Культурно-хронологическая интерпретация погребений энеолита – эпохи бронзы кургана “Розкопана Могила” (Донбасс)
В работе рассматриваются проблемы культурной атрибуции и хронологии захоронений эпох энеолита и бронзового века кургана Розкопана Могила, исследованного близ г.Дружковка, Донецкая обл. Затрагиваются также проблемы верований и общественного строя древних племен Донбасса....
Збережено в:
| Дата: | 2011 |
|---|---|
| Автор: | |
| Формат: | Стаття |
| Мова: | Russian |
| Опубліковано: |
Інститут археології НАН України
2011
|
| Назва видання: | Археологический альманах |
| Онлайн доступ: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/171336 |
| Теги: |
Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
|
| Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| Цитувати: | Культурно-хронологическая интерпретация погребений энеолита – эпохи бронзы кургана “Розкопана Могила” (Донбасс) / В.В. Цимиданов // Археологический альманах. — 2011. — № 25. — С. 156-179. — Бібліогр.: 132 назв. — рос. |
Репозитарії
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine| id |
irk-123456789-171336 |
|---|---|
| record_format |
dspace |
| spelling |
irk-123456789-1713362020-09-19T01:25:57Z Культурно-хронологическая интерпретация погребений энеолита – эпохи бронзы кургана “Розкопана Могила” (Донбасс) Цимиданов, В.В. В работе рассматриваются проблемы культурной атрибуции и хронологии захоронений эпох энеолита и бронзового века кургана Розкопана Могила, исследованного близ г.Дружковка, Донецкая обл. Затрагиваются также проблемы верований и общественного строя древних племен Донбасса. Курган Розкопана Могила було досліджено поблизу міста Дружківка (Донецька область). Там містилися поховання та інші поховальні комплекси різних періодів енеоліту та доби бронзи. Серед них енеолітичні поховання (№ 8 та, можливо, № 12), поховання ямної культури (№№ 4, 5, 11, 15 та, можливо, № 12), поховання пізнього етапу донецької катакомбної культури (№ 18 та, можливо, № 6), комплекси пізнього етапу донецької катакомбної культури (№№ 1, 3, 6 та, можливо, №№ 4, 5), поховання маницького катакомбного типу (№ 7 та, можливо, №№ 9, 10, 14, 15), поховання інгульської катакомбної культури (№ 17), культурно невизначене катакомбне поховання (№ 16), фінально-катакомбне поховання № 2, поховання бабинської культури № 1 та поховання зрубної культури № 3. Автор аналізує різноманітні прояви обряду поховання № 3 та висуває низку припущень щодо семантики цих знаків. Barrow “Rozkopana Mogila” were researched near the town of Druzhkovka (Donetsk region). There were found burials and others funeral complexes of different periods of Eneolithic epoch and Bronze Age. These include Eneolithic burial (No 8 and perhaps No 12), Pit Culture burials (No 4, 5, 11, 15 and perhaps No 12, 13), late Donetsk Katakomb Culture burials (No 18 and perhaps No 6), late Donetsk Katakomb Culture complexes (No 1, 3, 6 and perhaps No 4, 5), burials of Manych Katakomb tipe (No 7 and perhaps No 9, 10, 14, 19), Ingul Katakomb Culture (No 17), Katakomb Culture with unknown interpretation (No 16), final-Katakomb burial No 2, Babino Culture burial No 1 and Timber-Grave Culture burial No 3. The author had analyzed various elements of the burial’s No 3 funeral rite and came to several conclusions about the semantic this sign. 2011 Article Культурно-хронологическая интерпретация погребений энеолита – эпохи бронзы кургана “Розкопана Могила” (Донбасс) / В.В. Цимиданов // Археологический альманах. — 2011. — № 25. — С. 156-179. — Бібліогр.: 132 назв. — рос. 2306-6164 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/171336 ru Археологический альманах Інститут археології НАН України |
| institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| collection |
DSpace DC |
| language |
Russian |
| description |
В работе рассматриваются проблемы культурной атрибуции и хронологии захоронений эпох энеолита и бронзового века кургана Розкопана Могила, исследованного близ г.Дружковка, Донецкая обл. Затрагиваются также проблемы верований и общественного строя древних племен Донбасса. |
| format |
Article |
| author |
Цимиданов, В.В. |
| spellingShingle |
Цимиданов, В.В. Культурно-хронологическая интерпретация погребений энеолита – эпохи бронзы кургана “Розкопана Могила” (Донбасс) Археологический альманах |
| author_facet |
Цимиданов, В.В. |
| author_sort |
Цимиданов, В.В. |
| title |
Культурно-хронологическая интерпретация погребений энеолита – эпохи бронзы кургана “Розкопана Могила” (Донбасс) |
| title_short |
Культурно-хронологическая интерпретация погребений энеолита – эпохи бронзы кургана “Розкопана Могила” (Донбасс) |
| title_full |
Культурно-хронологическая интерпретация погребений энеолита – эпохи бронзы кургана “Розкопана Могила” (Донбасс) |
| title_fullStr |
Культурно-хронологическая интерпретация погребений энеолита – эпохи бронзы кургана “Розкопана Могила” (Донбасс) |
| title_full_unstemmed |
Культурно-хронологическая интерпретация погребений энеолита – эпохи бронзы кургана “Розкопана Могила” (Донбасс) |
| title_sort |
культурно-хронологическая интерпретация погребений энеолита – эпохи бронзы кургана “розкопана могила” (донбасс) |
| publisher |
Інститут археології НАН України |
| publishDate |
2011 |
| url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/171336 |
| citation_txt |
Культурно-хронологическая интерпретация погребений энеолита – эпохи бронзы кургана “Розкопана Могила” (Донбасс) / В.В. Цимиданов // Археологический альманах. — 2011. — № 25. — С. 156-179. — Бібліогр.: 132 назв. — рос. |
| series |
Археологический альманах |
| work_keys_str_mv |
AT cimidanovvv kulʹturnohronologičeskaâinterpretaciâpogrebenijéneolitaépohibronzykurganarozkopanamogiladonbass |
| first_indexed |
2025-07-15T07:02:50Z |
| last_indexed |
2025-07-15T07:02:50Z |
| _version_ |
1837695478428336128 |
| fulltext |
156
Археологический альманах. – № 25. – 2011. – С.156-179.
Уникальность кургана Розкопана Могила
(см. статью Ю.Б. Полидовича в данном сбор-
нике) заключается в том, что он содержал пог-
ребения почти всех культур, существовавших
на территории Донбасса в эпохи энеолита и
бронзового века.
Самым ранним из выявленных в Розкопа-
ной Могиле погребальных комплексов явля-
ется энеолитическое погребение 8, с которо-
го началось возведение кургана А. Данное за-
хоронение дополняет небольшую серию поз-
днеэнеолитических “вытянутых” курганных
погребений Донетчины (см.: Посредников,
Кравец, 1989, с. 21-23; Клименко и др., 1994, с.
19; Клименко, 1998, с. 85-86; Кульбака, Качур,
2000, с. 48-49.). �нтересным нюансом являет-). �нтересным нюансом являет-
ся то, что погребенный, над могилой которого
была сооружена насыпь, являлся подростком.
Этот факт может свидетельствовать если не о
высоком ранге умершего и, соответственно,
наследовании общественного положения в
данном социуме, то о значительной роли под-
ростков в ритуальной жизни энеолитических
племен, возводивших на просторах Донетчи-
ны самые первые курганы.
Комплексы ямной культуры из Розкопа-
ной Могилы демонстрируют разнообразные
проявления погребальной обрядности и отно-
сятся к различным периодам. В кургане А на-
иболее ранним ямным захоронением, судя по
данным стратиграфии, являлось погребение
5. Умерший здесь был ориентирован головой
на юго-запад и лежал на спине с согнутыми
в коленях ногами. Очевидно, судя по поло-
Цимиданов В.В.
КУЛЬТУРНО-ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ПОГРЕБЕНИЙ ЭНЕОЛИТА
– ЭПОХИ БРОНЗЫ КУРГАНА “РОЗКОПАНА МОГИЛА” (ДОНБАСС)
В работе рассматриваются проблемы культурной атрибуции и хронологии захоронений эпох
энеолита и бронзового века кургана Розкопана Могила, исследованного близ г.Дружковка,
Донецкая обл. Затрагиваются также проблемы верований и общественного строя древних
племен Донбасса.
Ключевые слова: Донбасс, курган, энеолит, ямная культура, катакомбные культуры, бабинская
культура, срубная культура, погребальный обряд.
жению костей стоп, ноги погребенного были
первоначально установлены коленями вверх.
Ориентировка покойника и его положение на
спине позволяют отнести данный комплекс ко
второму этапу (“классическому” или “город-
цовскому”) периодизации ямных погребений
Донетчины, предложенной Д.П. Кравцом и
В.А. Посредниковым (см.: Кравец, Посред-
ников, 1989, с. 25). �юбопытной особеннос- 25). �юбопытной особеннос-25). �юбопытной особеннос-
тью погребения 5 является следующая. Руки
умершего были вытянуты вдоль тела. Этот
признак присущ ранним ямным погребениям
Среднего Подонцовья [Константинеску и др.,
1992, с. 12]. Вместе с тем, погребение 5 едва
ли может быть раннеямным, поскольку для
последних в бассейне Северского Донца ха-
рактерна ориентировка умерших головой на
восток [Константинеску и др., 1992, с. 8]. За-
падная ориентировка (а ее вариантом, вероят-
но, является юго-западная, демонстрируемая
погребением 5 Розкопаной Могилы) получила
распространение в более поздних ямных пог-
ребениях, причем, похоже, ко времени ее по-
явления вытянутое положение рук умерших,
уложенных на спину, сменилось асимметрич-
ным (одна рука вытянута, а вторая согнута в
локте и уложена кистью на туловище или бед-
ро) [Константинеску и др., 1992, с. 10, 13].
Аналогична ситуация в Северо-Восточ-
ном Празовье. Здесь выявлены ямные захо-
ронения (как ранние, так и более поздние) с
вытянутыми вдоль тела руками, но им прису-
ща восточная и близкие к ней ориентировки
(см., например: Константінеску, 1984, с. 65;
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
157
1988, с. 92-107). Западная и юго-западная
ориентировки умерших в Приазовье встреча-
ются лишь в наиболее поздней группе ямных
погребений, но здесь положение рук покой-
ников, уложенных на спину, асимметрично
[Санжаров, 2001, с. 24]. Стоит упомянуть и
погребения Донецкого могильника, выявлен-
ные на стыке бассейна Северского Донца и
Приазовья. Они демонстрируют корреляцию
вытянутого положения рук с северо-восточ-
ной ориентировкой [Гершкович, Сердюкова,
1991, с. 151].
Ситуация, подобная вышеописанной,
имеет место и в Степном Прикубанье. На
данной территории вытянутое положение
рук характерно для ранней хронологической
группы ямных погребений, которым присуща
ориентировка в восточный сектор [Трифонов,
1991, с. 109]. В комплексах второй хроноло-
гической группы, где господствует западная
ориентировка, положение рук асимметрично
[Трифонов, 1991, с. 113-114].
Отметим, что корреляция вытянутого по-
ложения рук с западной или юго-западной
ориентировкой умерших в некоторых регио-
нах ямного ареала встречается относительно
часто. Например, это имеет место на Днеп-
ровском Правобережье [Генинг, Усик, 1985, с.
7, 13, 14, 24], в Северо-Западном Причерно-
морье (т.н. “вариант 11” позы погребенных)
[Яровой, 1985, с. 38].
�так, можно констатировать, что погре-
бальный обряд, зафиксированный в погребе-
нии 5 из Розкопаной Могилы, находит парал-
лели в ямных захоронениях далеких от До-
нетчины западных регионов. На территории
же Донбасса и Северо-Восточного Приазовья
он, похоже, является аномальным. Тем более
интересно то, что в кургане В Розкопаной Мо-
гилы исследовано погребение 15, тождествен-
ное по ориентировке и позе умершего погре-
бению 5. Поразительная близость обряда двух
упомянутых захоронений и его отмеченная
выше аномальность для Донетчины позволя-
ет констатировать синхронность погребений 5
и 15, а также допускать, что оба они оставле-
ны одним “коллективом”.
С погребением 15, очевидно, связана ус-
тановка менгиров, поскольку их, как и дан-
ное погребение, перекрыла насыпь II кургана
В. Стоит обратить внимание на следующее.
Менгиры были размещены по линии северо-
запад – юго-восток. При этом сквозь щели
между ними открывался вид на северо-восток
или юго-запад (в зависимости от того, с какой
стороны смотреть). Но могильная яма захо-
ронения 15 была ориентирована торцевыми
стенками на северо-восток и юго-запад. От-
сюда весьма вероятным будет допущение, что
перед рытьем ямы упомянутого захоронения
производились какие-то наблюдения за вос-
ходом или заходом солнца.
Погребению 15 в кургане В стратигра-
фически предшествовало погребение 12. Со-
ответственно, последнее является более ран-
ним и по отношению к погребению 5. Данный
комплекс весьма необычен антропоморфной
формой ямы, наличием в ней следов кост-
рища и тем, что в могиле человеческие ос-
танки были представлены лишь фрагментом
бедренной кости. Отметим, что хотя через
могилу прошла кротовина, отсутствие в яме
других костей скелета не может считаться
результатом деятельности землероев. Следов
“ограбления” (вскрытия могилы) не было за-
фиксировано. Таким образом, в рассматри-
ваемом случае мы сталкиваемся с довольно
необычным погребальным обрядом, в ходе
которого в могилу изначально поместили не
целостный труп, а лишь его фрагмент. От-
сутствие в захоронении каких-либо предме-
тов материальной культуры затрудняет выяс-
нение его даты. Вместе с тем, могильная яма
имеет пропорции, характерные для погребе-
ний со скорченными костяками. Поскольку
на Донетчине энеолитические подкурганные
захоронения представлены преимуществен-
но комплексами с вытянутыми костяками,
правомерно допущение, что погребение 12
относится к ямной культуре, ибо именно ей
присуще помещение умерших в могилу в
скорченном виде. Добавим, что стратиграфи-
ческая позиция рассматриваемого комплекса
позволяет считать его самым ранним среди
ямных захоронений Розкопаной Могилы.
Вместе с тем, нельзя исключать и датировку
погребения 12 эпохой энеолита. В пользу это-
го может свидетельствовать следующая очень
редкая деталь, аналогии которой нам неизвес-
тны. В нескольких метрах от кургана, возве-
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
158
денного над погребением 12, была сооружена
небольшая насыпь без погребения. Но то же
самое имело место в кургане А, где рядом с
энеолитической насыпью также была возве-
дена насыпь без захоронения. �так, мы видим
тождественные “тексты” – “курган с погре-
бением + курган без погребения”. Учитывая
их уникальность, правомерно допустить, что
в Розкопаной Могиле данные “тексты” связа-
ны с носителями одной традиции.
Погребение 4 (курган А), учитывая его
более поздний возраст по отношению к пог-
ребению 5, можно датировать поздним этапом
ямной культуры. �менно тогда получило рас-
пространение ориентирование погребенных,
уложенных на спину, на юго-восток [Кравец,
Посредников, 1989, с. 25-26]. Короткошейный
остродонный сосуд из данного погребения по
своей форме и пропорциям (диаметр тулова
превышает высоту изделия) находит аналогии
как в позднеямной (см., например: Братченко,
2001б, рис. 108, 2), так и в раннекатакомбной
(преддонецкой) [Санжаров, 2001, рис. 18, 6]
посуде.
К позднему этапу ямной культуры отно-
сится также погребение 11 кургана А, а соот-
ветственно и ситуация 1, которая в данном
кургане занимала промежуточное по стратиг-
рафии положение между погребениями 4 и 11.
Юго-восточная ориентировка умершего из
погребения 11 сближает последний комплекс
с погребением 4. Отсюда можно допускать,
что временной разрыв между двумя захоро-
нениями не был велик.
Погребение 13, выявленное в кургане В,
очевидно, являлось кенотафом. В могиле на-
ходился довольно необычный сосуд. Наибо-
лее близкие аналогии и ему, и комплексу в це-
лом демонстрирует погребение из Наташино,
18/2, Крым (на него обратил наше внимание
С.Н. Разумов). По мнению авторов публика-
ции, данное погребение относится к ямной
культуре. Здесь присутствовал сосуд, почти
идентичный по форме артефакту из Розкопа-
ной Могилы [Колотухин, Тощев, 2000, с. 211;
рис. 144, 12]. Сходство между двумя захоро-
нениями прослеживается и по таким чертам
обряда:
1. В могилах отсутствовали скелеты лю-
дей;
2. Ямы имели каменные перекрытия.
Стоит обратить внимание и на еще одну
параллель сосуду из Розкопаной Могилы. В
раннекатакомбном захоронении из Михай-захоронении из Михай-
ловки ��, 1/7, Днепропетровская обл. выяв-��, 1/7, Днепропетровская обл. выяв-, 1/7, Днепропетровская обл. выяв-
лен шаровидный сосуд с четырьмя попарно
сгруппированными выступами для подвеши-
вания (с одной стороны выступы отслоились).
Данный сосуд отличается от артефактов из
Розкопаной Могилы и Наташино отсутствием
прямостоящего горлышка [Маріна, Ромашко,
1999, рис. 2, 10]. В свете отмеченных паралле-. В свете отмеченных паралле- В свете отмеченных паралле-В свете отмеченных паралле-свете отмеченных паралле-
лей погребение 13 из Розкопаной Могилы мо-
жет быть датировано самым финалом ямной
культуры или раннекатакомбным временем.
В кургане Розкопана Могила исследована
серия погребений и т.н. “комплексов” ката-
комбных культур. Погребение 18 (курган В)
относится к донецкой катакомбной культуре.
Об этом свидетельствует характерная орна-
ментация присутствовавших в нем сосудов.
В захоронении обнаружен также набор укра-
шений. Среди них – 3 кольцевидные подвес-
ки с ушками – т.н. “медальоны”, происхож-
дение которых связано с культурами Кавказа
[Братченко, Санжаров, 2001, с. 54]. Подобные
изделия, в частности, известны в ранних ка-
такомбных памятниках Предкавказья [Рысин,
1996, рис. на с. 185; Шишлина, 2007, рис. 86,
4] и предкавказских захоронениях т.н. “по-
лиритуальной группы” (синхронна ранним
катакомбникам) [Шишлина, 2007, рис. 106,
6]. В бассейне Северского Донца упомянутые
медальоны чаще всего встречаются в ранних
катакомбах и погребениях среднего (разви-
того) этапа донецкой катакомбной культуры,
по периодизации С.Н. Братченко [Братченко,
2001а, с. 44]. Следует, чтобы избежать пута-
ницы, уточнить, что в данной работе мы ис-
пользуем периодизацию донецкой культуры,
предложенную С.Н. Санжаровым. Этот иссле-
дователь рассматривает раннекатакомбные
памятники как особый культурный феномен
и, в отличие от С.Н. Братченко, не включает
их в донецкую культуру. Соответственно, те
погребения, которые С.Н. Братченко относит
к развитому этапу донецкой культуры, С.Н.
Санжаров считает ранними донецкими [Сан-
жаров, 1993, с. 85]. В соответствии с таким
подходом пик использования катакомбника-
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
159
ми рассматриваемых медальонов приходится
на преддонецкое и раннедонецкое время. Од-
нако, данные изделия встречаются и в поздне-
катакомбных комплексах [Братченко, Санжа-
ров, 2001, с. 54]. Таким образом, медальоны,
выявленные в погребении 18 Розкопаной Мо-
гилы, не позволяют сузить датировку этого
захоронения.
Присутствовавшие в погребении 18 т.н.
“ложковидные” подвески также находят мно-
гочисленные аналогии. Близкие изделия вы-
явлены, например, в погребениях северокав-
казской культуры [Нечитайло, 1979, рис. 38,
5; 55, 11; 80, 6] и захоронении раннего этапа
среднедонской культуры [Пряхин и др., 1991,
рис. 3, 14]. Все эти аналогии дают довольно
низкие даты (не позже раннего этапа донец-
кой культуры). Однако, есть один нюанс. На
подвесках из погребения 18 отверстие для
подвешивания образовано путем загиба края
заготовки. Артефакты же, на которые мы ссы-
лались выше, подобной конструктивной осо-
бенности, насколько можно судить по извес-
тным нам публикациям, не демонстрируют.
Там отверстие, очевидно, пробивалось Отсю-отверстие, очевидно, пробивалось Отсю-, очевидно, пробивалось Отсю-Отсю-
да нельзя исключать того, что ложковидные
подвески из Розкопаной Могилы могут иметь
иную датировку, чем аналогичные изделия
северокавказской и среднедонской культур.
� здесь стоит обратить внимание на
следующий момент. А.М. Смирнов (на наш
взгляд, довольно убедительно) показал, что
орнамент сосудов из раннедонецких захоро-
нений1, с одной стороны, и позднедонецких,
с другой, имеет свои особенности. В частнос-
ти, на шейках раннедонецких сосудов про-
межутки между горизонтальными оттисками
тесьмы обычно заполнены наклонными отпе-
чатками штампа, образующими елочную ком-
позицию. Для позднедонецких сосудов это не
характерно [Смирнов, 1996, с. 36]. На шейках
сосудов из погребения 18 Розкопаной Могилы
елочных композиций мы не видим. В итоге,
если наблюдения А.М. Смирнова верны, рас-
сматриваемое погребение относится к позд-
недонецким.
Возвращаясь к медальонам из данного
комплекса, можно отметить, что подобные
изделия выступали как компоненты разных
категорий украшений. Так, они могли нахо-
диться на головном уборе (налобной повязке
или шапке) [Братченко, 2004, с. 70; Шишлина,
2007, с. 174], входить в состав ожерелья [Си-
ницын, Эрдниев, 1987, с. 21; Марина и др.,
1990, с. 27-29; Братченко, 2004, с. 73], кре-
питься к нагрудной части одежды [Шишли-
на, 2007, с. 214], быть компонентами ножных
наборных браслетов [Евдокимов, 1991, с. 205;
Санжаров, 1993, с. 76; Братченко, 2004, рис.
85, 9]. В погребении 18 Розкопаной Могилы
медальоны, судя по их размещению относи-
тельно черепа, входили в состав лицевого
украшения. Близкие украшения известны,
например, у населения покровской, срубной
и алакульской культур [Цимиданов, 2008, с.
66-67]. В погребении донецкой культуры из
Нижней Бараниковки, �уганская обл. медаль-
оны также находились у лицевой части чере-
па [Братченко, 2004, с. 176; рис. 85, 1-2]. Не
исключено, что в данном захоронении тоже
было лицевое украшение, аналогичное тому,
которое выявлено в погребении 18 Розкопа-
ной Могилы.
В рассматриваемом погребении из Роз-
копаной Могилы близ лучевых костей руки
были обнаружены кольца из трубчатых кос-
тей. �зделия, аналогичные им, встречаются
в донецкой [Братченко, 1976, с. 55] и пред-
кавказской [Шилов, 1985, с. 147; Синицын,
Эрдниев, 1987, с. 8, 94] культурах. Судя по
контекстам, в которых они обнаруживаются,
подобные кольца находили различное приме-
нение. Например, они могли быть компонен-
тами ожерелий [Шилов, 1985, с. 134]. Выска-
зано также предположение, что такие кольца
являлись составляющими детских игровых
наборов [Братченко, 1994, с. 175]. По мнению
Д.П. Кравца, эти кольца в ходе игр с астра-
галами выступали в качестве денег [Кравец,
1992, с. 130]. В случае с погребением 18 Роз-
копаной Могилы размещение артефактов поз-
воляет считать, что мы имеем дело с набор-
ным браслетом.
Комплекс 6 (курган В), судя по присутс-
твию в нем ложковидных подвесок, синх-
ронен погребению 18, а значит также может
1 Периодизация исследователя тождественна периодизации С.Н. Санжарова.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
160
быть отнесен к позднедонецким, чему не
противоречит орнамент на шейке сосуда (го-
ризонтальные оттиски тесьмы, пространство
между которыми заполнено горизонтальны-
ми оттисками гладкого штампа).
К донецкой катакомбной культуре от-
носятся и некоторые другие комплексы Роз-
копаной Могилы. Прежде всего скажем о
комплексе 1 (курган А). Он включал сосуд и
набор украшений. Орнамент на шейке сосуда
характерен для позднедонецких погребений –
здесь отсутствует елочная композиция. Отме-
тим, что это – единственный бесспорный до-
нецкий комплекс в кургане А. Все остальные
явные комплексы данной культуры выявлены
в кургане В.
К позднему этапу донецкой культуры
относится комплекс 3 из кургана В (2 абра-
зива, лежавшие на сосуде). На шейке сосуда
выполнены горизонтальные оттиски тесьмы,
и пространство между ними не заполнено от-
печатками штампа. Данная особенность орна-
ментации присуща позднедонецким памятни-
кам [Смирнов, 1996, с. 36]. Присутствующий
на тулове рассматриваемого сосуда орнамент
в виде заштрихованных треугольников, обра-
щенных вершинами вниз, также находит ана-
логии в позднедонецкой керамике [Смирнов,
1996, рис. 46, 3, 4].
Не исключено, что к донецкой культуре
относится и комплекс 5. Он представлял со-
бой сосуд, аналогии которому можно найти в
данной культуре [Братченко, 1976, рис. 16, 2].
Комплекс 4 трудно культурно атрибути-
ровать, ибо выявленный в нем сосуд невыра-
зителен. Можно, однако, обратить внимание
на то, что комплексы 3, 4, 5 и 6 размещались
в пределах кургана В довольно компактно –
в юго-восточном секторе насыпи. Поэтому
возможно допущение, что все они оставлены
одной группой населения. Отсюда, учитывая,
что комплексы 3 и 6 являются позднедонец-
кими, можно предположить, что и комплексы
4 и 5 относятся к кругу позднедонецких па-
мятников.
Погребение 16 кургана В затруднительно
отнести к какой-либо катакомбной культуре,
ибо его стратиграфическая позиция относи-
тельно позднедонецких захоронений данного
кургана не ясна, а выявленные в захоронении
выпрямители древков стрел находят аналогии
в донецкой [Смирнов, 1996, рис. 47, 16], сред-
недонской [Смирнов, 1996, рис. 35, 10] куль-
турах, памятниках манычского типа [Смир-
нов, 1996, рис. 24, 9, 21] и других катакомб-
ных образованиях.
Некоторые захоронения из Розкопаной
Могилы относятся к памятникам манычско-
го типа. Прежде всего – погребение 7 кургана
А, где обнаружена типичная реповидная ке-
рамика.
Сложнее атрибутировать погребение 6
того же кургана, которое по времени предшес-
твовало погребению 7. Здесь находилась бу-
лава типа, известного в разных катакомбных
образованиях, в частности, донецкой (как на
раннем, так и на позднем этапе) [Евдокимов,
1991, с. 198, 200; Санжаров, 1993, с. 74, 76,
78; Братченко, 2004, с. 120], среднедонской
[Братченко, 2004, с. 106] культурах, памятни-
ках бахмутского типа [Братченко, 1976, рис.
37, 2]. Булава из погребения 6 крепилась на
рукояти с помощью бронзовых клинышков,
вбитых радиально. Этот прием находит ана-
логии в позднедонецкой культуре [Братченко,
2004, рис. 43, 2]. Впрочем, он имел место и в
ингульской культуре [Полин и др., 1994, рис.
51, 1].
Сосуд из погребения 6 по форме близок
т.н. “короткошейным стройным горшкам”
донецкой культуры [Братченко, 1976, рис. 16,
2; Денисова, Кравец, 1993, рис. 5, 2]. Отсюда
нельзя исключать того, что данное захороне-
ние относится именно к этой культуре. К со-
жалению, в ходе раскопок не удалось выяс-
нить его стратиграфическое соотношение с
комплексом 1, который, как отмечено выше,
относится к позднему этапу донецкой культу-
ры. Стоит, однако, обратить внимание на сле-
дующее. Комплекс 1 демонстрируют порази-
тельную близость комплексу 6 по следующим
деталям:
1. В обоих случаях имеют место сходные
“тексты” – “посуда + украшения + охра”;
2. В обоих случаях украшения тяготеют
к сосуду, причем расположены севернее его.
Таким образом, в случае с данными ком-
плексами мы имеем дело с явлениями одно-
го порядка. Но комплекс 6 образует “связку”
с погребением 18. Об этом свидетельствует
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
161
тождественность выявленных в обоих комп-
лексах ложковидных подвесок и то, что комп-
лекс 6 и погребение 18 были перекрыты одной
насыпью. Отсюда вытекает, что комплекс 6
являлся сопутствующим погребению 18. Но
тогда вполне вероятно то, что и комплекс 1
должен в кургане А сопутствовал какому-то
захоронению. Возникает вопрос – какому?
Погребение 7 относится к памятникам маныч-
ского типа, а потому отпадает. Погребения 9
и 10, о которых мы скажем ниже, также не
относятся к донецкой культуре. Отсюда мето-
дом исключения можно прийти к выводу, что
комплекс 1 сопутствовал погребению 6, а сле-
довательно, оно относится к позднему этапу
донецкой культуры.
Если наши умозаключения верны, сде-
ланный вывод весьма важен. Дело в том, что
до сих пор остается дискуссионным хроно-
логическое соотношение донецкой катаком-
бой культуры и памятников манычского типа.
Применительно к Подонцовью существует
две точки зрения на эту проблему.
1. Памятники манычского типа являются
более поздними, чем донецкая катакомбная
культура [Братченко, 1976, рис. 72; Гершко-
вич, Сердюкова, 1991, с. 161];
2. Памятники манычского типа синхрон-
ны погребениям позднего этапа донецкой
культуры [Смирнов 1996, рис. 48].
Материалы кургана А, демонстрирую-
щие хронологический приоритет погребения
6 перед погребением 7, позволяют присоеди-
ниться к первой точке зрения.
К памятникам манычского типа, веро-
ятно, следует отнести погребение 19 (курган
В). Здесь шахта и камера имели подовальную
форму и близкие параметры, что характер-
но для манычских комплексов [Братченко,
1976, рис. 11]. Вход в погребальную камеру
данного захоронения был закрыт каменными
плитами, что также присуще манычским пог-
ребениям (см., например: Денисова, Кравец,
1992, рис. 3, 1). Сосуд из погребения 19 тоже
не противоречит отнесению комплекса к па-
мятникам манычского типа (см., например:
Братченко, 1976, рис. 46, 8).
Безинвентарные погребения 9 и 10 кур-
гана А (кенотафы?), хронологически следу-
ющие за погребением 7, очевидно, синхрон-
ны между собой, учитывая тождественность
могильных сооружений и их параметров. В
обоих случаях шахта и камера были округлы-
ми. Подобные катакомбы характерны для па-
мятников манычского типа [Братченко, 1976,
рис. 11; Денисова, Кравец, 1992, рис. 3, 1] и
бахмутского типа [Братченко, 1976, рис. 11].
Очевидно, к одной из этих культурных групп
и относятся погребения 9 и 10.
В катакомбном погребении 14 кургана В
керамика была представлена донной частью
сосуда. Последняя недостаточно выразитель-
на для установления культурной принадлеж-
ности захоронения. Несколько прояснить си-
туацию позволяют фрагменты сосуда, связан-
ного с выкидом из данного погребения. Сосуд
имел шаровидную форму и довольно боль-
шие размеры (максимальный диаметр – около
35-40 см), что сближает его с реповидными
манычскими сосудами. Вместе с тем, выпол-
ненный на сосуде орнамент демонстрирует
сочетание ногтевых вдавлений и налепов,
что встречается на керамике из захоронений
бахмутского типа (см., например: Братченко,
1976, рис. 29, 4). Кроме того, на входе в погре-
бальную камеру находились череп и кости ко-
нечностей овцы. Это сближает рассматривае-
мое захоронение с погребением 9 кургана А.
Здесь, правда, на входе в шахту размещался
череп быка, а не овцы, но, с другой стороны,
кроме погребений 9 и 14, ни в одном из ката-
комбных захоронений Розкопаной Могилы не
было выявлено черепов животных, лежавших
на стыке шахты и камеры. �з всего отмечен-
ного следует два допущения:
1. Погребение 14 синхронно погребению 9;
2. Погребение 14 относится, скорее всего,
к памятникам манычского или бахмутского
типа.
Погребение 17 кургана В, на наш взгляд,
относится к ингульской катакомбной куль-
туре (по другой терминологии – днепро-
азовская катакомбная культура [Братченко,
Шапошникова, 1985, с. 412-413]). Об этом
свидетельствует круглая входная шахта (см.:
Санжаров, 2001, с. 71) и вытянутое положе-
ние умерших (см.: Братченко, Шапошникова,
1985, с. 213; Санжаров, 2001, с. 71). Правда,
погребенные лежали не на спине, а на правом
боку, но в ингульской культуре это встречает-
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
162
ся [Полин и др., 1994, с. 33-34]. Топор и бу-
лава из захоронения уникальны и не имеют
полных аналогий, однако топоровидные из-
делия с преднамеренно затупленным лезвием
встречаются в ингульской культуре [Ковалева
и др., 1995, рис. 9,7].
Погребение 2 кургана А, более позднее,
чем погребения 9 и 11, относится к катаком-
бной эпохе, учитывая присутствие в захоро-
нении курильницы. Вместе с тем, от более
ранних катакомбных захоронений Розкопа-
ной Могилы погребение 2 отличается тем, что
умерший был погребен не в катакомбе, а в яме
с перекрытием из плах. Курильницы хорошо
представлены в ряде катакомбных культур –
донецкой [Братченко, 1976, с. 43, 46], средне-
донской [Аринчина, 1988, с.74, 78-79], памят-
никах бахмутского типа [Братченко, 1976, с.
70-71]. Чаще всего курильницы встречаются
в Предкавказье – в северокавказской культуре
[Трифонов, 1991, рис. 19, 25-27] и предкав-
казской (по другой терминологии – манычс-
кой) катакомбной культуре [Братченко, 1976,
с. 46].
Курильницы (по терминологии С.Н. Брат-
ченко – “чаши на поддонах” [Братченко. 1976,
с. 30]) эпохи средней бронзы очень разнооб-
разны. Существует несколько их классифика-
ций (см., например: Егоров, 1970, с. 156-164;
Братченко, 1976, с. 30; Аринчина, 1988, с. 78).
Рассматриваемый артефакт из Розкопа-
ной Могилы отличает довольно редкая для
подобных изделий форма подставки, пред-
ставляющей собой четыре ножки, объединен-
ные снизу квадратным основанием. Такого
рода подставки не характерны для курильниц
донецкой и среднедонской культур. В пос-
ледней, правда, нечто подобное встречается
[Аринчина, 1988, рис. 2, 4; Пряхин и др., 1991,
рис. 2, 12]. Но здесь основания подставок
имеют крестообразную форму. �ишь в пред-
кавказской культуре нам известны куриль-
ницы с квадратным основанием [Нечитайло,
1979, рис. 24, 6; Трифонов, 1991, рис. 20, 43].
Предкавказские курильницы, аналогичные
артефакту из Розкопаной Могилы, относятся
к позднему этапу катакомбных памятников
Предкавказья [Трифонов, 1991, рис. 20]. Ве-
роятно, рассматриваемое изделие свидетель-
ствует о влиянии предкавказской культуры
на население Донетчины. Культурно атрибу-
тировать погребение 2 Розкопаной Могилы
трудно. По форме могильного сооружения
оно отличается от погребений предкавказской
культуры. Для последних характерны ката-
комбы [Трифонов, 1991, с. 156]. Вместе с тем,
на территории Восточной Украины и, осо-
бенно, в бассейне Северского Донца известна
серия позднекатакомбных захоронений в
ямах [Санжаров, 2010, с. 334-341]. Погребе-
ние 2, вероятно, относится к данной группе,
которая демонстрирует смешение культур-
ных типов – позднедонецкого, харьковско-
воронежского (среднедонского), бахмутского
[Санжаров, 2010, с. 341]. Как показывает рас-
сматриваемое погребение из Розкопаной Мо-
гилы, можно говорить о присутствии в груп-
пе позднекатакомбных захоронений в ямах и
предкавказского компонента. Таким образом,
погребение 2, учитывая его четкую стратигра-
фическую позицию в кургане А, вносит неко-
торые уточнения в картину финала катакомб-
ной эпохи Среднего Подонцовья.
Стоит вкратце коснуться сосуда из погре-
бения 2. Пожалуй, ни у кого из специалистов
не вызывает сомнений правомерность трак-
товки катакомбных курильниц как культовых
предметов. Вместе с тем, их орнаментация
все еще привлекает мало внимания. Показа-
тельно то, что авторы, публикующие данные
артефакты, почти никогда не приводят раз-
верток нанесенного на них орнамента и не
пытаются этот орнамент интерпретировать.
�сключения единичны (см., например: Коре-
няко, 1984, рис. 2; с. 121-123; Санжаров, 1997,
с. 42-49). Надеемся, что появление публика-
ции сосуда из Розкопаной Могилы привлечет
внимание к орнаментации катакомбных ку-
рильниц.
Несомненно, интерпретация изображе-
ния на данном сосуде – задача, заслуживаю-
щая отдельного исследования. Тем не менее,
уместно заострить внимание на некоторых
нюансах. Орнамент, покрывающий подставку
курильницы, нанесен на четыре поверхности,
и при этом на каждой из них присутствуют
разные композиции, что, очевидно, отражает
четыре разные понятия. Вместе с тем, данные
понятия образуют слитный “текст”, который
имеет начало и конец. Последнее можно ут-
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
163
верждать на основании того, что в верхнем
фризе (на чаше) находится изображение тре-
угольника с “крючками”, отходящими от его
обращенной вниз вершины. Данный треу-
гольник резко диссонирует с остальными
фигурами фриза, в который он был помещен,
а потому его можно трактовать как знак-раз-
делитель. Треугольник нависает над одним
из ребер подставки курильницы. Отсюда пра-
вомерно допущение, что “текст” следует чи-
тать, начиная именно от этого ребра. Правда,
неясно, где начало, а где конец “текста”. Все
зависит от того, в какую сторону мы будем
поворачивать сосуд. Если “текст” связан с
представлениями о потустороннем мире, то
это следует делать против часовой стрелки,
ибо движение по кругу в данном направлении
(= движению против хода солнца) у многих
народов ассоциировалось с миром мертвых и
демонических существ [Гуревич, 1981, с. 86,
152; Сказки..., 1988, с. 657, 659, 660; Семенов,
1992, с. 12]. Если же “текст” соотносился с
миром живых, то сосуд следует поворачивать
по часовой стрелке.
Возвращаясь к изображениям на подстав-
ке, можно отметить, что на каждой из повер-
хностей присутствуют три полосчатых фриза,
размещающихся вокруг отверстия. Таким об-
разом, на подставке, очевидно, воспроизве-
дены 12 семантических единиц, сгруппиро-
ванных по 3 в 4 блока. Не исключено, что мы
имеем дело с календарем, предполагавшим
деление года на 4 сезона по 3 месяца. Отме-
тим и то, что в ряде компонентов “текста”
обыгрываются оппозиции. Приведем лишь
один пример. На плоскости под условным
номером 3 правый из фризов включает треу-
гольники с “правой” штриховкой (заполняю-
щие их отрезки идут от правого катета к ос-
нованию). Нижний фриз включает треуголь-
ники с “левой” штриховкой (отрезки идут от
левого катета к основанию). А в левом фризе
один треугольник имеет “левую”, а другой –
“правую” штриховку.
Обратим внимание на еще один нюанс.
Разделитель из верхнего фриза находит па-
раллели в орнаменте ряда степных культур
эпохи поздней бронзы – срубной [Братченко,
1973, рис. 1, 2; Ковалева, 1980, фото на с. 279]
(рис. 1, 2, 3), петровской [Потемкина, 1985,
рис. 83, 7], алакульской [Потемкина, 1985,
рис. 107, 186], федоровской [Стефанов, Ко-
рочкова, 2000, рис. 31, 13] (рис.1, 4). Таким
образом, перед нами – некий символ, который
являлся надкультурным. Различные вариан-
ты треугольника с “крючками” известны во
многих культурах Европы и Азии, начиная с
эпохи неолита [Станкевич, 1978, рис. 9, 28-
10; Голан, 1994, рис. 144, 3-7] (рис.1, 5-9).
Особенно показателен в данной связи сосуд
из �ивенцовской крепости, Ростовская обл.
[Братченко, 2005, рис. 41, 3] (рис. 1, 4)2. Хотя
развертка выполненного на нем орнамента и
не была опубликована (неясно даже, полно-
стью ли реконструируется композиция), мож-
но видеть, что в состав орнамента входят тре-
угольники с “крючками”. Более того, в ком-
позиции присутствуют фигуры, близкие тем,
которые изображены на чаше курильницы из
Розкопаной Могилы – ромбы, “нанизанные”
на вертикальный стержень.
Погребение 1, учитывая его стратиграфи-
ческую позицию и особенности обряда, мо-
жет быть отнесено к I (раннему) этапу Днеп-
ро-Донской бабинской культуры3. Согласно
разработкам Р.А. �итвиненко, именно захоро-
нениям этого этапа (особенно, его раннего
периода) наиболее присуще сочетание запад-
ной ориентировки умерших с “катакомбным”
положением их рук [�итвиненко, 2009, с. 12-
13], что демонстрирует погребение 1.
Погребение 3 относится к срубной куль-
туре. На территории Донбасса и Северо-Вос-
точного Приазовья захоронения в каменных
ящиках характерны для II и III горизонтов
срубной культуры, по периодизации Р.А. �ит-
виненко [�итвиненко, 1994, рис. 1; 1999, рис.
13]. Вместе с тем, использование в погре-
бальном обряде срубной культуры сосудов с
налепным валиком, расположенным под вен-
чиком, характерно для ��� горизонта [�итви-��� горизонта [�итви- горизонта [�итви-
ненко, 1994, рис. 1; 1999, рис. 13]. Довольно
своеобразен нож из захоронения. Его упор
слабо выражен, что отличает этот артефакт
2 Памятник относится к т.н. “каменско-ливенцовской группе” посткатакомбного времени.
3 По более привычной терминологии – культура многоваликовой керамики.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
164
от ножей, выявленных в срубных погребе-
ниях II горизонта [�итвиненко, 1994, рис.
1; 1999, рис. 13]. Рассматриваемое изделие
близко к ножам, выделенным Е.Н. Черныхом
в тип Н-8 [Черных, 1976, с. 114]. Последние,
в частности, присутствовали в Солонецком
и �обойковском кладах [Черных, 1976, с.
114]. Солонецкий клад датируется сабати-
новским временем [Шарафутдинова, 1982, с.
143] (синхронно III горизонту периодизации
Р.А. �итвиненко). Дата �обойковского клада
дискуссионна, но наиболее вероятно, что он
относится к раннесабатиновскому времени
[Дергачев, Бочкарев, 2002, рис. 1]. Учитывая
все отмеченное, погребение 3 из Розкопаной
Могилы можно отнести к III горизонту схемы
Р.А. �итвиненко.
Данное захоронение принадлежит к чис-
лу наиболее уникальных срубных погребаль-
ных комплексов, которые когда-либо были
исследованы на Донетчине. Нам уже доводи-
лось вскользь писать о нем [Цимиданов, 2001,
с. 228]. В предлагаемой работе уместно сде-
лать это более детально.
Как известно, погребальный обряд (и лю-
бой обряд вообще) является совокупностью
знаков, каждый из которых имеет свою се-
мантику. Знаки могут быть разделены на три
группы:
1. Действия, совершающиеся в ходе обря-
да;
2. Слова, произносимые в ходе обряда;
3. Вещи, используемые в обряде.
Этнографы могут зафиксировать знаки
данных групп во всей их полноте. Сложнее
приходится археологам, ибо, как заметил А.
�еруа-Гуран, в случае с древними обрядами
“речь идет о жестах и словах, которые не ка-
менеют” [�еруа-Гуран, 1993, с. 33]. Впрочем,
сентенция великого француза представля-
ется нам несколько пессимистичной. Дейс-
твительно, слова не археологизируются, но
многие “жесты”, т.е. действия участников об-
ряда, могут быть в той или иной степени ре-
конструированы по их материальным следам.
В процессе совершения погребения, кото-
рое мы рассматриваем, имели место разнооб-
разные действия. Те из них, которые оставили
материальные следы, мы склонны классифи-
цировать следующим образом:
1. Действия, преследовавшие цель
обеспечить переправу умершего в потусто-
ронний мир, в т.ч.:
а) рытье могильной ямы и сооружение в
ней каменного ящика;
б) укладывание покойника в могилу;
в) помещение в могилу сосуда, в котором,
очевидно, была какая-то пища или напиток4;
г) помещение в могилу куска мяса, сопро-
вождавшегося ножом;
д) вероятно, помещение шила в кучку ас-
трагалов;
е) расстилание на перекрытии могилы
шкуры быка5;
2. Действия, целью которых было вос-
препятствовать покойнику и обитателям
потустороннего мира вредить живым:
а) “запечатывание” могилы;
б) сооружение соединительной досыпки;
3. Действия, которые должны были
обеспечить живым помощь умершего, бо-
жеств и других представителей высших
сил:
а) помещение в могилу астрагалов;
б) возможно, использование в качестве
емкости для напутственной пищи сосуда с
иррегулярным орнаментом;
в) жертвоприношения, следы которых
выявлены за пределами могилы;
4. Действия, семантика которых не
ясна:
а) помещение на перекрытие каменного
ящика астрагала мелкого рогатого скота;
б) сооружение валов, соединявших курга-
ны А и В;
в) разжигание костров на перекрытии
ящика, западном из упомянутых валов и в
других местах;
4 Химические анализы показывают, что в сосудах из срубных погребений могла быть растительная
пища (“каша”), мясо-молочные продукты (в т.ч. мясной бульон), вода (в детских погребениях), изредка
– какое-то наркотическое вещество [Борисов и др., 2006, с. 377].
5 Ранее мы ошибочно писали о том, что на перекрытии погребения из Розкопаной Могилы была
разостлана шкура коня [Цимиданов, 2001, с. 228].
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
165
г) помещение в одно из кострищ фаланги
пальца человека;
д) оставление в насыпи, возведенной над
погребением, перевернутого сосуда.
Прокомментируем вышеизложенные ут-
верждения.
Действия 1а и 1б, в целом, не имели соци-
альной окраски. Большинство известных нам
срубных погребений, независимо от ранговой
и статусной позиции умершего6 демонстри-
руют помещение покойника в могильную яму
в скорченном положении на левом боку, что
мы видим в погребении 3 Розкопаной Моги-
лы. Могильная конструкция в виде каменного
ящика на территории нынешней Донетчины
также не коррелировалась с общественным
положением погребенного [Цимиданов,
2004б, с. 69]. В то же время, яма, в которой
был сооружен ящик рассматриваемого захо-
ронения, имела площадь около 2,5 кв. м, а
это – уже знак высокого ранга [Цимиданов,
2004б, с. 44-45]. �окализация погребения
между двумя более ранними курганами яв-
лялась знаком, маркировавшим высокую со-
циальную позицию умершего. Как мы уже
показывали ранее, носители срубной культу-
ры на территории от Подонья до Днепровс-
кого Правобережья погребали таким образом
лиц высшего ранга [Цимиданов, 2000, с. 21;
2004б, с. 40].
Действие 1в не являлось социально зна-
чимым. Сосуды с напутственной пищей в
срубной культуре помещались в могилы боль-
шинства умерших. Судя по осетинским па-
раллелям, эта пища являлась “дорожной”, т.е.
употреблялась только по пути в страну мерт-
вых [�ерусалимская, 1983, с. 113]. Действие
1г близко предшествующему в том плане, что
мясо должно было служить пищей мертвецу
во время переправы в иной мир. Однако, но-
сители срубной культуры клали мясную пищу
лишь в могилы лиц высокого ранга [Цимида-
нов, 1996, с. 202-204]. Добавим, что разные
части туши животного различались по сте-
пени престижности. Наиболее престижной
у населения срубной общности территории
современной Украины, наряду с хребтовой,
была задняя часть туши [Цимиданов, 1996, с.
206-207], что мы и видим в случае с погре-
бением из Розкопаной Могилы: здесь выяв-
лены крестцовые кости крупного и мелкого
рогатого скота. Бронзовый нож, помещенный
в могилу для того, чтобы умерший мог резать
мясо, тоже относится к ранговым знакам [Ци-
миданов, 2004б, с. 53].
Семантика действия 1д не вполне ясна.
Бронзовые шилья нередко попадали в сруб-
ные захоронения. Мы отстаиваем точку зре-
ния, согласно которой шило в захоронении
срубной культуры маркирует статус мастера,
занимавшегося шитьем [Подобед, Цимида-
нов, 2010, с. 98]. В то же время, нельзя исклю-. В то же время, нельзя исклю-время, нельзя исклю-
чать того, что шило в срубной культуре было
полисемантичным и, оказываясь в определен-
ных контекстах, играло роль не просто ути-
литарного орудия – маркера статусной роли
мастера. В частности, оно могло мыслиться
как предмет, способный помочь при перепра-
ве в потусторонний мир [Подобед, Цимида-
нов, 2010, с. 114]. В пользу неутилитарности
шила в контексте погребения из Розкопаной
Могилы косвенно свидетельствует его нахож-
дение в кучке астрагалов, которые к непос-
редственной функции шила – прокалыванию
отверстий не имели никакого отношения.
Действие 1е находит параллели в сруб-
ных комплексах некоторых других курганов.
�звестна небольшая, но довольно вырази-
тельная серия захоронений, где над могилой
в процессе похорон была разостлана шку-
ра животного, в том числе быка или коровы
[Городцов, 1907, с. 363; Антоненко, 1991, с.
152, 153; Рогудеев, 1994, с. 58]. При этом в
степных культурах бронзового века практика
возложения на могилы шкуры быка впервые
появляется именно в срубной культуре. В
более раннее время (катакомбные культуры,
культура многоваликовой керамики) извест-
но лишь использование в погребальном об-
ряде свернутых шкур или чучел.
Рассматриваемое действие может быть
понято, если мы обратимся к фольклорным
параллелям. В одном из сказаний нартовского
эпоса осетин Сослан, чтобы обмануть защит-
ников осажденной крепости, притворяется
мертвым и при этом для большего успеха
6 О статусных и ранговых группах срубного общества см: Цимиданов, 2004б, с. 37-38, 69.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
166
конспирации влезает в шкуру быка [Дюме-
зиль, 1990, с. 205]. Ж. Дюмезиль предполо-
жил, что здесь мы видим отголосок сущес-
твовавшей некогда практики завертывания
тела умершего в шкуру животного [Дюме-
зиль, 1990, с. 210-211]. Эта практика, как по-
казал В.Я. Пропп, была очень распростране-
на у древних народов, что нашло отражение
в сказках [Пропп, 1986, с. 203-207]. Ее отго-
лоски можно найти и в фольклоре иранских
народов, в том числе – осетин. В эпосе и сказ-
ках герой совершает переправу в шкуре или
грудной клетке животного (чаще, правда, не
быка, а коня) [Дзиццойты, 2003, с. 133; Курд-
ские сказки.., 1989, с.154, 182; Осетинские
народные сказки, 1973, с. 127-128; Персидс-
кие народные сказки, 1987, с. 244]. Древние
индийцы кремировали покойников, завернув
их предварительно в коровью шкуру. Обы-
чай погребения умерших в шкуре животного
существовал и у курдов [Дзиццойты, 2003, с.
133]. Согласно фольклору Хорезма, в древ-
ности властителей хоронили, завернув в шку-
ру быка [Снесарев, 1969, с. 313]7. Облачение
шаманов в шкуры животных, о чем упомянул
В.�. Абаев, рассматривая интересующий нас
эпизод Нартиады [Дюмезиль, 1990, с. 200],
– случай из этой же серии. Ведь шаман, по-
добно мертвецу, также совершал переход из
одного мира в другой. Таким образом, и шку-
ра быка, разостланная на перекрытии погре-
бения 3 Розкопаной Могилы, может рассмат-
риваться в свете представлений о переправе.
Отметим, что у носителей срубной культуры
данный обряд практиковался при похоронах
лиц высокого ранга [Цимиданов, 2004б, с.
67]. При этом он имел место в крайне редких
случаях. Так, из 4304 учтенных срубных пог-
ребений, выявленных на территории от Подо-
нья на западе до Днепровского Правобережья
на востоке, только лишь 3 (0,07%) были на-
крыты разостланной шкурой крупного рога-
того скота. В Поволжье и на Южном Урале
таких захоронений нам вообще неизвестно
(проработано 2944 погребения), хотя встре-
чаются комплексы, где, вероятно, находилась
свернутая шкура или чучело (череп и кости
конечностей крупного рогатого скота лежали
компактно).
Действие 2а проявилось в том, что погре-
бение было перекрыто мощным слоем вязкой
глины. “Запечатывание” являлась столь тща-
тельным, что в каменный ящик практически
не проник грунт. В срубной культуре извест-
ны разнообразные проявления практики “за-
печатывания”. Скорее всего, она преследо-
вала цель изолировать покойника, который
считался магически опасным [Цимиданов,
2004б, с. 45, 66].
Действие 2б (сооружение соединитель-
ной досыпки), как мы полагаем, было направ-
лено на “замыкание” “канала связи” с потус-
торонним миром. Данный “канал” находился,
согласно реконструированным верованиям
носителей срубной культуры, в пространстве
между двумя курганами, где совершалось за-
хоронение [Циміданов, 2004а, с. 242-243].
Действие 3а (помещение в могилу астра-
галов) маркировало принадлежность умер-
шего к служителям культа, производившим
ритуальные операции с данными предметами
ради обеспечения благополучия людей [Ци-
миданов, 2001, с. 224-227]. С другой стороны,
вероятно, предполагалось, что погребенный
будет в потустороннем мире продолжать ма-
нипулировать астрагалами и тем самым ока-
зывать помощь соплеменникам.
Есть основания считать, что сосуды с ир-
регулярным орнаментом имели отношение
к ритуальной практике [Цимиданов, 2001, с.
227; 2004б, с.52]. Если они, действительно,
использовались в обрядах, то действие 3б –
помещение такого сосуда в погребение могло
преследовать те же цели, что и действие 3а:
от умершего ожидали продолжения в потус-
тороннем мире его деятельности во благо со-
племенников.
Подгруппа 3в включает серию действий,
в т.ч:
3в-1) разбивание сосуда (нескольких со-
7 Сразу уточним, что ни одно из учтенных срубных захоронений со шкурами крупного рогатого
скота, расстеленными на перекрытии, не содержало инсигний власти. Тем не менее, хорезмийская па-
раллель интересна тем, что она свидетельствует о связи рассматриваемого обряда с выдающимися пред-
ставителями социума.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
167
судов?) с последующим помещением керами-
ческих фрагментов на перекрытие погребе-
ния;
3в-2) принесение в жертву особи крупно-
го рогатого скота – той, чья шкура затем была
расстелена на перекрытии, а мясо каким-то
образом использовано8;
3в-3) действие, совершавшееся на севе-
ро-северо-западной поле насыпи V кургана А,
в результате которого здесь оказались фраг-
менты керамики и кость животного.
Практика разбивания посуды в ходе пог-
ребальной церемонии хорошо известна у
многих народов, причем чаще всего она была
приурочена к поминкам [Цимиданов, 2011,
с. 11-12]. Во время поминок, вероятно, была
использована и часть мяса упоминавшейся
особи крупного рогатого скота. Поминки яв-
лялись кормлением усопших [Такоева, 1957,
с. 147; Нарты, 1989, с. 64]. В одном из сказа-
ний Нартиады об этом говорится так: “поми-
нальный кусочек, хоть съедается он здесь, все
же впрок идет и мертвым” [Гаглойти, 2000, с.
191]. Вместе с тем, кости животных, обнару-
живаемые вне могилы, могли быть следами
жертвоприношений богам [Кузьмина, 1986, с.
88]. Добавим, что у индоиранцев принесение
животных в жертву имитировало первичное
жертвоприношение и тем самым преследо-
вало цель упорядочить мир [Бэшем, 1976, с.
257].
В целом, действия подгруппы 3в могут
быть трактованы как обращение лиц, совер-
шавших погребение умершего, к предкам, бо-
гам и т.п. Но жертвоприношения во многих
индоевропейских религиях являлись своеоб-
разными “взятками”, которые адресовались
высшим силам в надежде добиться их благо-
склонности [�елеков, 1982, с. 159]. Таким об-
разом, следы жертвоприношений, совершен-
ных носителями срубной культуры в рассмат-
риваемом кургане, скорее всего, фиксируют
попытки людей задобрить могущественных
“адресатов” в надежде на последующее воз-
даяние в виде каких-то благ.
Действия группы 4 трудно трактовать од-
нозначно. Тем не менее, приблизиться к их
пониманию можно. Так, в результате действия
4а на перекрытии погребения 3, т.е., на грани-
це между мертвым и живыми (точнее сказать,
на одной из нескольких границ, созданных в
процессе погребальной церемонии) оказался
астрагал мелкого рогатого скота. В качестве
отдаленной параллели стоит упомянуть обы-
чай, зафиксированный у узбеков (данная па-
раллель вполне корректна, ибо в традицион-
ной культуре узбеков доминирующим являлся
иранский компонент). В соответствии с этим
обычаем после рождения ребенка у порога за-
рывали послед и с ним астрагал, если хотели,
чтобы в будущем родился мальчик [Снесарев,
1969, с. 91]. Показательно, что астрагал зака-
пывался близ порога, а двери жилища у мно-
гих народов являлись “каналом связи” между
мирами живых и мертвых [Байбурин, 1990, с.
11; Семенов, 1992, с. 20].
Уместно сослаться и на материалы сруб-
ной культуры. На поселении Вареновка III,
Ростовская обл. в южном углу жилища 1 (5)
была прослежена ямка, в которой оказались
астрагалы мелкого рогатого скота, костяная
пронизь, кремневые скребок и отщепы [Пота-
пов, 2000, с. 23]. Здесь важно то, что ямка раз-
мещалась близ стены постройки, т.е. на гра-
нице жилища. Последняя ассоциировалась с
границей между миром людей и миром мерт-
вых [Топорков, 1989, с. 95]. Привязка астрага-
лов к границе между мирами еще более четко
видна в кургане 2 могильника Азов, Запо-
рожская обл. Тут к северу и югу от срубного
погребения были сооружены дуговидные вы-
кладки из камней, ограничивавшие площад-
ку, где происходила погребальная церемония.
На восточном краю северной дуги лежал ас-
трагал со знаком [Самар, 1998, с. 77]. �так,
астрагалы в срубной культуре неоднократно
размещались в местах, считавшихся граница-
ми миров. Отсюда правомерен вывод, что они
в определенных контекстах выполняли фун-
кцию медиаторов. Стоит, однако, учесть, что
предметы, животные и люди, являвшиеся в
ритуалах медиаторами, играли, в зависимос-
ти от типа ритуала, одну из двух ролей: либо
разделяли миры, либо соединяли их [Новико-Новико-
ва, 2008, с. 434]. Таким образом, относитель- 434]. Таким образом, относитель-434]. Таким образом, относитель-]. Таким образом, относитель-. Таким образом, относитель-относитель-
но семантики астрагала, обнаруженного на
8 Возможно, кусок говядины, помещенный в могилу, являлся частью туши именно этого животного.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
168
перекрытии погребения 3 из Розкопаной Мо-
гилы правомерно выдвинуть два допущения:
1. С помощью астрагала люди намерева-
лись открыть границу между мирами. “Раз-
блокировка” “канала связи” могла при этом
преследовать разные цели: помочь умершему
совершить переправу, получить из иного мира
какие-то природные блага [Топорков, 1989, с.
95] и т.п.;
2. Возложение астрагала на перекрытие
погребения являлось одним из действий, на-
правленных на замыкание “канала связи” с
потусторонним миром.
Действие 4б (сооружение валов, соеди-
нивших курганы А и В) привело к созданию
границ, отделивших погребальную площад-
ку от внешнего пространства. В этом плане
упомянутые валы являлись аналогом рови-
ков, кромлехов и каменных оград, известных
в курганах срубной культуры. Вместе с тем,
знаковая нагрузка данных границ не вполне
ясна. Касательно их возможны два диамет-
рально противоположных предположения:
1. �юди, совершавшие захоронение умер-
шего, стремились изолировать покойника,
считавшегося магически опасным. С помо-
щью такой гипотезы некоторые исследовате-
ли объясняют практику сооружения кромле-
хов и ровиков [Берестнев, 2001, с. 133];
2. Границы должны были защитить пог-
ребенного. Данная их функция реконструиру-
ется на основе этнографии и фольклора [Ци-
миданов, 2004б, с. 43].
Действие 4в (разжигание костров), воз-
можно, связано с верой в очистительную силу
огня. С другой стороны, в кострищах, выяв-
ленных в курганах срубной культуры, порой
обнаруживаются фрагменты керамики, кости
животных, а иногда – и людей [Цимиданов,
2004б, с. 68]. Это может быть свидетельством
в пользу того, что кострища в погребальной
практике срубного населения были связаны с
жертвоприношениями.
Действие 4г можно отнести к наиболее
любопытным среди всех действий данной
группы. В ходе него на поверхности одного
из кострищ оказалась кость фаланги пальца
человека. Уточним, что следов огня на ней
не было. Таким образом, отсеченная фалан-
га пальца (или кость из нее) была положена
в золу погасшего костра. Точные параллели
данному действию в курганах срубной куль-
туре нам неизвестны. Уместно, однако, со-
слаться на материалы срубного поселения
Ерзовка III, Волгоградская обл. Здесь было
выявлено т.н. “жертвенное место” – яма раз-
мерами 1,5 х 0,5 м и глубиной 0,2 м, заполнен-
ная обожженным грунтом. На дне ее лежали
кальцинированные кости теленка, а в запол-
нении – фрагменты керамики, зуб человека и
фаланга пальца [Дьяченко, 1987, с. 177].
Какой могла быть семантика рассматри-
ваемого артефакта из кострища Розкопаной
Могилы? В данной связи можно было бы
вспомнить, что у некоторых народов северо-
американских прерий родственники умерше-
го в знак траура отрубали себе фалангу паль-
ца. Этот обычай был обыгран в известном
вестерне Д. Джонсон “Человек, прозванный
�ошадью” [Джонсон, 1991, с. 91, 99]. Та- 91, 99]. Та-91, 99]. Та-
кая объяснительная модель в нашем случае,
на первый взгляд, вполне уместна: во время
похорон один из их участников отсек часть
пальца, демонстрируя свою скорбь. Однако,
материалы срубной культуры не позволяют
приять данное допущение. Если бы обычай,
подобный упомянутому, имел место у носи-
телей срубной культуры, археологи регулярно
обнаруживали бы костяки с неполным “на-
бором” фаланг, а этого нет. Следовательно,
нужно искать иное объяснение. Отметим,
что захоронения срубной культуры изредка
демонстрируют существование практики от-
членения у умерших пальцев или их частей
(см. статью В.Н. Горбова и А.Н. Усачука в
данном сборнике). Чтобы дать гипотетичес-
кую трактовку зафиксированному в срубной
культуре обычаю культовых манипуляций с
человеческими пальцами, следует обратиться
к фольклорным и этнографическим источни-
кам. Ю.Б. Сериков, рассматривая подвески
из фаланг пальцев, выявленные при раскоп-
ках памятников финно-угорских народов,
предположил (со ссылкой на разработки
А.�. Соловьева), что пальцы у финно-угров
считались вместилищем души и физической
силы, а потому их отрезали у убитых врагов
и использовали в качестве фетишей [Сериков,
2008, с. 356]. �ндоевропейские материалы
показывают существование более широкого
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
169
спектра связанных с пальцами представле-
ний. Прежде всего, учитывая ираноязычность
срубников, нас будут интересовать данные по
иранским народам.
В нартовском эпосе осетин палец высту-
пают как вместилище души [Нарты, 1989,
с. 116]. Ассоциация пальца с душей челове-
ка (правда, весьма отдаленная) видна также в
болгарском сказании, повествующем о том, как
Сатана истыкал человека пальцем, чтобы душа
не держалась в теле [Петрухин, 1991, с. 487].
В Нартиаде можно найти сюжет, где ге-
рой гибнет после того, как ему отрубают па-
лец [Туаллагов, 2001, с. 35]. Последний здесь
является вместилищем силы. Аналогич-
ные представления отразились в немецких и
русских сказках. Там сила ряда персонажей
(в т.ч. воспетого А.С. Пушкиным Балды) за-
ключается в их пальцах [Афанасьев, 1995а, с.
376]. То же можно видеть в фольклоре мон-
голов [Неклюдов, 1991, с. 640]. Добавим, что
в русских сказках кровь из пальца богатыря
дает герою силу [Русские народные бытовые
сказки…, 1985, с. 195-196].
В персидской сказке герой отсекает палец
демону и по каплям крови, вытекавшей из
раны последнего, ищет к нему путь [Персид-
ские народные сказки, 1987, с. 57]. Сходный
мотив присутствует в мунджанской сказке.
Здесь герой отстрелил палец пери и, при-
хватив его, отправился на поиски беглянки
[Сказки…, 1976, с. 213-214]. Очевидно, в дан-
ных сказках зафиксировались представления
о том, что отчлененный палец является меди-
атором между миром живых и миром мерт-
вых и демонов. Палец как медиатор (на этот
раз в самом прямом смысле) между челове-
ком и демоном предстает в персидской сказке,
где див высасывает кровь девушки из ее ми-
зинца [Персидские народные сказки, 1987, с.
237]. Уместно привести и еще один пример из
этой серии. В немецкой сказке старуха-людо-
едка (тождественна Бабе-Яге славянских ска-
зок) посадила в клетку мальчика в надежде
его откормить и затем съесть. Периодически
старуха подходит к клетке и говорит: “Ген-
зель, протяни-ка мне свои пальцы, я хочу пос-
мотреть, достаточно ли ты разжирел”. Прав-
да, хитрый мальчишка вместо пальца дает
подслеповатой людоедке пощупать косточку
[Братья Гримм, 1954, с. 77]. Деформацию мо-
тива пальца-медиатора мы найдем в сербской
сказке. Здесь палец героя, попавшего в пеще-
ру великана (семантически = потустороннему
миру) прилипает к посоху ее обитателя. Что-
бы спастись, герой вынужден палец отрубить
[Афанасьев, 1995а, с. 353]. Добавим, что в
сказках иранцев (и других народов) расхожим
является сюжет, где герой, чтобы не заснуть,
делает на пальце надрез и посыпает рану со-
лью. �юбопытно то, что эта манипуляция по-
рой производится перед контактом с предста-
вителем потустороннего мира [Персидские
народные сказки, 1987, с. 57; Курдские сказ-
ки…, 1989, с. 47]. Не исключено, что и здесь
сохранились в деформированном виде пред-
ставления о пальце-медиаторе.
У украинцев (как, впрочем, и у других
народов) распространен фольклорный сю-
жет, где герой подписывает договор с чертом
кровью из пальца [Вовк, 1995, с. 184; Міфи..,
2003, с. 100-101]. Вполне вероятно, что тут
мы видим отголосок все тех же представле-
ний о медиативности пальца, ибо в процессе
заключения договора устанавливалась связь
с представителем иного мира. Возможно,
вера в медиативные возможности пальцев
породила и зафиксированный чешскими за-
конами ��� в. порядок, в соответствии с ко-��� в. порядок, в соответствии с ко- в. порядок, в соответствии с ко-
торым подсудимый при произнесении клят-
вы должен держать пальцы на раскаленном
железе [Афансьев, 1995а, с. 103]. Дело в том,
что клявшиеся в прошлом взывали к высшим
силам (сравни сохранившуюся до сих пор в
некоторых странах клятву на Библии), т.е. ус-
танавливали контакт с иным (на сей раз – не
подземным, а небесным миром).
В сказке язгулямцев опущенные в воду
пальцы позволяют поднять со дна утоплен-
ников [Сказки..., 1976, с. 301]. Очевидно, и в
данном случае мы снова видим палец в роли
медиатора между живыми и мертвыми.
Как показывают упоминавшиеся выше
срубные погребения с отчлененными пальца-
ми, манипуляции с последними порой произ-
водились по время похорон. Семантическую
связь с данным обычаем, вероятно, имеет
обычай надевать новобрачным кольца на
пальцы, ибо, как хорошо известно, во многих
традициях смерть и свадьба ассоциировались
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
170
(см., например: Покальчук, 1972, с. 108; Со-Покальчук, 1972, с. 108; Со- 108; Со-108; Со-Со-
колова, 1977; Маслова, 1984, с. 77-78; �ьвова
и др., 1989, с. 194; Байбурин, �евинтон, 1990;
Еремина, 1991, с. 83-101; Балушок, 1994, с.
33-34; Афанасьев, 1995б, с. 33; Геннеп, 1999,
с. 139; Носова, 1999, с. 109, 110, 170; Віхро-Віхро-
ва, 2005, с. 192; Султангареева, 2006, с. 157,
160). Очень ярко эту ассоциацию отражает
украинский обычай, имевший место во время
похорон девушек брачного возраста: покой-
нице надевали на палец кольцо [Вовк, 1995, с.
212]. Надевание кольца на палец происходило
и в ходе подготовки брахмана в �ндии [Би-
руни, 1995, с. 453]. Поскольку инициация (в
том числе посвящение в сан священнослужи-
теля) также была тождественна смерти, дан-
ный обычай, скорее всего, является отзвуком
представлений о пальце-медиаторе.
Палец ассоциировался с молнией. Она у
ряда народов считалась пальцем на руке гро-
мовержца. Отсюда, в частности, происходит
почитание белемнитов (“чертовых пальцев”)
славянами [Афанасьев, 1995а, с. 354, 370].
Возможно, подобные представления сущест-
вовали и у носителей срубной культуры. Это
можно допускать на том основании, что в
срубных захоронениях встречаются белемни-
ты и бусы из белемнитов [Памятники…, 1993,
№ 260, 554].
Манипуляции, производившиеся с паль-
цами (в том числе разрезанными), как счита-
лось, позволяли приобретать тайные зна-
ния. Это отразилось, в частности, в украин-
ских поверьях [Афанасьев, 1995а, с. 194] и
кельтском эпосе [Шкунаев, 1991, с. 194]. Не
исключено, что и привычка чесать затылок во
время раздумий восходит к отмеченным пред-
ставлениям.
Пальцы использовались в магических
действиях по ограждению от сглаза, что
зафиксировала древнеримская литература
[Москва..., 1990, с. 3].
Палец ассоциировался с фаллосом
[Трессидер, 1999, с. 266] и, соответственно, с
представлениями о плодородии.
В ряде мифологических систем палец вы-
ступает как участник творения. Так, соглас-
но индийскому мифу, Ганг вытекает из пальца
Вишну [Гринцер, 1991, с. 140]. В мифе кетов
демиург Есь “нарисовал” пальцем реки на
земле [�ванов, Топоров, 1991, с. 211]. В укра-
инском фольклоре роса, струшенная с пальца,
может превратиться в человека [Міфи..., 2003,
с. 81]. В мифах нанайцев, ульчей и удэгейцев
люди возникли из капель крови культурно-
го героя Хадау [Новик, 1991, с. 579]. В мифе
эскимосов отрубленные пальцы девочки
превращаются в морских зверей [Файнберг,
1991, с. 492]. Очевидно, подобные представ-
ления породили образ Мальчика-с-пальчика.
Этот персонаж, возникший из отрубленного
пальца, фигурирует в сказках многих народов
– славянских, балтских, германских [Афана-
сьев, 1995а, с. 371-372]. Мотив рождения из
пальца присутствует и в ведийской мифоло-
гии. Здесь, правда, мифологические персона-
жи рождаются из пальцев не рук, а ног [Топо-
ров, 1991, с. 170].
Немцы и чехи считали, что отрезанный
палец мертвеца может усыплять людей, а
также делать его обладателя невидимым
[Афанасьев, 1995а, с. 371].
�так, в индоевропейских (в т.ч. иранс-
ких) мифологических системах с пальцами
были связаны весьма разнообразные пред-
ставления. В одной и той же культуре палец
мог быть полисемантичен – его знаковая на-
грузка менялась в зависимости от контекста,
в котором он фигурировал. То же, несомнен-
но, имело место в срубной культуре. Зная
возможный “разброс” вариантов семантики
пальца и контекст, в котором присутствовали
его кости, можно с достаточной долей вероят-
ности предполагать, какую семантику имели
последние. В частности, помещение фаланги
пальца в кострище Розкопаной Могилы про-
исходило во время погребальной церемонии.
Отсюда, скорее всего, фаланга играла роль
медиатора, позволявшего вступать в контакт
с миром мертвых. Подтверждением данного
допущения является то, что кострище, где
найдена фаланга, находилось на валу, а пос-
ледний, несомненно, был сооружен с целью
отделить площадку с захоронением от вне-
шнего пространства, т.е. являлся некой грани-
цей. Знаковая нагрузка последней, правда, как
отмечалось выше, не ясна. Но в любом случае
размещение предмета на границе или близ
нее – весомый аргумент в пользу медиатив-
ности данного предмета.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
171
Вероятно, роль медиатора играла и фа-
ланга пальца из “жертвенного места” посе-
ления Ерзовка III. Нелишне упомянуть еще
один комплекс срубной культуры. В погре-
бении из Хащевого, 6/7, Днепропетровская
обл. находился костяк собаки, сопровождав-
шийся сосудом, в котором лежали фаланги
пальцев руки человека [Ковалева и др., 1979,
с. 13]. Поскольку собака у индоиранцев явля-
лась проводником в царство мертвых [Клейн,
2005-2009, с. 188], т.е. медиатором, то и паль-
цы, положенные в сосуд, очевидно, выполня-
ли медиативную функцию.
�ной, очевидно, была семантика отреза-
ния пальцев у погребаемых. Здесь наиболее
вероятны два объяснения:
1. Умершие, которым отчленяли пальцы,
являлись магически опасными, а потому, от-
резая пальцы, хотели их обезвредить;
2. Отрезая пальца, пытались выпустить
души погребенных.
Строго говоря, второе объяснение не
противоречит первому, ибо, как показывают
этнографические данные по многим наро-
дам, когда умирали колдуны, ведьмы и т.п.,
близкие производили разнообразные манипу-
ляции, ибо считалось, что душе этих людей
очень трудно покинуть тело.
Действие 4д (помещение в досыпку пе-
ревернутого сосуда) не часто, но встречается
в срубных погребальных комплексах. Пере-
вернутыми порой оказываются сосуды, поме-
щенные в погребения (см., например: Евдоки-
мов, 1992, с. 14; Кравец, Посредников, 1996,
с. 98; Пробейголова и др., 2007, с. 293). Реже
перевернутые сосуды встречаются в курганах
вне могил [Усачук и др., 2007, с. 390-391]. �з-
вестны перевернутые сосуды и в культовых
комплексах срубных поселений [Мимоход,
2000, с. 87]. Относительно семантики посуды,
стоявшей вверх дном, исследователи культур
бронзового века высказывали различные ги-
потезы (впрочем, знаковая нагрузка перевер-
нутых сосудов могла быть различной в раз-
ных контекстах). Так, С.Н. �яшко предполо-
жила, что переворачивание сосуда означало
перевод данного предмета в иное физическое
состояние, что, в свою очередь, фиксировало
переход погребенного в иной мир [�яшко,
1996, с. 18]. По мнению С.В. Сотниковой, пе-
реворачивание сосуда было связано с обряда-
ми, направленными на возрождение жизни и
обеспечение плодородия [Сотникова, 2007, с.
251-253]. Р.А. Мимоход допустил, что поме-
щение перевернутого сосуда в жертвенник,
существовавший на поселении, символизи-
ровало прекращение функционирование дан-
ного жертвенника [Мимоход, 2000, с. 87]. На
наш взгляд, ритуальное переворачивание со-
судов является вариантом переворачивания
в широком смысле. Под последним мы по-
нимаем разнообразные инверсии (перевод яв-
лений в их противоположность). Различные
проявления переворачивания широко прак-
тиковались, например, в ходе погребальных
обрядов. При этом перевернутые предметы
и “перевернутые” действия ассоциирова-
лись с потусторонним миром [Цимиданов,
2001-2002, с. 378-379]. В целом, проблема пе-
ревернутых сосудов из комплексов срубной
культуры заслуживает дальнейшего изуче-
ния. В случае с погребением 3 из Розкопаной
Могилы можно констатировать лишь то, что
перевернутый сосуд ассоциировался со смер-
тью. Но какую цель преследовало его перево-
рачивание в ходе погребальной церемонии,
сказать трудно.
�так, подводя итог рассмотрению захо-
ронений кургана Розкопана Могила, можно
отметить, что многие из них демонстрируют
редкие нюансы погребальной практики степ-
ных племен и тем самым расширяют наши
знания о верованиях и общественном строе
населения энеолита и бронзового века.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
172
Рис. 1. Треугольники с “крючками” на сосудах: 1 – Ливенцовка, Ростовская обл.; 2 – Мари-
уполь, к. 7, Донецкая обл.; 3 – Преображенка IV, 2/7, Днепропетровская обл.; 4 – Перейминский
3, Тюменская обл.; 5 – Германия (бронзовый век); 6, 7 – Италия (неолит); 8 – Греция (неолит);
9 – Гиян II, Иран (бронзовый век) (1 – по: Братченко, 2006; 2 – по: Братченко, 1973; 3 – по:
Ковалева, 1980; 4 – по: Стефанов, Корочкова, 2000; 5-8 – по: Голан, 1994; 9 – по: Станкевич,
1978). Масштаб разный.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
173
ЛИТЕРАТУРА
Антоненко Б.О. Курганний могильник поблизу с. Морокіно // Поховальний обряд давньо-іно // Поховальний обряд давньо- // Поховальний обряд давньо-
го населения України. – К.: Вид-во Київського держ. ун-ту, 1991. – С. 151-161.
Аринчина Т.Ю. Культовая керамика среднедонской катакомбной культуры // �сследова-
ние памятников археологии Восточной Европы. – Воронеж, 1988. – С. 74-88.
Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. – Т. 2. – М.: Современный пи-
сатель, 1995а. – 400 с.
Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. – Т. 3. – М.: Современный пи-Поэтические воззрения славян на природу. – Т. 3. – М.: Современный пи- М.: Современный пи-
сатель, 1995б. – 416 с.
Байбурин А.К. Ритуал: свое и чужое // Фольклор и этнография. Проблемы реконструкции
фактов традиционной культуры. – �.: Наука, 1990. – С. 3-17.
Байбурин А.К., �евинтон Г.А. Похороны и свадьба // �сследования в области балто-сла- // �сследования в области балто-сла-// �сследования в области балто-сла-
вянской духовной культуры. Погребальный обряд. – М.: Наука, 1990. – С. 64-99.
Балушок В. Елементи давньослов’янських ініціацій в українському весіллі // НТЕ. – 1994.
– № 1. – С. 31-36.
Берестнев С.И. Восточноукраинская лесостепь в эпоху средней и поздней бронзы (II тыс. до
н.э.). – Харьков: ПФ Амет, 2001. – 264 с.
Бируни Абу Рейхан. �ндия. – М.: �адомир, 1995. – 729 с.
Борисов А.В., Демкин В.А., Гончак Т.В., Ельцов М.В. �сследование содержимого глиня-
ных сосудов из курганных захоронений эпохи поздней бронзы могильника Неткачево � // Мате-� // Мате- // Мате-
риалы по археологии Волго-Донских степей. – Вып. 3. – Волгоград, 2006. – С. 376-387.
Братченко С.Н. Матеріали до вивчення ямної культури Північного Приазов’я // Археоло-
гія. – 1973. – Вип. 11 – С. 21-27.
Братченко С.Н. Нижнее Подонье в эпоху средней бронзы. – К.: Наукова думка, 1976. – 252 с.
Братченко С.Н. Донецька катакомбна культура раннього етапу. – Ч. І. – �уганськ: Шлях,
2001а. – 76 с.
Братченко С.Н. Донецька катакомбна культура раннього етапу. – Ч. ІІ. – �уганськ: Шлях,
2001б. – 124 с.
Братченко С.Н. �евенцовская крепость. Памятник культуры бронзового века // МДАСУ. –
№ 6. – �уганськ, 2006. – С.31-310.
Братченко С.Н., Санжаров С.М. Рідкісні знаряддя з катакомб Сіверськодонеччини та Дон-Рідкісні знаряддя з катакомб Сіверськодонеччини та Дон-
щини (ІІІ тис. до н.е.). – �уганськ: Вид-во Східноукраїнського нац. ун-ту, 2001. – 109 с.
Братченко С.Н. Прадавня Слобожанщина: Сватівські могили – кургани ІІІ тис. до н.е. та
майдани // МДАСУ. – № 2. – �уганськ, 2004. – С. 65-190.
Братченко С.Н., Шапошникова О.Г. Катакомбная культурно-историческая общность // Ар-
хеология Украинской ССР. – Т. 1. – К.: Наукова думка, 1985. – С. 403-420.
Братья Гримм. Сказки. – Минск: Гос. изд-во БССР, 1954. – 736 с.
Бэшем А. Чудо, которым была �ндия. – М.: Наука. – 456 с.
Віхрова Т. Весілля: сакральний часопростір (за матеріалами весільної обрядовості росій-
ського населення басейну Айдару і Сіверського Дінця сер. ХІХ – сер. ХХ ст.) // Матеріали на-
укової конференції археологів і краєзнавців, присвяченої 75-річчю від народження �еонарда
Веніаміновича Бєдіна. – �уганськ, 2005. – С. 191-201.
Вовк Х.К. Студії з української етнографії та антропології. – К.: Мистецтво, 1995. – 336 с.
Гаглойти Ю.С. Осетино-абхазские нартовкие параллели // Проблемы осетинского нартов-
ского эпоса. – Владикавказ, 2000. – С. 5-37.
Генинг В.В., Усик В.�. �сследования Степной экспедиции Археологического музея. Курга-
ны у с. Осокоровка. – К., 1989. – 60 с.
Геннеп А. Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов. – М.: Восточная литера-Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов. – М.: Восточная литера- – М.: Восточная литера-М.: Восточная литера-: Восточная литера-
тура РАН., 1999. – 198 с.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
174
Гершкович Я.П., Сердюкова �.�. Ямные и катакомбные погребения Донецкого курган-
ного могильника // Катакомбные культуры Северного Причерноморья. �сточники, проблемы,
исследования. – К., 1991. – С. 150-164.
Голан А. Миф и символ. – �ерусалим: ТАРБУТ – М.: РУСС��Т, 1994. – 375 с.
Городцов В.А. Дневник археологических исследований в Бахмутском уезде, Екатери-
нославской губернии, 1903 года // Труды ���� археологического съезда в Екатеринославе. – Т.
1. – М., 1907. – С. 286-365.
Гринцер П.А. Ганга // Мифологический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1991. – С. 140.
Гуревич А.Я. Проблемы средневековой народной культуры. – М.: �скусство, 1981. – 359 с.
Денисова А.А., Кравец Д.П. Раскопки двух катакомбных курганов на Крынке // ДАС. –
Вып. 3. – Донецк, 1993. – С. 52-61.
Дергачев В.А., Бочкарев В.С. Металлические серпы поздней бронзы Восточной Европы. –
Кишинев: Высшая Антропологическая Школа, 2002. – 348 с.
Джонсон Д. Человек, прозванный �ошадью // Рассказы об индейских войнах. – М.: Моло-
дая гвардия, 1991. – С. 85-100.
Дзиццойты Ю.А. Нартовский эпос и Амираниани. – Цхинвал, 2003. – 224 с.
Дьяченко А.И. Раскопки поселения Ерзовка III // АО-1985. – М.: Наука, 1987. – С. 177-178.
Дюмезиль Ж. Скифы и нарты. – М.: Наука, 1990. – 230 с.
Евдокимов Г.Л. Погребения эпохи ранней и средней бронзы Астаховского могильника //
Катакомбные культуры Северного Причерноморья. �сточники, проблемы, исследования. – К.,
1991. – С. 187-213.
Евдокимов Г.Л. Погребения эпохи поздней бронзы Астаховского могильника. – К., 1992.
– 45 с.
Егоров В.Г. Классификация курильниц катакомбной культуры // Статистико-комбинатор-
ные методы в археологии. – М.: Наука, 1970. – С. 156-164.
Еремина В.И. Ритуал и фольклор. – �.: Наука, 1991. – 208 с.
Иванов В.В., Топоров В.Н. Есь // Мифологический словарь. – М.: Советская энциклопе-
дия, 1991. – С. 211-212.
Иерусалимская А.А. Археологические параллели этнографически засвидетельствован-
ным культам Кавказа (по материалам могильника Мощевая Балка) // СЭ. – 1983. – № 1. – С.
102-113.
Клейн Л.С. Собаки и птицы в эсхатологической концепции ариев // Stratum plus. – 2005-
2009. – № 3. – С. 185-194.
Клименко В.Ф. Курганы юга Донетчины. – Енакиево, 1998. – 219 с.
Клименко В.Ф., Усачук А.Н., Цымбал В.�. Курганные древности Центрального Донбасса.
– Донецк: �ебедь, 1994. – 128 с.
Ковалева И.Ф., Марина З.П., Чернявская Н.С., Никитин С.В. Курганный могильник эпохи
бронзы у с. Хащевое // Курганные древности степного Поднепровья III-I тыс. до н.э. – Вып. III.
– Днепропетровск, 1979. – С. 5-24.
Ковалева И.Ф. �сследования в степном Приорелье // АО-1979. – М.: Наука, 1980. – С. 278-
278.
Ковалева И.Ф., Мухопад С.Е., Шалобудов В.Н. Раскопки курганов в Днепровском Над-
порожье // Проблемы археологии Поднепровья. – Днепропетровск: �зд-во Днепропетровского
гос. ун-та, 1995. – С. 4-35.
Колотухин В.А., Тощев Г.Н. Курганные древности Крыма (по материалам раскопок Севе-
ро-Крымской экспедиции в 1983-1986 гг. Сакский район Крымской области). – Вып. ���. – Запо-���. – Запо-. – Запо-
рожье, 2000. – 245 с.
Константінеску Л.Ф. Ранньоямні поховання північно-східного Подоння9 // Археологія. –
1984. – Вип. 45. – С.61-68.
9 Очевидно, в название статьи вкралась опечатка: автор имел в виду не Подонье, а Приазовье.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
175
Константинеску Л.Ф. Новые материалы позднеямного времени Северо-Восточного При-
азовья // Новые памятники ямной культуры степной зоны Украины. – К.: Наукова думка, 1988.
– С.92-107.
Константинеску Л.Ф., Санжаров С.Н., �итвиненко Р.А., Евглевский А.В. Культурно-хро-
нологическая характеристика погребений Октябрьского могильника на Северском Донце //
Древности Северского Донца. Каталог археологических коллекций. – Вып. 2. – �уганск, 1992.
– С. 8-19.
Кореняко В.А. Новый источник для изучения идеологии степного населения в эпоху брон-
зы // Древности Евразии в скифо-сарматское время. – М.: Наука, 1984. – С. 119-123.
Кравец Д.П. Об одной категории костяных изделий донецкой катакомбной культуры // �с-
тория и археология Слободской Украины. Тезисы докладов научной конференции. – Харьков,
1992. – С. 129-130.
Кравец Д.П., Посредников В.А. Памятники эпохи ранней бронзы Донетчины // Проблемы
охраны и исследования памятников археологии в Донбассе. Тезисы докладов научного семина-
ра. – Донецк, 1989. – С. 23-26.
Кравец Д.П., Посредников В.А. Результаты полевых исследований курганных групп у с.
Миньковка (Бахмутская котловина, эпоха бронзы) // ДАС. – Вып. 6. – Донецк, 1996. – С. 76-108.
Кузьмина Е.Е. Древнейшие скотоводы от Урала до Тянь-Шаня. – Фрунзе: �лим, 1986. –
136 с.
Кульбака В., Качур В. Індоєвропейські племена України епохи палеометалу. – Маріуполь:
Рената, 2000. – 80 с.
Курдские сказки, легенды и предания. – М.: Наука, 1989. – 624 с.
Львова Э.Л., Октябрьская �.В., Сагалаев А.М., Усманова М.С. Традиционное мировоззре-Октябрьская �.В., Сагалаев А.М., Усманова М.С. Традиционное мировоззре-�.В., Сагалаев А.М., Усманова М.С. Традиционное мировоззре-
ние тюрков Южной Сибири. Человек, общество. – Новосибирск: Наука, 1989. – 243 с.
Лелеков А.А. Термин “арья” в древнеиндийской и древнеиранской традициях // Древняя
�ндия. �сторико-культурные связи. – М.: Наука, 1982. – С. 148-163.
Леруа-Гуран А. “Мобильное” искусство палеолита // ДАС. – Вып. 3. – Донецк, 1993. – С.
18-35.
Литвиненко Р.О. Зрубна культура басейну Сіверського Дінця (за матеріалами поховальних
пам’яток). Автореф. дис. … канд.. іст. наук. – К., 1994. – 21 с.
Литвиненко Р.А. Периодизация срубных могильников Северо-Восточного Приазовья //
Древности Северо-Восточного Приазовья. – Донецк, 1999. – С. 4-23.
Литвиненко Р.О. Культурне коло Бабине (за матеріалами поховальних пам’яток). Автореф.
дис. … докт. іст. наук. – К., 2009. – 33 с.
Ляшко С.Н. О “перевернутых” сосудах в погребениях энеолита – эпохи бронзы // Доно-
донецкий регион в системе древностей эпохи бронзы восточноевропейской степи и лесостепи.
Тезисы докладов и материалы научной конференции. – Вып. 2. – Воронеж: �зд-во Воронежс-
кого гос. ун-та. – С. 17-18.
Марина З.П., Ромашко В.А., Фещенко Е.�., Войтюк П.Ф. Курганный могильник у с. Верб- Курганный могильник у с. Верб-
ки // �сследования по археологии Поднепровья. – Днепропетровск: �зд-во Днепропетровского
гос. ун-та, 1990. – С. 22-38.
Маріна З.П., Ромашко В.А. Курган доби бронзи біля с. Миколаївка на р. Самарі // Про-
блеми археології Подніпров’я. – Вип. 2. – Дніпропетровськ: Вид-во Дніпропетровського держ.
ун-ту, 1999. – С. 35-51.
Маслова Г.С. Народная одежда в восточнославянских традиционных обычаях и обрядах
��� – начала �� в. – М.: Наука, 1984. – 216 с.
Міфи України. За книгою Георгія Булашевича “Український народ в своїх легендах, релі-
гійних поглядах та віруваннях” / Упорядник Ю. Буряк. – К.: Довіра, 2003. – 383 с.
Мимоход Р.А. Жертвенники на срубных поселениях: вопросы классификации, происхож-
дения и культурной специфики // Археология и древняя архитектура �евобережной Украины и
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
176
смежных территорий. Материалы научной конференции. – Донецк, 2000. – С. 86-93.
Москва, Миусская пл.., 7… // Атеистические чтения. – Вып. 20. – М.: Политиздат, 1990. –
С. 2-5.
Нарты. Осетинский героический эпос. – Кн. 2. – М.: Наука, 1989. – Кн. 2. – 496 с.
Неклюдов С.Ю. Эрхий-Мерген // Мифологический словарь. – М.: Советская энциклопе-
дия, 1991. – С. 640.
Нечитайло А.Л. Суворовский курганный могильник. – К.: Наукова думка, 1979. – 88 с.
Новик Е.С. Ходау // Мифологический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1991. – С. 579.
Новикова О.И. Ритуальные комплексы в жилищах эпохи поздней бронзы – переходного
времени Западной Сибири // Труды �� (�����) Всероссийского археологического съезда в Суз-�� (�����) Всероссийского археологического съезда в Суз- (�����) Всероссийского археологического съезда в Суз-�����) Всероссийского археологического съезда в Суз-) Всероссийского археологического съезда в Суз-
дале. – Т. I. – М., 2008. – С. 433-434.
Носова Г.А. Традиционные обряды русских (крестины, похороны, поминки. – М., 1999. –
232 с.
Осетинские народные сказки. – М.: Наука, 1973. – 599 с.
Памятники срубной культуры. Волго-Уральское междуречье / СА�. – Вып. В1-10 – Сара-– Сара- Сара-
тов, 1993. – 200 с.
Персидские народные сказки. – М.: Наука, 1987. – 504 с.
Петрухин В.Я. Сатанаил // Мифологический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1991.
– С. 487.
Подобед В.А. Погребения с шильями и иглами в культурах Восточной Европы эпохи позд-
ней бронзы и предскифского времени (степь и лесостепь) // ДАЗ. – 2009-2010. – № 13-14. – До- // ДАЗ. – 2009-2010. – № 13-14. – До-// ДАЗ. – 2009-2010. – № 13-14. – До-– 2009-2010. – № 13-14. – До-
нецьк, 2100. – С. 98-120.
Покальчук В. Обряд поховання дівчини на Волині // НТЕ. – 1972. – № 1. – С. 107-109.
Полин С.В., Тупчиенко Н.П., Николова А.В. Курганы верховьев �нгульца (курганы у с.
Головковка, Звенигородка и Протопоповка). – Вып. 3. – Кировоград, 1994. – 97 с.
Посредников В.А., Зарайская Н.П. Материалы курганов у с. Огородное (Северное Приазо-
вье) // ДАС. – Вып. 4. – Донецк, 1993. – С. 82-178.
Посредников В.А., Кравец Д.П. Позднеэнеолитические “вытянутые” курганные погребе-
ния Донбасса // Проблемы охраны и исследования памятников археологии в Донбассе. Тезисы
докладов научного семинара. – Донецк, 1989. – С. 21-23.
Потапов В.В. Поселение эпохи поздней бронзы Вареновка III в Восточном Приазовье //
�сторико-археологические исследования в Азове и на Нижнем Дону в 2001 г. – Вып. 18. – Азов,
2002. – С. 70-94.
Потемкина Т.М. Бронзовый век лесостепного Притоболья. – М.: Наука, 1985. – 376 с.
Пробейголова А.С., Красильников К.�., Апаров С.М. �сследования могильника поздней
бронзы у с. Каменка в 2007 г. // АДУ-2006-2007. – К., 2007. – С. 290-295.
Пропп В.Я. �сторические корни волшебной сказки. – �.: �зд-во �ГУ, 1986. – 366 с.
Пряхин А.Д., Матвеев Ю.П., Беседин В.�. Среднедонская катакомбная культура: проис-
хождение, этапы развития. – Воронеж, 1991. – 19 с.
Рогудеев В.В. Срубный курган в г. Гуково // �сторико-археологические исследования в
Азове и на Нижнем Дону в 1992 году. – Вып. 12. – Азов, 1994. – С.58-61.
Русские народные бытовые сказки Сибири. – Новосибирск: Наука, 1985. – 255 с.
Рысин М.Б. К проблеме синхронизации памятников среднего бронзового века Северного
и Южного Кавказа // Между Азией и Европой. Кавказ в IV-I тыс. до н.э. Материалы научной
конференции. – СПб., 1996. – С. 81-84.
Самар В.А. Верхняя хронологическая граница КМК и покровская культура Северного
Приазовья // Проблемы изучения катакомбной культурно-исторической общности (КК�О) и
культурно-исторической общности многоваликовой керамики (К�ОМК). – Запорожье, 1998. –
С. 75-83.
Санжаров С.Н. Курганы у г. Краматорска на Казенном Торце // Древние культуры Подон-
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
177
цовья. – Вып. 1. – �уганск, 1993. – С. 58-90.
Санжаров С.Н. �з опыта изучения орнаментального сюжета на катакомбной курильнице
// Древности Подонцовья. – �уганск: Осирис, 1997. – С. 42-49.
Санжаров С.Н. Катакомбные культуры Северо-Восточного Приазовья. – �уганск: �зд-во
Восточноукраинского нац. ун-та, 2001. – 172 с.
Санжаров С.Н. Восточная Украина на рубеже эпох средней – поздней бронзы. – �уганск:
�зд-во Восточноукраинского нац. ун-та, 2010. – 488 с.
Семенов В.А. Традиционная семейная обрядность народов Европейского Севера: К ре-: К ре-
конструкции мифопоэтических представлений коми (зырян). – СПб.: �зд-во С.-Петербургского
гос. ун-та, 1992. – 152 с.
Сериков Ю.Б. �зделия из костей человека в обрядах и ритуалах древности // �стория и
практика археологических исследований. Материалы научной конференции. – СПб.: �здатель-
ский Дом С.-Петербургского гос. ун-та, 2008. – С. 354-357.
Синицын И.В., Эрдниев У.Э. Древности Восточного Маныча. – Элиста: Калмыцкое книж.
изд-во, 1987. – 176 с.
Сказки народов мира. – Т. IV. Сказки народов Европы. – М.: Детская литература, 1988. – 720 с.
Сказки народов Памира. – М.: Наука, 1976. – 536 с.
Смирнов А.М. Курганы и катакомбы эпохи бронзы на Северском Донце. – М., 1996. – 182 с.
Снесарев Г.П. Реликты домусульманских верований и обрядов у узбеков Хорезма. – М.:
Наука, 1969. – 336 с.
Соколова В.К. Об историко-этнографическом значении народной поэтической образности
(образ свадьбы – смерти в славянском фольклоре) // Фольклор и этнография. Связи фольклора
с древними представлениями и обрядами. – �.: Наука, 1977. – С. 188-195.
Сотникова С.В. Переворачивание сосуда в андроновском ритуале (опыт реконструкции
представлений) // �нтеграция археологических и этнографических исследований. – Одесса:
�зд-во ОГПУ – Омск: Наука, 2007. – С. 251-254.
Станкевич И.Л. Керамика Южной Туркмении и �рана в бронзовом веке // Древность и
средневековье народов Средней Азии. – М.: Наука, 1978. – С.17-31.
Стефанов В.И., Корочкова О.Н. Андроновские древности Тюменского Притоболья. – Ека-
теринбург, 2000. – 106 с.
Султангареева Р.А. Жизнь человека в обряде (фольклорно-этнографическое исследование
башкирских семейных обрядов). – Уфа: Гилем, 2006. – 344 с.
Такова Н.Ф. Погребальные и поминальные обряды осетин в ��� в. // СЭ. – 1957. – № 1. –
С. 146-150.
Топорков А.Л. Символика и ритуальные функции предметов материальной культуры //
Этнографическое изучение знаковых средств культуры. – �.: Наука, 1989. – С. 89-101.
Топоров В.Н. Дакша // Мифологический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1991. – С.
170-171.
Трессидер Д. Словарь символов. – М.: ФА�Р-ПРЕСС, 1999. – 448 с.
Трифонов В.А. Степное Прикубанье в эпоху энеолита – средней бронзы // Древние куль-
туры Прикубанья (по материалам археологических работ в зонах мелиорации Краснодарского
края). – �.: Наука, 1991. – С. 92-166.
Туаллагов А.А. Скифо-сарматский мир и нартовский эпос осетин. – Владикавказ: �зд-во
Северо-Осетинского ун-та, 2001. – 315 с.
Усачук А.М., Циміданов В.В., Підобід В.А., �итвиненко Р.О. Розкопки кургану на околиці
Маріуполя (Північно-Східне Призов’я) // АДУ 2005-2007. – Київ – Запоріжжя, 2007. – С. 388-393.
Файнберг Л.А. Седна // Мифологический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1991. –
С. 492.
Цимиданов В.В. Длинные курганы Донетчины // Археология и древняя архитектура �ево-
бережной Украины и смежных территорий. Материалы научной конференции. – Донецк, 2000.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
178
– С. 19–21.
Цимиданов В.В. Астрагалы в погребениях степных культур Восточной Европы эпохи позд-
ней бронзы и раннего железа // Археологический альманах. – № 12. – Донецк, 2001. – С. 215-248.
Цимиданов В.В. Погребения со стелами в ямной культуре Северо-Западного Причерномо-Погребения со стелами в ямной культуре Северо-Западного Причерномо-
рья // Stratum-plus. – № 2. – 2001-2002. – С. 370-385.
Циміданов В.В. З’єднувальні досипки у курганній архітектурі зрубної культури: проблема
семантики // МДАСУ. – № 3. – �уганськ, 2004а. – С. 229-248.
Цимиданов В.В. Социальная структура срубного общества. – Донецк, 2004б. – 204 с.
Цимиданов В.В. Возрастная стратификация общества срубной культуры // МДАСУ. – №
8. – �уганськ, 2008. – С. 56-82.
Цимиданов В.В. Сны и происхождение некоторых представлений о потустороннем мире //
�ітопис Донбасу. – № 19. – Донецьк, 2011. – С. 10-35.
Черных Е.Н. Древняя металлообработка на юго-западе СССР. – М.: Наука, 1976. – 302 с.
Шарафутдинова И.Н. Степное Поднепровье в эпоху поздней бронзы. – К.: Наукова думка,
1982. – 157 с.
Шилов В.П. Курганный могильник у с. Цаца // Древности Калмыкии. – Элиста, 1985. –
С.94-157.
Шишлина Н.И. Северо-Западный Прикаспий в эпоху бронзы (�-��� тысячелетия до н.э.) /
Труды Г�М. – Вып. 165. – М., 2007. – 400 с.
Шкунаев С.В. Финн // Мифологический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1991. – С. 547.
Яровой Е.В. Древнейшие скотоводческие племена Юго-Запада СССР. – Кишинев: Штиин-
ца, 1985. – 126 с.
Tsimidanov V.V.
Cultural and chronological interpretation Eneolithic and Bronze Age
burials from barrow “Rozkopana Mogila” (Donbas)
Barrow “Rozkopana Mogila” were researched near the town of Druzhkovka (Donetsk region). There
were found burials and others funeral complexes of different periods of Eneolithic epoch and Bronze
Age. These include Eneolithic burial (No 8 and perhaps No 12), Pit Culture burials (No 4, 5, 11,
15 and perhaps No 12, 13), late Donetsk Katakomb Culture burials (No 18 and perhaps No 6), late
Donetsk Katakomb Culture complexes (No 1, 3, 6 and perhaps No 4, 5), burials of Manych Katakomb
tipe (No 7 and perhaps No 9, 10, 14, 19), �ngul Katakomb Culture (No 17), Katakomb Culture with
unknown interpretation (No 16), final-Katakomb burial No 2, Babino Culture burial No 1 and Timber-
Grave Culture burial No 3.
The author had analyzed various elements of the burial’s No 3 funeral rite and came to several conclu-conclu-
sions about the semantic this sign.
Keywords: Donbas, barrow, Eneolit, Pit Culture, Katakomb Cultures, Babino Culture, Timber-Grave
Culture, funeral rite.
Циміданов В.В.
Культурно-хронологічна інтерпретація поховань енеоліту
– доби бронзи кургану “Розкопана Могила” (Донбас)
Курган Розкопана Могила було досліджено поблизу міста Дружківка (Донецька область). Там
містилися поховання та інші поховальні комплекси різних періодів енеоліту та доби бронзи.
Серед них енеолітичні поховання (№ 8 та, можливо, № 12), поховання ямної культури (№№ 4,
5, 11, 15 та, можливо, № 12), поховання пізнього етапу донецької катакомбної культури (№ 18
179
Археологический альманах. – № 25. – 2011. – С.156-179.
та, можливо, № 6), комплекси пізнього етапу донецької катакомбної культури (№№ 1, 3, 6 та,
можливо, №№ 4, 5), поховання маницького катакомбного типу (№ 7 та, можливо, №№ 9, 10,
14, 15), поховання інгульської катакомбної культури (№ 17), культурно невизначене катакомбне
поховання (№ 16), фінально-катакомбне поховання № 2, поховання бабинської культури № 1 та
поховання зрубної культури № 3.
Автор аналізує різноманітні прояви обряду поховання № 3 та висуває низку припущень щодо
семантики цих знаків.
Ключові слова: Донбас, курган, енеоліт, ямна культура, катакомбні культури, бабинська
культура, зрубна культура, поховальний обряд.
Статья поступила в редакцию в ноябре 2011 г.
|