила. — К., 1979. —
252 с.
Окшотт Э. Археология оружия. От бронзового века
до эпохи Ренессанса. — М., 2004. — 398 с.
Ольховский в.С., Евдокимов Г.Л. Скифские извая-
ния VII—III вв. до н. э. — М., 1994. — 188 с.
Отрощенко в.в. парадный меч из кургана у с. ве-
ликая Белозерка // вооружение скифов и сармат. —
К., 1984. — С. 121—126.
Полидович Ю.Б. Хищник и его жертва: выражение
круговорота жизни и смерти средствами скифского
зооморфного кода // Структурно-семиотические ис-
следования в археологии. — Донецк, 2006. — Т. 3. —
С. 291—302.
Полидович Ю.Б. Изображения таутеке на наверши-
ях из комплекса Биже (Жетысу) в контексте ранне-
сакского «звериного стиля» // Сакская культура Са-
рыарки в контексте изучения этносоциокультурных
процессов степной Евразии: Материалы Круглого
стола, посвящ. 20-летию Независимости Республики
Казахстан. — Караганды, 2011. — С. 123—130.
Полидович Ю.Б. Структура и символика декора но-
жен мечей раннескифского времени // война и во-
енное дело в скифо-сарматском мире: Материалы
Междунар. науч. конф., посвящ. пам. А.И. Мелюко-
вой (26—29 апреля 2014 г., с. Кагальник). — Ростов-
на-Дону, 2014а. — С. 290—309.
Полидович Ю.Б. Структура и символика декора но-
жен мечей скифского времени // Музейні читання:
Матеріали наук. конф. Ювелірне мистецтво — пог-
ляд крізь віки (18—20 листопада 2013 р., Київ). —
К., 2014б. — С. 152—169.
Полидович Ю.Б. Изображения на клинках кинжа-
лов и мечей скифо-сакского времени // восхождение
к вершинам археологии: Сб. материалов междунар.
науч. конф. Древние и средневековые государства
на территории Казахстана, посвящ. 90-летию со дня
рожд. К.А. Акишева. — Алматы, 2014в. — С. 257—
272.
Полин С.в. Скифский золотобалковский курганный
могильник V—IV вв. до н. э. на Херсонщине. — К.,
2014. — 776 с.
Придик Е.М. Мельгуновский клад 1763 г. // МАР. —
1911. — № 31. — С. 1—28.
Прохорова Т.А, Гугуев в.К. Богатое сарматское пог-
ребение в кургане на восточной окраине г. Ростова-
на-Дону // Изв. Ростовс. обл. музея краеведения. —
1988. — вып. 5. — С. 40—48.
Прохорова Т.А, Гугуев в.К. Богатое сарматское пог-
ребение в кургане 10 Кобяковского могильника //
СА. — 1992. — № 1. — С. 142—161.
раевский Д.С. Эллинские боги в Скифии? (К семан-
тической характеристике греко-скифского искусст-
ва) // вДИ. — 1980. — № 1. — С. 49—71.
раевский Д.С. Скифские каменные изваяния в сис-
теме религиозно-мифологических представлений
ираноязычных народов евразийских степей // Сред-
няя Азия, Кавказ и зарубежный восток в древнос-
ти. — М., 1983. — С. 40—60.
раевский Д.С. Модель мира скифской культуры.
проблемы мировоззрения ираноязычных народов
евразийских степей I тысячелетия до н. э. — М.,
1985. — 256 с.
русяева А.С. земледельческие культ в Ольвии до-
гетского времени. — К., 1979. — 172 с.
русяева А.С. Религия понтийских эллинов в анти-
чную эпоху: Мифы. Святилища. Культы олимпийс-
ких богов и героев. — К., 2005. — 559 с.
русяєва М.в. Основний сюжет на пекторалі з Товстої
Могили // Археологія. — 1992. — № 3. — С. 34—46.
русяєва М.в. Діонісійські сюжети на пам’ятках
торевтики із скіфських курганів // Археологія. —
1995. — № 1. — С. 22—34.
Скржинская М.в. Древнегреческие праздники в
Элладе и Северном причерноморье. — К., 2009. —
363 с.
Стеблин-Каменский и. примечания // Авеста. Из-
бранные гимны. Из видевдата / пер. с авест., пре-
дисл., примеч. и словарь И. Стеблин-Каменского. —
М., 1992. — С. 181—197.
Сулейманов р. О веретрагне // Традиции востока и
запада в античной культуре Средней Азии: Сб. ста-
тей в честь поля Бернара. — Самарканд, 2010. —
С. 198—203.
Тахо-Годи А.А. Греческая мифология. — М., 1989. —
304 с.
Толубаев М. О значении слова «кандагай» из эпоса
«Манас» // Эпос «Манас» как историко-этнографичес-
кий источник: Тезисы междунар. науч. симпоз., пос-
вящ. 1000-летию эпоса «Манас». — Бишкек, 1995. —
С. 107—109.
Топал Д.А. Финальная линия развития мечей клас-
сической Скифии. Соотношение типов Чертомлык
и Шульговка // Stratum plus. — 2014а. — № 3. —
С. 129—156.
Топал Д.А. Акинаки классической Скифии: тип Со-
лоха // война и военное дело в скифо-сарматском
мире: Материалы Междунар. науч. конф., посвящ.
пам. А.И. Мелюковой (26—29 апреля 2014 г., с. Ка-
гальник). — Ростов-на-Дону, 2014б. — С. 380—406.
Топоров в.Н. Древо мировое // МНМ. в 2-х т. — М.,
1980. — Т. 1: А—К. — С. 398—406.
Полидович Ю.Б. Меч из кургана Толстая Могила
139ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2015, вип. 2 (15)
Топоров в.Н. Об индоевропейских соответствиях од-
ному балтийскому мифологическому имени: балт.
Puš(k)ait- : др.-инд. Pūs.án, др.-греч. Πάν // Топоров в.
Н. Исследования по этимологии и семантике. — М.,
2006. — Т. 2: Индоевропейские языки и индоевропе-
истика, кн. 1. — С. 235—263.
Трейстер М.Ю. Образ пана на обкладке перекрес-
тья меча из Толстой Могилы (о некоторых аспектах
«греко-скифского» в торевтике IV в. до н. э. // Бос-
порский феномен. Греки и варвары на Евразийском
перекрестке: Материалы междунар. науч. конф.
(19—22 ноября 2013 г., Санкт-петербург). — Спб.,
2013. — С. 454—461.
Туаллагов А.А. Скифо-сарматский мир и нартовс-
кий эпос осетин. — владикавказ, 2001. — 315 с.
Усачук А.Н. К вопросу о костяных деталях духовых
музыкальных инструментов в эпоху бронзы // Древ-
ности Северо-восточного приазовья. — Донецк,
1999. — С. 70—87.
Фiлатов О.П., Черненко Е.в. Скiфський курган на
ворошиловградщинi // АДУ 1969 р. — К., 1972. —
вип. IV. — С. 122—125.
Черненко Е.в. Оружие из Толстой могилы // Скиф-
ский мир. — К., 1975. — С. 152—173.
Черненко Е.в. Древнейшие скифские парадные
мечи (Мельгунов и Келермес) // Скифия и Кавказ. —
К., 1980. — С. 7—30.
Шауб и.Ю. Миф, культ, ритуал в Северном причер-
номорье (VII—IV вв. до н. э.). — Спб., 2007. — 484 с.
Шелехань О.в. До питання про форму перехрестя
клинкової зброї скіфського часу // Археологія. —
2013. — № 4. — С. 41—54.
Шрамко и.Б. Исследование двух мечей из коллек-
ции полтавского краеведческого музея // 100-рiч-
чя полтавського краєзнавчого музея. — полтава,
1991. — С. 70—73.
Этнография и мифология осетин. Краткий сло-
варь. — владикавказ, 1994. — 284 с.
яценко С.А. Антропоморфные изображения Сарма-
тии // Аланы и Кавказ (Alanica-II). — владикавказ;
Цхинвал, 1992. — С. 189—214.
яценко С.А. Сидящий мужской персонаж с сосудом
в руке на сакской бронзовой «курильнице» из Семи-
речья // История и археология Семиречья. — Алма-
ты, 2011. — № 4. — С. 7—26.
Liddell H.G., Scott R. A Greek-English Lexicon. New
supplement added. — Oxford, 1996. — 2042 p.
Mathiesen Th.J. Apollo’s Lyre. Greek Music and Music
Theory in Antiquity and the Middle Ages. — Lincoln;
London, 1999. — 806 p.
Piotrovsky B., Galanina L., Grach N. Scythian Art.
The legacy of the Scythian world: mid-7th to 3rd century
BC. — Leningrad, 1986. — 183 p.
Puhvel J. Comparative mythology. — Baltimore;
London, 1987. — 302 p.
Ustinova Yu. Lycanthropy in Sarmatian Warrior
Societies: The Kobyakovo Torque // Ansient West and
East. — 2002. — Vol. 1. — P. 102—123.
Ю. Б. П о л і д о в и ч
МЕЧ З КУРГАНУ ТОВСТА МОГИЛА
Стаття присвячена аналізу морфології та декору
меча, знайденого у центральній гробниці кургану
Товста Могила. Меч є типовим виробом для сере-
дини IV ст. до н. е. за формою руків’я його можна
віднести до мечів типу Чортомлик. Більш рідкісним
є ажурне лезо та золоте окуття руків’я. Ще менш
властивим для скіфських мечів є округле навершя
руків’я. Унікальним є декор, особливо зображення
на перехресті: грецький бог пан, що сидить і грає
на флейті-сірінзі, та двоє цапів обіруч від нього. за-
гальна символіка меча як уособлення скіфського бо-
жества війни (Ареса) пов’язана з концепцією світо-
вого дерева. підтвердженням цього є закономірності
декору руків’я скіфських мечів з другої половини
VII до кінця IV ст. до н. е. відповідає цій концепції
також і декор руків’я меча з Товстої Могили. проте
залишається питання: чому на мечі зображено саме
бога пана, як його образ співвідноситься з даною
концепцією. в античній міфології образ пана є до-
сить глибинним, а аспекти його культу — надзви-
чайно різноманітними. проте інтерпретація зобра-
ження має базуватися на тому, що меч був одним із
найважливіших сакральних символів саме скіфсь-
кої воїнської культури. Отже мова може йти лише
про переосмислення грецького образу у скіфській
культурі. зображення міксаморфної істоти, яким є
людино-цап пан, цілком вірогідно, пов’язувалося з
одним із втілень грізного скіфського божества, ана-
логічного іранському веретрагні.
К л ю ч о в і с л о в а: скіфська культура, курган
Товста Могила, пан, Арес, веретрагна.
Y u. B. P o l i d o v y c h
the sword from buriAL
tovstA mogiLA
The article is proposed the analyses of morphol-
ogy and decor of the sword which was founded in the
central burial of Tovsta Mogila. The sword is typical
for the middle 4th century BC. The form of its handle
makes it closer to the swords of Chortomlyk type. More
rear are openworked blade and golden binding of the
handle. The rounded top part of the handle is also not
the typical feature of the Scythian swords. The decor,
especially the representation of Pan (one of the Greek
god) which are played at the flute named syrinx with
two billy goats beside of him are unique. The general
symbolism of sword as a personification of the Scythian
god of the war (Ares) is connected with the World Tree
concept. We may see the evidence of this thought in
the peculiarities of Scythian swords’ handle decora-
tion from the 2nd half of 7th century BC to the end of
the 4th century BC. The handle decoration of the Tovsta
Mogila sword is also corresponded with this concept.
Though one thing is not clear: why Pan is represented
on the sword, how his image is related to this concept?
In the Antic mythology the interpretation of Pan is
rather deep, and his cult’s aspects are highly variable.
But we must allow for the fact that this sword was one
of the most sacral symbols of the Scythian soldierly cul-
ture exclusively. So we see there the rethinking of the
Greek image in the Scythian culture. It’s rather pos-
sible that such polymorphous creature as Pan (a man
and a billy goat at the same time) was connected with
one of the personification of menacing Skythian god
like an Iranian Veretragna.
K e y w o r d s: sword, Scythian culture, burial Tovs-
ta Mogila, Pan, Ares, Verethragna.
Одержано 28.01.2015
|