Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля)
Раннескифский звериный стиль является одним из маркеров продвижения скифов в Восточноевропейской Степи и Лесостепи в VII—VI вв. до н. э. На основании анализа скифского звериного стиля Крыма, а также его многочисленных аналогий из Восточной Европы, выдвигается гипотеза, в соответствии с которой п...
Gespeichert in:
| Datum: | 2017 |
|---|---|
| 1. Verfasser: | |
| Format: | Artikel |
| Sprache: | Russian |
| Veröffentlicht: |
Інститут археології НАН України
2017
|
| Schriftenreihe: | Археологія і давня історія України |
| Schlagworte: | |
| Online Zugang: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/161800 |
| Tags: |
Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
|
| Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| Zitieren: | Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля) / Р.В. Зимовец // Археологія і давня історія України: Зб. наук. пр. — К.: ІА НАН України, 2017. — Вип. 2 (23). — С. 118-136. — Бібліогр.: 64 назв. — рос. |
Institution
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine| id |
irk-123456789-161800 |
|---|---|
| record_format |
dspace |
| spelling |
irk-123456789-1618002019-12-23T01:25:33Z Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля) Зимовец, Р.В. Статті Раннескифский звериный стиль является одним из маркеров продвижения скифов в Восточноевропейской Степи и Лесостепи в VII—VI вв. до н. э. На основании анализа скифского звериного стиля Крыма, а также его многочисленных аналогий из Восточной Европы, выдвигается гипотеза, в соответствии с которой полуостров был основным транзитным путем из Предкавказья в Северное Причерноморье и Лесостепь в это время. Рассматриваются основные возможные маршруты такого продвижения Обосновывается предположение о значительном присутствии скифского контингента в VII в. до н. э. на территории как Степного, так и Предгорного Крыма. Стаття присвячена виявленню значення Криму у заселенні Північного Причорномор'я і Придніпровського Лісостепу скіфами на початку раннього залізного віку — у VII—VI ст. до н. е. При цьому скіфський звіриний стиль розглянуто як один з головних маркерів пересування кочовиків епохи архаїки. Зібрано інформацію про всі відомі нині предмети, оформлені у скіфському звіриному стилі у Криму, які датуються VII — початком V ст. до н. е. The role of the Crimea in the process of settlement of the Scythians of Northern Black Sea Cost and Dnieper Forest-Step region in the Early Middle Age (7th—6th centuries BC) is on the focus of current article. Scythian animal style is considered as a one of the most important marker of the movement of nomads in the archaic epoch. Article collect information about all currently known objects decorated in the Scythian animal style in the Early Middle Age. The analysis of a wide range of analogies of the Crimean animal style objects (elements of horse bridle mostly) prove that they are connected with Caucasus region from the one side and Dnieper region (especially Middle Dnieper, Forest-Steppe) from the other in terms of repertoire and stylistic features. This confirm conclusion that Crimea was the main transit territory, through which Early Scythian nomads penetrated from Caucasus to Northern Black Sea Cost and Middle Dnieper Region. Alternative way via Lower Don was much less demanded. 2017 Article Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля) / Р.В. Зимовец // Археологія і давня історія України: Зб. наук. пр. — К.: ІА НАН України, 2017. — Вип. 2 (23). — С. 118-136. — Бібліогр.: 64 назв. — рос. 2227-4952 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/161800 904.2(477.75)”6383” ru Археологія і давня історія України Інститут археології НАН України |
| institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| collection |
DSpace DC |
| language |
Russian |
| topic |
Статті Статті |
| spellingShingle |
Статті Статті Зимовец, Р.В. Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля) Археологія і давня історія України |
| description |
Раннескифский звериный стиль является одним
из маркеров продвижения скифов в Восточноевропейской Степи и Лесостепи в VII—VI вв. до н. э.
На основании анализа скифского звериного стиля
Крыма, а также его многочисленных аналогий из
Восточной Европы, выдвигается гипотеза, в соответствии с которой полуостров был основным транзитным путем из Предкавказья в Северное
Причерноморье и Лесостепь в это время. Рассматриваются основные возможные маршруты такого продвижения Обосновывается предположение о значительном присутствии скифского контингента в VII в. до н. э. на территории как Степного, так и Предгорного Крыма. |
| format |
Article |
| author |
Зимовец, Р.В. |
| author_facet |
Зимовец, Р.В. |
| author_sort |
Зимовец, Р.В. |
| title |
Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля) |
| title_short |
Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля) |
| title_full |
Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля) |
| title_fullStr |
Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля) |
| title_full_unstemmed |
Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля) |
| title_sort |
крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля) |
| publisher |
Інститут археології НАН України |
| publishDate |
2017 |
| topic_facet |
Статті |
| url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/161800 |
| citation_txt |
Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля) / Р.В. Зимовец // Археологія і давня історія України: Зб. наук. пр. — К.: ІА НАН України, 2017. — Вип. 2 (23). — С. 118-136. — Бібліогр.: 64 назв. — рос. |
| series |
Археологія і давня історія України |
| work_keys_str_mv |
AT zimovecrv krymvkonteksteranneskifskihmigracijpomaterialamzverinogostilâ |
| first_indexed |
2025-07-14T14:21:11Z |
| last_indexed |
2025-07-14T14:21:11Z |
| _version_ |
1837632451802824704 |
| fulltext |
118 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
УДК: 904.2(477.75)”6383”
р.В. Зимовец
КРЫМ В КОНТЕКСТЕ
РАННЕСКИФСКИх МИГРАЦИЙ
(по материалам звериного стиля)
раннескифский звериный стиль является одним
из маркеров продвижения скифов в Восточноевро-
пейской Степи и Лесостепи в VII—VI вв. до н. э.
На основании анализа скифского звериного стиля
крыма, а также его многочисленных аналогий из
Восточной Европы, выдвигается гипотеза, в со-
ответствии с которой полуостров был основным
транзитным путем из Предкавказья в Северное
Причерноморье и Лесостепь в это время. рассмат-
риваются основные возможные маршруты тако-
го продвижения обосновывается предположение о
значительном присутствии скифского континген-
та в VII в. до н. э. на территории как Степного,
так и Предгорного крыма.
Ключевые слова: скифский звериный стиль,
крым, ранний железный век, миграции скифов.
Как письменные, так и археологические ис-
точники свидетельствуют о том, что примерно
с середины VII в. до н. э. на Крымский полу-
остров начали проникать носители скифской
культуры. Геродот недвусмысленно пишет о
том, что вернувшись (выделено нами — р. З.) на
свою территорию после переднеазиатских похо-
дов, скифы встретили сопротивление потомков
слепых рабов, прокопавших ров от Меотидского
озера до Таврских гор [Herod., IV, 1], перекрыв-
ших, таким образом, Ак-Монайский перешеек
[Ольховский, 1981, c. 61—63]. То есть, скифы
(по крайней мере, определенная их часть) при-
сутствовали в Крыму уже до походов в Пере-
днюю Азию. возможно, именно с полуостровом
связана и описанная Геродотом «погоня» за
киммерийцами, в результате которой оба наро-
да оказались в Передней Азии [вахтина, ви-
ноградов, Рогов, 1980, c. 155—156]. во всяком
случае, после походов скифы возвращались в
Крым уже как в «свою страну». К 640-м гг. до
н. э. относится погребение на Темир-горе, к
чуть более позднему времени — 630—625 гг. до
н. э. — захоронение у с. Филатовка в Северном
Крыму [Храпунов, 1995, c. 30] — четкие инди-
каторы присутствия скифов в степных районах
восточного и Северного Крыма. Однако харак-
тер этого присутствия, а также вопросы, свя-
занные с его территорией и интенсивностью в
эпоху архаики (VII—VI вв. до н. э.) до сих пор
остаются предметом дискуссии среди специа-
листов.
Большинство исследователей разделяет точ-
ку зрения, в соответствии с которой во второй
половине VII—VI вв. до н. э. кочевники лишь из-
редка проникали на территорию Степного Кры-
ма. Как отмечает И.Н. Храпунов, единичный
характер памятников этого времени отражает
малочисленность населения, хотя «не возникает
сомнения, что кочевые скифы были единствен-
ными жителями крымских степей» [Храпунов,
2003, c. 16]. в совместной книге И.Н. Храпунов
и в.С. Ольховский указывают, что и до перед-
неазиатских походов, и после возвращения из
них скифы попадали в Северопричерноморскую
Степь двумя путями: через низовья Дона и че-
рез Керченский пролив и полуостров. При этом
исследователи отмечают, что второй путь был
намного короче и известен скифам со времени
«погони» за киммерийцами, т. е. с самого нача-
ла их пребывания на этих территориях [Ольхов-
ский, Храпунов, 1990, c. 20—21]. Однако в своей
монографии, вышедшей пятью годами позже,
И.Н. Храпунов определенно пишет о проникно-
вении ранних скифов в VII в. до н. э. в Крым «с
севера», т. е. через Перекопский перешеек [Хра-
пунов, 1995, c. 45].
Меняются взгляды двух исследователей и на
вопрос проникновения скифов в Центральный Р.в. зИМОвЕЦ, 2017
Зимовец р.В. Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля)
119ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
Крым и Крымское Предгорье. Так, в 1980-х гг.
в.С. Ольховский полагал, что скифы прони-
кают в Предгорье не позднее первой полови-
ны VI в. до н. э. и в это же время вступают в
контакт с представителями кизил-кобинской
культуры. Начинается процесс культурного
взаимодействия и взаимопроникновения, в
результате чего возникает некая смешанная
культура, сочетающая в себе черты скифской
и кизил-кобинской. Ее погребальный обряд
совмещал западную ориентировку и вытяну-
тое положение покойников при наличии кера-
мики с резным геометрическим орнаментом и
могильных сооружений в виде каменных ящи-
ков. Однако немногочисленность памятников
этого времени заставляет предположить, что
скифы появляются в Крыму периодически,
видимо, для сбора дани, а основными террито-
риями их кочевья являются южноукраинские
степи [Ольховский, 1982, c. 76]. А в уже упомя-
нутой совместной книге соавторы пишут, «что
кизил-кобинское население предгорий и части
степей уже в VII в. до н. э. вступило в прямые
контакты с появившимися в степи скифами.
Подобные контакты вполне могли привести к
появлению в столь ранний период группы сме-
шанного скифо-кизил-кобинского населения,
оставшегося в Крыму после ухода основной
массы скифов в Переднюю Азию» [Ольховский,
Храпунов, 1990, c. 26]. в более поздней работе
И.Н. Храпунов все-таки говорит о VI в. до н. э.
как о времени начала контактов скифов и ки-
зил-кобинцев [Храпунов, 2003, c. 14].
в статье, опубликованной еще в 1950-х гг.,
на основании известных на то время археоло-
гических материалов, Т.Н. Троицкая пришла
к выводу о существовании принципиальных
отличий между раннескифской культурой
Керченского полуострова, изначально нахо-
дившейся под сильным греческим влиянием,
и скифской культурой Центрального Крыма,
являвшейся неким отголоском скифской куль-
туры Поднепровья. Различными, по мнению
Троицкой, были и пути проникновения ски-
фов в Крым. Если восточная часть полуострова
была тесно связана с Прикубаньем и миграция
шла через Керченский пролив, в Центральном
Крыму скифы оказываются на столетие позд-
нее, проникая туда, вероятно, из приднепров-
ских Степей через Перекоп [Троицкая, 1957,
c. 68]. Основанием для такого вывода служат,
в первую очередь, материалы «скифской триа-
ды», появляющиеся в Центральном Крыму на-
много позднее, чем в восточном. Если предме-
ты звериного стиля с Темир-горы датируются
серединой — третьей четвертью VII в. до н. э.,
то первым ранним памятником в Центральном
Крыму, из которого происходят известные брон-
зовые бляхи в виде свернувшегося хищника и
ритуальный топорик, сочетающий голову хищ-
ной птицы и ногу неопределенного копытного,
является погребение 3 кургана 2 у с. Долинное
(курган Кулаковского), относящееся ко второй
половине VI в. до н. э. При этом территориаль-
ная и хронологическая уникальность Темир-
горы привела исследовательницу к выводу об
«особом характере» данного памятника и его
нетипичности для крымского региона [Троиц-
кая, 1957, c. 69].
Противоположная точка зрения на характер
присутствия скифов в Центральном Крыму и
Предгорье была высказана Х.И. Крис. По ее
представлениям, во второй половине VII в. до
н. э. скифы не только появляются в Предгорье
Крыма, но и уже составляют значительную
группу населения [Крис, 1976, c. 245]. По мне-
нию исследовательницы, к раннескифскому
времени (вторая половина VII — начало VI вв.
до н. э.) можно отнести около 50 впускных пог-
ребений, характеризующихся положением на
спине и западной ориентировкой. что касается
лощеной керамики с резным геометрическим
орнаментом, встреченной во многих из этих
погребений, то она вполне может быть связана
с пришлым скифским населением, поскольку,
появившись в VII в. до н. э., проявляет сходство
с керамикой Северного Причерноморья, Север-
ного Кавказа, частично, Лесостепи (жаботин-
ские памятники) [Крис, 1976, c. 241]. То есть,
как полагала Х.И. Крис, не скифы заимство-
вали кизил-кобинскую керамику, а наоборот,
кизил-кобинцы переняли у пришлых скифов
новый керамический комплекс.
Э.в. Яковенко в докторской диссертации вы-
двинула гипотезу о существовании «торного
пути», соединявшего район Северного Кавказа
с Балкано-Дунайским регионом и Лесостеп-
ным Поднепровьем еще с предскифского вре-
мени и проходившего через территорию Крыма
[Яковенко, 1985, с. 4, 17]. Этот путь был крат-
чайшим, и имел большое значение для утверж-
дения скифских племен в Северном Причерно-
морье. Исследовательница обращает внимание
на отличную от современной экологическую
ситуацию на Керченском полуострове в VII—
IV вв. до н. э., наличие в Керченском проливе
удобных для перехода бродов 1, по которым
«скифы устремились из Предкавказья на новое
завоевание Северного Причерноморья» [Яко-
венко, 1985, с. 4, 17].
Схожую гипотезу развивает и М.Ю. вахтина,
акцентируя внимание на значении Крыма как
транзитной территории в раннескифское вре-
мя, соединявшей Прикубанье и Северное При-
черноморье. Ссылаясь на упоминания «отца
истории»,она высказала предположение о том,
что «через район восточного Крыма в эпоху
архаики проходил путь регулярных миграций
скифов, связывавших Степное Поднепровье и
Кубань» [вахтина, 1989, c. 78]. в пользу этих
1. Само слово «Боспор» в переводе с греческого язы-
ка означает «бычий брод» [Ольховский, Храпунов,
1990, с. 21].
Статті
120 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
данных свидетельствуют и археологические
материалы. в контексте обычая кочевников
насыпать курганы вдоль главных степных
«дорог» интерпретируются курганы на Темир-
горе и близ Филатовки. На основании анали-
за родосско-ионийских сосудов с Темир-горы,
Филатовки и Немировского городища, а также
аналогий негреческим вещам с Темир-горы ис-
следовательница отмечает определенное «тяго-
тение» темиргорского погребения к западным
районам Северного Причерноморья [вахтина,
1989, c. 78].
Подытоживая мнения разных исследовате-
лей о роли и месте крымского полуострова в
контексте раннескифских миграций, можно
сформулировать следующие положения, кото-
рые демонстрируют единство и различия в под-
ходах к данному вопросу.
во-первых, все исследователи согласны с тем,
что время появления скифов в Крыму необхо-
димо относить к третьей четверти VII в. до н. э.,
т. е. ко времени темиргорского памятника.
во-вторых, считается, что на протяжении
второй половины VII—VI вв. до н. э. скифское
население Крыма было крайне немногочис-
ленным, и кочевало в степных районах полу-
острова.
Различия касаются, преимущественно, трех
моментов. во-первых, путей проникновения
скифов на Крымский полуостров: через Кер-
ченский пролив (Э.в. Яковенко), Нижнее Подо-
нье и Перекоп (И.Н. Храпунов), по обоим мар-
шрутам (в.С. Ольховский, И.Н. Храпунов), по
обоим маршрутам, но в разное время (Т.Н. Тро-
ицкая). От решения данного вопроса во многом
зависит понимание роли Крыма в контексте
раннескифских миграций: случайное проник-
новение, транзитная территория, постоянное
пребывание.
во-вторых, времени проникновения скифов в
Центральный Крым и Предгорье: либо раннее,
в VII в. до н. э. (Х.И. Крис, в.А. Колотухин),
либо более позднее — VI в. до н. э. (Т.Н. Троиц-
кая, А.М. Лесков). в.С. Ольховский и И.Н. Хра-
пунов в разное время принимали и более ран-
ний, и более поздний временной интервал.
в-третьих, это вопрос взаимоотношения ски-
фов и аборигенного — кизил-кобинского — на-
селения Крыма. С тем, что кизил-кобинская
культура повлияла на скифов, кочевавших в
Предгорье, похоже, согласны все исследовате-
ли, однако вопрос о степени этого влияния и
его составляющих элементах остается дискус-
сионным. Также необходимо отметить, что, по
сути, лишь один исследователь — Т.Н. Троиц-
кая — на основании анализа раннескифского
звериного стиля, дал четкую картину хроно-
логической дифференциации эпохи архаики
в Крыму и предложил свое видение заселения
полуострова скифами в VII—VI вв. до н. э.
задача данной статьи — проанализиро-
вать приведенные выше выводы и остающие-
ся открытыми вопросы в контексте современ-
ных знаний о зверином стиле эпохи архаики,
представленном на территории полуострова.
звериный стиль, наряду с другими предмета-
ми «скифской триады», является одним из на-
иболее характерных маркеров культур скиф-
ского облика на различных территориях их
распространения. Естественно, рассмотрение
этого материала должно находиться в контек-
сте анализа других элементов «триады», а так-
же погребальных комплексов и поселенческих
структур.
Однако здесь и возникает принципиальная
сложность. Комплексов, датируемых временем
скифской архаики в Крыму крайне мало, и они
хорошо известны. в то же время, с территории
Крыма происходит достаточно представитель-
ная коллекция предметов «скифской триады»
архаического времени и, в первую очередь,
предметов, оформленных в зверином стиле.
Методологическая оправданность привлече-
ния материалов скифского звериного стиля к
рассмотрению вопроса о миграциях ранних
скифов объясняется и тем фактом, что для
большей части VI в. до н. э. не зафиксирова-
но производство металлических предметов в
зверином стиле в греческих городах Северно-
го Причерноморья и на городищах Лесостепи
[Ольговский, 2014, c. 88, 185, 249]. звериный
стиль, как в виде целостного репертуара обра-
зов, так и отдельных категорий предметов, по-
является в восточной Европе в «готовом виде»,
не имея аналогов и прототипов в предшеству-
ющих культурах данной территории, а это оз-
начает, что «за распространением характерных
элементов культуры скрываются перемещения
самих носителей этих культурных традиций»
[Курочкин, 1989, c. 109]. После начала произ-
водства металлических изделий, оформленных
в зверином стиле, в эллинских центрах Север-
ного Причерноморья и на лесостепных городи-
щах с конца VI и, в особенности в V вв. до н. э.
этот феномен становится, в большей степени,
маркером культурных влияний, связанных с
производственными центрами, эстетическими
предпочтениями и т. д., нежели миграционных
процессов.
Определение аналогий целому ряду образов,
происходящих с территории Крыма, их генези-
са, дает представление о возможных путях миг-
раций скифов во второй половине VII—VI вв.
до н. э., а также роли крымского полуострова
в этом процессе. Для решения поставленной
задачи мы проанализируем репертуар обра-
зов звериного стиля эпохи архаики в Крыму, и
приведем основные аналогии крымским изоб-
ражениям с других территорий восточной Ев-
ропы, выявляя возможные закономерности их
генеалогии и развития (1), на основании этого
анализа рассмотрим возможные направления
миграций ранних скифов и роль Крыма в этом
процессе (2).
Зимовец р.В. Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля)
121ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
1. СОСТАВ ОбРАЗОВ
И Их АНАЛОГИИ
Коллекция оригинальных архаических
крымских изображений в скифском зверином
стиле насчитывает 38 экземпляров (с учетом
зооморфных превращений и дополнительных
изображений). Количество предметов, которые
они оформляют — 32. Наиболее известными
изделиями звериного стиля с территории Кры-
ма, относимыми ко второй половине VII в. до
н. э. являются костяное налучье и бляха в виде
свернувшегося хищника с Темир-горы (рис. 1,
1, 2).
костяное налучье выполнено в виде головы
бараноптицы (грифобарана), оформленного
дополнительными изображениями на клюве
(моделировка рта), в основании клюва (моде-
лировка рогов), и в основании головы. Изоб-
ражение бараноптицы является одним из на-
иболее архаичных в скифском зверином стиле,
на что уже неоднократно обращали внимание
специалисты 1. Наиболее ранние изображения
зафиксированы в Келермесских курганах 1/в,
2/в, датируемых 660—640 гг. до н. э. [Галани-
на, 1997, c. 184—192]. Однако образ баранопти-
1. Историография вопроса и комплексный анализ
данного образа представлен [Канторович, 2007].
цы встречается также в закавказье и Передней
Азии — зоне переднеазиатских походов ски-
фов, в частности в Тейшебаини (Кармир-Блу-
ре) и Норшунтепе [Иванчик, 2001, c. 25, рис. 4,
8; с. 37, рис. 14, 6]. Большинство среднеднеп-
ровских изображений исследователи считают
подражательными по отношению к предкав-
казским образцам [Канторович, 2015, c. 806],
что позволяет уверенно говорить о сложении
данного образа на территории Кавказа-Пред-
кавказья во время переднеазитских походов
и последующем его проникновении в Среднее
Поднепровье через территорию Крыма.
в виде изображений бараноптицы оформ-
лены распределительные пряжки-пронизи уз-
дечных ремней, навершия деревянных псали-
ев, налучья, ритуальные бронзовые навершия.
Относящаяся к категории костяных налучий 2,
темиргорская бараноптица характеризуется
рядом оригинальных черт: она имеет значи-
тельные размеры, и украшена тремя допол-
нительными изображениями. Наиболее близ-
кие по стилистике экземпляры происходят из
могильника Новозаведенное-II, относимого ко
второй половине VII — началу VI вв. до н. э.
[Петренко, Маслов, Канторович, 2000, c. 246],
2. Каталог налучий был недавно приведен в специ-
альной работе И.Б. Шрамко [Шрамко, 2015].
рис. 1. Скифский звериный стиль Крыма VII — первой половины VI вв. до н. э.: 1, 2 — Темир-гора; 3 —
уроч. «Седьмое поле» Красногвардейского р-на; 4 — Агармыш (окрестности Старого Крыма); 5 — с. Меж-
горье Белогорского р-на; 6 — уроч. Алан-Тепе (окрестности Старого Крыма); 7 — Агармыш; 8 — Кубалач;
9 — с. Александровка Белогорского р-на; 10 — между пос. зуя и Ароматное Белогорского р-на
Статті
122 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
из зольника 28 Бельского городища, датируе-
мого последней четвертью VII — второй—тре-
тьей четвертью VI вв. до н. э. [Шрамко, 2015,
c. 489], из погребения 1 кургана 2 близ Семе-
новки Херсонской области [Мурзин, 1984, c. 17,
рис. 5, 6]. Семеновское налучье — единствен-
ное в данной серии, не имеющее дополнитель-
ных изображений. Близким по иконографии
является изображение бараноптицы на пар-
ных бронзовых навершиях из кургана 476 у
с. волковцы, также украшенных дополнитель-
ными изображениями и датируемых VI в. до
н. э. [Ильинская, 1968, c. 193].
Дополнительные изображения заслуживают
отдельного рассмотрения. Э.в. Яковенко об-
ратила внимание на общность образа головы
копытных животных на клюве бараноптицы с
Темир-Горы и ряде посульских псалиев [Яко-
венко, 1976, c. 238—239]. Изображение на клю-
ве темиргорской бараноптицы представляет
собой удлиненную головку, оканчивающуюся
двумя рельефными овалами, передающими
ноздрю и рот животного. Маленький глаз мо-
делирован кружком. Сзади — длинное лепес-
тковой формы ухо, впадина раковины которо-
го образует, одновременно, рот бараноптицы.
Это изображение находит параллели на кос-
тяных псалиях Посулья, выполненных в виде
головы «бегущих» коней, относимых к VI в. до
н. э. [Яковенко, 1976а, c. 129; Яковенко, 1976,
c. 238—239]. Особенно схожей с темиргорской
головкой является одна из головок «бегущего»
коня из кургана у хут. Шумейко [Ильинская,
1965, c. 89; рис. 1, 5]. Посульские аналогии
собственно и позволили Э.в. Яковенко иден-
тифицировать дополнительное изображение
на темиргорском клюве как голову коня. Но
кроме посульских псалиев, крайне близким
этому изображению является изображение на
клюве бараноптицы из кургана 13 могильни-
ка Новозаведенное II (Предкавказье). здесь
также представлено животное с удлиненной
головкой, оканчивающейся двумя овалами и
имеющей длинное ухо [Петренко, Маслов, Кан-
торович, 2000, c. 244—245, рис. 5, 1] 1.
На клюве бараноптицы волковецких навер-
ший отсутствует дополнительное изображение
головки копытного. в то же время, ее рога,
также как и рога темиргорской бараноптицы,
оформлены в виде фигурок животных, интер-
претация которых до сих пор неоднозначна.
Так, Э.в. Яковенко видит в данном образе моло-
дого (безрогого) лося, характерным признаком
1. Необходимо отметить, что идентификация допол-
нительного изображения на клювах бараноптиц с
Темир-горы и Новозаведенного II, как головы ко-
пытного, не является бесспорной. Так, А.Р. Кан-
торович идентифицирует изображение на клюве
темиргорского изделия с головой «копытного или
зайца», а на клюве бараноптицы из Новозаведенно-
го II — как «копытного или хищника» [Канторович,
2015, с. 804].
которого является горбоносая морда [Яковенко,
1976, c. 239]. Е.в. Переводчикова трактует их
как изображения зайцев [Переводчикова, 1994,
с. 54], А.Р. Канторович — как голову копытно-
го или зайца [Канторович, 2015, c. 804]. Не так
давно идентификация дополнительного изоб-
ражения на рогах бараноптиц с Темир-горы и
волковцов в качестве головы зайца получила
дополнительную аргументацию. На западном
укреплении Бельского городища был выявлен
костяной наконечник лука в виде головы бара-
ноптицы, рога которой украшает выполненное
крайне реалистично полнофигурное изображе-
ние зайца [Шрамко, 2015, c. 487—511, ил. 1. 1].
По мнению И.Б. Шрамко, уникальность бель-
ского налучья заключается в том, что с его по-
мощью становится возможной идентификация
ряда дополнительных образов, размещенных
на головах бараноптиц — темиргорской, вол-
ковецких и, возможно, новозаведенной — ос-
тававшихся до настоящего времени спорными.
Соглашаясь с И.Б. Шрамко относительно иден-
тификации образа зайца в оформлении рогов
бараноптиц с Темир-горы и волковцов, отме-
тим, что трактовка Э.в. Яковенко изображений
на клюве темиргорской (а, значит, и новозаве-
денной) бараноптицы как головок копытного
остается актуальной, благодаря аналогиям
«бегущим» коням на псалиях Посулья.
впрочем, для целей нашего исследования
важна не столько идентификация, сколько
сама связь рассматриваемых образов. Извес-
тны лишь два случая, когда непосредственно
клюв бараноптицы украшается дополнитель-
ной головкой копытных: Темир-Гора и Ново-
заведенное II. Ближайшими аналогиями этим
изображениям являются головки «бегущих»
коней на посульских псалиях. Таким образом,
есть основания говорить о том, что специфи-
ческая иконография головы бараноптицы с до-
полнительными изображениями копытных на
клюве сложилась на пространстве от Кавказа
до восточного Крыма, а отдельный его элемент
находит самостоятельное оригинальное вопло-
щение на костяных псалиях Посулья.
Если верно предположение о том, что субъ-
ектом зооморфных превращений рогов бара-
ноптиц с Темир-горы, Бельска и волковцов яв-
ляется фигура зайца, становится возможным
говорить о локальных особенностях образов,
характерных для Крыма и Днепровской Лево-
бережной Лесостепи (Посулья и бассейна вор-
склы) 2. К сожалению, необходимо признать,
что условность изображения в основании клю-
ва темиргорской бараноптицы, да и в целом
«определенный разнобой признаков», харак-
терный для изображения зайца в эпоху арха-
2. зооморфная трансформация рогов новозаведен-
ской бараноптицы в большей степени отсылает к
мотиву хищника, нежели зайца [Петренко, Маслов,
Канторович, 2014, с. 245].
Зимовец р.В. Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля)
123ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
ики [Полидович, вольная, 2005, c. 423], не поз-
воляют пока ставить точку в этой дискуссии.
клювовидные и барановидные пряжки-
пронизи. Фрагментированная клювовидная
пряжка-пронизь с сильно загнутым клювом и
рельефно выраженным ртом была обнаружена
неподалеку от с. Межгорье Белогорского р-на
(рис. 1, 5). Еще 2 бронзовые пряжки-пронизи
в виде скульптурной головы барана найдены
в окрестностях Старого Крыма, на территории
горного массива Агармыш (Кировский р-н), а
также к юго-западу от пос. Красногвардейское
одноименного р-на [Скорый, зимовец, 2014,
c. 70, 72] (рис. 1, 3, 4).
Ближайшими аналогами крымской клюво-
видной пряжки-пронизи с обозначенным ртом
являются пряжки из Келермесских курга-
нов 2—4, 24 [Галанина, 1997, табл. 22, рис. 87;
88; табл. 25, рис. 339; 347]. На территории Ук-
раинской Лесостепи учтено 25 подобных пред-
метов, 20 из которых на Посулье, 1 — в Повор-
склье, 4 — в бассейне Тясмина [Могилов, 2008,
c. 69]. в.Р. Эрлих отмечает стилистическую
близость клювовидных пронизей и птицеголо-
вых скипетров предскифского времени с тер-
ритории Кавказа [Эрлих, 1990, c. 249], что дает
основание говорить об их кавказском происхож-
дении и последующем распространении на тер-
риторию Крыма и Лесостепи. Таким образом,
крымская клювовидная пронизь может быть
отнесена ко второй половине VII в. до н. э.
Две пронизи в виде головы барана нахо-
дят аналогии в Келермесских курганах 2—4,
2, 24 [Галанина, 1997, табл. 21, рис. 169, 170;
табл. 22, рис. 270, 271, 232; табл. 23, рис. 291,
292; табл. 24, рис. 378, 379], а также в Лесосте-
пи, где учтено 11 экземпляров: 5 — в Тясмин-
ской группе, 5 — в Посулье и 1 — в западном
Подолье [Могилов, 2008, c. 69]. Принимая во
внимание морфологическую динамику данного
типа изображений, крымские головки баранов,
подвергшиеся явной схематизации по отноше-
нию к келермесским, необходимо относить к
рубежу VII—VI вв. до н. э. либо к первой по-
ловине VI в. до н. э. [Канторович, 2015, c. 475].
Обнаружение барановидных и, в особенности,
клювовидной пряжки-пронизи в Крыму впи-
сывает полуостров в общий контекст скифской
архаики второй половины VII — первой поло-
вины VI вв. до н. э., представленной Келермес-
скими курганами с одной стороны, и памятни-
ками Посулья и Тясмина — с другой.
Еще одной группой архаических предметов
с территории Крыма являются 4 бронзовые бу-
тероли, оформленные в виде головы хищной
птицы (рис. 1, 6—9). Они происходят: из уро-
чища Алан-Тепе (окрестности Старого Крыма),
горных массивов Агармыш и Кубалач, c. Алек-
сандровка Белогорского р-на [Скорый, зимо-
вец, 2014, c. 39—42]. По аналогии с бутеролью
из впускного захоронения Репяховатой Моги-
лы, крымские наконечники ножен могут быть
датированы второй половиной VII — рубежом
VII—VI вв. до н. э. [Скорый, 2003, c. 36], либо
концом VII в. до н. э. [Алексеев, 2003, c. 295].
Исключение составляет бутероль из Александ-
ровки, являющаяся явной схематизацией и уп-
рощением по отношению к аналогам, а потому
относящаяся, скорее всего, к первой половине
VI в. до н. э.
Большая часть аналогий крымским буте-
ролям, оформленным в виде головы хищной
птицы, происходит с территории Кавказа и
Предкавказья (15 экземпляров). При этом
имеет смысл выделять бутероли с конусовид-
ной втулкой, оканчивающейся закрученной,
выступающей за ее пределы головкой (дигор-
ско-чегемский тип), конусовидной втулкой,
оканчивающейся ажурной, моделированной
двумя или тремя полосами головкой (кобан-
ский тип) и подпрямоугольной втулкой и вы-
тянутой головкой с очень массивным клювом,
продолжающей форму втулки (тип «Репяхова-
тая Могила») 1. Как было продемонстрировано
в отдельной работе [зимовец, 2016], лишь на
территории Юго-восточного Крыма встречены
сразу два различных типа бутеролей — дигор-
ско-чегемский и «Репяховатая Могила». При
этом одна из бутеролей может быть рассмот-
рена как переходный вариант от дигорско-че-
гемского типа к типу «Репяховатая Могила»
(конусовидная втулка, закрученная головка,
но, в то же время, массивный клюв, большой
выпуклый глаз). Бутероли типа «Репяховатая
Могила» обнаружены только на территории
Причерноморской Степи и Лесостепи 2, на Кав-
казе они пока не встречены. При том, что ро-
диной бутеролей в виде головы хищной птицы
является, скорее всего, Кавказ и Предкавказье
[зимовец, 2016, c. 85], вполне допустимо, что
именно Крым стал территорией формирования
новой стилистики бутеролей, распространив-
шейся на Северное Причерноморье, Приднес-
тровье и Лесостепь.
Бронзовая бляха с двухфигурной компози-
цией козы с козленком (?). Крайне интересно
оформление бляхи — детали конской узды,
обнаруженной между пос. зуя и с. Ароматное
Белогорского р-на [Скорый, зимовец, 2014,
c. 101—102] (рис. 1, 10; 2, 1). У животного —
поджатые под туловище ноги, передняя нога
лежит на задней. Туловище — массивное, с
четко выделенным бедром. Короткая толстая
шея плавно изогнута, по ее внешнему краю
рубчиками условно показана шерсть. Голова
животного слегка приподнята, смотрит вперед,
глаз моделирован концентрическим кружком.
1. Схожий принцип классификации разработан
Д.А. Топалом [2015].
2. Агармыш, Старый Крым, о-в Левке (змеиный),
Репяховатая Могила (Матусов), Ниспоренский р-н
Молдовы, а также бутероль из фондов Харьковско-
го исторического музея [зимовец, 2016, с. 80; Топал,
2015, с. 66].
Статті
124 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
все изображение выполнено очень компактно:
ноги плотно прилегают к туловищу, рог лежит
на спине животного, ухо полностью заполняет
пространство между шеей и оформленным ре-
льефными валиками рогом.
Уникальность крымского изображения со-
стоит в наличии в нижней части туловища и,
частично, на шее еще одной головки, оформ-
ленной в той же манере, что и голова козла,
но без рогов и с длинными стоячими ушами.
Дополнительная головка органично вписана
в первое изображение: большая ее часть вы-
полняет роль лопатки основного изображения,
морда немного заходит на туловище, а длин-
ное лепестковой формы ухо расположено вдоль
шеи. видовую принадлежность второго живот-
ного определить сложно, но, скорее всего, здесь
представлена коза с детенышем.
С точки зрения двухфигурного характера
композиции нам известны лишь два изобра-
жения, происходящие с крайне удаленных
друг от друга территорий. Первое — на хоро-
шо известных костяных бляшках и пластине
из кургана 2 у с. Жаботин на юге Днепровской
Правобережной Лесостепи, где представлены
двухфигурные композиции, воплощающие,
по мнению М.И. вязьмитиной, лосиху с дете-
нышем [вязьмитина, 1963, c. 160] (рис. 2, 3).
второе — на «оленном» камне, обнаруженном
у подножья горы Кош-Пей, в 2,5 км к востоку
от поселка Аржан, где изображены две свер-
нувшиеся пантеры, вписанные одна в другую
(рис. 2, 2). время жаботинского кургана 2 опре-
деляется, как правило, VII в. до н. э. [Ильинс-
кая, 1975, c. 71], при этом уже достаточно дав-
но наметилась тенденция к удревнению этой
даты вплоть до конца VIII в. до н. э. [Медвед-
ская, 1992, c. 87]. «Оленный» камень из окрес-
тностей Аржана находчик и публикатор дати-
рует концом IX — VIII вв. до н. э. по аналогии
с изображением из «царского» кургана Аржан
(бронзовая бляха свернувшегося хищника)
[Марсадолов, 2005, c. 304].
По мнению М.Н. Погребовой и Д.С. Раевско-
го, истоки жаботинской композиции «двухголо-
вых животных» следует искать в луристанском
искусстве. в качестве прототипов указываются
бронзовые рукоятки точильных камней с кони-
ческой втулкой, увенчанные двумя головками
козлов, «вырастающих» из одного туловища
[Погребова, Раевский, c. 151, рис. 30, ж, c. 154].
Принимая во внимание эту важную аналогию,
все-таки необходимо отметить, что в отличие
от луристанского скифские изображения не
двухголовые, а именно двухфигурные: налицо
стремление мастера не просто изобразить до-
полнительную головку, но передать наличие
полноценного дополнительного изображения,
аналогичного, но меньшего (как по размеру,
так и по возрасту) животного. Это достигается
при помощи компактности композиции, орга-
ничного вписывания дополнительного образа в
основной и стремлению к закругленности фор-
мы изображений. в жаботинском и крымском
изображениях дополнительные фигуры как бы
рис. 2. Двухфигурные композиции в скифском зве-
рином стиле: 1 — Крым; 2 — Аржан; 3 — Жаботин
рис. 3. Скифский звериного стиль Крыма VI в. до н. э.: 1 — с. Новопокровка Кировского р-на; 2 — Керчь; 3,
7 — окрестности с. Дивное; 4 — окрестности сс. Русское, Мелехово; 5, 6 — окрестности с. Богатое; 8 — окрес-
тности сс. Сенное, Некрасово
Зимовец р.В. Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля)
125ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
произростают из основной, являясь естественно
наложенными на нее. в аржанском такое на-
ложение формально отсутствует: меньшая фи-
гура просто помещена в контур большей, основ-
ной. Но в силу самой специфики композиции
свернувшегося хищника такая двойственность
вполне выглядит как наложение: меньшая фи-
гура как-бы помещается «на фоне» основной
и тем самым органично вписана в нее. Идея
композиции, в которой меньший образ орга-
нично вписан в основной, не являясь при этом
зооморфным превращением, объединяет все
три раннескифских изображения и не находит
художественных аналогий в луристанских ру-
коятях точильных камней. в связи с этим мож-
но сделать вывод о самостоятельном характере
рассматриваемой композиции в скифском ис-
кусстве и ее возможных истоках в саяно-алтай-
ском регионе.
Если же «взять в скобки» двухфигурность,
ближайшей аналогией крымской бляхе по
иконографии и стилистике исполнения можно
считать костяную булавку с зооморфным окон-
чанием из женского погребения 1, кургана 1
группы II волошинского могильника в Полтав-
ской области (рис. 4, 4), которое авторы раско-
пок датируют первой половиной VII в. до н. э.
[Кулатова, Скорый, Супруненко, 2006, c. 53;
рис. 6, 2] 1. Более отдаленная аналогия — брон-
зовая подвеска из погребения 1 Нижнечегемс-
кого могильника [Канторович, 2015, c. 1167].
По мнению А.Р. Канторовича, объединяющего
1. Примечательно, что в этом же погребении была
найдена костяная булавка, верхняя часть которой
оканчивалась резным скульптурным изображением
головки барана. На рукояти булавки также имелся
резной геометрический рельефный орнамент в виде
равнобедренных треугольников, аналоги которо-
го известны на жаботинских псалиях, изделиях из
Кармир-Блура и псалиях из Самтавро, что и позво-
лило авторам раскопок предложить такую раннюю
датировку.
оба изображения в волошинско-чегемский тип,
он «явно не местного происхождения, поскольку
находит многочисленные соответствия в изоб-
ражениях козла, лежащего с ногами внахлест, в
более восточных зонах скифо-сибирского мира,
в особенности в Южной Сибири» [Канторович,
2015, c. 930]. в то же время, исследователи во-
лошинского погребения акцентировали внима-
ние на переднеазиатских и келермесских ана-
логиях костяному изображению горного козла,
происходящего из этого памятника [Кулатова,
Скорый, Супруненко, 2006, c. 56—59].
Учитывая крайне ограниченную серию
двухфигурных изображений, вопрос об их пра-
родине и генезисе пока не может быть решен
окончательно. Бесспорно только то, что они
представляют собой один из наиболее арха-
ичных пластов скифского искусства звериного
стиля, бытующего ограниченный период вре-
мени — в VII в. до н. э., возможно в первой его
половине. Если принять «низкую» датировку
«оленного» камня из Аржана, предложенную
Л.С. Марсадоловым, тогда действительно,
есть основания считать саяно-алтайский реги-
он прародиной этого образа и общим истоком
двухфигурных композиций. Также появляется
еще один аргумент в подтверждение централь-
ноазиатской концепции происхождения скифс-
кого звериного стиля и тезиса А.И Тереножки-
на о небходимости поиска прародины скифов
в «глубинах Азии» [Тереножкин, 1961, c. 205].
в этой связи вполне вероятно, что датировка
крымского изображения может быть отнесена
к первой половине VII в. до н. э.
Бронзовые бляхи в виде фигуры горного коз-
ла с направленной вперед головой. С юго-восто-
ка полуострова (горный массив Кубалач) про-
исходят 6 экземпляров бронзовых бляшек, на
которых представлен горный козел в позе, ана-
логичной рассмотренному экземпляру, но уже
без дополнительного изображения и исполнен-
ный в другой стилистике [Скорый, зимовец,
рис. 4. Изображения горного козла в ран-
нескифском зверином стиле: 1, 3 — Юго-
восточный Крым; 2 — зивие (пояс); 4 —
волошино; 5 — зивие (золотая бляха);
5 — Келермесс (секира)
Статті
126 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
2014, c. 102—105] (рис. 3, 3—8). Несмотря на
то, что целым является лишь одно изделие, а
остальные 5 — фрагментированы (в 4 случаях
это туловища без головы, а в одном — голова
без туловища), однотипная стилистика испол-
нения сохранившихся фрагментов не оставля-
ет сомнений в том, что все экземпляры переда-
ют образ горного козла, выполненный в единой
манере 1. все 6 изображений левосторонние, пе-
редняя нога лежит на задней. Туловище неши-
рокое, поджарое. Ноги не прилегают к тулови-
щу, а голова к шее, как в ранее рассмотренном
экземпляре, благодаря чему данные изображе-
ния выглядят ажурными и как-бы облегчен-
ными. в 4 экземплярах хорошо проработаны
рельефные бедро и лопатка. Шея относительно
тонкая, немного наклонена вперед. в 3 экземп-
лярах вдоль шеи проходит ребро, подчеркива-
ющее ее двухплоскостную моделировку. Хвост
передан небольшой петелькой с отверстием. в
двух экземплярах под хвостом фигурок имеется
выступ прямоугольной формы, скорее всего, —
не удаленный литник. У единственного цело-
го изображения голова смотрит прямо (рис. 3,
4; 4, 3), такая же позиция головы была, скорее
всего, и у других экземпляров. У целого экзем-
пляра голова проработана довольно условно.
Обособленная же голова выполнена детально
и высокохудожественно: глаз обозначен впади-
ной, окаймленной рельефным кружком, двумя
параллельными рельефными валиками пере-
даны губы животного, линией-впадиной меж-
ду ними — рот, выделена бородка (рис. 3, 3; 4,
1). Форма рога у обоих экземпляров с сохранив-
шейся головой круглая либо подковообразная,
имеет рельеф. Удлиненное лепестковой формы
ухо расположено у основания рога, не полно-
стью заполняя открытое пространство между
рогом и затылком.
Изображения горного козла с поджатыми
ногами и направленной вперед головой редки
в скифском зверином стиле восточной Европы.
Гораздо более распространенным является об-
раз козла в жертвенной позе — с повернутой на-
зад головой [Переводчикова, 1994, c. 91]. Пол-
ных аналогий на территории, как восточной
Европы, так и восточной «провинции» скифс-
кого звериного стиля крымским изображениям
отыскать не удается. С Нижнего Поднепровья и
Прикубанья происходят 3 изображения козла,
иконографически схожих с крымскими. Это зо-
лотая обивка сосуда из Испановой Могилы [Мо-
золевский, 1980, c. 146—148, рис. 83, 11], брон-
зовый нащечник из разрушенного комплекса у
с. Шунтук [Канторович, Эрлих, 2006, кат. 84] и
парные бронзовые нащечники из ритуального
комплекса 2 кургана 8 Уляпского могильника
[Канторович, Эрлих, 2006, кат. 76]. Они вы-
1. Более детально о данной серии однотипных изоб-
ражений, а также о возможных причинах их предна-
меренного повреждения [Скорый, зимовец, 2015].
делены А.Р. Канторовичем в отдельный испа-
ново-уляпский тип середины V—IV в. до н. э.
[Канторович, 2015, c. 449—451]. Общие черты
с крымскими фигурками имеют и изображения
горных козлов из погребения 1 у с. Хошеутово в
Нижнем Поволжье [Очир-Горяева, 2012, c. 210;
илл. 232]. Однако все вышеприведенные ана-
логии существенно отличаются по стилистике
исполнения от крымских экземпляров. Так,
изображения из Испановой Могилы и Шун-
тука — более схематичные, в них отсутствует
проработка ног, головы и деталей туловища.
У уляпского изображения непропорционально
большая голова, у шунтукского — ноги живот-
ного. У всех изображений — очень короткие
шеи, что создает диспропорцию. в целом, ма-
нера их исполнения более условна и схематич-
на, что свидетельствует о производном и более
позднем характере данных изображений.
Более близкие аналогии, на наш взгляд,
можно найти между рассматриваемыми крым-
скими изображениями и изображениями козла
на поясе и золотой бляшке из зивие (рис. 4, 2,
5), а также на знаменитой парадной секире из
кургана 1/Ш Келермесского могильника [Алек-
сеев, 2012, c. 74] (рис. 4, 6). Интересно, что если
изображения из зивие ажурны, изображения
на келермесской секире сочетают в себе ажур-
ность (изображение рога, уха) и компактность
(достаточно плотно прижатые к туловищу ноги),
что делает их близкими, как рассматриваемым
однотипным изображениям, так и крымскому
изображению козла (козы) в двухфигурной
композиции. Изображения горного козла с на-
правленной вперед головой хорошо известны
по луристанским бронзам (II — начало I тыс. до
н. э.) и печатям типа Керкук середины II тыс.
до н. э. «Причем на печатях эта поза объясня-
ется всей композицией: козлы с подогнутыми
ногами обычно даны по бокам священного де-
рева, они как бы поклоняются ему. На Ближ-
нем востоке эти изображения уходят в глубо-
кую древность…» [членова, 1967, c. 125, c. 282,
табл. 32]. Можно проследить более или менее
непрерывное развитие образа горного козла
от ранних переднеазиатских образцов, через
изображения из зивие, к Келермесу и, далее, к
крымским и волошинскому экземплярам.
Несмотря на относительную редкость изоб-
ражения горного козла в Северном Причер-
номорье, необходимо отметить важность этого
образа в мировоззрении скифов эпохи архаи-
ки. Не кажется случайным тот факт, что самые
ранние изделия греческой керамики, найден-
ные в раннескифских захоронениях и на го-
родищах раннескифского времени (ойнохойя
с Темир-горы, фрагмент кувшина из кургана
у села Болтышка, фрагменты ойнохой с Не-
мировского и Трахтемировского городищ) так-
же несут на себе изображения горного козла.
видимо этот образ был настолько востребован
ранними скифами, что даже чисто греческие
Зимовец р.В. Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля)
127ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
изображения этого животного заимствовались
ими, в том числе для использования в ритуаль-
ной практике.
Стилистическая однотипность 6 крымских
изображений, проявляющаяся в целом ряде
характеристик и деталей (пропорции, переда-
ча ног, бедра и лопатки, форма хвоста, рога,
наличие не удаленного литника либо его сле-
дов) свидетельствует об одной художественной
школе, в рамках которой они создавались. Пос-
кольку изображения в этой стилистике встре-
чены только в Крыму, вполне оправдано гово-
рить о локальном крымском варианте образа
горного козла с направленной вперед головой,
явившегося результатом переработки передне-
азиатских и келермесских образцов. в пользу
архаичного характера крымских изображений
свидетельствуют такие детали, как выделение
лопатки и моделировка шеи двумя сходящими-
ся плоскостями [Канторович, 1995, c. 49], выде-
ление скулы и щеки. Учитывая определенную
стилизацию крымских изображений по отно-
шению к переднеазиатским и келермесским
прототипам, их можно датировать широкими
рамками рубежа VII—VI — VI в. до н. э. 1
Бляхи в виде свернувшегося хищника. в Кры-
му хорошо представлены все массовые типы
этого образа, от самого архаического темиргор-
ского до эллинизированного ак-бурунского 2.
К эпохе архаики можно отнести два изобра-
жения — темиргорское и новопокровское. Еще
одно изображение — кулаковское — относит-
ся к рубежу архаики — началу классического
времени. Аналогии темиргорского кошачьего
хищника сосредоточены, в основном, на тер-
ритории Предкавказья (22 экземпляра), в том
числе в Келермесских курганах (9 экземпля-
ров) [Канторович, 2015, c. 1088—1090]. Еще
4 экземпляра происходят с территории Сред-
него (Дарьевка, волковцы, Яблоновка) и Ниж-
него (Константиновка) Поднепровья, 1 экзем-
пляр — с Подонья (Новоалександровка). При
этом приднепровские изображения из волков-
цов и Яблоновки стоят, по мнению А.Р. Канто-
ровича, в конце эволюционного ряда данного
типа, на грани другого морфологического типа,
к которому относятся изображения из погре-
бения 3, кургана 2, у с. Долинное (курган Ку-
лаковского) и Пантикапея [Канторович, 2015,
c. 95].
Последние, в отличие от темиргорского изоб-
ражения и его аналогий, скорее всего, пере-
дают образ волка: морда хищника вытянутая
и узкая, туловище — узкое, поджарое, отсутс-
твует кольчатость в трактовке лап и кончика
хвоста, появляются ажурность и зооморфные
1. в связи с этим мы вынуждены скорректировать
датировку, предложенную в первой публикации
указанной серии блях [Скорый, зимовец, 2014,
с. 102—105].
2. Не представлен в данной статье, т. к. надежно да-
тируется V в. до н. э.
трансформации. Большая и малая бронзовые
бляхи из кургана Кулаковского относятся ко
второй половине VI — рубежу VІ—V вв. до
н. э. [Яковенко, 1976а, c. 130], либо же к кон-
цу VI — первой половине V в. до н. э. [Канто-
рович, 2015, c. 104] (рис. 5, 1, 2). в состав изоб-
ражений двух свернувшихся хищников входят
дополнительные образы: голова лося и козел с
головой, повернутой назад (большая бронзовая
бляха) и голова лося (малая бронзовая бляха).
Еще одно оригинальное изображение свернув-
шегося хищника, тиражированное на 3 бляхах,
происходит из конского погребения в Пантика-
пее [Толстиков, 2011, c. 265—267] (рис. 5, 3). К
этому же типу относится и хищник на фрагмен-
тированной (бракованной?) бляхе из Белогор-
ского района Крыма [Скорый, зимовец, 2014,
c. 83—84] (рис. 5, 4). География этого типа
свернувшегося хищника, по отношению к пре-
дыдущему существенно смещается на запад: с
территории Предкавказья происходит лишь 5
из 21 аналогичного изображения, с территории
Крыма — 3, с Подонья — 4, остальные — с тер-
ритории Поднепровья и Побужья: Ковалевка,
Томаковка, Новые Раскайцы (Правобережная
часть Северного Причерноморья), Журовка,
Макеевка (Лесостепное Правобережье), Басов-
ка, Кнышевка, Протопоповка, Енковцы (Ле-
состепное Левобережье). По мнению Э.в. Яко-
венко, образ волчьего хищника заимствуется
скифами из ананьинского искусства через пос-
редство савроматских племен, однако на тер-
ритории Скифии и, в особенности, Крыма, он
перерабатывается под влиянием античных
мастеров, привносящих в образ черты ажур-
ности и натурализма [Яковенко, 1976а, c. 130].
По А.И. Шкурко, среднедонские изображения
имеют явно вторичный и подражательный ха-
рактер по отношению к поднепровским [Шкур-
ко, 1976, c. 99, 101; рис. 3]. А.Р. Канторович
полагает, что данный тип изображения сфор-
мировался, скорее всего, в Приднепровской
Степи, с последующим заимствованием в Лесо-
степи и копированием в Подонье. Таким обра-
зом, механизм передачи «савроматского» обра-
за на территорию Скифии остается не вполне
ясным. Мы находим его уже в сформированном
виде на территории Степного Причерноморья
(включая Крым) и с некоторыми признаками
античного влияния (дополнительное декориро-
вание, изображение гениталий у кулаковского
хищника).
Аналогии еще одного изображения свернув-
шегося хищника из Новопокровки Кировского
р-на Крыма [Скорый, зимовец, 2014, c. 108—
109] вообще не встречаются в Предкавказье
(рис. 3, 1). Большинство из них происходят с
территории степного и лесостепного Левобе-
режного Поднепровья: Мелитопольского уез-
да, Гусарки, Опишлянки, волковцов, Басовки.
Лишь по одному изображению — из Ольвии и
Нижнего Подонья. Два изображения также об-
Статті
128 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
наружены на территории Румынии, одно — в
Нижнем Поволжье (могильник Аксай-I). Дан-
ный образ размещается, преимущественно, на
крестовидных бляхах, но также известен и на
отдельных изделиях (Басовка, Мелитополь-
ский уезд). Изображение является чем-то сред-
ним между свернувшимся и согнутым в лапах
хищником. Исследователи уже обращали вни-
мание на преемственность данного образа по
отношению к схеме стоящих на полусогнутых
ногах кошачьих хищников типа Келермесской
пантеры, верхней части рукояти зеркал «оль-
вийского типа» [Капошина, 1956, c. 178—179] и
даже по отношению к «аржано-казахстанским
образам», в частности хищникам, представлен-
ным на кинжалах из кургана Аржан-II [По-
лидович, 2010, c. 221]. время бытования этих
изображений — вторая половина VI в. до н. э.
[Канторович, 2015, c. 145].
Еще одним изделием «ольвийского» типа
является изображение хищника на бронзовой
рукояти зеркала из Керчи [Кузнецова, 2002,
табл. 81, кат. 252] (рис. 3, 2). всего учтено 21
аналогичное изображение, происходящее с тер-
ритории Нижнего Побужья и Поднепровья (7),
Среднего Поднепровья (2), Подолья (1), Приа-
зовья (1), Прикубанья (8), Центрального Пред-
кавказья (2) [Канторович, 2015, c. 140]. При
этом крымское изображение относится к более
позднему типу данных изображений, для ко-
торых характерно упрощение и схематизация
и датируется второй половиной VI в. до н. э.
Именно этот тип изображений широко встреча-
ется как собственно в Скифии, так и за ее пре-
делами: в Предкавказье, Поволжье, Централь-
ной Европе [Кузнецова, 2002, c. 323—328].
Фрагментированный топорик-скипетр,
оформленный в виде головы хищной птицы и
ноги неопределенного копытного был обнару-
жен в Кировском р-не Крыма [Скорый, зимо-
вец, 2014, с. 135—136]. От него сохранился лишь
«клинок» в виде скульптурной головы хищной
птицы с массивным клювом и гиперболизиро-
ванным шаровидным глазом (рис. 5, 8). Однако
почти полная идентичность фрагмента «клин-
ку» целого экземпляра из кургана Кулаковс-
кого (рис. 5, 7) позволяет также датировать его
второй половиной VI — рубежом VI — V вв. до
н. э., либо концом VI — первой половиной V в.
до н. э. и отнести к очень ограниченной серии
топориков (всего 4 экз.), в оформлении которых
сочетается изображение головы хищной птицы
(«клинковая» часть) и неопределенного копыт-
ного (обушная часть). Известны всего лишь две
аналогии двум крымским топорикам-скипет-
рам из кургана Кулаковского и Кировского р-
на: из северокавказского аула Тауйхабль [Кан-
торович, Эрлих, 2006, кат. 55] и Левобережной
Лесостепи (Посулье) [Яковенко, 1976а, c. 132].
Однако оба крымских экземпляра характери-
зуются более короткой клинковой частью, что
делает их крайне схожими между собой.
Рис. 5. Скифский звериный стиль Крыма конца VI — начала или первой половины V в. до н. э.: 1, 2, 7 — кур-
ган Кулаковского; 3, 6 — Пантикапей; 4 — между пос. зуя, Ароматное Белогорского р-на; 5, 9, 10 — золотой
курган; 8 — между пос. Айвазовское, Приветное Кировского р-на; 11 — имение Талаевой; 12 — Керчь
Зимовец р.В. Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля)
129ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
Концом VI — первой половиной V в. до н. э.
датируются две подвески из клыка кабана, ук-
рашенные изображениями головы кабана и
волчьего хищника: из кургана 3 имения Тала-
евой [Яковенко, 1976а, c. 131—132] и из разру-
шенного погребения около Керчи [Королькова,
2006, табл. 64, 1], (рис. 5, 11, 12). Роговые под-
вески и их бронзовые имитации, оформленные
в виде голов животных (как правило, хищника
и птицы) находят многочисленные аналогии в
Поволжье и Южном Приуралье (курган Блю-
менфельда, Пятимры-1, Мечет-Сай), с одной
стороны, и в Приднепровской Лесостепи (Пас-
тырское, Медерово, Журовка, Макеевка, Гуляй-
город, Роменский уезд), с другой [Королькова,
c. 227—231, табл., 60—64]. Сюжеты, распро-
страненные на крымских и поднепровских
клыках, скорее всего, были позаимствованы
из ананьинского искусства посредством савро-
матских племен [Яковенко, 1969, c. 206]. Этим
сюжетам присущи определенные локальные
особенности. Так, для приднепровских клыков
это, преимущественно, сочетание головы пти-
цы (узкая часть) с головой волчьего хищника
(широкая часть), либо изображение головы
хищной птицы в сочетании с дополнительной
орнаментацией, в которую могут входить и
зооморфные изображения. Исключение состав-
ляет клык из Национального музея истории
Украины, на котором изображены фасы голов,
судя по всему медведя. Сюжетные компози-
ции савроматских клыков более разнообраз-
ны, кроме птиц и волчьих в них присутствуют
кошачьи хищники и даже копытные (олени),
что косвенно подтверждает их генетическую
приоритетность. в крымских же изображени-
ях узкий конец клыка оформлен в виде головы
кабана, весьма популярного в Крыму сюжета
и в более позднюю эпоху скифской класси-
ки [Скорый, зимовец, 2014, c. 105—108, 156],
что, в свою очередь, может свидетельствовать
о местных особенностях интерпретации данно-
го образа.Из 77 известных кабаньих клыков и
их имитаций на пространстве от Алтая до вос-
точной Европы известны лишь 4 изображения
кабана. Помимо крымских, это клык с городи-
ща Глубокая Пристань (Нижнее Побужье, хора
Ольвии) и с разрушенного погребения у села
Новопривольное (Нижнее Поволжье) [Король-
кова, 2006, c. 249—250].
в золотом кургане представлены образы в
специфической стилистике, указывающей на
переход от архаики к классике, сопровождав-
шийся усилением влияния греческого искусст-
ва. все они относятся к концу VI — началу V в.
до н. э. [Алексеев, 2003, рис. 26, 14]. География
их аналогий практически полностью замыка-
ется в пределах Скифии. Поясная бляха в виде
полнофигурного изображения птицы с распро-
стертыми крыльями и с повернутой в профиль
головой [ИТУАК, 1891, рис. 12; 13] (рис. 5, 9)
имеет ограниченный круг аналогий, происхо-
дящих из Центрального Поднепровья — Мель-
гуновский курган, Журовка, Старый Мерчик;
Нижнего Поднепровья — Солоха; Предкавка-
зья и Кавказа — Краснодарский край, Красно-
маяцкий могильник, могильник вани (птицы
из последних 2 памятников выполнены, пре-
имущественно, в греческой манере и практи-
чески лишены черт скифского звериного стиля).
При этом крымская птица занимает среднюю
хронологическую позицию между самыми ран-
ними экземплярами из Мельгуновского кур-
гана (вторая половина VII в. до н. э.) и более
поздними изображениями из Солохи (конец
V в. до н. э.). Еще более ограниченной являет-
ся серия блях в виде головы грифона с откры-
той пастью и ломаным языком [ИТУАК, 1891,
рис. 12; 13] (рис. 5, 10). Эти изображения пере-
дают мотив редуцированного позднегреческого
грифона, хотя исследователи не исключают
возможность формирования данного образа
и в скифской среде, в результате контамина-
ции профильных голов львов и хищных птиц.
Кроме крымского, в нее входят изображения
из Грищенец, Берестняг, Журовки и Ольвии.
Наконец, имеется всего 2 аналогии крымским
полнофигурным изображениям кошачьих хищ-
ников со «свисающими» передними лапами из
золотого кургана [ИТУАК, 1891, c. 148, рис. 8]
и Пантикапея [Островерхов, Охотников, 1989,
рис. 1, 1] (рис. 5, 5, 6), происходящие из Сред-
него Поднепровья (Журовка и Макеевка). При
этом поднепровские «пантеры» выделяются
схематизмом и утратой ряда мелких деталей,
что говорит об их подражательном характере и
генеалогическом приоритете крымских изобра-
жений. Кроме того, сама композиция крымских
кошачьих хищников, а также наличие на «пан-
тере» из золотого кургана специальных гнезд
для цветных вставок свидетельствуют в пользу
серьезного греческого влияния на формирова-
ние этого образа. Исследователи склонны счи-
тать обе крымские бляхи произведениями «бос-
порской школы» звериного стиля [Островерхов,
Охотников, 1995, c. 52].
2. ГЕОГРАФИЯ И хРОНОЛОГИЯ
ОбРАЗОВ КАК ОТРАжЕНИЕ
ВОЗМОжНЫх НАПРАВЛЕНИЙ
МИГРАЦИЙ РАННИх СКИФОВ
Картографирование мест обнаружения пред-
метов в зверином стиле архаического времени
указывает на места их концентрации, коими
являются: восточная часть Керченского полу-
острова (9), Предгорье Центрального Крыма
(10) и Предгорье Юго-восточного Крыма (10).
Единичные экземпляры обнаружены в Цент-
ральной и Юго-восточной Степи (3) (рис. 6).
При анализе всей совокупности архаических
образов с территории Крыма, в первую очередь
заслуживает внимания факт их достаточно
Статті
130 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
большой количественной представленности.
К VII — рубежу VII—VI либо первой половине
VI в. до н. э. можно отнести уже не только еди-
ничные темиргорские изображения, но и серии
пряжек-пронизей (3 экземпляра), бутеролей
(4 экземпляра). что касается двухфигурной
композиции козы с козленком то, как уже гово-
рилось выше, по стилистическим признакам и
всего лишь двум композиционным аналогиям
она может быть отнесена к первой половине
VII в. до н. э. Еще большее количество изобра-
жений (12 на 14 предметах) можно отнести к
концу VI — началу либо первой половине V в.
до н. э. число же изображений, уверенно отно-
симых к середине — второй половине VI в. до
н. э. несколько меньше, чем в предшествую-
щей и последующей хронологических группах
(8 изображений).
Увеличение общей совокупности архаичес-
ких предметов, выполненных в зверином сти-
ле, несколько меняет наши представления о
присутствии скифов на территории Крыма.
Очевидно, что кочевания ранних скифов были
не такими уж малочисленным и тем более не
единичными, как представлялось ранее. Это
относится как ко времени переднеазиатских
походов (середина — вторая половина VII в.
до н. э.) — выделяемая исследователями «пер-
вая волна» скифских мигрантов [Скорый,
2003, c. 88], так и, в еще большей степени, ко
времени после походов (рубеж VII — VI, нача-
ло VI вв. до н. э. Более того, уже в «походное»
время проникновение скифов на полуостров
не ограничивалось только лишь территорией
Степного (восточного и Северного) Крыма, но
затронуло и Предгорье, о чем свидетельству-
ет бляха с двухфигурной композицией и клю-
вовидная пронизь. После походов количество
скифов в Крыму, вероятно, увеличивается, о
чем свидетельствуют, как рассмотренные пред-
меты звериного стиля (бутероли в виде головы
хищной птицы, бляшки в виде горного козла с
направленной вперед головой), так и предме-
ты вооружения — клинковое оружие, наконеч-
ники стрел [Скорый, зимовец, 2014, c. 19—53].
Увеличение предметов звериного стиля арха-
ического облика в Крыму не должно нас удив-
лять, учитывая, что, по Геродоту, эта террито-
рия была освоена скифами еще в «допоходное
время», а «возвращение» из походов напрямую
связано с ним.
в середине — второй половине VI в. до н. э.
происходит уменьшение количества предме-
тов, выполненных в зверином стиле, а также
сокращение репертуара образов. Если образ
горного козла, с направленной вперед головой
продолжает свое развитие (серия из 6 однотип-
ных блях), то бутероли в виде головы хищной
птицы, клювовидные и барановидные пряж-
ки-пронизи выходят из употребления. Также
больше не встречается образ бараноптицы и
свернувшийся хищник келермесско-яблонов-
ского типа. Определенный упадок скифского
звериного стиля во второй половине VI в. до
н. э. наблюдается и в Лесостепи [Шкурко, 2000,
c. 36], что свидетельствует об общности прохо-
дивших в то время культурных процессов на
обширных территориях Северного Причерно-
морья и Среднего Поднепровья. в то же время,
в единичных экземплярах появляются 2 новых
типа хищника: свернувшийся кошачий из Но-
вопокровки и стоящая на «полусогнутых» ногах
«пантера» из разрушенного погребения близ
Керчи. время их бытования довольно узкое —
вторая половина VI в. до н. э. Ю.Б. Полидович
полагает, что рассматриваемый образ кошачь-
его хищника сложился под влиянием аржано-
казахстанской изобразительной традиции и,
скорее всего, был связан с волной мигрантов,
принесших изобразительное новаторство [По-
лидович, 2010, c. 222].
Наконец, на рубеже архаики и классики
появляется целый ряд новых образов, знаме-
нующих собой практически полную смену ре-
пертуара звериного стиля: свернувшийся вол-
чий хищник, редуцированные образы волчьего
хищника (на клыках-подвесках), грифона, ка-
бана. Под влиянием греческого искусства су-
щественно меняется стилистика изображения
кошачьих хищников («пантеры» со «свисающи-
ми» лапами из золотого кургана и Пантика-
пея). Позднее, уже в V в. до н. э., в репертуар
скифского звериного стиля Крыма добавится
образ лося — редуцированного либо в жертвен-
ной позе — и оленя. Последний не зафиксиро-
ван в скифской архаике Крыма, что нуждается
в отдельном объяснении, хотя нельзя сбрасы-
вать со счетов и неполноту источников. в це-
лом, такая смена репертуара характерна для
всей Скифии конца VI — начала V в. до н. э.,
и ее можно связать с появлением новой вол-
ны кочевников в Причерноморье и Лесостепи
[Алексеев, 2003, 168—192], а также с усилени-
ем влияния на скифский звериный стиль гре-
ческого искусства.
рис. 6. Микрорегионы концентрации предметов
скифского звериного стиля эпохи архаики в Крыму:
Керченский полуостров, Юго-восточное Предгорье,
Центральное Предгорье, Степь. Цифрами обозна-
чено количество находок
Зимовец р.В. Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля)
131ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
вторым важным выводом из приведенного
анализа является наличие аналогий крымс-
ким изделиям в Предкавказье и на Кавказе, с
одной стороны, и в Левобережной и Правобе-
режной Скифии (преимущественно лесостеп-
ной), с другой. Это справедливо как для хоро-
шо известных образов так и для экземпляров,
относительно недавно введенных в научный
оборот, что свидетельствует о единстве репер-
туарного ядра архаических скифских образов
на территории Предкавказья и Скифии. При
этом, чем ближе к классической эпохе, тем
меньше становится пропорция кавказских ана-
логий и увеличивается доля аналогий, проис-
ходящих с территории Лесостепного Поднепро-
вья. Это можно объяснить как более активным
освоением скифами Степного и Лесостепного
Поднепровья, т. е. физическим исходом зна-
чительной массы населения с Кавказа, так и
началом производства предметов в скифском
зверином стиле в греческих городах Северного
Причерноморья и на поселениях Лесостепи.
все крымские образы, за исключением
двухфигурной композиции козы с козленком,
принадлежат так называемому сакызско-ке-
лермесскому кругу [Шкурко, 2000, c. 306], фор-
мировавшемуся в условиях прямых контактов
с древневосточным искусством, в основном во
время переднеазиатских походов. Наиболее
древние из них находят аналогии на Левобе-
режье. Это образ бараноптицы (Темир-гора, Се-
меновка, Бельск, волковцы), дополнительные
изображения копытного на клюве баранопти-
цы (Новозаведенное II, Темир-гора, посульские
псалии) и дополнительные изображения зайца
в основании клюва (Темир-гора, Бельск, вол-
ковцы), клювовидные и барановидные пряж-
ки-пронизи (Келермес, Центральный и Юго-
восточный Крым, Посулье, Поворсклье), образ
горного козла с направленной вперед головой
(Центральный Крым, Поворсклье), бронзовые
топорики-скипетры с головой хищной птицы
и копытом неопределенного животного (Тауй-
хабль, Юго-восточный Крым, Центральный
Крым, волковцы). Правобережные аналоги
представлены бутеролями, оформленными в
виде головы хищной птицы (Кавказ и Предкав-
казье, Юго-восточный Крым, Северо-западное
Причерноморье, Поднестровье, Правобереж-
ная Лесостепь), клювовидными и барановид-
ными пряжками пронизями (Келермес, Цент-
ральный и Юго-восточный Крым, Тясмин).
Характер взаимосвязи двухфигурных ком-
позиций козы с козленком из зуи-Ароматно-
го, лосихи с лосенком из Жаботина и пантер
из Аржана является, на наш взгляд, наиболее
интригующим вопросом, остающимся пока без
окончательного ответа. Можно ли считать ар-
жанское изображение общим истоком двухфи-
гурных композиций, как жаботинской, так и
крымской? в этом случае было бы логично го-
ворить о некоем прямом саяно-алтайском им-
пульсе на территорию восточной Европы, свя-
занном с одной из самых ранних миграционных
волн, возможно еще в «допоходное» время. Пока
же можно лишь констатировать факт наличия
в очень вытянутом на восток треугольнике Ар-
жан—Жаботин—Центральный Крым компози-
ционно сходных изображений, относящихся к
древнейшему пласту скифского искусства.
Также требует дальнейшего исследования
и географическая динамика образа свернув-
шегося хищника. Так, для самого раннего, ке-
лермесско-яблоновского типа, к которому от-
носится и темиргорское изображение, местом
основной концентрации является Предкавка-
зье (Келермесские курганы) и Кавказ, откуда
он, скорее всего, и проник в Поднепровье через
территорию Крыма. что касается свернувше-
гося волчьего хищника из кургана Кулаковс-
кого, Пантикапея и Белогорского района, то,
несмотря на его возможную савроматскую и
ананьинскую генеалогию, местом формирова-
ния данного типа является, судя по археологи-
ческим материалам, Причерноморская Степь,
вполне возможно — Крым (учитывая влияние
античного искусства на иконографию кулаков-
ской большой бляхи). Образы, обнаруженные в
Предкавказье и на Среднем Дону, имеют уже
явно подражательный, вторичный характер и
их количество относительно невелико.
Отдельная бляха с изображением свернув-
шегося кошачьего хищника из Новопокровки
является третьей из известных на данный мо-
мент, при этом остальные обнаружены только
на Левобережье (Мелитопольский уезд, Басов-
ка). Однако аналогичные изображения свер-
нувшегося кошачьего входят в композиции
крестовидных блях, происходящих с Левобе-
режья, Карпато-Дунайского региона, Ольвии,
Нижнего Поволжья, Нижнего Подонья, Прика-
мья [Полидович, 2000, c. 35—38]. При этом на-
ибольшее сходство с новопокровским хищником
наблюдается на бляхах с Левобережья (Гусар-
ка, Опишлянка, волковцы), Ольвии, Нижнего
Подонья (Дугино) и Нижнего Поволжья (мо-
гильник Аксай). Традиционно, крестовидные
бляхи связывались с ольвийским производс-
твенным центром [Фурманская, 1963, c. 63—
65]. Однако со временем эта версия встретила
аргументированную критику [Ольговський,
1995; 2014, c. 207—248; Полідович, 2000]. Ре-
зультаты нашей картографии подтверждают,
скорее, выводы С.Я. Ольговского и Ю.Б Поли-
довича о том, что происхождение крестовидных
блях можно связать с территорией Левобереж-
ной Лесостепи и нет доказательств в пользу их
ольвийского происхождения. Как нам пред-
ставляется, решение этого вопроса во многом
будет зависеть от выяснения генезиса образа
свернувшегося хищника, в частности, являют-
ся ли одиночные бляхи с этим изображением
генетически приоритетными по отношению к
сложным композициям ольвийских блях. Тот
Статті
132 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
факт, что большинство образов, изображенных
на крестовидных бляхах — голова хищной пти-
цы, барана, полнофигурные хищники — нахо-
дит аналогии в отдельных изображениях более
раннего этапа архаического периода с террито-
рии Лесостепи и Казахстана [Полидович, 2000,
c. 42], свидетельствует в пользу синтетического
характера этих изделий.
в свете приведенных соображений, общий
вопрос о контактах ранних скифов Крыма с
Ольвией остается открытым. в то же время,
концентрация зеркал «ольвийского» типа на
территории Нижнего Побужья и Поднепровья
очевидна. И находка пантеры — окончания руч-
ки зеркала «ольвийского» типа в Керчи — как
будто бы может свидетельствовать о наличии
таких контактов во второй половине — конце
VI в. до н. э. во всяком случае, более поздний
материал — V в. до н. э. — свидетельствует в
пользу присутствия устойчивых связей крым-
ских скифов с ольвийским производственным
центром [Скорый, зимовец, 2014, c. 163].
Таким образом, в результате проведенно-
го анализа, есть все основания полагать, что
Крымский полуостров был основным путем
продвижения ранних скифов с территорий
Кавказа и Предкавказья в Северное Причер-
номорье и Приднепровскую Лесостепь. Речь
идет, во-первых, о «походном» времени — вто-
рой—третьей четверти VII в. до н. э. (темир-
горские изображения, клювовидная пронизь).
во-вторых, о периоде рубежа VII—VI — нача-
ле VI в. до н. э., «возвращении» (бутероли, ба-
рановидные пронизи, однотипные бляхи гор-
ных козлов). в-третьих, о времени перехода
от архаики к классике — новая миграционная
волна (?) конца VI — начала V в. до н. э. (свер-
нувшийся волчий хищник, клыки-подвески,
образы головы грифона и пантеры со «свисаю-
щими» лапами).
важно отметить, что на Нижнем Дону, где
также мог пролегать один из основных путей
миграции скифов с востока в Северное При-
черноморье и Лесостепь, пока не известны ни
клювовидные и барановидные пряжки-про-
низи, ни бутероли в виде головы хищной пти-
цы, также как и образ козла, с направленной
вперед головой 1. что касается нижнедонских
костяных налучий в виде головы бараноптицы
и хищной птицы (Дюнный, высочино, Новоа-
лександровка-I), то их стилистика существенно
отличается от линии Новозаведенное—Семе-
новка—Бельск—волковцы и свидетельствует,
скорее, в пользу некоей локальной и упрощен-
ной интерпретации.
Принимая во внимание приведенные ра-
нее методологические соображения о значении
предметов звериного стиля как маркеров миг-
рационных процессов в эпоху архаики, карто-
графирование мест обнаружения описанных
выше артефактов, на наш взгляд, хорошо мар-
кирует маршрут продвижения ранних скифов
из Предкавказья в Лесостепь (рис. 7). Он прохо-
дил через Керченский пролив, Керченский по-
луостров, Степной Крым, Перекоп далее, веро-
ятно, разделяясь на Причерноморский, который
вел через одну из многочисленных переправ на
Нижнем Днепре 2 на запад, в сторону Фракии
(«торный путь» Э.в. Яковенко) и Приднепровс-
кий. Последний, в свою очередь, разделялся на
Правобережний, проходивший, вероятно, через
Никопольскую или Кичкасскую переправу и
далее, по Правобережью вплоть до тясминского
1. Одна клювовидная пряжка-пронизь, отличаю-
щаяся по типу от рассматриваемых, происходит со
Среднего Дона — кургана 2 у с. владимировка [Мо-
гилов, 2008, рис. 129, 15].
2. Г.Л. де Боплан упоминает 5 переправ, сущест-
вовавших «от Кичкаса до Очакова» [Боплан, 1990,
с. 43].
рис. 7. Основные маршруты раннескифских миграций
Зимовец р.В. Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля)
133ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
куста памятников (именно этот путь в более позд-
нее время получил название «соляного шляха»,
по которому чумацкие обозы доставляли соль с
берегов Сиваша в Лесостепную Украину [Літо-
пис …, 1990, с. 570]) и Левобережный, шедший
по левому берегу в направлении Поворсклья и
Посулья. Кстати, одно из ответвлений «соляного
шляха» проходило по левому берегу до Кахов-
ки, а оттуда степью на Перекоп [Болтрик, 1990,
c. 39]. Обе ветки «соляного шляха» были наибо-
лее короткими маршрутами, соединявшими
Крым с Лесостепью. По мнению Ю.в. Болтрика,
именно на основных направлениях сухопутных
коммуникаций, в более позднее время, были
сооружены такие курганы, как Огуз, Козел,
Солоха, чертомлык [Болтрик, 1990, c. 38]. При
этом, безусловно, нельзя исключать, что марш-
рут через Нижнее Подонье также существовал 1.
Просто, судя по доступному на данный момент
материалу скифского звериного стиля, если им
и пользовались для проникновения в Приднеп-
ровскую Степь и Лесостепь в раннескифское
время, то намного реже.
в связи с высказанными аргументами от-
носительно интенсивности и географии пре-
бывания ранних скифов в Крыму, становится
сомнительным тезис Т.Н. Троицкой о сущест-
вовании резких культурных различий между
Центральным Крымом и Керченским полуост-
ровом в эпоху архаики, а также гипотеза о том,
что в это время проникновение скифов в Цент-
ральный Крым происходило исключительно из
Причерноморских Степей, через Перекопский
перешеек. Культурные отличия между ранни-
ми памятниками востока и центра полуострова
связаны с двумя разновременными волнами
мигрантов. При этом представители первой,
«походной» волны, как мы попытались проде-
монстрировать, также присутствовала в центре
полуострова. И обе волны проникали в Крым
через Керченский пролив и полуостров.
Картографирование крымских предметов
звериного стиля и их аналогий подтверждает
гипотезу Э.в. Яковенко о существовании пути
(по крайней мере, в скифское время), соединяв-
шего Предкавказье, Приднепровскую Степь
и Лесостепь и проходившего через террито-
рию Крыма. Также подтверждается гипотеза
М.Ю. вахтиной и ряда исследователей о том,
что через район восточного Крыма в эпоху ар-
хаики проходил путь регулярных миграций
скифов, связывавших Степное Поднепровье
и Кубань. Однако в контексте приведенного
выше материала, данный тезис нуждается в
двух существенных дополнениях.
во-первых, путь миграций связывал с Пред-
кавказьем не только Степное, но и Лесостепное
Поднепровье, в котором и обнаружено боль-
1. в средневековье известен «залозный шлях», шед-
ший с Левобережной Лесостепи в Нижнее Подонье
[Літопис …, 1989, с. 551].
шинство аналогий предметам из Предкавказья
и Крыма. Особенно устойчивая связь наблюда-
ется между Предкавказьем, Крымом и Лесо-
степным Левобережьем: начиная с ранней арха-
ики (образ бараноптицы) и заканчивая рубежом
архаики и классики (топорики-скипетры) мы
видим очень близкие аналогии. впоследствии,
в эпоху классики, можно также наблюдать ряд
впечатляющих аналогий между крымскими и
левобережно-лесостепными предметами звери-
ного стиля [Скорый, зимовец, 2014, c. 162], что
подтверждает гипотезу существования в скифс-
кое время устойчивого левобережного маршру-
та из Крыма в Лесостепь.
во-вторых, уже в архаическое время Крым
был не только транзитной территорией, но и
местом постоянного пребывания определенной
части скифов, о чем свидетельствуют архаичес-
кие предметы из Предгорья и Степи, концент-
рация бутеролей (при том, что определенный
их тип — «Репяховатая Могила» — вероятно,
мог и появиться на этой территории) и, конеч-
но же, локальные особенности крымского зве-
риного стиля (однотипные изображения горно-
го козла с направленной вперед головой). Это
пребывание фиксируется уже в «походное» вре-
мя. После походов, численность скифов в Кры-
му увеличивается.
в связи со вторым дополнением отдельно-
го внимания заслуживает тот факт, что зна-
чительная часть предметов скифского звери-
ного стиля архаической эпохи (те же бляхи с
изображением горного козла, с направленной
вперед головой, бутероли) концентрируется в
Центральном и восточном Предгорье. На наш
взгляд, даже учитывая случайный характер
многих находок, в таком сосредоточении про-
является определенная закономерность, кото-
рая может быть объяснена двумя причинами,
не исключающими друг друга. во-первых,
столкновением скифов с автохтонными горца-
ми — таврами во время освоения территории
полуострова во второй половине VII — VI вв.
до н. э. во-вторых, межскифские столкнове-
ния, нашедшие отражение в эпосе Геродота о
борьбе вернувшихся из переднеазиатских по-
ходов скифов и потомков слепых рабов в нача-
ле VI в. до н. э. Обоснование первой гипотезы
было изложено в специальной статье [Скорый,
зимовец, 2015а] и базировалось на следующих
аргументах: следы битв (наконечники стрел),
большое количество потерянного оружия и
предметов конской узды в юго-восточной и цен-
тральной части Предгорья, длительный харак-
тер противостояния (вся эпоха архаики вплоть
до окончания скифо-персидской войны). второе
предположение высказано С.Г. Колтуховым и
основано на территориальной близости мест
концентрации клинкового оружия (Кировс-
кий р-н) и предполагаемого рва, выкопанного
потомками рабов (Ак-Монайский перешеек)
[Колтухов, 2014, c. 127]. Однако не стоит забы-
Статті
134 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
вать и версию, высказанную в.С. Ольховским
и И.Н. Храпуновым. Геродотовское сказание
о потомках слепых рабов вполне могло быть
мифологизированной передачей реального
процесса смешения скифов и кизил-кобинцев,
проходившего в VII — начале VI вв. до н. э.
[Ольховский, Храпунов, 1990, c. 27]. в этом
случае, концентрация оружия и предметов
звериного стиля в восточном Предгорье мо-
жет отражать реальную борьбу, которая имела
место между ранее освоившими эту террито-
рию скифами, во многом ассимилированными
с кизил-кобинцами и «второй волной» скифов,
вернувшихся после переднеазиатских походов
[Скорый, 2003, c. 88]. К сожалению, для боль-
шей убедительности данной версии не хватает
более точных, «зауженных» датировок предме-
тов звериного стиля и вооружения, что позво-
ляет лишь очень условно разнести во времени
предметы до и после возвращения основной
массы скифов из Передней Азии. Однако этот
аргумент не может быть решающим, поскольку
само это «возвращение» нельзя рассматривать
как одномоментное действие, произошедшее
после пира Киаксара. Скорее всего, это был
растянутый во времени и волнообразный про-
цесс, продолжавшийся большую часть VII в. до
н. э. [Кисель, 2003].
Следует отметить, что концентрация предме-
тов звериного стиля в Центральном и восточ-
ном Предгорье Крыма, а также наличие здесь
его локального варианта (серия однотипных
бляшек в виде ажурного изображения горного
козла с направленной вперед головой) действи-
тельно сопровождается и концентрацией двух
других элементов скифской триады, в особеннос-
ти клинкового оружия и стрел, свидетельствую-
щих о боевых столкновениях [Скорый, зимовец,
2014, c. 19—54; 2015а, c. 33—36]. Как бы ни ре-
шался вопрос относительно сторон этих столк-
новений, несомненным является факт довольно
длительного пребывания ранних скифов в этих
районах Крыма. владение горными массивами
Кубалач и, в особенности, Агармыш (восточная
оконечность Предгорья) являлось стратегически
важным для контроля над самой узкой частью
Керченского полуострова, соединяющего его с
остальным Крымом — Акмонайского перешей-
ка — а также довольно узкого прохода с Керчен-
ского полуострова в Степной Крым, зажатого
между Меотидой и Предгорьем. Удерживание
этой территории давало возможность практи-
чески полного контроля над транзитным путем
из Предкавказья через Боспор Киммерийский
и Керченский полуостров к Перекопу и далее в
Поднепровье — основным маршрутом скифских
передвижений в архаическое время. А также
контроль над продвижением в область тавров —
Крымское Предгорье — по Старокрымской до-
лине или по долинам рек Индол, Кучук-Карасу
и Биюк-Карасу, равно как и перемещением из
области тавров в степные районы.
Алексеев А.Ю. золото скифских царей в собрании
Эрмитажа. — СПб, 2003. — Альбом. — 272 с.
Алексеев А.Ю. Хронография европейской Ски-
фии. — СПб, 2003. — 416 с.
Болтрик Ю.В. Сухопутные коммуникации Ски-
фии (по материалам новостроечных исследований
от Приазовья до Днепра) // СА. — 1990. — № 4. —
С. 30—44.
Боплан Г.Л. Опис України // Гійом Лавассер де
Боплан. Опис України. Проспер Меріме. Українські
козаки та їх останні гетьмани; Богдан Хмельниць-
кий. — Львів, 1990. — 301 с.
Вахтина М.Ю. Греческие поселения Северного
Причерноморья и кочевники в VII—VI вв. до н. э. (к
проблеме первых контактов) // Кочевники евразий-
ских степей и античный мир (проблема контактов):
Материалы 2-го археол. семинара. — Новочеркасск,
1989. — С. 74—89.
Вахтина М.Ю., Виноградов Ю.А., рогов Е.я. Об од-
ном из маршрутов военных походов и сезонных миг-
раций кочевых скифов // вДИ. — 1980. — № 4. —
C. 155—161.
Вязьмитина М.и. Ранние памятники скифского
звериного стиля // СА. — 1963. — № 2. — 158—170.
Галанина Л.к. Келермесские курганы. «Царские»
погребения раннескифской эпохи. Степные народы
Евразии. — М., 1997. — 270 с.
Зимовец р.В. О локальних особенностях бронзовых
бутеролей в виде головы хищной птицы // Старожит-
ності раннього залізного віку. — К., 2016. — С. 76—
88 (АДІУ. — вип. 2 (19)).
иванчик А.и. Киммерийцы и скифы. — М., 2001. —
324 с.
ильинская В.А. Некоторые мотивы раннескифско-
го звериного стиля // СА. — 1965. — № 1. — С. 86—
107.
ильинская В.А. Раннескифские курганы басейна
р. Тясмин. — К., 1975. — 223 с.
ильинская В.А. Скифы Днепровского Лесостепно-
го Левобережья (курганы Посулья). — К., 1968. —
203 с.
ИТУАК. — 1891. — № 11.
канторович А.р. Истоки и вариации образа бара-
ноптицы (грифобарана) в раннескифском зверином
стиле // Северный Кавказ и мир кочевников в ран-
нем железном веке. — М., 2007. — С. 235—257.
канторович А.р. Истоки и вариации образов гри-
фона и грифоноподобных существ в раннескифском
зверином стиле VII—VI вв. до н. э. // Археологичес-
кий альманах. — 2010. — № 21. — С. 189—224.
канторович А.р. Один из образов копытного живот-
ного в искусстве скифского звериного стиля // РА. —
1995. — № 4. — С. 45—55.
канторович А.р. Скифский звериный стиль вос-
точной Европы: классификация, типология, хро-
нология, эволюция: Дис. … докт. ист. наук. — М.,
2015. — 1724 с.
канторович А.р., Эрлих В.р. Бронзолитейное ис-
кусство из курганов Адыгеи. — М., 2006. — 232 с.
капошина С.и. О скифских элементах в культуре
Ольвии // Ольвия и Нижнее Побужье в античную
эпоху // МИА. — 1956. — № 50. — С. 211—254.
королькова Е.Ф. звериный стиль Евразии. Искус-
ство племен Нижнего Поволжья и Южного Приура-
лья в скифскую эпоху (VII—IV вв. до н. э.). — СПб,
2006. — 272 с.
кисель В.А. Шедевры ювелиров Древнего востока
из скифских курганов. — CПб, 2003. — 192 с.
колтухов С.Г. Скифы горной части Крымского
полуострова (регион, ресурсы и хозяйственная де-
Зимовец р.В. Крым в контексте раннескифских миграций (по материалам звериного стиля)
135ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
ятельность, история изучения) // ССПiК. — 2014. —
вип. XVII. — С. 122—153.
крис х.и. О впускных погребениях эпохи раннего
железа в курганах долины Салгира // СА. — 1976. —
№ 2. — С. 240—245.
кузнецова Т.М. зеркала Скифии. VI—III вв. до
н. э. — М., 2002. — Т. 1. — 349 с.
кулатова и.Н., Скорый С.А., Супруненко А.Б. Ран-
нескифское погребение на юге Приднепровской Ле-
вобережной террасовой Лесостепи (к вопросу о пе-
реднеазиатских инновациях в восточноевропейском
зверином стиле) // АЛЛУ. — 2006. — № 1. — С. 46—
60.
курочкин Г.Н. Ранние этапы формирования скиф-
ского искусства (новый фактический материал и
необходимость построения эффективной теоретичес-
кой модели) // Кочевники евразийских степей и ан-
тичный мир (проблема контактов): Материалы 2-го
археол. семинара. — Новочеркасск, 1989. — С. 102—
120.
Літопис руський. — К., 1989. — 591 с.
Марсадолов Л.С. «Оленные» камни из поселка Ар-
жан в центре Азии // Древности Евразии: от ранней
бронзы до раннего средневековья. Памяти валерия
Сергеевича Ольховского. — М., 2005. — С. 301—
316.
Медведская и.Н. Периодизация скифской архаики
и Древний восток // СА. — 1992. — № 3. — С. 86—
107.
Могилов о.Д. Спорядженя коня скіфської доби у Лі-
состепу Східної європи. — Київ; Кам’янець-Поділь-
ський, 2008. — 440 с.
Мозолевский Б.Н. Скифские курганы в окрестностях
г. Орджоникидзе на Днепропетровщине (раскопки
1972—1975 гг.) // Скифия и Кавказ. — К., 1980. —
С. 70—154.
Мурзин В.Ю. Скифская архаика Северного Причер-
номорья. — К., 1984. — 136 с.
островерхов А.С., охотников С.Б. О некоторых
мотивах скифского звериного стиля на памятниках
из собрания Одесского археологического музея //
вДИ. — 1989. — № 2. — С. 50—67.
ольговський С.я. Походження хрестоподібних блях
скіфського часу // Археологія — 1995. — № 2. —
C. 25—31.
ольговский С.я. Цветная металлообработка Се-
верного Причерноморья VII—V вв. до н. э. — М.,
2014. — 278 с.
ольховский В.С. Население Крыма по данным анти-
чных авторов // СА. — 1981. — № 3. — С. 52—65.
ольховский В.С. О населении Крыма в скифское
время // СА. — 1982. — № 4. — С. 61—81.
ольховский В.С., храпунов и.Н. Крымская Ски-
фия. — Симферополь, 1995. — 128 с.
очир-Горяева М.А. Древние всадники степей Евра-
зии. — М., 2012. — 472 с.
Переводчикова Е.В. Язык звериных образов. — М.,
1994. — 206 с.
Петренко В.Г., Маслов В.Е., канторович А.р. Хро-
нология центральной группы курганов могильника
Новозаведенное-II // Скифы и Сарматы в VII—III вв.
до н. э. — М., 2000. — С. 238—248.
Погребова М.Н., раевский Д.С. Ранние скифы и
древний восток. К истории становления скифской
культуры. — М., 1992. — 260 с.
Полидович Ю.Б. Находки в тувинскому кургане Ар-
жан-II и «звериный стиль» Северного Причерномо-
рья: поиск соответствий // Древние культуры Евра-
зии. — СПб, 2010. — С. 217—224.
Полидович Ю.Б. Скіфські хрестоподібні бляхи // Ар-
хеологія. — 2000. — № 1. — С. 35—48.
Полидович Ю.Б., Вольная Г.В. Образ зайца в скифс-
ком искусстве // Древности Евразии: от ранней брон-
зы до раннего средневековья. — М., 2005. — 590 с.
Скорый С.А. Скифы в Днепровской Правобережной
Лесостепи (проблема выделения иранского этно-
культурного элемента). — К., 2003. — 161 с.
Скорый С.А., Зимовец р.В. Скифские древности
Крыма. Материалы одной коллекции. — К., 2014. —
180 с.
Скорый С.А., Зимовец р.В. Бляшки-«козлы» с отруб-
ленными головами (к ритуальной практике крымс-
ких горцев в эпоху раннего железа) // Старожитності
раннього залізного віку. — К., 2015. — С. 140—144
(АДІУ. — вип. 2 (15)).
Скорый С.А., Зимовец р.В. К вопросу о взаимоотно-
шениях скифов и тавров в VII—IV вв. до н. э. // Архе-
ологія і простір. — К., 2015а. — С. 30—45 (АДІУ. —
вип. 4 (17)).
Тереножкин А.и. Предскифский период на днеп-
ровском правобережье. — К., 1961. — 248 с.
Топал Д.А. Биметаллические акинаки типа Гу-
дермес и использование бронзы в изготовлении ран-
нескифского клинкового оружия // МАСП. — Одесса,
2015. — С. 54—79.
Троицкая Т.Н. К вопросу о локальных особеннос-
тях скифской культуры в Центральном Крыму и на
Керченском полуострове // Изв. крымского отдела
географического общества. — 1957. — вып. 4. —
С. 67—76.
Толстиков В.П. Конское захоронение на верхнем
плато акрополя Пантикапея // Боспорские чте-
ния. — 2001. — вып. XII. — С. 365—367.
Фурманская А.и. Бронзолитейное ремесло в Оль-
вии // Археологія. — 1963. — Т. XV. — С. 61—70.
Членова Н.Л. Происхождение и ранняя история
племен тагарской культуры. — М., 1967. — 300 с.
Шкурко А.и. Скифское искусство звериного стиля (по
материалам Лесостепной Скифии) // Скифы и Сарма-
ты в VII—III вв. до н. э. — М., 2000. — С. 304—313.
Шрамко и.Б. Роговые наконечники луков с запад-
ного Бельского городища // Археология без границ:
коллекции, проблемы, исследования, гипотезы. —
СПб, 2015. — С. 487—511 (Тр. ГЭ. — Т. 77).
храпунов і.М. Етнічна історія Криму у ранньому за-
лізному віці: Автореф. дис. … докт. іст. наук. — К.,
2003. — 36 с.
храпунов и.М. Очерки этнической истории Крыма в
раннем железном веке. Тавры. Скифы. Сарматы. —
Симферополь, 1995. — 83 с.
Эрлих В.р. К проблеме происхождения птицего-
ловых скипетров предскифского времени // СА. —
1990. — № 1. — С. 249—250.
яковенко Э.В. Древнейший памятник искусства
скифов // СА. — 1976. — № 2. — С. 236—240.
яковенко Э.В. Предметы звериного стиля в ран-
нескифских памятниках Крыма // Скифо-сибирский
звериный стиль в искусстве народов Евразии. — М.,
1976а. — С. 131—132.
яковенко Э.В. Клыки с зооморфными изображения-
ми // СА. — 1968. — № 4. — С. 200—207.
яковенко Э.В. Скифы на Боспоре (греко-скифские
отношения в VII—III вв. до н. э.): Автореф. дис. …
докт. ист. наук. — К., 1985. — 35 с.
Статті
136 ISSN 2227-4952. Археологія і давня історія України, 2017, вип. 2 (23)
р.В. Зимовець
КРИМ у КОНТЕКСТІ
РАННьОСКІФСьКИх МІГРАЦІЙ
(за матеріалами звіриного стилю)
Стаття присвячена виявленню значення Криму у
заселенні Північного Причорномор’я і Придніпровсь-
кого Лісостепу скіфами на початку раннього залізного
віку — у VII—VI ст. до н. е. При цьому скіфський звіри-
ний стиль розглянуто як один з головних маркерів пере-
сування кочовиків епохи архаїки. зібрано інформацію
про всі відомі нині предмети, оформлені у скіфському
звіриному стилі у Криму, які датуються VII — почат-
ком V ст. до н. е. Аналіз широкого кола аналогій крим-
ським предметам у звіриному стилі доводить, що, як з
точки зору репертуару, так і стилістики образів вони
були пов’язані з територією Кавказу та Передкавказзя
з одного боку, та Подніпров’я (особливо Лісостепу) — з
іншого. У сукупності з іншими джерелами це доводить,
що у ранньоскіфський час Крим був основною транзит-
ною територією, через яку йшло проникнення скіфсько-
го контингенту з Передкавказзя у Подніпров’я. Існував
й інший шлях такого проникнення — через Нижній
Дон, але, судячи з аналізу предметів звіриного стилю,
якщо ним і користувалися, то набагато рідше.
Локальні особливості й географія кримських пред-
метів звіриного стилю свідчать про те, що вже у VII ст.
до н. е. півострів був не лише транзитною зоною, але й
місцем постійного перебування певного контингенту
скіфів, яке не було обмежене лише Степовою частиною
(Східний і Північний Крим), а досягало Східного й Цен-
трального Передгір’я, де спостережена найбільша кон-
центрація випадкових знахідок архаїчного звіриного
стилю. зважаючи також на велику концентрацію пред-
метів озброєння (клинкова зброя, наконечники стріл)
на цій території можна зробити висновок про тривале
перебування ранніх скіфів у Центральному та, особли-
во, Східному Передгір’ї, пов’язане з бойовими діями з
автохтонами-таврами, або з більш ранньою, «першою»
хвилею скіфів, що оволоділи цим мікрорегіоном до при-
ходу основної маси кочовиків з Передньої Азії та їх міг-
рації з Кавказу до Північного Причорномор’я.
У середині — другій половині VI ст. до н. е. кількість
предметів звіриного стилю дещо скорочується, спос-
терігається звуження репертуару образів. Натомість
вже наприкінці VI — початку V ст. до н. е. репертуар
оновлюється, з’являється низка нових образів (вовчій
хижак, що згорнувся, редуковані зображення вовка,
грифона, кабана), а старі образи (кошачий хижак, хижа
птиця) зазнають суттєвих стилістичних трансформацій.
Така зміна репертуару характерна для всієї Скіфії ру-
бежу архаїчного та класичного часів й свідчить про по-
яву нової хвилі кочовиків у Північному Причорномор’ї
як носіїв нових імпульсів у розвитку звіриного стилю, а
також про зростаючий вплив грецького мистецтва.
Ключові слова: скіфський звіриний стиль, Крим,
ранній залізний вік, міграції скіфів.
R.V. Zymovets
criMEa in thE cOntExt
Of thE EarLy scythian
MigratiOns
(according to scythian animal style)
The role of the Crimea in the process of settle-
ment of the Scythians of Northern Black Sea Cost and
Dnieper Forest-Step region in the Early Middle Age
(7th—6th centuries BC) is on the focus of current arti-
cle. Scythian animal style is considered as a one of the
most important marker of the movement of nomads
in the archaic epoch. Article collect information about
all currently known objects decorated in the Scythian
animal style in the Early Middle Age. The analysis of
a wide range of analogies of the Crimean animal style
objects (elements of horse bridle mostly) prove that
they are connected with Caucasus region from the one
side and Dnieper region (especially Middle Dnieper,
Forest-Steppe) from the other in terms of repertoire
and stylistic features. This confirm conclusion that
Crimea was the main transit territory, through which
Early Scythian nomads penetrated from Caucasus
to Northern Black Sea Cost and Middle Dnieper Re-
gion. Alternative way via Lower Don was much less
demanded.
Besides, local features and geography of Crime-
an animal styled objects show that already in 7th cen-
tury BC the permanent contingent of Scythians
presented on peninsula. That is true not only for
Steppe Crimea (east and north parts of peninsula)
but for the Central and East Foothill also, where
the highest concentration of archaic animal style
are recorded. Paying attention to high concentration
of armament items (bladed weapons, arrows) on
this territory author argues about long stay Early
Scythians in the Foothill. The reasons was military
confrontation with Crimean autochthonous — Tau-
rus — or with «first wave» of Scythians which seized
this territory before the main part of nomads came
here from Middle East military campaign and Cau-
casus.
In middle — second part of 6th century BC quantity
of animal styled objects is decreasing, narrowing of the
repertoire of images observed. But already in the end
of 6th — early 5th century BC repertoire updated, a se-
ries of new images appears (coagulated wolf, reduced
images of wolf, griffin, boar), old images (feline preda-
tor, predatory bird) are transformed seriously. Such
repertoire renovation is peculiar to all Scythia in tran-
sition time from archaic to classic period and proves
the emergence of new nomads wave as well as growing
impact of Greek culture.
keywords: Scythian animal style, Crimea, Early
Iron Age, Scythian migrations.
одержано 04.03.2017
|