Творчество Гоголя в интерпретации Ю. М. Лотмана: эволюция семиотического метода

У статті висвітлюється еволюція поглядів Ю. М. Лотмана на творчість Гоголя. Зазначається, що наскрізна лотманівська концепція художнього простору у Гоголя поступово сягає аналізу основоположних, «корінних» культурних моделей, притаманних мистецтву в цілому....

Ausführliche Beschreibung

Gespeichert in:

Bibliographische Detailangaben
Datum:	2009
1. Verfasser:	Киченко, А.
Format:	Artikel
Sprache:	Russian
Veröffentlicht:	Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України 2009
Schriftenreihe:	Гоголезнавчі студії
Schlagworte:	Доповіді, статті і дослідження
Online Zugang:	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/27866
Tags:	Tag hinzufügen Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
Назва журналу:	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Zitieren:	Творчество Гоголя в интерпретации Ю. М. Лотмана: эволюция семиотического метода / А. Киченко // Гоголезнавчі студії. — Ніжин, 2009. — Вип. 18. — С. 57-69. — Бібліогр.: 18 назв. — рос.

Institution

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine

id	irk-123456789-27866
record_format	dspace
spelling	irk-123456789-278662011-10-23T12:06:29Z Творчество Гоголя в интерпретации Ю. М. Лотмана: эволюция семиотического метода Киченко, А. Доповіді, статті і дослідження У статті висвітлюється еволюція поглядів Ю. М. Лотмана на творчість Гоголя. Зазначається, що наскрізна лотманівська концепція художнього простору у Гоголя поступово сягає аналізу основоположних, «корінних» культурних моделей, притаманних мистецтву в цілому. В статье анализируется эволюция взглядов Ю. М. Лотмана на творчество Гоголя. Отмечается, что сквозная лотмановская концепция художественного пространства у Гоголя постепенно перерастает в анализ основополагающих, «корневых» культурных моделей, присущих искусству в целом. The article analyzes the evolution of Yuriy Lotman’s views on Gogol’s creative works. It is noted that the cross-cutting Lotman’s concept of art space in Gogol gradually develops into the analysis of fundamental «root» cultural patterns inherent in the art on the whole. 2009 Article Творчество Гоголя в интерпретации Ю. М. Лотмана: эволюция семиотического метода / А. Киченко // Гоголезнавчі студії. — Ніжин, 2009. — Вип. 18. — С. 57-69. — Бібліогр.: 18 назв. — рос. XXXX-0080 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/27866 ru Гоголезнавчі студії Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України
institution	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection	DSpace DC
language	Russian
topic	Доповіді, статті і дослідження Доповіді, статті і дослідження
spellingShingle	Доповіді, статті і дослідження Доповіді, статті і дослідження Киченко, А. Творчество Гоголя в интерпретации Ю. М. Лотмана: эволюция семиотического метода Гоголезнавчі студії
description	У статті висвітлюється еволюція поглядів Ю. М. Лотмана на творчість Гоголя. Зазначається, що наскрізна лотманівська концепція художнього простору у Гоголя поступово сягає аналізу основоположних, «корінних» культурних моделей, притаманних мистецтву в цілому.
format	Article
author	Киченко, А.
author_facet	Киченко, А.
author_sort	Киченко, А.
title	Творчество Гоголя в интерпретации Ю. М. Лотмана: эволюция семиотического метода
title_short	Творчество Гоголя в интерпретации Ю. М. Лотмана: эволюция семиотического метода
title_full	Творчество Гоголя в интерпретации Ю. М. Лотмана: эволюция семиотического метода
title_fullStr	Творчество Гоголя в интерпретации Ю. М. Лотмана: эволюция семиотического метода
title_full_unstemmed	Творчество Гоголя в интерпретации Ю. М. Лотмана: эволюция семиотического метода
title_sort	творчество гоголя в интерпретации ю. м. лотмана: эволюция семиотического метода
publisher	Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України
publishDate	2009
topic_facet	Доповіді, статті і дослідження
url	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/27866
citation_txt	Творчество Гоголя в интерпретации Ю. М. Лотмана: эволюция семиотического метода / А. Киченко // Гоголезнавчі студії. — Ніжин, 2009. — Вип. 18. — С. 57-69. — Бібліогр.: 18 назв. — рос.
series	Гоголезнавчі студії
work_keys_str_mv	AT kičenkoa tvorčestvogogolâvinterpretaciiûmlotmanaévolûciâsemiotičeskogometoda
first_indexed	2025-07-03T07:37:57Z
last_indexed	2025-07-03T07:37:57Z
_version_	1836611437667024896
fulltext	57 Александр Киченко (Черкассы) ТВОРЧЕСТВО ГОГОЛЯ В ИНТЕРПРЕТАЦИИ Ю. М. ЛОТМАНА: ЭВОЛЮЦИЯ СЕМИОТИЧЕСКОГО МЕТОДА Предлагаемая тема затрагивает как минимум два методо- логических вопроса. Первый связан с попыткой критической анали- тической оценки лотмановского семиотического метода, вокруг которого наблюдается сегодня много различных дискуссий. Все они так или иначе связаны с определением сущности «семиотического феномена» 1960-х годов [1] и той перспективы, которую приоткрыла тартуско-московская семиотическая школа в сфере гуманитарных наук. При всем «абсолютизме», «утопизме», «тотальности мышления», наличии «начертанного плана» семиотиков (Б. М. Гаспаров), их стремлении к единству различных методологических установок школы, принципам их «метатекстовости» и т.п., лотмановская позиция не была столь унифицированной, строго системной и внеполемичной [2, с. 295-296]. Она предполагала наличие факторов внутреннего развития, отчетливо заметных на пути Лотмана от истории литературы к семиотике культуры. В этом отношении лотмановская интер- претация гоголевского художественного мира может служить своего рода моделью эволюции семиотического метода, устанавливающей систему преемственности связей между различными идеями, составляющими «семиосферу» Лотмана [3, с. 14-19]. Соответственно эволюционирует научный язык ученого, формируется система ключевых понятий, сквозь призму которых интерпретируется гоголев- ская поэтика: подлинное и мнимое, бытовое и волшебное, ограни- ченное и неограниченное и т. п. [4, с. 150-151]. Как следствие, второй вопрос касается ключевых точек эволюции лотмановской оценки гоголевского творчества: прочтение Гоголя постепенно меняется у Лотмана как раз в связи с развитием семиотической методологии. Так, в 1960-е годы, во время интенсивного увлечения литера- туроведческой семиотикой, Лотман разрабатывает идею искусства как «особым образом организованного языка», а художественного произведения – как «сообщения» на этом языке, содержащего признаки «модели мира» в формах его существования, временных и пространственных. Если «искусство может быть описано как некоторый вторичный язык, а произведение искусства – как текст на этом языке» [5, с. 22], то естественно, что «художественный язык моделирует универсум в его наиболее общих категориях, которые, 58 будучи наиболее общим содержанием мира, являются для конкретных вещей и явлений формой существования. Таким образом, изучение художественного языка произведений искусства… воспроизводит модель мира в ее самых общих очертаниях» [5, с. 30]. Обращение к творчеству Гоголя в этот период связано с изучением моделирующих свойств художественного пространства и «пространственных отношений»: Лотман усматривает «пространство» и «простран- ственное» как параметры художественного языка Гоголя. В аспекте анализа художественных форм «пространственных отношений» и «пространственного моделирования» тематическое единство состав- ляют работы «О понятии географического пространства в русских средневековых текстах» (1965), «О метаязыке типологических описаний культуры» (1968), «Проблема художественного простран- ства в прозе Гоголя» (1968), «Из наблюдений над структурными принципами раннего творчества Гоголя» (1970). Эти статьи, касающиеся поэтики пространства, закладывают фундамент всех последующих структурных исследований на гоголевском материале, методология и результаты которых во многом скажутся на рассмотрении принципов художественного пространства гоголевских «Вечеров» и «Миргорода». Кроме того, наблюдения Лотмана над гоголевским поэтическим приемом имеют и общесемиотический теоретический ориентир: они «замкнуты» на идее «пространственного художественного моделирования» как «первичного и основного. …Даже временное моделирование часто представляет собой вторич- ную надстройку над пространственным языком» [6, с. 447]. Поэти- ческая первичность пространства, его моделирующий универсализм позволяют рассматривать текст (живописный, повествовательный и т. д.) как «особый мир» с его системой географических координат, восходящей к универсальным культурным моделям. Например, существуют эпохи и культуры с особой акцентуацией сюжетного «начала» и «конца», «внешней» и «внутренней» точки зрения (статьи «О моделирующем значении понятий «конца» и «начала» в художественном тексте», «О понятии географического пространства в русских средневековых текстах», книга «Структура художественного текста» [5, с. 207-211]). Лотмановская интерпретация гоголевского текста подводит к теории художественного произведения как модели безграничного мира («…каждый отдельный текст одновременно моделирует …и универсальный объект» [5, с. 205-206]) и к принципам функционирования этой модели («…объект, наделенный собственным именем и всеми другими приметами индивидуальности, составляет лишь часть отображаемого в искусстве универсума» [5, с. 206]). 59 Примечательно, что и в последний период творчества, обобщая концепцию семиосферы, Лотман по-прежнему отталкивается от исследования художественных литературных текстов и почти дословно повторяет положения, высказанные в структурных наблюдениях над поэтическим миром Гоголя и в «Структуре художественного текста». В книге «Внутри мыслящих миров» Лотман пишет: «Художественный текст есть акт создания мира, такого мира, в котором заложены механизмы непредсказуемого саморазвития. …Всякий текст, по определению, имеет границы. Но не все из них обладают одинаковым моделирующим весом. Можно выделить культуры, тексты, оринтированные на начало, и именно ему придающие особую семиотическую значимость, и, напротив того, ориентированные на конец. Сразу же приходят на память мифы о начале и эсхатологические мифы. Однако значение этих ориентаций значительно более широкое» [7, с. 330, 332]. Еще одна работа Лотмана, касающаяся специфики гоголев- ской художественной модели мира, – «Гоголь и соотнесение «смеховой культуры» с комическим и серьезным в русской нацио- нальной традиции» (1974) – может быть интерпретирована как попытка анализа театральной (игровой) составляющей гоголевской поэтики. В этой работе (фактически, это тезисы ко Второму симпозиуму по вторичным моделирующим системам) впервые появляется лотмановское определение мира Гоголя как «как бы существования», мира, «вывороченного наизнанку», мира масок, театральности, проникшей в жизнь. Вместе с тем, гоголевское творческое сознание предельно синтезировано и способно соединять «…самые различные стихии национальной жизни. Острая современность его произведений сочеталась со способностью проникать в глубинные пласты архаического сознания народа. …Произведения Гоголя могут служить основой для реконструкции мифологических верований славян, восходящих к глубочайшей древности…» [8, с. 684]. Так проявляется творческий феномен Гоголя, объединяющий «положительное переживание веселья» и смеха с попыткой «преодолеть комизм», стремлением к «серьезной культуре утопии и проповеди» [8, с. 685]. Примечательно, что тезисы Лотмана связаны с развитием бахтинской идеи народно-праздничного, карнавального смеха Гоголя и включаются в общий контекст притяжения / отталкивания лотмановских и бахтинских культуро- логических идей [9]. Таким образом, к середине 1970-х годов лотмановское прочтение творчества Гоголя включает два ключевых аспекта: 60 гоголевские страницы статей «Основные этапы развития русского реализма» (1960), «Истоки «толстовского направления» в русской литературе 1830-х годов» (1962), тезисы о традиции «смеховой культуры» актуализируют аспект историко-типологический, а работы о пространственном модусе у Гоголя – аспект структурно- семиотический. Не являясь взаимоисключающими, эти подходы, тем не менее, представляют тонкий переход от оценки исторической системы текстов к идее текста как внутренней самодостаточной системе, от парадигматики к синтагматике, от истории к семиотике. В середине 1970 – начале 1980-х годов Лотмана все больше занимает идея семиотического комментария к художественному тексту («Письма русского путешественника» для серии «Литературные памятники», роман Пушкина «Евгений Онегин»), биографии (книги о Пушкине и Карамзине), «…задуманная вместе с Б.А. Успенским книга о системе поведения в русской культуре» [10, с. 267]. Отличительной чертой этих работ является не столько историко-литературная, сколько культурологическая организация материала, располагающаяся по схеме «художественный текст плюс его семиотический контекст». Здесь структурно-семиотический метод служит формированию культурологической концепции, расшифровке исторических фактов и факторов, разъяснению системных контекстуальных связей. (Видимо, все перечисленные замыслы этого времени прочно связаны сквозной идеей: «…работается хорошо, как никогда. Подбираюсь к большой и серьезной книге о системе культуры» [10, с. 267].) В новом методо- логическом ракурсе Лотман пересматривает историко-литературные и биографические концепции Ю. Тынянова, Б. Эйхенбаума, Г. Гуков- ского, Б. Томашевского. Лотман – сторонник биографии не как набора внешних жизненных и творческих фактов, заданных «списком», а как реконструкции ключевых жизненных «тем», скрытых понятий-знаков, определяющих весь жизненный уклад писателя, логику его творчества как жизнетворчества (такими понятиями-знаками являются для Лотмана «дом» в жизни Пушкина, «творчество» и «путешествие» у Карамзина). Как следствие, аспект творческого как жизнетворческого в биографическом жанре логически излагается не «сплошь», а как единство основополагающих (поворотных) моментов формирования приоритетов поэтической системы. Идея «жизнестроительства» и «программы», реконструкция ключевых звеньев этого процесса и составляет основу материала лотмановских книг о Пушкине и Карамзине. Показательно, что лотмановское условное рабочее название этих биографий – «Пушкин- человек» [10, с. 267] и «Карамзин – автор Карамзина». Разъясняя такое 61 «странное» заглавие последней книги, Лотман пишет: «Суть в анализе произведений Карамзина, написанных от первого лица, восстанов- лении отношения между Dichtung und Wahrheit, реальной биографией и литературной мифологией. Поскольку реальная биография Карамзина, как это ни поразительно, почти неизвестна (например, о заграничном путешествии, кроме «Писем русского путешественника», мы не имеем почти ничего, а «Письма» – источник литературно мистифицированный), то реконструкция делается увлекательной, а иногда и совершенно неожиданной» [11, с. 337-338]. Надо полагать, что Гоголь как «мистификатор» и «жизне- строитель» мало привлекает Лотмана (разве что как прямая противоположность в этом смысле Карамзину и Пушкину), зато гоголевское творчество по-прежнему представляет особый интерес с точки зрения семиотической реконструкции сюжета и прототипа. Этой проблеме посвящены статьи «О Хлестакове» (за фигурой гоголевского героя просматривается у Лотмана конкретное историческое лицо – Дмитрий Завалишин, а в сцене хлестаковского вранья прочитывается вся историко-этическая ситуация эпохи) и «Пушкин и повесть о капитане Копейкине», где анализируется и вовсе апокрифический момент передачи Пушкиным замысла «Мертвых душ» вместе с идеей джентльмена-разбойника, биографическими подробностями о Ф. Ф. Орлове, послужившем прототипом гоголевского капитана Копейкина и т.д. Лотман был действительно виртуозом семиотической реконструкции и интерпретации подобных фактов (тема карт в пушкинской «Пиковой даме», «утаенная любовь» юного Пушкина, замысел Пушкина об Иисусе, «Ода из Иова» Ломоносова, культурный контекст «Езды в остров Любви» Тредиаковского – все эти темы объединены стремлением установить ключевой мотив, культурный «прообраз», из которого рождается и разворачивается художественное действие). Естественно, что такие гипотезы-реконструкции вызывали критические отклики. Небезосновательны точка зрения Ю. В. Манна на замысел и место «Повести о капитане Копейкине» в составе «Мертвых душ» [12, с. 14-17], полемика Лотмана и Б. Ф. Егорова по поводу пушкинской «программы» жизни, последней дуэли поэта как рассчитанного шага [13, с. 227-235]. Анализ этих дискуссий (скажем, совпадающие аргументы Ю. В. Манна – не семиотика и Б. Ф. Егорова – семиотика) может многое прояснить в сфере функционирования и продуктивности метода семиотической реконструкции культурных фактов, вплоть до истоков лотмановского исследовательского интереса к Карамзину и Пушкину как активным «жизнестроителям» [14, с. 182-183]. 62 Наиболее известная работа Лотмана-семиотика 1980-х годов посвящена анализу художественного пространства в прозе Гоголя. Статья создается параллельно с работой «О сюжетном пространстве русского романа ХІХ столетия» (1987), и полный вариант ее впервые представлен в гоголевском разделе книги «В школе поэтического слова» (1988) [15]. Исследование Лотмана развивает уже известные положения и идеи 1960-х годов, особенно в сфере поэтической структуры гоголевского сюжета. Пространство у Гоголя определяется как ключевой фактор художественной организации материала, и в этой связи лотмановские выводы внутренне полемичны сразу в двух направлениях. Это, во-первых, полемика с Бахтиным (категория времени вынесена у Лотмана за скобки и не учтена как составная бахтинской эстетики), и, во-вторых, с концепцией Гуковского, поскольку Лотман косвенно, но настоятельно, всем ходом анализа принципов построения художественного пространства, ставит под сомнение основополагающую для Гуковского идею реализма и реалистической традиции у Гоголя. Кроме этого, Лотман дистанцируется от анализа «идейной структуры» текста в область структурной поэтики с ее опорными понятиями «сюжетной структуры», «пространства», «дороги», принципами соотношения «бытового» и «фантастического» и т.п. Впервые в этом ряду появляется определение «мифологический мир», подсказывающее новый особый вектор исследования гоголевской поэтики – вектор мифотворческого и мифопоэтического как принципов организации гоголевских художественных форм. Этот аспект лотмановской концепции «отграниченного пространства» [15, с. 252-253] не получил, как представляется, должного литературоведческого осмысления, а между тем он крайне важен для понимания истоков «языка пространственных отношений» как следствия индивидуально-авторского миропонимания. В «Художественном пространстве в прозе Гоголя» Лотман не излагает системы мифологических идей, однако, анализируя структуру гоголевских сюжетов, показывает, что механизм их развертывания имеет единую исходную точку, единую «тему», общий пространственный параметр, который постепенно переживает процесс культурной наполняемости, обрастает ситуативными связями, знаковыми элементами. Эти связи и элементы сигнализируют о наличии «некоторой инвариантной модели», которая проясняет семантику художественного сюжета, подключена к нему. Следо- вательно, миф как образно-мыслительная структура служит моделью сюжетного мышления и в этом качестве может быть приравнен к 63 другим моделям, оказываясь в ряду вторичных моделирующих систем, в частности, словесного творчества. Общая идея семиотиков заключалась в возможности теорети- ческого уравнения таких практически функционально различных сис- тем, как миф, ритуал, игра, фольклор, литература. Эти структуры, за- данные списком как «вторичные», получили возможность взаимной интерпретации одной модели через другую, способность взаимопро- никновения (чисто теоретический ход, конечно). Как следствие, появи- лась и получила развитие идея мифопоэтической интерпретации худо- жественного текста, в основу которой положена идея абстрактной ре- конструкции инвариантной основы разнообразных сюжетов. При этом сразу стало ясно, что чем больше мы делаем экскурсов в литературные эпохи, чем ближе продвигаемся по сложным и не всегда ясным путям от мифа к литературе, тем более трудноуловимыми оказываются мера и степень проникновения мифологического элемента в художествен- ный текст. Единственное, что мы здесь наблюдаем вполне отчеливо, – это предельная деформация архаического мифа и мифологии, и чем больше текстов попадает в поле зрения исследователя, тем очевиднее становится дистанция между мифом и литературой. Авторские моде- ли, авторский «мифологический мир» суть модели преобразования, модели процесса, а не элементарно-устойчивой структуры мифа. Как развитие семиотических мифологических штудий 1960-х годов начинается процесс поиска точек соприкосновения и уравнения структур: мифа и фольклора, например. (Интересные наблюдения в этом ключе предложены в работах Лотмана «Происхождение сюжета в типологическом освещении» (1973), «Миф – имя – культура» (1976, в соавторстве с Б. А. Успенским). Анализ корреляции мифа, имени собственного и повествовательного сюжета см. в статье С. Н. Зенкина: [16, с. 24-42].) Фольклор оказывается наиболее интересным материа- лом для такого анализа, поскольку тексты фольклорного типа исклю- чительно структурированы и обладают моделирующими свойствами. Приближение к литературе дает иной результат: мифопоэтическая интерпретация срабатывает только в системах приближения автор- ского сюжета к фольклорному. Лотман, анализируя художественное пространство у Гоголя, не случайно определяет в качестве объекта «Вечера» и «Миргород», сюжеты и мотивы которых есть не что иное, как авторская интерпретация фольклорных повествовательных схем, авторский миф о Малороссии на основе фольклорных стереотипов. Такой аналитический ход представляется характерным примером семиотической реконструкции сюжета, примером модели- рования структуры литературной (гоголевской) на основе мифо- 64 фольклорной. Так постепенно формируется лотмановский взгляд на специфику авторского мифа Гоголя, представленный в его последней работе «О «реализме» Гоголя» (сентябрь 1993 года). На рубеже 1980 – 1990-х годов интерпретация и оценка творческой эволюции Гоголя подвергается у Лотмана существенному пересмотру. В общем виде лотмановский анализ «плана поэтики» текста сменяется планом культурологически-обобщающим. Соответст- венно, меняется тип научного изложения, система аргументации и смысловых координат. Некоторые элементы лотмановской коррекции относительно поэтического мира Гоголя отчетливо видны в размышлениях о специфике гоголевского «реализма» с их примеча- тельной сквозной мыслью: «Гоголь был лгун» [17, с. 694]. Этот прин- цип художественной лжи и выдумки «определял не только творческие установки, но и бытовое поведение Гоголя. Вершиной гоголевского искусства было скрыть себя, выдумать вместо себя другого человека и от его лица разыгрывать романтический водевиль ложной искренно- сти. …Достаточно посмотреть его письма, чтобы убедиться, что он си- стематически мистифицирует своих корреспондентов…» [17, с. 694]. Сквозной «жизнетворческий» мотив очень важен для Лотмана: структура статьи представляется свернутым конспектом гоголевской биографии в ее семиотическом эквиваленте, отличающем биографи- ческие реконструкции о Радищеве, Дмитриеве-Мамонове, Пушкине, Карамзине. Материл статьи настолько сконденсирован, что мы можем лишь приблизительно воссоздать логику гоголевской биографии в ее тесных связях с интерпретацией поэтических открытий Гоголя. 1. Тематический и проблемный аспекты. Статья «О «реализ- ме» Гоголя» представляется итоговым проектом Лотмана, в котором достаточно определенно устанавливается и получает свое развитие ме- тод семиотической реконструкции. Здесь четко определены ключевые «темы» Гоголя (по Лотману, «темы» – это «знаки-сигналы», которые имеют исключительную культурную наполненность, обросли ситуа- тивными связями и концентрируют в себе целые комплексы текстов): «реализм», трехмерность художественного мышления, включающего модус «а если бы», «а если бы произошло иначе», «возможность текс- та», «мистификация», «театральность», «игра», «псевдомир», «кра- сота», «скульптурность». Можно заметить, что из статьи практически исключены прежние опорные «знаки-сигналы» («пространство», «дорога», «путь», «бытовое» и «фантастическое», «ограниченное» и «неограниченное»), анализируемые в ранних статьях Лотмана. Научная риторика фиксирует теперь моменты расширения поэтического контекста вплоть до совпадения поэтического и бытового. 65 Сквозная идея Лотмана – Гоголь как деятель и как преобразо- ватель действительности. Его «…привычка лжи была равнозначна художественному творчеству. Он был, пожалуй, единственным из так называемых реалистов, для которых «истина» перестала быть доминирующим критерием. …Гоголь вводил читателя в жизнь, пойманную в момент ее создания. Для него создание литературного произведения было не копированием жизни, а творением ее. Отсюда и чувство личной ответственности за царящее в мире зло» [17, с. 698]. Таким образом, семиотическая биография тематически могла бы быть развернута в параметрах «творчество как жизнь», «творчество как жизнетворчество» и на уровне темы выступить изоморфной биографии Пушкина, составив с ней своеобразную дилогию. 2. Специфика материала. В отличие от Пушкина или Карамзина, как «сознательных», согласно Лотману, творцов собст- венной судьбы и предсказуемых «жизнестроителей», Гоголь представ- ляется противоречивой, ярко выраженной «несемиотической» фигурой. Его натура соткана из противоречий, постоянной смены «знаков» и «типов» поведения. В плане поэтики мы имеем в связи с этим особый феномен: «Гоголевский текст – не исписанная тетрадь, а огромное число противоречащих друг другу, но в равной степени реальных вариантов» [17, с. 695]. (Ср. анализ «принципа противо- речий» поэтической структуры «Евгения Онегина»: этот опыт Лотмана особенно важен для определения специфики гоголевских худо- жественных коллизий [18, с. 32-49].) Как следствие, аспект твор- ческого как жизнетворческого в биографическом жанре представ- ляется как единство ключевых (поворотных) моментов формирования приоритетов поэтической системы. Скажем, факты у Лотмана сосредоточены вокруг двух биогра- фических коллизий: Гоголь и театр (создание «Ревизора» и драматических сочинений) и Гоголь и миф о России (создание «Мертвых душ»). Ранний Гоголь и его поздний творческий этап – вне внимания и контекста работы. 3. Особенности композиции. Композиционно статья Лотмана включает анализ нескольких смысловых блоков: 1) «лжи» как принципа творчества, противоположного реалистическому; 2) гоголев- ское творчество – не изображение, а творение мира, соответственно, творение жизни и себя; 3) художественная «ложь» и «кажимость» связаны с постоянным разоблачением реальности: фактам худо- жественным, равно как и фактам биографическим, верить у Гоголя нельзя; 4) «картинность» и «театральность» как естественные формы гоголевского самовыражения: столкновение различных эстетических 66 систем является у Гоголя не экспериментом, а сознательной установ- кой, рождающей в биографическом плане его широко известные розыгрыши и «причуды»; 5) проблема духовной драмы Гоголя как раз и заключается в двусмысленности положения между художественной «ложью» и моральной проповедью, и найти точку равновесия в этом положении художник пытался в течение всей жизни. Если следовать такой композиционной логике, то биография Гоголя в лотмановской интерпретации должна включать рассмотрение элементов творческих взаимоотношений Пушкина и Гоголя, реконструкцию замысла «Ревизора» и «Мертвых душ», осмысление функции театра в художественном мировидении Гоголя, принципа «противоречий и парадоксов», завещанных Гоголем русской литера- турной традиции ХIХ века. Таким образом, лотмановская концепция «реализма» Гоголя является итогом постоянного пристального внимания исследователя к гоголевскому наследию. Процесс внутренней эволюции Лотмана как историка и теоретика литературы связан как с историко- литературным, так и с семиотическим этапом: лотмановская рецепция творчества Гоголя отчетливо отражает моменты этой эволюции. Однако именно в семиотическом ключе разрабатываются концепции гоголевского художественного пространства, анализируются модели- рующие свойства «границы», «пути», «движения». Особое внимание обращено на мифологический (мифотворческий) тип творчества Гоголя. Работы Лотмана последних лет подключают к наблюдениям над поэтикой Гоголя ощутимый культурологический комплекс, актуализирующий понятия «художественного зрения», авторской «картины мира», «случайного», «истинного» и «ложного». Исследо- вание поэтической специфики Гоголя постепенно перерастает у Лотмана в анализ основополагающих, «корневых» культурных моде- лей, присущих искусству в целом. Литература и примечания: 1. Показательна в этом плане статья одного из «внутренних оппонентов» тартуско-московской семиотической школы: Гаспаров Б. М. Тартуская школа 1960-х годов как семиотический феномен / Б. М. Гаспаров // Лотман Ю. М. и тартуско-московская семиотическая школа. – М, 1994. – С. 279–294. Кроме того, см. последнюю по времени публикацию материалов, посвященных сегодняшней рецепции структурализма и семиотики: По ту сторону семиотики: наследие московско-тартуской школы // Новое литературное обозрение. – 2009. – № 98 (4). – С. 9–95. 67 2. Лотман Ю. М. Зимние заметки о летних школах // Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. – М., 1994. – С. 295–298. 3. Ким Су Кван. Основные аспекты творческой эволюции Ю. М. Лотмана: «иконичность», «пространственность», «мифологичность», «личностность». – М., 2003. – 176 с. 4. Кузовкина Т. Д. Ю. М. Лотман о Гоголе : к эволюции научного языка ученого // Юбилейная международная научная конференция, посвященная 200-летию со дня рождения Н. В. Гоголя. Тезисы. – М. : ИМЛИ РАН, 2009. – С. 150–152. 5. Лотман Ю. М. Структура художественного текста // Лотман Ю. М. Об искусстве. – СПб. : «Искусство-СПБ», 2005. – С. 13–285. 6. Лотман Ю. М. Проблема художественного пространства в прозе Гоголя // Лотман Ю. М. Избранные статьи. В 3-х т. Т. 1. Статьи по семиотике и типологии культуры. – Таллинн : «Александра», 1992. – С. 413–447. 7. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек – текст – семиосфера – история. – М. : «Языки русской культуры», 1999. – 464 с. «Расширение» художественных ориентиров начала и конца связано у позднего Лотмана, видимо, с подключением к анализу системы временных координат. Такую мысль высказывает Б. Ф. Егоров в письме к автору предлагаемой статьи (11. 11. 2009 года): «Небольшое, но важное замечание. Когда Вы перешли к концам и началам, то они у Вас вписываются в пространственные идеи Лотмана, как бы аналоги границы. Но ведь конец и начало – не только граница, но и движение, как бы шаг ко времени. Не было ли уже здесь зародыша пути ко времени, что станет заметно у позднего ЮрМиха? Может быть, для Вашей концепции «пунктирного» (не сплошь) метода Гоголя это где-то в стороне, а вдруг и его можно привести к пунктиру? Мой добрый московский знакомый Г. А. Федоров пытался мне разъяснить, почему «Катерина Измайлова» – гениальная опера Шостаковича (я ее до сих пор не понимаю): якобы Шостакович, да и вообще многие новые композиторы, отказался от сплошной мелодии и дает нам пунктир. Тоже проблема движения!» 8. Лотман Ю. М. Гоголь и соотнесение «смеховой культуры» с комическим и серьезным в русской национальной традиции / Ю. М. Лотман // Лотман Ю. М. История и типология русской культуры. – СПб. : «Искусство- СПБ», 2002. – С. 683–685. 9. О проблеме соотношения бахтинских и лотмановских концепций культуры см.: Иванов Вяч. Вс. Значение идей М. М. Бахтина о знаке, высказывании и диалоге для современной семиотики // Труды по знаковым системам : сб. науч. ст. в честь Михаила Михайловича Бахтина (к 75-летию со дня рождения). – Тарту, 1973. – С. 5–44. ; Лотман Ю. М. О двух моделях коммуникации в системе культуры // Там же. – С. 227–243. ; Гржибек П. Бахтинская семиотика и московско-тартуская школа / Лотмановский сборник. – М. : ОГИ, 1995. – Вып. 1. – С. 240–259. ; Егоров Б. Ф. Бахтин и Лотман / Егоров Б. Ф. Жизнь и творчество Ю. М. Лотмана. – М. : Новое литературное обозрение, 1999. – С. 243–258. 68 10. Письмо Ю. М. Лотмана Б. Ф. Егорову от 26 января 1977 года // Лотман Ю. М. Письма (1940-1993). – М. : Школа «Языки русской культуры», 1997. – С. 267. 11. Письмо Ю. М. Лотмана Б. Ф. Егорову от 11-12 июня 1985 года // Там же. – С. 337–339. 12. Манн Ю. В. В поисках живой души. «Мертвые души»: Писатель – критика – читатель. – Изд. 2-е, испр. и дополн. – М. : «Книга», 1987. – 352 с. 13. Егоров Б. Ф. О Ю. М. Лотмане-пушкинисте // Русская литература. – 1994. – № 1. – С. 227–235. 14. Егоров Б. Ф. Жизнь и творчество Ю. М. Лотмана. – М. : Новое литературное обозрение, 1999. – 384 с. 15. Лотман Ю. М. Художественное пространство в прозе Гоголя // Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь : кн. для учителя. – М. : «Просвещение», 1988. – С. 251–293. 16. Зенкин С. Н. Миф, имя и рассказ / С. Н. Зенкин // Поэтика мифа : современные аспекты. – М. : РГГУ, 2008. – С. 24–42. 17. Лотман Ю. М. О «реализме» Гоголя / Ю. М. Лотман // Лотман Ю. М. О русской литературе. – СПб. : «Искусство-СПБ», 1997. – С. 694–711. 18. Лотман Ю. М. Своеобразие художественного построения «Евгения Онегина» // Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь : кн. для учителя. – М. : «Просвещение», 1988. – С. 30–107. Анотація У статті висвітлюється еволюція поглядів Ю. М. Лотмана на творчість Гоголя. Зазначається, що наскрізна лотманівська концепція художнього простору у Гоголя поступово сягає аналізу основоположних, «корінних» культурних моделей, притаманних мистецтву в цілому. Ключові слова: лотманівський семіотичний метод, семіо- тична методологія, лотманівськая інтерпретація гоголівського тексту. Аннотация В статье анализируется эволюция взглядов Ю. М. Лотмана на творчество Гоголя. Отмечается, что сквозная лотмановская концепция художественного пространства у Гоголя постепенно пере- растает в анализ основополагающих, «корневых» культурных моде- лей, присущих искусству в целом. Ключевые слова: лотмановский семиотический метод, семиотическая методология, лотмановская интерпретация гоголев- ского текста. 69 Summary The article analyzes the evolution of Yuriy Lotman’s views on Gogol’s creative works. It is noted that the cross-cutting Lotman’s concept of art space in Gogol gradually develops into the analysis of fundamental «root» cultural patterns inherent in the art on the whole. Keywords: Lotman semiotics method, semiotics methodology, Lotman interpretation of Gogol text. Олександр Ковальчук (Ніжин) ТВОРЧІСТЬ М. ГОГОЛЯ ЯК ПРОБЛЕМА УКРАЇНСЬКОЇ ГУМАНІТАРИСТИКИ В одвічній суперечці щодо приналежності М. Гоголя українсь- кій чи російській літературі методологічно «провокативною» виглядає репліка Г. Грабовича, суть якої зводиться до наступного: чим цікавіше ми будемо писати про письменника, тим більшою мірою він нам належатиме. Творче змагання гуманітаріїв обох народів (за «стандартною» логікою розвитку культур) мало б розпочатися синхронно: разом із творчою практикою М. Гоголя (так, як це мало місце в російській культурі). Однак (у силу цілого ряду причин, головною з яких є проблема самоусвідомлення українцями самих себе як окремої нації з власним історичним проектом, з власною історичною відпові- дальністю перед іншими націями – типовий приклад: абсолютно неадекватна поведінка українського селянства в 1917 – 1920 рр., як зауважили історики, багато в чому зумовила катастрофізм ХХ століття, зрештою, відповідальність інтелектуальна, яка передбачає максимальну пасіонарність національного мислення) склався інший «сюжет», який має складну драматургію. Мандрівка за цим «сюжетом» дає матеріал для серйозних роздумів, які мають сприяти корегуванню поведінки етносу: передусім допомогти глибше усвідомити власну роль у гуманітарному поступі людства. За книгою «Микола Гоголь: українська бібліографія» (К., Академперіодика, 2009) українська україномовна гоголіана (маємо на увазі критичну рецепцію) нараховує більше ніж сто п’ятдесят років і з 1851-го по 2007 рік ( включно) містить 1557 позицій.

Творчество Гоголя в интерпретации Ю. М. Лотмана: эволюция семиотического метода

Institution

Ähnliche Einträge