Металлические кресты
Gespeichert in:
| Datum: | 2015 |
|---|---|
| 1. Verfasser: | |
| Format: | Artikel |
| Sprache: | Russian |
| Veröffentlicht: |
Інститут археології НАН України
2015
|
| Schriftenreihe: | Археологический альманах |
| Schlagworte: | |
| Online Zugang: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/181779 |
| Tags: |
Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
|
| Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| Zitieren: | Металлические кресты / А.Е. Мусин // Древности Семидворья I. Средневековый двухапсидный храм в урочище Еди-Евлер (Алушта, Крым): исследования и материалы. И.Б. Тесленко, А.Е. Мусин (ред.-сост.). — Археологический альманах. — 2015. — № 32. — С. 189-218. — рос. |
Institution
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine| id |
irk-123456789-181779 |
|---|---|
| record_format |
dspace |
| spelling |
irk-123456789-1817792021-12-02T01:26:39Z Металлические кресты Мусин, А.Е. Материальная культура 2015 Article Металлические кресты / А.Е. Мусин // Древности Семидворья I. Средневековый двухапсидный храм в урочище Еди-Евлер (Алушта, Крым): исследования и материалы. И.Б. Тесленко, А.Е. Мусин (ред.-сост.). — Археологический альманах. — 2015. — № 32. — С. 189-218. — рос. 2306-6164 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/181779 ru Археологический альманах Інститут археології НАН України |
| institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| collection |
DSpace DC |
| language |
Russian |
| topic |
Материальная культура Материальная культура |
| spellingShingle |
Материальная культура Материальная культура Мусин, А.Е. Металлические кресты Археологический альманах |
| format |
Article |
| author |
Мусин, А.Е. |
| author_facet |
Мусин, А.Е. |
| author_sort |
Мусин, А.Е. |
| title |
Металлические кресты |
| title_short |
Металлические кресты |
| title_full |
Металлические кресты |
| title_fullStr |
Металлические кресты |
| title_full_unstemmed |
Металлические кресты |
| title_sort |
металлические кресты |
| publisher |
Інститут археології НАН України |
| publishDate |
2015 |
| topic_facet |
Материальная культура |
| url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/181779 |
| citation_txt |
Металлические кресты / А.Е. Мусин // Древности Семидворья I. Средневековый двухапсидный храм в урочище Еди-Евлер (Алушта, Крым): исследования и материалы.
И.Б. Тесленко, А.Е. Мусин (ред.-сост.). — Археологический альманах. — 2015. — № 32. — С. 189-218. — рос. |
| series |
Археологический альманах |
| work_keys_str_mv |
AT musinae metalličeskiekresty |
| first_indexed |
2025-07-15T23:20:36Z |
| last_indexed |
2025-07-15T23:20:36Z |
| _version_ |
1837756991317999616 |
| fulltext |
Среди археологических материалов, обнаруженных
во время раскопок храма близ с. Семидворье, особого
внимания заслуживают разнообразные кресты из железа
и цветных металлов и их фрагменты. Всего к этому типу
А.Е. МУСИН
5
меТАлличеСКие КреСТЫ
предметов может быть отнесено до 30 находок (рис. 5.1;
5.2-5.6: 205, 206, 210, 211, 214, 218, 219, 220, 225, 226,
228, 229, 234, 235, 237, 238, 239, 241, 242, 243, 244, 245,
246, 247, 248, 249, 253, 255, 256, 257) (Таблица №1):
Таблица № 1. Распределение металлических крестов по строительным периодам, археологическим слоям и квадратам раскопа.
Строительные
периоды Слои
Квадраты
1d 2А 2С 2d 3С 3d 3Е 4С 4D 4Е
I-II периоды
№ 6 226 228 229
№ 6-1 211
№ 13 249 246
247
III период
№ 4 210
№ 5 214 218
225 219 220
№ 12 244
№ 12а
235
237
238
234 241 239
№ 12б 242
№ 12в 243
245
IV период № 2 206 205
Поверхность
материка
Поверхность
материка 248 253
Еще один целый и два фрагментированных креста
(рис. 5.6: 255, 256, 257) представляют собой подъёмный
материал.
Кресты неравномерно распределяются в исследован-
ных слоях. Семь из них могут быть отнесены к первому
этапу функционирования церкви или первому-второму
строительному периоду (рис. 5.2; 5.5; 5.6: 211, 228, 229,
246, 247, 249), тогда как пятнадцать крестов соотносят-
ся с третьим строительным периодом или вторым эта-
пом жизни храма (рис. 5.2.-5.6: 210, 214, 218, 219, 225,
220, 244, 235, 237, 238, 234, 241, 239, 243, 245). Один из
крестов (№ 205) может быть связан как с первым, так
и со вторым этапом. Еще два креста (рис. 5.4: 253; 5.5:
248) были найдены на поверхности материка у кладки
апсиды, отстроенной в третьем строительном периоде1.
Факт обнаружения этих крестов на материке не дол-
жен вызывать удивления, поскольку перед ремонтом
апсидная часть храма была вычищена практически до
основания. Вряд ли эти кресты стоит рассматривать как
предметы, связанные с перестройкой или освящением
церкви перед началом второго этапа её функциониро-
вания, поскольку они найдены в той же храмовой зоне,
что и значительное количество крестов, использование
1 Абрис апсиды после восстановления алтаря в третьем строительном
периоде не совпадал с полукружием апсиды первого храма (де-
тальнее см. главу 1 «Архитектурно-конструктивные особенности и
строительная периодизация храма»).
которых должно быть отнесено к третьему строительно-
му периоду в целом. Два другие креста (№№ 206, 226),
найденные к востоку и северу от храма и относимые
соответственно к четвёртому и первому-второму строи-
тельным периодам, определённо были связаны с эпо-
хой функционирования церкви и её интерьером, будучи
лишь впоследствии перемещены за пределы храмового
комплекса.
Большинство этих христианских предметов проис-
ходит из восточной и северо-восточной зон внутреннего
пространства южного компартимента (не менее 15 на-
ходок: №№ 234, 235, 237, 238, 239, 241, 242, 243, 244,
245, 247, 248, 249, 253, 257), будучи зафиксированными
преимущественно по линии квадратов С и D, что соот-
ветствует алтарной, предалтарной и центральной ча-
стям храма (рис. 5.1). Практически все кресты из алтаря
относятся ко второму этапу жизни храма (№№ 235, 241,
242, 243, 244, 245, 248, 253). Лишь один, обнаруженный
перед подрубкой материка у апсиды около прохода из
южного компартимента в северный, может быть свя-
зан с первым этапом (№ 249) (рис. 5.1). Отметим, что
два железных креста, обнаруженные невдалеке от этой
концентрации сакральных предметов, были найдены на
пороге под закладом проёма, некогда соединявшего юж-
ный и северный компартименты храма (рис. 2.25; 2.26;
5.1; 5.4: 237; 5.3: 238), который был закрыт в третьем
строительном периоде. Еще один крест был зафиксиро-
Древности Семидворья I190
ван к юго-западу от проёма непосредственно в северном
компартименте (№ 211) (рис. 5.1).
Еще одну концентрацию крестов можно отметить к
югу и юго-востоку от южного компартимента в районе
входа в храм с юга по линии квадратов 3-4 (не менее
8 находок, первый этап – №№ 228, 229; второй этап –
№№ 210, 214, 218, 219, 220, 225; крест № 205 нельзя
определённо отнести к тому или иному периоду в жиз-
ни храма) (рис. 5.1). Эти находки, очевидно, связаны с
южным входом в храм, который в третьем строительном
периоде становится основным, и где в это время появля-
ется деревянный навес. Лишь один крест из тонкой се-
ребряной пластины с пуансонным орнаментом (№ 206)
и крест, вырезанный из дирхема (№ 226), были найде-
Рис. 5.1. Храм на холме Тузлух. План находок металлических крестов.
Fig. 5.1. Church on the Tuzluk hill. Plan of distribution of metallic ex-voto crosses in the church.
Металлические кресты 191
ны соответственно к северо-западу и северо-востоку от
храма (рис. 5.1) в слоях №№ 2 и 6, что, как уже отмеча-
лось, может быть связано с перемещением остатков и
заполнения уже руинированной постройки. Кроме того,
два пластинчатых креста (№№ 255, 256) (рис. 5.6) обна-
ружены вне археологического контекста в районе север-
ного компартимента2. Вероятно, они были переотложе-
ны в более позднее время, возможно, при обустройстве
некоего сооружения в южном компартименте в XIV–XV
вв. в четвёртом строительном периоде.
Распределение находок по слоям и их концентрация
в отмеченных зонах указывает, по нашему мнению, что
такое расположение исследуемых крестов не случай-
но. Представляется, что они попали в культурный слой
там, где находились в момент разрушения или запусте-
ния храма, выполняя свои обрядовые или интерьерные
функции.
Кресты зафиксированы в слоях №№ 2, 4, 5, 6, 6-1,
12, 12а, 12б, 12в, 13 и в апсиде на поверхности матери-
ка. Стратиграфические исследования позволяют заклю-
чить, что основные объёмы слоёв №№ 4 и 6 сформиро-
вались в результате разрушения кровли, архитектурных
конструкций храма из мягких пород известняка и, веро-
ятно, постройки в целом на финальных этапах второго и
третьего строительных периодов. Слой № 5 снаружи от
южного входа относится к третьему строительному пе-
риоду и образовался, как показывает анализ его содер-
жания, в результате периодически осуществлявшихся
действий ритуального характера, связанных, предполо-
жительно, с возжиганием «нового» огня перед началом
богослужения, а также – с общинной трапезой, что под-
тверждается, находками в этой зоне многочисленных
кремнёвых чешуек, обломков стеклянных лампад, ке-
рамической посуды и фаунистических материалов3. От-
метим также совместное залегание в одном контексте
с крестами культового предмета иного типа – подвески
из зуба оленя (рис. 6.2: 224). Слои №№ 12а-в внутри
южного компартимента связаны с разрушением храма
и реконструкцией этой части здания вместе с алтарным
пространством в третьем строительном периоде. Стоит
отметить, что в слое № 12а в южном компартименте со-
вместно с крестами зафиксирован еще один предмет не
утилитарного, предположительно, культового характера
– раковина морского моллюска с отверстием для под-
вешивания (рис. 6.2: 236). Слой № 13 сформировался в
южном компартименте в эпоху активной литургической
жизни храма во втором строительном периоде, а обнару-
женные здесь многочисленные фаунистические останки
так же, как и в случае со слоем № 5, указывают на воз-
можное использование этого храмового компартимента
для общинных трапез. Впрочем, основное место про-
2 Кресты были обнаружены в 2006 г., за год до начала систематических
раскопок.
3 Детальную характеристику культурных слоев см. выше, в главе 2
«Стратиграфия и характеристика культурных отложений». По пово-
ду интерпретации находок и реконструкции совершавшихся здесь
обрядов см. главу 14 «Литургические особенности храма».
ведения общинного пира локализовать затруднительно
в силу распространения остатков трапезы по всей тер-
ритории комплекса. Очевидно, на эту роль могут пре-
тендовать не только зона южного входа и южная часть
храма, но и северный компартимент с прилегающим к
нему прихрамовым пространством. Обрядовый кон-
текст находок железных крестов подтверждается также
фрагментами стеклянных лампад, значительное количе-
ство которых обнаружено в тех же слоях №№ 5 и 12, что
и сами кресты (см. главу 4 «Стеклянные сосуды»).
Итак, сделанные наблюдения позволяют заключить,
что археологически зафиксированные концентрации
крестов возникли в связи с процессом разрушения опре-
деленных храмовых зон или же с конкретными форма-
ми жизнедеятельности церковной общины. Синхронное
залегание артефактов в слое должно непосредственно
отражать их совокупное расположение в «живой куль-
туре». Предварительно заметим, что металлические
кресты должны были использоваться в определённых
литургических обрядах, а не просто служить элементом
храмового убранства. Это дополнительно подтвержда-
ется тем, что кресты концентрируются не только внутри
храма, но и снаружи, будучи связанными с динамикой
религиозной культуры, представленной обрядом, к сути
которого нам еще предстоит вернуться. Факт их обна-
ружения в археологических слоях, связанных со всеми
строительными периодами, свидетельствует, скорее все-
го, об использовании крестов различных форм на протя-
жении всего существования культовой постройки, т.е. в
течение почти столетнего периода. Преимущественная
фиксация крестов в слоях, связанных с третьим строи-
тельным периодом вполне объяснима, поскольку отра-
жает финальный этап функционирования комплекса.
Все находки металлических крестов могут быть раз-
делены на пять типологических групп, выделяемых на
основе материала, технологии изготовления, орнамен-
тации и способа крепления.
Первая группа наиболее многочисленна и объединя-
ет в себе кресты и их фрагменты, выполненные из же-
леза (рис. 5.2-5.5: 210, 211, 214, 218, 219, 220, 225, 228,
229, 237, 238, 239, 241, 242, 243, 244, 245, 248, 253). Они
традиционно изготовлялись из двух пластин, соединен-
ных преимущественно заклёпкой, размещённой в средо-
крестии. Ширина пластин, из которых изготавливались
кресты: 0,5-0,8 / 1,2-1,5 см, размеры сохранившихся
крестов 3,9-7,6×9,0-10,0 см. В ряде случаев можно на-
блюдать незначительное расширение ветвей креста, а
также подтреугольно заострённые концы. Крест № 210
(рис. 5.5) несколько отличается от основной массы же-
лезных крестов своими пропорциями, близкими к 1:2
(2,65×5,9 см) и ярко выраженным расширением ветвей
с подтреугольными завершениями. Конструктивной
особенностью крестов являются заострённые нижние
концы, иногда изогнутые в результате использования.
Такие кресты могли крепиться к внутренним деревян-
ным конструкциям здания или вставляться в расще-
лины между камнями кладки стен, тогда как загнутый
Древности Семидворья I192
конец, иногда рассматриваемый как «крюк», должен
был служить для придания кресту вертикального поло-
жения в пространстве. Из крестов этой группы только
три (рис. 5.2: 228, 229; 5.5: 211) могут быть отнесены
к первому этапу функционирования храма, тогда как
остальные принадлежат второму этапу, связанному с
жизнью одноапсидного храма и начавшемуся в третьем
строительном периоде. Отметим, что кресты, найден-
ные в алтаре, представлены исключительно изделиями
первой группы.
Ко второй группе относятся один целый и три фраг-
ментированных креста из цветных металлов, предва-
рительно определяемых как «белый металл» и медный
сплав4. Кресты были вырезаны из тонкой металличе-
ской пластины, близкой по толщине к фольге, имели
отверстие для подвешивания, с помощью которого они
могли крепиться к стенам, малым архитектурным фор-
мам храмового интерьера или даже носиться в качестве
предметов личного благочестия. Поскольку два креста
(рис. 5.6: 206, 247) сильно фрагментированы, то способ
их крепления определяется лишь предположительно.
Обычно кресты украшены точечным пуансонным орна-
ментом (рис. 5.6: 206, 247, 256). Исключение составляет
крест № 255 (3,15×3,05 см), происходящий из подъем-
ного материала (рис. 5.6). Он существенно отличается
от относительно целого, также случайно найденного
креста, отнесенного нами к той же группе (№ 256, ре-
конструируемые размеры 5,0×7,9 см) (рис. 5.6) по своим
пропорциям, вписанными в окружность и подчеркнуто
расширяющимися ветвями с подтреугольными оконча-
ниями. Возможно, кресты этой группы были более ха-
рактерны для начального периода существования хра-
ма, хотя определённо к слоям этого времени относится
лишь крест № 247.
К третьей группе относятся два креста, материалом
для изготовления которых послужили серебряные мо-
неты, что определило пропорции предметов, идеально
вписанные в круг (рис. 5.6: 226, 249). Кресты из монет
были найдены соответственно в предалтарном про-
странстве южного компартимента и снаружи храма, в
2,17 м к северо-востоку от его апсиды. Эти кресты были
связаны с первым этапом функционирования церкви.
Ветви крестов отличаются разнообразием в исполне-
нии, некоторые из них расширяются, некоторые остав-
лены прямыми. Один из крестов вырезан из арабо-
сасанидской полудрахмы второй половины VII – начала
VIII в., являющейся подражанием сасанидской драхме
Хосрова II (591-628) (рис. 5.6: 249), другой – из дирхема
чеканки Омейядов (661-750) (рис. 5.6: 226). Пробитые
отверстия свидетельствуют о возможности использова-
ния изделий в качестве привесок.
К четвёртой группе относятся два креста, сохранив-
шиеся весьма фрагментарно (рис. 5.6: 205, 234) и от-
носимые нами к третьему строительному периоду. Они
изготовлены из двух тонких пластин «белого» металла,
4 Анализ химического состава металла не производился.
скреплённых в средокрестии заклёпкой или шипом.
Способ крепления крестов к гипотетической основе
остается неизвестным, однако толщина пластин (0,02
см) предполагает скорее их подвешивание или иную
фиксацию изделия на стене, по аналогии с крестами
второй и третьей групп. Очевидно, эти кресты пред-
ставляют собой своеобразный «технологический ком-
промисс» между крестами первой и второй групп.
К пятой группе относится единственный экземпляр
фрагментированного четырехконечного свинцового
креста первого этапа жизни храма, вырезанного из пла-
стины (сохранившиеся размеры – 0,5×1,45 см), способ
крепления которого неопределим (рис. 5.6: 246).
Необходимо отметить, что кресты всех выше опи-
санных групп не всегда различаются по характеру де-
позиции. Относящиеся к разным группам кресты в
ряде случаев были найдены совместно, что позволяет
предположить, что в пространстве храма они исполняли
некую единую миссию, а разные их виды могли сосу-
ществовать в ритуале, хотя некоторые «предпочтения»
общины в разные периоды её существования, как кажет-
ся, очевидны. Кресты из железа были более характерны
для финальной стадии церковной жизни, тогда как кре-
сты, вырезанные из тонких пластин цветного металла и
украшенные пуансонным орнаментом, представляются
более древними.
Практически все находки, представленные в храме
близ с. Семидворье, имеют определённые аналогии в
Причерноморье и Средизменоморье, на Кавказе и на
Балканах, в Малой Азии и в Подунавье, и даже в Вос-
точной и Северной Европе на территории Древней Руси
и в Скандинавии. Они представлены как в столичной,
так и в провинциальной культуре. Общая сравнительная
характеристика этих типологических и культурных па-
раллелей представляется нам необходимым элементом
в процессе интерпретации литургического содержания
семидворских находок.
Обратимся к крестам первой группы. Одинаковый
характер деформации нижних заострённых ветвей ме-
таллических крестов позволяет предположить, что они
могли фиксироваться определённым образом на стенах
храма или на внутренних деревянных конструкциях и
деталях храмового убранства. Общая морфология этих
изделий, в частности, заострённая и удлинённая ниж-
няя ветвь указывает, что они, скорее всего, обязаны
своим происхождением традиции процессионных кре-
стов христианской культуры, использовавшихся как в
императорском ритуале, так и во время общегородских
литаний и стационального богослужения. Очевидно,
подобные кресты должны иметь отношение к инди-
видуальным ручным крестам, которые упоминаются в
византийских письменных источниках X–XII вв. и из-
вестны в христианской иконографии начиная с VI в. как
атрибуты мучеников. Определение характера взаимоот-
ношений этих двух категорий предметов должно стать
приоритетом настоящего исследования.
Необходимо отметить, что именно этот персональ-
Металлические кресты 193
Рис. 5.2. Храм на холме Тузлух. Фрагменты железных крестов.
214, 219, 220, 225 – слой № 5; 228, 229 – слой № 6; 218 – слой № 6-1; 239 – слой № 12а; 245 – слой № 12в.
Fig. 5.2. Church on the Tuzluk hill. Fragments of iron ex-voto crosses.
214, 219, 220, 225 – layer no 5; 228, 229 – layer no 6; 218 – layer no 6-1; 239 – layer no 12а; 245 – layer no 12в.
Древности Семидворья I194
Рис. 5.3. Храм на холме Тузлух. Железный крест из заклада проёма между южным и северным компартиментами, слой № 12а.
Fig. 5.3. Church on the Tuzluk hill. Iron ex-voto cross found in the closing of doorway between northern and southern parts of the
church in the third building period, layer no 12a.
Металлические кресты 195
ный аспект функционирования процессионных крестов
малых форм оказывается наименее изученным в науке
христианских древностей и в византиноведении (Ross
1964). Исследователей традиционно привлекали богато
украшенные процессионные кресты, иногда именуемые
запрестольными. Они изготавливались из благородных
металлов и сплавов на основе меди, иногда имели зо-
лочение и вставки из драгоценных камней, могли укра-
шаться подвесками, крепящимися к горизонтальной
ветви и нести на себе чеканные или гравированные изо-
бражения. В большинстве своем это кресты средних и
больших размеров. Их происхождение традиционно
связывается с выносными крестами, использовавшими-
ся в императорских ритуалах во время торжественного
въезда в город – Adventus, общегородских процессиях
(об этом ритуале см.: Дагрон 2010: 90 и след., 116-117)
и во время военных компаний (Cotsonis 1994: 8-11, 14).
Большинство известных исследователям экземпляров
происходит из музейных коллекций. Эти кресты приоб-
ретались преимущественно на Ближнем Востоке, хотя
некоторые из них продолжают пребывать в монастыр-
ских ризницах (Baumstark 1900; Weitzmann, Ševčenko
1963; Dodd 1987; Cotsonis 1994; Sandin 1995; Пескова,
Строкова 2010; см. также: Lafontaine-Dosogne 1982:
173, № 16; Borkopp, Kahsnitz, Restle 1998: 65, №№ 61-
67; Baratte, Caseau, Campagnelo-Pothitou 2011; ср.: Му-
зей русской иконы (Москва, Россия): №№ ЧМ/ М–3;
М–70; М–71; М–72). Отметим, что некоторые кресты
определённо могут рассматриваться как вотивные, о
чем свидетельствуют сохранившиеся на них надписи,
подтверждающие факт их вложения в ту или иную цер-
ковь или монастырь и сообщающие имена вкладчиков
(Weitzmann, Ševčenko 1963; Cotsonis 1994: 29, 32).
Несмотря на уверенное и всеми признаваемое отне-
сение истоков такой традиции к IV в., кресты, достовер-
но принадлежащие этой эпохе, нам не известны. К ран-
невизантийскому периоду VI–VII вв. в общей сложности
может быть отнесено до двух десятков крестов, включая
знаменитый крест императора Юстина II (565-578) из
Музея Ватикана в Риме (рис. 5.7: 1). Крест, надёжно да-
тированный по штампу временем ок. 547 г., всего один
(Dodd 1987: 170, 178-179, fig. 1, 5). Он хранится в На-
циональном археологическом музее в Стамбуле, Турция
(рис. 5.7: 5). Процессионные кресты, датирующиеся пе-
риодом не ранее X–XI вв., происходят из Болгарии (То-
тев 2002) и Древней Руси (Смирнов 1975; Стерлигова
1996: 38, 142-148, №№ 11-12; Сукина 2003; Пекарська,
Павлова 2004; Пескова, Строкова 2010; 2012: 160-180).
Среди крестов, которые по своим конструктивным
особенностям должны быть отнесены к процессионным,
известны и более скромные экземпляры, относимые
преимущественно к средневизантийской эпохе. Стати-
стические наблюдения об их количестве отсутствуют.
Эти кресты, которые в большинстве случаев определён-
но относятся к индивидуальным, имеют меньшие раз-
меры и чаще всего изготовлены из бронзы. Иногда они
несут на себе гравированные изображения или циркуль-
ный орнамент, их концы могут быть украшены фигур-
ными или парными каплевидными завершениями (см.
напр.: Христиане на Востоке… 1998: 42-43, №№ 47-49;
Manolev, Simovski 2000: № 29) (рис. 5.7: 2, 6). Такие
предметы, не всегда имеющие надёжную археологиче-
скую привязку и датировку, в значительном количестве
можно встретить в музейных коллекциях. Они известны
как в Византии, так и на других территориях, находив-
шихся под влиянием византийской культуры, напри-
мер, в Болгарии (Атанасов 1991), где подобные находки
включены в более надёжную хронологию. В Древней
Руси они встречаются достаточно редко и по своим
размерам должны быть сопоставлены с принадлежно-
стями общественного богослужения: нам известны два
археологических экземпляра, которые происходят из
Киева (Пескова, Строкова 2010), и фрагмент еще одного
бронзового креста с гравированной надписью, который
является случайной находкой, сделанной в Старицком
районе Тверской области в 2011 г. (ср.: Пуцко 2003, где
под видом «византийско-русских богослужебных кре-
стов» фигурируют конструктивно иные предметы).
Большая часть таких крестов относится иссле-
дователями к X–XI вв., т.е. к тому же «средневизан-
тийскому периоду». Эта датировка дополнительно
подтверждается сходством нанесенных на них грави-
рованных («врезанных») изображений с иконографи-
ей крестов-реликвариев этого времени (Pitarakis 2006:
89, 94, 99, 103, 153, 156-157, fig. 63, 68, 70, 71, 87, 92-
95; ср.: Дончева-Петкова 2011; Меч и златник… 2012:
173, № 421 и др.). Отнесение в ряде случаев подобных
крестов малых размеров с рукоятями, приобретенных
в Египте, к периоду VI–VII вв., вряд ли надёжно (Хри-
стиане на Востоке… 1998: 164, №№ 222-224) (рис. 5.7:
3, 4). Стоит обратить внимание на то, что такие пред-
меты по своим конструктивным особенностям весьма
близки к ручным крестам эфиопской литургической
традиции, испытавшей серьёзное воздействие греческо-
го богослужения. Здесь небольшие по размерам процес-
сионные кресты с длинной рукоятью-основанием как
для священников, так и для мирян, сохранились вплоть
до настоящего времени, законсервировав в себе многие
архаичные черты (Бакстон 2002: рис. 45-49; ср.: Buxton
1970). Однако по данным археологии этот литургиче-
ский атрибут появляется, например, в Фарасе, не ранее
VIII–IX вв., тогда как его расцвет приходится на XI в.
(Ratynski 1982: 223-282).
Наряду с вышеописанными бронзовыми крестами
существуют и непритязательные железные экземпляры,
подобные найденным в семидворском храме. Эти пред-
меты происходят преимущественно из археологических
раскопок. В отличие от описанных выше бронзовых кре-
стов, они не несут на себе изображений, уступают им по
мастерству исполнения и лишены орнаментации. Такие
кресты не часто становились объектом исследования,
хотя в литературе они уже успели получить несколько
произвольное наименование крестов «византийско-
кавказского типа» (см. напр.: Ложкин, Малахов 1996).
Древности Семидворья I196
Как будет показано ниже, их топография, археологиче-
ский контекст, география и хронология не вмещаются
в заданные этим названием культурно-географические
рамки.
Отметим ближайшие аналогии крестам первой груп-
пы из церкви у с. Семидворье. Подобные кресты неод-
нократно засвидетельствованы на памятниках Крыма.
Железный крест известен в руинах храма № 6 середины
IX в. на Тепсеньском городище (Майко 2002б: 140, 142,
рис. 2; 2004: 248, рис. 140: 3, 6, 8, 10; отметим, что здесь
же известны и другие металлические кресты, в том чис-
ле и иных типов) (рис. 5.8: 2, 3, 5, 7), на городище Кыз-
Кермен (Белый, Назаров 1992: 141, рис. 17: 9-11; здесь
известны несколько подобных крестов, склёпанных из
двух пластин, наибольший из которых имеет размеры
15,5×11,0 см; кресты найдены на территории жилой
усадьбы) (рис. 5.8: 8, 9, 10), в погребении № 23 грун-
тового некрополя Кордон-Оба, где был найден равно-
конечный кованый крест с отогнутой нижней ветвью
(Баранов 1990: 128, 129, рис. 48: 13; автор, отмечая, что
одна из ветвей креста была загнута, полагал, что «порча
крестов могла иметь ритуальное значение, смысл кото-
там же на поселении в слое пожара вместе с керамикой
второй половины IX–X в. был найден еще один желез-
ный крест. На г. Пахкал-Кая к юго-западу от одноапсид-
ного храма VIII/X–ХIII вв. также обнаружены кресты из
железа и свинца, один из которых по своим пропорциям
весьма близок к экземпляру из Семидворья (рис. 5.5:
210) (Лысенко 2011: рис. 1: 15) (рис. 5.8: 11). Похожие
кресты были обнаружены при раскопках на г. Пампук-
Кая (рис. 5.8: 4) и на поселении у с. Бобровка (Якобсон
1970: 80, 81, 121-123, 143, 144-145, рис. 43: 8, 95: 7), где
они датируются VIII/IX–XIII вв.
Этим список крымских находок не исчерпывается.
При раскопках трудно стратифицируемых остатков трёх
последовательно существовавших христианских хра-
мов (VIII–IX, X–XII, XV–XVI вв.) на месте античного
святилища у перевала Гурзуфское Седло было найдено
14 пластинчатых крестов из железа и 5 крестов, создан-
ных путем наложения бронзовых полос друг на друга,
которые автор раскопок датирует преимущественно
VIII–IX вв. (Новиченкова 2005: 17). Эти находки оста-
ются неопубликованными. Исследования культового
комплекса на вершине г. Эклези-Бурун (верхнее плато
Чатыр-Дага), функционировавшего от римского време-
ни до эпохи позднего средневековья и включавшего в
себя, судя по топониму, христианский храм, позволили
выявить не менее 10 крестов из железа. Часть из них из-
готовлена из двух склёпанных, расширяющихся к краям
пластин, и имела удлиненную нижнюю ветвь (Лысенко,
Тесленко 2006: л. 233, рис. 35: №№ 97-104, 121).
Отметим также, что в склепе № 771 Скалистинского
могильника под одной из погребальных колод VIII–IX
вв. был найден фрагментированный железный крест,
который предположительно относится к тому же типу
(Веймарн, Айбабин 1993: 161, 162, рис. 121: 8; Хайре-
динова 2007: 152, 154, 155, рис. 1: 5, 2: 7; Khairedinova
2012: 419, 421, 422, fig. 2: 5; 3: 7) (рис. 5.8: 6). В склепе
№ 220 на склоне городища Эски-Кермен вместе с веща-
ми VII–IX вв. был найден похожий крест, особенностью
которого является загнутое петлей окончание одной из
ветвей (Хайрединова 2007: 152, 154, 155, рис. 1: 7, 2: 8;
Khairedinova 2012: 419, 421, 422, fig. 2: 7; 3: 8) (рис. 5.8:
1). Э.А. Хайрединова относит такие кресты к 3-му вари-
анту типа 1 свой типологии («пластинчатые железные
кресты с ровными прямоугольными в сечении конца-
ми», 700-800-е гг.) (Хайрединова 2007: 155; ср.: Khaire-
dinova 2012: 419, где эти кресты отнесены ко 2-му вари-
анту 1 типа).
Возможно, одной из самых поздних находок кре-
стов этого типа является крупный железный крест из
некрополя Судак – IX. В.В. Майко считает возможным
связать его с навершием посоха. Крест был найден в по-
луразрушенной грунтовой могиле № 46 вместе с татаро-
генуэзским аспром 1421-1435 гг., чеканенным при хане
Давлете-Берди (Майко 2007: 197, рис. 127). По мнению
А.И. Айбабина, могильник в целом может быть датиро-
ван XIII–XIV вв. (Айбабин 2003: 81), что совпадает с из-
вестной нам хронологией железных крестов на других
памятниках. Однако нельзя исключить возможность бо-
лее длительного использования таких крестов в рассма-
триваемом регионе. В конкретном погребении (Майко
2007: рис. 126: 3) крест был использован как специфи-
ческий атрибут погребального обряда, известного как в
Константинополе (Toksoy 2007: 233, res. 6), так и в Ев-
ропе (о крестах, в том числе и процессионных, в погре-
бениях см. ниже).
Подобные находки в большом количестве известны
в Закавказье и на Северном Кавказе. Кресты XI–XII вв.,
близкие по форме находкам из Семидворья, происходят
из крепости Анакопии (Трапш 1961: 277, 278, рис. 13:
17) и Цандрипшской базилики в Абхазии (Хрушкова
2002: 184, 185, рис. 61) (рис. 5.9: 2). Известны такие
находки и на Северном Кавказе, в частности на горо-
дище Верхний Джулат (с. Эльхотово, Кировский район,
Республика Алания – Северная Осетия, Россия), где в
заполнении церкви № 1 (XII–XIII вв.) было открыто 7
подобных крестов (раскопки О. Милорадович, 1959 г.,
все кресты находились вместе и, возможно, были поме-
щены в глиняный сосуд, обломки которого сохранились,
см.: Крупнов 1963: 56, рис. 6: 1, 2) (рис. 5.9: 3, 4, 6, 7), на
городище Нижний Джулат (г. Майский, Майский рай-
он, Кабардино-Балкарская Республика, Россия; раскоп-
ки Г.И. Ионе, 1962 г.) (рис. 5.9: 1), на городище Ильич
(Отрадненский район, Кранодарский край, Россия) и в
его окрестностях: на хуторе на р. Кува (рис. 5.9: 10, 11),
в руинах церкви № 1 городища Ильич (рис. 5.9: 9), по
углам предполагаемой алтарной преграды часовни на
«Первом окне» того же городища (рис. 5.9: 5), у стани-
цы Передовой (рис. 5.9: 8), в часовне на скале «Барабан»
(рис. 5.9: 12), в урочище «Длинный шпиль» (рис. 5.9:
13). Есть информация о находках подобных крестов в
рого сводился к “обезвреживанию” чуждого язычникам
христианского культа»). Существует информация, что
Металлические кресты 197
Рис. 5.4. Храм на холме Тузлух. Фрагменты железных крестов.
237 – слой № 12а в закладе проёма между южным и северным компартиментами; 241 – слой № 12а; 242 – слой № 12б;
243 – слой № 12в; 244 – слой № 12; 253 – поверхность материка у кладки апсиды.
Fig. 5.4. Church on the Tuzluk hill. Fragments of iron ex-voto crosses.
237 – layer no 12а, closing of doorway between northern and southern parts of the church; 241 – layer no 12а; 242 – layer no 12б;
243 – layer no 12в; 244 – layer no 12; 253 – surface of natural near apses.
Древности Семидворья I198
Маджарах. В собрании Краснодарского Государствен-
ного историко-археологического музея-заповедника им.
Е.Д. Фелицына хранится еще ряд железных крестов,
происхождение которых неизвестно (рис. 5.10: 2, 3, 4,
5, 6).
Известны и другие находки. На городище Нижний
Архыз в двухкамерном помещении были обнаружены
железные кресты, как склёпанные из двух половинок,
так и вырезанные из цельного листа металла, кото-
рые исследователи относят к более позднему времени
– XIII–XIV вв. (Кузнецов 1993: 103, рис. 81). Похожие
металлические кресты были найдены при раскопках
Рис. 5.5. Храм на холме Тузлух. Фрагменты железных крестов.
210 – слой № 4; 211 – слой № 6-1; 248 – поверхность материка у кладки апсиды (слой № 13 [?]).
Fig. 5.5. Church on the Tuzluk hill. Fragments of iron ex-voto crosses.
210 – layer no 4; 211 – layer no 6-1; 248 – surface of natural near apses (layer no 13 [?]).
Металлические кресты 199
церкви городища Гиляч в верховьях Кубани, из алтарно-
го пространства которой происходят два креста IX–XI
вв. «из железных пластинок» (15 см), у одного из ко-
торых перекрестие скреплено «гвоздиком» (Минаева
1951: 293, 294, рис. 22: 8). На ингушском святилище
Эрзели XII–XIII вв. (Джейрахско-Ассинский государ-
ственный историко-архитектурный и природный музей-
заповедник, с. Эрзи, Джейрахский район, Республика
Ингушетия) тоже было выявлено несколько подобных
крестов (Крупнов 1971: 44, 45 112, 196, рис. 5) (рис. 5.9:
14, 15, 16, 17). Изображение близкого по форме креста,
найденного на Кавказе, в Самтавро (г. Мцхета, Грузия),
поступило в конце XIX в. в архив Императорской Ар-
хеологической Комиссии в Петербурге (ФО НА ИИМК
РАН, Q 505/5).
В ряде случаев концы этих крестов имели закруглён-
ную форму, что несколько отличает их от семидворских
находок (Ложкин, Малахов 1996; Кузнецов 2002: 80,
рис. 3: 3, 10: 2, 22: 7, 38: 1-4). Однако такая морфоло-
гическая особенность не является исключительно мест-
ным явлением: округлые завершения концов процесси-
онных крестов известны и среди памятников Греции, в
частности, в Коринфе (Davidson 1952: 198, рl. 90: 1505)
(рис. 5.10: 11).
В связи с железными крестами, происходящими из
церковных руин на Северном Кавказе, было высказано
предположение, что они «использовались не столько
для литургических потребностей, сколько с целью во-
тивного подношения (ex voto), и приносились в церковь
(действующую или уже заброшенную) прихожанами»
(Ложкин, Малахов 1996: 204). Исследователи предпо-
лагают, что подобная практика в алано-адыгейской эт-
нической среде трансформировалась в «полуязыческий
культ», где концентрация крестов в предалатарной части
должна была отражать традиционные представления
местного населения о священном жертвенном месте в
пространстве храма. Для крестов, найденных в этом ре-
гионе, авторы не исключают и возможность иной функ-
циональной принадлежности: подношение святым по-
кровителям, украшение алтарной преграды, увенчание
кровли храма…
В связи с приведённым обзором отметим, что пред-
лагаемая в ряде случаев датировка таких крестов – не
ранее рубежа XII/XIII–XV вв., что обычно связывает-
ся со временем запустения храмов (Ложкин, Малахов
1996: 205, 208), представляется нам существенно омо-
лаживающей это культурное явление. Впрочем, авторы
не исключают, что местное производство таких крестов
«по византийским прототипам», заимствованным непо-
средственно из Константинополя, могло начаться еще
в Х в., т.е. относится ко времени основания Аланской
епархии. Дополнительно напомним, что в Северном
Зеленчукском храме был найден фрагмент бронзового
креста с фигурным оформлением ветвей, который нес
на себе греческую вкладную надпись, датированную
1067 г. (Кузнецов 2002: рис. 10: 1). Несомненно, крест
принадлежит к подобной серии вотивных предметов,
однако датируется более ранним временем.
На территории Византийской империи и на Балканах
в сравнимом археологическом контексте средневизан-
тийской эпохи, наряду с бронзовыми фигурными ор-
наментированными экземплярами весьма часто встре-
чаются и интересующие нас железные кресты, а также,
что следует особо отметить, кресты других типов, в том
числе нательные кресты и кресты-реликварии. Подоб-
ная совстречаемость таких культовых предметов, как и
в случае с разнообразием групп крестов, выделенных
нами в материалах семидворского храма, свидетель-
ствует в пользу единства их культурной и литургиче-
ской функции в храмовом контексте.
Кресты из железа X–XIII вв., как с заострённым, так
и со втульчатым основанием, известны на Балканах в
целом (Марjановић-Вуjовић 1987: 59, № 78), в Велесе
(Manolev, Simovski 2000: № 22) и в Стрежево Кале на
территории бывшей югославской республики Македо-
ния (Mikulcic 2002: 281, fig. 176: 1) (рис. 5.10: 1), и в
Болгарии (Красен, Добруджа, Силистра, Средище, Дя-
дово; Атанасов 1991; Йотов 2004: 80, 83, обр. 39, таб. 44:
456, 457; Григоров 2010: 177, 328, таб. 26: I: 634; Bori-
sov, Katinčarov, Best, Fol 1989: 276, fig. 322) (рис. 5.10:
7, 13). Такие кресты встречаются и на великоморавском
городище второй половины IX в. Микульчице в Чехии
(Poláček 2012: 116, Abb. 4: 5). Насколько нам известно,
самой западной точкой в Европе, где зафиксированы по-
добные кресты, является Нейштадт-на-Дунае (Келхайм,
Нижняя Бавария, ФРГ), где на развалинах античных
строений в VIII–IX вв. была возведена одноапсидная
церковь, с которой и возможно связать эти находки (Nu-
ber 1980; 2010: 22, 23, Abb. 4: 7, 11-13) (рис. 5.10: 9, 10).
Железные и бронзовые экземпляры крестов из рас-
копок церковных строений известны и на основной
территории Византийской империи. Они происходят
из Коринфа (Davidson 1952: 198, рl. 90: 1505, 1506)
(рис. 5.10: 11), Мерсины - Юмуктепе-Хойук (Köroğlu
2002a: 18, fig. 1; cf. Köroğlu 2002b), базилики Перинта
во Фракии (Pitarakis 2006: 129, fig. 80), базилики в Ас-
сосе (Arslan, Arslan-Böhlendorf, Türk, Koçyiğit, Müller
2011: 247, res. 8). Металлические кресты, как и кресты
из бронзы с гравированными изображениями, были об-
наружены при раскопках византийской церкви XII–XIII
вв. в Пергаме (Radt 1990a: 406-407, Abb. 7, 8; 1990b: 206,
res. 4, 5) (рис. 5.10: 12).
Однако наиболее близкими во всех отношениях к
памятнику у с. Семидворье, не исключая и архитектур-
ные особенности, являются материалы двухапсидного
храмового комплекса X–XI вв. на городище Богазкой
(Хаттуса) в центральной Анатолии на берегу реки Кы-
зылырмак восточнее Анкары, где в заполнении руин
церковных построек и окружающих их монастырских
строений было найдено 72 креста различных типов. В
этой коллекции есть процессионные и нательные кре-
сты, а также кресты-реликварии, которые также проис-
ходят из храмового пространства (Neve 1983: 433-436;
1984: 329-343; 1985; 1991; Böhlendorf-Arslan 2012: 354,
Древности Семидворья I200
355, 356, 357, 358, Abb. 3, 4, 6)5.
Необходимо отметить, что, несмотря на разноо-
бразие форм и присутствие в материалах раскопок
высокохудожественных экземпляров, среди крестов
из Богазкоя встречаются и простые железные кресты,
склёпанные из двух частей, которые полностью соот-
ветствуют крестам первой группы из храма в урочище
Еди-Евлер (Böhlendorf-Arslan 2012: Abb. 4: 2, 4) (рис.
5.10: 8). Значительное количество крестов, около 35
экземпляров, было обнаружено с внутренней стороны
северного входа в главную двухапсидную или «двой-
ную» церковь, где также были найдены металлические
накладки от ларца с изображением евангельских сцен и
элементы книжной фурнитуры. Другие сосредоточения
этих крестов отмечены в алтарных частях северной и
южной церквей. Семь крестов, размерами от 14 до 22
см, изготовленных из бронзы и железа в различной тех-
нике, были найдены в апсиде кладбищенской часовни,
расположенной к югу от «двойной церкви». Лишь в
редких случаях кресты были найдены в жилых помеще-
ниях, окружавших церковные здания (Böhlendorf-Arslan
2012: 355, 356, 357, 364, 366-367, Abb. 4, 6, 7).
Исследователи памятника не решаются придти к
окончательному мнению, были ли эти кресты сложены
в местах их концентрации в какой-то момент времени,
связанный с богослужебными потребностями или исто-
рическими условиями, или находились здесь постоянно
в силу обрядовых требований. Так, скопление крестов
в восточной части храма у алтаря, у дверей, их нахож-
дение по периметру стен, по мнению Б. Белендорф-
Арслан, могло быть связано с освящением церкви, во
время которого эти предметы помещались здесь как ре-
ликвии. В ряде случаев, когда кресты можно связать с
близлежащими могилами, можно говорить об их погре-
бальных функциях (Böhlendorf-Arslan 2012: 359, 366).
Такая исследовательская позиция во многом связана
с историей византийского поселения и монастыря в Бо-
газкое. Считается, что резкое и, возможно, драматиче-
ское прекращение существования городища во второй
половине – третьей четверти XI в., так или иначе свя-
занное с сельджукским нашествием в Анатолию, при-
вело к тому, что многие литургические и бытовые пред-
меты были оставлены на своих обычных местах in situ.
Это дало исследователям возможность зафиксировать
одномоментный хронологический срез материальной
культуры провинциального византийского поселения
XI в. Таким образом, церковные комплексы Богазкоя и
Еди-Евлер и связанные с ними особенности религиоз-
ной и литургической жизни местной общины не толь-
ко хронологически близки, что естественным образом
диктует необходимость их сравнительного изучения, но
и сам характер археологизации этих объектов позволяет
5 Подробнее об этом храме см. в главе 14 «Литургические особенности
храма». В настоящее время византийский комплекс находок из рас-
копок в Богазкой готовится к публикации д-р Б. Белендорф-Арслан
(Dr. Beate Böhlendorf-Arslan, Römisch-Germanisches Zentralmuseum),
которую авторы благодарят за любезные консультации.
надеяться, что связанные с богослужением материалы
обоих памятников достаточно полно сохранили особен-
ности восточно-христианского благочестия, свойствен-
ные средневизантийскому периоду.
Дополнительно отметим, что к интересующему нас
типу железных крестов примыкают кресты, свитые из
проволоки, иногда достаточно толстой, которые зача-
стую происходят из аналогичного археологического
контекста, связанного с церковными комплексами. В
Крыму они известны благодаря исследованиям хра-
мов на г. Пахкал-Кая (Лысенко 2011: рис. 1: 28, 29)
(рис. 5.11: 4, 5), на вершине г. Ай-Петри (Турова 2012:
133, 135, рис. 3) (рис. 5.11: 1, 2, 3), в трёхапсидном храме
на г. Пампук-Кая, перестроенном в IX в. (Якобсон 1970:
рис. 95: 6) (рис. 5.11: 8). Известны они и в Херсонесе
(Якобсон 1964: 70). Двадцать целых и фрагментирован-
ных крестов из железного прута зафиксированы при
раскопках христианских храмов VIII–XII вв. у перевала
Гурзуфское Седло (Новиченкова 2005: 17), которые, к
сожалению, остаются неопубликованными.
Подобные находки известны в Анакопии в Абхазии
(Трапш 1961: 277, 278, рис. 13: 16) (рис. 5.11: 6). Кресты
из проволоки XI–XIII вв., как аналогичные крымским
находкам, так и более миниатюрные, возможно, исполь-
зовавшиеся как подвески, известны в Болгарии (Кра-
сен, Скала, Дядово) (рис. 5.11: 9, 10, 11) и в Малой Азии
(рис. 5.11: 7), в том числе и на уже известном нам горо-
дище Богазкой (Borisov, Katinčarov, Best, Fol 1989: 277,
fig. 323; Йотов, Атанасов 1998: 296, таб. 97: 300-303;
Григоров 2010: 175, 179, 186, 328, таб. 26: I: 611, 661,
751; Дончева-Петкова 2011: 197-198 [тип 1.4.1], 427-
429, 670-671, обр. 63, таб. 144-145, №№ 656-672; Moore
1993: 129, 146, fig. 62: 60, 61; Böhlendorf-Arslan 2012:
365, Abb. 13: 19). Подобные кресты известны в погре-
бениях и жилых комплексах поселения Зейтинли-Бахче
– древней Эдессы в провинции Шанлыурфа, Турция, на
восточном берегу р. Ефрат, однако автор исследования
в силу общих соображений о хронологии памятника
предпочитает их датировать ранневизантийским време-
нем (Dell’Era 2012: 404, 405, fig. 12: e, g).
Широкое распространение преимущественно в
средневизантийский период крестов, которые, как мы
постарались показать выше, по своим конструктивным
особенностям и происхождению могут быть отнесены
к разряду процессионных, а по размерам и характеру
оформления могут быть отнесены к персональным,
имеет свое объяснение. Мы уже отмечали, что эти кре-
сты использовались во время богослужебных литаний
еще в эпоху поздней Античности (см. также: Sandin
1995: 81-86), что, вероятно, способствовало широкому
распространению традиции ручных крестов. Однако
это не объясняет ни сам факт «взрывообразного» рас-
пространения индивидуальных крестов в X–XI вв., ни
причины их массового появления в качестве депозитов
в храмах этого времени.
Стоит ли полагать, что археология лишь зафикси-
ровала банальную ситуацию, в которой эти процес-
Металлические кресты 201
Рис. 5.6. Храм на холме Тузлух. Фрагменты металлических крестов.
205, 206 – «белый металл», слой № 2; 226 – арабский дирхем, слой № 6; 234 – «белый металл», слой № 12а;
246 (свинец), 247 (медный сплав), 249 (имитация арабо-сасанидской полудрахмы) – слой № 13;
255 («белый металл»), 256 (медный сплав), 257 («белый металл») – подъёмный материал.
Fig. 5.6. Church on the Tuzluk hill. Fragments of metallic ex-voto crosses.
205, 206 – non ferrous “white” metal, layer no 2; 226 – silver coin, Umayyad dirham, layer no 6; 234 – non ferrous “white” metal,
layer no 12а; 246 (lead), 247 (copper alloy), 249 (silver coin, imitation of Arab-Sassanian half-drachma) – layer no 13;
255 (non ferrous “white” metal), 256 (copper alloy), 257 (non ferrous “white” metal) – stray finds.
Древности Семидворья I202
сионные кресты индивидуального
характера должны были храниться
в церквах во внебогослужебное вре-
мя? Это предположение кажется нам
маловероятным, хотя письменные
источники, описывающие инвентарь
византийских монастырей XI в., опре-
деленно говорят сразу о нескольких
крестах, находящихся в храме, как,
например, это делает Диатаксис Ми-
хаила Атталиата (1077 г.), упоминая
четыре серебряных позолоченных
креста, предназначенных для празд-
ника Входа Господня в Иерусалим
(Успенский 1892: 37; Gautier 1981:
88-89; Talbot 2000: 356).
Выше, в связи с обзором находок,
сделанных на Северном Кавказе, мы
уже упоминали мнение о вотивном
характере этих предметов. Это на-
правление исследования представ-
ляется нам перспективным, однако
такая гипотеза требует развернутого
обоснования. В данном случае пред-
ставляется необходимом согласовать
изначально процессионный харак-
тер этих крестов с их последующей
трансформацией в храмовые вкла-
ды.
Обратимся к истории стацио-
нального богослужения. Литании,
рудимент которых наши современ-
ники могут наблюдать в практике
приходских и общегородских крест-
ных ходов, составляли яркую осо-
бенность общинного богослужения
позднеантичного и византийского
полиса (об этом см.: Baldovin 1987).
Особенностью таких богослужений
была их «пространственная про-
тяженность»: литургия начиналась
общиной в одной церкви, а затем
процессия с пением проходила по
городским улицам, делая остановки
– statio – в традиционных местах,
чтобы завершиться Евхаристией в
другом храме, будь то главный го-
родской собор или же церковь, от-
мечающая в этот день память своего
посвящения, «престольный празд-
ник» современной терминологии.
Такие литании своим происхождени-
ем обязаны литургической практике
Иерусалимской церкви. Очевидно,
сам тип подобных процессий воз-
ник в связи с топографией Святого
Града, позволявшей паломникам по-
Fig. 5.7. Public and individual processional crosses, 6th-11th centuries.
1 – cross of the Emperor Justin II, Rome; 2 – bronze cross, without provenance, Her-
mitage collection, St Petersburg; 3 – bronze cross, Egypt (?), Hermitage collection, St
Petersburg; 4 – bronze cross, Egypt (?), Hermitage collection, St Petersburg; 5 – silver
cross, Archaeological museum, Istanbul; 6 – bronze cross, Hermitage collection, St
Petersburg.
Рис. 5.7. Процессионные и персональные кресты VI–XI вв. из драгоценных
металлов и бронзы: 1 – процессионный крест императора Юстина II (565-578),
серебро, позолота, драгоценные камни (высота – 40 см), Музеи Ватикана, Рим;
2 – процессионный крест, бронза, железо, XI в. (30,7×16,0 см), собрание ГЭ (по:
Христиане на Востоке… 1998: № 48); 3 – персональный крест, бронза, Египет,
VI–VII вв. (?) (размеры – 19,3×7,8 см) (по: Христиане на Востоке… 1998: № 224);
4 – персональный крест, бронза, Египет, VI-VII вв. (?) (размеры –15,2×8,0 см)
(по: Христиане на Востоке… 1998: № 223); 5 – процессионный крест, серебро,
ок. 547 г. (размеры – 58,0×31,0 см), Археологический музей, Стамбул, Турция
(по: Dodd 1987: fig. 1); 6 – процессионный крест с изображением свв. Никифора
и Никиты, бронза, гравировка, XI в. (размеры – 14,2×6,0 см), см), собрание ГЭ
(по: Христиане на Востоке…: № 47).
Металлические кресты 203
следовательно посещать места Евангельских событий.
Именно такие процессии описаны около 383 г. в древ-
нейшем свидетельстве о практике богослужения в Ие-
русалиме, оставленном паломницей Этерией (Паломни-
чество… 1889; Itinerarium Aetherie 1948; 1982; egeria’s
travels 1981).
Появление литаний в Константинополе связывает-
ся источниками со свт. Иоанном Златоустом (397-404),
который, согласно информации авторов V в., вводит за
ночными богослужениями
антифонное пение, сопро-
вождавшееся «ношением
серебряных крестов при
свете восковых свечей»
(Socr. VI, 8; Soz. VIII, 8;
рус. пер. см.: Сократ Схола-
стик 1850; Эрмий Созомен
1850). Появление литаний
и крестов в константино-
польском чине по инициа-
тиве свт. Иоанна Златоу-
ста, выходца их Антиохии,
вполне определённо ука-
зывает нам источник такой
литургической новации в
столице Империи – сиро-
палестинский регион. По
имеющимся источникам за-
труднительно проследить,
насколько широко была
распространена эта тради-
ция и предполагала ли она
использование индивиду-
альных ручных крестов,
хотя появление изобра-
жений святых мучеников
с крестами в руках уже в
VI в. должно свидетель-
ствовать, на наш взгляд,
в пользу гипотезы об их
раннем распространении.
Мученики с крестами в ру-
ках на иконах и храмовых
росписях должны были
мыслиться участниками
торжественной процессии,
шествующей в Царство
Небесное, образом кото-
рой и были городские ли-
тании. Особенности этого
богослужения, вне всякого
сомнения, должны были
повлиять на иконографию
мучеников.
Показательно, одна-
ко, что к X в. количество
крестов, единовременно
употребляемых во время
процессий, существенно увеличилось, о чем свидетель-
ствуют как археологические, так и письменные источни-
ки. Патриарший типикон в Константинополе фиксирует
для Х в. раздачу сакелием – чиновником собора Святой
Софии, ведавшим делами городских храмов – больших
и малых серебряных крестов различным придворным
чинам для совершения литаний (Дмитриевский 1901:
121; ср.: Скабалланович 1910: 329). Подобную практику
Рис. 5.8. Железные кресты, найденные на памятниках Крыма, X–XIII вв.
1 – крест из склепа № 220 городища Эски-Кермен (по: Хайрединова 2007: рис. 2: 8); 2, 3, 5,
7 – кресты с городища Тепсень (по: Майко 2004: рис. 140); 4 – крест с городища Пампук-
Кая (по: Якобсон 1970: рис. 95); 6 – крест из склепа № 771 Скалистинского могильника (по:
Хайрединова 2007: рис. 2: 7); 8, 9, 10 – кресты с городища Кыз-Кермен (по: Белый, Назаров
1992: рис. 17: 9-11); 11 – крест с г. Пахкал-Кая (по: Лысенко 2011: рис. 1: 15).
Fig. 5.8. Iron ex-voto crosses found in Crimea, 10th-13th centuries.
1 – Eski-Kermen; 2, 3, 5, 7 – Tepsen; 4 – Pampuk-Kaya; 6 – Skalistoe medieval cemetery; 8, 9, 10 –
Kyz-Kermen; 11 – Pahkal-Kaya.
Древности Семидворья I204
Рис. 5.9. Железные кресты, найденные на памятниках Северного Кавказа и Закавказья, X–XIII вв.
1 – крест с городища Нижний Джулат, Кабардино-Балкария (по: Кузнецов 2002: рис. 22: 7); 2 – крест из базилики Цандрипша,
Абхазия (по: Хрушкова 2002: рис. 61); 3, 4, 6, 7 – кресты из церкви № 1, городище Верхний Джулат, Северная Осетия (по:
Кузнецов 2002: рис. 38); 5 – крест из часовни на «Первом окне», городище Ильич, Краснодарский край (по: Ложкин, Малахов
1996: рис. 1: 2); 8 – крест из станицы Передовой близ городища Ильич, Краснодарский край (по: Ложкин, Малахов 1996:
рис. 2: 1); 9 – крест из церкви № 1, городище Ильич, Краснодарский край (по: Ложкин, Малахов 1996: рис. 2: 3); 10, 11 –
кресты с территории хутора на р. Кува близ городища Ильич, Краснодарский край (по: Ложкин, Малахов 1996: рис. 1: 1, 3);
12 – крест из часовни на скале «Барабан», городище Ильич, Краснодарский край (по: Ложкин, Малахов 1996: рис. 3: 2); 13 –
крест из урочища «Длинный шпиль» близ городища Ильич, Краснодарский край (по: Ложкин, Малахов 1996: рис. 3: 1); 14, 15,
16, 17 – кресты из святилища Эрзели, Ингушетия (по: Крупнов 1971: рис. 44).
Fig. 5.9. Iron ex-voto crosses found in Northern Caucuses and Transcaucasia, 10th-13th centuries.
1 – Nizniy Dzhulat, Kabardino-Balkaria, Russia; 2 – Tsandripsh, Abkhazia; 3, 4, 6, 7 – Verkhniy Dzhulat, church no 1, Northern Os-
setia – Alania, Russia; 5 – Ilich gorodishche, chapel, Krasnodar krai, Russia; 8 – Ilich gorodishche vicinity, Krasnodar krai, Russia;
9 – Ilich gorodishche, church no 1, Krasnodar krai, Russia; 10, 11 – Ilich gorodishche vicinity, Krasnodar krai, Russia; 12 – Ilich goro-
dishche, chapel, Krasnodar krai, Russia; 13 – Ilich gorodishche vicinity, Krasnodar krai, Russia; 14, 15, 16, 17 – Erseli pagan sanctuary,
Ingushetia, Russia.
Металлические кресты 205
Рис. 5.10. Железные и металлические кресты, найденные на памятниках Северного Кавказа,
Балкан, Подунавья и Малой Азии, X–XIII вв.
1 – крест из крепости Стрежево Кале, бывшая югославская республика Македония, железо (по: Mikulcic 2002: 281, fig. 176:1);
2, 3, 4, 5, 6 – кресты из собрания Краснодарского Государственного историко-археологического музея-заповедника им. Е.Д.
Фелицына, железо (по: Ложкин, Малахов 1996: рис. 4); 7 – крест из крепости Средище, Болгария, железо (по: Йотов 2004:
таб. 44: 456); 8 – крест из раскопок двухапсидного храма X-XI в. на городище Богазкой (Хаттуса), Турция, железо (по: Böhlen-
dorf-Arslan 2012: Abb. 4:2); 9, 10 – кресты из раскопок церкви в Нейштадт-на-Дунае, Германия, железо (по: Nuber 2010: Abb. 4);
11 – крест из раскопок в Коринфе, Греция, железо (по: Davidson 1952: рl. 90: 1505); 12 – крест из раскопок храма в Пергаме,
железо (по: Radt 1990a: Abb. 7); 13 – крест из крепости Красен, Болгария, железо (по: Григоров 2010: таб. 26: I: 634).
Fig. 5.10. Iron and metallic ex-voto and processional crosses found in Northern Caucuses,
Balkans, Danube region and Asia Minor, 10th -13th centuries.
1 – Strezevo Kale, Former Yugoslav Republic of Macedonia; 2, 3, 4, 5, 6 – Northern Caucuses, stray finds, Krasnodar State histori-
cal and archaeological museum, Krasnodar, Russia; 7 – Sredishche, Bulgaria; 8 – Boğazköy, Turkey; 9, 10 – Neustadt an der Donau,
Germany; 11 – Corinth, Greece; 12 – Pergam, Turkey; 13 – Krasen, Bulgaria.
Древности Семидворья I206
отмечает и император Константин VII Багрянородный в
середине того же столетия в «Ритуальнике» византий-
ского двора (Constantine Porphyrogenitus 1829: 114, 161-
162, 172-174). Возможно, эта традиция просуществовала
вплоть до падения Константинополя в 1204 г. и впослед-
ствии, в связи с распространением «Иерусалимского
устава» палестинской Лавры прп. Саввы Освященного
и осуществлением «неосавваитского синтеза» право-
славного богослужения, была утрачена. Однако, как мы
видим, несмотря на отсут-
ствие прямых указаний на
прогресс стациональной
литургии в средневизан-
тийский период, данные
анализа различных источ-
ников до некоторой сте-
пени согласуются между
собой: и археологические,
и письменные памятники
свидетельствуют о суще-
ствовании многочислен-
ных персональных крестов,
используемых в литаниях
X–XI вв. Очевидно, в ин-
тересующее нас время эта
богослужебная традиция
переживает не только свой
расцвет, но и существен-
ную трансформацию, кото-
рая и позволила современ-
ным археологам увидеть
процессионные кресты в
новом для них археологи-
ческом контексте.
Итак, морфологиче-
ская близость и хроноло-
гическая «компактность»
охарактеризованных выше
крестов из железа и брон-
зы, а также факт их преи-
мущественного происхо-
ждения из руинированных
церковных построек позво-
ляет выдвинуть гипотезу о
том, что индивидуальные
процессионные кресты
византийского обряда, на-
чиная с какого-то момента,
стали обращаться в вотив-
ные приношения. Отме-
тим, что железные кресты,
в отличие от бронзовых,
характеризуют обрядовую
жизнь преимущественно
византийской провинции и
новых христианизируемых
территорий, тогда как на
основном пространстве Империи все же преобладают
бронзовые экземпляры.
Предположительно, железные кресты отражают
меньшую притязательность местных художественных
вкусов, отсутствие в этих регионах навыков изготовле-
ния подобных предметов и дефицит цветного металла.
Отметим дополнительно, что в условиях сельской мест-
ности, изолированных поселений и немногочисленных
храмов, разделенных многими километрами, стацио-
Рис. 5.11. Металлические кресты из проволоки, X–XIII в.
1, 2, 3 – кресты с г. Ай-Петри, Крым (по: Турова 2012: рис. 3); 4, 5 – кресты с г. Пахкал-Кая,
Крым (по: Лысенко 2011: рис. 1: 28, 29); 6 – крест из Анакопии, Абхазия (по: Трапш 1961:
рис. 13: 16); 7 – крест из Тилле-Хойук, Турция (по: Moore 1993: fig. 62: 60); 8 – кресты с
городища Пампук-Кая (по: Якобсон 1970: рис. 95: 6); 9, 10, 11 – кресты из крепости Скала,
Болгария (по: Йотов, Атанасов 1998: таб. 97: 300-303).
Fig. 5.11. Metallic ex-voto and personal crosses of wire, 10th-13th centuries.
1, 2, 3 – Ai-Petri, Crimea; 4, 5 – Pahkal-Kaya, Crimea; 6 – Anakopia, Abkhazia; 7 – Tille-Huyuk,
Turkey; 8 – Pampuk-Kaya, Crimea; 9, 10, 11 – Skala, Bulgaria.
Металлические кресты 207
нальная литургия не могла быть жизнеспособной. В
такой ситуации обычно начинало доминировать мона-
стырское богослужение, сохранившее процессии с кре-
стом в их редуцированной форме (о подобной ситуации
в Древней Руси см.: Мусин 2000). Таким образом, пред-
ставляется, что провинциальная среда активно способ-
ствовала наделению индивидуальных процессионных
крестов новыми культурными функциями и их внедре-
нию в интерьер храма.
Однако в то же самое время подобный процесс про-
исходил и на основной территории Империи, где пер-
сональные процессионные кресты тоже становились
одним из видов храмовых приношений, превращаясь в
элемент церковного интерьера. Очевидно, что для мас-
сового превращения крестов, некогда функционально
связанных со стациональным богослужением, в вотив-
ные приношения нужна была дополнительная мотива-
ция, которая не ограничивалась бы географическими
рамками и местными культурными особенностями. К
поиску подобной мотивации будет правильней обра-
титься после знакомства с крестами второй группы из
Семидворья и их типологическими параллелями.
Ближайшей аналогией этим крестам являются зо-
лотые и серебряные экземпляры, найденные на руинах
храма X–XIII вв. на г. Пахкал-Кая, вероятно, современ-
ные рассматриваемым крестам (Лысенко 2011: рис. 1:
16, 17) (рис. 5.12: 1, 2). Крест из серебряной пластины,
хотя, возможно, и более позднего времени был найден
при раскопках храма XIV–XVIII вв. на юго-восточном
склоне г. Ай-Тодор (Тесленко, Лысенко 2004б: 266, 288,
рис. 11: I: 5) (рис. 5.12: 3). Известен серебряный крест с
пуансонным орнаментом, найденный в погребении не-
крополя Кучар-при-Подземел в Южной Словении, од-
нако его ранняя дата, предложенная в литературе (VI–
VII вв.), представляется дискуссионной (Knific, Sagadin
1991: 114-115, fig. 6; Dular, Ciglenečki, Dular 1995: 71-78;
Ciglenečki 2008: 445, fig. 10: 4) (рис. 5.12: 4). Здесь же
отметим, что аналогии крестам четвёртой группы, из-
готовленным из двух узких пластин с отверстиями на
концах, но украшенным пуансонным орнаментом, из-
вестны в Капталантоти в Венгрии в аварскую эпоху и
могут быть отнесены к периоду 700-800 гг. (Vida 1998:
536, Abb. 1: 10-12) (рис. 5.12: 5). Подобной формы и
технологии изготовления серебряный крест из двух
пластин, датируемый в публикации VI–VII вв., найден
при археологических раскопках в Клепсау-ам-дер-Ягст
(округ Хоэнлоэ, земля Баден-Вюртемберг, Германия)
(Müller 1986: 37, Abb. 68, ср.: Staecker 1999: 90, Abb. 16)
(рис. 5.12: 6).
Кресты второй группы целесообразно рассмотреть
совместно с крестами, вырезанными из серебряных мо-
нет и отнесенными нами к третьей группе. Их анализ
представляет особый интерес, поскольку определённые
аналогии таким крестам происходят с территории Древ-
ней Руси и Скандинавии, а их происхождение остает-
ся дискуссионным. Речь идет о «крестах из листового
серебра», использовавшихся как подвески преимуще-
ственно в погребениях X–XI вв. (Недошивина 1983:
223-225, рис. 1; Мусин 2002а: 127-145, рис. 18; 2010:
214-217, рис. 42, 43). Таким образом, их бытование ча-
стично охватывает время жизни семидворского храма.
Подобные кресты с округлыми расширяющими-
ся или подтреугольными лопастями, иногда идеально
вписывающиеся в круг, зачастую орнаментированы
пуансоном, миниатюрными треугольниками, именуе-
мыми «волчьим зубом», штриховкой, или же лишены
какого-либо декора. Среди них встречаются как литые
экземпляры, так и вырезанные из листового металла с
последующей проковкой. В ряде случаев такие кресты
изготовлены из арабских дирхемов и европейских дина-
риев. Несмотря на различия отдельных экземпляров и
возможность выделения нескольких подтипов, исследо-
ватели традиционно рассматривают эти кресты в их со-
вокупности. Подобный подход позволяет нам наметить
некоторые типологические параллели между находками
из Семидворья и восточно- и североевропейскими «кре-
стами из листового серебра». Эти параллели относятся
к области хронологии бытования, к материалу и техни-
ке изготовления этих предметов, способу их орнамента-
ции, а зачастую и к морфологическим признакам, свя-
занным с пропорциями и конкретной формой.
Стоит подробнее познакомиться с находками подоб-
ных крестов, известными на территории Древней Руси и
Скандинавии6. Впервые такие кресты стали известны в
погребениях Киевского некрополя Х в. Так, во время до-
революционных раскопок на усадьбе Марра в Киеве было
открыто камерное погребение № 125 по нумерации М.К.
Каргера середины-третьей четверти Х в. (Некрополь-I),
впоследствии ошибочно разделенное на два погребаль-
ных комплекса №№ 117 и 1257 (рис. 5.12: 7). Здесь было
найдено два «кованных» серебряных крестика с пуан-
210-211, табл. ХХIX). Из датирующих находок стоит от-
метить меч типа «Е», скорлупообразные фибулы JP52D
и подвеску-дирхем 759/760 г. Инвентарь женского погре-
бения этой камеры известен по снимку 1899 г. с витрины
ХІ-го Археологического съезда в Киеве.
В погребении № 124 на Кирилловской улице в Киеве
середины X в. (Некрополь – II), тип которого неизве-
стен, вместе с овальными фибулами JP51С3 и двумя ми-
лиарисиями Романа I, Стефана и Константина Лекапи-
нов и Константина VII Порфирогенета периода 928–944
гг., превращенными в подвески, был найден бронзовый
«кованный» крест, близкий по форме к подвескам из по-
гребения № 125, однако украшенный не пуансоном, а
зубчатым колесом. Орнамент на этом кресте образует
6 В.Н. Зоценко, ограничивший свои наблюдения Х в., учитывал 19
находок из 6 пунктов на территории Древней Руси (Зоценко 2010:
468-469). Для периода X–XI вв. к интересующему нас типу крестов
можно отнести не менее 32 экземпляров, найденных на 12 памят-
никах.
7 На это в свое время указал В.Н. Зоценко, отметив, что подобное раз-
деление привело к «удвоению» подвесок (Зоценко 2010: 465; ср.:
Недошивина 1983: 222; Мусин 2002а: 130).
сонным орнаментом (30×30 мм; Каргер 1958: 190-191,
Древности Семидворья I208
в средокрестии ромб (28×28 мм; Каргер 1958: 208-210,
рис. 45, табл. XXVIII) (рис. 5.12: 8).
25 июня 1906 г. на усадьбе Десятинной церкви в по-
гребении № 14, где была обнаружена ингумация с за-
падной ориентировкой, совершенная в могильной яме в
сосновом гробу, которая может быть отнесена к началу
Х в., было найдено «три маленьких серебряных крести-
ка» вместе с ожерельем из стеклянных и сердоликовых
гранёных бус и саманидского дирхема Исмаила I (892-
907) (Каргер 1958: 142-143, табл. V:2). Несохранившие-
ся кресты можно отнести к тому же типу.
В кургане № 78/56 900-950 гг. могильника Шесто-
вицы близ Чернигова, содержавшем камерное погребе-
ние сидящей женщины, был найден литой серебряный
четырехконечный крест размерами 40×35 мм с узкими
лопастями, в округлых завершениях которых читались
следы циркульного орнамента. Этот крест несколько от-
личается от интересующих нас экземпляров, но в целом
его можно отнести к той же типохронологической груп-
пе (Блiфельд 1977: 160-163, 210, 211, табл. XXI, ХХП;
Андрощук 1995: 115-122) (рис. 5.12: 9).
Несколько находок известно в Гнездово. В Заоль-
шанской группе в курганах № 5 и 27 вырезанные из се-
ребряной пластины и прокованные крестики имели под-
треугольные завершения лопастей (размеры 35×35 мм и
28×30 мм соответственно), однако в последнем случае
экземпляр был орнаментирован пуансоном. Крест из
кургана № 38 (35×37 мм) является простым серебряным
четырехконечным крестом без орнамента с квадратны-
ми лопастями. Все погребения датируются серединой –
второй половиной Х в. (Каменецкая 1991: 164, 167, 168,
рис. 12: 1, 2, 3) (рис. 5.12: 10, 11).
В Центральной группе того же могильника в ка-
мерном погребении 970-х гг. в кургане № 198 сере-
бряный крест (40×33 мм), входивший в состав ожере-
лья, несколько отличается от остальных утонченными
Abb. 19) (рис. 5.12: 12). В Центральной группе в составе
инвентаря камерного погребения № 301, относимого к
тем же 970-х гг., найден серебряный крестик с расши-
ряющимися концами, вписанный в круг и украшенный
пуансонным орнаментом (размеры 30×30 мм) (Авду-
син, Пушкина 1989: 193-196, 203, 204, рис. 4: 2; Меч и
златник… 2012: 128, № 348) (рис. 5.12: 13). В кургане
№ 4 Днепровской группы Гнездово с камерным погре-
бением, имеющим дендродату 975 г., был найден литой
крест с прямоугольными ветвями (30×30 мм), орнамен-
тированный в средокрестии парными треугольниками
(Авдусин, Пушкина 1989: 196-200, 233, рис. 4: 7).
Возможно, к этому же типу крестов принадлежат
несохранившиеся находки из курганов Владимирско-
Суздальского ополья, раскопанных А.С. Уваровым и
П.С. Савельевым в 1850-х гг. Серебряные крестики
были найдены у д. Васильки и в кургане № 4 у д. Весь,
причём в последнем случае находку сопровождала
овальная скандинавская фибула (Уваров 1871: 827, 830).
Не исключено, хотя и не все исследователи согласны
с такой интерпретацией, что два орнаментированных
«креста оловянных», размерами приблизительно 17×20
мм, из безынвентарного грунтового погребения № 26
(XI в.) в могильнике у подножия сопки у д. Федово
(Вышневолоцкий р-н, Тверская область, Россия), от-
носятся к той же группе (Ширинский-Шихматов 1906:
53-62). Также, в урочище Озера (Лодейнопольский р-н
Ленинградской области) в начале XIX в. был найден
денежно-вещевой клад, сокрытый после 1085 г. и со-
стоявший из арабских монет, серебряного пластинча-
того браслета, а также «четырехконечного серебряного
креста с треугольными оконечностями», украшенного
пуансонным орнаментом в виде «рядов пирамидок,
точками и кружочками». В ушке для подвешивания со-
хранилось кольцо из «витой серебряной проволоки»
(Корзухина 1954: 17, 102-103, № 61). По особенностям
формы и орнаментации этот крест также можно отне-
сти к крестам рассматриваемого типа.
Отдельного упоминания заслуживают кресты, вы-
резанные из арабских и европейских монет. Два та-
ких креста известны в погребениях некрополя Тиме-
рево под Ярославлем в курганах №№ 417 и 459/1977
(рис. 5.12: 14). Крестообразные подвески были выре-
заны из серебряных арабских дирхемов Хусам ад-даула
ал-Мукаллада (мосульская ветвь Укайлидов), 997 или
999 гг., и Мансура I (Cаманиды), 969/70 г., соответствен-
но. Их асимметричная форма производит впечатление
поспешности изготовления. Отметим, что ветви креста
из кургана № 417 – прямые, как и у подобных экземпля-
ров из храма у с. Семидворье. Курганы обнаружены на
краю кладбища и могут датироваться Х – началом XI
в. Мужское погребение № 417 совершено на горизонте,
при нем найдены топор и нож. Погребение № 459 со-
вершено в яме, в состав инвентаря входили серебряная
витая гривна с бусинами «глухого» стекла, серебряный
дротовый завязанный браслет, серебряный широкосе-
рединный завязанный перстень с орнаментом «волчий
зуб», нож, пружинные ножницы, ложка из медного спла-
ва, иногда несправедливо упоминаемая как серебряная,
деревянная чаша с серебряной бляшкой, обломок брон-
зовой чаши, деревянное ведро с железными обручами
и дужкой (Смирнов 1963: 37, рис. 21: 12; Недошивина
1983: рис. 1: 6; Недошивина, Зозуля 2012: 190, рис. 11;
Меч и златник… 2012: 130-131, № 351).
Серебряные, к сожалению, неопределимые дина-
рии, послужили материалом для изготовления крестов,
найденных в Вашкинском районе Вологодской области
(Россия). Памятник Никольское-III, известный также
как Кемский некрополь, расположен у д. Болтинская
при слиянии рр. Кемы и Выдробы. Очевидно, он при-
надлежал древнерусской общине, выполнявшей функ-
ции контроля над торговыми путями в регионе. Кресты
были обнаружены в кургане № 9 (погребение № 1, вто-
рая половина XI в.) и в грунтовой могиле № 7 (XI в.)
(Макаров 1990: 151, 160, ср.: Макаров 1997: 137, 145,
163; Макаров, Захаров, Бужилова 2001: 351).
пропорциями ветвей и орнаментацией (Путь из ва-
ряг в греки… 1996: 53, №№ 277-284; Staecker 1999: 90,
Металлические кресты 209
Рис. 5.12. Средневековые кресты из листового металла Центральной, Восточной и Северной Европы.
1, 2 – кресты с г. Пахкал-Кая, серебро, золото, X–XIII вв. (по: Лысенко 2011: рис. 1: 16, 17); 3 – крест из раскопок храма в с. Малый
Маяк (Биюк-Ламбат), серебро, XIV–XVIII вв. (по: Тесленко, Лысенко 2004: рис. 11: I: 5); 4 – крест из погребения в Кучар-при-
Подземел, Словения, серебро, VII в. (?) (по: Ciglenečki 2008: fig. 10: 4); 5 – крест из Капталантоти, Венгрия, серебро, VIII–IX вв.
(по: Vida 1998: Abb. 1 : 11); 6 – крест из Клепсау ан дер Ягст, Германия, серебро, VI–VII вв. (по: Staecker 1999: Abb. 16); 7 – крест
из погребения № 125 некрополя-I, Киев, Украина, серебро, середина Х в. (по: Каргер 1958: табл. ХХIX); 8 – крест из погребения
№ 124 некрополя-II, Киев, Украина, серебро, середина X в. (по: Каргер 1958: табл. XXVIII); 9 – крест из погребения № 78/56
могильника Шестовицы, Черниговская область, Украина, серебро, первая половина – середина Х в. (по: Блiфельд 1977: табл. XXI);
10 – крест из кургана № 5 Заольшанской группы Гнездова, Смоленская область, Россия, серебро, середина – вторая половина Х в.
(по: Каменецкая 1991: рис. 12: 1); 11 – крест из кургана № 27 Заольшанской группы Гнездова, Смоленская область, Россия, серебро,
середина – вторая половина Х в. (по: Staecker 1999: Abb. 18); 12 – крест из камерного погребения кургана № 198 Центральной
группы Гнездова, Смоленская область, Россия, серебро, 970-е гг. (по: Staecker 1999: Abb. 19); 13 – крест из камерного погребения
кургана № 301 Центральной группы Гнездова, Смоленская область, Россия, серебро, 970-е гг. (по: Staecker 1999: Abb. 29); 14 – крест,
вырезанный из арабского дирхема, из кургана № 459 Тимеревского могильника, Ярославская область, Россия, серебро, после 970
г. (по: Недошивина 1983: рис. 1: 6); 15 – крест из культурного слоя Искоростеня, Житомирская область, Украина, серебро, первая
половина Х в. (по: Зоценко, Звіздецький 2006: рис. 6); 16 – крест из клада в Скйоппинге Грунд, Борнхольм, Швеция, серебро, конец
X–XI вв. (по: Staecker 1999: 436-437, № 42); 17 – крест из погребения № 703 могильника Бирка, Швеция, серебро, середина Х в. (по:
Staecker 1999: 494-495, № 95); 18 – крест из Сигтуны, Швеция, бронза, XI в. (по: Staecker 1999: 505, № 103); 19 – крест из погребения
№ 480 могильника Бирка, Швеция, серебро, середина X в. (по: Staecker 1999: 487-488, № 91); 20 – крест из погребения № 5 каменной
насыпи могильника Удрай-II, Батецкий район, Новгородская область, Россия, серебро, первая половина XI в. (Новгородский музей-
заповедник, СБ 872, КП 34112 / А 101 – 168; фото С.Е. Торопова); 21 – крест из погребения № 835 могильника Бирка, Швеция,
серебро, первая половина – середина X в. (по: Staecker 1999: 498-499, № 97); 22 – крест из клада в Остйодра, Швеция, серебро, после
991 г. (по: Staecker 1999: 514, № 113а); 23 – крест из клада в Кастлоза, Оланд, серебро, после 953/954 г. (по: Staecker 1999: 449, № 57).
Fig. 5.12. Medieval crosses of thin sheet-metal found in Central, Eastern and Northern Europe, 7th-14th centuries.
1, 2 – Pahkal-Kaya, Crimea; 3 – Maliy Mayak (Biuk-Lambat), Crimea; 4 – Kučar pri Podzemlju, Slovenia; 5 – Káptalantóti, Hungary; 6 –
Klepsau an der Jagst, Baden-Württemberg, Germany; 7 – Kiev, Ukraine; 8 – Kiev, Ukraine; 9 – Chestovitsa, Chernigov vicinity, Ukraine; 10 –
Gnezdovo, Smolensk vicinity, Russia; 11 – Gnezdovo, Smolensk vicinity, Russia; 12 – Gnezdovo, Smolensk vicinity, Russia; 13 – Gnezdovo,
Smolensk vicinity, Russia; 14 – Timerevo, Yaroslavl, Russia; 15 – Iskorosten, Zhitomir oblast, Ukraine; 16 – Skjeppinge Grund, Bornholm,
Danemark; 17 – Birka medieval cemetery, Sweden; 18 – Sigtuna, Sweden; 19 – Birka medieval cemetery, Sweden; 20 – Udray, Novgorod
oblast, Russia; 21 – Birka medieval cemetery, Sweden; 22 – Östjädra, Västmanland, Sweden; 23 – Kastlösa, Öland, Sweden.
Древности Семидворья I210
К XI в. относятся и кресты, найденные в погребениях
№№ 1 и 5 в т.н. «каменной насыпи» могильника Удрай-
II (Батецкий р-н, Новгородская область, Россия) (о па-
мятнике см.: Платонова-Залевская 1981: лл.; Платонова
1983: лл.; 1998). Крест из погребения № 1 представляет
собой серебряную крестовидную накладку с расши-
ряющимися концами размером приблизительно 30×30
мм. Накладка полагалась на дно или крышку несохра-
нившейся деревянной чаши с бронзовыми оковками.
Могильная яма имела обкладку из валунов наподобие
ящика. Ориентировка погребённой в могиле – северо-
западная. Из инвентаря важно отметить овальнощитко-
вые височные кольца, характерные для новгородского
северо-запада, два милиарисия – подвески Василия II и
Константина VII (977-1025), два дирхема – первый 894-
902 гг. и второй 977-1011 гг., полые серебряные бусы
с гроздевидными окончаниями, полые гладкие бусы и
подковообразную спиральноконечную пряжку.
Погребение № 5 являлось центральным в каменной
насыпи и было совершено в деревянной камере. Среди
инвентаря найден сломанный меч с клеймом рейнских
мастеров, топор, поясной набор с сердцевидными на-
кладками и деревянная чаша с бронзовыми оковками.
Сам крест – массивный, неправильной формы с про-
кованными концами и с ушком для подвешивания. Его
лопасти слегка расширяются, концы закруглены, а раз-
меры составляют 45×50 мм (рис. 5.12: 20).
Среди новых находок необходимо отметить камерное
погребение № 49 в Киеве, в Некрополе – I, обнаружен-
ное во время раскопок 1999 г. на территории Михайлов-
ского Златоверхого монастыря. Оно датируется третьей
четвертью Х в. Здесь, помимо креста «скандинавского
типа» (этот термин, введённый А.А. Спицыным [см.:
Спицын 1905: 117; Фехнер 1968], создает неверные
представления о происхождении этой группы крестов,
византийские истоки которых сегодня представляются
несомненными, см.: Веймарн, Айбабин 1993: 44-45, рис.
26: 23; Parémi 2009: 85, 140, tab. 13: 2), была обнаружена
крестовидная накладка на клапан кожаной сумки в виде
тонкой крестовидной пластины с тисненой окантовкой и
напаянными узкими полосами с псевдозернью, которые
образовывали ромб в средокрестии. Накладка на сумку
крепилась с помощью серебряных заклёпок (Івакін, Ко-
зюба 2003; Ivakin 2007: 189, таб. 6: 20).
Для хронологии этого типа крестов весьма важна
находка серебряной крестовидной подвески с пауансон-
ным орнаментом по краю и косым крестом в средокре-
стии, выполненным в той же технике. Она обнаружена
на посаде летописного города Искоростень в слое по-
жарища первой половины Х в. (Коростеньский р-н, Жи-
томирская область, Украина; ЖЭ – 2005, Кор.- пос., №
65) (Зоценко, Звіздецький 2006: рис. 6; Petrauskas 2009:
653-658, fig. 4: d; Зоценко 2010: 462, 463, 468, рис. 3: 1),
что позволяет отнести появление этого типа крестов на
Руси не позже этого времени (рис. 5.12: 15). Ушко для
подвешивания изготовлено из узкой полоски серебра с
продольными каннелюрами, что делает его весьма похо-
жим на ряд других крестов, найденных в Древней Руси
(Киев, погребения №№ 124 и 125) и Скандинавии.
Упомянем и исследованное во Пскове в 2003 г. на
Старовознесенском–I раскопе камерное погребение I
второй половины X в., возможно 970-980-х гг., где в со-
ставе инвентаря был найден фрагмент серебряного кре-
ста с пуансонным орнаментом (размеры сохранившего-
ся фрагмента креста 2,8×2,8, с ушком 3,7 см), о котором
сообщается, что он изготовлен «из серебра афганской
монеты» (Яковлева 2006: 66-78, рис. 3: д; Лабутина, Ма-
лышева, Закурина, Яковлева, Михайлов 2009: 394-404,
рис. 8; Vorontsova, Yakovleva 2010: 63-65, cat. no 10L;
Мусин 2010а: 214-215, рис. 42). Всего в захоронении
было зафиксировано более 60 предметов, в том числе
скорлупообразные фибулы (тип JР52Е) и маленькая
спиралеконечная фибула, характерная для могильника
Бирки, а также фрагменты уникальных восточных тка-
ней. Из погребения происходят монеты-подвески импе-
раторов Романа I (920-945) и Константина VII и Рома-
на II (945-959).
Возможно, к этому типу крестов примыкает и брон-
зовый предмет крестовидной формы из детского погре-
бения № 110 с богатым и нестандартным инвентарем
(посуда, костяные изделия, амулеты), обнаруженного в
Киеве на усадьбе Десятинной церкви. Оно может быть
датировано второй четвертью – серединой X в. (Толоч-
ко 1996: 43). В погребении был найден дирхем Ахмад
ибн Исмаила (911-912) (Каргер 1958: 174-177). В об-
ласти груди погребённого зафиксирован крестообраз-
ный предмет в виде накладки с круглыми завершения-
ми концов и розеткой в центре, который В.Н. Зоценко
справедливо определил как навершие пластинчатой
крестовидной фибулы западно-балтской схемы, быто-
вавшей с конца VIII по XI в. в среде куршей, ломатов и
скальвов (Зоценко 2010: 472; ср.: Tautavičius 1978: 68-
69, žem. 39: 8; Volkaitė-Kulikauskienė 1978: 106, pav. 4:
1). Однако нельзя исключить, что крестовидная форма
этого предмета послужила основанием для его исполь-
зования в погребении в качестве христианского куль-
тового предмета. Это не единственный случай возмож-
ного использования навершия крестовидной булавки
прибалтийского типа в качестве, предположительно,
христианского символа в Х в. Среди погребального ин-
вентаря в уже известном нам кургане № 459 могильника
Тимерево под Ярославлем, где был найден вырезанный
из дирхема крест, встречено и оглавие булавки, близкое
по форме к киевской находке (Меч и златник… 2012:
41, 131, № 352). Присутствие здесь навершия булавки
такого типа вряд ли связано с этнической принадлежно-
стью погребённого и должно объясняться именно кре-
стовидной формой предмета и особенностями культуры
христианизируемого общества.
Необходимо отметить, что на интерпретацию этих
крестовидных подвесок, найденных на территории
Древней Руси, в свое время повлияла капитальная рабо-
та Й. Штекера, который каталогизировал и исследовал
корпус нательных крестов и крестов-реликвариев X-
Металлические кресты 211
XII вв., найденных на территории Северной Германии
и Южной Скандинавии. Исследователь постарался по-
казать возможность влияния различных миссионерских
традиций и конкретных миссий на появление археоло-
гически известных типов крестов (см.: Staecker 1999). В
основу своей типологии 126 североевропейских крестов
эпохи викингов Й. Штекер положил их форму, а также
материал и технологию изготовления, в результате чего
классификация является «технолого-типологической
комбинацией» (Staecker 1999: 79). Скандинавские кре-
сты из листового серебра, имеющие определённые ана-
логии в древнерусском материале, представлены в этой
типологии следующими позициями:
1.1.1 – Einfache Kreuze aus Blech: кресты из ли-
стового металла, общая дата X–XI вв. (tpq 925/926)
(Staecker 1999: 82-84). Кресты такого типа найдены в
Сигтуне (Швеция) (бронза, 41×41 мм; Staecker 1999:
505, № 103, тип 1.1.1, вариант А) (рис. 5.12: 18), Остйо-
дре (Вестманланд, Швеция) (серебро, 22×21 мм; Staek-
ker 1999: 514, № 113а, тип 1.1.1, вариант А, tpq 991)
(рис. 5.12: 22), Иоханнисхюс, Блекинге, Дания (сере-
бро, 31×27 мм; Staecker 1999: 446, № 53с, тип 1.1.1.,
вариант А, tpq 1120), Шуби (Шлезвиг-Гольштейн, Гер-
мания) (бронза, 39×30 мм; Staecker 1999: 410, № 11,
тип 1.1.1, вариант D).
1.1.2 – Einfache Kreuze aus Guß: литые кресты, X–XI
вв. Такой крест найден в Ринде, Дания (бронза, 28×26
мм; Staecker 1999: 417, № 20, тип 1.1.2, вариант В).
1.2.1 – Einfache Kreuze aus Blech mit Verzierung oder
Stempelmuster: кресты из листового металла с простым
или штампованным орнаментом, в том числе орнамен-
том «елочкой», общая дата X–XI вв. Кресты этого типа
найдены в таких местах как: Оланд Алунбрук, Швеция
(серебро, 21×20 мм; Staecker 1999: 451-452, № 59, тип
1.2.1, tpq 949/950); Бирка, погребение Bj 703, Швеция
(серебро, 33×34 мм; Staecker 1999: 494-495, № 95, тип
1.2.1, вариант С) (рис. 5.12: 17); Виборг, Сондерсо, Да-
ния (бронза, 31×21 мм; Staecker 1999: 414, № 15, тип
1.2.1, вариант С), Бурге, Готланд (серебро, 43×36 мм;
Staecker 1999: 460, № 66, тип 1.2.1, вариант С).
1.2.2 – Einfache Kreuze aus Blech mit herausgestanz-
ten Balkenenden: кресты из листового металла, вписан-
ные в круг, общая дата этого типа X в. (tpq 911). Места
находок крестов: Скйоппинге Грунд, Бронхольм, Шве-
ция (серебро, 29×25 мм; Staecker 1999: 436-437, № 42,
тип 1.2.2, tpq 962-973) (рис. 5.12: 16); Бирка, погребе-
ние Bj 480, Швеция (серебро, 25×24 мм; Arbman 1940:
Taf. 102: 11; 1943: 138-139, Abb. 84; Staecker 1999: 487-
488, № 91, тип 1.2.2) (рис. 5.12: 19); Бирка, погребение
Bj 517, Швеция (серебро, 24×24 мм; Arbman 1940: Taf.
102: 7; 1943: 155-156, Abb. 105; Staecker 1999: 490-491,
№ 93, тип 1.2.2, tpq 922 / 923); Бирка, погребение Bj 835,
Швеция (серебро, 22×21 мм; Arbman 1940: Taf. 102: 5;
1943: 308-309, Abb. 254; Staecker 1999: 498-499, № 97,
тип 1.2.2, tpq 911/912) (рис. 5.12: 21); Бирка, погребение
Bj 983, Швеция (серебро, 27×26 мм; Arbman 1940: Taf.
102: 9; 1943: 409-411, Abb. 364; Staecker 1999: 500-502,
№ 99, тип 1.2.2); Кастлоза, Оланд (серебро, 30×31 мм;
Staecker 1999: 449, № 57, тип 1.2.2, tpq 953/954) (рис.
5.12: 23).
1.2.4 – Einfache Kreuze aus Guß mit Verzierung oder
Stempelmuster: литые кресты с простым или штампо-
ванным орнаментом, общая дата X–XI вв. Места нахо-
док крестов: Тумби-Бинебек, Шлезвиг-Гольштейн, Гер-
мания (серебро, 29×24 мм; Staecker 1999: 410-412, № 12,
тип 1.2.4, вариант В); Вальва, Готланд (серебро, 41×35
мм; Staecker 1999: 461, № 67, тип 1.2.4, вариант В, tpq
962-973); Винор, Готланд (серебро, 48×39 мм; Staecker
1999: 461-463, № 68, тип 1.2.4, вариант В); Копарсвик,
Готланд (серебро, 42×42 мм; Staecker 1999: 479-480,
№ 83, тип 1.2.4, вариант В); Бирка, погребении Bj 968,
Швеция (серебро, 16×16 мм; Arbman 1940: Taf. 102: 6;
1943: 394-396, Abb. 346; Staecker 1999: 499-500, № 98,
тип 1.2.4, вариант В, tpq 906).
1.2.6 – Einfache Kreuze aus Guß mit rhombischen Bal-
kenenden: литые кресты с ромбическим завершением
ветвей; общая дата X–XI вв. Место находки: Готланд,
случайная находка (бронза, 33×32 мм; Staecker 1999:
482, № 85, тип 1.2.6).
К этим находкам стоит добавить не вошедшие в каталог
по географическим соображениям крестовидные подвески
из Норвегии: из погребения V/1954 Каупанга (Blindheim,
Heyerdahl-Larsen 1995: К/1954-V) и клада в Слеммедале
(Гримастад, Ауст-Агдер), где известна золотая крестовид-
ная подвеска с пуансонным орнаментом, переделанная из
крестовидной фибулы (tpq 915-920) (Blindheim 1982: 25,
fig. 2, 3b; Roesdahl, Wilson 1992: 263, № 141).
Й. Штекер справедливо сближает североевропей-
ские кресты типа 1.2.2 с наиболее характерными древ-
нерусскими образцами, тяготеющими к середине X в.
При этом исследователь указывает аналогии этому типу
крестов на Британских островах среди англо-саксонских
реликвий VII–VIII вв. Здесь в первую очередь необхо-
димо назвать «крест св. Кутберта» (634-687), золотой
крест-подвеску, украшенную гранатами и выемчаты-
ми эмалями с включенным в неё солидом императора
Ираклия (613-630) из Вильтона (Норфолк), которая да-
тируется 675-700 гг., а также крест с гранатами и вы-
емчатыми эмалями из Иксворта (Саффолк) (Staecker
1999: 91-96, Abb. 20, 21, 22; Bruce-Mitford 1956: 308-
325; Jessup 1950). Находка близкого по форме креста в
погребении в Лехлейд (Глочестершир) датируется VII–
VIII вв. (Geake 1997: 95, fig. 4, 5). К этой эпохе может
относиться фибула похожей формы с циркульным орна-
ментом из Трира (Böhner 1958: 163, Taf. 18: 9). Этот тип
фибул вполне определённо бытует до IX–X вв., о чем
свидетельствует крест из серебряной фольги из клада
в Грейвсенд (Кент, tpq 872), а также подобный крест из
аббатства Уайтби (Северный Йоркшир) того же време-
ни (Wilson 1964: 55, 59, pl. 19: 20, 39: 113). Эти паралле-
ли позволили Й. Штекеру предположить, что похожие
кресты появились в Скандинавии непосредственно
под влиянием англо-саксонской традиции в результате
деятельности миссии британского епископа Уно в 930-
Древности Семидворья I212
940-е гг. (Staecker 1997; 2003: 462-482; Janson 2005: 174-
175). Согласно построениям исследователя, именно из
Скандинавии в середине – второй половине X в. такие
кресты и попали на территорию Древней Руси.
В России и Украине таким крестам посвящена об-
ширная литература (см., в частности, один из последних
обзоров: Зоценко 2010; с соответствующей библиогра-
фией). Некоторые исследователи интерпретируют их
как предметы личного благочестия, связанные с рас-
пространением христианства, другие предпочитают
видеть в этих подвесках украшения. Н.Г. Недошивина
впервые обобщила и проанализировала всю серию этих
предметов, связанных с территорией Древней Руси. В её
статье было учтено 12 экземп ляров из 4 пунктов. Суще-
ствование близких аналогий древнерусским крестам в
скандинавских материалах позволило исследовательни-
це предположить, что кресты изготовлялись в Средней
Швеции и попадали на Русь вместе с их носителями-
варягами. По её мнению, кресты, найденные в погре-
бениях Тимерева и вырезанные из дирхемов, были спе-
циально изготовлены для погребения первых русских
христиан, чтобы соблюс ти предполагаемый канон,
предположительно существовавший в местной общине
(Недошивина 1983: 224).
Н.В. Хамайко в целом не возражает против идеи
скандинавского происхождения этой группы крестов,
связывая их с погребальными комплексами «русско-
скандинавского облика». Со ссылкой на находку подоб-
ного креста в Искоростене, она датирует появление таких
подвесок на Руси временем не позже второй четверти Х
в., то есть тем же периодом, что и в Скандинавии. Ис-
следовательница наметила хронологию эволюции кре-
стов во второй половине Х в., когда этот тип несколько
меняет форму, которая становится более упрощённой.
Орнаментация при помощи пуансона сравнивается в
её исследованиях с имитацией псевдозерни (Хамайко
2010: 425-427).
Последнее наблюдение представляется нам весь-
ма перспективным для понимания генезиса крестов из
храма у с. Семидворье. В Крыму, в частности в склепе
№ 189 на склоне Эски-Кермен вместе с вещами первой
половины VIII в., были обнаружены кресты, опреде-
ляемые как «бронзовые литые пластинчатые кресты
с сильно расширяющимися концами и петелькой для
подвешивания», лицевая сторона которых полностью
покрыта кружками, украшенными в центре точками,
причём в одном случае, в силу изношенности литейной
формы или использованного для оттиска образца, на
лицевой поверхности остались видны лишь полусфери-
ческие выступы (4-й вариант 3-го типа по Э.А. Хайре-
диновой, см.: Хайрединова 2007: 163-165, рис. 1: 29, 30;
7: 3, 4, 4а; Khairedinova 2012: 421, 424, 427, fig. 2:29, 30;
5: 3, 4, 4a). Не был ли этот тип крестов «переходным» от
собственно зерненных изделий к крестам, украшенным
пуансоном?
Несмотря на то, что большинство коллег склонны
усматривать в исследуемых крестах результат влияния
северной культуры, единства взглядов на этот предмет
не существует. Так, например, Л.А. Голубева, изучавшая
погребения киевского некрополя, где известны такие
кресты, указала аналогии подвескам в изображениях
на престолах херсонских храмов VIII–IX вв. (Голубева
1949: 111). Одним из немногих восточноевропейских
исследователей, кто отказался от «генерализирующего»
подхода в анализе этих крестов, был В.Н. Зоценко. От-
каз от подобных обобщений позволил ему применить к
этому интересному материалу разработанную Й. Ште-
кером типологию, а также выделить две традиции в
морфологии крестов: скандинавскую и византийскую.
Часть подвесок он отнес к «миру скандинавской мате-
риальной культуры» (Зоценко 2010: 462, 471-472), ото-
ждествив их с выделенным Й. Штекером типом 1.2.2.
– крест в условном круге, с расширяющимися окру-
глёнными окончаниями лопастей. Для этих крестов
можно считать характерными гравированный точечный
рант, нанесенный зубчатым колесом, или выплненный
по окружности пуансон, а также ушко для подвешива-
ния на одной серебряной заклёпке, изготовленное из
узкой полоски серебра с продольными каннелюрами
(ср.: Gräslund 1984: 112, 114-115, Аbb. 12: 1). Согласно
предположению В.Н. Зоценко, именно эти кресты были
раннехристианскими крестами, привнесёнными на Русь
скандинавами. Преимущественно к этому типу, за ис-
ключением одного экземпляра – из Шестовицы, при-
надлежат практически все южнорусские находки кре-
стов, относящиеся, согласно хронологии В.Н. Зоценко,
к 900/920 – 950/970 гг.
В.Н. Зоценко также отметил, что близкими по тех-
нике исполнения к скандинавским образцам являются
подвески из листового серебра из гнездовских курга-
нов Заольшанской группы, однако здесь лопасти имеют
несколько иной абрис с характерным треугольным за-
вершением, что отражает иную иконографическую тра-
дицию, хотя и близкую скандинавским подвескам типа
1.2.1, вариант С по Й. Штекеру. Отметим, однако, что
подвеска из погребения № 5 Заольшанской группы (рис.
5.12: 10), как и, предположительно, подвеска из клада
в Озерах, имели завершения лопастей, близкие по сво-
им очертаниям к ромбовидной фигуре, в соответствии с
типом 1.2.6 по Й. Штекеру. Характерно, что в Сканди-
навии эти кресты появляются лишь в XI в., а наиболее
древние прототипы крестам с подобным завершением
лопастей можно обнаружить уже во второй половине VI
в. на территориях Византийской империи от коптского
Египта до Балкан (Forrer 1893: 7, Тaf. 10: 14; Staecker
1999: 103, 104, Abb. 39). В тоже время, крест из тонкого
листового серебра, лишенный орнаментации, найден-
ный в погребении № 38 Заольшанской группы Гнездов-
ского некрополя следовало бы, согласно В.Н. Зоценко,
отнести к образцам типа 1.1.1, вариант А (Staeсker 1999:
82-84).
Крестовидная литая подвеска из ожерелья кургана
№78/56 Шестовиц (рис. 5.12: 9) имеет прямые и за-
круглённые по концам горизонтальные и нижнюю ло-
Металлические кресты 213
пасти, а верхняя с ушком немного развернута, что, по
нашим наблюдениям, соответствует варианту В типа
1.2.4. по Й. Штекеру. Эти два варианта в первой полови-
не Х – середине ХI в. получают относительно широкое
распространение в Скандинавии. Однако, по мнению
В.Н. Зоценко, именно они берут свои истоки в культуре
византийского мира, где подобные крестовидные пря-
моконечные подвески бытуют, по его мнению, на про-
тяжении V/VI–X/XI вв. В отношении вырезанных из
дирхемов тимеревских подвесок В.Н. Зоценко полагал,
что данные образцы произведены в местной дружинной
среде и представляют собой угасание традиции таких
крестов.
В недавнее время по поводу скандинавских и древ-
нерусских крестов интересующего нас типа высказал-
ся Ф. Андрощук, который, как и В.Н. Зоценко, отметил
преобладание этих предметов в женских погребениях
эпохи викингов и их очевидную связь со скандинавской
культурой. В то же время он предложил рассматривать
их как известные из письменных источников индиви-
дуальные процессионные кресты. Участие посещав-
ших Константинополь скандинавов в императорских
ритуалах и превратило их в обладателей византийских
крестов (Androshchuk 2011: 81). В силу этого такие са-
кральные предметы рассматривались их владельцами не
столько как предметы культа, сколько в качестве симво-
лов социального статуса и престижа, что и привело к их
депозиции в богатых женских погребениях. Полностью
разделяя мнение о византийских истоках таких крестов,
мы не можем не отметить, что их интерпретация как
крестов для литаний противоречит имеющемуся архео-
логическому материалу, который был рассмотрен нами
выше, и является досадным недоразумением…
В связи с этим возникает вопрос: какими могут быть
альтернативные версии происхождения скандинавских
и древнерусских крестовидных подвесок, помимо уже
предложенных Й. Штекером и В.Н. Зоценко, и насколь-
ко обосновано сопоставление крестов из церкви у с. Се-
мидворье, относимых ко второй и третьей группе, со
всем комплексом вышеописанных крестов из Северной
и Восточной Европы?
Напомним, что Й. Штекер выводил эти кресты в
целом из англо-саксонской культурной традиции, а кон-
кретное их появление в Скандинавии связывал с мис-
сионерской деятельностью 930-940-х гг. Согласно его
видению, в середине-второй половине X в. эти кресты
стали попадать на Русь. Однако после находки такого
креста в культурном слое Искоростеня стало очевидно,
что уже в первой половине X в. эти кресты стали ча-
стью древнерусской культуры. Также нельзя упускать
из виду, что для Западной Европы эпохи средневековья
ношение нательных крестов было нехарактерно (Мусин
2006: 163-222), тогда как форма креста, вписанного в
круг, была привычна и для Византии, о чем, в частно-
сти, свидетельствует упомянутая выше подвеска такой
формы из Вильтона (Британские острова), включившая
в себя византийский солид.
О том, что на Западе и Севере Европы традиции
крестов-подвесок не существовало, в частности, гово-
рит и тот факт, что некоторые кресты типа 1.2.2 ока-
зались не специально изготовленными подвесками, а
крестообразными фибулами из драгоценных металлов с
пуансонным орнаментом, приспособленными впослед-
ствии для использования в качестве нательных крестов.
Изготовление подобных крестов на Британских остро-
вах не прослеживается по археологическим материалам.
Литейная форма для изготовления крестовидного пред-
мета с имитацией пуансона (?), найденная в культурном
слое поселения Тетфорд (Восточная Англия) (site 2N
[997]), относится к 3-й фазе существования поселения
и датируется временем не ранее второй половины Х в.
(Rogerson, Dallas 1984: 62, fig. 110: 23) (рис. 5.13). Пред-
ставляется, что однозначно определить, служила ли она
изготовлению крестов-подвесок или крестообразных
фибул, невозможно.
Не в пользу гипотезы Й. Штекера об англо-
саксонско-скандинавских истоках этих крестов говорят
и наблюдения И. Янссона, который отметил, что облик
погребений с подвесками в Швеции и на Руси харак-
теризуется хронологически компактной материальной
культурой середины – второй половины Х в., связанной
с использованием овальных фибул типа P51C, а также
набором вещей восточного облика, которые должны
были попасть в Скандинавию с территории Древней
Руси, а не наоборот (Jansson 2005: 70-75). Происхожде-
ние таких крестов, встреченных на территории Древней
Руси, из скандинавских по внешнему облику погребе-
ний свидетельствует в данном случае не о северном
происхождении этих предметов, а о роли скандинавов и
скандинавской материальной культуры в формировании
древнерусского общества и государства. В этом процес-
се выходцы с Севера, которые закономерно составляли
не столько элиты, сколько «средний класс» местных
обществ, играли важную посредническую роль между
различными общественными силами Восточной Евро-
пы (Musin 2012a; 2012b; Мусин 2012).
Вообще же мнение об обязательной связи распро-
странения христианства со специально организованной
миссией, материальным воплощением которой могли
быть особые предметы личного благочестия, сегодня
должно быть пересмотрено, а именно на эту рабочую
гипотезу опирался в своих построениях Й. Штекер. Но-
вые наблюдения за характером распространения новой
религии, особенно в Восточной, Центральной и Север-
ной Европе, позволяют заключить, что основную роль в
этом процессе играли не внешние миссионеры, а пред-
ставители местных общин: воины, купцы, дипломаты,
выносившие из своего общения с христианскими импе-
риями положительный религиозный опыт и элементы
религиозной материальной культуры. Именно в этом и
состояла специфика византийской миссионерской поли-
тики (Musin 2010b; Musin 2012a; 2012b; Salamon 2012;
см.также: Garipzanov, Tolochko 2011: 10-11).
Сделанные выше наблюдения позволяют предполо-
Древности Семидворья I214
жить, что распространение в Восточной и Северной Ев-
ропе крестов из листового металла, орнаментированных
пуансоном, а также литых экземпляров с более сложной
орнаментацией, определённо имело византийские исто-
ки. Важную роль в обосновании этой гипотезы играют
обнаруженные при раскопках храма у с. Семидворье
кресты с точечным орнаментом, вырезанные из фольги
или изготовленные из серебряных монет. Речь идет не
только о морфологических соответствиях и технологи-
ческой близости в изготовлении этих изделий (близость
формы креста № 255 к находкам из Гнездова, Готланда
и других мест, присутствие в коллекции крестов, вы-
резанных из монет (№№ 226, 249), что имеет полные
аналогии в материалах Тимерева и Кемского некропо-
ля, наличие пуансонной орнаментации на большинстве
крестов), но и о соображениях хронологического поряд-
ка. Общая датировка храмового комплекса Семидворья
IX – первой половиной Х в. определённо предполагает,
что найденные здесь кресты предшествуют появлению
рассмотренных выше подвесок в Древней Руси и Скан-
динавии. Эта хронология в целом совпадает с актив-
ной фазой функционирования пути «из Варяг в Греки»
Находки в церкви в урочище Еди-Евлер свидетель-
ры в использовании крестов-подвесок, вырезанных из
восточных монет. Совершенно очевидно, что речь идет
не об «угасании традиции» или поспешном соблюде-
нии местной общиной «канонов погребения», но о при-
сущем византийскому обществу обычаю использования
монет в религиозной сфере. Итак, и характер изготовле-
ния и орнаментации подобных крестов, и употребление
для этих целей серебряных монет, и данные хронологии
говорят в пользу византийских истоков традиции «кре-
стов из листового серебра».
В связи с последним утверждением нам хотелось бы
подчеркнуть, что сказанное не означает, что каждый из
перечисленных выше крестов, найденных в Древней
Руси или Скандинавии, был непосредственно изготов-
лен в Византии. В большинстве случаев логично пред-
положить местное изготовление этих крестов, которое
ориентировалось не столько на конкретные предметы,
сколько на общие образцы, почерпнутые при знаком-
стве с византийской культурой. В дальнейшем мест-
ные мастера пытались реализовывать эти образцы в
локальном материале Северной и Восточной Европы
в соответствии с собственными навыками. Именно это
и объясняет, по нашему мнению, как значительное раз-
нообразие самих крестов, так и использование крестоо-
бразных фибул, отдалённо напоминающих эти образцы,
в качестве основы для подвесок. Возможно, в дальней-
шем, анализ химического состава металла, из которого
были изготовлены кресты, мог бы прояснить ситуацию
с их изготовлением.
Отметим характерную, по нашему мнению, деталь.
Кресты, найденные у с. Семидворье в храмовом кон-
тексте, в христианизируемых обществах Древней Руси
и Скандинавии входили в состав погребального инвен-
таря (подробнее см.: Musin 2010). Мы далеки от мысли,
что подобные кресты в византийской культуре изго-
товлялись исключительно для храмовых приношений,
хотя стоит признать, что в погребениях и в культурном
слое поселений Средиземноморского региона кресты
из листового металла с пуансонным орнаментом прак-
тически неизвестны. В связи с этим нельзя исключить,
что первое знакомство руси и скандинавов с такими
крестами-подвесками произошло в достаточно драмати-
ческих условиях, а именно в момент набегов северных
отрядов на греческие приморские города и разграбле-
ния местных храмов (Сугдея, Амастрида, Константино-
поль), о чем уже для первой половины – середины IX в.
сообщают греческие источники (Photius 1900: 721-741;
Васильевский 1915а; 1915б; Ivanov 2006: 158-163). Ха-
рактерно, что в сознании византийских книжников и
Рис. 5.13. Литейная форма для изготовления крестовидных
украшений, Тетфорд, Восточная Англия, камень, вторая
половина Х в. (по: Rodgerson, Dallas 1984: fig. 110: 23).
Fig. 5.13. Stone casting mould for cross-shaped dress accessories,
Thetford, East Anglia, second half of the 10th century.
(Мусин 2010б: 35-45), по которому подобные предметы
и могли проникать на Север.
ствуют и о временнóм приоритете византийской культу-
Металлические кресты 215
византийского общества такого рода события станови-
лись важным средством христианизации варваров, по-
скольку случавшиеся при этом чудеса способствовали
их обращению. Возможно, первыми крестами «новых
христиан» стали именно такие храмовые «сувениры»,
какие нам известны благодаря раскопкам в Семидворье.
Привнесённый таким образом в восточно-европейскую
культуру этот тип крестов мог повлиять на изготовление
их имитаций в местных условиях. Тот факт, что подоб-
ные кресты оказались не только перенесены из храмово-
го контекста в повседневную жизнь, но и стали частью
погребального ритуала, как нельзя лучше соответствует
начальным стадиям христианизации, когда основное
внимание новообращенных было сосредоточено на про-
блеме загробной жизни и посмертного воздаяния.
Подобную картину можно наблюдать и в Южной
Италии эпохи лангобардов. Здесь, в частности, при рас-
копках базилики Сан-Джовани в Пратола-Серра (Кам-
пания) было выявлено 123 погребения конца VI–VII
вв. с многочисленными ручными крестами из золота и
серебра, которые происходили как из могил лангобард-
ской знати, так и местного духовенства (Peduto 1992:
46-48, tav. 75: 17-24, 26; Pastore 1992: 356-358; Gio-
stra 2010: 130, fig. 18). Не останавливаясь на подробной
характеристике крестов из золотой и серебряной фоль-
ги в погребальной культуре лангобардов этого времени,
которым посвящены многочисленные публикации (см.
напр.: D’Angela 2000: 129-135; Giostra 2010: 129-140), от-
метим, что в погребениях базилики Сан-Джовани мы
вновь сталкиваемся с трансформацией индивидуаль-
ных процессионных крестов в христианской культуре.
Как и в случае с рассмотренными выше железными и
бронзовыми индивидуальными процессионными кре-
стами средневизантийской эпохи, ставшими, согласно
выдвинутой гипотезе, храмовыми вотивами, найденные
в могилах кресты вновь оказались вне контекста свое-
го первоначального назначения. Здесь возможно уви-
деть, как и в случае с крестами из листового серебра,
сопровождающими древнерусские и скандинавские по-
гребения, специфический интерес христианизируемого
общества к личной эсхатологии. Впрочем, нам трудно
сказать, какие в данном случае религиозные идеи стоя-
ли за помещением крестов в лангобардские погребения.
Представляется, что здесь возможны определённые ас-
социации с загробной процессией в Царствие Божие,
где ручные кресты играли свою роль. Не исключено,
что этот обряд каким-то образом был связан со станов-
лением традиции «croix d’absolution», т.е. помещением
крестов в погребения знати и духовенства Западной Ев-
ропы XI–XV вв. как залога их спасения в вечной жизни
(Cochet 1857: 304; Salin 1959: 372-375).
Итак, с учетом всего вышесказанного, на фоне осо-
бенностей христианской культуры средневизантийско-
го периода, стоит рассматривать найденные в храме у
с. Семидворье кресты различных групп именно как во-
тивные приношения в церковь, сделанные представите-
лями местной общины. Остается понять, каковы были
социальные и религиозные причины того, что кресты
самых разнообразных типов от предметов обществен-
ного богослужения – процессионных крестов до инди-
видуальных подвесок – предметов личного благочестия
в массовом количестве оказались приносимыми в хра-
мы средневизантийской эпохи?
Некоторое время назад исследователи обратили
внимание на крестообразные углубления в стенах и
колоннах важных византийских храмов, прежде всего
в таких как Святая София в Константинополе (Teteriat-
nikova 1998; 2003). В ряде случаев, по своим характер-
ным формам, эти углубления полностью соответствова-
ли морфологии крестов-реликвариев X–XI вв. (Pitarakis
2006: 30; Дончева-Петкова 2011: 36). В качестве основ-
ной гипотезы было предложено, что подобное раз-
мещение энколпионов в храмах средневизантийской
эпохи было частью сознательно организованной про-
граммы почитания реликвий, рассчитанной на палом-
Рис. 5.14. Использование металлических вотивных крестов
в колоннах и мраморных декоративных элементах базилики
Саламина, Кипр, VI–VII вв. (по: Roux 1998: fig. 105, 171).
Fig. 5.14. Cross-shaped cavities for ex-voto crosses (6th-7th
centuries) in columns and marble slab of the basilica of Salamis,
Cyprus.
Древности Семидворья I216
Рис. 5.15. Использование металлических вотивных крестов в византийской и болгарской
церковной культуре, VI–X вв.
1 – углубления для вотивных крестов на слепке с мраморной плиты часовни Синайских
отцов в базилике монастыря св. Екатерины, Синай (по: Ševčenko 1966: № 6); 2 –
углубления для вотивных крестов на баптистерии из Динек-Сераи, Малая Азия, Турция
(по: Calder, Cormack 1962: tab. 5); 3 – углубления для вотивных крестов на баптистерии из
Оренчик, Анкара, Турция (рисунок И. Ожуг по: Niewöhner 2007: fig. 129: 1); 4 – углубления
для крестов-реликвариев на погребальной плите старшего брата царя Болгарии Самуила,
селение Агиос Германос, 993 г. (Национален исторический музей: № 184).
Fig. 5.15. Cross-shaped cavities for ex-voto crosses (6th-10th centuries) in Byzantine and Bulgarian
church culture
1 – marble slab in the southern chapel of the basilica in the monastery of Saint Catherine at
Mount Sinai sheltering the relics of Holy Fathers of Sinai; 2 – baptismal font, Dinek Serai/Alisa,
southern central Turkey; 3 – baptismal font, Örencik, Kızılcahamam, Ankara Province, Turkey; 4
– gravestone slab plate with an inscription commemorating the parents and oldest brother of Tsar
Samuel of Bulgaria (993 AD), village German on Lake Prespa, now in Sofia, Bulgaria.
ников. Такая интерпретация
включения персональных
крестов-реликвариев в хра-
мовый интерьер не кажется
мне убедительной (подроб-
нее см.: Musin 2012b).
Прежде всего, традиция
вкладных крестов, вырезан-
ных из листового металла и
в силу этого лишенных мо-
щей, была хорошо известна
и в эпоху поздней Антично-
сти, а именно в VI–VII вв.
Следовательно, по крайней
мере, в то время эти вклад-
ные кресты не были связаны
с организованным почитани-
ем реликвий. Эта традиция
носила персонализирован-
ный вотивный характер. По-
добные кресты, как и углу-
бления для них, известны,
например, в Питиунте, Абха-
зия (Хрушкова 2002: 111-112,
рис. 23), в Херсонесе (Меч и
златник… 2012: 175, № 424),
в базилике Саламина, Кипр
(Roux 1998: 165, fig. 105, 171)
(рис. 5.14). К середине VII в.
относятся углубления для
крестов на мраморной доске,
закрывающей мощи святых
Синайских отцов в южной
часовне базилики монасты-
ря св. Екатерины на Синае
(Ševčenko 1966: 258, 263, №
6; Forsyth, Weitzmann 1973:
pl. CII) (рис. 5.15: 1), и, что
дополнительно подтвержда-
ет индивидуальный характер
таких вкладов, на серии ран-
них купелей для баптистери-
ев, в частности в Константи-
нополе и его окрестностях
(Khatchatrian 1962: 26, 78, №
209; Ristow 1998: 247, № 670;
Tezcan 1989: 112-114, fig.
128), в Динек-Сераи и Орен-
чик (Малая Азия, Турция)
(Calder, Cormack 1962: 25, №
133, tab. 5; Niewöhner 2007:
264, № 337, Abb. 129, Taf. 38)
(рис. 5.15: 2, 3). Крестообраз-
ные выемки для вотивных
крестов в мраморном блоке
зафиксированы и при рас-
копках храма в византийском
Металлические кресты 217
Эносе, провинция Эдирне, Турция (Erzen 1985: 606-607,
617, res. 20).
При обращении к храмам средневизантийской эпо-
хи, где встречены крестообразные выемки для крестов-
реликвариев и иногда, как это можно отметить в случае
со стелой из Херсонеса – для крестов процессионных
(Латышев 1896: 20-21, № 10), становится очевидно, что
подобные вложения были характерны отнюдь не только
для храмов, являвшихся важными паломническими цен-
трами. Подобные находки встречаются в самых рядовых
церквах. Так, створка креста-энколпиона была найдена
в углублении в форме креста в одном из мраморных
блоков, обнаруженном среди руин в Сардах (Greenewelt
2003: 150, 155, fig. 5). Крестообразные углубления за-
фиксированы на мраморной плите алтарной преграды
неизвестного происхождения, хранящейся в одном из
музеев Западной Анатолии (Турция) (Niewöhner 2008:
291, 319, 320, Abb. 20: d, № 16) и на алтарной преграде
одного из пещерных храмов в Чанлы-Килисе, Акхисар,
Турция (Ousterhout 2005: 163-164), на могильной плите
993 г. из деревни св. Герман на оз. Преспа (Национален
исторический музей…: 102, № 184) (рис. 5.15: 4). Нами
дополнительно выявлены углубления для энколпионов
в колоннах темплона базилики Матери Божией в Эфесе,
на колоннах средневизантийского храма Килисе Джами
в Стамбуле и в других местах (подробнее о географии
этой традиции и новооткрытых крестообразных углу-
блениях см.: Musin 2012b). При раскопках серии после-
довательно существовавших храмов VIII–XII вв. в Гур-
зуфском Седле в Крыму были найдены два энколпиона
(Новиченкова 2005: 17), очевидно, тоже принесённые в
качестве вотивов – провинциально-византийский с гра-
вированными изображениями молящихся святых X–XI
вв. (см. об этой категории предметов личного благоче-
стия: Корзухина, Пескова 2003; Pitarakis 2006; Дончева-
Петкова 2011; Пескова, Строкова 2012) и древнерусский
с рельефным изображением Распятия XII в., аналогич-
ный найденному в погребении на городище Пампук-Кая
(см.: Якобсон 1964). Не исключено, что найденные в
монастырском комплексе X–XVI вв. в бухте Панаир
на юго-восточном склоне г. Аю-Даг древнерусские эн-
колпионы XI–XIII вв. (Адаксина 2002: 9, 66, рис. 39,
40; Корзухина, Пескова 2003: 101-110, 193-209), как и
прочие кресты-реликварии, происходящие из раскопок
византийских храмов и не связанные напрямую с кон-
кретными погребениями, также были принёсенными в
церковь вотивами.
Таким образом, речь не должна идти о сознательном
использовании крестов-реликвариев для формирования
храмовой программы почитания реликвий. Их проник-
новение в церковное пространство носило спонтанный
характер, будучи связано с персональными приношени-
ями вотивного характера. Археологические исследова-
ния показывают, что основными местами приношения
вотивных крестов были главные входы в храм и алтарь,
что прослеживается не только в церкви в урочище Еди-
Евлер, но и в других исследованных храмовых зданиях,
например, в «двойной церкви» в Богазкой, в церкви на
городище Гиляч, в часовне на «Первом окне» на горо-
дище Ильич, в церкви № 1 городища Верхний Джулат.
Что же касается зафиксированного в храме у с. Семид-
ворье явления, связанного с нахождением двух крестов
в кладке, закрывшей в третьем строительном периоде
дверной проём между северным и южным храмовыми
компартиментами (рис. 5.4: 237, 238), то здесь возмож-
но предположить две основные объясняющие версии.
Такое «замуровывание» крестов в кладке церковной
стены напоминает известный в средневековой практике
и в церковной этнографии способ «утилизации сакраль-
ного», когда вышедшие из употребления священные
предметы, не подлежащие иному употреблению или
уничтожению (иконы, богослужебные сосуды и т.д.),
скрывались в специально созданных в храмах нишах,
которые закладывались навеки. Впрочем, появление
этих крестов именно на пороге переставшего исполь-
зоваться дверного проёма могло быть связано с испол-
нением ими охранительной функции. В данном случае
кресты магически предохраняли некогда использовав-
шийся вход в храм (о подобных «охранительных меро-
приятиях» в отношении входов и дверей в помещения,
свойственных позднеантичной и византийской культу-
рам, см.: Vikan, Nesbitt 1980; Maguir et al. 1989; Maguir
1994; 1995; Byzantine magic 1995).
Выше мы уже показали возможность использования
в качестве вотивных приношений средневизантийской
эпохи совершенно различных типов крестов: процесси-
онных, нательных, крестов-реликвариев. Для понимания
становления этого нового феномена приношения вотив-
ных крестов и его хронологии принципиально важно,
что последняя группа крестов появляется именно в это
время, т.е. не ранее конца IX в. (Пескова, Строкова 2012:
11, 39, 42, 43, 57). На это же время приходится как мас-
совое распространение персональных процессионных
крестов, так и их попадание в храмовые комплексы.
Такое «взрывообразное» появление предметов лич-
ного благочестия в средневизантийскую эпоху, исполь-
зуемых как в быту, так и в общественном богослужении,
стоит связать с новым идейным состоянием византий-
ского общества. Именно этот период традиционно рас-
сматривается исследователями как время возрастания
индивидуализма и социальной атомизации, повыше-
ния самооценки членов византийского социума и как
следствие – роли личности в социально-политической
и религиозной жизни (Kazhdan, Epstein 1985: 86-87, 97,
233; Podskalsky 1992; Cotsonis 2009). Следствием это-
го и было появление новых форм культа, связанного с
крестами-реликвариями и индивидуальными процес-
сионными крестами, которые естественным образом
опирались на предшествующие традиции поздней Ан-
тичности. Именно эти новые формы культа нашли отра-
жение в массовом археологическом материале. Очевид-
но, что такое самосвидетельство «нового Православия»
было связано с преодолением иконоборческого кризиса
в Византии, с той ролью, которую отдельные граждане,
Древности Семидворья I218
сохранившие традиции иконопочитания, сыграли в про-
тивостоянии полисных обычаев и имперской тирании.
Такое возрастание роли личности в церковной жизни,
символом которого и были индивидуальные кресты, мог-
ло вызывать озабоченность иерархии. Необходимо было
найти новые средства гармонизации общецерковных по-
требностей и проявления персональной религиозности.
Представляется, что выход был найден во включении
предметов личного благочестия в контекст храмового
богослужения в виде вотивных приношений, прежде
всего в монастырских общинах, связанных со столицей
Империи. В 34-й главе Устава константинопольского
монастыря Богородицы Кехаритомене, основанного им-
ператрицей Ириной Дукеней в начале XII в. (1104-1118),
предписывалось: «В каждую субботу должны быть при-
носимы малые кресты за усопших и родных наших, за
четверых один; они должны быть записаны в диптихах
– быть поминаемы по уставу; равным образом и живые,
записанные в диптихи. Каждое воскресение должны
быть приносимы другие кресты за живых, в том же ко-
личестве, что и за умерших» (Gautier 1985: 84-85; Jordan
2000: 688; ср. не совсем точный перевод в: Казанский
1878: 11). Именно включением индивидуальных крестов
в процесс общецерковной молитвы за живых и усопших
и должно объясняться то значительное количество их ар-
хеологически известных экземпляров из руин византий-
ских храмов, которое недавно пополнилось находками из
церкви у с. Семидворье.
Таким образом, находки вотивных крестов в се-
мидворском храме целиком и полностью вписываются
в культурный контекст средневизантийского периода.
Они расширяют наши представления о динамике и хро-
нологии распространения явлений столичной культуры
в провинции. Обрядовые новшества мгновенно распро-
страняются из центра на периферию. Возможно предпо-
ложить, что носителем этих литургических инноваций
выступало византийское монашество, которое тради-
ционно рассматривалось обществом как пример веры и
благочестия. Моментальность распространения в Север-
ном Причерноморье новых обрядов и ритуалов в IX–X
вв. из Константинополя и Малой Азии подтверждают и
другие особенности семидворского храма, связанные с
отправлением в нем богослужения. Речь об этом пойдет
в соответствующем разделе монографии.
В заключение стоит отметить, что традиция вотив-
ных крестов, как и вотивных металлических привесок
вообще, характерная для Средиземноморского региона,
не прижилась в Восточной Европе. Даже в эпоху хри-
стианизации и становления церковных структур X–XI
вв. мы не наблюдаем массового бытования в Древней
Руси вотивных приношений в форме крестов или иных
вырезанных из листового металла фигур. Она приходит
в Россию и Украину в XVII–XVIII вв. вместе с запад-
ноевропейским влиянием и получает широкое распро-
странение в XIX в. среди различных групп населения,
будучи представленной самыми разнообразными фи-
гурами (кресты, иконы, части тела [глаза, руки, ноги],
домашние животные, что должно было выражать бла-
годарность за исцеление или выздоровление). Эти во-
тивные предметы выполнялись в самой разнообразной
технике: ручное тиснение по фольге, чеканка, металло-
пластика, гравировка, литье, штамповка (Постникова-
Лосева, Платонова, Ульянова 1983: 42; Игошев 2001:
255-275). Рискнем все же предположить, что в древне-
русскую эпоху функцию вотивных крестов выполняли
многочисленные граффити, в том числе и в виде про-
царапанных крестов различных форм, зафиксирован-
ные на стенах древнерусских храмов (Высоцкий 1976,
Медынцева 1978), но известные и в византийских церк-
вах как в столице, так и в провинции (напр. Акташ в
Центральной Анатолии, см: Pekak 1999: 517, res. 4).
Однако в Крыму, где античный континуитет поддержи-
вался естественным образом, эта традиция сохранилась
и в позднем средневековье, как показывают исследова-
ния монастырского комплекса X–XVI вв. на г. Аю-Даг
(Адаксина 2002: 111, рис. 140). Именно здесь были най-
дены две подвески из серебряной фольги в виде челове-
ческих очей, принесенные кем-то из местных жителей к
местной святыне – иконе или мощам – вероятно, в знак
благодарности за исцеление от глазной болезни.
|