Древности салтовского круга в смоленских длинных курганах

The author studies the metalic artefacts of Saltovo origin and their imitations found in the graves of Long barrows culture from the 8th–10th cent. in Smolensk region – details of belts, ornaments and household objects – totally ca. 50 fi nds from 13 cemeteries. The chronological analysis demonstrat...

Повний опис

Збережено в:
Бібліографічні деталі
Дата:2020
Автор: Нефёдов, В.С.
Формат: Стаття
Мова:Russian
Опубліковано: Інститут сходознавства ім. А. Ю. Кримського НАН України 2020
Назва видання:Хазарский альманах
Теми:
Онлайн доступ:http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/172376
Теги: Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
Назва журналу:Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Цитувати:Древности салтовского круга в смоленских длинных курганах / В.С. Нефёдов // Хазарский альманах. — 2020. — Т. 17. — С. 151-174. — Бібліогр.: 60 назв. — рос.

Репозитарії

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
id irk-123456789-172376
record_format dspace
spelling irk-123456789-1723762020-10-30T01:26:13Z Древности салтовского круга в смоленских длинных курганах Нефёдов, В.С. Статьи и публикации The author studies the metalic artefacts of Saltovo origin and their imitations found in the graves of Long barrows culture from the 8th–10th cent. in Smolensk region – details of belts, ornaments and household objects – totally ca. 50 fi nds from 13 cemeteries. The chronological analysis demonstrate that Saltovo artefacts were widespread in the Eastern part of Smolensk Long barrows culture almost during the whole period of its existence, from early to late graves. Maximum of the penetration of these objects in Smolensk part of Dniepr basin falls to the 2nd half of the 8th – the 1st half of the 9th cent. The author supposes that Saltovo artefacts were imported to the studying region generally through the Upper Seim and the Upper Oka basins, which was inhabited by Slavonic population of Romny culture. However there were also direct connections between inhabitants of the south-west regions of the Khazar Khaganate and the Slavonic population built Smolensk long barrows. 2020 Article Древности салтовского круга в смоленских длинных курганах / В.С. Нефёдов // Хазарский альманах. — 2020. — Т. 17. — С. 151-174. — Бібліогр.: 60 назв. — рос. XXXX-0128 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/172376 ru Хазарский альманах Інститут сходознавства ім. А. Ю. Кримського НАН України
institution Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection DSpace DC
language Russian
topic Статьи и публикации
Статьи и публикации
spellingShingle Статьи и публикации
Статьи и публикации
Нефёдов, В.С.
Древности салтовского круга в смоленских длинных курганах
Хазарский альманах
description The author studies the metalic artefacts of Saltovo origin and their imitations found in the graves of Long barrows culture from the 8th–10th cent. in Smolensk region – details of belts, ornaments and household objects – totally ca. 50 fi nds from 13 cemeteries. The chronological analysis demonstrate that Saltovo artefacts were widespread in the Eastern part of Smolensk Long barrows culture almost during the whole period of its existence, from early to late graves. Maximum of the penetration of these objects in Smolensk part of Dniepr basin falls to the 2nd half of the 8th – the 1st half of the 9th cent. The author supposes that Saltovo artefacts were imported to the studying region generally through the Upper Seim and the Upper Oka basins, which was inhabited by Slavonic population of Romny culture. However there were also direct connections between inhabitants of the south-west regions of the Khazar Khaganate and the Slavonic population built Smolensk long barrows.
format Article
author Нефёдов, В.С.
author_facet Нефёдов, В.С.
author_sort Нефёдов, В.С.
title Древности салтовского круга в смоленских длинных курганах
title_short Древности салтовского круга в смоленских длинных курганах
title_full Древности салтовского круга в смоленских длинных курганах
title_fullStr Древности салтовского круга в смоленских длинных курганах
title_full_unstemmed Древности салтовского круга в смоленских длинных курганах
title_sort древности салтовского круга в смоленских длинных курганах
publisher Інститут сходознавства ім. А. Ю. Кримського НАН України
publishDate 2020
topic_facet Статьи и публикации
url http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/172376
citation_txt Древности салтовского круга в смоленских длинных курганах / В.С. Нефёдов // Хазарский альманах. — 2020. — Т. 17. — С. 151-174. — Бібліогр.: 60 назв. — рос.
series Хазарский альманах
work_keys_str_mv AT nefëdovvs drevnostisaltovskogokrugavsmolenskihdlinnyhkurganah
first_indexed 2025-07-15T08:41:32Z
last_indexed 2025-07-15T08:41:32Z
_version_ 1837701679745597440
fulltext В. С. Нефёдов ДРЕВНОСТИ САЛТОВСКОГО КРУГА В СМОЛЕНСКИХ ДЛИННЫХ КУРГАНАХ Археологическая культура смоленско-полоцких длинных курга- нов VIII–X вв. (КСДК) традиционно связывается с кривичами сред- невековых письменных источников или с ранними этапами форми- рования этой этнокультурной общности. Аналогии погребальному инвентарю из смоленско-полоцких длинных курганов часто находят в Юго-Восточной Прибалтике; тот же регион рассматривается, хотя и не всегда, в качестве исходного для формирования КСДК [Шмидт, 1970; Шмидт, 2012, с. 55, 62; Енуков, 1990, с. 127–128]. Однако не- достаточно изученными остаются археологические источники, кото- рые характеризуют связи КСДК с югом Восточной Европы и отражают ее сходство с культурами, расположенными южнее и юго-восточнее Смоленского Поднепровья1. В настоящей работе рассмотрены предметы салтовского про- исхождения и подражания им, найденные в длинных курганах на территории Смоленского Поднепровья и Подвинья. Несмотря на то, что многие из этих вещей опубликованы в числе других ма- териалов трупосожжений, в целом они остаются как бы не заме- ченными исследователями. Под древностями салтовского круга мы понимаем изделия, характерные для салтово-маяцкой культуры 1 Настоящая работа представляет собой переработанный вариант статьи: [Нефёдов, 2002]. 152 «Хазарский альманах». Том 17. Москва 2020 и родственной ей культуры ранних волжских болгар, а вне их ареа- лов являющиеся «импортами» в широком смысле слова. То, что не- которые из них были распространены и за пределами Восточной Европы, в данном случае не существенно. Ниже приведен каталог таких вещей в смоленских длинных курганах. В нем содержатся крат- кие сведения о комплексах, из которых происходят предметы, авто- ре и годе раскопок. Информация об архивных материалах, преды- дущих публикациях, если они были, и местах хранения коллекций опущена. Предметы из раскопок В. И. Сизова в основном хранят- ся в Государственном историческом музее (Москва), из раскопок Е. А. Шмидта и С. С. Ширинского – в Смоленском государственном музее-заповеднике. Ременная гарнитура Пряжки. По-видимому, литые бронзовые пряжки, найденные в смоленских курганах КСДК, в подавляющем большинстве не яв- ляются местными изделиями. Значительную часть из них состав- ляют пряжки, характерные для салтово-маяцкой культуры и при- надлежащие к четырем типам по классификации С. А. Плетнёвой [Плетнёва, 1989, с. 77]. Тип 1. Бесщитковые с трапециевидной рамкой. 5 экз. (Шишкино (Городок), к. 1, п. 1 и 2 (В. И. Сизов, 1881 г.); Дроково, к. II (В. И. Сизов, 1881 г.); Шугайлово, к. 7, п. 1 (Е. А. Шмидт, 1966 г.); Сельцо (Ярцево), к. 12, п. 2 (С. С. Ширинский, 1984 г.)) (рис. 1: 1–5). Пряжка из Дрокова более примитивна, чем типичные салтовские экземпляры, и, види- мо, является подражанием. Язычок одной из пряжек, найденных в Шишкине (рис. 1: 1), был железным – возможно, это результат ремонта. Тип 2. С овальной или подтреугольной рамкой и щитком в виде широкой прямоугольной рамки. Как и во всех щитковых пряжках сал- товского круга, язычок соединен с рамкой при помощи шарнира. 3 экз. (Арефино, к. 2, п. 1 (Е. А. Шмидт, 1952 г.); Сельцо (Ярцево), к. 12, п. 2 (С. С. Ширинский, 1984 г.) – 2 экз.) (рис. 1: 6, 7). Соединительные стержни сделаны из железа. Язычки пряжек из Сельца не литые, а ко- ваные, что не соответствует «стандартным» экземплярам этого типа. Тип 3. С овальной или подтреугольной рамкой и щитком в виде узкой прямоугольной рамки. 3 экз. (Купники, к. 3, п. 1 (Е. А. Шмидт, 153В. С. Нефёдов 1965 г.); Шугайлово, к. 6, п. 2 (Е. А. Шмидт, 1970 г.); Заозерье, к. 63, п. 4 (Е. А. Шмидт, 1981 г.)) (рис. 1: 8–10). Соединительные стержни сделаны из железа. Пряжка из Шугайлова не имеет шарнирного со- единения язычка с рамкой, поэтому ее следует считать дериватом. Тип 4. С подтреугольной рамкой и пятиугольным щитком без ор- намента. 1 экз. (Дроково, к. 4 (В. И. Сизов, 1881 г.)) (рис. 1: 11). Из множества железных пряжек отметим только крупные D-образные подпружные (3 экз.), две из которых найдены в Шугайлове, к. 7, п. 1 (Е. А. Шмидт, 1966 г.) (рис. 1: 12), одна – в Заозерье, к. 64, п. 2 (Е. А. Шмидт, 1984 г.) [Шмидт, 2008, табл. 85: 10]. Они многократ- но встречены в погребениях салтово-маяцкой культуры, в то время как для КСДК являются очень редкими. Бляшки и наконечник. 8 экз. (бронза). В Слободе-Глушице, к. 11, п. 2 (Е. А. Шмидт, 1959 г.) найдены де- тали поясного набора, включавшего наконечник типа 5 и две бляш- ки: типа 4 первого вида и типа 1 третьего вида по классификации С. А. Плетнёвой [Плетнёва, 1989, с. 78, 80] (рис. 1: 16–18). Бляшки типа 4 не имеют в салтово-маяцкой культуре стандартной формы. Ближайшей аналогией экземпляру из Слободы-Глушицы можно на- звать бляшку из Верхне-Салтовского могильника [Плетнёва, 1967, рис. 44: 29]. Пряжка, входившая в поясной набор, – железная бес- щитковая подпрямоугольная с вогнутыми боковыми сторонами, ти- пична для КСДК [Шмидт, 1963, рис. 3: 21]. Цельнолитая бляшка с кольцом типа 6 второго вида по классифи- кации С. А. Плетнёвой происходит из Колодни, к. 8 (А. Н. Лявданский, 1926 г.) (рис. 1: 19). В качестве ближайших аналогий можно приве- сти бляшки из Крыма и из кат. 11 Старо-Салтовского могильника [Айбабин, 1977, рис. 2: 6, 40, 43; Аксёнов, 1999, рис. 6: 15]. В состав поясного набора из Цурковки, к. 2, п. 3–4 (Е. А. Шмидт, 1956 г.) входили 3 литые бляшки в виде цветка (рис. 1: 20). Они не принадлежат к «классической» салтовской поясной гарни- туре, однако напрямую связаны с раннесалтовскими древностями. Очень близкие по форме экземпляры происходят из поясного на- бора в п. 215 Нетайловского могильника [Комар, 1999, табл. 3: 74; Бэлiк, 2002, рис. 1: 2] (рис. 2: 5). Очевидно, нетайловские и цурков- ские бляшки представляют собой дериваты более сложных сере- бряных бляшек, найденных в курганах «с квадратными ровиками» Нижнего Подонья – в к. 6 Веселовского I и к. 1, п. 2 Саловского I мо- гильников [Мошкова, Максименко, 1974, табл. XXIX: 2, 3; Копылов, 154 «Хазарский альманах». Том 17. Москва 2020 Иванов, 2007, рис. 17: 2–4], а также в Кайбелах, к. 7, п. 4 на Средней Волге [Сташенков, 2003, рис. 3: 1] и п. 122 Пановского могильни- ка на Средней Цне [Материальная культура…, 1969, табл. 18: 10] (рис. 2: 1–3), где похожие бляшки входили в состав поясных наборов того же круга. Бляшки из Нетайловки по форме ближе к прототипам, чем цурковские. Бляшки из салтовского склепа возле Баклинского городища в Крыму [Баранов, 1990, рис. 51: 7] и из Стерлитамакского могильника в Башкирии [Ахмеров, 1955, табл. VIII] также являют- ся дериватами бляшек из курганов «с квадратными ровиками», но более далекими от первоначальных прототипов, чем цурковские (рис. 2: 4, 7, 8). Еще одна раннесалтовская бляшка найдена в Сельце (Ярцеве), к. 17 (С. С. Ширинский, 1985 г.). Она круглая, декорирована в виде цветка-розетки (рис. 1: 21). По форме и декору очень близка бляшкам сбруйных наборов из курганов «с квадратными ровиками»: упомяну- того выше комплекса Саловский I, к. 1, п. 2 [Копылов, Иванов, 2007, рис. 8: 6–10] и Кривая Лука XXVII, к. 5 [Фёдоров-Давыдов, 1984, рис. 7: 3] (рис. 2: 9, 10), однако они серебряные, литые и имеют кре- пежные штифты, тогда как бляшка из Сельца тисненая, без штифта, но с маленьким отверстием в центре. Очевидно, она является под- ражанием дорогим экземплярам из элитарных раннесалтовских по- гребений. Аналогичные по форме и технологии круглые бронзовые бляшки входили в состав сбруйного набора из п. 245 Красногорского могильника [Аксёнов и др., 1996, рис. 4: 35], но их декор, в отличие от экземпляра из Сельца, весьма далек от литых раннесалтовских прототипов (рис. 2: 12). Другие детали гарнитур. 3 экз. Характерный салтовский предмет – бронзовая так назы- ваемая лировидная подвеска – происходит из Шугайлова, к. 7, п. 1 (Е. А. Шмидт, 1966 г.) (рис. 1: 14). Принадлежит к варианту 1б по классификации А. В. Комара [Комар, 1999, с. 126]. Почти иден- тичные экземпляры найдены в к. 5 могильника Кривая Лука XXVII, п. 174 Сухо-Гомольшанского могильника, Верхне-Салтовском и Маяцком (на селище) могильниках [Фёдоров-Давыдов, 1984, рис. 7: 8; Крыганов, 1989, рис. 2: 19; Покровский, 1905, табл. XXII: 103; Винников, Плетнёва, 1998, рис. 41: М]. Лировидные подвески служили соединителями ремней конской сбруи [Крыганов, 1989, с. 107]. Экземпляр из Шугайлова найден с двумя упомянутыми выше подпружными пряжками, а также массивной подпрямоугольной 155В. С. Нефёдов железной пряжкой [Шмидт, 2013, рис. 18: 3]. По-видимому, к лиро- видным подвескам относится и фрагмент из Шишкина (Городок), к. 1, п. 2 (В. И. Сизов, 1881 г.). В настоящее время (после неудачной ста- рой реставрации) сохранился обломок кольца с декоративным вы- ступом и литой кольцевидной петлей основы подвески (?) (рис. 1: 15а). Во время находки кольцо с выступами было целым, но полно- стью покрытым окислами (рис. 1: 15б – [Чернягин, 1941, табл. VII: 2]). Предположительно это часть лировидной подвески того же вариан- та, но более поздней разновидности [Комар, 1999, с. 126. Табл. 3: 86; Плетнёва, 1962, рис. 2: 7]. Литая бронзовая ременная обойма происходит из Арефина, к. 4 (В. И. Сизов, 1881 г.) (рис. 1: 13). Аналогии ей известны в сал- товских погребениях: в к. 8 могильника под Мелитополем, кат. 30 Маяцкого могильника, кат. 18 на Маяцком селище, п. 30 Мандровского могильника, в могильнике Пятницкое [Болтрик, Комар, 2005, рис. 2: 5, 6; Флёров, 1984, рис. 15: 11, 12; Винников, Плетнёва, 1998, рис. 76: З–К; Винников, Сарапулкин, 2008, рис. 47: 41; Михеев, 1985, рис. 12: 4]. Массивные литые обоймы, наиболее близкие экземпляру из Арефина, являлись элементами конской сбруи. Украшения и детали костюма (бронза) Перстни. Относятся к двум типам по классификации С. А. Плет- нёвой [Плетнёва, 1989, с. 115]. Тип 1 (?). Литые со вставкой, закрепленной в углублении щитка крестообразно расположенными лапками. 1 экз. (Сельцо (Ярцево), случайная находка (?) (В. И. Сизов, 1903 г.)). Перстень отличает- ся определенным своеобразием. Во-первых, его щиток не круглый или овальный, а ромбический и вместо вставки украшен литым деко- ром в виде равностороннего креста с «бутоном» в центре. Во-вторых, по внешней стороне кольца проходит узкий желобок, делящий его вдоль на две равные части (рис. 3: 1). Последняя особенность ино- гда встречается на салтовских перстнях других типов, например, из кат. 69 Дмитриевского могильника [Плетнёва, 1989, рис. 61]. Тем не менее отнесение этого предмета к собственно салтовским изде- лиям остается проблематичным. Тип 2. Литые с гладким щитком. 1 экз. (Сельцо (Ярцево), к. 6, п. 1 (С. С. Ширинский, 1983 г.)) (рис. 3: 2). 156 «Хазарский альманах». Том 17. Москва 2020 Амулет. Найден в Шишкине (Городок), к. 1, п. 1 (В. И. Сизов, 1881 г.). Принадлежит к типу 3 по классификации С. А. Плетнёвой [Плетнёва, 1989, с. 96]. В отличие от многих подобных «якоревидных» амулетов, имеет завершения в виде головок верблюдов (одна из них облома- на), а не птиц (рис. 3: 3). Амулеты с такими же головками происходят из кат. 37 Верхне-Салтовского могильника, а также из мордовских мо- гильников Лядинского и Крюковско-Кужновского, п. 313 [Аксёнов, 1998, рис. 1: 14; Ястребов, 1893, табл. III: 2; Материалы…, 1952, табл. XVIII: 4]. В последнем случае амулет был использован в качестве завер- шения сложной подвески к поясу. Вероятно, и экземпляр из Шишкина не использовался по прямому назначению. Бубенчики. Относятся к трем типам по классификации С. А. Плет- нёвой [Плетнёва, 1989, с. 107]. Тип 1. Литые с вертикальными насечками. 4 экз. (Дроково, к. 4 (В. И. Сизов, 1881 г.) – 2 экз.; Михейково (В. И. Сизов, 1899 г.); Сельцо (Ярцево), к. 2 (В. И. Сизов, 1903 г.) (рис. 3: 4, 7, 8). Бубенчик из Михейкова, в отличие от остальных, имеет крестовидную, а не ли- нейную прорезь и богаче орнаментирован. Видимо, он, а также срав- нительно крупные бубенчики из Дрокова предназначались для укра- шения конской сбруи. Тип 2. Литые маленькие гладкие. 1 экз. (Арефино, к. 1, п. 1 (Е. А. Шмидт, 1952 г.)) (рис. 3: 9). Имеет линейную прорезь, типич- ную для бубенчиков этого типа, как и типа 1. Тип 3. Штампованные, спаянные из двух продольных полови- нок, часто с крестовидной прорезью. 2 экз. (Соловьево (Пищино), к. 4 (В. И. Сизов, 1899 г.); Заозерье, к. 52, п. 1 (Е. А. Шмидт, 1982 г.)). От бубенчика из Соловьева сохранилась только верхняя половина (рис. 3: 6). Бубенчик из Заозерья (рис. 3: 5) железный, что не харак- терно для салтово-маяцкой культуры. Точно такие же, только чуть большего размера, найдены в к. Л-13 Гнёздова [Нефёдов, 2001, рис. 1: 5]. В салтовских и раннеболгарских древностях известны иден- тичные по форме бронзовые экземпляры: из склепа 18 Лучистого, кат. 2 на Маяцком селище, Дмитриевского и Больше-Тарханского мо- гильников [Айбабин, 1993, рис. 10: 17; Винников, Плетнёва, 1998, рис. 73: У; Плетнёва, 1989, рис. 57; Генинг, Халиков, 1964, табл. XV: 7]. Вероятно, железные бубенчики типа 3, найденные в Смоленском Поднепровье, являются подражаниями салтовским. Пуговицы. Именуются также грушевидными подвеска- ми, поскольку в КСДК, в отличие от салтово-маяцкой культуры, 157В. С. Нефёдов часто использовались именно так. Все находки отлиты из брон- зы, т.е. принадлежат к типу 1 по классификации С. А. Плетнёвой [Плетнёва, 1989, с. 107]. Делятся на три варианта. Вариант 1. Без выраженной шейки между петлей и нижней ча- стью. 2 экз. (Михейково, к. 1 (В. И. Сизов, 1899 г.); Сельцо (Ярцево), к. 15, п. 2 (С. С. Ширинский, 1985 г.)) (рис. 3: 10, 11). Вариант 2. С узкой шейкой. 3 экз. (Арефино (В. И. Сизов) – 2 экз.; Заозерье, к. 60, п. 1 (Е. А. Шмидт, 1979 г.)) (рис. 3: 12, 13). Вариант 3. С расширением на шейке. 7 экз. (Шишкино (Городок), к. 1, п. 2 (В.И. Сизов, 1881 г.)2 – 2 экз.; Михейково, к. 1 (В. И. Сизов, 1899 г.); Дроково, к. 10, п. 2 (Е. А. Шмидт, 1957 г.); Заозерье, к. 60, п. 1 (Е. А. Шмидт, 1979 г.); Сельцо (Ярцево), к. 12, п. 2 (С. С. Ширинский, 1984 г.) – 2 экз. (рис. 3: 14–19). Пуговицы варианта 1 и идентичные по форме штампованные типа 2 по классификации С. А. Плетнёвой наиболее распростране- ны в салтово-маяцкой культуре. Пуговицы вариантов 2 и 3 встре- чаются на салтовских и близких им памятниках значительно реже, но все же таких примеров довольно много. В числе близ- ких аналогий приведем экземпляры из кат. 62 Дмитриевского, кат. 8 и 10 Старо-Салтовского могильников, Верхне-Салтовского могильника, к. 1, п. 7 Новинковского I, к. 24, п. 9 Новинковского II и к. 37, п. 4 Брусянского II могильников, п. 66 Больше-Тарханского и п. 851 Танкеевского могильников, п. 297 Крюковско-Кужновского могильника [Плетнёва, 1989, рис. 56; Аксёнов, 1999, рис. 3: 6, 4: 4; Покровский, 1905, табл. XXI: 77; Сташенков, 1995, рис. 8: 2, 3; Матвеева, 1997, рис. 107: 15; Багаутдинов и др., 1998, табл. LII: 1; Казаков, 1992, рис. 13: 12, 65: 17; Материалы…, 1952, табл. XXXVII: 9]. Преобладание пуговиц вариантов 2 и 3 в смоленских длинных курганах при их сравнительно редкой встречаемости в салтовских и раннеболгарских древностях указывает на возможность изготовле- ния части этих изделий в ареале КСДК. Однако против такого пред- положения свидетельствует тот факт, что литые украшения вообще не очень характерны для КСДК, поскольку ее носители, очевидно, испытывали серьезный дефицит цветных металлов. 2 В первой версии статьи в числе пуговиц варианта 3 были учтены также два экземпляра из Шишкина, к. 2. (1881 г.). Однако погребение в этом кургане, скорее всего, не относится к КСДК [Нефёдов, 2012, с. 272]. 158 «Хазарский альманах». Том 17. Москва 2020 Хозяйственные и бытовые предметы (железо) Удила. Дроково, к. 1 (В. И. Сизов, 1881 г.). На грызлах сохра- нился один прямой («гвоздевидный») псалий (рис. 4: 1). Относятся к типу 1, варианту 2 по классификации А. В. Крыганова [Крыганов, 1989, с. 106]. Удила с эсовидными и более поздними прямыми пса- лиями широко распространены в кочевнических и близких им куль- турах Евразии VIII–X вв., в том числе в салтово-маяцкой. Дужка от котла. Арефино, к. 12 (Е. А. Шмидт, 1978 г.) (рис. 4: 2). Аналогичные детали котлов – частая находка на салтовских по- селениях [Ляпушкин, 1958, рис. 17; Плетнёва, 1967, рис. 39: 19; Артамонова, Плетнёва, 1998, рис. 18, 25], иногда котлы встречают- ся в погребениях [Болтрик, Комар, 2005, рис. 2: 15–19]. Нож. Заборье, к. 1, п. 3 (Е. А. Шмидт, 1954 г.). Частично сохра- нилась его костяная рукоять (рис. 4: 3). Принадлежит к группе III по классификации Р. С. Минасяна [Минасян, 1980, с. 70, 72]. Такие ножи массово представлены в салтово-маяцкой культуре, а их на- ходки в лесной зоне Восточной Европы могут рассматриваться толь- ко как «импорты». Керамика. Единственной керамической формой из курганов КСДК, которая предположительно связывается с древностями сал- товского круга, является «кувшинчик», найденный в Шугайлове, к. 1, п. 2 (Е. А. Шмидт, 1966 г.). Он сделан на гончарном круге, на дне при- сутствует клеймо в виде креста в круге (рис. 4: 4). Сосуд красновато- го цвета, тесто очень плотное, без видимых невооруженным глазом примесей, поверхность тщательно заглажена, лощение отсутству- ет. Ничего общего с местной керамикой он не имеет. На его бли- зость к салтовской столовой посуде уже указывалось в литературе [Енуков, 1990, с. 91], хотя точных соответствий этой находке в мате- риалах Юго-Восточной Европы нам неизвестно. Некоторое сходство с шугайловским сосудом по форме можно увидеть, например, в от- дельных разновидностях кружек из Верхне-Салтовского могильни- ка и Саркела [Покровский, 1905, табл. XXIII: 117, XXIV: 114; Аксёнова, 2002, рис. 5: 4; Плетнёва, 1959, рис. 7: 1]. Однако они, как правило, серые и покрыты лощением, что вообще отличает столовую керами- ку салтово-маяцкой культуры. Таким образом, нами проанализировано 52 предмета салтовско- го круга и их дериватов из 31 погребения в 13 могильниках КСДК на территории Смоленского Поднепровья и Подвинья (рис. 5). Этот 159В. С. Нефёдов список явно неполон, поскольку не были рассмотрены, например, же- лезные подпрямоугольные пряжки, которые имеют многочисленные аналогии на памятниках салтово-маяцкой культуры и частично могли поступать в ареал КСДК с юго-востока или изготавливаться на ме- сте по салтовским образцам. К сожалению, определить это в каждом конкретном случае чрезвычайно сложно. Необходимо также учиты- вать, что все погребения КСДК совершены по обряду трупосожжения, преимущественно на стороне [Енуков, 1990, с. 29–30], поэтому боль- шинство предметов из цветных металлов утрачено еще до раскопок, независимо от их методики и условий дальнейшего хранения кол- лекций. Тем не менее очевидно, что наличие предметов салтовского круга является характерным признаком КСДК в восточной части ее ареала. В этом регионе салтовские древности представлены в боль- шинстве крупных и сравнительно хорошо исследованных могильни- ков, составляя одну из самых многочисленных групп привозных изде- лий. Погребальные памятники с находками этих вещей расположены на территории расселения смоленских кривичей более-менее рав- номерно, хотя к северо-западу, в Смоленском Подвинье, их количе- ство закономерно сокращается. Примечателен «ассортимент» металлических изделий салтов- ского круга из смоленских длинных курганов. В основном это пряжки, фрагменты наборных ремней, бубенчики и пуговицы, причем отно- сительно много деталей конской сбруи. В то же время в погребени- ях КСДК отсутствуют, например, салтовские серьги, которые часто встречаются на поселениях и в кладах соседней роменской культуры [Григорьев, 2005, с. 93–94; Мурашёва, 2015], а также амулеты (един- ственное исключение – «якоревидный» амулет, по форме напомина- ющий распространенные в КСДК биэсовидные подвески). Очевидно, в погребения попадали только такие салтовские изделия, которые ис- пользовались местным населением в парадном костюме или в быту, а также для престижной экипировки верхового коня, которого сжига- ли на погребальном костре вместе с владельцем. Остальные салтов- ские вещи из цветных металлов, надо полагать, шли на переплавку. Наличие местных (?) подражаний может свидетельствовать о воз- никновении определенной «моды» на некоторые из этих изделий, за- ставлявшей восполнять дефицит оригиналов. Из сказанного следует, что юго-восточное направление торговых и культурных связей явля- лось одним из главных для носителей этой археологической куль- туры и что поступление изделий салтовского круга в Смоленское 160 «Хазарский альманах». Том 17. Москва 2020 Поднепровье было не случайным эпизодом, а длительным процес- сом. Для характеристики этого процесса необходимо хотя бы в об- щих чертах рассмотреть его хронологию. Дробная хронология КСДК пока не разработана, и ее созданию могла бы помочь синхронизация с древностями других культур и тер- риторий, для которых удовлетворительно обоснованные хроноло- гические колонки существуют или разрабатываются. Для датировки комплексов КСДК с изделиями салтовского круга именно последние целесообразно использовать в качестве индикаторов синхронизации. Современные хронологические систематизации поясных гар- нитур Юго-Восточной Европы эпохи формирования Хазарского каганата и салтово-маяцкой культуры представлены в работах А. В. Комара [Комар, 1999; 2010] и И. О. Гавритухина [Гавритухин, 2005]. Достоинство обеих систем заключается в широком терри- ториальном охвате как датируемых материалов, так и источников, привлекаемых для синхронизации, а также в использовании ком- плексного подхода к их анализу и интерпретации. При определенных различиях в методах и закономерном несовпадении выделяемых хронологических горизонтов, интересующая нас в данном случае пе- риодизация «раннесалтовских» гарнитур 2-й четверти – конца VIII в. у обоих исследователей практически совпадает. А. В. Комар пред- ложил также относительную хронологию наборных поясов и некото- рых других категорий артефактов «классической» салтово-маяцкой культуры конца VIII – середины X в. [Комар, 1999, с. 129–131; Комар, 2018, рис. 39]. В то же время возможности хронологического члене- ния женских украшений и деталей костюма салтовского круга пока остаются крайне ограниченными. Абсолютная датировка Цурковки, к. 2, п. 3–4 в рамках 2-й по- ловины VIII в. была обоснована без привлечения салтовских ана- логий [Нефёдов, 2000, с. 195–197]. Данные, представленные в этой работе, позволяют уточнить сделанные ранее выводы. Поясные наборы, в состав которых входили прототипы цурковских бляшек в виде цветка (рис. 2: 1–3) и самые близкие к цурковским бляшки из Нетайловки (рис. 2: 5), относятся к фазе 2 горизонта I (середина – 3-я четверть VIII в.) по А. В. Комару [Комар, 1999, с. 129; 2010, с. 185– 186, 189, рис 5: 34–39] или к горизонту Саловского-Романовского (2-я – 3-я четверть VIII в.) по И. О. Гавритухину [Гавритухин, 2005, с. 412–414]. Поясные наборы из Крыма [Баранов, 1990, рис. 51: 2, 3, 7] и Стерлитамака, содержавшие их поздние дериваты (рис. 2: 7, 8), 161В. С. Нефёдов датируются переходным горизонтом I/II (конец VIII в.) по А. В. Комару [Комар, 1999, табл. 4: 19; 2018, рис. 59: 31, 32]. Следовательно, бляш- ки из Цурковки, стоящие значительно ближе к прототипам, были из- готовлены не позднее 3-й четверти VIII в. Такую же хронологическую позицию занимает круглая сбруй- ная бляшка из Сельца, к. 17. Погребения в курганах «с квадратными ровиками», содержавшие близкие ей прототипы (рис. 2: 9, 10), так- же относятся к фазе 2 раннесалтовского горизонта I по А. В. Комару или горизонту Саловского-Романовского по О. И. Гавритухину. Наличие в к. 1, п. 2 Саловского I могильника, где найдены прототи- пы бляшек из Цурковки и Сельца, солида Льва III 725–732 или 737– 741 гг. [Комар, 2010, с. 189; Копылов, Иванов, 2007, с. 132], позволяет датировать это погребение временем не ранее середины VIII в. и под- тверждает датировку обеих разновидностей «раннесалтовских» бля- шек из Смоленского Поднепровья 3-й четвертью этого столетия. Пряжки типа 2 по С. А. Плетнёвой характерны для горизонтов I и I/II по А. В. Комару или Саловского-Романовского и Барановки по И. О. Гавритухину, а пряжки типа 1 – для горизонтов I/II и II (ко- нец VIII – 1-я треть IX в.) салтово-маяцкой культуры по А. В. Комару [Комар, 1999, с. 125, 129–130; Комар, 2018, рис. 39; Гавритухин, 2005, с. 412–414]. Комплекс Сельцо, к. 12, п. 2, в котором присутствуют пряжки обоих типов, синхронизируется с переходным горизонтом I/II (конец VIII в.). Дата остальных погребений КСДК с такими пряжками не столь определенна, поскольку сочетания индикаторов синхрони- зации в них отсутствуют. Тем не менее Арефино, к. 2, п. 1 с пряжкой типа 2 можно предварительно датировать серединой – 2-й полови- ной VIII в., а погребения с пряжками типа 1 – в пределах конца VIII – 1-й половины IX в. Комплекс Шугайлово, к. 7, п. 1 с пряжкой типа 1, ли- ровидной подвеской варианта 1б по А. В. Комару и двумя железными подпружными пряжками синхронизируется с горизонтом I/II, посколь- ку этот вариант подвески занимает промежуточную позицию между наиболее ранними и «классическими» салтовскими разновидностя- ми [Комар, 1999, с. 126, 129]. Шишкино, к. 1 (1881 г.), п. 2, в котором найден обломок предположительно более позднего варианта лиро- видной подвески совместно с пряжкой типа 1, вероятно, синхронен салтовскому горизонту II (около 1-й трети IX в.). Поясной набор из Слободы-Глушицы, к. 11, п. 2 типичен для хро- нологического горизонта II, что довольно точно определяет дату по- гребения. Тем же периодом, по мнению А. В. Комара, датируются 162 «Хазарский альманах». Том 17. Москва 2020 пряжки типа 4 (Дроково, к. 4 (1881 г.)) и цельнолитые бляшки с коль- цом, аналогичные найденной в Колодне, к. 8. К более позднему времени из деталей поясов относятся пряж- ки типа 3 по С. А. Плетнёвой, существовавшие на протяжении гори- зонтов II–IV, т.е. как минимум до 1-й трети X в. [Комар, 1999, с. 130]. Инвентарь двух из трех погребений КСДК с этими пряжками содер- жит четкие маркеры X в.: односторонний составной гребень груп- пы 2 по классификации О. И. Давидан [Давидан, 1962, с. 100–101] (Заозерье, к. 63, п. 4) и плетеную цепочку (Шугайлово, к. 6, п. 2); впрочем, экземпляр из второго погребения – это дериват пряжек типа 3 (см. выше). Для определения хронологии других комплексов из смоленских длинных курганов с предметами салтовского круга данных чрезвы- чайно мало. Следует подчеркнуть, что разновидности бронзовых бу- бенчиков и пуговиц, многократно встреченные в смоленских длинных курганах, широко распространены уже в самых ранних погребени- ях лесостепного варианта салтово-маяцкой культуры и в могильни- ках Новинковского типа на Самарской Луке, т.е. в комплексах VIII в. В некоторых трупосожжениях КСДК бубенчики и пуговицы встречены с салтовскими пряжками и выше синхронизированы с хронологиче- скими горизонтами I/II–II (Дроково, к. 4 (1881 г.); Шишкино, к. 1 (1881 г.), п. 2; Сельцо, к. 12, п. 2). Ряд других погребений с украшениями и де- талями костюма салтовского круга из смоленских длинных курганов может относиться и к более позднему времени. Приведенные данные позволяют сделать вывод о том, что сал- товские вещи проникали в восточную часть ареала КСДК на протяже- нии почти всего периода существования этой культуры, с середины или 3-й четверти VIII в. по 2-ю четверть или середину X в., что указы- вает на развитый и стабильный характер торговых связей смолен- ских кривичей с югом Восточной Европы. По-видимому, максимум по- ступления металлических изделий салтовского круга в Смоленское Поднепровье и Подвинье приходится на 2-ю половину VIII – 1-ю по- ловину IX в. Затем интенсивность этого процесса снизилась, одна- ко он не прекращался до исчезновения салтово-маяцкой культуры, о чем свидетельствует наличие характерных предметов в погребе- ниях КСДК «не раннего» X в. Необходимо обратить внимание на находки женских укра- шений КСДК в пяти катакомбах Верхне-Салтовского могильни- ка – по-видимому, единственного памятника салтово-маяцкой 163В. С. Нефёдов культуры, в материалах которого они известны в настоящее вре- мя. Из кат. 1 (1911 г.) и кат. 93 (2008 г.) происходят значительные фрагменты головных венчиков с крупными спиральными пронизка- ми, биэсовидными и трапециевидными подвесками [Федоровский, 1914, рис. 1; Аксёнов, Лаптев, 2009, рис. 3: 23–26, 28] (рис. 6: 1, 2). Другие погребения – кат. 5 (1904 г.), кат. 14 (1947 г.), кат. 42 (1986 г.) – содержали отдельные трапециевидные подвески, в том числе с об- ломками спиральных пронизок [Комар, 2017, с. 123, рис. 3: 15, 24]. Во всех этих случаях речь идет о жгутовых головных венчиках, ти- пичных (наряду с ленточными) для металлического женского убора КСДК. В них не использовались пластинчатые обоймы-разделите- ли; крупные трапециевидные подвески прикреплялись к спираль- ным пронизкам венка с помощью биэсовидных подвесок или це- почек [Шмидт, 2008, с. 37]. Пропорции трапециевидных подвесок из Верхне-Салтовского могильника и композиции их декора, нане- сенного характерным набором штампов и пуансонов, являются, кро- ме способа крепления к головному венчику, надежными критерия- ми их принадлежности к КСДК. А. В. Комар отнес элементы поясных наборов из кат. 5 (1904 г.) и 14 (1947 г.) к хронологическому горизонту II, из кат. 93 (2008 г.) – к го- ризонту III салтово-маяцкой культуры [Комар, 2017, с. 123]. Вероятно, кат. 1 (1911 г.), в которой не обнаружено деталей пояса, датирует- ся более ранним периодом: ее инвентарь содержит довольно ред- кий амулет в виде головы барана [Федоровский, 1914, рис. 1], анало- гия которому происходит из кат. 14 Старо-Салтовского могильника [Аксёнов, 1999, рис. 6: 39], отнесенной к фазе 2 горизонта I [Комар, 1999, с. 129]. Прессованный декор трапециевидных подвесок из этого погребения идентичен таковому на экземплярах из Пнёвой Слободы, к. 1, п. 1 – комплекса VIII в., более вероятно, 2-й половины столетия [Нефёдов, 2000, c. 196, рис. 1: 16] – и Арефина, к. 2, п. 1 с раннесал- товской пряжкой типа 2 по С. А. Плетнёвой (см. выше). Отсутствие в пяти упомянутых катакомбах Верхне-Салтовского могильника каких-либо иных женских украшений КСДК (например, височных колец) не позволяет безоговорочно считать погребен- ных женщин уроженками Смоленского Поднепровья и Подвинья. Возможно, заимствование единственного четко определенного эле- мента металлического женского убора смоленско-полоцких криви- чей было «капризом моды» внутри небольшой группы местного алан- ского населения. Тем не менее сами эти украшения, независимо 164 «Хазарский альманах». Том 17. Москва 2020 от места их производства, могли быть изготовлены только носите- лями традиций КСДК. Учитывая явную разновременность катакомб с кривичскими головными венчиками, они указывают на существова- ние непосредственных контактов населения верховьев Северского Донца и Смоленского Поднепровья, имевших место в течение дли- тельного времени, как минимум нескольких десятилетий. Очевидно, эти торговые и культурные связи осуществлялись через территории Верхнего Поочья и отчасти Верхнего Подесенья (точнее, Посеймья), заселенные носителями роменской культуры – северянами и вятичами (см.: [Григорьев, 2005; Енуков, 2005, с. 145– 200; Прошкин, 2011]). Поэтому не вызывает сомнений, что роменское население обычно играло роль посредника при контактах смолен- ских кривичей с районами Верхнего Подонья, в результате которых в Смоленское Поднепровье и Подвинье поступали не только салтов- ские металлические изделия, но и стеклянные бусы, а также некото- рое количество серебряной монеты. Это подтверждается, в частно- сти, одинаковой динамикой распространения древностей салтовского круга в КСДК и роменской культуре. Его максимум на славянских памятниках Левобережного Поднепровья и Верхнего Поочья при- ходится на волынцевский и раннероменский этапы (середина VIII – 1-я половина IX в.), что связывается с периодами наибольшей поли- тической зависимости указанных регионов от Хазарского каганата [Григорьев, 1990, с. 51; Григорьев, 2000, с. 124, 174–183]. Вместе с тем маловероятно, чтобы эта зависимость простиралась и на тер- ритории, расположенные далеко в глубине лесной зоны, в том чис- ле на восточную часть ареала КСДК. Во всяком случае, письменные источники такую версию не подтверждают. Распространение у смо- ленских кривичей с середины – 3-й четверти VIII в. изделий сал- товского круга и других товаров «юго-восточного» происхождения должно рассматриваться как результат налаженных торговых и куль- турных связей между Смоленским Поднепровьем, Верхним Поочьем и северо-западными районами Хазарского каганата. 165В. С. Нефёдов Рис. 1. Детали салтовской ременной гарнитуры из смоленских длинных курганов. 1 – Шишкино, к. 1 (1881 г.), п. 1; 2, 15 – Шишкино, к. 1 (1881 г.), п. 2; 3, 7 – Сельцо, к. 12, п. 2; 4, 12, 14 – Шугайлово, к. 7, п. 1; 5 – Дроково, к. II (1881 г.); 6 – Арефино, к. 2, п. 1; 8 – Купники, к. 3, п. 1; 9 – Заозерье, к. 63, п. 4; 10 – Шугайлово, к. 6, п. 2; 11 – Дроково, к. 4 (1881 г.); 13 – Арефино, к. 4 (1881 г.); 16–18 – Слобода-Глушица, к. 11, п. 2; 19 – Колодня, к. 8; 20 – Цурковка, к. 2, п. 3–4; 21 – Сельцо, к. 17 166 «Хазарский альманах». Том 17. Москва 2020 Рис. 2. Типологические ряды раннесалтовских поясных бляшек в виде цветка (1–8) и сбруйных бляшек в виде розетки (9–12). 1, 9 – Саловский I; 2 – Веселовский I; 3 – Пановский; 4, 8 – Стерлитамак; 5 – Нетайловка; 6 – Цурковка; 7 – Бакла; 10 – Кривая Лука XXVII; 11 – Сельцо; 12 – Красная Горка 167В. С. Нефёдов Рис. 3. Салтовские украшения и детали костюма из смоленских длинных курганов. 1 – Сельцо; 2 – Сельцо, к. 6, п. 1; 3 – Шишкино, к. 1 (1881 г.), п. 1; 4 – Дроково, к. 4 (1881 г.); 5 – Заозерье, к. 52, п. 1; 6 – Соловьево, к. 4; 7 – Михейково; 8 – Сельцо, к. 2 (1903 г.); 9 – Арефино, к. 1, п. 1; 10, 18 – Михейково, к. 1; 11 – Сельцо, к. 15, п. 2; 12 – Арефино; 13, 14 – Заозерье, к. 60, п. 1; 15 – Шишкино, к. 1 (1881 г.), п. 2; 16, 17 – Сельцо, к. 12, п. 2; 19 – Дроково, к. 10, п. 2 168 «Хазарский альманах». Том 17. Москва 2020 Рис. 4. Салтовские бытовые предметы из смоленских длинных курганов. 1 – Дроково, к. 1 (1881 г.); 2 – Арефино, к. 12; 3 – Заборье, к. 1, п. 3; 4 – Шугайлово, к. 1, п. 2 169В. С. Нефёдов Рис. 5. Могильники КСДК Смоленского Поднепровья и Подвинья с находками вещей салтовского круга. 1 – Шугайлово; 2 – Заозерье; 3 – Дроково; 4 – Шишкино; 5 – Михейково; 6 – Сельцо; 7 – Соловьево; 8 – Заборье; 9 – Купники; 10 – Колодня; 11 – Цурковка; 12 – Арефино; 13 – Слобода-Глушица 170 «Хазарский альманах». Том 17. Москва 2020 Рис. 6. Фрагменты жгутовых головных венчиков КСДК из Верхне-Салтовского могильника. 1 – кат. 1 (1911 г.) (по А. С. Федоровскому); 2 – кат. 93 (2008 г.) (по В. С. Аксёнову, А. А. Лаптеву). 171В. С. Нефёдов Литература Айбабин А. И. Салтовские поясные наборы из Крыма // СА. 1977. № 1. Айбабин А. И. Могильники VIII – начала X в. в Крыму // МАИЭТ. Вып. III. Сим- ферополь, 1993. Аксёнов В. С. Исследования Верхне-Салтовского катакомбного могильни- ка // Археологiчнi вiдкриття в Украïнi 1997–1998 рр. Киïв, 1998. Аксёнов В. С. Старосалтовский катакомбный могильник // Vita Antiqua. Киïв. 1999. № 2. Аксёнов В. С., Крыганов А. В., Михеев В. К. Обряд погребения с конем у на- селения салтовской культуры (по материалам Красногорского могильни- ка) // Материалы I тыс. н. э. по археологии Украины и Венгрии. Киев, 1996. Аксёнов В. С., Лаптев А. А.К вопросу о славяно-салтовских контактах (на примере катакомбы № 93 могильника у с. Верхний Салтов) // Древности 2009. Харьков, 2009. Аксёнова Н. В. Назначение и символика гончарных клейм Средневековья (по материалам салтовской культуры) // Stratum plus. 2001–2002. Санкт- Петербург–Кишинев–Одесса–Бухарест, 2002. № 5. Артамонова О. А., Плетнёва С. А. Стратиграфические исследования Саркела-Белой Вежи (по материалам работ в цитадели // МАИЭТ. Вып. VI. Симферополь, 1998. Ахмеров Р. Б. Могильник близ г. Стерлитамака // СА. Вып. XXII. 1955. Багаутдинов Р. С., Богачев А. В., Зубов С. Э. Праболгары на Средней Волге (у истоков татар Волго-Камья). Самара, 1998. Баранов И. А. Таврика в эпоху раннего средневековья (салтово-маяцкая культура). Киев, 1990. Болтрик Ю. В., Комар А. В. Хазарский курган на правом берегу р. Молочной // Днепро-Донское междуречье в эпоху раннего средневековья. Воронеж, 2005. Бэлiк О. О. Пояснi набори горизонту Столбище–Старокорсунська з позо- вань лiсостепового донського варiанту салтiвскоï культури (до пробле- ми хронологiï) // Вiсник Схидноукраïнського нацiонального унiверсите- ту iм. В. Даля. Луганськ, 2002. № 9. Винников А. З., Плетнёва С. А. На северных рубежах Хазарского кагана- та. Маяцкое поселение. Воронеж, 1998. Винников А. З., Сарапулкин В. А. Болгары в Поосколье (Мандровский мо- гильник). Воронеж, 2008. Гавритухин И. О. Хронология эпохи становления Хазарского каганата (элементы ременной гарнитуры) // Хазары. Евреи и славяне. Т. 16. Иерусалим–Москва, 2005. 172 «Хазарский альманах». Том 17. Москва 2020 Генинг В. Ф., Халиков А. Х. Ранние болгары на Волге (Больше-Тарханский могильник). М., 1964. Григорьев А. В. Некоторые замечания по поводу украшений роменской культуры // Проблемы археологии Южной Руси. Киев, 1990. Григорьев А. В. Северская земля в VIII – начале XI века по археологиче- ским данным. Тула, 2000. Григорьев А. В. Славянское население водораздела Оки и Дона в конце I – начале II тыс. н. э. Тула, 2005. Давидан О. И. Гребни Старой Ладоги // АСГЭ. Вып. 4. Л., 1962. Енуков В. В. Ранние этапы формирования смоленско-полоцких кривичей (по археологическим материалам). М., 1990. Енуков В. В. Славяне до Рюриковичей. Курск, 2005. Казаков Е. П. Культура ранней Волжской Булгарии. М., 1992. Комар А. В. Предсалтовские и раннесалтовский горизонты Восточной Европы (вопросы хронологии) // Vita Antiqua. Киïв, 1999. № 2. Комар А. В. К дискуссии о хронологии раннесредневековых кочевнических памятников Среднего Поволжья // Культуры евразийских степей вто- рой половины I тысячелетия н. э. (вопросы межэтнических контактов и межкультурного взаимодействия). Самара, 2010. Комар А. В. Ивахниковский клад (время сокрытия и культурные связи комплек- са) // Stratum plus. Санкт-Петербург–Кишинев–Одесса–Бухарест, 2017. № 5. Комар А. В. История и археология древних мадьяр в эпоху миграции. Budapest, 2018. Копылов В. П., Иванов А. А. Погребение знатного воина хазарского времени из могиль- ника Саловский // Средневековые древности Дона. Москва–Иерусалим, 2007. Крыганов А. В. Вооружение и войско населения салтово-маяцкой культуры (по материалам могильников с обрядом трупосожжения) // Проблемы археологии Поднепровья. Днепропетровск, 1989. Ляпушкин И. И. Памятники салтово-маяцкой культуры в бассейне Дона // МИА. 1958. № 62. Матвеева Г. И. Могильники ранних болгар на Самарской Луке. Самара, 1997. Материалы по истории мордвы VIII–XI вв. Моршанск, 1952. Материальная культура средне-цнинской мордвы VIII–XI вв. Саранск, 1969. Минасян Р. С. Четыре группы ножей Восточной Европы эпохи раннего сред- невековья (к вопросу о появлении славянских форм в лесной зоне) // АСГЭ. Вып. 21. Л., 1980. Михеев В. К. Подонье в составе Хазарского каганата. Харьков, 1985. Мошкова М. Г., Максименко В. Е. Работы Багаевской экспедиции в 1971 г. // Археологические памятники Нижнего Подонья. Т. II. М., 1974. 173В. С. Нефёдов Мурашёва В. В. Серьги славян Хазарского каганата // Города и веси сред- невековой Руси: археология, история, культура. Москва–Вологда, 2015. Нефёдов В. С. О времени возникновения культуры смоленско-полоцких длинных курганов // Археология и история Пскова и Псковской земли. 1996–1999. Псков, 2000. Нефёдов В. С. Салтовские древности в смоленских длинных курганах // Гiстарычна-археалагiчны зборнiк. Мiнск, 2002. № 17. Нефёдов В. С. Археологический контекст «древнейшей русской надписи» из Гнёздова // Тр. ГИМ. Вып. 24. Археологический сборник. Гнёздово. 125 лет исследования памятника. М., 2001. Нефёдов В. С. Смоленское Поднепровье и Подвинье в период формирования Древнерусского государства по археологическим данным // ДГВЕ. 2010 год. Предпосылки и пути образования Древнерусского государства. М., 2012. Плетнёва С. А. Керамика Саркела – Белой Вежи // МИА. 1959. № 75. Плетнёва С. А. Подгоровский могильник // СА. 1962. № 3. Плетнёва С. А. От кочевий к городам: Салтово-маяцкая культура // МИА. 1967. № 142. Плетнёва С. А. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский архео- логический комплекс. М., 1989. Покровский А .М. Верхне-Салтовский могильник // Труды XII Археологи- ческого съезда. Т. 1. М., 1905. Прошкин О. Л. Чертово городище. Освоение славянами Верхнего Поочья. Калуга, 2011. Сташенков Д. А. Новые детали погребального обряда памятников ранне- болгарского времени в Самарском Поволжье // Средневековые памят- ники Повложья. Самара, 1995. Сташенков Д. А. Раскопки Кайбельского средневекового могильника в 1953– 1954 годах // Вопросы археологии Поволжья. Вып. 3. Самара, 2003. Фёдоров-Давыдов Г. А. Погребения хазарского времени из урочища «Кривая Лука» в Нижнем Поволжье // Проблемы археологии степей Евразии. Кемерово, 1984. Федоровский А. С. Дневник раскопок Верхне-Салтовского могильника 18– 22 сентября 1911 г. // Вестник Харьковского историко-филологическо- го общества. Вып. 5. Харьков, 1914. Флёров В. С. Маяцкий могильник // Маяцкое городище. М., 1984. Чернягин Н. Н. Длинные курганы и сопки (археологическая карта) // МИА. 1941. № 6. Шмидт Е. А. Длинные курганы у д. Слобода-Глушица // Третьяков П. Н., Шмидт Е. А. Древние городища Смоленщины. М.–Л., 1963. Шмидт Е. А. К вопросу об этнической принадлежности женского инвентаря из смоленских длинных курганов // МИСО. Вып. 7. Смоленск, 1970. 174 «Хазарский альманах». Том 17. Москва 2020 Шмидт Е. А. Заозерье. Археологический комплекс IV–XII веков. Смоленск, 2008. Шмидт Е. А. Кривичи Смоленского Поднепровья и Подвинья (по археоло- гическим данным). Смоленск, 2012. Шмидт Е. А. Шугайлово (комплекс археологических памятников). Смоленск, 2013. Ястребов В. Н. Лядинский и Томниковский могильники Тамбовской губернии // МАР. СПб., 1893. № 10. Список сокращений АСГЭ – Археологический сборник Государственного Эрмитажа ГИМ – Государственный исторический музей ДГВЕ – Древнейшие государства Восточной Европы КСДК – культура смоленско-полоцких длинных курганов МАИЭТ – Материалы по истории, археологии и этнографии Таврии МИА – Материалы и исследования по археологии СССР МИСО – Материалы по изучению Смоленской области МАР – Материалы по археологии России СА – Советская археология V. S. Nefedov Artefacts of Saltovo sphere in Smolensk long barrows Summary The author studies the metalic artefacts of Saltovo origin and their imitations found in the graves of Long barrows culture from the 8th–10th cent. in Smolensk re- gion – details of belts, ornaments and household objects – totally ca. 50 fi nds from 13 cemeteries. The chronological analysis demonstrate that Saltovo artefacts were widespread in the Eastern part of Smolensk Long barrows culture almost during the whole period of its existence, from early to late graves. Maximum of the penetration of these objects in Smolensk part of Dniepr basin falls to the 2nd half of the 8th – the 1st half of the 9th cent. The author supposes that Saltovo artefacts were imported to the studying region generally through the Upper Seim and the Upper Oka basins, which was inhabited by Slavonic population of Romny culture. However there were also direct connections between inhabitants of the south-west regions of the Khazar Khaganate and the Slavonic population built Smolensk long barrows. K e y w o r d s : Smolensk long barrows culture, Saltovo-Mayack culture, Slaves, Khazar Khaganate, interrelations.