Художественный стиль изобразительного декора рогового предмета из окрестностей г. Димитрова (Донбасс)
Статья посвящена разбору декора рогового предмета срубной культуры из окрестностей г.Димитрова Донецкой области. Некоторая уникальность декора позволяет войти в логику построения не только орнаментального изобразительного текста, восстанавливается в общих чертах смысловая область отдельных изобразит...
Збережено в:
| Дата: | 2011 |
|---|---|
| Автор: | |
| Формат: | Стаття |
| Мова: | Russian |
| Опубліковано: |
Інститут археології НАН України
2011
|
| Назва видання: | Археологический альманах |
| Онлайн доступ: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/171338 |
| Теги: |
Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
|
| Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| Цитувати: | Художественный стиль изобразительного декора рогового предмета из окрестностей г. Димитрова (Донбасс) / В.И. Кузин-Лосев // Археологический альманах. — 2011. — № 25. — С. 199-227. — Бібліогр.: 82 назв. — рос. |
Репозитарії
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine| id |
irk-123456789-171338 |
|---|---|
| record_format |
dspace |
| spelling |
irk-123456789-1713382020-09-19T01:25:58Z Художественный стиль изобразительного декора рогового предмета из окрестностей г. Димитрова (Донбасс) Кузин-Лосев, В.И. Статья посвящена разбору декора рогового предмета срубной культуры из окрестностей г.Димитрова Донецкой области. Некоторая уникальность декора позволяет войти в логику построения не только орнаментального изобразительного текста, восстанавливается в общих чертах смысловая область отдельных изобразительных знаков и орнаментов срубной культуры. Предстает знаковая система со специфическим языком, направленная на передачу космологических принципов, всеохватывающих по своему универсализму. Космологические принципы передаются через размещение изобразительных элементов на предмете, через отбор композиционных приемов, структурную организацию элементов. Изобразительность рогового предмета принадлежит художественной традиции Восточной Европы, во многом своеобразной, но находящей соответствие в Карпато-Дунайском регионе. У статі розглянуто неординарний декор рогового предмету зрубної культури з місцевості біля м.Димитрова Донецької області. Деяка його унікальність дозволяє ввійти у логіку побудови не тільки орнаментального образотворчого тексту, але й здійснити у загальних рисах реконструкцію смислової області окремих знаків зрубної культури. У декорі помітно прагнення до передачі космологічних принципів, які є всеосяжними за своїм універсалізмом. Це передається за допомогою розміщення образотворчих елементів на предметі, через використання композиційних прийомів, структурної організації елементів. Постає знакова система зі своєю специфічною мовою. Відкривається область художньої традиції, яка у чомусь є своєрідною і водночас має багато відповідностей у Карпато-Дунайському регіоні, а отже займає своє місце в загальному культурному просторі Європи. The article is devoted to the analysis of graphic decor of an antler object of Timber-Grave culture found at vicinities of Dimitrov-town of Donetsk province. Some its uniqueness allows to reveal logic of construction of ornamental graphic text, to recover in general the signifi cance of separate graphic signs and decorative patterns on the artefacts of Timber-Grave culture. There is a tendency to refl ection of cosmological principles which are overall by their universalism. Cosmological principles are expressed through placing of graphic elements on an object, composition receptions, and structural organization of elements. The sign system with its specifi c language appears. Original artistic tradition widespread on territory of Eastern Europe and Carpathian-Danube region is opened. Within its frames the local Eastern European style, which took its own place in common cultural space of Europe, could be allocated. 2011 Article Художественный стиль изобразительного декора рогового предмета из окрестностей г. Димитрова (Донбасс) / В.И. Кузин-Лосев // Археологический альманах. — 2011. — № 25. — С. 199-227. — Бібліогр.: 82 назв. — рос. 2306-6164 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/171338 ru Археологический альманах Інститут археології НАН України |
| institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| collection |
DSpace DC |
| language |
Russian |
| description |
Статья посвящена разбору декора рогового предмета срубной культуры из окрестностей г.Димитрова Донецкой области. Некоторая уникальность декора позволяет войти в логику построения не только орнаментального изобразительного текста, восстанавливается в общих чертах смысловая область отдельных изобразительных знаков и орнаментов срубной культуры. Предстает знаковая система со специфическим языком, направленная на передачу космологических принципов, всеохватывающих по своему универсализму. Космологические принципы передаются через размещение изобразительных элементов на предмете, через отбор композиционных приемов, структурную организацию элементов. Изобразительность рогового предмета принадлежит художественной традиции Восточной Европы, во многом своеобразной, но находящей соответствие в Карпато-Дунайском регионе. |
| format |
Article |
| author |
Кузин-Лосев, В.И. |
| spellingShingle |
Кузин-Лосев, В.И. Художественный стиль изобразительного декора рогового предмета из окрестностей г. Димитрова (Донбасс) Археологический альманах |
| author_facet |
Кузин-Лосев, В.И. |
| author_sort |
Кузин-Лосев, В.И. |
| title |
Художественный стиль изобразительного декора рогового предмета из окрестностей г. Димитрова (Донбасс) |
| title_short |
Художественный стиль изобразительного декора рогового предмета из окрестностей г. Димитрова (Донбасс) |
| title_full |
Художественный стиль изобразительного декора рогового предмета из окрестностей г. Димитрова (Донбасс) |
| title_fullStr |
Художественный стиль изобразительного декора рогового предмета из окрестностей г. Димитрова (Донбасс) |
| title_full_unstemmed |
Художественный стиль изобразительного декора рогового предмета из окрестностей г. Димитрова (Донбасс) |
| title_sort |
художественный стиль изобразительного декора рогового предмета из окрестностей г. димитрова (донбасс) |
| publisher |
Інститут археології НАН України |
| publishDate |
2011 |
| url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/171338 |
| citation_txt |
Художественный стиль изобразительного декора рогового предмета из окрестностей г. Димитрова (Донбасс) / В.И. Кузин-Лосев // Археологический альманах. — 2011. — № 25. — С. 199-227. — Бібліогр.: 82 назв. — рос. |
| series |
Археологический альманах |
| work_keys_str_mv |
AT kuzinlosevvi hudožestvennyjstilʹizobrazitelʹnogodekorarogovogopredmetaizokrestnostejgdimitrovadonbass |
| first_indexed |
2025-07-15T07:03:04Z |
| last_indexed |
2025-07-15T07:03:04Z |
| _version_ |
1837695486877761536 |
| fulltext |
199
Археологический альманах. – № 25. – 2011. – С.199-227.
Неординарные и уникальные произведе-
ния искусства всегда привлекали к себе при-
стальное внимание специалистов различных
научных дисциплин. Исключительность про-
изведения искусства – это исключительность
таланта его творца. Во многом сила таланта
мастера позволяла находить выразительные
средства, способные передать мировоззрен-
ческие установки своего времени и выразить
настроения, мысли людей в запоминающих-
ся ярких формах и образах. С полным осно-
ванием можно утверждать, что высшие об-
разцы культуры, пускай и опосредственно, в
наибольшей степени концентрировали идеи
и ценности того или иного общества. Изоб-
разительный декор рогового предмета из ок-
рестностей г.Димитрова пока еще не имеет
аналогов среди своего класса изделий эпохи
поздней бронзы юга Восточной Европы, и
Кузин-Лосев В.И.
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ СТИЛЬ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО ДЕКОРА РОГОВОГО
ПРЕДМЕТА ИЗ ОКРЕСТНОСТЕЙ Г.ДИМИТРОВА (ДОНБАСС)
Статья посвящена разбору декора рогового предмета срубной культуры из окрестностей
г.Димитрова Донецкой области. Некоторая уникальность декора позволяет войти в логику
построения не только орнаментального изобразительного текста, восстанавливается в
общих чертах смысловая область отдельных изобразительных знаков и орнаментов срубной
культуры. Предстает знаковая система со специфическим языком, направленная на передачу
космологических принципов, всеохватывающих по своему универсализму. Космологические
принципы передаются через размещение изобразительных элементов на предмете, через
отбор композиционных приемов, структурную организацию элементов. Изобразительность
рогового предмета принадлежит художественной традиции Восточной Европы, во многом
своеобразной, но находящей соответствие в Карпато-Дунайском регионе.
Ключевые слова: срубная культура, изобразительное искусство, эпоха поздней бронзы,
трансформационная модель.
благодаря такой неординарности появляется
возможность проникнуть в некоторые смыс-
ловые области срубной культуры, ранее оста-
вавшиеся завуалированными и ускользавши-
ми от исследователей1.
В своей работе хотелось бы продемонс-
трировать, каким образом конкретная вещь
превращается в пересечение множества смыс-
лов, так или иначе восходивших к главному
продукту человеческой деятельности – куль-
туре. Отправным в таком движении является
положение о том, что в архаическом обществе
“Вещь” аккумулировала множество смыслов
разного порядка, начиная от мироощуще-
ния людей, мифологических представлений,
социального статуса его владельца и закан-
чивая историческими реалиями, которые
влияли на условия существование предмета
в культурно-исторической среде, в информа-
1 Первоначально данная работа должна была опубликоваться в одном из региональных сборников
Украины. По замыслу, роговому предмету, найденному возле г.Димитров, должно было быть посвящено
несколько самостоятельных статей, объединенных идеей всестороннего изучения находки. Однако
после первоначального согласия поместить все статьи в одном сборнике, данную работу отклонили
для публикации, оторвав ее от остальных статей. Поэтому отсылаем к статьям, в которых опубликован
археологический комплекс с роговым предметом, дана его атрибутация, описаны технических приемов
нанесения орнамента [Кондратьев, Кузин-Лосев, 2010; Усачук, 2010].
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
200
ционном пространстве разных культур своей
эпохи. При подобном взгляде на предметы
материальной культуры, единичный ее факт
принимается за ту отправную точку, которая
позволит продвинуться к сокрытым для нас
культурным смыслам. Подобный подход к
источнику смещает внимание исследователей
к проблемам культурологического осмысле-
ния прошлого, тенденция, наметившаяся в
последние десятилетия в археологии Восточ-
ной Европы эпохи бронзы. Примером вос-
хождения от частного к общему может стать
анализ изобразительного декора на роговом
предмете срубной культуры из окрестностей
г.Димитрова Донецкой области.
Роговой предмет был случайно обнару-
жен весной 2005 г. в разрушенном погребении
на первой надпойменной террасе левого бере-
га реки Казенный Торец, южнее г.Димитров
Красноармейского района Донецкой области,
возле пгт Ново-экономическое. Доисследова-
ние места находки позволило установить, что
роговой предмет происходил из погребения
в яме подовальной формы, перекрытой дере-
вянными плахами. Удалось проследить остат-
ки деревянных плах, следы охры, позу умер-
шего, который лежал на левом боку с подог-
нутыми ногами и согнутыми в локтях руками,
ориентирован он был на север. Погребенного
сопровождали сосуды, были также обнаруже-
ны отдельные фрагменты керамики (рис. 1).
Анализ рогового предмета и прослеженные
остаточные следы погребального обряда дают
основания рассматривать разрушенный комп-
лекс с позиций принадлежности его к самому
раннему периоду срубной культуры [Кондра-
тьев, Кузин-Лосев, 2010]. Роговой предмет по
своей форме напоминает усеченный конус со
слегка выделенным ребром в верхней трети
предмета. Крайние части предмета отлича-
ются друг от друга шириной, что придает ему
конусовидность; если на него смотреть сбоку
– он имеет трапециевидный силуэт. Размеры
предмета: высота 2,4 см, диаметры 1,8 см и
2,3 см. Внутреннее отверстие слегка сужается
в наибольшей части предмет. Изобразитель-
ный декор состоит из двух орнаментальных
фризов, разделенных поясом мелких ромбов.
Верхний фриз представляет собой ряд изоб-
разительных элементов в виде круга с точкой
по середине и вертикально поставленной пря-
мой, выше данного ряда расположена гори-
зонтальная линия. На нижнем фризе повторя-
ется элемент верхнего фриза (круг с точкой),
правда, с некоторым усложнением – базовый
элемент по контуру обведен линией. По цен-
тру предмета идет пояс мелких ромбов. На
торце наиболее расширенной части предмета
заметны прочерченные крестообразно тонкие
линии, которые вряд ли относятся к орнамен-
тальному декору. Орнамент наносился метал-
лическим резцом, в технике резки [Кондрать-
ев, Кузин-Лосев, 2010; Усачук, 2010].
Остановимся более подробно на са-
мой вещи и ее декоре. Предмет напоминает
усеченный конус во многом из-за придания
ему несколько неправильной формы, где одна
часть предмета более расширена в сравнении
с другой. Вслед за изменением пропорций
предмета, претерпевают трансформацию раз-
меры изобразительных элементов. Как уже
отмечалось, на наименее расширенной его
части располагается фриз, основу которого
составлял мотив круга с вертикально постав-
ленной прямой. На противоположном конце
предмета (в наиболее расширенной его части)
круг с вертикальной прямой обведен обрам-
ляющим контуром, что увеличивает размеры
изобразительных элементов. Использование
контура привело к появлению самостоятель-
ного изобразительного элемента, который
относится к виду каплевидных. Сопоставле-
ние двух фризов позволяет констатировать их
почти полное совпадение, во многом дости-
гаемое благодаря общности для них базового
изобразительного элемента. Отличия между
изобразительными элементами фризов от-
носятся к дополнительному элементу, како-
вым является линия контура. На наш взгляд,
именно тектоника предмета стала причиной
небольших видоизменений изобразительных
элементов – небольшая усложненность, уве-
личивающая размеры базового изобразитель-
ного элемента в расширенной части предме-
та, как раз подчеркивает текучесть формы
предмета. Нанесение изобразительного деко-
ра было подчинено форме изделия.
В центральной части предмета име-
ется орнаментальный пояс ромбов, который
помещен между фризами и, соответственно,
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
201
разделяет между собой эти фризы, приобре-
тая функцию разделителя. Необходимо заме-
тить, что разграничительная функция ромбов
по условному делению предмета на две части
дублируется еще слабовыраженным ребром.
Сам по себе пояс ромбов контрастирует с дву-
мя фризами как по выбору базового изобрази-
тельного элемента (в первом случае выбран в
качестве базового элемента ромб, во втором,
круг с вертикальной прямой), так и вектору их
направленности: круг с прямой расположен в
вертикальной плоскости, а пояс ромбов идет
по горизонтали. Пояс ромбов композиционно
поддерживается узкими параллельными ли-
ниями, идущими по самой кромке предмета
и выше верхнего ряда кругов с точкой. Двум
фризам с каплевидными элементами соот-
ветствуют два горизонтальных пояса: в одном
случае, это прямые линии, в другом – поясов
ромбов. Узкий поясок ромбов по центру сни-
мает монотонность повторения однородных
элементов фризов и привносит с собой кон-
трастность, возникающую из-за несхожести
ромбов с элементами фризов, а так же за счет
разности пространственных векторов распо-
ложения изобразительных элементов. Сам
по себе прием контрастности, внезависимос-
ти от его смыслового наполнения, усиливает
эстетическое восприятие всей декоративной
композиции предмета.
Наблюдения над изобразительностью
рогового предмета из окрестностей г. Димит-
рова подводит к выводу, что при его декори-
ровании активно использовался прием повто-
рения базовых элементов с небольшой степе-
нью их видоизменения. Круг с вертикально
поставленной прямой присутствует на обоих
фризах, однако на нижнем фризе он усложнен
добавочным элементом в виде контура. Гори-
зонтальные линии в верхней части предмета
повторяются в срединной части, опять же с
усложнением – между линиями заключены
ромбы. Изменчивость обладает специфичес-
ким видом, состоящая в том, что при всех ви-
димых отличиях, базовые изобразительные
элементы вполне распознаются. Художест-
венная установка на слабые трансформации
обнаруживает себя и при выборе приемов
композиции, а именно: неполной симметрии
(заметной между верхним и нижним фриза-
ми). Небольшая степень вариативности изоб-
разительного элемента “круг с прямой” при-
водит к тому, что оба фриза видятся почти
тождественными. Сопоставляя между собой
верхний и нижний фризы с центральным поя-
сом ромбов, становится очевидным второсте-
пенность различий между крайними фриза-
ми. В декоре предмета четко выделяется два
доминирующих изобразительные элементы:
круг с прямой и ромб. И контрастность сре-
динной части и фризов задается выбором от-
личных между собой изобразительных эле-
ментов.
Данный прием вариативности просле-
живается и на довольно сложных изображе-
ниях, например, на жезле из погребального
комплекса Красноселка I, 1/9 [Іванов, Колєв,
1993]. Жезл состоит из двух орнаментирован-
ных наверший, нескольких колец и трубочки
(рис. 2). Он примечателен тем, что изобрази-
тельные элементы разведены между собой:
на одном навершии прочерчены свастика и
меандр, на другом, присутствует специфичес-
кий мотив ломанных, зигзагообразных линий,
от которых отходят меандровидные завитки;
на кольцах просматриваются волны. На боль-
шинстве срубных костяных и роговых коль-
цах и навершиях, как правило, нет контраст-
ности, обусловленной сочетанием различных
изобразительных элементов, а присутствует
мягкий переход от одного изобразительного
элемента к другому на основе вариативности
одного из них, или намечается простое пов-
торение одного единственного орнаменталь-
ного мотива. В этом отношении навершия
жезла из Красноселки благодаря декорирова-
нию разными геометрическими элементами
выглядят достаточно самобытным явлением.
Однако, при всем внешнем различии изобра-
зительные элементы жезла обладают общей
для срубной культуры примечательной чер-
той, которая наблюдается при декорирова-
нии роговых и костяных кольцах и наверший
– они построены на основе вариативности, и
видимая противоположность преодолевается
посредством вариативности одного единс-
твенного базового изобразительного элемен-
та, каковым является крест. На жезле из Крас-
носелки происходит повторение принципов
построения изображений, аналогичных тем,
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
202
что подмечены на иных предметах. В основе
той же свастики лежит форма креста. Завитки
свастики превращаются в основу для возник-
новения нового элемента (меандра), S-вид-
ный элемент ничто иное, как часть свастики.
Видимая множественность изобразительных
элементов появляется благодаря трансформа-
циям базового изобразительного элемента и
принципу вариативости. Вариативность в ка-
честве композиционного приема организации
изобразительного текста придает всему деко-
ру красноселкинского жезла асимметричный
вид, хотя непосредственно сама асимметрия
является частью более общего принципа сим-
метрии.
При создании изобразительных элемен-
тов на основе вариативности активно исполь-
зовался прием симметрии смещения. Наибо-
лее простой пример реализации симметрии
смещения в срубной изобразительности со-
стоит в нанесении возле элемента, или непос-
редственно в пределах его пространства, до-
полнительных деталей. Приведенные выше
примеры вариативности, предполагающие
незначительные трансформации базовых эле-
ментов, составляют более усложненный вари-
ант реализации симметрии смещения, но они
не до такой степени сокрыты, чтобы их не
обнаружить. Подобный сдвиг-смещение со-
провождается возникновением нового изоб-
разительного элемента. Сам по себе такой
сдвиг легко обнаруживается. Более сложный
прием симметрии смещения связан с измене-
нием точек зрения при восприятии рисунка.
Например, при изменении фокусирования
взгляда на поясе ромбов на предмете из Ди-
митрова последние будут восприниматься
рядом косых крестов, которые соприкасаются
друг с другом концами. В случае смыслово-
го разрыва цепочки ромбов на сегменты воз-
никнет ряд отдельно расположенных косых
крестов. Помещение крестов в рамку приве-
дет к возникновению нового мотива – косой
сетки. Оценка изображения, таким образом,
будет зависеть от фокусирования взгляда,
когда один и тот же орнамент воспринимался
совершенно по-разному, из-за чего исчезала
внутренняя устойчивость изображения и воз-
никала видоизменчивость формы, своеобраз-
ная игра формой. Суть подобных приемов со-
стоит в культивировании сознанием изобра-
жений, обладавших внутренним неравнове-
сием и потому наделенных долей смыслового
напряжения. Следует констатировать, что в
срубной изобразительности активно разраба-
тывались приемы, направленные на передачу
внутренней подвижности изобразительных
элементов, и вырабатывалась способность
оперировать сразу несколькими позициями.
За всем этим стоят определенные формы со-
знания, нацеленные на видоизменения смыс-
лов, поиск и нахождение чего-то скрытого и
даже тайного, культивировались своего рода
тексты “загадка-отгадка”, определенное игро-
вое начало. Прием внутренней подвижности
точки зрения в своей основе восходит к более
общему принципу асимметрии.
Сама по себе асимметричность содержит
в себе одно очень важное свойство – помимо
общей реализации идеи аритмии, она привно-
сит с собой неуравновешенность частей изоб-
ражения до степени диссонанса, где неравно-
весие есть стремление к достижению нового
смысла2. Композиционное построение декора
рогового предмета из окрестностей г. Димит-
рова менее случайно, чем может показаться
на первый взгляд. Простейшие приемы асим-
метрии (рис. 3) находят продолжение в тек-
тонике предмета – его конусовидности, и не-
большом смещение слабовыраженного ребра
от середины. Изобразительная асимметрия
повторяет первоначальную асимметричность
2 Важным представляется повторение приема сдвига-смещения помимо изобразительности в
других областях творчества, а именно, в словесности. На основе словесности восстанавливается суть
явления сдвига. Модально-тематический сдвиг в вербальных текстах позволяет осуществить перенос
носителя значений в один из возможных миров, не совпадающий с миром говорящего [Мерлин, 1988,
с. 33]. В фольклорном тексте этот прием получает реализацию в мотиве перемещении героя из одного
пространства (мира) в другое, в поэтике фольклора – переходе от одного кода к иному, создавая основу
для смены ситуаций и предпосылки для развития сюжета. Сдвиг в использовании формальных средств
является реализацией усилий по достижению смыслового сдвига.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
203
предмета, в свою очередь, асимметрия изоб-
разительного декора усиливает восприятие
предмета как наделенного подвижной текто-
никой. Возникает явное соответствие формы
и декора (изобразительности) предмета, в чем
проявляется ощущение чувства меры и гар-
монии. Сами по себе приемы асимметрии ак-
тивно востребовались при создании срубной
посуды, других предметных форм культуры.
Сосуды начала эпохи поздней бронзы, ранне-
срубного времени обладают выраженным из-
ломом профиля и выделенным ребром, ножи
этого времени имеют профилированные изги-
бы и асимметричные пропорции. Показатель-
но, что чаще ребро на сосудах расположено не
по центру, а смещено вверх, вследствие чего
образуются две неравнозначные, и соответс-
твенно, разносмысловые части. Орнамента-
ция на таких сосудах также подчеркивается
их асимметричностью – выделяются зоны,
на которые наносились изображения, и зоны,
свободные от изображений, само разделение
чаще всего проходит по ребру сосудов. При-
нципы симметрии и асимметрии проявляют
себя и в изобразительных элементах срубной
культуры. Так, отдельные изобразительные
элементы предстают асимметричной частью
базовых элементов, в частности, полукруг
ничто иное, как часть круга, свастика явля-
ется частью креста, меандры можно тракто-
вать в качестве крайних изогнутых частей
свастики, треугольники – половиной ромбов,
углы – элементами зигзага. Оценка срубного
орнамента через бинарную структуру поз-
воляет расценивать систему “изображение/
не-изображение” одним из проявлений при-
нципа асимметрии, реализованного, в част-
ности, композиционном построении декора
на сосудах. В целом, за простейшей асиммет-
рией проступает специфический прием, на-
правленный на передачу двухчленности. Для
димитровского предмета прослеживаемая
троичная система построения изображений
(верхний фриз, нижний фризы, срединный
пояс) сводится к выраженной бинарности по
набору изобразительных элементов: фризы
с кругом/пояс ромбов. На общекультурном
фоне эпохи димитровский предмет выглядит
типичным образчиком своей эпохи3.
Приемы симметрии и асимметрии актив-
но вовлечены в процессы передачи ощуще-
ний и впечатлений о том, какой должна быть
форма. В свою очередь, за изобразительными
и формальными приемами проступают опоз-
наваемые смыслы, важные для носителей
срубной культуры. Не в последнюю очередь,
как раз композиционные приемы позволяют
выйти на структурные принципы достаточно
универсального характера, которые перекры-
вают собой не только одну область культу-
ры, какой является та же изобразительная, а
множество областей культуры. Универсаль-
ность формально-структурных образований,
а вслед за ними и их содержательной сторо-
ны, раскрывается из дальнейшего анализа ор-
намента. На основе анализа декора рогового
предмета из окрестностей г. Димитрова выяв-
ляется структура, основанная на выраженном
бинаризме. Выделяются своеобразные пары:
круг с вертикалью – ромб
два фриза с кружками и вертикально пос-
тавленными прямыми – два пояса горизон-
тальных прямых, один из которых усложнен
ромбами
вертикальный вектор расположения изоб-
разительных элементов фризов – горизон-
тальный векторы расположения изобрази-
тельных элементов в срединной части
симметрия – асимметрия
В эпоху поздней бронзы бинарная струк-
тура обладает универсальным характером,
распространяясь помимо изобразительности
на иные культурные области и формы [Ку-
зин-Лосев, 2001]. За подобным явлением кро-
ется следование модели мира, типичной для
архетипических культур. Бинарная система
архаических культур столь полно описана в
научной литературе, что нет необходимости
повторять общие места. В рамках анализа
срубных древностей структурный принцип
3 Развернутое описание стиля срубной изобразительной традиции в общем контексте эпохи поздней
бронзы Восточной Европы дано в неизданной монографии “Изобразительное искусство срубной
культуры XVI-XIV в.в. до н.э.: стилистика, стиль, культурные смыслы”.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
204
бинаризма помимо реконструкции достаточ-
но общих универсалий позволяет прояснить
значения отдельных изобразительных эле-
ментов срубной культуры. На этом стоит спе-
циально остановиться.
Ключевой для декора димитровского
изделия изобразительный элемент “круг с
вертикально поставленной прямой” имеет
достаточно крупные размеры. Сама по себе
большая величина элемента тормозит его вос-
приятие, замедляя движение взгляда, что осо-
бенно заметно, если такие величины соседс-
твуют с контрастно малыми изображениями.
Орнаментальный ряд ромбов, расположен-
ный по центру, оставляет совершенно иное
впечатление: мелкие фигурки ромбов убыст-
ряют движение взгляда по орнаментальному
ряду. Следовательно, высокие элементы свя-
заны с медленным ритмом, а расположенные
по горизонтали небольшие ромбы – с убыст-
ренным ритмом. Два вида ритмов повторяют
принцип неполной симметрии между фриза-
ми и горизонтальными поясами. Для выяв-
ления значений изобразительных элементов
разбираемого декора первостепенным пред-
ставляется:
1) выделенность двух видов ритма;
2) внешняя поляризация ритмов по месту
их расположения на предметах.
Круг с вертикально поставленной пря-
мой, задававший медленный ритм, тяготе-
ет к краю предмета (“границе”), тогда как в
срединной части вещи находится ряд ромбов
с убыстренным ритмом. Разность ритмов
воспринимается таковой во многом из-за их
контрастности. Несмотря на отличия, ритмы
между собой определенным образом увяза-
ны, поскольку они находятся в пределах еди-
ной композиции, и образуют определенное
единство. Относительно смыслового напол-
нения изобразительных элементов и ритмов
на роговом предмете из окрестностей г. Ди-
митрова мало, что можно добавить к словам
О.М. Фрейденберг: “Высокие вещи, пьедес-
талы …, столбы, арки, столы и возвышения,
длинные одежды соответствуют протяжен-
ным и медленным ритмам – это все “небо”
и смерть-скорбь в момент умирания. Низкие
вещи – смерть-смех в момент оживления”
[Фрейденберг, 1978, c. 102]. Единственно, что
следует уточнить относительно срубной куль-
туры, имеет касательство к выделению целой
группы культурных форм типичных для нее и
обладающих выраженной полярностью: круг/
ромб, прямоугольные погребальные сооруже-
ния/круг насыпей курганов, конусовидность
курганов/углубленные в земле погребальные
ямы.
Изобразительная система срубной куль-
туры стилистически связана с предметным
миром культуры, что для архаических куль-
тур проистекает из восходившего к мифо-
логической форме сознания принципу все-
общего отождествления, основанного на не
оторванности декора от формы предмета, как
и формы от содержания, означающего от оз-
начаемого. Технические приемы в культурах
архаического типа также еще не отделены от
смысловой области, и приемы выполнения
орнамента вырастает из общекультурного
смыслового плана.
На димитровском предмете одним из ос-
новных элементов декора является круг. До-
биться изображения круга возможно с помо-
щью круговых движений перовым сверлом
или циркулем. Чтобы осмотреть весь декор,
необходимо вращение предмета вокруг сво-
ей оси. Непосредственно движение в изоб-
разительном выражении передается двумя
планами. Один план связан с динамическим
движением – это перемещение наблюдателя
вслед за расположением орнаментальных эле-
ментов, что предполагает для осмотра всей
композиции физическое движение вещи или
человека. Другой план базируется на стати-
ческом движении, предполагающем своеоб-
разное смысловое движение внутри замкну-
того пространства изображенного. При этом
статическое движение обладает внутренним
динамическим началом. При восприятии того
же орнамента, нанесенного на сосуд, теряет-
ся реальное смысловое продвижение вперед
из-за повторяемости элементов, но зато воз-
никает ощущение внутреннего движения,
движения по замкнутому кругу. Происходит
своего рода топтание на месте, находя соот-
ветствие в этнографических танцах, словно
очерчивающих орнамент на земле [Цивьян,
199, c. 74]. Внутреннее динамическое нача-
ло хорошо ощутимо помимо круга, в других
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
205
изобразительных элементах, распространен-
ных в степных культурах Евразии: свастике,
сегнеровом колесе, – где асимметричность
элемента придает изображению внутренний
динамизм. Нейтрализация внутреннего дина-
мизма круга произойдет, если круг разорвать,
придав ему линейность, или усложнить, на-
пример, соединить круг с прямой, в таком
случае круг лишается самостоятельности и
соответствующего смыслового наполнения
из-за вхождения в более сложное изобрази-
тельное образование. В усложненном элемен-
те возникает полная статика круга во многом
по тому, что статичность вертикально постав-
ленных элементов (круга и прямая) тормозит
внутреннюю подвижность самих элементов.
В каплевидном элементе круг еще более теря-
ется в общем изобразительном пространстве
из-за его включенности в еще более слож-
ный изобразительный мотив, каким является
каплевидный. При такой ситуации круг пре-
вращается во второстепенный элемент, не-
случайно, на отдельных вещах эпохи бронзы
круг вообще отсутствует в каплевидных эле-
ментах.
Изобразительные элементы на предмете
из окрестностей г.Димитрова расположены в
пространстве округлого предмета, и потому
для восприятия декора необходима подвиж-
ность. Но движение ограничено в замкну-
том пространстве, потому что предмет име-
ет округлую форму. Сам по себе круг вечно
подвижен и вечно покоен, что соответствует
универсальному состоянию Космоса. Следу-
ет констатировать, что орнаментальные эле-
менты на димитровском предмете находятся
единовременно в равновесном и подвижном
состоянии. При переводе изобразительности
в область смыслов возникает два аспекта ор-
ганизации предмета, а вслед за этим и универ-
сума: динамика мира и моделирование мира.
Димитровский роговой предмет потенциаль-
но несет в себе оба значения. Ритмы, на ко-
торых покоится тектоники предмета и непос-
редственно сама изобразительность, выходят
за пределы формальных приемов, приобретая
отпечаток космологических ритмов. Человек,
обладавший предметом с соответствующей
ритмикой, вводится в пространство космоло-
гии, по преимуществу – пространство цикли-
ческих повторов. Владелец такой вещи ока-
зывается в постоянном силовом поле сакраль-
ного начала, космологии, он был включен в
пространство вечно священного. Отсюда и
особая роль знаков в виде колец в степных
культурах Евразии4. Священное, как и космо-
логическое, может быть самым различным в
своем образном воплощении и кодировании.
Анализ изобразительной знаковой системы
конкретной вещи, в рассматриваемом случае
димитровского предмета, позволяет прибли-
зиться к более тонкой градации смыслового
наполнения изображенного, чем простой кон-
статации космологического смысла знаков.
Декор на димитровском предмете не пе-
регружен изобразительными элементами, что
придает ясность всей композиции, а вслед за
этим и смыслам, стоящим за изобразитель-
ностью. Не перегруженность достигается сла-
бой плотностью расположения элементов на
изобразительном поле, благодаря чему изоб-
разительные элементы ясно поданы, и что на-
зывается, не теряются среди других изобра-
зительных образов. Свободное пространство
становится элементом композиции, и “пусто-
та” превращается в некую реальность, обла-
дающую смысловым наполнением – тот слу-
чай, для которого справедливо утверждение,
что формальные средства воспринимаются в
качестве значимых, несущих смысл. Показа-
тельно, что прием использования свободного
пространства и видимой простоты соблюден
при декорировании иных предметов срубной
культуры. Орнаменты на срубной керамике
несложные, они не перегружены изобрази-
тельными элементами. В срубной традиции
преобладают сосуды с одним фризом, редко
с несколькими, только в раннесрубное время
сложные композиции с несколькими фризами
составляют определенный процент от общего
4 Заслуживает внимание факт сохранения в восточноевропейских степных культурах символики
круга со времен средней бронзы и до финала эпохи поздней бронзы. Несмотря на смену культурных
парадигм в культурах Восточной Европы на рубеже эпох, круг остается важным смысловым знаком на
протяжении столетий.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
206
числа орнаментированных сосудов. В декоре
димитровского изделия присутствует общая
уравновешенность всех его компонентов, без
резкости и отчетливых противостояний от-
дельных составляющих, и потому вся орна-
ментальная композиция передает смысл “гар-
монии”. На принципах гармонии зиждется
и сама форма предмета: мягкий абрис вещи,
небольшое смещение ребра от центра.
Гармония является одним из проявле-
ний “красоты”, превращающейся во многом
в ключевое понятие. Красота предмета из
окрестностей г.Димитрова заключается не в
мастерстве исполнения и не в безукоризнен-
ности предмета, а в тех принципах красоты,
которые опознаются в приемах композиции,
в соразмерности частей, т.е. проступают из
принципов, заложенных в приемах изобрази-
тельности (формальной стороне содержания).
Красота вещи превращается в смысловое
понятие для отдельных предметов срубной
культуры. Красота более чем эстетический
принцип, она есть космический принцип, ср.
часто приводимый пример трактовки древни-
ми греками “космоса” как украшательства, и
наличие общего корня в словах “космос” и
“косметика”. Эстетическое начало в традици-
онных культурах неотделимо от космологии,
и художественность превращается в некий
космологический принцип. Оценивая архаи-
ческие периоды в истории греков, А.Ф. Лосев
констатирует, что эстетика никак не отличает-
ся от космологии и следует общим принципам
мифологической картины мира [Лосев, 2000,
с. 90, 100]. Красоту следует расценивать сак-
ральным началом, и данный концепт ярко вы-
ражен у греков, у которых совершенство форм
было самой распространенной категорией для
выражения божественного начала. Аналогич-
ным образом “красота” в срубной культуре
должна нести с собой сакральное значение, а
ее носитель наделен божественным началом
(в самом широком смысле слова). Художес-
твенные приемы срубной культуры, отбор
тех или иных выразительных изобразитель-
ных средств подчинены космологическим
принципам. Вместе с тем, область чувств и
эмоций, художественное чутье, восходившее
к мироощущению и мировосприятию, несут
на себе следы некоторой самостоятельности
и индивидуальности, что и проявляется в ав-
торском своеобразии. С развитием общества
эстетика освобождается от мифологического
детерминизма и со временем приобретает ви-
димую самостоятельность.
Следы художественности видны на ряде
костяных и роговых изделиях эпохи поздней
бронзы Восточной Европы. Замечено, как не-
торопливо и более-менее аккуратно мастера
старались нанести орнаменты на псалиях, но
часто они сбиваются в соотношениях мел-
ких деталей, в резке криволинейных фигур,
выходят за рамки орнаментальных фризов,
ошибаются в разметке, линии рисунка захо-
дят одна за другую, имеются сбои в размерах
изобразительных элементов – все оставляет
после себя впечатление небрежности [Усачук,
2001, с. 116]. Огрехи при нанесении изобра-
жений при беглом взгляде незаметны, и для
их обнаружения требуется внимательный ос-
мотр изделий. Стремление к художественной
завершенности прослеживается на приме-
ре кондрашкинского псалия: на псалии при
сверлении отверстия для шипа мастер разру-
шил часть орнамента, и впоследствии, уже на
шляпке шипа, им был добавлен ранее унич-
тоженный узор [Усачук, 1998, c. 74, 76]. В
данном случае мы столкнулись не с намерен-
ной небрежностью, а с ситуацией отсутствия
профессионализма высокого уровня. При де-
корировании костяных изделий нет техничес-
кого совершенства, которое вырабатывается
в пределах специализированных мастерских
и художественных школ, возникавших лишь
в обществах высокой степени развития. Сте-
пень технического мастерства нанесения де-
кора на роговом предмете из окрестностей
г. Димитрово остается в пределах того, что
можно назвать “народным творчеством”. Та-
кая “народная” манера характерна не только
для эпохи поздней бронзы, несовершенство
нанесения орнамента отмечается на молоточ-
ковидных булавках эпохи средней бронзы и
на костяных изделиях раннего железного века
[Усачук, 2001, с. 116]. Профессионализм воз-
никает в определенных исторических услови-
ях. Специализация подразумевает выделение
самостоятельных производств, работавших
на рынок или под централизованные заказы
государственных или предгосударственных
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
207
институтов. Следует констатировать – сте-
пень художественных образцов степных куль-
тур эпохи бронзы свидетельствует о том, что
степные общества не достигли уровня обще-
ственного развития предгосударственных и
раннегосударственных образований.
Анализ изобразительной композиции де-
кора димитровского рогового предмета позво-
ляет выйти на мифологическое содержание,
восстанавливаемое на основе анализа фор-
мальных изобразительных приемов и орна-
ментальных мотивов, которые присутствуют
на изделии. Опираясь на представления А.Ф.
Лосева о существовании в культурах с силь-
ным архаическим началом космологической
эстетики, можно сформулировать положение
о восточноевропейском художественном сти-
ле эпохи поздней бронзы, который свойстве-
нен изделиям из рога, кости и металла.
Стиль отличается от явлений, не попада-
ющих под его определение, прежде всего, сис-
темностью, подразумевая под этим, что набор
устойчивых признаков (в нашем конкретном
случае относящихся к изобразительной облас-
ти) получает распространение на целой кате-
горий вещей в достаточно замкнутом геогра-
фическом пространстве и ограниченном вре-
менном промежутке. Во многом обнаружение
системности, замеченной для орнаментов на
предметах из рога, кости, металла, позволило
сформулировать для эпохи поздней бронзы
понятия о микенском и карпато-дунайском
стилях. Само понятие “стиль” традиционно с
трудом поддается определению. Относитель-
но дефиниции “стиль” разделяем позицию
тех ученых, которые под стилем понимают
набор формальных приемов, находящихся
в достаточно тесных связях с содержатель-
ным началом того или иного произведения
искусства или даже всей культуры в целом, а
в отдельных случаях даже несколько культур,
превращаясь таким образом в транснацио-
нальное явление. Древнейшие культуры арха-
ического облика в наибольшей мере сохраня-
ют безусловную, вплоть до прямой идентич-
ности, неразрывность формальных приемов
от содержания, и подобная неразрывность
всегда наглядна5. Обнаружение связей между
формой и содержанием для архаики не тре-
бует сложных аналитических работ. Выше на
примере димитровского предмета было про-
демонстрировано, каким образом компози-
ционные основы декора подчинены простей-
шим структурным принципам и стоявшими
за ними мифологическими смыслами о кра-
соте, гармонии, мере. Ключевым для стиля
признается содержание, которое и задает осо-
бенности форме. С изменением смысловой
составляющей, в независимости от причин,
вызвавших ее трансформацию, перестраива-
ется вся формальная сторона стиля. Поэтому
стили несут на себе признаки историзма и по-
тому интересны историкам и специалистам
смежных исторических дисциплин. Подоб-
ный интерес и признание, что за стилем стоят
явления культурно-исторического порядка,
приводят к использованию понятия “стиль”
в археологии, правда, со своим своеобразным
наполнением – наиболее последовательное
изложение данной позиции дано у Л.С. Клей-
на [Клейн, 1991, с. 162-163]. Поскольку смыс-
лы сами по себе не существуют, они всегда
обличены в форму, и только с помощью фор-
мальных приемов достигалось донесение до
потребителя неких взглядов и идей. По этой
причине важным становится нахождение и
описание выразительных средств произведе-
ний искусств, или в современных модернис-
тких терминах – языка искусства и структур
языка.
Вопрос о самобытности изобразительнос-
ти, наблюдаемой на псалиях, навершиях, бля-
хах Восточной Европы эпохи поздней брон-
зы, поставил В.И. Беседин [Беседин, 1996;
1999]. Картографирование костяных, рого-
вых и металлических предметов с орнамен-
тальными мотивами: меандра, меандровой
волны, круга, треугольников, – и хронология
дисковидных псалиев позволило ему прийти
к заключению о местных основах так называ-
емого “микенского” орнамента, его истоки им
выводятся из абашевской культуры [Беседин,
1996; 1999, c. 53-57]. До этого времени речь
шла о рассмотрении степных орнаментов на
5 В качестве наглядности неразрывности между формой и содержанием, см. разбор катакомбной
изобразительности [Кузин-Лосев, 2005].
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
208
изделия из кости, роге, металле в рамках ми-
кенского [Тереножкин, 1976, c. 188; Смирнов,
Кузьмина, 1977, c. 47-50; Кузьмина, 1980, c.
17-18] или с позиций дифференциации орна-
ментов на микенский и карпато-дунайский,
где восточноевропейские орнаменты сопос-
тавлялись с карпато-дунайскими [Трифонов,
1996, с. 60]. В.С.Бочкарев, отделив карпато-
дунайский и восточноевропейский орнамент
от микенского, провел разграничение между
орнаментами по признаку смещения акцен-
тов с основных элементов на второстепенные,
отступления от целостности композиций. Им
выделялась особая техника построения ком-
позиций, в основу которой положен прием
лекального соединения правильной формы
окружностей, дополненных специальной ре-
льефно-врезной проработкой элементов ор-
намента; соблюдение правил сопряженности
окружностей позволяло получить из самых
простых элементов оригинальные компози-
ции [Трифонов, 1996, с. 60]. По наблюдениям
В.И. Беседина, в основу композиций восточ-
ноевропейских орнаментированных псалиев
положены каплевидные вдавления или ряды
удлиненных врезных треугольников, закан-
чивавшихся точкой; классическая микенская
волна и ее производные, основанные на сцеп-
лении S-видных фигур, редко встречаются в
Восточной Европе, собственно циркульный
узор на восточноевропейских находках пред-
ставлен в упрощенной форме – окружностями
с точкой [Беседин, 1999, c. 53]. Последние на-
ходки на поселениях Капитаново, Степанов-
ка, Выдылыха расширяет перечень предметов
с циркульным орнаментом. К устойчивым
признакам изобразительного стиля Восточ-
ной Европы, выделенных К.Ф. Смирновым,
Е.Е. Кузьминой, В.С. Бочкаревым, В.А. Три-
фоновым, В.И. Бе сединым, следует добавить
построение композиций на основе одного или
двух базовых изобразительных элементов, ва-
риацию базовых изобразительных элементов,
бинарную структуру композиций, активное
использование различных приемов симмет-
рии, общую неперегруженность композиций.
Не разбирая истоки генезиса орнаменталь-
ных мотивов круга с центрально выделенным
элементом в виде точки или окружности, рас-
пластанного меандра, S-видных элементов,
укажем на аналогии им в финальный период
средней бронзы Восточной Европы и Кавка-
за, уже ранее замеченные [Penner, 1998; Ро-
гудеев, 2000, с. 87, рис. 3; Братченко, 2003,
c. 222-223; Братченко, 2005], и перекличку
отдельных орнаментальных мотивов ката-
комбной культуры с Северным Кавказом и
более южными культурами [Смирнов, 1996,
с. 48-53]. В свете новой хронологии, приме-
чательно замечание Е.Е.Кузьминой о том,
что микенский орнамент не выводим ни из
анатолийского, ни из абашевского компонен-
та [Кузьмина, 2001, с. 70].
В настоящее время выделяется достаточ-
но большая группа археологических памят-
ников с орнаментированными предметами,
получившими название микенского и карпа-
то-дунайского. Несмотря на отдельные рас-
хождения среди исследователей, сейчас впол-
не установлено, что резная кость и резной рог
с циркульным, меандровым орнаментами на
псалиях, кольцах, навершиях появляются сра-
зу в нескольких культурах круга Монтеору Ib
– Ватина – Отомани – Ветеров – Тосег – Фю-
зешабонь – мадьяровская, находя продолже-
ние в культурах Восточной Европы и Азии:
срубной, сабатиновской, алакульской, андро-
новской [Смирнов, 1961, с. 52; Лесков, 1964;
Чередниченко, 1977, с. 6; Смирнов, Кузьми-
на, 1977, с. 42-50; Кузьмина, 1980; Бочкарев,
1995; Трифонов, 1996, с. 62]. Необходимо ого-
вориться, все вопросы стиля орнаментации
увязываются с узкой категорий предметов из
кости, рога, металла. Относительно керамики
нет безусловной повторяемости изобрази-
тельных мотивов, встречаемых на изделиях,
изготовленных из перечисленных материа-
лов. Отдельные элементы вроде кружков, ме-
андров, абашевских треугольников на керами-
ке степных и лесостепных культур Восточной
Европы разрозненны и не составляют целос-
тного единства, попадающего под определе-
ние стиля. Каждая археологическая культура
обладала своей специфической изобразитель-
ной традицией, наиболее ярко проявившейся
на керамических изделиях, а микенский, кар-
пато-дунайский по В.В. Бочкареву, стиль со-
ставляет транснациональное явление.
Сопоставление находок из двух крайних
точек Восточной Европы и Карпато-Дунай-
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
209
ской области действительно обнаруживает
определенную схожесть изобразительного
канона для обоих регионов. Для примера об-
ратимся к декору двух костяных цилиндров
из Ватина [Vladár 1973, s. 304, Abb. 50, 2, 4].
В основу изобразительной композиции пер-
вого цилиндра из Ватина (рис. 4, 1) положе-
на комбинация двух поясов, где верхний пояс
состоит из горизонтально расположенных
кругов, нижний же построен на сочетании
полукружья и вертикальных прямых. В обоих
случаях употреблен один изобразительный
элемент: круг, – с последующими его вари-
ациями в виде полукружий, что позволяло
одновременно добиться различия между дву-
мя орнаментальными рядами и, вместе с тем,
соблюдения их внутреннего единства. Внут-
реннее единство произрастает из того, что по-
лукружие и круг относятся к единому изобра-
зительному элементу – окружности. Видовое
единство круга и полукружья создает компо-
зицию, основанную на внутренней гармонич-
ности всего декора. Замена круга полукругом
представляет собой не что иное, как реали-
зацию приема асимметрии, благодаря чему
и возникает в декоре смещенная симметрия.
Форма цилиндра тоже асимметрична – она
расширена в одной части и сужена в противо-
положной. Важным представляется повторе-
ние на цилиндре из Ватина приемов, наблю-
даемых при декорировании рогового предме-
та из окрестностей г. Димитрова. Обратимся
ко второму цилиндру из Ватина. Он украшен
двумя фризами: верхний состоит из полукру-
жий, образующих меандровый узор, нижний
фриз представлен поясом маленьких кружков,
соединенных с горизонтальной чертой, ниже
которой идет меандр (рис. 4, 2). Верхний
фриз базируется на основе соединения полу-
кружий и маленьких кружков, что привело к
созданию совершенно оригинального мотива,
сочетающего в себе элементы круга и меандр.
Нижний фриз более прост, его основу состав-
ляет разновидность каплевидного элемента.
При всем своеобразии и выразительности де-
кор на предметах из Ватина сохраняет основ-
ные признаки орнаментации ряда изделий из
Восточной Европы: наличие базового элемен-
та с последующими его вариациями, мягкий
переход от одних изобразительных элементов
к другим, неперегруженность изобразитель-
ного поля элементами, совмещение в едином
изобразительном поле приемов симметрии
и асимметрии. Помимо стилевой близости
изобразительных традиций Восточной Евро-
пы и Карпато-Балканского региона на обе-
их теритриях встречаются образцы изделий
с очень похожими орнаментами, например,
композиция на костяном предмете из Петря-
евского кургана почти повторяется на пред-
метах из Dersida (Дершида) и Cezavy Blučine
(Сезави Блучина) (рис. 5).
Стилевое единообразие орнаментов на
костяных и роговых изделиях Восточной Ев-
ропы и Карпато-Дунайского регионов замет-
но при сравнении их с орнаментированны-
ми предметами микенского мира, что нашло
обоснование у В.С. Бочкарева. Образцы рез-
ной микенской кости позволяют сформули-
ровать основные признаки микенского стиля.
Для него показательно стремление к полному
заполнению внутреннего изобразительного
пространства орнаментальными мотивами и
максимальной насыщенности декора второ-
степенными деталями, создававшими сплош-
ной рисунок на изобразительном поле; про-
слеживается определенная пышность деко-
ра. Очерченные стилевые установки находят
продолжение в росписях керамики. На фоне
варварского искусства Восточной и Централь-
ной Европы микенская цивилизация демонс-
трирует совершенно иную художественную
традицию не только по степени художествен-
ного исполнения, но и стилистики. Стилевое
единство Восточной Европы и Подунавья не
исключает региональной специфики. В вос-
точноевропейском регионе доминировали ор-
наментальные композиций, в основу которых
положены мотивы треугольника, креста, зиг-
зага, вообще для Восточной Европы наблю-
дается предпочтение к угловым орнаментам.
На отдельных экземплярах Подунавья, вроде
предмета из Нитрянского Градка (рис. 4, 3),
имел место декор, основанный на угловых мо-
тивах, однако количество таких случаев неве-
лико. К.Ф. Смирнов и Е.Е. Кузьмина считают,
что криволинейный орнамент чужд керамике
культур евразийский степей, для которых ха-
рактерно нанесение геометрических узоров
на прямоугольную сетку [Смирнов, Кузьми-
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
210
на, 1977, с. 47-50], хотя относительно срубной
культуры округлые элементы редко, все же
встречаются на керамике раннего этапа сруб-
ной культуры. Стилевое единство в пределах
огромного географического пространства,
каким является регион от Дуная до Урала, не
возможно на почве принадлежности к общей
этнической или культурной среде. Поэтому
стоит отделять восточноевропейскую худо-
жественную традицию от карпато-дунайс-
кой. Название “восточноевропейский стиль”
обладает тем преимуществом, что позволяет
выделить один из локальный вариантов орна-
ментального искусства огромного варварско-
го мира, раскинувшегося от Среднего Дуная
до Алтая. По всем признакам предмет из ок-
рестностей г. Димитрова попадет в художес-
твенную традицию, охватившую собой степ-
ную-лесостепную зону Восточной Европы.
Приведенные примеры следования еди-
ным композиционным и изобразительным
принципам для Восточной Европы и Карпа-
то-Дунайского региона важны с точки зрения
принадлежности к общему стилю. Компози-
ционные принципы, восходившие к художес-
твенному стилю, нередко намного важнее
для понимания единства разных культур, чем
прослеживаемые непосредственные контак-
ты между культурами, по той причине, что
стилевое единство свидетельствует о содер-
жательной общности культур. Наблюдаемое
стилистическое единство Восточной Европы
и Карпато-Дунайского района, с поправкой
на естественное своеобразие региональных
стилей, требует своего объяснения. Нельзя
исключить проникновение отдельных групп
степняков на Балканы – срубные погребе-
ния известны вплоть до Северо-Западного
Причерноморья – и заимствование каких-то
элементов степных культур местными племе-
нами, как и обратное проникновение в Степь
карпато-балканских влияний. Однако кон-
такты степных восточноевропейских и бал-
канских племен носили ограниченный и во
многом опосредственный характер. Должен
быть механизм культурного взаимодействия
особого плана, учитывающий фактор сущес-
твования неких информационных каналов
между Балканами, Средним Дунаем, Уралом,
Казахстаном; только так возможно сближение
крайне удаленных культурных традиций.
Без принятия положения о неких транс-
культурных связях в Евразии не объяснить
распространение циркульного орнаменталь-
ного стиля на огромном пространстве. К яв-
лениям транскультурного порядка можно
отнести и прием декорирования керамики
валиком, использовавшегося при декорирова-
нии керамической посуды в конце эпохи позд-
ней бронзы во многих культурах Евразии. На
крайних полюсах степной Евразии, в Прид-
непровье и Казахстане (Бегазы), появляются
близкие по смыслу сооружения – каменные
аллеи, которые вели к погребениям. Появля-
ются могильные сооружения, которые, обла-
дая понятной своеобразной культурной инди-
видуальностью, все же перекликаются друг с
другом по общности неких смыслов, заложен-
ных в конструкции сооружений. Неожиданно
у совершенно различных народов получает
актуальность общая идея выделенности за-
гробного пути, оформленного в камне. Лю-
бопытно, что В.В. Евдокимов посредниками
в межкультурном обмене Евразии называет
представителей федоровской культуры. Его
выводы основываются на распространеннос-
ти материальной культуры федоровской куль-
туры от Енисея до Левобережной Украины
[Евдокимов, 2000, с. 116]. В археологии эпохи
поздней бронзы прослеживается устойчивая
тенденция к объединению в единую систему
степных культур эпохи бронзы. Различия в
материальной культуре не становятся основа-
нием для отрицания связей между отдаленны-
ми регионами Евразии до такой степени, что-
бы ставить вопрос об отсутствии некоторого,
пускай и своеобразного, единства между со-
вершенно различными по археологическому
облику культурами. Е.Е. Кузьмина и Е.Н. Чер-
ных во многих своих работах в той или иной
степени затрагивали проблемы культур наро-
дов, населявших Евразию, с точки зрения их
близости в идеологической сфере и реалиях
духовной культуры. В.С. Бочкарев пишет о
культурном космополитизме и существова-
нии транскультурной моды в среде социаль-
ной элиты степной Евразии [Бочкарев, 1982],
Е.Н. Черных и Н.Я. Мерперт выделили цир-
кумпонтийскую провинцию эпохи раннего
металла [Черных, 1988; 1989; Мерперт 1988],
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
211
Е.Н. Черных сформировал идею о едином
культурном полотне Евразии [Черных, 2007,
с. 35-36].
Одним из способов описания явлений
транскультурного порядка может стать при-
знание наличия в прошлом некоего общего
информационного поля. Признание сущест-
вования коммуникационных каналов между
культурами, и даже некоего общего инфор-
мационного пространства Евразии в эпоху
поздней бронзы, делает возможным сближе-
ние совершенно различных археологических
культур. Главное достоинство понятия еди-
ного “информационного поля” состоит в воз-
можности описания культурно-исторических
процессов на обширной территории Евразии
с позиций теории коммуникации. Такая пос-
тановка вопроса открывает совершенно но-
вые подходы относительно поиска путей опи-
сания единства и разнообразия разнородных
культурных явлений степной Евразии.
Специфические проблемы перемещения
текстов в информационном пространстве
активно разрабатывались в семиотике. Для
описания перемещений культурных текстов
между крупными культурными сообщест-
вами становится удобным ввести понятие
“трансформационной модели”. За поняти-
ем модели стоит некая целостная смысловая
система, закрепленная в текстовых форматах,
под трансформационностью – способность
ее к видоизменяемости в пространстве без
потери своих существенных черт до такой
степени, чтобы оставалась возможность ин-
терпретации текстов в пределах инвариант-
ности. При движении культурных текстов на
отдаленные расстояния открывается одна их
особенность – при прохождении через про-
странство множества культур, помимо ожи-
даемой их деградации и неизбежной транс-
формации, тексты способны возвращать себе
первоначальный облик. К. Леви-Строс заме-
тил, что при перемещении мифов от одного
индейского племени к другому вместо того,
чтобы исчезнуть в какой-то момент, тексты в
отдаленной географической точке приобрета-
ли исходный вид: “мифологические системы,
пройдя через минимальное выражение, воз-
вращают себе первоначальную полноту по ту
сторону порога. Но там изображение пере-
вертывается, подобно пучку световых лучей,
проходящих в темную комнату через точеч-
ное отверстие и перекрещивающихся из-за
этого препятствия таким образом, что одно и
то же изображение, снаружи прямое, в ком-
нате отражается как обратное” [Леви-Строс,
1985, с. 79]. Данное явление вполне себя про-
являет относительно орнаментальных стилей
эпохи поздней бронзы Евразии. Показательно
совпадение на очень отдаленных территори-
ях Евразии изобразительных орнаментов на
костяных, роговых, металлических изделиях.
Упомянутые изделия, относимые многими
археологами к социальной элите, несмотря
на расплывчатость представлений об этой со-
циальной группе и ее субкультуре, получили
распространение на обширном Евразийском
пространстве. Приведенные выше примеры
совпадения декора и композиционных при-
нципов его построения на восточноевропей-
ских и карпато-дунайских кольцах, навер-
шиях, как и нахождение далеко на востоке
предметов с яркими образцами циркульного
орнамента на поселении Кент [Евдокимов,
Варфоломеев, 2002, с. 132, 131, рис. 30, 31],
доказывают способность изобразительных
схем преодолевать огромные расстояния6.
Для того, чтобы во всей полноте проследить
трансформацию орнаментальных схем по за-
конам инверсии в пределах Евразии, необхо-
димо наличие довольно большого количества
предметов с циркульным орнаментом. Со вре-
менем, с пополнением источников, такая ра-
бота вполне может быть произведена. Сейчас
в общих чертах можно обрисовать механизм
перемещения ряда “текстовых сообщении” в
6 Существование похожей коммуникационной схемы вполне прослеживается в более позднее временя.
Предварительное изучение стилистических изменений изобразительного мотива свернувшегося хищника
в евразийском степном пространстве позволило зафиксировать трансформацию иконографической
схемы в пределах скифо-сибирского мира. С большей долей вероятности, видоизменение в иконографии
свернувшегося в кольцо хищника скифского звериного стиля, происходило по законам инверсии
изображений и семантем [Кузин-Лосев, 1999].
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
212
информационно пространстве Евразии.
Орнаментальные изображения на изде-
лиях из кости и рога эпохи поздней бронзы,
разбросанные на огромных расстояниях Ев-
разии, при всех видимых трансформациях
сохраняют первоначальные стилистические
установки и изобразительные схемы, что и
позволяет отнести те или иные орнаменты к
одному стилю. За наблюдением над стилевым
единством скрывается историческая реаль-
ность, вполне раскрываемая, если обратиться
к взаимодействию плана формы и плана со-
держания. Из множества аспектов, связан-
ных с отношениями между содержанием и
формой, остановимся на тех, которые затра-
гивают взаимозависимость изобразительного
языка от содержания, и наоборот, содержания
от изобразительности.
Разработка структурно-семиотических
методов изучения изобразительных и плас-
тических форм культур архаического облика
позволила к настоящему времени выявить ряд
закономерностей функционирования и взаи-
модействия изобразительных (пластических)
выразительных средств и их семантики как в
отдельно взятой культурной традиции, так и
в общем пространстве целой группы разных
традиций. Обращение к соответствующим
методикам для анализа культурных текстов
эпохи бронзового века степной Евразии во
многом обусловлено спецификой источников,
ограниченных лишь археологическими па-
мятниками. Отсутствие исторических свиде-
тельств, которые позволили бы восстановить
многие стороны культурно-исторических
процессов на основе апробированных мето-
дов, требует поиска новых методик для полу-
чения информации о прошлом. Наиболее про-
дуктивным стало применение структурно-се-
миотических приемов при изучении культур
традиционного облика. К. Леви-Строс, изучая
народы Нового Света, огромное разнообразие
южноамериканских и североамериканских
мифов свел в единую систему, в основу ко-
торой был положен принцип преобразования
мифов друг в друга, так что все многообразие
мифологических текстов в конечном счете
предстало ограниченным количеством инва-
риантом. Аналогичные процессы он просле-
дил относительно изобразительных текстов
северозападных индейцев. Им было установ-
лено, что при всех преобразованиях мифов и
изображений сохранялась неизменной струк-
тура текстов, которая определялась в качестве
содержательной основы, тогда как изменени-
ям подвергались кодовые системы (языки),
план выражения, темы, мифемы. Непосредс-
твенно мифы подразделялись на замкнутые
группы, объединенные по темам. В отде-
льных случаях при переходе от темы к теме,
от мифа к мифу кодовая система оставалась
постоянной, а изменения претерпевало со-
общение, вплоть до полной инверсии; обрат-
ное следствие трансформаций – сохранение
единой темы, тогда как видоизменению под-
вергалась непосредственно форма. К. Леви-
Строс эмпирически вывел правило, согласно
которому две полутрансформации на уровне
сообщения соответствовали одной в лексике
[Мелетинский, 1985, с. 514]. В ряде работ,
посвященных изобразительности и пластике,
особенно в фундаментальной работе “Путь
масок”, проанализировав взаимосвязь изоб-
разительных кодов с семантическим содержа-
нием, К. Леви-Строс сделал вывод о взаим-
ной обусловленности пластических приемов
и семантики изображений. “Когда от одной
группы к другой сохраняется пластическая
форма, то семантическая функция инверти-
руется. Наоборот, при сохранении семанти-
ческой функции именно пластическая форма
инвертируется” [Островский, 1990, с. 122].
Изучение культуры американских индейцев
позволило проследить движение вербаль-
ных и изобразительных текстов на довольно
большие расстояния и выявить закономер-
ности преодоления текстами границ между
разными племенами или группами племен.
Основной вывод сводится к констатации вза-
имной зависимости трансформаций формы и
содержания (семантики) и объективной воз-
можности проследить подобные процессы на
конкретном материале.
Подходы, сформулированные француз-
ским ученым, не столь новы как выглядят
на первый взгляд, и находят много созвуч-
ного в российской и советской науке. Еще в
период ОПоЯза, у Ю.Н. Тынянова получила
описание операционная процедура измене-
ния литературных текстов на формальном
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
213
уровне: перенесение отдельной темы в иную
культурную среду сопровождалось новыми
приемами ее обработки, а заимствование
композиционного приема осуществлялось
вне зависимости от сюжета и тематики [Ты-
нянов, 1977, c. 387]. В.Я. Пропп на матери-
але русских волшебных сказок проследил
закономерности трансформации формы при
неизменности содержательной структуры.
Его выводы опередили свое время и стали
востребованы только с развитием структура-
лизма за рубежом. Советские фольклористы,
в первую очередь слависты и балканисты, во
всей полноте продемонстрировали способ-
ность исходных текстов трансформироваться
в пределах одной или нескольких семиоти-
ческих систем. Новизна работ К. Леви-Стро-
са состояла в обращении к живым культурам
народов, стоявших на низкой ступени обще-
ственного развития, и в переводе предмета
исследований в область широких обобщений.
Формулирование для традиционных культур
структурно-семиотических законов и призна-
ние их универсальности позволяет оценивать
евразийские степные культуры эпохи бронзы
в рамках некой целостной системы, для ко-
торой недостаточно рассматривать изобрази-
тельные традиции только в границах одной,
пускай и большой культурно-исторической
общности, наподобие срубной. Возникает
необходимость соотнести между собой изоб-
разительные традиции целого ряда культур-
но-исторических областей. Ключевым станет
положение о взаимообусловленности измен-
чивости изобразительных языков и культур-
ного содержания степных культур Евразии в
эпоху поздней бронзы.
Центральное географическое место в
свите степных культур эпохи поздней брон-
зы Восточной Европы, соседнего Зауралья и
Казахстана принадлежит срубной культурно-
исторической общности, охватившей собой
большую часть степной и лесостепной зоны
Восточной Европы. Срубная культура соседс-
твовала на восточных границах с андроновс-
кой, на западных границах – с сабатиновской
культурой. На близость срубной и андронов-
ской культурно-исторических общностей и
тесные контакты между ними вплоть до вза-
имопроникновения отдельных культурных
форм, керамики и орнаментики, неоднократ-
но обращалось внимание многими исследо-
вателями [Алихова, 1961, с. 101; Кривцова-
Гракова, 1955, с. 65; Мерперт, 1958, с. 136;
Зудина, 1981; Березанская, Гершкович, 1983;
Кузьмина, 1987 и др.]. Более того, существует
некая общая генетическая подоснова сложе-
ния обоих степных миров, что выразилось в
формировании представлений о волго-ураль-
ском очаге культурогенеза степных культур
поздней бронзы, из которых в дальнейшем
возникли срубная и андроновская культур-
но-исторические общности [Бочкарев, 1991].
На этом фоне сближение срубной и андро-
новской культур на содержательном уровне
выглядит вполне приемлемым. Показательно
совпадение погребального обряда носителей
срубной и андроновской культур по ряду при-
знаков: индивидуальные погребения в кур-
ганах и грунтовых могильниках, ингумация
и кремация, поза адорации, использование
камня и дерева для устройства погребальных
сооружений. За подобными фактами видит-
ся довольно важный момент, а именно: сов-
падение мировоззренческих концептов двух
культур. Наряду с указанными совпадени-
ями, оставались принципиально различны-
ми изобразительные системы, керамические
формы, отдельные типы украшений, так что
у исследователей с самого начала изучения
срубных и андроновских древностей было
понимание, что археологии столкнулись с
различными археологическими культурами.
Если принять тождественность содержатель-
ных концептов срубной и андроновской куль-
турно-исторических общностей, то различия
между срубным и андроновским мирами
сведутся во многом к внешнему выражению
(форме). Вслед за этим возникает и другая по-
сылка – изобразительные системы срубной и
андроновской культур следует расценивать с
позиций формального выражения как отлич-
ные, а единство культур будет относится к их
семантическим областям.
На западных границах срубный мир со-
существовал с сабатиновской культурой. Са-
батиновская культура демонстрирует отличия
от срубной на содержательном уровне. Это
совершенно иная организация поселений
и домостроительная традиция, о чем неод-
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
214
нократно писалось [Черняков, 1985, с. 44; Бе-
резанская 1997 , с. 4; Горбов, 1997, с. 6-7; Ели-
сеев, 1997; Клюшинцев, 1997], восходившая,
скорее всего, к иному типу социально-обще-
ственных отношений [Елисеев, 1994, с. 128-
129]. Это и проблематика сабатиновского пог-
ребального обряда, связанная с трудностями
вычленения сабатиновского погребального
обряда, на что не раз указывалось [Черняков,
1985, с. 129, 135; Дергачев, 1986, с. 122-125;
Яровой, 1990, с. 223-224; Литвиненко, 1991,
с. 133; Ванчугов, 2000, с. 39-41; Отрощенко,
2001, с. 175-176; Гершкович, 2001-2002, с. 605].
Уместно обратить внимание на овальную
форму погребальных камер, характерную для
захоронений сабатиновской культуры, и пря-
моугольную – для погребений срубной куль-
туры; относительно сабатиновской культуры
восстанавливаются мифологические пред-
ставления о космическом (мировом) яйце,
нашедшие воплощение в погребальной об-
рядности [Иванова, Дзнеладзе, 2006, с. 226],
тогда как для срубной культуры погребальное
сооружение близко образу дома. Необходимо
заметить, что для сабатиновской культуры
отмечается разнообразие погребальных ям,
по меньшей мере, выделяется четыре типа
[Ванчугов, 2000, с. 46], что контрастирует с
унифицированными срубными погребаль-
ными сооружениями. В погребальном обря-
де сабатиновской культуры использовалась
инородная посуда: срубной культуры, Мон-
теору, ноуа [Литвиненко, 1991, с. 133; Отро-
щенко, 2001, с. 166]. Допуск в ритуальной
сфере инородной посуды свидетельствует о
наличии в сабатиновской среде культурной
парадигмы, допускавшей употребление ино-
культурных форм в погребальном обряде,
затрудняя тем самым выделение непосредс-
твенно погребений сабатиновской культуры.
Проиллюстрированная В.С. Бочкаревым для
культур Европы зависимость между кладами
и погребальными обрядами [Бочкарев, 2002],
получает относительно срубной и сабатинов-
ской культур свое оригинальное воплощение.
В западной части степного пояса Восточной
Европы, на территории ареала сабатиновской
культуры, имеется множество случаев на-
хождения кладов, параллельно бытовавших с
довольно бедными погребальными памятни-
ками [Ванчугов, 2000, с. 51]. Сабатиновское
население было нацелено на импорт металла,
потому что в ареале распространения сабати-
новской культуры нет рудной металлургичес-
кой базы, и металл был, прежде всего, карпа-
то-трансильванского происхождения, но пос-
тавлялся так же с Кавказа, Волго-Уральского
региона [Черных, 1976; 1978; Никитин, Чер-
няков, 1981; Суботін, Черняков, 1982]. Совер-
шено иная ситуация наблюдается в срубной
культуре. Срубные племена обладали очага-
ми металлургии, основанными на местном,
собственном сырье. На территории срубной
культуры клады единичны, и накопление ме-
таллических сокровищ у “срубников” в виде
кладов не получило распространение, при-
чем, подавляющее большинство предметов из
срубных кладов относилось к орудиям труда.
Обилие кладов в сабатиновской культуре в
сравнении со срубной культурой могло свиде-
тельствовать о потлачевидных ритуалах, со-
провождавшихся зарыванием металлических
вещей в землю [Цимиданов 2004, с. 31], или
о приношении металлических изделий богам,
природным стихиям и т.п7. На основе такого
критерия, как наличие кладов, для сабати-
новской и срубной культур прослеживаются
1) две отличные формы накопления богатств
и 2) разные ритуалы “обмена” богатствами.
Различия в отношении к “дарам, зарываемым
в землю” проявилось и относительно погре-
бальной обрядности: в сабатиновской куль-
туре в погребальной практике допускались
чужие предметы, как и в кладах, где металл
был импортного (чужого) происхождения. В
срубной культуре не получила распростране-
ние практика закапывания в землю предметов
из металла в виде кладов, как и помещение
чужой керамики в погребения. Приведен-
ные немногочисленные, тем не менее, пока-
зательные факты свидетельствуют о разном
содержательном наполнении сабатиновской и
срубной культур, на что ранее указывала С.С.
Березанская [Березанская, 1997, с. 5].
7 В понимании смыслового значения кладов может представлять интерес раннесреднековая традиция
варваров Северной Европы [Гуревич 1968, с. 191-192].
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
215
На фоне содержательных различий меж-
ду срубной и сабатиновской культурами,
изобразительные системы этих культур во
многом совпадают в декорировании посуды
валиками и простейшими орнаментальными
мотивами: вдавлениями и насечками. В обеих
культурах большой процент сосудов вообще
не орнаментировался. Отдельные виды изоб-
разительности и отдельные формы керамики
двух культур столь близки, что до определен-
ного времени сабатиновские археологические
памятники расценивались составной частью
срубной культуры. Следует констатировать,
что срубно-сабатиновская изобразительная
система выглядит однородным и во мно-
гом цельным явлением, если ее сопоставить
с соседними: балканской и андроновской
изобразительностями, для каждой из кото-
рых в отдельности свойственны совершенно
иные принципы, приемы, мотивы, традиции,
чем наблюдаемые в срубной и сабатиновс-
кой культурах. Таким образом, определенная
схожесть срубной и сабатиновской культур в
изобразительной области, совпадение отде-
льных керамических форм объединяет обе
культуры на формальном уровне, но особен-
ности погребальной обрядности, практика за-
рывания в землю кладов и состав сопроводи-
тельного погребального инвентаря, структура
поселений позволяют констатировать рас-
хождение культур на содержательном уровне.
Наблюдения над степными культурами
подводит к заключению, что для срубной и
андроновской культур различия относятся к
изобразительному языку (форме), совпаде-
ния же фиксируются для отдельных частей
содержательной стороны культур. Срубная и
сабатиновская культуры демонстрируют про-
тивоположное положение – между ними име-
ются различия в содержательном наполнении
и близость изобразительных языков (рис. 6).
Прослеживаемые границы изобразительных
традиций рассматриваемых евразийских
культур можно представить в виде несколь-
ких порогов: между андроновской и срубной
культурами, срубной и сабатиновской, сабати-
новской культурой и карпато-балканским ми-
ром. Преломление изобразительных языков и
содержательного наполнения происходит на
границах между перечисленными основными
археологическими культурами. Пороговость
привела к характерному преломлению языков
культур и содержательного наполнения куль-
турных текстов8. Само преломление можно
представить в виде инверсии. Под опреде-
ление инверсии попадают непосредственно
изобразительные системы срубной и андро-
новской культур. Относительно срубной и
сабатиновской культур инверсия, с учетом
близости их изобразительности и разности
содержательного наполнения культур, скорее
всего, срабатывает на содержательном уровне
и относится к области семантики. Описан-
ная система отношений между содержанием
и языком (в конкретном разобранном случае
изобразительным) для группы археологичес-
ких культур создает предпосылки для выхо-
да на отдельные культурно-исторические ре-
конструкции. Например, приведенная схема
пороговости способна раскрыть некоторые
феномены эпохи и прояснить отдельные сто-
роны происходивших процессов культурно-
го взаимодействия между археологическими
культурами Восточной Европы.
Внимание многих археологов к пробле-
матике колесничного комплекса древней
Евразии позволило сформировать в общих
чертах представления о данном феномене.
Сложение колесничного комплекса восходит
к недостаточно изученному периоду пере-
хода от средней бронзы к поздней, отмечен-
ного культурной пестротой, передвижением
племен, сменой культурных парадигм, уста-
новлением связей между отдаленными реги-
онами. Колесничный комплекс эпохи поздней
бронзы, реконструируемый, прежде всего, по
набору вещей в погребениях и мифологии
[Кузьмина, 1978; 1980; 2000; Зданович, 1995],
служит наглядным примером интенсивности
культурных контактов и широты распростра-
нения культурных явлений на евразийском
пространстве. Были замечены отдельные за-
кономерности относительно особенностей
узды на обширной территории: щитковидные
8 Логично допустить, что подобные процессы отразились на отдельных частях мифологических
систем перечисленных культур.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
216
псалии Волго-Донского региона декорирова-
лись резным орнаментом, тогда как на Юж-
ном Урале такие случаи единичны. Несмотря
на подобные видимые различия, регион Вол-
ги-Дона-Урала выглядит во многом единым
целым, если его сопоставить с территорией,
которую занимала бабинская культура, по
признаку – наличия/отсутствия узды в погре-
бениях. В погребениях бабинской культуры
псалии отсутствуют, сопровождающий пог-
ребальный инвентарь вообще скуден. Бабин-
ская культура была культурной территорией,
на которой узда и колесницы не играли той
роли в погребальной ритуальной практике,
которая им отводилась в культурах, располо-
женных от нее на восток. Однако бабинская
культура не осталась полностью вне влияний
своей эпохи, что проявилось во встречаемос-
ти признаков циркульного орнамента на изде-
лиях из кости и рога. Отмечаются отдельные
случаи употребления циркульного орнамен-
та. Из комплекса Донецк (“Текстильщик”),
4/19, происходит фигурная пряжка с парой
посверленных отверстий, вокруг которых на-
несены прочерченными циркульным инстру-
ментом круги [Гершкович, 1986, с. 133, 135,
рис. 5, 4], фигурная пряжка, Камышеваха,
5/1, имеется орнаментация в виде группиру-
ющихся насечек [Литвиненко, 2004, с. 269,
рис. 5, 8]. Следует констатировать, что на
территории Восточной Европы и Приуралья
выделяются регионы со своими культурными
особенностями, проявившимися в отношении
к колесничной узде. Если колесничный комп-
лекс представить в виде культурой трансфор-
мационной модели, где под моделью понима-
ются устойчивые и взаимосвязанные явления
мировоззренческого и социального порядка,
предметный набор и технические навыки,
орнаментальный декор и другие знаковые
проявления, то можно предположить, что как
любая культурная модель, колесничный ком-
плекс будет претерпевать разного рода транс-
формации при своем продвижении от одного
культурно-исторического ареала к другому.
Как раз наблюдения над механизмом инвер-
сии содержания и формы при прохождении
“порогов” культур способны прояснить осо-
бенности реализации (или трансформации)
отдельных черт колесничного комплекса, в
частности узды, в различных регионах степ-
ной-лесостепной Евразии.
На раннем этапе существования бабин-
ской культуры выделяется специфическая
категория предметов в виде фигурных пря-
жек, составлявших часть костюма человека.
Не раз обращалось внимание на визуальное
совпадение фигурных бабинских пряжек с
дисковидными псалиями [Гершкович, 1979,
с. 60; 1986, с. 142; Писларий, 1983, с. 11-12;
Пыслару, 2000, с. 331, рис. 4, I, с. 390, рис. 9].
В законченном виде представления о тесном
увязывании происхождении пряжек с рас-
пространением колесниц и возникновением
социальной группы воинов-колесничих по-
лучили у В.В. Отрощенко [Отрощенко, 2001,
с. 76-79]. Псалии и пряжки принадлежат со-
держательно к разным категориям вещей: в
культурах восточного блока псалии связаны
с животными (лошадьми), в бабинской куль-
туре пряжки были принадлежностью людей.
С точки зрения функциональности псалии и
пряжки во многом близки, поскольку служи-
ли приспособлениями для крепления ремней
(или веревок), только ремни в одном случае
были составной частью упряжи для живот-
ного, в другом – пояса или портупеи, плаща
человека. Видимо, при совпадении внешнего
вида фигурных пряжек и псалиев мы столкну-
лись с ситуацией морфологического и стилис-
тического единства культурных форм и раз-
личия в содержании-предназначении вещей.
Между бабинской культурой и культурами
восточного блока фиксируется совпадение в
отборе близких культурных форм для пряжек
и дисковидных псалиев и несовпадение в их
видовой принадлежности (смысловом напол-
нении). Не менее показательно отсутствие в
бабинских погребениях признаков колесниц,
тогда как в регионе от Дона до Урала извес-
тно множество случаев нахождения псалиев,
признаков колесниц в погребальных комплек-
сах. Особенности погребальной ритуальной
практики бабинской культуры, отбор сопро-
водительного инвентаря подтверждают отли-
чие смысловых (содержательных) установок
у “бабинцев” как от единовременных культур
образований восточного ареала мозаичных
археологических памятников переходного
периода от эпохи средней бронзы к поздней,
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
217
так и предшествующих культур катакомбно-
го облика. С этих позиций отсутствие узды в
погребениях бабинской культуры во многом
объясняется тем, что социальная верхуш-
ка бабинской культуры не включала в свою
культурную смысловую парадигму, а вслед
за этим и в знаковые комплексы, колесницы и
все, что с ними было связано. Зато знаковыми,
наделенными смыслом, для них являлись фи-
гурные пряжки, которые в ранний период ба-
бинской культуры по форме близки псалиям.
В степях Восточной Европы бабинская куль-
тура была тем культурным пространством, в
котором, проникая дальше на запад, знаковый
колесничный комплекс не задерживался, что
указывает на непризнание у “бабинцев” упря-
жи в качестве знаковоотмеченного признака.
Обращает на себя внимание, что со временем
составные части упряжи, каковыми были пса-
лии, исчезают из погребальных памятников
Дона-Волга-Урала – в той же срубной культу-
ре на развитом и позднем этапах ее существо-
вания. Подобный факт находит объяснение в
территориальном запаздывании смены куль-
турных парадигм в культурном пространстве
Восточной Европы в период поздней бронзы
[Кузин-Лосев, 2006]. Смена культурных пара-
дигм в переходной период от эпохи средней
к поздней бронзы, несомненно, сопровожда-
лась изменением содержательного начала.
И первой культурой, в которой произошел
содержательный переход от культурной па-
радигмы эпохи средней бронзы к парадиг-
ме эпохи поздней бронзы, стала бабинская
культура. Со временем новая нарождавшая-
ся культурная парадигма превратиться в до-
минирующую. Учитывая генетические связи
сабатиновской культуры с бабинской, а сруб-
ной с культурами Волго-Донского региона, не
вызывает удивление в различия содержатель-
ного наполнения сабатиновской и срубной
культур.
Объединение в единое информационное
пространство культур степного мира Восточ-
ной Европы и Балкан открывает, с учетом вы-
сокой степени изученности древнегреческой
мифологии, реальные возможности для дейс-
твительной реконструкции отдельных частей
мифологической системы степных культур
эпохи поздней бронзы. В данном случае удас-
тся раскрыть не только область значений, от-
носящихся к формальной стороне культуры,
но и смыслы, имеющие отношение к содержа-
тельной области. Знание тех или иных мифо-
ритуальных текстов в одном уголке евразий-
ской ойкумены позволяет с опорой на меха-
низмы трансформации формы, содержания и
с учетом явления “пороговости культур” вос-
становить в общем виде отдельные мифы для
археологических культур, расположенных на
значительных друг от друга расстояниях. В
своей основе некоторая группа мифологизи-
рованных текстов будет реконструироваться
в пределах инвариантов. Само количество
восстанавливаемых инвариантов, принимая
во внимание специфику источниковедческой
базы археологизированных культур древнос-
ти, будет довольно ограниченным. Первич-
ные реконструкции возможны на основе при-
влечения разнообразных источников древней
Греции, и первые шаги в этом направлении
сделаны Д.Г. Здановичем [Зданович, 1995;
1997, с. 55-57, 73-78; 2005, с. 119-120].
Перспективно обращение к изобразитель-
ной области древней Греции, которую отли-
чает устойчивость на протяжении большого
исторического периода ряда орнаментальных
мотивов. В пределах балканского культурного
мира устойчивыми на большом историческом
промежутке времени, начиная с эпохи брон-
зы и заканчивая эллинизмом, являются такие
изобразительные мотивы, как меандр, свасти-
ка, розетки. В прояснении значений данных
изобразительных мотивов значимо наследие
первых греческих философов. Ценность их
трудов состоит в том, что у греческих фило-
софов явно прослеживаются следы космого-
нических систем, уходящих своими корнями
в далекое прошлое. Первые греческие фило-
софы создавали свои оригинальные учения,
опираясь во многом на предшествующую ми-
фологическую традицию и общекультурный
багаж своего времени. Как пишет А.Ф. Лосев,
философия греков эпохи классики показа-
тельна с точки зрения представлений о воз-
никновении и уничтожении Космоса [Лосев,
2000, с. 491]. По Анаксагору, небесный поря-
док возник благодаря круговому движению.
Эмпидокл и его единомышленники, объясняя
строение Вселенной, для большей нагляднос-
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
218
ти предлагали быстро вращать вазу с водой,
чтобы моделировать вихревое движение [Да-
нилова, 1980, с. 31]; мифологические смыслы
вихревого движения для Балкан раскрыты
О.М. Фрейденберг [Фрейденберг, 1978, c.
101]. Круг, кружение были одними из вопло-
щений Космоса, а круговое движение – пер-
вичным актом творения. Движение по кругу в
ритуальной сфере актуализирует достаточно
известную мифологему “движение по свя-
щенной дороге”. Круг предстает образом, для
которого ключевым являются представления
о замкнутой “священной дороге”; круг оказы-
вается в одном смысловом поле с шествием
вокруг алтаря, города, кружением как тако-
вым. Человек, несущий на себе подобные зна-
ки, является установителем порядка [Иванов,
1989]. Любое шествие в архаических культу-
рах должно восприниматься исключительно,
исходя из специфики мифологического созна-
ния. Возникает смысл замкнутого, очерчивае-
мого пространства, ограниченного от внешне-
го; само действие “кружение” направленно на
передачу структурности космоса. Структура
макрокосмоса повторялась на микроуровне в
каждом предмете, вещи, действии. Посредс-
твом множества средств и культурных кодов
достигалась передача одного единственного
значения – это типичный пример перекрес-
тного кодирования. Обращаясь к роговому
предмету из окрестностей г.Димитрова сле-
дует констатировать, что наличие мотива
круга, валика, опоясывающего предмет, сама
округлая форма вещи сигнализируют об акту-
ализации для предмета смыслового поля “ок-
ружности”, “круга”. Предстает предмет, на
котором не просто воплощены представления
о гармонии, совершенстве и единстве разных
сфер универсума, как было продемонстриро-
вано выше, а реализуется смысл: “установ-
ленный порядок”. Традиционно такие функ-
ции в индоевропейском мире нес “царь”, чей
путь был прямым [Иванов, 1989].
Вполне очерчивается и область значений
меандра. Меандр на сосудах, жезлах, других
предметах часто проходил по замкнутому
пространству, актуализируя смысл движения
по кругу, правда, само такое “движение” обла-
дало своей спецификой. К истолкованию сим-
волики меандра как священной дороги подво-
дит анализ Кносского дворца с его лабиринта-
ми, образующими зигзаги подобно меандру.
Движение по дворцу носило зигзагообразный
характер, и в ходе процессии подобный путь
обладал особым смыслом. “Процессия была в
древности преобладающей формой ритуала, а
священная дорога … выступает семантичес-
ким коррелятом пути жизни, с ее порогами”
[Молок, 1988, с. 149-150]. Отталкиваясь от
подобных представлений, меандры на навер-
шиях Восточной Европы получают следую-
щую трактовку. С помощью определенных
знаков выделялся человек, наделенный спо-
собностью к движению по специфическому
жизненному пути, который “не-прямой”, зиг-
загообразный. В мифологии Греции это путь
таких героев, как Тесей, чей жизненный путь
напрямую спроецирован на движение в ла-
биринте (пространстве смерти), таков путь
многих героев Эллады. Геракл в движении к
бессмертию проходит путь испытаний, оши-
бок, подвигов, колеся по миру; жизнь Эдипа,
полная внутренних нравственных перипетий,
завершается его уходом из Фив и ужасной
гибелью. Смыслы “непрямого пути” опозна-
ются при анализе формального языка изобра-
жений на жезлах срубной культуры, особен-
но из Красноселки. Орнаментация наверший
жезла из Красноселки обладает видимой ус-
ложненностью, и данное впечатление еще бо-
лее возрастает при детальном рассмотрении
всего декора. Изображения, разбросанные
по составным частям предмета, для полноты
восприятия должны быть сведены к некоему
общему знаменателю, когда сумма отдельных
изображений складывается в завершенный
образ. Общая усложненность сказывается на
восприятии декора. Проникновение в смысл
изображенного предполагает внимательный
разбор рисунков, вращение предмета, посто-
янную готовность к изменчивости орнамен-
тальных элементов: от свастики к сватикопо-
доному меандру, от сватикоподоного меандра
к волне, от волны к зигзагу. Зигзаг, этот про-
стейший смысловой элемент, на красносел-
кинском жезле представлен в специфическом
варианте – он отягощен меандровидными за-
виткам, сама усложненность является неотъ-
емлемой частью декора. Декор, для того что-
бы его воспринять во всей полноте, явно тре-
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
219
бует многоступенчатости и промежуточности
визуальных и смысловых ходов, представляя
собой усложненную систему. За такой целе-
вой установкой на усложнение и вариатив-
ность видится стремление добиться передачи
некоего смысла, направленного на затумани-
вание ясности как для глаз, так и ума. Послед-
ний момент особенно важен, поскольку явля-
ется свидетельством готовности наблюдателя
искать и принимать иные смыслы. Возникает
сложный, полный изломов и зигзагов путь к
пониманию формы декора и проникновению
в содержание изображенного на жезле. Перед
нами своего рода изобразительный лабиринт.
Требуются усилия для проникновения в визу-
альное и смысловое поле текстов культуры,
схожих с жезлом из Красноселки. Вариатив-
ность изобразительных элементов обуслов-
лена особой техникой передачи смысла – иг-
ровой в своей основе, – прием, восходивший
к архаическим вербальным формам. Игровая
техника вербальных текстов включает в себя
постоянные повторы, параллелизмы, алли-
терации, анаграммы, создающие тексты с
повышенной внешней знаковостью, внешне
сокрытым и затуманенным смыслом, когда
форма сознательно прячет смысл, но в то же
время смысл явен для умеющего видеть и за-
ложен непосредственно в самом тексте.
Разбор декора жезла из Красноселки
подводит к выводу, что в срубной культуре
существовали установки на стремление к
созданию изобразительных текстов, требо-
вавших усилий для своего понимания. Мы
сталкиваемся с широко распространенными
в традиционных культурах представлениями
о “поиске” и “испытании” героев. Мифоло-
гема “трудного пути” столь многообразна в
образном и текстовом воплощении у народов
земного шара, до такой степени вариативна,
что невозможно во всей полноте составить
весь перечень ее реализаций в традицион-
ных культурах. Относительно срубной куль-
туры мифологема “пути” находит реализа-
цию в изобразительной области. Конкретно
для жезла из Красноселки она проявляется
в отборе образов, передающих зигзагообраз-
ность, резкость переходов, усложненность,
в итоге, выводя на образ “лабиринта”, в том
числе в интеллектуальной области: загады-
вании загадок, шарад и т.п. Подтверждением
актуальности мифологемы “пути” служат не-
многочисленные иконические изображения в
срубной культуре, передающие смыслы “дви-
жения”: шагающий человек на сосуде из Вол-
чанки, изображение колесницы, запряженной
лошадью, на сосуде из Сухой Саратовки. В
частных культурных явлениях находит про-
должение общая стратегия сознания носи-
телей срубной археологической культуры на
реализацию определенного мировоззренчес-
кого концепта. Герой, сумевший пройти зиг-
загооборазный, тяжелый путь, подтверждает
свою успешность теми или иными знаками:
отметинами на теле, полученными или до-
бытыми предметами, плодами, животными,
невестой. Знаковая область, маркирующая
лабиринт и подчинившего его человека – че-
ловека, познавшего тайну, – должна иметь
специфический набор знаков, и усложненные
изобразительные орнаментальные рисунки
являются наиболее предпочтительными в
плане реализации смысловой области “лаби-
ринта”, преодолевшего его героя.
Для срубной культуры восстанавливается
два типа социальных личностей: царя, челове-
ка “порядка”, чьим знаковым выражением яв-
ляется окружность, и героя, преодолевавшего
“лабиринты” жизни, чьим изобразительными
знаками выступали зигзаг и меандр. С учетом
двух типов личности становится понятным
небольшое количество знаков царя и множес-
тва изобразительных мотивов, соотносимых
с героями, людьми, поставленными в условия
постоянного выбора и продвижения в жиз-
ненном пространстве. Огромная масса чле-
нов социума находилась в условиях испыта-
ний и преодоления жизненных трудностей, из
этой массы любой мог обрести статус героя.
Общая готовность членов социума к героике
представляет собой реакцию на запросы свое-
го времени, когда общество расположено к
проявлениям героической сути своих носите-
лей. Большой группе социума с героической
сутью противоположно немногочисленное
сообщество людей, в чьи обязанности вхо-
дило установление, поддержание “порядка”
в универсуме и для которой характерна об-
щая ориентация на внутриобщинную тради-
цию. Каждая из двух социальных групп была
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
220
носительницей космологических ритмов и
принципов. Сами космологические принци-
пы воплощались в божественные сущности,
так что каждая группа людей имела своего
бога покровителя или была его служителями.
Имена богов у носителей срубной культуры
не сохранились, и здесь любопытно сопоста-
вить срубную традицию с индоиранской, для
которой известно, что носителем порядка был
Митра, а преодоления жизненных проблем
увязывалась в зависимости от ситуации с до-
статочно большой группой богов: Индрой,
Ашвинами, Агни9.
Неординарность декора димитриевского
рогового предмета позволяет войти в логи-
ку построения его орнаментального декора
и прояснить смысловые значения отдельных
изобразительных знаков срубной культуры.
В декоре предмета из г. Димитрова видит-
ся стремление к передаче космологическо-
го принципа, всеохватывающего по своему
универсализму. Данная установка реализу-
ется с помощью оригинального размещения
изобразительных элементов на предмете, в
отборе тех или иных композиционных при-
емов и структурных принципов, целой се-
рией выразительных средств. Изобразитель-
ность предстает знаковой системой со своим
специфическим языком. Открывается область
художественной традиции Восточной Евро-
пы в чем-то похожей на Карпато-Балканскую,
но вместе с тем, остающейся своеобразной,
со своим местом в общем культурном про-
странстве Евразии.
9 Выделяя два культурно-исторических типа личности срубной культуры, я воздерживался
бы в настоящее время соотносить их с какой-либо социальной группой срубного общества и в
особенности с предложенной социальной системой В.В. Цимиданова. По моему глубокому убеждению,
реконструкции социальной системы и структуры степных обществ эпохи бронзы Восточной Европы
должно предшествовать восстановление религиозных систем степных племен, основных мифологем
и мифо-ритуальных комплексов, мифологических инвариантов, что с опорой на научные методики
современности в общих чертах является посильной задачей.
Рис. 1. Роговой предмет (1) из окрестностей г.Димитров и сопровождавшие его археологи-
ческие находки (2-5).
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
221
Рис. 2. Жезл из Красноселки, 1/9.
Рис. 3. Приемы симметрии на роговом предмете из окрестностей г.Димитров.
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
222
Рис. 4. Орнаментальные композиции на
предметах Карпато-Дунайского региона: 1-2
– Ватина; 3 –Нитрянски Градок.
Рис. 5. Совпадающие орнаментальные
мотивы Восточной Европы и Карпато-Дунай-
ского региона: 1 – Петряевский могильник,
8/1; 2 – Cezavy Blučine (Сезави Блучина); 3 –
Dersida (Дершида).
Рис. 6. Орнаментальные схемы андроновской, срубной и сабатиновской культур.
1
1
2
3 2
3
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
223
ЛИТЕРАТУРА
Алаева И.П. К вопросу о содержании и структуре срубно-алакульской контактной зоны в
степях Южного Зауралья // Труды II (XVIII) Всероссийского археологического съезда в Сузда-
ле. – Т.1. – М., 2008. – С. 375-377.
Алихова А.Е. Памятники срубной культуры Самарской Луки // МИА. – №80. – М., 1961. –
С.96-119.
Березанская С.С. Сравнительная характеристика сабатиновской и срубной культур на тер-
ритории Украины // Сабатиновская и срубная культуры: проблемы взаимосвязей востока и
запада в эпоху поздней бронзы. Тезисы докладов 1-го Всесоюзного полевого семинара. – Киев-
Николаев-Южноукраинск, 1997. – С. 4-6.
Березанская С.С., Гершкович Я.П. Андроновские элементы в срубной культуре на Укра-
ине // Бронзовый век степной полосы Урало-Иртышского междуречья. – Челябинск, 1983. – С.
100-110.
Беседин В.И. “Микенские” орнаменты в Восточной Европе // Северо-Восточное Приазо-
вье в системе евразийских древностей (энеолит – бронзовый век). Материалы международной
конференции. – Ч.1. – Донецк, 1996. – С. 84-87.
Беседин В.И. “Микенский” орнаментальный стиль эпохи бронзы в Восточной Европе // Ар-
хеология восточноевропейской лесостепи: Евразийская лесостепь в эпоху металла. – Вып. 13. –
Воронеж, 1999. – С. 45-59.
Бочкарев В.С. Развитие общества и прогресс вооружения (по материалам поры поздней
бронзы юга Восточной Европы) // Культурный прогресс в эпоху бронзы и раннего железа. –
Ереван, 1982. – С.19-22.
Бочкарев В.С. Волго-Уральский очаг культурогенеза эпохи поздней бронзы // Социогенез
и культурогенез в историческом аспекте. – СПб., 1991. – С.24-27.
Бочкарев В.С. Карпато-Дунайский и Волго-Уральский очаги культурогенеза эпохи позд-
ней бронзы (опыт сравнительной характеристики) // Конвергенция и дивергенция в развитии
культур эпохи энеолита-бронзы Средней и Восточной Европы. – СПб., 1995. – С.18-29.
Бочкарев В.С. Проблема интерпретации европейских кладов металлических изделий эпо-
хи бронзы // Клады: состав, хронология, интерпретация. – СПб., 2002 – С.45-54.
Братченко С.Н. Могили бронзової доби в басейні р.Деркул // Материалы и исследования
по археологи Восточной Украины. – №1.– Луганськ, 2003. – С. 162-225.
Братченко С.Н. Витоки орнаментації інгульского типу // На пошану Софії Станіславівни
Березанської. – К., 2005. – С. 138-142.
Ванчугов В.П. Проблема погребального обряда сабатиновской культуры в Северо-Запад-
ном Причерноморье // Археологія та етнологія Східної Європи: матеріали і дослідження. –
Одеса, 2000 – С.39-56.
Гершкович Я.П. Костяные зооморфные пряжки культуры многоваликовой культуры //
Проблемы эпохи бронзы юга Восточной Европы. – Тез. конф. – Донецк, 1979. – С.59-60.
Гершкович Я.П. Фигурные поясные пряжки культуры многоваликовой керамики // СА. –
№ 2. – 1986. – С.132-145.
Гершкович Я.П. Парадоксы и историография сабатиновской культуры // Stratum plus.Зем-
ля Триполиада. – №2. – 2001-2002. – С. 598-607.
Горбов В.Н. О различиях срубного и сабатиновского каменного домостроительства // Са-
батиновская и срубная культуры: проблемы взаимосвязей востока и запада в эпоху поздней
бронзы. Тезисы докладов 1-го Всесоюзного полевого семинара. – Киев-Николаев-Южноукра-
инск, 1997. – С. 6-7.
Гуревич А.Я. Богатство и дарение у скандинавов в раннем средневековье // Средние века.
Вып. 31. – М., 1968.
Данилова И.Е. Образ природы в древнегреческой вазописи // Культура и искусство анти-
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
224
чного мира. – М., 1980. – С. 30-40.
Дергачев В.А. Молдавия и соседние территории в эпоху бронзы. – Кишинев. 1986. – 224 с.
Евдокимов В.В. Историческая среда эпохи бронзы степей Центрального и Северного Ка-
захстана. – Алматы. 2000. – 140 с.
Евдокимов В.В., Варфоломеев В.В. Эпоха бронзы Центрального и Северного Казахстана.
– Караганда, 2002. – 138 с.
Елисеев В.Ф. О двух планировочных принципах в каменном домостройстве эпохи поздней
бронзы степного Побужья // Древнейшие общности земледельцев и скотоводов Сев. Причерно-
морья V тыс. до н.э. - V в. н.э. – Тирасполь, 1994. – С. 128-129.
Елисеев В.Ф. Некоторые вопросы домостроительства эпохи поздней бронзы в степном
Побужье // Сабатиновская и срубная культуры: проблемы взаимосвязей востока и запада в
эпоху поздней бронзы. Тезисы докладов 1-го Всесоюзного полевого семинара. – Киев-Никола-
ев-Южноукраинск, 1997. – С. 42-43.
Зданович Д.Г. Синташтинско-микенский культурно-хронологический горизонт: степи Ев-
разии и элладский регион в XVIII-XVI в.в. до н.э. Россия и Восток: проблемы взаимодействия.
Материалы конф. – Ч.V. – Кн.1 – Челябинск, 1995. – С. 63-65.
Зданович Д.Г. Синташтинское общество: социальные основы “квазигородской” культуры
Южного Зауралья эпохи средней бронзы. – Челябинск, 1997. – 93 с.
Зудина В.Н. Андроновские элементы в срубной культуре Куйбышевского Заволжья // Древ-
ние и средневековые культуры Поволжья. – Куйбышев, 1981. – С. 88-107.
Зданович Г.Б., Зданович Д.Г. Проблема освоения евразийских степей в бронзовом веке и
“страна городов” Южного Зауралья // Археология Урала и Западной Сибири. – Екатеринбург,
2005. – С.100-128.
Иванов В.В. Древнебалканские названия священного царя и символика царского ритуала
// Палеобалканистика и античность. – М., 1989. – С. 6-13.
Иванова С.В., Дзнеладзе Е.С. О культурных универсалиях в эпоху бронзы// Материалы
и исследования по археологи Восточной Украины. – Вып. №.5 – Луганськ, 2006. – С. 225-229.
Іванов А.Ю., Колєв Ю.І. Зрубний комплекс с роговим “жезлом” із Середнього Заволжя //
Археологія. – №1. – 1993. – С. 92-101.
Клейн Л.С. Археологическая типология. – Л., 1991. – 448 с.
Клюшинцев В.Н. Сабатиновская культура в Побужье (поселения и жилища) // Сабати-
новская и срубная культуры: проблемы взаимосвязей востока и запада в эпоху поздней брон-
зы. Тезисы докладов 1-го Всесоюзного полевого семинара. – Киев-Николаев-Южноукраинск,
1997. – С. 49-52.
Кривцова-Гракова О.А. Степное Поволжье и Причерноморье в эпоху поздней бронзы//
МИА. – №46. – М., 1955. – 167 с.
Кузин-Лосев В.И. О возможности существования трансформационных моделей в ски-
фо-сибирском культурном мире // Матеріали Міжнародної археологічної конференції “Етнічна
історія та культура населення степу та лісостепу Євразії (від кам’яного віку по раннє серед-
ньовіччя)”. – Дніпропетровськ,1999. – С. 125-127.
Кузин-Лосев В.И. Правила организации культурных текстов эпохи поздней бронзы //
Структурно-семиотические исследования в археологии. – Т.1. – Донецк, 2001. – С. 55-76.
Кузин-Лосев В.И. Область смыслов, знаков, символов в катакомбной культурно-исто-
рической общности // Структурно-семиотические исследования в археологии. – Т.2. – Донецк,
2005. – С. 153-196.
Кузин-Лосев В.И. Степи Восточной Европы в эпоху бронзы: Концепт истории и культу-
ра // Структурно-семиотические исследования в археологии. – Т.3. – Донецк, 2006. – С.269-290.
Кузьмина Е.Е. Связи евразийских степей и Средиземноморья во второй четверти II тыс. до
н.э. // Древние культуры Поволжья и Приуралья. – Куйбышев, 1978. – С. 21-23.
Кузьмина Е.Е. Еще раз о дисковидных псалиях евразийских степей // КСИА. –Вып.161. –
Археологический альманах. – № 25. – 2011.
225
1980. – С. 8-21.
Кузьмина Е.Е. О западных связях андроновских племен // Межплеменные связи эпохи
бронзы на территории Украины. – К., 1987. – С. 48-69.
Кузьмина Е.Е. Кони и колесницы Южного Урала и индоевропейские мифы // Проблемы
изучения энеолита и бронзового века Южного Урала. – Орск, 2000. – С. 3-9.
Кузьмина Е.Е. Время истории Воло-Уралья // Бронзовый век Восточной Европы: характе-
ристика культур, хронология и периодизация. Материалы международной научной конферен-
ции “К столетию периодизации В.А.Городцова бронзового века южной половины Восточной
Европы”. – Самара, 2001. – С. 68-71.
Лебедев А.В. Геометрический стиль и космология Анаксимандра // Культура и искусство
античного мира. – М.,1980.– С. 100-124.
Леви-Строс К. Как умирают мифы // Зарубежные исследования по семиотике фольклора.
– М., 1985. – С. 77-88.
Лесков А.М. Древнейшие роговые псалии из Трахтемирова // СА. – №1. – 1964. – С. 299-303.
Литвиненко Р.А. К вопросу о погребальном обряде сабатиновской культуры // Древней-
шие общности земледельцев и скотоводов Северного Причерноморья (V тыс до н.э. - V в. до
н.э.). Материалы международной конференции. – Кишинев, 1991. – С. 131-133.
Литвиненко Р.А. “Пряжки” и колесничество: проблема соотношения // Матеріали та до-
слідження з археології Східної України. – №2. – Луганськ, 2004. – С. 257-288.
Лосев А.Ф. История античной эстетики (ранняя классика). – М., 2000. – с. 621.
Мелетинский Е.М. Мифология и фольклор в трудах К.Леви-Строса // Леви-Строс К.
Структурная антропология. – М.,1985. – С. 467-522.
Мерлин В.В. Самоотрицание текста (к семантике поэтической концовки) // Этнолингвистика
текста. Семиотика малых форм. Тезисы и предварительные материалы к симпозиуму. – Ч. 2. – М.,
1988. – С. 33-35.
Молок Д.Ю. Черты имплицитной мифологии в надгробиях греческой классики // Жизнь
мифа в античности. Материалы научной конференции. Випперовские чтения-XVIII. Доклады
и сообщения. – Ч. 1. – М., 1988. – С. 147-156.
Мерперт Н.Я. Из древней истории Среднего Поволжья // МИА. – №61. – Т. 2.– М., 1958.
– С. 45-156.
Мерперт Н.Я. Об этнокультурной ситуации IV-III тысячетелетий до н.э. в циркумпонтий-
ской зоне// Древний Восток: этнокультурные связи. – М., 1988. – С.7-36.
Никитин В.И., Черняков И.Т. Курлозкий клад эпохи поздней бронзы // СА. – №2. – 1981.
– С.151-160.
Островский А.Б. Семантика маски в свете структурного подхода // Фольклор и этногра-
фия. Проблема реконструкции фактов традиционной культуры. – Л.,1990. – С. 117-126.
Отрощенко В.В. Проблеми періодизації культур середньої та пізньої бронзи півдня Схід-
ної Європи (культурно-стратиграфічні зіставлення). – К., 2001. – 289 с.
Писларий И.А. Культура многоваликовой керамики Восточной Украины: Автореф. дис. …
канд. ист. наук. – М., 1983. – 22 с.
Пыслару И. Индоевропейцы, конь и узда в эпоху бронзы // Stratum plus. – №2. – 2000. –
СПб., Кишинев, Одесса, Бухарест. – С.322-345.
Рогудеев В.В. Элитарные погребения катакомбной культуры и проблема катакомбного
наследия в срубной культуре // Археологические записки. – Вып.1. – Ростов-на-Дону, 2000.
– С. 74-89.
Смирнов А.М. Курганы и катакомбы эпохи бронзы на Северском Донце. – М., 1996. – 182 с.
Смирнов К.Ф. Археологические данные о древних всадниках поволжско-уральских сте-
пей // СА. – №1. – 1961 – С.46-73.
Смирнов К.Ф., Кузьмина Е.Е. Происхождение индоиранцев в свете новейших археологи-
ческих открытий. – М., 1977. – 82 с.
226
Археологический альманах. – № 25. – 2011. – С.199-227.
Суботін Л.В., Черняков І.Т. Новотроянський скарб та питання обміну металом в добу піз-
ньої бронзи // Археологія. – 1982. – №39. – С.15-22.
Тереножкин А.И. Киммерийцы. – К., 1976. – С. 224.
Трифонов В.А. К абсолютному датированию “микенского” орнамента эпохи развитой
бронзы Евразии // Радиоуглерод и археология. Ежегодник радиоуглеродной лаборатории.
Вып.1. Археологические изыскания. – Вып. № 37. – СПб., 1996. – С. 60-64.
Тынянов Ю.Н. Поэтика, история литературы, кино. – М., 1977. – 574 с.
Усачук А.Н. Трасологический анализ щитковых псалиев из погребений лесостепного По-
донья // Археология восточноевропейской лесостепи: Доно-Донецкий регион в эпоху средней
и поздней бронзы. – Вып. 11. – Воронеж, 1998. – С. 72-81.
Усачук А.Н. О соотношении приемов изготовления и орнаментации щитковых и желобча-
тых псалиев // XV Уральское археологическое совещание. – Оренбург, 2001. – С. 116.
Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. – М., 1978. – 605 с.
Цимиданов В.В. Социальная структура срубного общества. – Донецк, 2004. – 204 с.
Чередниченко М.М. Хронологія зрубної культури Північного Причорномор’я // Археоло-
гія. – 1977. – Вип. 22. – С. 3-21.
Черных Е.Н. Древняя металлообработка на юго-западе СССР. – М., 1976. – 180 с.
Черных Е.Н. Металлургические провинции и периодизация эпохи раннего металла на тер-
ритории СССР // СА. –№4. – 1978. – С.53-82.
Черных Е.Н. Циркумпонтийская провинция и древнейшие индоевропейцы// Древний
Восток: этнокультурные связи. – М., 1988. – С.37-57.
Черных Е.Н. Металл и древние культуры: узловые проблемы исследования// Естествен-
нонаучные методы в археологии. – М., 1989. – С.14-30.
Черных Е.Н. Каргалы. Т.V. Каргалы: феномен и парадоксы развития. – М., 2007. – 200 с.
Черняков И.Т. Северо-Западное Причерноморье во второй половине II тыс. до н.э. – К.,
1985. – 171 с.
Черняков И.Т. Сабатиновская культура – северо-восточная ойкумена балкано-карпатских
культур // Сабатиновская и срубная культуры: проблемы взаимосвязей востока и запада в эпоху
поздней бронзы. Тезисы докладов 1-го Всесоюзного полевого семинара. – Киев-Николаев-Юж-
ноукраинск, 1997. – С. 31-33.
Яровой Е.В. Курганы эпохи энеолита-бронзы Нижнего Поднестровья. – Кишинев. 1990. –
269 с.
Vladar J. Osteuropäische und mediterrane Einfl üsse im Gebiet der Slowakei während der
Bronzezeit // Slovenská arheológia. – Rocnik ХХI. – № 2. – 1973. – S. 254-357.
Penner S. Schliemanns Schachtgräberrund und der europäische Nordosten: Studien zur Herkunft
der frühmykenischen Streitwagenausstattung. B.60 – Bonn: Habelt., 1998 – 240 S., Taf. 62.
Kuzin-Losev V.I.
Artistic style of graphic decor
of antler object found at Dimitrov-town vicinities (Donbass)
The article is devoted to the analysis of graphic decor of an antler object of Timber-Grave culture
found at vicinities of Dimitrov-town of Donetsk province. Some its uniqueness allows to reveal logic
of construction of ornamental graphic text, to recover in general the signifi cance of separate graphic
signs and decorative patterns on the artefacts of Timber-Grave culture. There is a tendency to refl ec-
tion of cosmological principles which are overall by their universalism. Cosmological principles are
expressed through placing of graphic elements on an object, composition receptions, and structural
organization of elements. The sign system with its specifi c language appears. Original artistic tradition
widespread on territory of Eastern Europe and Carpathian-Danube region is opened. Within its frames
227
Археологический альманах. – № 25. – 2011. – С.199-227.
the local Eastern European style, which took its own place in common cultural space of Europe, could
be allocated.
The mechanism of motion of graphic texts in informative space of Eastern Europe is traced. Motion
of texts is described from the semiotics point of view. The scheme of thresholds of cultures, which
describes transformation of cultural manners and their content, comes to light. It permits to understand
the separate sides of processes of cultural co-operation of cultural texts of Eurasia.
Keywords: Timber-Grave culture, fi ne art, the late Bronze Age, transformational model.
Кузін-Лосєв В.І.
Художній стиль декору рогового предмету
з місцевості біля м.Димитрова (Донбас)
У статі розглянуто неординарний декор рогового предмету зрубної культури з місцевості біля
м.Димитрова Донецької області. Деяка його унікальність дозволяє ввійти у логіку побудови не
тільки орнаментального образотворчого тексту, але й здійснити у загальних рисах реконструк-
цію смислової області окремих знаків зрубної культури. У декорі помітно прагнення до переда-
чі космологічних принципів, які є всеосяжними за своїм універсалізмом. Це передається за до-
помогою розміщення образотворчих елементів на предметі, через використання композиційних
прийомів, структурної організації елементів. Постає знакова система зі своєю специфічною
мовою. Відкривається область художньої традиції, яка у чомусь є своєрідною і водночас має
багато відповідностей у Карпато-Дунайському регіоні, а отже займає своє місце в загальному
культурному просторі Європи.
Ключові слова: зрубова культура, образотворче мистецтво, епоха пізньої бронзи, трансфор-
маційна модель.
Статья поступила в редакцию в ноябре 2011 г.
|