О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века

Збережено в:

Бібліографічні деталі
Дата:	2007
Автор:	Иоаннисян, О.
Формат:	Стаття
Мова:	Russian
Опубліковано:	Інститут історії України НАН України 2007
Назва видання:	Ruthenica
Онлайн доступ:	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/190547
Теги:	Додати тег Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
Назва журналу:	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Цитувати:	О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века / О. Иоаннисян // Ruthenica. — 2007. — Т. 6. — С. 134-188. — Бібліогр.: 217 назв. — рос.

Репозитарії

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine

id	irk-123456789-190547
record_format	dspace
spelling	irk-123456789-1905472023-06-13T18:49:56Z О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века Иоаннисян, О. 2007 Article О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века / О. Иоаннисян // Ruthenica. — 2007. — Т. 6. — С. 134-188. — Бібліогр.: 217 назв. — рос. 1995-0276 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/190547 ru Ruthenica Інститут історії України НАН України
institution	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection	DSpace DC
language	Russian
format	Article
author	Иоаннисян, О.
spellingShingle	Иоаннисян, О. О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века Ruthenica
author_facet	Иоаннисян, О.
author_sort	Иоаннисян, О.
title	О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века
title_short	О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века
title_full	О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века
title_fullStr	О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века
title_full_unstemmed	О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века
title_sort	о происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества xii века
publisher	Інститут історії України НАН України
publishDate	2007
url	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/190547
citation_txt	О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века / О. Иоаннисян // Ruthenica. — 2007. — Т. 6. — С. 134-188. — Бібліогр.: 217 назв. — рос.
series	Ruthenica
work_keys_str_mv	AT ioannisâno oproishoždeniidatirovkahihronologiičernigovskogozodčestvaxiiveka
first_indexed	2025-07-16T13:29:29Z
last_indexed	2025-07-16T13:29:29Z
_version_	1837810392811700224
fulltext	1 Коваленко В.П., Раппопорт П.А. Памятники древнерусской архитектуры в Чернигово- Северской земле. Зограф. 18. Београд, 1987. С. 7-8; Коваленко В.П., Раппопорт П.А. Неизвестный памятник зодчества на Руси. ВВ. Т. 51. М., 1990. С. 201-204; Коваленко В.П., Раппопорт П.А. Храм-усыпальница в Чернигове. Древнерусское искусство. Проблемы. Атрибуции. М., 1993. С. 36-53. 2 Коваленко В.П., Раппопорт П.А. Новый памятник византийского зодчества на Чер- ниговском детинце. Южная Русь и Византия. К., 1991. С. 148. Одним из первых древнерусских центров, нарушивших монополию Киева в области монументального строительства, продержавшуюся почти на всем протяжении XI века, стал Чернигов. После создания там в начале этого столетия Спасо-Преображенского собора мастера вновь были возвращены в Киев, и строительство в Чернигове не велось вплоть до 80-х годов это- го столетия, когда княживший там Владимир Мономах предпринял по- пытку возобновить строительную деятельность в одном из крупнейших и старейших центров Древней Руси. В это время здесь возводится небольшой четырехстолпный храм, не имеющий себе аналогий во всем древнерусском зодчестве домонгольской эпохи. Памятник этот, до недавнего времени еще совсем неизвестный, был открыт и изучен под руководством П.А. Рап- попорта и В.П. Коваленко в 1985-1986 гг. (рис. 1-2)1. В общей схеме плана этого здания, на первый взгляд, нет ничего необычного. Он представляет собой четырехстолпную постройку с тремя апсидами, типичную для храмов типа вписанного креста. Но уже форма ее столбов необычна для хра- мов такого типа. Учитывая, что руины древ- него здания сохранились довольно хорошо (на некоторых ее участках древние стены сохранились на высоту 0,8-1,00 м)2 их форма достаточно четко прочитывается. Они имеют не крещатую, а вытянутую по продольной оси Т-образную форму с вы- Олег Иоаннисян 1. Чернигов. храм-усыпальница. План (по П.А. Раппопорту и В.П. Коваленко) О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века © Олег Иоаннисян, 2007 135О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века ступами, обращенными внутрь квадрата. Показательно, что на внутренней поверхности боковых (северной и южной) стен на участках, обращенных к столбам, внутренние пилястры отсутствуют. Это свидетельствует о том, что со столбов на боковые стены не были перекинуты обычные в таких случаях подпружные арки, а существовала какая-то другая система перекрытия. В то же время, между собой, уже на этом уровне, столбы соединялись арками, пяты которых кое-где сохранились. Такие же арки были переброшены и на западную стену от западных граней западной пары столбов, и на самой стене напротив столбов были устроены пилястры для опирания пяти этих арок. Необычным является и то, что уровень пола находился зна- чительно ниже дневной поверх- ности, существовавшей в момент строительства церкви. Сохрани- лись не только подлинные участ- ки этого пола, расположенные на 1,4–1,5 м ниже древней дневной поверхности3, но и остатки лестн- ицы, ведшей вниз - внутрь храма4. Учитывая ширину пролета между столбами и глубину настила пола, можно определить, что зенит арок находился на высоте 2 м над полом. Естественно, что вся высота храма такой быть не могла: если учесть и то обстоятельство, что в ходе исследований на высоте всего лишь 1,4–1,6 м от уровня пола были обнаружены и гнезда деревянных связей, проходивших в уровне пят арок от стен к столбам и перегораживавшим все пространство интерьера, по такому помещению можно было ходить лишь согнувшись. Если все это принять во внимание, то можно понять, что такое соору- жение не могло существовать как самостоятельный храм и должно было пред- ставлять собой двухъярусное здание, нижний ярус которого и был прослежен при раскопках5. Подтверждением этого является небольшая прямоугольная стенка, проходящая снаружи с южной стороны здания против того места, где должен был бы располагаться его южный портал6. Нет никакого сомнения в том, что это основание крыльца, которое должно было выводить на уровень второго яруса прямо ко входу в основное помещение храма7. 3 Там же. 4 Там же. С. 150. 5 Коваленко В.П., Раппопорт П.А. Неизвестный памятник зодчества на Руси. С. 201; Коваленко В.П., Раппопорт П.А. Новый памятник византийского зодчества на Черниговском детинце. С. 150; Коваленко В.П., Раппопорт П.А. Храм-усыпальница в Чернигове. С. 40. 6 Коваленко В. П, Раппопорт П.А. Храм-усыпальница в Чернигове. С. 41. 7 Там же. 2. Чернигов. храм-усыпальница. Кладка стен (по П.А. Раппопорту и В.П. Коваленко) 136 Олег Иоаннисян Все это указывает на то, что собственно храмом должно было служить несохранившееся помещение второго яруса. Назначение первого яруса также не вызывает никаких сомнений – в толще боковых стен были прослежены аркосольные ниши, предназначенные для размещения в них погребений в саркофагах, кроме этого были найдены еще два плинфяных саркофага и осколки шиферных плит, которые, судя по всему, служили саркофажными крышками8. Таким образом, подклетный ярус церкви, вне всякого сомнения, служил усыпальницей. Храмы с подклетами для домоногльской Руси явление совершенно уникальное. Известен только один более или менее аналогичный пример, относящийся, правда, уже к XIII в. – церковь Входа в Иерусалим, входившая в единый комплекс со Спасо-Преображенским собором в Ярославле9. Там тоже было устроено пространство, находившееся под полом храма и служившее для размещения в нем некрополя. Однако в ярославском храме мы сталкиваемся не с подклетом в полном смысле слова, а всего лишь с подполом, в то время как в Чернигове мы имеем дело с настоящим под- клетным пространством, которое, судя по всему, было выражено и на фа- садах здания. Если на Руси такие памятники, предшествующие черниговскому храму- усыпальнице, и, возможно, служившие его прототипом, не известны, то примеры такого рода мы можем найти в архитектуре восточно-христианского мира X-XI веков – это гробничные церкви Болгарии10, и, что самое важное для нас, в самом Константинополе – это Мирелейон (Будрум-Джами) – гробничная церковь императора Романа Лакапина (X в.)11, двухэтажная 8 Коваленко В.П., Раппопорт П.А. Неизвестный памятник зодчества на Руси. С. 201; Коваленко В.П., Раппопорт П.А. Новый памятник византийского зодчества на Чер- ниговском детинце. С. 150. 9 Иоаннисян О.М. Комплекс древнейших построек Спасского монастыря в Ярославле. Древнерусское искусство. Русь. Византия. Балканы. XIII век. СПб., 1997. С. 222- 223. 10 Грабар А. Болгарские церкви-гробницы. Известия на Българския археологически институтъ. Т. 1. Св. 2. София, 1924. С. 103-105; Брунов Н. К вопросу о болгарских двухэтажных церквах-гробницах. Известия на Българския археологически ин- ститутъ. Т. 4. София, 1927. С. 135-138. 11 W. Müller-Wiener, Bildlexicon zur Topographie Istanbuls: Byzantion - Konstantinopolis - Istanbul bis zum Beginn des 17. Jahrhunderts (Tübingen, 1977), 103-107; C. L. Striker, The Myrelaion (Bodrum Camii) in Istambul (Princeton, New Jersey, 1986). Правда, недавно было высказано предположение, что первоначально нижний ярус этого храма служил просто субструкцией, а в качестве усыпальницы стал использоваться позднее – в XIII-XIV вв. (См.: C.L. Striker, The Myrelaion (Bodrum Camii) in Istambul, 6). Этому предположению противоречит то обстоятельство, что интерьер нижнего яруса Мирелейона, неcмотря на свою строгость, представляет собой репрезентативно решенное помещение, арки которого опираются на изящные колонны с изысканными 137О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века резными капителями. Вряд ли такое решение понадобилось бы в том случае, если бы подклет храма служил просто конструктивной субструкцией. 12 T.F. Mathews, The Byzantine Churches of Istanbul (Pensylvania, 1976), 36; W. Müller- Wiener, Bildlexicon zur Topographie Istanbuls, 108. 13 N. Brunov, “Die Odalar-Djami von Konstantinopel,” Byzantinische Zeitschrift, bd. XXVI (Leipzig, 1926), 352-355; W. Müller-Wiener, Bildlexicon zur Topographie Istanbuls, 188- 189. 3. Константинополь. Церковь Мирелейон (Будрум-Джами). Общий вид 4. Константинополь. Церковь Мирелейон (Будрум-Джами). План 5. Константинополь. Церковь Мирелейон (Будрум-Джами). Разрез гробничная церковь Богдан-Сарай12 и церковь Одалар-Джами, построенная в XI или начале XII в.13 По всей видимости, именно констан- тинопольская церковь Мирелейон (рис. 3-5) послужила непосредственным образ- цом для черниговского храма-усыпаль- ницы. Об этом говорит многое – и тот, и другой храм принадлежат типу впи- санного креста, и в том, и в другом в ниж- нем ярусе применена одинаковая система конструкции перекрытия, основанная на системе арок, перекинутых между столба- ми и от столбов к стенам, и, наконец, одина- ковая система кладки – opus mixtum со скрытым рядом. Правда, есть и различия: Мирелейон представляет собой сложный вариант хра- 138 Олег Иоаннисян ма типа вписанного креста с развитым предалтарным пространством (ви- мой), а у черниговского храма вима отсутствует; у Мирелейона есть нар- текс, а в черниговской усыпальнице его нет; высота нижнего яруса кон- стантинопольской церкви значительно больше, чем черниговской, а его интерьер решен более парадно; в Константинополе арки нижнего яруса опираются на четыре круглые колонны, завершенные резными капителями, а в Чернигове – на мощные столбы. Однако буквального совпадения этих двух памятников ожидать и не следует. Между временем возведения одного и другого существует значительная хронологическая дистанция – церковь Мирелейон построена более чем на 100 лет раньше черниговского храма, и, естественно, что последний возводили уже иные мастера, однако сама идея создания подобного храма повторена в Чернигове почти буквально. За непосредственный образец черниговского храма могла быть взята и церковь Одалар-Джами, также чрезвычайно близкая по характеру своего плана и строительной технике. Однако, датировка ее неясна, и не исключено, что она могла быть построена уже в XII в., то есть после храма-усыпальницы в Чернигове. Несомненно одно – мастера, строившие черниговский храм были хорошо знакомы с церковью Мирелейон и именно ее (а, возможно, и Одалар- Джами) взяли за прототип черниговской усыпальницы. Таким образом, строители храма-усыпальницы на черниговском детинце должны были либо бывать в Константинополе, либо же быть происходящими оттуда мастера- ми. Техника кладки, в которой возведен черниговский храм, не противоре- чит этому. Как мы уже видели, она представляет собой классическую для Константинополя систему opus mixtum со скрытым рядом. Однако к концу XI в. такая техника кладки уже прочно укоренилась и в Киеве, что может дать повод предположить и киевское происхождение черниговских мастеров Владимира Мономаха (по крайней мере, бригады каменщиков). Но, это предположение все же следует отвергнуть – несмотря на совпадение самой системы кладки с киевской, в черниговском храме-усыпальнице мы сталкиваемся с совершенно другим типом плинфы, ни по формату, ни по способу формовки, не находящим себе аналогий в киевских памятниках14. Особо следует отметить в этом памятнике впервые примененную на Руси систему знаков на торцовых сторонах плинфы15. Других артелей, кроме киевской, в то время, когда Владимир Моно- мах начал строительство храма-усыпальницы в Чернигове, на Руси не было, поэтому появление новой артели в Чернигове, работающей в кон- стантинопольской технике и использующей в качестве прототипа констан- 14 Коваленко В.П., Раппопорт П.А. Новый памятник византийского зодчества на Черниговском детинце. С. 143-147, 153. 15 Там же. 139О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века тинопольский же образец храма, следует объяснять новым приходом на Русь столичных византийских мастеров16. Будучи в 80-х гг. XI в. князем черни- говским, Мономах вряд ли мог получить в свое распоряжение киевскую артель. В то же время, обратиться за такой артелью в Константинополь ему было гораздо проще, так он был сыном византийской принцессы17 и приходился родным внуком императору Константину Мономаху. В связи с этим В.П. Коваленко и П.А. Раппопорт даже рискнули высказать интересное предположение: Если бы выяснилось, что константинопольская Одалар-Джами была родовой церковью императора Константина Мономаха – деда князя Владимира Мономаха, было бы понятно, почему в Чернигове возвели храм столь редкого для Византии типа18. Несмотря на большую близость церкви Одалар-Джами храму-усы- пальнице в Чернигове, мы не можем поставить их в прямую зависимость друг от друга, поскольку дата возведения Одалар-Джами неизвестна, и она могла быть возведена уже после черниговской церкви. Считать же церковь Одалар-Джами родовым храмом императора Константина Мономаха у нас нет никаких оснований, так как какие-либо исторические источники на этот счет отсутствуют. Независимо от того, какая из двух церквей – Мирелейон или Одалар- Джами – послужила непосредственным прототипом черниговского храма- усыпальницы, для нас важно другое – в этом памятнике мы сталкиваемся с непосредственным воздействием на древнерусское зодчество византийской архитектуры, что, кстати, было специально оговорено его первыми иссле- дователями19. Отметим в связи с этим и еще одно обстоятельство, которое в дальнейшем может иметь для нас существенное значение – это то, что среди возможных прототипов черниговской гробничной церкви оказывается церковь Мирелейон. Однако после ухода из Чернигова артели, построившей храм-усыпаль- ницу, строительная деятельность там не прекращается. Примерно в эти же годы в ближайшей близости от него возводится еще одна гражданская постройка, остатки которой были обнаружены в 1950-1951 гг. В.А. Богу- 16 Раппопорт П.А. О деятельности византийских зодчих на Руси в XI в. Памятники средневековой культуры. Открытия и версии. СПб., 1994. С. 201. 17 N. de. Baumgarten, “Généalogies et mariages occidentaux des rurikides russes du Xe au XIIIe siécle,” Orientalia Christiana, vol. IX-1 (Roma, 1928), 7, 22. 18 Коваленко В.П., Раппопорт П.А. Неизвестный памятник зодчества на Руси. С. 204. 19 Коваленко В.П., Раппопорт П.А. Новый памятник византийского зодчества на Черни- говском детинце. С. 153; Коваленко В.П., Раппопорт П.А. Храм-усыпальница в Чер- нигове. С. 45. 140 Олег Иоаннисян севичем и Н.В. Холостенко между Спасским и Борисоглебским соборами20. Авторы раскопок отождествили его с теремом «Красного» княжеского дворца, упоминаемого в Поучении Владимира Мономаха21. Это здание было возведено из плинфы, которая полностью аналогична плинфе двухкамерного терема22, и, следовательно, вряд ли отстоит далеко по времени своего воз- ведения от постройки под Борисоглебским собором. В то же время, зда- ние это имеет и весьма существенные отличия от всех других построек, возведенных где-либо на Руси в XI в. Самым существенным отличием этого памятника является техника кладки, в которой он был возведен – здесь впервые на Руси мы сталкиваемся не с кладкой opus mixtum со скрытым рядом, а с порядовой кладкой, при которой все ряды плинфы были положены заподлицо с фасадной и интерьерной стороной кладки, не образуя западающих (скрытых) рядов (рис. 6). При этом регулярная кладка была применена только во внешних – наружном и внутреннем – ря- дах стены, внутренняя же ее часть заполнена битыми и це- лыми плинфами, а также кам- нями23. Правда, толщина шва цемяночного раствора в этом памятнике еще достаточно велика и почти равна толщи- не самой плинфы. Система равнослойной порядовой кладки абсолютно не характерна ни для киевского зодчества XI в., ни для константинопольского строительства. По своей конструктивной сути она близка типично романской технике полубутовой кладки, так называемой кладки «в ящик», при которой внешние поверхности стены образуются рядами гладко обтесанных и пригнанных друг к другу квадров камня, а пространство между ними за- полняется забутовкой из мелких камней и отесков. О. Шуази определял та- кую систему кладки как бутовую кладку с каменной облицовкой, отмечая при этом большую роль раствора, который при такой технике играет роль 20 Богусевич В.А., Холостенко Н.В. Черниговские каменные дворцы XI-XII вв. КСИА АНУ. 1952. Вып. 1. С. 32-43; Холостенко Н.В. Черниговские каменные княжеские каменные терема XI в. Архитектурное наследство. Вып. 15. М., 1963. С. 7-17. 21 Богусевич В.А., Холостенко Н.В. Черниговские каменные дворцы XI-XII вв. С. 32. 22 Ср. данные по параметрам плинфы черниговских памятников, приводимые Н.В. Хо- лостенко (Холостенко Н.В. Архитектурно-археологическое исследование Успен- ского собора Елецкого монастыря в Чернигове. Памятники культуры. Исследования и реставрация. Вып. 3. М., 1961. С. 64). 23 Богусевич В.А., Холостенко Н.В. Черниговские каменные дворцы XI-XII вв. С. 35. 6. Чернигов. Терем между Спасским и Борисоглебском собрами. Кладка (по В.А. Богусевичу и Н.В. холостенко) 141О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века уже не только связующего, но и пластического материала, служащего для равномерного распределения давления в кладке24. По сути дела, во дворце, остатки которого обнаружены между Борисоглебским и Спасским соборами, мы впервые сталкиваемся с порядовой кладкой из плинфы, которая с этого времени станет основным типом кладки во всем древнерусском зодчестве домонгольской эпохи, однако вопрос о ее появлении в Чернигове требует специального рассмотрения, к чему мы и вернемся ниже, отметив прежде еще несколько особенностей этой постройки. Интересной особенностью ее плана является форма угловых лопаток, которые сходятся таким образом, что, образуют «как бы продолжение стен»25. Впоследствии, в XII в., такое решение угловых пилястр станет до- вольно характерным для целого ряда школ древнерусского зодчества, однако в постройке, отождествляемой с теремом черниговского «Красного двора», мы сталкиваемся с этим композиционным приемом впервые. Ни в киевской архитектуре XI в., ни в архитектуре Константинополя или византийской провинции такое размещение угловых пилястр не применялось – в памятниках этого круга угловые лопатки, как правило, не сходятся между собой, а расположены таким образом, что между ними образуются закрестия. Еще одной важной особенностью этого здания было наличие в системе убранства его фасадов аркатурного пояса. Свидетельством этого являются находки лекальных кирпичей, предназначенных для выкладки небольших арок, выходящих на фасад здания, и кирпичный же кронштейн консоли, поддерживающей основание одной из арочек, входивших в аркатурный фриз26. С такими кирпичными аркатурными поясами мы еще не раз стол- кнемся в сохранившихся памятниках Чернигова (Успенский собор Елецкого монастыря27, Борисоглебский собор28), где хорошая сохранность этого декоративного элемента дает возможность подробнее рассмотреть вопрос о его конструкции и происхождении. Наличие такого же фриза Ю.С. Асеев и Г.Н. Логвин предполагали и еще в одном памятнике Чернигова, возведенном на рубеже XI и XII веков – Ильинской церкви29. Рассматривая же терем на «Красном дворе» пока лишь отметим, что в этой постройке мы впервые в древнерусском зодчестве сталкиваемся с применением настоящего арка- турного пояса, а не с похожими на него поясами малых арок, как это было, 24 См.: Шуази О. История архитектуры. Т. II. М., 1937. С. 136, 242. 25 Богусевич В.А., Холостенко Н.В. Черниговские каменные дворцы XI-XII вв. С. 35. 26 Там же. С. 39. 27 Раппопорт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. Каталог памятников. Археология СССР. Свод археологических источников. Вып. Е1-47. Л., 1982. С. 45-46. 28 Там же. С. 41-43. 29 Асєєв Ю.С., Логвин Г.Н. Архiтектура Iллiнської церкви в Черніговi. Питання iсторiї архiтектури та будiвельної технiки України. К., 1959. С. 40, 43. 142 Олег Иоаннисян например, в Софии Новгородской и новгородских постройках первой трети XII в.30 Появившись впервые, судя по всему, именно в тереме «Красного двора», эти черты станут не только визитной карточкой черниговского зодчества, но и получат затем широкое распространение в других строительных центрах Руси XII в., но на примере черниговского дворца мы сталкиваемся с первым проявлением этих особенностей в древнерусской архитектуре. Попробуем теперь определить природу происхождения этих новых для древнерусского зодчества особенностей техники строительства, компози- ционного решения и декоративного убранства зданий. Начнем с рассмотрения вопроса о технике кладки стен этого сооружения. Для Киева и для Константинополя единственным существовавшим в это время типом кладки была кладка со скрытым рядом31. Именно она и была применена в постройках, предшествовавших терему «Красного двора» – двухъярусном храме-усыпальнице и двухкамерном тереме, остатки которо- го были обнаружены под Борисоглебским собором, что и дает основания утверждать константинопольское происхождение их создателей. Порядовая равнослойная кладка в это время в Константинополе уже не употреблялась. В провинциях Византии, там, где строительство велось с при- менением плинфы, а не камня – на Балканах, западном побережье Малой Азии и в Греции – чисто плинфяная порядовая кладка вообще никогда не употреблялась. Как правило, несколько рядов такой кладки перемежались двумя-тремя выравнивающими рядами кладки из тесанных квадров камня или, наоборот, несколько рядов кладки из камня выравнивались двумя-тремя рядами плинфы32 . Равнослойная система кладки к концу XI в. для византийской архитекту- ры становится уже анахронизмом – все известные нам возведенные в этой технике постройки были созданы еще в ранневизантийскую эпоху (см., например, такие постройки, как церковь Георгия в Салониках, церкви Сергия и Вакха и Ирины в Константинополе, церковь Успения в Никее, православный баптистерий и церковь Сан-Витале в Равенне) – в последних 30 Иоаннисян О.М. К вопросу об элементах романской архитектуры Софийского собора в Новгороде. Вопросы отечественного и зарубежного искусства. Вып. 6: Искусство Древней Руси и его исследователи. СПб., 2002. С. 101-103. 31 C. Mango, Byzantine Architecture (New York, 1974), 14; Раппопорт П.А. Строительное производство Древней Руси. X-XIII вв. СПб., 1994. С. 75-76; P. Rappoport, Building the Churches of Kievan Russia (Aldershot, Hampshire-Brookfield, Vermont, 1995), 112-115. 32 C. Mango, Byzantine Architecture, 11, 213 (монастырь Осиос Лукас в Фокиде), 244- 247 (церкви св. Стефана, Кумбелидики и Анаргирой в Кастории), 303 (церкви в Месемврии – болгарском Несебре), 304-305 (церковь Богородицы в Асеновграде), 307 (церковь монастыря св. Пантелеймона в Нерези), 310 (церковь св. Климента в Охриде), 314-315 (собор св. Софии там же). 143О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века двух памятниках была использована не плинфа, а кирпич, близкий по своим пропорциям к римскому кирпичу)33. В основном, такая техника доживает в Ви- зантии до VIII-X вв.34 Единственный памятник XI в., где была использована равнослойная кладка – это церковь Панагии Халкеон в Салониках (рис. 7-8)35. К моменту начала строитель- ства «Красного двора» в Чернигове уже поработала бригада константи- нопольских мастеров, возведшая храм-усыпальницу и двухкамерный терем (в 80-х гг. – 90-х гг. XI в.). Терем «Красного двора», судя по тому, что там использована та же плинфа, что и в храме-усыпальни- це, должен был быть построен вско- ре после его завершения или парал- лельно с ними, но, судя по тому, что в Поучении Владимира Мо- номаха он упоминается как уже существующий36, в любом случае до 1094 г., когда его заказчик – Владимир Мономах – оказывается уже не в Чернигове, а на переяслав- льском престоле, то есть в конце 80-х – начале 90-х гг. XI в. Однако если плинфа, исполь- зованная в этом тереме, осталась прежней, то бригада строителей, возводившая его, была уже, безу- словно, другой. Она владела тех- 33 C. Mango, Byzantine architecture, 93, 102-103, 129, 132-137, 155-157, 167. 34 A.M. Schneider, “Byzanz. Vorarbeiten zur Topographie und Archäologie der Stadt,” Istanbuler Forschungen VIII (Berlin, 1936), 13; S. Eyice, “La ruine byzantine dite «Üçayak»,” Cahiers Archéologiques, 18. (Paris, 1968), 146. 35 Кондаков Н.П. Македония. Археологическое путешествие. СПб., 1909. С. 112- 115; C. Mango, Byzantine architecture, 204-205; Γ.Μ. Βελενηζ, Μεσοβυζαντινη ναοδομια στη Θεσσαλονίη (Αθηνα, 2003), 24-29; Иоаннисян О.М. О некоторых особенностях церкви Панагии Халкеон в Салониках. Византия в контексте мировой культуры: Научная конференция, посвященная столетию со дня рождения Алисы Владимировны Банк (1906-1984). СПб., 2006. С. 15 36 Поучение Владимира Мономаха. Памятники литературы Древней Руси. XI – начало XII века. М., 1976. С. 403. 7. Салоники. Церковь Панагии халкеон. Общий вид 8. Салоники. Церковь Панагии халкеон. Фрагмент кладки 144 Олег Иоаннисян никой кладки стены, к этому моменту в Византии (как в столице, так и в провинциях) уже не применявшейся в течение почти целого столетия. Поэтому встает вопрос, а не могла ли такая техника после того, как мастера, возводившие храм-усыпальницу ушли из Чернигова в Константинополь или Переяславль, возникнуть непосредственно в самом Чернигове, либо она должна была попасть туда с новой артелью мастеров из какого-то другого места христианского мира? К сожалению, от терема «Красного двора» до нас дошли лишь жалкие остатки, которые не дают возможности судить о характере его кладки настолько, чтобы положительно ответить на наше первое предположение о возможности сложения такой системы кладки в самом Чернигове. По- этому оставим пока этот вопрос в стороне, чтобы вернуться к нему при рассмотрении следующего по времени черниговскoгo памятника – хорошо сохранившегося Успенского собора Елецкого монастыря. Заметим только, что все же само предположение о возможности возникновения нового типа кладки в фактически первом черниговском памятнике (храм-усыпальницу в таком случае следует рассматривать как его своеобразную предысторию) кажется нам весьма мало вероятным. Любая конструктивная система (а кладка стены является именно такой системой) в эпоху средневековья не могла возникнуть сама по себе без предварительного и длительного развития. Внезапное появление такой системы в том центре, где она до этого не существовала, как это произошло в Чернигове, заставляет нас предполагать, что она была принесена туда какой-то артелью из такого места, где подобная система уже использовалась, причем в непосредственно предшествующее началу строительства в новом центре время, поскольку навык в ее при- менении в условиях эмпиричности средневекового строительства мог быть передан на новое место только непосредственно самими мастерами37. В таком случае попытаемся ответить на вторую часть вопроса и найти место, где такая, или хотя бы подобная ей, система кладки стены могла в это время существовать. Константинополь, как мы уже видели, в данной ситуации, как возможный источник происхождения артели мастеров-строителей рассматриваться не может, поскольку там такая кладка не применялась уже в течение более чем столетия к моменту постройки интересующего нас черниговского памятника, хотя в Чернигове к этому времени, по-видимому, и осталась группа мастеров-плинфотворителей, связанная с работавшей там до этого константинопольской артелью. 37 Раппопорт П.А. Строительные артели древней Руси и их заказчики. СА. 1985. № 4. С. 83-84; Раппопорт П.А. Внешние влияния и их роль в истории древнерусской архитектуры. Византия и Русь. М., 1989. С. 140-141. 145О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века Почти невозможно (за исключением церкви Панагии Халкеон в Са- лониках) найти в это время систему порядовой кирпичной кладки ни в византийской провинции, ни в других восточнохристианских странах Бал- канского региона. Как мы уже видели, система порядовой кладки, при- мененная в Чернигове по своей конструктивной сути близка романской кладке “в ящик”, хотя в романской архитектуре она применялась при кладке стен из камня, а не из кирпича, а тем более из плинфы, которая в западно- европейской архитектуре со времен античной римской архитектуры вообще не использовалась. Кроме того, не следует забывать и о том, что речь идет о памятнике конца XI в., когда в строительной практике западноевропейского средневековья практически безраздельно господствует не кирпич (а тем более плинфа), а камень. Таким образом, из возможных источников происхождения новой черни- говской артели, на первый взгляд, следует исключить и Западную Европу. Однако именно там на протяжении X и XI веков существует район, где наряду с развитой до высочайшего уровня традицией строительства из камня продолжала существовать и сохраняться римская традиция строительства из кирпича. Этим районом является Северная Италия. Во многом, сохранность римской строительной техники здесь была обеспечена существованием на этой территории и византийской Равенны, храмы которой были возведены в равнослойной порядовой технике, причем не из плинфы, а из кирпича, в котором кладка со скрытым рядом просто невозможна. Правда, памят- ники Равенны (православный баптистерий и Сан-Витале) относятся еще к ранневизантийскому времени и датируются V-VI вв., но кирпичная кладка продолжает сохраняться в Северной Италии и в эпоху королевства лан- гобардов (VI-VIII вв.), и после завоевания его франками (IX-X вв.), и в то время, когда она становится одним из владений Оттонов (X-XI вв.). Наряду с Равенной на территории Северной Италии существовал еще один город, который не только теснейшим и самым непосредственным образом был связан с Византией, но и имел на своей территории постройки, возведенные византийскими мастерами – Венеция. Именно здесь в XI ст. столичными византийскими мастерами возводится собор Сан-Марко, при- чем возводится в типично константинопольской строительной технике – из плинфы, примененной в системе кладки со скрытым рядом38. Уже во второй половине XI в., когда в Северной Италии наряду с германской императорской властью существует и коммунальное само- управление, а ее архитектура вступает в фазу развитого романского стиля, приведшего к созданию широко распространившегося по всей средневековой 38 C. Mango, Byzantine architecture, 296, 299; A. McLean, “Romanesque Architecture in Italy,” Romanesque (Köln, 1997), 76. 146 Олег Иоаннисян Европе явления, известного как «ломбардская архитектура», старая техника строительства из кирпича оказывается не забытой и не только продолжает существовать параллельно с виртуозно развитой в этом регионе Европы техникой строительства из квадров тесаного камня и с применением скульп- турной резьбы, но и нередко сочетается с камнем в одних и тех же зданиях. Для раннероманской и романской строительной практики Северной Италии нередко сочетание кирпичной порядовой кладки основного массива стены с облицовкой по фасаду каменными квадрами. При этом интерьерная поверхность стены, как правило, остается кирпичной, необлицован- ной. Среди чисто кирпичных па- мятников Северной Италии, возве- денных в XI в., можно выделить такие как церковный комплекс Санто-Стефано в Болонье39, мона- стырская церковь и баптистерий Сан-Джованни в Виголо-Маркезе40 и монастырский комплекс бенедик- тинцев в Помпозе41. В кирпичной технике с применением вставок рез- ных каменных деталей был по- строен и основной памятник северо- итальянской романики XI века – церковь Сант-Амброджо в Милане (рис. 9)42. Из кирпича была возве- дена в XI веке и одна из главных бене- диктинских обителей средневековой Европы – монастырь в Нонантоле близ Модены43. В основном, все перечисленные выше кирпичные памятники итальян- ской романики XI в. расположена на территории Эмилии-Романьи – облас- ти, которая исторически связана с Византией (именно на территории Эми- лии-Романьи находится Равенна, находившаяся под церковным управлени- ем Византии) и выходит на побережье Адриатики, открывающей прямую морскую дорогу в империю. Именно здесь могла возникнуть строительная артель, в деятельности которой органично сочетались бы традиции 39 R. Dionigi, I segni dei lapicidi (Vigevano-Pavia, 1996), 145-147. 40 A. McLean, “Romanesque architecture in Italy”, 80. 41 A. McLean, “Romanesque architecture in Italy”, 78. 42 S. Chierici, “La Lombardia,” Italia romanica 1 (Milano, 1978), 37-68. 43 S. Stocchi, „L’Emilia-Romagna,” Italia romanica 6 (Milano, 1984), 283-299. 9. Милан. Церковь Сант-Амброджо. Западный фасад 147О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века византийской и романской архитектуры. Поэтому вполне возможным, на наш взгляд, было бы высказать предположение, что попавшие в конце XI в. к Владимиру Мономаху в Чернигов строители вышли из круга северо- итальянских строителей. Не противоречит этому и то обстоятельство, что равнослойная кладка североитальянских памятников велась пусть из тонкого, но кирпича, а в Чернигове мы сталкиваемся с исполнением ее из классической византийской плинфы. Это обстоятельство не может служить препятствием к выдвижению нашего предположения – если сама по себе равнослойная порядовая кладка не могла возникнуть в Чернигове внезапно, а должна была попасть туда как уже сложившаяся система, то характер материала, из которого она дол- жна была выполняться, для опытных строителей мог и не быть помехой. П.А. Раппопорт совершенно справедливо предположил: несмотря на то, что новая, неизвестная до этого в том или ином строительном центре система кладки, должна быть принесена туда какими-то мастерами, хорошо знакомыми с ней, из другого строительного центра, где она уже применялась, но при этом «на новом месте мастера кое-что меняли в своих приемах, приспосабливаясь к местным условиям, использовали местные строитель- ные материалы»44. Именно таким образом дважды поступили киевские мастера, попав в Новгород, где они перешли на активное применение камня45. Если верна наша гипотеза о североитальянском происхождении артели строителей, попавших в Чернигов в конце XI в., то таким же образом поступили и они, перейдя на кладку из плинфы вместо традиционно употреблявшегося ими “ломбардского” кирпича (кстати, близкого плин- фе по своим параметрам). Эти мастера сохранили свою систему рав- нослойной кладки, заменив ею ставшую уже традиционной для Руси кон- стантинопольскую кладку со скрытым рядом46. Обратимся теперь к последней из названных нами выше особенностей терема на «Красном дворе», отличающих его от всей остальной пред- шествующей традиции древнерусского зодчества – аркатурному поясу, сви- детельство существования которого было зафиксировано при исследованиях остатков этого здания в виде лекальных полуарочных кирпичей для выкладки самой аркатуры и кирпичных же консолей, которые предназначены для поддерживания пят этих арочек. В дошедших до нашего времени почти 44 Раппопорт П.А. Строительные артели древней Руси и их заказчики. С. 83. 45 Иоаннисян О.М. К вопросу об элементах романской архитектуры Софийского собора в Новгороде. С. 99-101. 46 Подробнее об этом см.: Иоаннисян О.М. К вопросу о происхождении черниговской плинфы конца XI-XII веков и равнослойной техники кладки на Руси. Архитектурно- археологический семинар. Из истории строительной керамики средневековой Восточной Европы. СПб., 2003. С. 20-34; Иоаннисян О.М. Ломбардские зодчие на Руси: «Русская романика» XII века. Пинакотека. 2003. № 1-2 (16-17). С. 10-19. 148 Олег Иоаннисян целиком памятниках Чернигова, таких как Успенский собор Елецкого мо- настыря, Борисоглебский собор и Ильинская церковь, аркатурные поя- са, сложенные из кирпичей такого типа, хорошо сохранились и будут рассмотрены нами чуть ниже. Пока же, забегая вперед, отметим, что не только тип этого декоративного элемента, но и сама техника его устройства находят себе аналогии в романской архитектуре и позволяют предпринять попытку более точно определить источник происхождения этого элемента в зодчестве Чернигова. Сам по себе мотив аркатурного пояса, начиная с конца X в., является одним из наиболее распространенных приемов декоративного убранства памятников романской архитектуры на всей территории Европы. Поэтому один только факт появления этого элемента в Чернигове означает лишь констатацию того, что в конце XI в. там работала какая-то артель, связанная с традициями романской архитектуры. Однако вся необычность ситуации заключается в том, что в тереме «Красного двора», так же, как и в построенных позднее Успенском соборе Елецкого монастыря, Борисоглебском соборе и Ильинской церкви, этот элемент выполнен не из камня, а из специально изготовленных для этой цели кирпичей. Даже то немногое, что дошло до нас от такого аркатурного пояска в черниговском тереме, позволяет нам утверждать, что сам факт изготовления специальных деталей для выкладки этого элемента свидетельствует о том, что выполнявшие его мастера хорошо владели технологией конструктивного исполнения этого декоративного мотива именно в кирпичной технике. В Чернигове они применили его, пре- красно зная, из каких деталей такой элемент выполняется, и как эти детали монтируются в кладку здания. Как мы уже видели, во второй половине XI в. кирпичная равнослойная техника в романской архитектуре применялась только в одном регионе – Северной Италии. Но именно там, в архитектуре Ломбардии, Эмилии- Романьи, Пьемонта и Аосты, мотив аркатурного пояса получит настолько широкое распространение, что во всей остальной средневековой Европе он будет восприниматься как “ломбардский”. При этом для нас очень важно, что единственным местом в Европе, где этот элемент исполнялся не только в камне, но и в кирпиче, причем из специально изготовляемых для этой цели деталей – кирпичных полуарок и клинчатых керамических консолей, была именно Северная Италия. Именно там мы сталкиваемся с керамическими аркатурными поясками уже в конце XI в. в таких памятниках как церковь Сант-Амброджо в Милане (рис. 10)47, церковный комплекс Санто-Стефано в Болонье48, кампанилла монастыря в Помпозе49, кампанилла монастырского 47 A. McLean, “Romanesque Architecture in Italy,” 83. 48 R. Dionigi, I segni dei lapicidi, 146. 49 A. McLean, “Romanesque Architecture in Italy,”78. 149О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века комплекса Сан-Джованни в Ви- голо-Маркезе50 и монастырь в Но- нантоле близ Модены51. Итак, в конце XI в. в Чернигове было построено здание, в котором мы сталкиваемся с дотоле неизве- стными в древнерусском зодчестве чертами – равнослойной плинфя- ной кладкой, необычным размеще- нием пилястр на углах здания и, на- конец, настоящим аркатурным по- ясом, выполненным из специально изготовленных для этой цели лекальных кирпичей и керамических деталей. Ни в предшествующем развитии киевского зодчества, ни в архитектуре Византии X-XI вв., ни в других странах восточнохристанского региона мы не можем найти ничего подобного. Совершенно очевидно, что эти особенности не могли появиться в Чернигове самостоятельно. Поэтому приходится искать источник происхождения этих форм в других регионах христианского ми- ра. В конце XI века, то есть во время, предшествующее или синхронное с первым появлением этих особенностей в Чернигове, мы находим сочетание всех трех этих признаков лишь в одном месте – в Северной Италии. Это и дает нам основание предполагать, что первый пример воздействия романской архитектуры на древнерусское зодчество связан с появлением каких-то бенедиктинских строителей при дворе Владимира Мономаха, бывшего до 1094 г. черниговским князем52. По всей видимости, с этими же мастерами связан и еще один не дошед- ший до нас и изученный в ходе археологических раскопок памятник, ко- торый, к сожалению, практически выпал из поля зрения исследователей. Причина такого невнимания к нему, впрочем, легко объяснима, посколь- ку он не является самостоятельным сооружением, а всего лишь неболь- шой пристройкой к другому, более раннему и хорошо известному – Спасскому собору. Речь идет о небольшой часовне-крещальне, остатки которой были вскрыты в 1923 году у западного членения южной стены собора под основанием круглой башни, построенной уже в XVIII ст. (рис. 11)53 . Она представляла собой маленький храмик, три апсиды которого 50 A. McLean, “Romanesque Architecture in Italy,” 80. 51 S. Stocchi, „L’Emilia-Romagna,” 291. 52 См. также: Иоаннисян О.М. К вопросу о происхождении черниговской плинфы конца XI-XII веков и равнослойной техники кладки на Руси. С. 20-34; Иоанни- сян О.М. Ломбардские зодчие на Руси: «Русская романика» XII века. С. 12-15. 53 Макаренко М. Бiля чернігiвського Спаса. Чернігiв i Пiвнiчне Лiвобережжя. К., 1928. С. 190-194. 10. Милан. Церковь Сант-Амброджо. Аркатурный пояс 150 Олег Иоаннисян не были выявлены снаружи, а все были вписаны изнутри в толщу восточной стены. П.А. Раппопорт высказал предположение о том, что эта часовня, подобно часовне Успен- ского собора Киево-Печерского монастыря, была двухъярусной, «так как во втором ярусе южной стены собора в данном месте на хорах есть заложенная дверь»54. В отличие от двух других кре- щален, пристроенных к юго-восточ- ному и северо-восточному углу собора, по всей видимости, вско- ре после его окончания и почти не отличающихся от него по своим строительно-техническим особен- ностям55, юго-западная крещальня сложена из плинфы другого фор- мата, приближающегося к фор- мату плинфы других чернигов- ских памятников – Успенского со- бора Елецкого монастыря и Бо- рисоглебского собора56. Кладка, в которой были сложены стены этой крещальни, также отличается не только от кладки самого Спас- ского собора, но и кладки храма- усыпальницы и постройки, обна- руженной под Борисоглебским со- бором. Крещальня сложена не в технике opus mixtum со скрытым рядом, а в равнослойной технике (правда, с толстым слоем раствора меж- ду рядами). Это сближает ее с такими постройками, как терем между 54 Раппопорт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. С. 40. 55 Макаренко М. Бiля чернігiвського Спаса. С. 185-190. 56 Размеры плинфы Успенского собора: 35-36 х 26-28 х 2,2-3 см, Борисоглебского: 31-34 х 24-28 х 3,5-5 см, размеры плинфы юго-западной крещальни Спасского собора 31-32 х 26-27 х 3-3,5 см (Холостенко Н.В. Архитектурно-археологическое исследование Успенского собора Елецкого монастыря в Чернигове. С. 64-65), в то время как плинфа самого Спасского собора больше по своим габаритам (36-38 х 22- 28 х 2,5-3,5 см) и по другому формована (Там же. С. 64). 11. а. Чернигов. Спасский собор. Сводный план 11. б. Чернигов. Крещальня у юго-западного угла Спасского собора. План 151О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века Спасским и Борисоглебским соборами, Успенский и Борисоглебский со- боры и Ильинская церковь. С этими же памятниками ее роднит и такая особенность плана, как совмещение лопаток на западных углах здания. Все это заставляет предполагать, что эта небольшая постройка не толь- ко возведена намного позднее самого Спасского собора и его восточных крещален, но и является произведением уже новой черниговской артели, сме- нившей артель, возводившую храм-усыпальницу и терем, остатки которого были обнаружены между Спасским и Борисоглебским соборами. К сожалению, остатки терема между Борисоглебским и Спасским со- борами, и крещальни у юго-западно- го угла Спасского собора настолько ничтожны, что наше предположе- ние следует проверить на других, хорошо сохранившихся памятни- ках Чернигова – Успенском соборе Елецкого монастыря, Борисоглеб- ском соборе и Ильинской церкви. Самым ранним из них считается Успенский собор Елецкого монас- тыря (рис. 12-14), с которого мы 13. Чернигов. Успенский собор Елецкого монастыря. Общий вид 12. Чернигов. Успенский собор Елецкого монастыря. Реконструкция Н.В. холостенко 14. Чернигов. Успенский собор Елецкого монастыря. План 152 Олег Иоаннисян и начнем наше рассмотрение этой группы памятников. Время постройки Успенского собора, так же, как и основания самого монастыря, древними письменными источниками не зафиксировано. Церковная летопись, со- ставленная в XVII в. игуменом Елецкого монастыря Иоанникием Галятов- ским, возводит время основания монастыря к 1069 году и связывает его с именем киевского князя Святослава Ярославича (умер в 1073 г.). К этому же времени И. Галятовский относит и постройку собора. По его сведениям, собор был построен как откровенная копия Успенского собора Киево- Печерского монастыря: «Святослав Ярославич мурованную церковь пре- святой Богородицы Елецкой збудува.... як в Кыеве Печерская, так в Чер- нигове Елецкая церковь...»57. И.В. Моргилевский, так же со ссылкой на позднесредневековые источники, среди основателей монастыря называет и Антония Печерского58. В то же время, несмотря на сведения, приводимые в летописи И. Галятовского, большинство современных исследователей, принимают из его сообщения лишь дату основания самого монастыря, и не доверяют его дате строительства “мурованного” собора, считая, что он был возведен уже позднее в процессе функционирования монасты- ря. Н.В. Холостенко, считает, что собор был построен в 1094-1097 гг.59. И.В. Моргилевский считал, что собор был возведен уже в XII в., не уточняя, когда именно на протяжении этого столетия это произошло60. Более точно попытались определить время постройки собора другие исследователи. П.А. Раппопорт считает, что собор был построен около 1113 г.61 Е.В. Воробьева и А.А. Тиц предположили, что наиболее вероятное время его создания – это промежуток между 1110 и 1120 гг.62, а В.Г. Пуц- ко – между 1115 и 1119 гг.63 Менее определенные даты предложили Ю.С. Асеев и Г.Н.Логвин. Ю.С. Асеев датирует собор в пределах «второй или третьей четверти XII века»,64 а Г.Н. Логвин – второй половиной XII в.65 К вопросу об уточнении датировки собора мы еще вернемся, отметив пока, что наиболее вероятными нам представляются датировки, предложенные 57 Цит. по: Логвин Г. Чернигов. Новгород-Северский. Глухов. Путивль. М., 1980. С. 85. 58 Моргилевський I. Успенська церква Єлецького манастиря в Черніговi. Чернігiв i Півнiчне Лiвобережжя. К., 1928. С. 200. 59 Холостенко Н.В. Архитектурно-археологическое исследование Успенского собора Елецкого монастыря в Чернигове. С. 67. 60 Моргилевський I. Успенська церква Єлецького манастиря в Черніговi. С. 200. 61 Раппопорт П.А. Древнерусская архитектура. СПб., 1993. С. 49. 62 Воробьева Е.В., Тиц А.А. О датировке Успенского и Борисоглебского соборов в Чернигове. СА. 1974. № 2. С. 108. 63 Пуцко В.Г. Мистецтво Київської Русi близько 1110 р. Любецький з’їзд князiв 1097 року в iсторичнiй долi Київської Русi. Чернiгiв, 1997. С. 51. 64 Асеев Ю.С. Архитектура Южной и Западной Руси в XII-XIII в. Всеобщая история архитектуры. Т. 3. Л.-М., 1966. С. 573-574. 65 Логвин Г. Чернигов. Новгород-Северский. Глухов. Путивль. С. 85. 153О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века Н.В. Холостенко, П.А. Раппопортом, В.Г. Пуцко, Е.В. Воробьевой и А.А. Тицем. Таким образом, собор будет рассматриваться нами как па- мятник, укладывающийся в хронологические рубежи конца XI – первой четверти XII века. Обратимся теперь к характеристике этого здания. Собор представляет собой шестистолпный храм с четко выраженным нартексом и крещальней, встроенной в его интерьер в юго-западном углу нартекса. В древности с трех сторон – севера, запада и юга – его окружали несохранившиеся ныне при- творы. Лестница для входа на хоры размещается уже не в башне, а в толще северной стены. В настоящее время собор четырехглавый, однако, три малые главы с их барабанами были устроены только в XVII в., а изначально храм был одноглавым66. Таким образом, первоначально собор был простым одноглавым шестистолпным храмом, принадлежащим к тому типу, кото- рый получил широкое распространение в киевском зодчестве второй по- ловины XI в. после постройки Успенского собора Киево-Печерского мо- настыря. Не исключено, что именно Киево-Печерский собор и послужил непосредственным образцом для собора Елецкого монастыря, что, в из- вестной степени, подтверждает сведения, приводимые И. Галятовским. Исходя из этого, можно было бы предположить, что появлением этого храма мы обязаны творчеству киевских мастеров, появившихся в связи с постройкой Елецкого собора в Чернигове. Однако дальнейшее сравнение его с киевскими образцами показывает, что это совсем не так. В Успенском соборе Елецкого монастыря мы встречаемся со многими чертами, которые в киевском зодчестве совершенно не известны. Прежде всего, это относится к технике кладки, в которой возведен черниговский собор – это не кладка opus mixtum со скрытым рядом, типичная для киевского зодчества, а пока еще совершенно неизвестная в нем порядовая система кладки (рис. 15-16). Пилястры на западных углах здания не об- разуют закрестий, а сходятся на углах. При этом они имеют не простой, а двухуступчатый профиль. С фасадов здания пропадают столь характерные для Киева (и для византийской архитектуры) декоративные двухуступчатые арки. Вместо них фасады собора получают другой декоративный мотив, совершенно не применявшийся ни в Византии, ни в киевском зодчестве XI века – аркатурные пояса, проходящие под венчающим карнизом барабана, в карнизе апсиды крещальни и по фасадам собора в уровне основания закомар, где они образуют горизонтальные фризы, опоясывающие собор по всему периметру его северной, западной и южной стен (рис. 17). Следы таких же аркатурных поясов были выявлены Н.В. Холостенко и в основании конх апсид собора67. Все аркатурные пояса набраны из керамических элементов – 66 Моргилевський I. Успенська церква Єлецького монастиря в Черніговi. С. 198. 67 Холостенко Н.В. Архитектурно-археологическое исследование Успенского собора Елецкого монастыря в Чернигове. С. 55. 154 Олег Иоаннисян 15. Чернигов. Успенский собор Елецкого монастыря. Фрагмент 16. Чернигов. Успенский собор Елецкого монастыря. Равнослойная кладка в апсиде крещальни 17. Чернигов. Успенский собор Елецкого монастыря. Фрагмент кладки аркатурного пояса 18. Чернигов. Успенский собор Елецкого монастыря. Схема кладки аркатурного пояса (по Н.В. холостенко) 68 Там же. Рис. 3. лекальных кирпичей в форме полуарок, клинчатых консолей-кронштейнов, сердечников заполнения пространства между арками и проходящими над аркатурными поясами зубчатыми фризами (рис. 18)68. Если ни в Византии, ни в Киеве в XI в. все эти особенности неизвестны, то в самом Чернигове мы уже сталкивались с ними в тереме, остатки которого были выявлены между Спасским и Борисоглебским соборами, возведенном еще при Владимире Мономахе, то есть в 80-х или 90-х гг.XI вв., но до 1094 г., 155О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века когда этот князь перешел из Чернигова в Переяславль. При этом, как мы уже видели, все эти особенности обязаны своим происхождением романской архитектуре и связаны, по нашему предположению, с архитектурой бене- диктинцев Северной Италии69. Если постройка, остатки которой были обнаружены между Спасским и Преображенским соборами, дошла до нас в виде остатков, то Успенский собор Елецкого монастыря сохранился достаточно хорошо, чтобы про- следить все эти черты уже не в обрывочном виде, а практически в полном объеме, что позволяет не только проверить наши предположения, но и укрепиться в них. Хорошая сохранность Успенского собора не только да- ет возможность подробнее рассмотреть те элементы его архитектуры и строительно-технические особенности, которые заставляют видеть в нем следы определенного и явного воздействия романской архитектуры, но и увидеть в нем и другие черты, также обязанные ей своим происхождением. Уникальной особенностью этого памятника, не встречающейся более ни в одном из памятников Чернигова, является цоколь, сложенный из те- санных каменных квадров70, отделяющий фундаментную часть здания от его наземной кладки, сложенной уже из плинфы в равнослойной технике. Однако фасад здания, несмотря на то, что на его лицевую поверхность выходили ряды тонкой красной плинфы со швами розового цемяночного раствора, выглядел так же, как и цоколь, поскольку плинфяная кладка по фасадной поверхности была затерта слоем светлого раствора, поверх которого были нанесены полоски другого раствора шириной до 2 см. Эти полоски расчерчивали поверхность фасада, имитируя кладку из тесанных квадров белого камня71. Таким образом, здание выглядело так, как будто оно было построено не из плинфы, а из камня – в типично романской квадровой технике. Другой особенностью собора, придающей ему ярко выраженный “романский” оттенок, являются мощные полуколонны, примыкающие к пилястрам на фасаде здания (рис. 19). Ни в одном из памятников древ- нерусского зодчества до Успенского собора Елецкого монастыря такой прием решения фасада неизвестен. Столь же редок он и для византийской архитектуры. Можно назвать лишь три памятника, где на фасадах исполь- зованы полуколонны, однако эти памятники весьма показательны в связи с интересующим нас сюжетом. 69 Иоаннисян О.М. Ломбардские зодчие на Руси: «Русская романика» XII века. С. 12-15. 70 Холостенко Н.В. Архитектурно-археологическое исследование Успенского собора Елецкого монастыря в Чернигове. С. 52. 71 Там же. С. 56. 156 Олег Иоаннисян В Константинополе мы стал- киваемся с приемом обработки фаса- дов здания полуколоннами в церкви Мирелейон (рис. 20), которая, как мы уже видели, послужила образцом для создания церкви-усыпальницы в Чернигове. Однако в последней полуколонны на фасадах еще исполь- зованы не были, да и возведена она была другими мастерами, которые к моменту постройки Успенского собора, по предположению П.А. Рап- попорта, в Чернигове уже не работали. Однако вполне вероятно, что какая- то часть этих мастеров после ухода мономаховой артели из Чернигова в Переяславль (а, возможно, и возвращения в Константинополь) все же осталась в Чернигове, и именно благодаря им принцип такой обработки фасада полуколоннами появился в Успенском соборе Елецкого монастыря. Кстати, по всей видимости, в самой церкви Мирелейон полуколонны на фасадах появились не без воздействия романского искусства. Можно отметить еще одну черту этого константинопольского храма, также вызывающую ассоциации с романской архитектурой, а в самой Византии неизвестную – круглые окна-люкарны, расположенные в верхней части вторых с востока членений боковых фасадов Мирелейона72. Полуколонны на фасадах появляются еще в одном памятнике, обязанном своим 19. Чернигов. Успенский собор Елецкого монастыря. Фрагмент фасадной полуколонны 20. Константинополь. Церковь Мирелейон (Будрум-Джами): а. Фрагмент фасада; б. Фасадные полуколонны 72 C. Mango, Byzantine architecture, 204-205. 157О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века происхождением столичной школе византийской архитектуры, но постро- енном не в Константинополе, а в Салониках – церкви Панагии Халкеон, из- вестной также под названием Казанджилар-Джами (рис. 21).73 Церковь Панагии Халкеон имеет особое значение в связи с рассматрива- емой нами проблемой. Вспомним, что она была построена в равнослойной технике кладки, которая в это время (XI в.) в Византии становится уже ана- хронизмом. В этом храме, так же, как и в черниговских памятниках, мы стал- киваемся с проявлением черт романской архитектуры, использованных в неро- манском контексте. Причины появления этих черт в церкви Панагии Халкеон станут понятны, если вспомнить о заклад- ной надписи, помещенной на мрамор- ном косяке входной двери этого храма. Впервые надпись была опубликована Г. Шлюмберже74. Русский перевод и греческий текст были опубликованы Н.П. Кондаковым75. В переводе Н.П. Кон- дакова надпись гласит следующее: сие бывшее мирским место освящено ныне как храм во имя Пресвятой Богоматери христофором, славнейшим царским протоспафарием и ка- тепаном Лонгобардии, его супругою Мариею и детьми его Никифором и Анною, в сентябре, XII индиктиона, в 6537 (1028 – О.И.) году76. Из этого текста ясно, что заказчиком этого храма был предводитель византийских войск в Италии катепан Христофор. По всей видимости, у него была возможность воспользоваться для постройки храма, фундатором которого он был, услугами мастеров из Ломбардии. Равнослойная кладка и полуколонны на фасадах, с которыми мы сталкиваемся в церкви Панагия Халкеон, делают такое предположение вполне вероятным. Таким образом, церковь Панагия Халкеон – памятник, в котором мы ви- дим черты, сближающие его с собором Елецкого монастыря – оказывается 73 Кондаков Н.П. Македония. С. 112-115; C. Mango, Byzantine Architecture, 207; Γ.Μ. Βελενηζ, Μεσοβυζαντινη ναοδομια στη Θεσσαλονίκη, 24-29; Иоаннисян О.М. О некоторых особенностях церкви Панагии Халкеон в Салониках. С. 15. 74 G. Schlumberger, L’Epopée Byzantine. III (Paris, 1905), 51-53. 75 Кондаков Н.П. Македония. С. 112, прим. 2. 76 Там же. 21. Салоники. Церковь Панагии халкеон. Полуколонна на фасаде 158 Олег Иоаннисян связан с архитектурой Северной Италии, откуда, по всей видимости, и происходят некоторые элементы (равнослойная кладка, полуколонны на фасадах), свидетельствующие об их романском происхождении. В то же время, учитывая, что церковь Панагия Халкеон, судя по дате на той же закладной доске, была построена в 1028 г., то есть задолго до начала строительства в Чернигове, вряд ли именно она послужила непосредственным источником проникновения романских форм в архитектуру Чернигова. По всей видимости, здесь следует говорить о том, что и солунская церковь, и черниговские постройки имели один и тот же источник проникновения этих форм, и источником этим была архитектура Северной Италии. Еще один византийский памятник, в котором мы можем увидеть полуколонны на фасадных пилястрах – это храм № 1 в Бел-Бряг под Преславом в Болгарии (рис. 22)77. По своему типу этот болгарский памятник явно восходит к традициям кон- стантинопольской архитектуры,78 но, по мнению Н. Мавродинова, полуколонны на ее пилястрах связаны с воздействием романской архитектуры79. В качестве столь же необычной, как для Болгарии, так и для Византии черты этого памятника Н. Мавродинов отмечает и “заостренные”, то есть сходящиеся на западных углах, пилястры этого храма80 . Так же, как и Мирелейон, храм № 1 в Бел-Бряг датируется довольно ранним временем – концом X или началом XI века, и вряд ли мог послужить непосредственным источником появления этих форм в соборе Елецкого монастыря, как предположили Е.В. Воробьева и А.А. Тиц81, однако, как и в случае с церковью Панагия Халкеон в Салониках, и в Мирелейоне, и в Бел- Бряг, и в Чернигове мы, скорее всего, сталкиваемся с общим для всех этих памятников источником происхождения форм из романской архитектуры Северной Италии. 77 Мавродинов Н. Старобългарското изкуство. София, 1959. С. 165-167. 78 Там же. С. 166-167. 79 Там же. С. 166. 80 Там же. С. 166-167. 81 Воробьева Е.В., Тиц А.А. О датировке Успенского и Борисоглебского соборов в Чернигове. С. 104. 22. Болгария. Церковь конца X-XI вв. в Бел-Бряг. План (по Н. Мавродинову) 159О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века Однако вернемся к Успенскому собору Елецкого монастыря в Чернигове. При исследованиях памятника, проводившихся Н.В. Холостенко в 1949- 1954 гг., в подкупольном пространстве храма под остатками амвона XVII в. в уровне древнего (домонгольского) пола было найдено большое количество фрагментов витражного стекла82. В принципе, круглые оконные стекла, вставлявшиеся в прорези деревянных окончин не представляют собой чего-то необычного для древнерусских памятников. Впервые появившись еще в Десятинной церкви, оконное стекло стало обычным материалом, применявшимся практически в любой древнерусской монументальной постройке83. Однако фрагменты стекла, найденные Н.В. Холостенко в соборе Елецкого монастыря, очень сильно отличаются от всего прочего оконного стекла, известного нам по другим древнерусским памятникам. Стекла, найденные в Успенском соборе в Чернигове, не обычные, бесцветные, а цветные, имеющие, к тому же, еще и следы росписи по цветному прозрачному фону. Стекла имеют не только обычную круглую форму, но и различную фигурную – были найдены стекла сегментные, треугольные, шестиугольные. Цвет стекол – интенсивно-синий, розовый, красно-коричневый, желтый, лимонно-желтый, лиловый и голубой84. Наряду со стеклами здесь же были найдены и кусочки рамочек из мягкой красной меди85, а также оплавившегося свинца86, которые являются остатками металлических оконных переплетов. Совершенно очевидно, что здесь мы сталкиваемся ни с чем иным, как с остатками витражей, некогда украшавших Успенский собор Елецкого монастыря в Чернигове. Наличие витражей в этом памятнике является еще одним свидетельством воздействия романской архитектуры на черниговское зодчество рубежа XI-XII вв., и еще одним аргументом в пользу того, что оно сложилось не без участия романских мастеров. Об этом же свидетельствует и одна конструктивная особенность собора. Наряду с коробовыми сводами в этом здании использованы и крестовые, которыми перекрыты компартименты нартекса под угловыми членениями хор и под часовней второго яруса (рис. 23)87. Сами по себе крестовые своды, столь характерные для романской архитектуры, не являются чем-то 82 Холостенко Н.В. Архитектурно-археологическое исследование Успенского собора Елецкого монастыря в Чернигове. С. 57. 83 Раппопорт П.А. Строительное производство Древней Руси. X-XIII вв. С. 54-55; Чурканова Н.В. Оконница как элемент средневекового храма. Проблемы изучения древнерусского зодчества. СПб., 1996. С. 38-42. 84 Холостенко Н.В. Архитектурно-археологическое исследование Успенского собора Елецкого монастыря в Чернигове. С. 57. 85 Там же. 86 Раппопорт П.А. Строительное производство Древней Руси. X-XIII вв. С. 54. 87 Раппопорт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. С. 45. 160 Олег Иоаннисян необычным и для архитектуры византийской88, откуда они и были принесены константинопольскими мастерами на Русь и использованы в Софийском соборе в Киеве89, однако в контексте всего того набора романских элементов, которые мы видим в черниговском памятнике, они не вызывают никаких сомнений в своем романском происхождении. Еще одним свидетельством в поль- зу романского происхождения созда- телей Успенского собора Елецкого монастыря можно было бы считать и белокаменную капитель, покрытую орнаментом в виде тератологической плетенки, найденную еще в 1860 г.90 Капитель эта была найдена под порогом Борисоглебского собора, но И. Моргилевский, основываясь на сравнении размеров капители с по- луколоннами других черниговских храмов (Успенского собора Елецкого монастыря и Ильинской церкви) связал ее с Успенским собором91, однако другие исследователи эту атрибуцию не поддержали. Е.В. Воробьева свя- зала ее с дворцовым сооружением у Борисоглебского собора92. Все осталь- ные исследователи (Н.В. Холостенко93, Р.С. Орлов94, А.М. Зорина95) не сомневаются в ее принадлежности к Борисоглебскому собору, где она и была найдена. Соглашаясь с ними, мы будем рассматривать эту деталь резного декоративного убранства вместе с остальными капителями Борисоглебского 88 Шуази О. История архитектуры. С. 9-10, 47; Брунов Н. И. Архитектура Констан- тинополя X-XII вв.. ВВ. 1949. Т. II. С. 162-163, 172, 178-179, 186; C. Mango, Byzanz (Stuttgart, 1986), 9, 12-13. 89 Асеев Ю.С., Тоцкая И.Ф., Штендер Г.М. Новое о композиционном замысле Софий- ского собора в Киеве. Древнерусское искусство. художественная культура X– первой половины XIII в. М., 1988. С. 19, 23-24. 90 Айналов Д.В. О новых архитектурных находках в Чернигове. Записки Отделения русской и славянской археологии Русского археологического общества. Т. IX. СПб., 1913. С. 330. 91 Моргилевський I. Успенська церква Єлецького монастиря в Черніговi. С.198-200. 92 Воробьева Е.В. Семантика и датировка черниговских капителей. Средневековая Русь. М., 1976. С. 177-178. 93 Холостенко Н. Неизвестные памятники монументальной скульптуры Древней Руси. Искусство. 1951. Май-июнь. С. 84-85. 94 Орлов Р.С. Белокаменная резьба древнерусского Чернигова. Проблемы археологии Южной Руси: Материалы историко-археологического семинара “Чернигов и его округа в IX-XIII вв”. К., 1990. С. 29. 95 Зорина А.М. Стилистические особенности белокаменных рельефов из Борисоглеб- ского собора в Чернигове. Древняя Русь. Новые исследования: Славяно-русские древности. Вып. 2. СПб., 1995. С. 142. 23. Чернигов. Успенский собор Елецкого монастыря. Крестовый свод 161О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века собора, пока же отметим, что сама возможность существования завершений фасадных полуколонн Успенского собора резными каменными капителями не может исключаться нами, так как полуколонна, завершенная капителью, вполне естественно укладывается в контекст романской архитектурной стилистики, в русле которой мы и рассматриваем собор Елецкого монастыря. В то же время, до сих пор ни при одном из исследований памятника не удалось выявить in situ следы существования каменных капителей в этом храме, что, впрочем, может являться и результатом плохой сохранности его верхних частей, которые в XVII веке подверглись наиболее активной перестройке. Впрочем, не исключено и то, что Успенский собор, несмотря на активное проявление в нем стилистических черт романской архитектуры, все же не имел еще этих весьма важных для тектоники собственно романского здания деталей. В таком случае, стилистика Успенского собора приобретает черты несколько переходные, близкие по контексту использованию полуколонн на фасадах таких византийских памятников как церковь Мирелейон и Панагия Халкеон, где полуколонны так же не имеют завершения в виде капителей. Однако независимо от того, были ли использованы капители, завершающие фасадные полуколонны в Успенском соборе Елецкого монастыря или нет, мы отметили уже в этом памятнике достаточное количество черт (равнослойная кирпичная кладка “в ящик”, полуколонны на фасадах, аркатурные пояса, набранные из специальных керамических деталей, белокаменный квад- ровый цоколь, разграфка фасада, покрытого светлой штукатуркой под квадровую кладку, своеобразное решение угловых пилястр, наличие витражей), которые достаточно красноречиво свидетельствуют о явном знакомстве его создателей с романской архитектурой XI – начала XII вв. К вопросу о происхождении этих “романизмов”, так же, как и возможном времени появления этой традиции в Чернигове (а, следовательно, и к вопросу о датировке собора), мы еще вернемся, а теперь обратимся к рассмотрению следующего памятника из этой группы – Борисоглебского собора. Борисоглебский собор в Чернигове (рис. 24-25)96 по своим формам и даже габаритам очень близок Успенскому собору Елецкого монастыря. Он также представляет собой шестистолпный одноглавый храм, однако в отличие от Успенского собора, его нартекс не выделяется в интерьере сплошной стеной и практически сливается с наосом. В древности собор был окружен не дошедшими до нас галереями, построенными одновременно с храмом. Так же, как и у Успенского собора к фасадным пилястрам Борисоглебского собора примыкают полуколонны97, а западные угловые пилястры сходятся на углу, не образуя закрестий. Так же, как и Успенский собор, Борисоглебский 96 Раппопорт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. С. 41-43. 97 Остапенко М.А. Дослiдження Борисоглiбського собору в Чернiговi. Архiтектурнi памя’тники. К., 1950. С. 64, 66; Холостенко Н.В. Исследования Борисоглебского собора в Чернигове. СА. 1967. № 2. С. 191. 162 Олег Иоаннисян был выстроен из плинфы в техни- ке равнослойной кладки (рис. 26), но поверхность его фасадов была покрыта затиркой с разбивкой белы- ми полосами, имитирующей квад- ровую белокаменную кладку. На местах арок имитируется и разрез- ка их на клинчатые камни98. Так же, как и у Успенского собора по его фасадам в уровне основа- ния закомар проходит аркатурный пояс, выполненный в той же техни- ке – из специальных керамических деталей в виде лекальных плинф-полуа- рок, клинчатых консолей и сердечников заполнения пространства между арочками (Рис.27- 28)99. Такой же пояс проходит на бара- бане собора в осно- вании купола100 и, по всей видимости, за- вершал фасады га- лерей101. Так же, как и в Успенском со- боре, в системе пере- крытий Борисоглеб- ского собора были применены кресто- вые своды (рис. 29), помещенные над бо- ковыми частями его хор102. Сближают эти два памятника и характер формовки плинфы, и аналогичные знаки на них, однако плинфа Борисоглебского собора по своему формату немного меньше елецкой103. 98 Холостенко Н.В. Исследования Борисоглебского собора в Чернигове. С. 194. 99 Остапенко М.А. Дослiдження Борисоглiбського собору в Чернiговi. С. 66. 100 Раппопорт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. С. 41. 101 Холостенко Н.В. Исследования Борисоглебского собора в Чернигове. С. 207, рис. 18. 102 Остапенко М.А. Дослiдження Борисоглiбського собору в Чернiговi. С. 69; Холо- стенко Н.В. Исследования Борисоглебского собора в Чернигове. С. 193; Раппо- порт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. С. 41. 24. Чернигов. Борисоглебский собор. Общий вид 25. Чернигов. Борисоглебский собор. План 26. Чернигов. Борисоглебский собор. Фрагмент кладки 163О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века Все отмеченные нами совпадения и черты сходства между Успенским и Борисоглебским соборами не остав- ляют ни малейшего сомнения в том, что оба этих памятника возведены одними и теми же мастерами и хро- нологически чрезвычайно близки друг другу. Оба они демонстрируют несомненное знакомство с приемами романской архитектуры. В то же время, между ними есть и некото- рые весьма существенные разли- чия. Они начинаются уже с фунда- мента и нижних частей кладки. В Борисоглебском соборе отсутствуют цокольные ряды квадровой камен- ной кладки, но вместо этого в верхней части его фундамента появляются 16 рядов равнослойной плинфяной кладки, образующей своеобразный подземный цоколь здания104. Заметно усложнены и профили порталов в Борисоглебском соборе. Если в Успенском соборе они традиционно двухуступчатые, то в Бори- соглебском соборе количество уступов увеличивается (рис. 30). Особенно 103 Остапенко М.А. Дослiдження Борисоглiбського собору в Чернiговi. С. 70, рис. 76; Холостенко Н.В. Архитектурно-археологическое исследование Успенского собора Елецкого монастыря в Чернигове. С. 54-56, 64-66; Холостенко Н.В. Исследования Борисоглебского собора в Чернигове. С. 191-193. 104 Раппопорт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. С. 42. 27.Чернигов. Борисоглебский собор. Аркатурный пояс 28. Чернигов. Борисоглебский собор. Керамические детали для устройства аркатурного пояса 29. Чернигов. Борисоглебский собор. Крестовый свод 164 Олег Иоаннисян 105 Остапенко М.А. Дослiдження Борисоглiбського собору в Чернiговi. С. 65-66. Рис. 66. 106 Раппопорт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. С. 41. 107 Холостенко Н. Неизвестные памятники монументальной скульптуры Древней Руси. С. 84-85. 30. Чернигов. Борисоглебский собор. Фрагмент уступчатого портала 31. Чернигов. Борисоглебский собор. Белокаменная капитель 32. Чернигов. Борисоглебский собор. Белокаменная капитель усложнен главный – западный – портал собора, количество уступов, в кото- ром достигает четырех105. Таким обра- зом, порталы Борисоглебского собора имеют уже почти откровенный роман- ский характер, сближающий их с пер- спективными порталами романских па- мятников. Романский характер бори- соглебских порталов еще более усили- вается, благодаря их своеобразной кон- струкции, при которых под тимпаном располагается горизонтальная каменная перемычка106. Наиболее важной особенностью Бо- рисоглебского собора являлось исполь- зование в его убранстве резных белока- менных деталей, причем таких, которые имели не просто декоративный, а кон- структивный характер – капителей, завершающих фасадные полуко- лонны (рис. 31-38). При позднейших переделках собора они были вынуты из стен и использованы в забутовке более поздних кладок XVII в.107, однако в связи с тем, что место их в первоначальной конструкции собора определялось с большой точностью, при реставрации памятника, проводившейся в 1950-х гг. и вернувшей его основному объему перво- начальный вид (утраченные еще в древности галереи при этом не вос- станавливались), точные копии этих деталей были помещены на те 165О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века 33. Чернигов. Борисоглебский собор. Белокаменная капитель 34. Чернигов. Борисоглебский собор. Белокаменная капитель 35. Чернигов. Борисоглебский собор. Завершающая часть фасадной полуколонны с белокаменной капителью 38. Чернигов. Борисоглебский собор. Завершающая часть фасадной полуколонны с белокаменной капителью 36. Чернигов. Борисоглебский собор. Завершающая часть фасадной полуколонны с белокаменной капителью 37. Чернигов. Борисоглебский собор. Завершающая часть фасадной полуколонны с белокаменной капителью 166 Олег Иоаннисян места, которые в древности занимали оригиналы108, хранящиеся ныне в Черниговском историческом музее и Черниговском музее-заповеднике. Количество резных деталей, происходящее из собора различными ис- следователями определяется по-разному. Н.В. Холостенко109 и Р.С. Ор- лов110 считают, что всего в разные годы при различных работах в соборе было найдено 7 белокаменных резных деталей, Е.В. Воробьева связывает с Борисоглебским собором 6 белокаменных капителей111, а А.М. Зорина говорит о 12 фрагментах112. Первые два из них были найдены еще в 1860 г. под западным порогом собора113. Один представлял собой капитель, покрытую резным терато- логическим орнаментом, а другой – белокаменную колонку. К сожалению, впоследствии оба фрагмента были утрачены. Если о колонке, помимо самого факта ее существования у нас больше никаких сведений нет, то капитель 1860 г. стала широко известной, благодаря опубликованным до ее утраты фотографиям114 и вошла в науку под названием “черниговской капители” или “капители 1860 года”115. И. В. Моргилевский, также еще в 1928 г. опубликовавший фотографии этой капители, совершенно необоснованно связал ее с другим памятником – Успенским собором Елецкого монастыря116, однако ни у кого из других исследователей принадлежность этого фрагмента Борисоглебскому собору, где она и была найдена, сомнений не вызывала. К сожалению, из-за практически полного отсутствия каких-бы то ни было подробных сведений о колонке, найденной в 1860 году, остается только предполагать, принадлежала ли она какой-нибудь малой форме в соборе (например, киворию) или же была приставлена к одному из уступов перспективного портала, придавая ему еще более романский характер, оста- ется только гадать. Совершенно по иному обстоит дело с капителью. Ее форма, следы крепления в кладке, отчетливо видные на фотографиях, а также приводимые публикаторами размеры не оставляют сомнений в том, что этой капителью 108 Холостенко Н.В. Исследования Борисоглебского собора в Чернигове. С. 210. Рис. 18. 109 Холостенко Н. Неизвестные памятники монументальной скульптуры Древней Руси. С. 84. 110 Орлов Р.С. Белокаменная резьба древнерусского Чернигова. С. 29. 111 Воробьева Е.В. Семантика и датировка черниговских капителей. С. 177. 112 Зорина А.М. Стилистические особенности белокаменных рельефов из Борисоглеб- ского собора в Чернигове. С. 142. 113 Айналов Д.В. О новых архитектурных находках в Чернигове. С. 330. 114 Там же. 115 Холостенко Н. Неизвестные памятники монументальной скульптуры Древней Руси. С. 84-85; Воробьева Е.В. Семантика и датировка черниговских капителей. С. 177; Орлов Р.С. Белокаменная резьба древнерусского Чернигова. С. 29. 116 Моргилевський I. Успенська церква Єлецького монастиря в Чернiговi. С. 198-199. 167О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века завершалась одна из мощных полуколонн, расположенных на фасадных пилястрах собора. Перейдем теперь к другим деталям, найденным уже при исследованиях Н.В. Холостенко. Все они, за исключением прямоугольного камня с резьбой на двух сто- ронах, о котором речь пойдет ниже, также представляют собой капители, близкие по размерам капители 1860 г. На вторых из них помещены парные изображения похожих на волков хищников, переплетенных лентами тератологического орнамента, а еще на одной – гривастый хищник, на- поминающий льва117. Две капители с парными изображениями хищников близки по размерам капители 1860 г. и практически идентичны друг другу, как по размерам, так и по конструкции крепления в кладке. С тыльной стороны они имеют глубокие выемки для крепления в массиве стены. Верх капителей – прямоугольный, низ – полукруглый. Сравнение диаметра нижней части капителей (60 см у капители 1860 г. и 70-72 см у капителей с парными изображениями хищников) с диаметром нижней части полуколонн Борисоглебского собора (86-92 см)118 с учетом энтазиса полуколонн дало возможность предположить, что эти капители завершали фасадные полуколонны собора, куда их копии и были установлены Н.В. Холостенко при реставрации собора. Небольшое расхождение в размерах капителей и полуколонн, по верному наблюдению Е.В.Воробьевой, должно было нивелироваться и за счет возможного на- личия “между капителью и полуколонной промежуточного звена вроде шейки дорического ордера”119. Правильность такой интерпретации этих бе- локаменных деталей совершенно не вызывает сомнения. Капитель с изображением гривастого хищника (льва?) больше по размерам – ее нижний диаметр достигает 110 см120. Отличается она от других и характером резьбы, более объемным, тяготеющим к круглой скульптуре,121 однако вряд ли приходится сомневаться в том, что она выполняла ту же функцию, что и рассмотренные выше резные детали – служила капителью Борисоглебского собора122. Правда в отличие от рассмотренных выше 117 Холостенко Н. Неизвестные памятники монументальной скульптуры Древней Руси. С. 85, 88-90; Воробьева Е.В. Семантика и датировка черниговских капителей. С. 178-179 (Е.В. Воробьева определяет этих хищников как гепардов); Орлов Р.С. Белокаменная резьба древнерусского Чернигова. С. 29. Рис. 2-3, 5, 7. 118 Воробьева Е.В. Семантика и датировка черниговских капителей. С. 177. 119 Там же. С. 176-177. 120 Холостенко Н.В. Исследования Борисоглебского собора в Чернигове. С. 198. Рис. 12; Воробьева Е.В. Семантика и датировка черниговских капителей. С. 177; Орлов Р.С. Белокаменная резьба древнерусского Чернигова. С. 30. Рис. 2. 121 Орлов Р.С. Белокаменная резьба древнерусского Чернигова. С. 30. 122 Холостенко Н.В. Исследования Борисоглебского собора в Чернигове. С. 198. Рис. 13. Е.В. Воробьева без достаточных на то оснований связывает эту капитель 168 Олег Иоаннисян капителей она могла завершать не фасадные полуколонны, а один из под- купольных столбов собора. В пользу такого предположения свидетельствует и характер размещения рельефа на капители, рассчитанный на обозрение с нескольких точек зрения. Капители с изображением волков (или пардусов?), так же, как и капитель 1860 г., рассчитаны, в основном, на фронталь- ное – фасадное – обозрение. Еще один резной фрагмент, происходящий из Борисоглебского собора, представляет собой довольно крупный прямоугольный блок камня, верхняя и нижняя плоскости которого гладко обработаны, а на двух смежных боковых плоскостях помещены выполненные в плоском рельефе изображения драконовидного зверя и птицы. По своей стилистике и техническому ис- полнению резьба на этом белокаменном блоке близка изображениям на капителях с парными изображениями хищников. Плоская форма и размещение рельефов на смежных гранях свидетель- ствуют о том, что этот резной каменный блок не был капителью. Он должен был быть зажат сверху и снизу в кладке, причем так, чтобы на ее поверхность выходили обе покрытые резьбой грани блока. Таким обра- зом, он мог располагаться только на какой-то угловой части. Блок этот, получивший в литературе условное наименование “углового камня”, был найден при разборке слоя строительного мусора при разборке поздней закладки западного портала собора123, и было бы логично предположить, что изначально он и был связан с системой его декорации. Однако различные исследователи по-разному определяют его изначальное местоположение в системе декоративного убранства собора. А.М. Зорина предполагает, что он служил плинтовым камнем одно- го из архивольтов перспективного (западного) портала самого собора124, а Е.В. Воробьева связывает его с порталом западной (несохранившейся) галереи125. Однако независимо от того связан ли “угловой камень” с порталом самого собора или его галереи, для нас важно то обстоятельство, что наряду с рассмотренными выше фрагментом колонки и капителями он входил в систему декоративного убранства Борисоглебского собора. Несмотря на то, что само здание, как мы уже знаем, было выстроено из плинфы, в системе его декорации были активно использованы резные белокаменные детали, вставленные в плинфяную кладку. с Благовещенской церковью в Чернигове (Воробьева Е.В. Семантика и датировка черниговских капителей. С. 177), хотя сообщает, что найдена она была в закладке еще одного черниговского памятника Ильинской церкви (Воробьева Е. В. Се- мантика и датировка черниговских капителей. С. 177), что не соответствует действительности. 123 Остапенко М.А. Дослiдження Борисоглiбського собору в Чернiговi. С. 66. 124 Зорина А.М. Стилистические особенности белокаменных рельефов из Борисоглеб- ского собора в Чернигове. С. 148. 125 Воробьева Е.В. Семантика и датировка черниговских капителей. С. 178. 169О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века Романский характер этих резных каменных деталей не вызывает сом- нения ни у кого из писавших о них исследователей126, хотя круг возможных аналогий и источников, предлагаемых ими для определения происхождения этой традиции в древнерусском зодчестве чрезвычайно широк – от Скан- динавии до Италии и Далмации и от Балкан до Франции. Однако наи- более вероятной представляется версия о происхождении их мастеров из Северной Италии (рис. 39)127. Светлая штукатурка, покрывавшая в древ- ности поверхности стен Борисоглебского собора, как мы уже видели, была разграфлена на прямоугольники, имитирующие квадровую кладку, в сочетании с белокаменной же резьбой и аркатурными поясами при- давала собору откровенно романский стилистический характер, еще бо- лее подчеркнутый тем, что бело- каменная резьба была применена здесь в откровенно романском кон- тексте – в качестве капителей фа- садных полуколонн и деталей пер- спективных порталов (которые так- же явно заимствованы из арсенала европейской романики). Таким об- разом, в этом памятнике черты, свойственные романской архитекту- ре, присутствуют настолько явно и откровенно, что сомневаться в участии западных мастеров в создании чер- ниговской школы зодчества сомневаться не приходится. Обратимся теперь еще к одному черниговскому памятнику, и стилисти- чески и по своим строительно-техническим особенностям входящему в эту же группу. Это – Ильинская церковь, служившая еще в домонгольское время наземным храмом пещерного монастыря на Болдиных горах в Чернигове (рис. 40-42)128. Точная дата постройки этого храма также неизвестна, а диапазон его датировок, предлагаемых исследователями, колеблется в очень широких пределах от 70-х годов XI века (Н.В. Холостенко)129 до конца XII – 126 Моргилевський I. Успенська церква Єлецького монастиря в Чернiговi. С. 199; Холостенко Н. Неизвестные памятники монументальной скульптуры Древней Руси. С. 88; Воробьева Е.В. Семантика и датировка черниговских капителей. С. 178; Орлов Р.С. Белокаменная резьба древнерусского Чернигова. С. 28-34; Зорина А.М. Стилистические особенности белокаменных рельефов из Борисоглебского собора в Чернигове. С. 144-145, 148. 127 Иоаннисян О.М. Ломбардские зодчие на Руси: «Русская романика» XII века. С. 12- 15. 128 Раппопорт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. С. 46. 129 Холостенко Н. В. Ильинская церковь в Чернигове по исследованиям 1964-1965 го- дов. Древнерусское искусство. художественная культура домонгольской Руси. М., 1972. С. 97. 39. Чернигов. Борисоглебский собор. Завершающая часть фасадной полуколонны с белокаменной капителью 170 Олег Иоаннисян начала XIII века (Ю.С. Асеев и Г.Н. Логвин)130. К вопросу о датировке этого храма также, как и других черниговских памятников, мы еще вернемся, а пока остановимся на характеристике самого здания и некоторых его осо- бенностей. По своему типу Ильинская церковь заметно отличается от Успенского и Борисоглебского соборов. Она пред- ставляет собой небольшой бесстолпный храм с одной апсидой и примыкающим с запада к основному объему нартексом131. 130 Асєєв Ю.С., Логвин Г.Н. Архiтектура Iллiн- ської церкви в Черніговi. С. 41. 131 В настоящее время церковь завершается тремя куполами, однако это результат ее перестройки в стиле украинского ба- рокко в XVIII в., изначально же, церковь завершалась единственным куполом на световом барабане, расположенном над ее наосом. 40. Чернигов. Ильинская церковь. Общий вид 42. Чернигов. Ильинская церковь. Реконструкция Н.В. холостенко 41.Чернигов. Ильинская церковь. План 171О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века В этом смысле она гораздо ближе к малым бесстолпным храмам Переяславля, хотя буквально и не повторяет их. Во всем остальном Ильинская церковь выдает принадлежность к той же традиции, что и рассмотренные выше черниговские памятники. Так же, как и они, церковь сложена в технике равнослойной кладки с подрезкой швов между плинтами (рис. 43), а ее фасады были покрыты растворной затиркой с росписью, имитирующей бе- локаменную квадровую кладку132. Угловые западные пилястры храма также сходятся между собой, не образуя закрестий, однако промежуточные фасадные пилястры, отве- чающие месту примыкания нартекса, в отли- чие от Успенского и Борисоглебского соборов плоские и не имеют полуколонн. Следов аркатурного пояска на фасадах церкви не обнаружено. Не известно – суще- ствовал ли он и на барабане в основании ку- пола, поскольку при исследованиях церкви, проводившихся в 1948-1951 годах Ю.С. Асе- евым и Г.Н. Логвиным, зондажи выше су- ществующего карниза барабана не были выполнены133, однако исследователи памят- ника все же предположили возможность его существования, показав на своей рекон- струкции аркатурный поясок, проходящий по барабану в основании купола134. Ильинская церковь имеет еще одну инте- ресную деталь, не встречающуюся в Успенском и Борисоглебском соборе, но также как и другие особенности, свойственные этим памятникам, восходящую к формам романской архитектуры. Речь идет о карнизе с романской профилировкой (две полочки с выкружкой между ними), выявленном на северо-западной наружной пилястре. Следы такого же, стесанного позднее, карниза были прослежены и на фасадной северной стене нартекса к западу от пилястры135. Не вызывает сомнения, что такой же карниз проходил и по южному фасаду здания к западу от его южной пилястры. К востоку от пилястр - на фасадных стенах основного объема – в этом уровне (а он соответствует основанию закомар) следы такого карниза отсутствуют. Появление этой особенности вызвано характером завершения 132 Асєєв Ю.С., Логвин Г.Н. Архiтектура Iллiнської церкви в Черніговi. С. 33. 133 Там же. С. 34-36. 134 Там же. С. 40. 135 Там же. С. 33, 38. 43. Чернигов. Ильинская церковь. Фрагмент кладки по Н.В. холостенко 172 Олег Иоаннисян храма. Его нартекс имеет ту же высоту, что и наос, однако цилиндрический свод, которым он перекрыт, имеет ось, направленную не поперек, а вдоль храма. Это дало возможность создателям церкви завершить ее западный фасад закомарой так же, как и боковые фасады основного объема. В таком случае на боковые фасады нартекса выходили склоны свода, которым он перекрыт, что и привело к появлению на них карниза, подчеркивающего завершение этих стен. При исследованиях Ильинской церкви была выявлена еще одна необычная конструктивная особенность – в кладке стен нартекса были устроены разгрузочные арки. Одна из них была прослежена на северной стене136. В других памятниках плинфяной домонгольской древнерусской архитектуры такой прием конструктивного решения стены совершенно не известен и, судя по всему, не применялся, однако он очень хорошо известен в романской архитектуре и, особенно, в архитектуре Северной Италии. Итак, мы видим, что в конце XI – первой четверти XII в. в архитектуре Чернигова появляется направление, в котором теснейшим образом оказы- ваются сплавлены типология и формы, связанные с уже сложившейся на Руси традицией, а также конструктивные и некоторые декоративные особенности, обязанные своим происхождением романской архитектуре. Если источник типологии форм черниговского зодчества не вызывает сомнения и его следует искать в архитектуре Константинополя (черниговский храм- усыпальница), Переяславля (Ильинская церковь) и Киева (черниговские Успенский и Борисоглебский соборы по своему типу явно восходят к Успенскому собору Киево-Печерского монастыря), то источник романских особенностей черниговского зодчества требует выяснения. Сплав форм и особенностей древнерусской, византийской и романской традиций в черниговском зодчестве настолько органичен, что следует предположить, что романские элементы проникли туда из среды, где такое сочетание не могло быть случайным, и где мастера были хорошо знакомы как с традициями восточнохристианского зодчества, так и с приемами романской архитектуры. Ставя перед собой этот вопрос, П.А. Раппопорт так и оставил его открытым: приехали ли эти мастера из какого-то центра, где византийская архитектура уже подверглась влиянию романской, или же это соединение византийских и романских особенностей произошло уже в Чернигове, пока неясно137. Высказываясь таким образом исследователь исходил из того, что проникновение романских черт в черниговское зодчество произошло в то время, когда Черниговом после ухода оттуда Владимира Мономаха 136 Там же. С. 33. 137 Раппопорт П.А. Древнерусская архитектура. С. 49. 173О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века начинают владеть князья Олег и Давид Святославичи, то есть уже после 1094 г., когда Мономах уступил им Чернигов, или даже после 1097 г., когда съезд князей в Любече закрепил за Святославичами права на черниговский престол. Однако, как мы уже видели, вопрос о датировке практически всех черниговских памятников интересующей нас группы неоднозначен. Поэтому обратимся к этой проблеме подробнее. Как мы уже видели, в той или иной степени романские черты проявились в следующих памятниках Чернигова: 1. однокамерный терем, остатки которого обнаружены между Спасским и Борисоглебским соборами; 2. крещальня Спасского собора; 3. Успенский собор Елецкого монастыря; 4. Борисоглебский собор; 5. Ильинская церковь. Наиболее ранним из них, по всей видимости, является терем. В.А. Бо- гусевич и Н.В. Холостенко датируют его XI в.138, хотя П.А. Раппопорт, в принципе соглашающийся с такой датировкой этой постройки, отмечает, что «по технике кладки она вполне может относиться и к началу XII в.»139. Вместе с тем, следует обратить внимание на несколько обстоятельств, которые могут существенным образом уточнить относительную датировку этой постройки в общей системе других черниговских памятников. Рас- смотрим их: 1) Н.В. Холостенко отмечает, что следы развала этого сооружения про- слежены под полом Борисоглебского собора140, следовательно, к моменту возведения последнего однокамерный терем должен был уже быть раз- рушен; 2) плинфа, из которой он был возведен (ее размеры 35-39 х 28 х 2,5- 3 см), практически идентична плинфе, примененной в храме-усыпальнице, построенной еще Владимиром Мономахом, что свидетельствует о том, что эти два здания близки друг другу по времени создания; 3) система кладки, в которой был построен этот терем, характеризуемая Н.В. Холостенко как «смешанно-порядовая»141, носит явно переходный ха- рактер между классической для Константинополя, Киева XI века и Моно- махова строительства в Чернигове кладкой opus mixtum со скрытым ря- 138 Богусевич В.А., Холостенко Н.В. Черниговские каменные дворцы XI-XII вв. С. 32-34. 139 Раппопорт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. С. 41. 140 Холостенко Н.В. Черниговские каменные княжеские каменные терема XI в. С. 7-17. 141 Холостенко Н.В. Архитектурно-археологическое исследование Успенского собора Елецкого монастыря в Чернигове. С. 64. 174 Олег Иоаннисян дом, и новой системой порядовой кладки. Это также свидетельствует о хронологической близости терема храму-усыпальнице и двухкамерному терему, остатки которого были обнаружены под Борисоглебским собором. Таким образом, хронологически первой постройкой в ряду интересующих нас памятников Чернигова следует считать однокамерный терем, остатки которого находятся между Спасским и Борисоглебским соборами. При этом практически полная идентичность его плинфы черниговским постройкам Владимира Мономаха заставляет нас предполагать, что время его создания также относится к годам княжения этого князя в Чернигове – то есть второй половине 80-х – первой половине 90-х годов XI в. (до 1094 г.). Следующей постройкой в этом ряду, по всей видимости, следует считать юго-западную крещальню Спасского собора. В ней, так же, как и в однокамерном тереме, характер кладки носит переходный от старой системы к новой смешанно-порядовый характер142. Формат плинфы, из которой построена крещальня, составляет 32 х 27 х 2,5-3 см143, близок формату плинфы однокамерного терема, хотя его ложковый параметр и значительно меньше. Это обстоятельство может говорить и о более поздней датировке этой каплицы, однако идентичность системы ее кладки системе кладки однокамерного терема не дает возможности разносить эти памятники по времени далеко друг от друга. Таким образом, время возведения этой небольшой постройки также должно уложиться в конец XI века. Учитывая небольшие размеры этой постройки, можно предположить, и что она могла быть возведена и одновременно с однокамерным теремом. Если судить по формату плинфы, то вслед за этими памятниками сле- дует Ильинская церковь. Размер ее плинфы 33-36 х 27-28 х 3-3,5 см144. Как мы уже видели, разброс ее датировок, предлагаемых исследователями, достаточно широк – от второй половины XI в. (Н.В. Холостенко)145 до конца XII – начала XIII в. (Ю.С.Асеев и Г.Н.Логвин)146. В XIX – начале XX ве- ка большинством исследователей была принята датировка храма XI в.147, 142 Там же. 143 Там же. 144 Холостенко Н.В. Ильинская церковь в Чернигове по исследованиям 1964-1965 годов. С. 98. 145 Там же. 146 Асєєв Ю.С., Логвин Г.Н. Архiтектура Iллiнської церкви в Черніговi. С. 41. 147 Филарет. Историко-статистическое описание Черниговской епарахии. Кн. II. Чернигов, 1873. Ч. 1; Ефимов А. Черниговский Святотроицкий Ильинский мо- настырь. Чернигов, 1911. С. 3; Горностаев Ф.Г. Об архитектуре древних храмов Чернигова домонгольского периода. Труды XIV археологического съезда в Чернигове. 1899. Т. III. М., 1911. С. 66; Айналов Д.В. Архитектура черниговских храмов (протокол доклада). Труды XIV археологического съезда в Чернигове. 1899. Т. III. М., 1911, прот. С. 67. 175О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века основанная на том, что само основание пещерного Ильинского монастыря в летописи датировано 1069 годом.148 К этой дате или уже к 1070-м гг. и привязывали обычно дату постройки Ильинской церкви. Однако в эти годы, как мы уже знаем, монументальное строительство не выходило за пределы Киева, и даже если предположить, что Ильинский храм в Чернигове был возведен по инициативе монахов Киево-Печерского монастыря, которыми и основывается пещерный монастырь на Болдиных горах в Чернигове, и которыми как раз в эти годы (1073-1075) был построен Успенский собор в Печерском монастыре в Киеве149, эту датировку вряд ли следует считать правильной. Как мы уже видели, техника строительства, в которой возведена Ильинская церковь, ничего не имеет общего с константинопольско-киевской кладкой, в которой был построен собор Киево-Печерского монастыря и другие киевские памятники второй половины XI в., но в то же время явно принадлежит к той же традиции, с которой связаны однокамерный терем и юго-западная крещальня Спасского собора в Чернигове. При этом Ильинская церковь по целому ряду признаков является уже следующим шагом в развитии этой традиции. Здесь значительно уменьшается толщина шва между плинфами, а сама кладка становится чисто равнослойной, в ней пропадают участки смешаной кладки, еще встречающиеся в однокамерном тереме и юго-западной крещальне Спасского собора, появляется односторонняя верхняя подрезка швов между плинфами, которая в двух названных выше постройках еще отсутствует150, фасады покрываются известковой затиркой с росписью, имитирующей квадровую кладку, чего еще не было ни в тереме, ни в крещальне. В то же время, такие развитые черты романской архитектуры, как полуколонны на фасадах и аркатурный поясок, свойственные Успенскому собору Елецкого монастыря и Борисоглебскому собору, в Ильинской церкви еще отсутствуют. Полуколонны на фасадах отсутствуют и в однокамерном тереме и юго-западной крещальне Спасского собора, и в этом плане Ильинская церковь ближе к ним, чем к Успенскому и Борисоглебскому соборам. Таким образом, Ильинская церковь занимает промежуточное положение между однокамерным теремом и юго-западной крещальней Спасского собора с одной стороны и Успенским и Борисоглебским соборами в Чернигове – с другой. Как мы уже видели, однокамерный терем и юго- западную крещальню Спасского собора, скорее всего, следует датировать 80-ми – началом 90-х годов XI века. По-видимому, Ильинская церковь была построена вскоре вслед за ними – в 90-х годах XI века. Близость ее типа бесстолпным храмам Переяславля, которые возводятся как раз в эти годы 148 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 272. 149 Раппопорт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. С. 23. 150 Холостенко Н.В. Ильинская церковь в Чернигове по исследованиям 1964-1965 годов. С. 98. 176 Олег Иоаннисян (1090-1100-е гг.), также заставляет нас склоняться к этой же датировке. Возможная связь с переяславльским зодчеством, по всей видимости, также не случайна – в 90-е годы оба этих престола занимал Владимир Мономах (в Чернигове до 1094 г.). Как мы уже предположили выше, именно с его строительной активностью связано появление однокамерного терема. Даже если предположить, что Ильинская церковь была построена уже после 1094 г., то есть после того как Мономах покинул черниговский престол, уйдя в Переяславль и уступив Чернигов Олегу Святославичу, артель, услугами которой он пользовался в Чернигове, скорее всего осталась в распоряжении князей династии Святославичей и продолжала там работать, развивая дальше те традиции, которые были заложены в черниговском строительстве Владимира Мономаха. В то же время, какая-то часть этих мастеров могла уйти с Владимиром Мономахом в Переяславль. На наш взгляд, свидетельством этого может служить небольшой бесстолпный одноапсидный храм, напоминающий по своему типу Ильинскую церковь в Чернигове (но без нартекса), остатки которого были раскопаны под деревянной Успенской церковью XVIII в. во время строительства в 1888 г. на ее месте нового каменного храма. Памятник был исследован П.А. Лашкаревым151. Его остатки были сохранены в подклете ныне существующего здания церкви 1888 г.152 Впоследствие этот памятник вновь был изучен Б.А. Рыбаковым в 1945 г.153 П.А. Лашкарев и вслед за ним Б.А. Рыбаков отождествили его с церковью Богородицы, которую по сведениям Ипатьевской летописи Владимир Мономах построил в 1098 г. в «Переяславли на княже дворе»154. Фасады этого небольшого храма имеют пилястры с полуколоннами, подобными полуколоннам Успенского собора Елецкого монастыря и Борисоглебско- го собора в Чернигове. Именно это обстоятельство дало основание М.К. Каргеру сомневаться в том, что открытый П.А. Лашкаревым памятник следует отождествлять с мономаховой Богородичной церковью 1098 года, и датировать его временем не ранее середины XII в.155 К этому же мнению присоединился и П.А. Раппопорт, считавший вслед за М.К. Каргером, что «на основании техники кладки и профилировки пилястр памятник следует относить ко времени не ранее середины XII века»156. 151 Лашкарев П. Церковно-археологические очерки. К., 1898. С. 221-229. 152 Раппопорт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. С. 35. 153 Рибаков Б.О. Розкопки в Переяславi-Хмельницькому в 1945 р. Археологiчнi пам’ятки УРСР. Т. 1. К., 1949. С. 24-25. 154 ПСРЛ. Т. 2. Стб. 248. 155 Каргер М.К. Памятники переяславского зодчества XI-XII вв. в свете археологических исследований. СА. 1951. Т. 15. С. 49-50. 156 Раппопорт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. С. 35. 177О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века Давая памятнику такую датировку, и М.К. Каргер, и П.А. Раппопорт исходили из того, что возникновение этого, нового для древнерусского зодчества, стилистического направления, выразившегося, в частности, в применении равнослойной кладки и полуколонн на фасадных пилястрах, они, как и большинство других исследователей, связывали со строительной деятельностью черниговских князей Святославичей и относили время его сложения к первой трети XII века, а расцвет – к середине и второй половине этого столетия. Однако, как мы уже видели, время сложения этого направления и проявления черт романской архитектуры в древнерусском зодчестве следует относить к годам княжения в Чернигове Владимира Мономаха, то есть к 80-м – первой половине 90-х годов XI в. Причем из всех черниговских памятников, принадлежащих к этому направлению, наиболее близкой, как по своим строительным и стилистическим особенностям, так и по типу к бесстолпному храму под Успенской церковью в Переяславле является Ильинская церковь, которая, как мы только что видели, скорее всего была возведена как раз в 90-х гг. XI ст.157 Если предположить, что после того, как Владимир Мономах в 1094 г. ушел из Чернигова в Переяслав, часть оставшейся в Чернигове у Олега Святославича артели ушла все же за Владимиром, можно понять появление необычайно близкого возведенной буквально в те же годы Ильинской церкви памятника и в Переяславле. Таким образом, отпадает и необходимость критического отношения к летописной дате памятника, довольно точно, судя по посвящению стоявшего на этом месте более позднего храма, привязываемой к летописному сообщению о строительстве Владимиром Мономахом дворцовой церкви. Как правило, традиция сохранения старого посвящения довольно долго, даже в течение многих столетий спустя, сохранялась в случае разрушения или перестройки древних храмов, проявляясь иногда даже в том случае, если новый храм на этом месте не возводился, в характерном названии местности или урочища, где он когда-то находился158. Следующим по времени памятником этой группы, по нашему мнению, следует считать Успенский собор Елецкого монастыря. По своим архи- тектурным формам он, несомненно, представляет собой уже следующий 157 Подробнее см. об этом: Иоаннисян О.М. О двух памятниках переяславского зодчест- ва и об их месте в общей картине развития архитектуры Руси конца XI – первой трети XII века (Киев, Чернигов, Переяславль, Новгород и Псков в их архитектурном взаимодействии). Науковi записки з української історії. Вип. 16. Переяслав- Хмельницький, 2005. С. 166. 158 О сохранении этой традиции и преемственности в посвящении и в расположении храмов см.: Коваленко В.П. Древнерусские храмы Чернигова. Восточная Европа в древности и средневековье. Язычество, христианство, церковь. Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР Владимира Терентьевича Пашуто. Тезисы докладов. М., 1995. С. 23. 178 Олег Иоаннисян шаг в развитии стилистических и строительно-технических особенностей черниговского зодчества, которые присутствуют в этом памятнике уже в окончательно сложившемся виде. Размеры его плинфы несколько меньше размеров плинфы Ильинской церкви и колеблются в следующих пределах: 32-35 х 26-28 х 2,5-4 см159. Учитывая закономерность изменения форматов плинфы, установленную работами П. А. Раппопорта160, Г. М. Штен- дера161 и Н.В. Холостенко162, плинфа Успенского собора Елецкого мо- настыря занимает промежуточное место между Ильинской церковью и Борисоглебским собором. Именно на это место и поместил Успенский собор Н.В. Холостенко163. При этом исследователь не выводит памятник за пределы XI в., предположительно датируя его в пределах между 1094 и 1097 г.164 Еще более раннюю дату предлагали исследователи начала XX в., основывавшиеся на сведениях церковной хроники XVII века, составленной Иоанникием Галятовским, который возводит время основания Елецкого монастыря к 1069 г. и связывает его с именем киевского князя Святосла- ва Ярославича (умер в 1073 г.) – отца черниговских князей Олега и Давида Святославичей, а постройку каменного собора относит к началу 1070-х гг.165 Однако, как мы уже видели на примере Ильинской церкви, появление памятника с такими чертами в Чернигове в эти годы было не- возможно. Поэтому столь раннюю датировку собора следует отвергнуть. Все остальные исследователи датируют собор в пределах уже XII в. И.В. Моргилевский основывает свою точку зрения лишь на том основании, что в XI в. черты романского стиля не смогли бы проявиться в Чернигове, потому что в это время романский стиль в архитектуре Западной Европы находится еще в стадии формирования166. Однако, как мы уже видели, это совсем не так. Формирование романского стиля начинается еще на рубеже X и XI веков, и к концу XI столетия во многих странах (Германия, Франция, 159 Холостенко Н.В. Ильинская церковь в Чернигове по исследованиям 1964-1965 годов. С 98. 160 Раппопорт П.А. Метод датирования памятников древнерусского зодчества по формату их кирпича. Новейшие открытия советских археологов. К., 1975. С. 87- 88; Раппопорт П.А. Метод датирования памятников древнего смоленского зодчества по формату кирпича. СА. 1976. № 2. С. 83-93; Раппопорт П.А. Строительное производство Древней Руси. X-XIII вв. С. 36-37. 161 Штендер Г.М. О ранних Федоровских храмах древнего Новгорода. ПК НО-1977. М., 1977. С. 442, прим. 14. Табл. на С. 443. 162 Холостенко Н.В. Ильинская церковь в Чернигове по исследованиям 1964-1965 годов. С. 98-103. 163 Холостенко Н.В. Архитектурно-археологическое исследование Успенского собора Елецкого монастыря в Чернигове. С. 64-65. 164 Там же. С. 65. 165 Добровольский П.М. Черниговский Елецкий Успенский первоклассный монастырь. Историческое описание. К., 1900. С. 5. 166 Моргилевський I. Успенська церква Єлецького монастиря в Черніговi. С. 200. 179О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века Италия) он достигает уже очень высокого уровня развития. Ю.С. Асеев, датирующий собор серединой XII в.167, и Г.Н. Логвин, определяющий время его создания как вторую половину XII в.168, свою датировку никак не аргументируют. Е.В. Воробьева и А.А. Тиц относят постройку Успенского собора ко времени княжения Давида Святославича (1097-1123), сменившего на черниговском престоле своего брата Олега Святославича и датируют храм 1110-ми гг.169 На наш взгляд, истина лежит между датировками, предложенными Н.В. Холостенко и Е.В. Воробьевой и А.А. Тицем. Строительно-технические особенности памятника, характер его плинфы свидетельствуют о том, что собор должен был быть построен уже после Ильинской церкви, то есть на рубеже XI и XII веков. Однако вряд ли это могло произойти в годы княжения Олега Святославича (1094-1097), как считает Н.В. Холостенко170. Трехлетний период княжения Олега Святославича в Чернигове был временем неспокойным, характеризовавшимся многократными вспышками борьбы и замирений с Мономахом. Кульминацией этой борьбы за владение Черниговским княжеством был бой за Чернигов в 1096 г., в подробностях описанный самим Владимиром Мономахом в его Поучении171. Вряд ли в это время Олег, больше занятый организацией походов и союза с половцами, мог предпринять строительство столь большого собора, как Успенский. Даже если строительство собора и началось при его княжении закончиться оно должно было уже в то время, когда Чернигов был окончательно закреплен за Святославичами решением Любечского съезда князей, и на черниговском престоле оказался его брат Давид Святославич. Таким образом, наиболее реальным временем для строительства Успенского собора Елецкого мо- настыря оказываются, как и предполагали Е.В. Воробьева и А.А. Тиц, годы княжения Давида Святославича. В то же время, строительство собора, по всей видимости, происходило не между 1110 и 1120 годами, как считают эти исследователи172, а раньше – во второй половине 90-х годов XI – первой декаде XII в. 167 Асеев Ю.С. Архитектура Южной и Западной Руси в XII-XIII в. С. 573-574; Асе- ев Ю.С. Архiтектура Середнього Приднiпров’я та Галицько-Волинських земель у XII–XIII столiттях. Iсторiя украiнського мистецтва. Т. I. К., 1966. С. 201. 168 Логвин Г. Чернигов. Новгород-Северский. Глухов. Путивль. С. 85. 169 Воробьева Е.В., Тиц А.А. О датировке Успенского и Борисоглебского соборов в Чернигове. С. 101, 108. 170 Холостенко Н.В. Архитектурно-археологическое исследование Успенского собора Елецкого монастыря в Чернигове. С. 65. 171 Поучение Владимира Мономаха. С. 404. 172 Воробьева Е.В., Тиц А.А. О датировке Успенского и Борисоглебского соборов в Чернигове. С. 108. 180 Олег Иоаннисян Последнее место в этом ряду памятников занимает Борисоглебский собор, в котором романские воздействия проявились наиболее выражен- но – вплоть до использования каменной скульптурной резьбы. На это место его помещают практически все исследователи, за исключением В.Г. Пуцко, допускающего возможность датировки этого собора 1086-1089 годами, то есть временем Владимира Мономаха173. Но и среди исследователей, датирующих его временем уже после создания Ильинской церкви и Успен- ского собора, также нет единого мнения. Ю.С. Асеев, определяет вре- мя создания Борисоглебского собора как 70-е гг. XII вв, считая, что он был возведен в ходе реконструкции комплекса княжеского двора в Черни- гове, предпринятой наследниками Давида Святославича174. Все другие исследователи, обращавшиеся к этому памятнику, ограничили верхнюю хронологическую границу времени его появления 1123 годом – годом смерти Давида Святославича. Все они совершенно справедливо исходили из того, что именно этого князя следует считать строителем собора, поскольку описывая гибель и погребение его сына Изяслава Давидовича, летописец говорит о том, что этот князь был погребен «в отни ему церкви»175, то есть в родовом храме его отца – Давида Святославича, а в Слове о князьях – литературном памятнике XII в. – Давид Святославич прямо назван со- здателем Борисоглебского собора, в котором он и был погребен176. Г.Н. Логвин датирует собор 1123 годом177. Н.В. Холостенко укладывает время его создания между 1115 и 1123 годами, считая что идея построить собор, посвященный святым Борису и Глебу, один из которых – Глеб – был небесным покровителем князя Давида, крещальным именем которого было Глеб178, возникла у Давида Святославича после того, как он принял участие в перенесении мощей Бориса и Глеба в их храм-мавзолей в Вышгороде в 1115 г.179 Е.В. Воробьева и А.А. Тиц сужают этот хронологический про- межуток, помещая время строительства собора между 1120 и 1123 годами180, а П.А. Раппопорт раздвигает его, опуская нижнюю границу возможного начала строительства до 1097 г.181, то есть года, когда Давид Святославич вступил на черниговский престол. 173 Пуцко В.Г. Мистецтво Київської Русi близько 1110 р. С. 51. 174 Асеев Ю.С. Архитектура Южной и Западной Руси в XII-XIII в. С. 572. 175 ПСРЛ. Т 2. Стб. 518. 176 Слово о князьях. художественная проза Киевской Руси XI-XIII вв. М., 1957. С. 239. 177 Логвин Г. Чернигов. Новгород-Северский. Глухов. Путивль. С. 51. 178 По-видимому, именно поэтому собор в течение долгого времени назывался не Борисоглебским, а Глебоборисовским (Воробьева Е.В., Тиц А.А. О датировке Успенского и Борисоглебского соборов в Чернигове. С. 107). 179 Холостенко Н.В. Исследования Борисоглебского собора в Чернигове. С. 188. 180 Воробьева Е.В., Тиц А.А. О датировке Успенского и Борисоглебского соборов в Чернигове. С. 108, 111. 181 Раппопорт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. С. 41. 181О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века О том, что Борисоглебский собор стоит последним в ряду рассмотренных памятников, говорят и его наиболее развитые по сравнению даже с Успенским собором романские формы – именно в этом соборе наряду с аркатурным пояском, полуколоннами на фасадах и имитацией квадровой кладки появляется и романская по своему характеру каменная скульптурная резьба. О более позднем, по сравнению с Успенским собором Елецкого монастыря, времени создания Борисоглебского собора свидетельствует и формат его плинфы (31-34 х 24-28 х 3,5-5 см) – меньший, чем в Успенском соборе. Датировку Борисоглебского собора, предлагаемую Ю.С. Асеевым, отно- сящим памятник ко второй половине XII в.182, следует признать слиш- ком поздней. Помимо уже приведенных аргументов об этом, в частности, свидетельствует и такая примененная в этом памятнике деталь убранства интерьера, как набранный из шиферных плит со смальтовыми инкрустациями омфалий (рис. 44)183. В древнерусском зодчестве такая техника декоративного убранства характерна для ранних этапов его развития и не выходит за пределы первой трети XII в.184 182 Асєєв Ю.С. Джерела. Мистецтво Київської Русі. К.,1980. С. 156. 183 Пуцко В.Г. Чернiгiвськi мозаїчнi омфалiї XII ст. Слов’яно-руськi старожитностi Пiвнiчного Лiвобережжя. Чернiгiв, 1995. С. 75-76. 184 Каргер М.К. К вопросу об убранстве интерьера в русском зодчестве домонгольского периода. Труды Всероссийской академии художеств. Т. 1. Л.-М., 1947. С. 15; Раппопорт П.А. Строительное производство Древней Руси. X-XIII вв. С. 96. 44. Чернигов. Борисоглебский собор. Шиферный омфалий а-совеременный вид; б –чертеж Н.В. холостенко Итак, последовательность создания черниговских памятников представ- ляется нам следующим образом: 182 Олег Иоаннисян Если принять такую последовательность и предложенные датировки создания памятников, станет ясно, что романские черты и новая стилистика появились в черниговском зодчестве еще в годы правления Владимира Мономаха, а не черниговских князей Олега и Давида Святославичей, как предполагал П.А. Раппопорт185. Как мы уже видели, определяя возможный источник происхождения романских элементов в черниговском зодчестве, П.А. Раппопорт исходил из того, что их проникновение в архитектуру Чернигова произошло тогда, когда им начинают владеть князья Олег и Давид Святославичи (то есть после 1094 г., когда Владимир Мономах уступил им Чернигов, или даже после 1097 г., когда съезд князей в Любече закрепил за Святославичами права на черниговский престол). Считая, что сочетание романских и византийских форм в архитектуре Чернигова стало возможным в годы правления Олега и Давида Святославичей, П.А.Раппопорт исходил из того, что до вокняжения на черниговском престоле эти князья находились в изгнании в Византии на острове Родос, откуда, по его предположению, они и могли привезти мастеров, в творчестве которых сочетались традиции византийской и романской архитектуры186. Остров Родос, где пересекались пути ромеев и крестоносцев, казалось бы, идеально подходит для роли возможного источника происхождения форм черниговской архитектуры, однако ничего похожего на черниговские памятники ни по стилистике, ни по строительной технике в архитектуре Родоса XI–XII веков мы не находим187. Попытки связать возможный источник происхождения форм черни- говской архитектуры с династическими связями Олега и Давида Свято- славичей также успеха не приносят. Олег Святославич был женат на патри- цианке из знатного византийского рода Феофании Музалон188, а Давид 185 Раппопорт П.А. Из истории киево-черниговского зодчества XII в.. КСИА. Вып. 179. М., 1984. С. 62; он же. Зодчество Древней Руси. Л., 1986. С. 52-55. 186 Раппопорт П.А. Из истории киево-черниговского зодчества XII в. С. 62; он же. Древнерусская архитектура. С. 49. 187 Об архитектуре Родоса см. работу А. Орландоса, опубликованную в: Αρχειον των Βυζαντινων Μνημει Ελλαδοζ δυνταδδομενον υπο Αναστασιο Κ.Ορλανδοσ, 6 (Αθηνα, 1948) 188 N. de. Baumgarten, “Généalogies et mariages occidentaux des rurikides russes du Xe au XIIIe siécle,” 18. 189 Ibid. Однокамерный терем Юго-западная крещальня Спасского собора Ильинская церковь Успенский собор Елецкого монастыря Борисоглебский собор 1080-1094 до 1094 года 1090-е годы 1090-1100 между 1097 и 1123 годом (наиболее вероятно 1115-1123) 183О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века Святославич — на маркграфине из рода Дитмаршен189. Однако византийская архитектура XI–XII вв. и за пределами Родоса не дает нам возможности обнаружить что-либо близкое черниговским памятникам, а на территории маркграфства Дитмаршен, связанного с датским королевством (ныне — территория земли Шлезвиг-Гольштейн в Северной Германии), развитие архитектуры в это время, на рубеже XI и XII вв., еще только начинается, и вряд ли она каким-либо образом смогла оказать воздействие на архитектуру другой страны. Как мы уже видели выше, проникновение романских черт в черниговское зодчество происходит не при князьях Святославичах, а раньше – в те годы, когда Черниговом владел еще Владимир Мономах, и при этом наиболее вероятным источником этих «романизмов» является архитектура Северной Италии. В связи с этим возникает вопрос – каким путем смог Владимир Мономах воспользоваться услугами ломбардских мастеров, существовали ли какие-нибудь связи между им и Италией? Но именно в эпоху княже- ния Владимира Мономаха такие связи были весьма тесными. Родная сестра Владимира Мономаха – Евпраксия Всеволодовна – первым браком была замужем за маркграфом Северной Саксонии Генрихом Длинным Штаденским, а после его смерти в 1088 г., как раз в годы правления Мономаха в Чернигове, обручилась с германским императором Генри- хом IV, во владения которого входила и Северная Италия. При коронации в следующем, 1089 г., она получила имя Адельгейды190. В 1090 г. вместе с Генрихом IV она приезжает в Италию, с которой будет связана вся ее жизнь после развода с императором, вплоть до возвращения на Русь в 1106 г. В развернувшейся борьбе гвельфов и гибеллинов Евпраксия активно участвует на стороне первых. Она дважды выступала на церковных соборах в Констанце и Пьяченце, была близка папе Урбану II и тосканской герцогине Матильде, в состав владений которой входила и Лангобардия (Ломбардия). В замке Матильды – Каноссе, также расположенном на терри- тории Северной Италии, Евпраксия-Адельгейда бывала неоднократно. Показательно, что все описываемые события происходили как раз в то время, когда брат Евпраксии Владимир Мономах занимал черниговский престол, будучи в то же время фактическим соправителем своего отца – киевского князя Всеволода Ярославича. О том, что Владимир, находясь в Чернигове, активно участвовал в управлении Киевом, а практически и всей Русью и был соправителем своего могущественного, но находившегося уже в преклонном возрасте отца, свидетельствует, в частности, и его собственное 190 См. о ней: Розанов С.П. Евпраксия-Адельгейда Всеволодовна (1071-1109). Известия АН СССР. Сер. 7. Отделение гуманитарных наук. 1929. № 8. С. 617-646. См. также: Рамм Б. Я. Папство и Русь в X-XV веках. М.-Л., 1959. С. 71-72; Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 125-127. 184 Олег Иоаннисян признание о многочисленных его поездках из Чернигова в Киев, сделанное им в своем Поучении, где Мономах говорит о том, что за годы его княжения в Чернигове он около 100 раз «А и-Щернигова до Кыева нестишды (около 100 раз - О.И.) ездих ко отцю...»191. Не прекращавшиеся все эти годы связи Евпраксии с Русью и могли послужить источником появления на Руси североитальянских мастеров. С Италией же связан и другой немаловажный эпизод политической жизни Руси конца XI в. В 1088 г. в Киев к Всеволоду Ярославичу в ка- честве посла от его зятя – императора Генриха IV – приезжает легат ан- типапы Климента III, бывшего одновременно и архиепископом Равенны, некий кардинал Григорий из церкви Сан-Витале в Равенне192. Целью этих переговоров было предложение о воссоединении русской церкви с римской, причем кардинал от имени Климента III предлагал князю «щедрые дарения и выгоды»193. И Климент III, и его легат кардинал Григорий были связаны с Равенной, где, как мы уже видели, еще с византийского времени сохраня- лась традиция кирпичного строительства, которое велось в равнослойной кладке. Не исключено, что одним из «щедрых дарений» Климента оказалась и артель строительных мастеров, которая по прибытии на Русь оказалась в распоряжении не Всеволода, и так располагавшего в своем Киеве до- статочным количеством мастеров, чтобы вести строительство, а его сына и фактического соправителя Владимира Мономаха, который в это время начинал вести строительство в своем уделе в Чернигове. И, наконец, в 80-х гг. XI ст. происходит еще один эпизод, свидетельствую- щий об активных связях между Италией и Русью, существовавших в это время. Причем показательно, что в связи с ним в источнике, восходящем к рубежу XI и XII вв., упоминаются вместе киевский князь Всеволод Ярославич и его сын – черниговский князь Владимир Мономах. Речь идет о перенесении мощей одного из наиболее почитаемых христианских святых – святого Николая из города Миры в Ликии в итальянский город Бари, которое состоялось 9 мая 1087 г.194 В 1089 г. в Бари начинается строительство базилики над мощами святого Николая, закончившеся уже в XII ст.195 Казалось бы, в этом факте нет ничего связанного ни с Русью, ни, тем более, с личностью Владимира Мономаха. Однако, есть обстоятельство, 191 Поучение Владимира Мономаха. С. 406, 407. 192 Голубинский Е. История русской церкви. Т. I, 1-й полутом. М., 1901. С. 595; B. Leib, Rom, Kiev et Byzance á la fin du XIe siécle (Paris, 1924), 23, 34; Рамм Б.Я. Папство и Русь в X-XV веках. С. 68-69; Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. С. 130. 193 Рамм Б.Я. Папство и Русь в X-XV веках. С. 69. 194 Голубинский Е. История русской церкви. Т. I, 2-й полутом. М., 1904. С. 398-399; Макарий (Булгаков). История русской церкви. Кн. II. М., 1995. С. 211, 555-557. 195 A. McLean, “Romanesque Architecture in Italy,” 106-108. 185О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века 196 Шляпкин И. Русское поучение XI в. о перенесении мощей Николая Чудотворца и его отношение к западным источникам. Памятники древней письменности. СПб., 1881. С. 3-23; Голубинский Е. История русской церкви. Т. I. 1-й полутом. С. 773; Т. I. 2-й полутом. С. 398-399; Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. С. 130-131. 197 Слово о перенесении мощей святителя Николая. Макарий (Булгаков). История русской церкви. Кн. II. М., 1995. С. 555-557; Крутова М.С. Святитель Николай Чудотворец в древнерусской письменности. М., 1997. С. 51-58, 135-136, 175-177. 198 Слово о перенесении мощей святителя Николая. С. 555. 199 ПСРЛ. Т. IX. СПб., 1885. С. 116. 200 Рамм Б. Я. Папство и Русь в X-XV веках. С. 70, прим. 115. 201 К архиепископу Римскому от Иоанна митрополита Русского о опресноцех. Ученые записки II отделения императорской Академии наук. Кн. II. СПб., 1854. С. 1-20. которое заставляет нас усматривать прямую связь этого события и с Русью, и с Владимиром Мономахом. Несмотря на то, что святой Николай является одним из наиболее почитаемых святых во всем христианском мире, ни одна православная восточнохристианская церковь не отмечает день переноса его мощей – 9 мая – в качестве церковного праздника. Однако на Руси уже с рубежа XI и XII вв., то есть еще в годы правления Владимира Мономаха, этот день начинает почитаться как один из наиболее почитаемых церковных праздников196. Более того, в это время на Руси возникает литературное произведение, специально посвященное этому событию – Слово о пере- несении мощей святителя Николая197. Интересно, что в самом раннем ва- рианте этого произведения, восходящем к рубежу XI и XII веков, то есть к эпохе княжения Мономаха, имеется весьма примечательное уточнение, указывающее на то, в годы чьего правления произошло это событие: ... при цари гречестем и самодържци Констянтина града Алексеи Комнине и патриярсе его Николе, а в лето рускых наших князей, христолюбиваго и великаго князя нашего Всеволода в Киеве и благороднаго сына его Володимера в Чернигове198. Автор этого “Слова”, по всей видимости, совершенно не случайно поместил в текст сообщения о событии, происходившем далеко от Руси и, на первый взгляд, не имевшем к ней никакого отношения, имена русских князей, не присутствовавших на перенесении мощей из Мир в Бари. Три года спустя после этого события, в 1091 г., по сообщению Никоновской летописи, на Русь к Всеволоду Ярославичу от папы Урбана II прибывает некий епископ Феодор199. По сведениям некоторых западных источников, Феодор прибыл в Киев «с мощами Николая Мирликийского в связи с установлением русской церковью праздника в честь этого святого»200. По предположению, Б.Я. Рамма, епископ Феодор был приближенным киевского митрополита Иоанна, автора знаменитого Послания к папе римскому Клименту201, на- писанного в ответ на уже упоминавшиеся выше предложения папского 186 Олег Иоаннисян 202 Рамм Б. Я. Папство и Русь в X-XV веках. С. 70. 203 Там же. 204 Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. С. 130-131. 205 Там же. С. 131. 206 Там же. 207 Петров Н.И. Историко-топографические очерки древнего Киева. К. 1897. С. 37-38; Шероцкий К. Киев. Путеводитель. Киев, 1917. С. 204; Каргер М.К. Древний Киев. Т. II. М.-Л., 1961. С. 407-408. 208 Раппопорт П.А. Зодчество Древней Руси. С. 69-70. легата равеннского кардинала Григория о воссоединении церквей202. Как предполагает Б.Я. Рамм, епископ Феодор специально был послан к папе с этим посланием, откуда и вернулся с мощами святого Николая и новым пред- ложением о воссоединении церквей203. Вопрос о воссоединении церквей, ставший актуальным для Запада в связи с подготовкой I крестового похода, за два года до этого, в 1089 г. – году перенесении мощей святого Николая в Бари – специально рассматривался на соборе в итальянском городе Мальфи, где папа пытался создать союз с Византией204. Поскольку отношения с Константинопольской церковью папе так и не удалось наладить, особое внимание им было обращено на Русь, которую он, также, как и его противни- ки – антипапа Климент и император Генрих IV – пытался склонить на свою сторону, результатом чего и стал брак княжны Евпраксии с императором. Отношения Руси с Западом и ее вовлеченность в европейские дела в 80- 90-х годах были настолько активными, что это даже дало основания В.Т. Пашуто предполагать, будто представители киевского митрополита и князя Всеволода Ярославича принимали участие в Мальфийском соборе205, в преддверии которого и произошел перенос мощей святого Николая в Бари. Как считает исследователь, «судя по веским деталям», автор Слова “присутствовал и при состоявшемся через три года (в 1091 году – О.И.) освящении Урбаном II храма в честь Николая»206 . Воссоединения римской и русской церквей так и не произошло, однако святой Николай именно с этого времени становится одним из наиболее почитаемых святых на Руси. Кстати, по всей видимости, именно при Все- володе, в конце XI века, в Киеве возводится Никольская церковь207, из- вестная под именем Николы Иорданского, а его внуком, сыном Владимира Мономаха, новгородским князем Мстиславом, в 1113 г. (год занятия Мономахом киевского престола) в Новгороде на территории городской княжеской резидениции – Ярославовом Дворище – возводится большой собор Николы на Дворище, который, по мысли его заказчика князя Мстислава Владимировича, должен был противостоять Софийскому собору, над которым он потерял юрисдикцию208. Показательно, что возведение и ранняя история этих первых на Руси Никольских храмов сопровождалось 187О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века 209 Подскальски Г. христианство и богословская литература в Киевской Руси (988- 1237 гг.) [Subsidia Byzantinorossica. T. I.] СПб. 1996. С 221-222; Крутова М.С. Святитель Николай Чудотворец в древнерусской письменности. С. 173. 210 Подскальски Г. христианство и богословская литература в Киевской Руси. С. 173-174, 223-224. 211 Толочко П.П. Iсторичнi портрети. Киïв.1990. С. 77-84. 212 Д. дел’Агата. Стари кирилски надписи в катедралата “Сан Мартино” в град Лукка. Славянские культуры и Балканы. София, 1978. С. 62-64; Высоцкий С.А. Киевские граффити XI-XII вв. Киев, 1985. С. 5. 213 Леонид (Кавелин). Чудеса св. Николая. Памятники Общества любителей древней письменности. Т. 72. СПб., 1888. С. 4; Шляпкин И. Русское поучение XI в. о пе- ренесении мощей Николая Чудотворца и его отношение к западным источникам. С. 22; Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. С. 328, прим. 15; Подскаль- чудесами, которым были посвящены составленные тогда же, на рубеже XI и XII вв. Сказания: Сказание о чуде св. Николая над половчином, связанное с Никольской церковью в Киеве209, и Сказание о чудотворном образе св. Николы Дворищенского, связанное с Николодворищенским собором в Новгороде210. Важно и другое обстоятельство – все эти три литературных произведения конца XI – начала XII вв. связаны с именами трех князей – киевского князя Всеволода Ярославича, его сына Владимира Мономаха, бывшего в это время черниговским князем, и сына Владимира Мономаха – новгородского, а впоследствие киевского князя Мстислава Владимировича Великого, который, подобно тому, как его отец еще будучи черниговским князем был соправителем Всеволода, стал фактическим соправителем Мономаха еще будучи новгородским князем211. Таким образом, мы можем убедиться, что вторая половина 80-х – начало 90-х годов XI века, когда Владимир Мономах находится на черниговском престоле, стали временем активных контактов Руси с Западом и, особенно, с Италией. Об этом помимо приведенных фактов свидетельствуют и граф- фити, оставленные в это время русскими людьми, посетившими Италию, на архитраве портала собора Сан-Мартино в Лукке: «Лазорь псалъ Яршевичь, Ростиславль» и «Дьякон моуромскии псалъ»212. Многие происходившие на рубеже XI и XII вв. события оказывались непосредственным образом связанными и с далекой от Италии Русью. Несмотря на то, что официально эти события связывались с великим киевским князем Всеволодом Ярославичем, их участником оказывался и его сын и соправитель черниговский князь Владимир Всеволодович Мономах. Поэтому совершенно не случайно в Слове о перенесении мощей святителя Николая наряду с киевским князем Всеволодом упомянут и Владимир Мономах, подчеркнуто названный князем черниговским. Интересно, что некоторые исследователи предполагают, что автором этого Слова был никто иной, как переяславский епископ и титулярный митрополит Ефрем213, который, 188 Олег Иоаннисян ски Г. христианство и богословская литература в Киевской Руси. С. 214, 224– 602. 214 Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси X-XIII вв. М. 1989. С. 38-39, 56, 58, 61; Подскальски Г. христианство и богословская литература в Киевской Руси. С. 55, 280-281. 215 Зайцев А.К. Черниговское княжество. Древнерусские княжества X-XIII вв. М., 1975, карта между С. 80 и 81; Рапов О.М. Княжеские владения на Руси в X - первой половине XIII в. М., 1977. С. 94-134. 216 Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси X-XIII вв. С. 37-38; Подскаль- ски Г. христианство и богословская литература в Киевской Руси. С. 53. 217 Поппэ А. Русские митрополии Константинопольской патриархии в XI в.. ВВ. Т 28. М., 1968. С. 98-102; Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси X-XIII вв. С. 58-60; Подскальски Г. христианство и богословская литература в Киевской Руси. С. 54-56. как мы уже знаем, был в это время ближайшим сподвижником Владимира Мономаха214. В таком случае подчеркнутое появление черниговского князя Владимира Всеволодовича в тексте Слова становится понятным и оправданным – он сознательно называется в одном ряду с правящими в это же время византийским императором, константинопольским патриархом и великим киевским князем, как равная им по масштабу и значению фигура, также, как и они, имеющая прямое отношение к событиям европейского масштаба. Не случайна в этом контексте и одна из упомянутых надписей на архитраве портала собора Сан-Мартино в Лукке – та, в которой упоминается некий “дьякон моуромскии”. Муромо-Рязанское княжество в XI – XII вв. входило в состав владений черниговских князей Святославичей215, и, хотя в годы княжения в Чернигове Владимира Мономаха Муромо-Рязанские земли не вошли в его черниговский удел, оставшись за Святославичами, церковный патронат Чернигова над ними был сохранен, так как на протяжении XI и почти всего XII в. и Муром, и Рязань входили в состав Черниговской епархии216, которая в XI ст., так же, как и Переяславская, имела статус титулярной митрополии217. Таким образом, мы видим, что именно в те годы, когда Владимир Мономах был черниговским князем, являясь одновременно и фактическим соправителем своего отца, киевского великого князя Всеволода Ярославича, существуют все предпосылки, для того, чтобы он, ведя строительство в Чернигове, смог воспользоваться услугами каких-то западных мастеров, происходящих, по-видимому, из круга романских мастеров Северной Италии. Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

О происхождении, датировках и хронологии черниговского зодчества XII века

Репозитарії

Схожі ресурси