П.А. Набоков и Ф.С. Панютин - неизвестные члены Васильковской управы Южного общества

Saved in:

Bibliographic Details
Date:	2009
Main Author:	Ильин, П.
Format:	Article
Language:	Russian
Published:	Інститут історії України НАН України 2009
Series:	Декабристи в Україні: дослідження й матеріали
Subjects:	Актуальні питання декабристського руху
Online Access:	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/29768
Tags:	Add Tag No Tags, Be the first to tag this record!
Journal Title:	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Cite this:	П.А. Набоков и Ф.С. Панютин - неизвестные члены Васильковской управы Южного общества / П. Ильин // Декабристи в Україні: дослідження й матеріали. — 2009. — Т. 6. — С. 42-65. — Бібліогр.: 46 назв. — рос.

Institution

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine

id	irk-123456789-29768
record_format	dspace
spelling	irk-123456789-297682011-12-27T22:41:12Z П.А. Набоков и Ф.С. Панютин - неизвестные члены Васильковской управы Южного общества Ильин, П. Актуальні питання декабристського руху 2009 Article П.А. Набоков и Ф.С. Панютин - неизвестные члены Васильковской управы Южного общества / П. Ильин // Декабристи в Україні: дослідження й матеріали. — 2009. — Т. 6. — С. 42-65. — Бібліогр.: 46 назв. — рос. XXXX-0088 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/29768 ru Декабристи в Україні: дослідження й матеріали Інститут історії України НАН України
institution	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection	DSpace DC
language	Russian
topic	Актуальні питання декабристського руху Актуальні питання декабристського руху
spellingShingle	Актуальні питання декабристського руху Актуальні питання декабристського руху Ильин, П. П.А. Набоков и Ф.С. Панютин - неизвестные члены Васильковской управы Южного общества Декабристи в Україні: дослідження й матеріали
format	Article
author	Ильин, П.
author_facet	Ильин, П.
author_sort	Ильин, П.
title	П.А. Набоков и Ф.С. Панютин - неизвестные члены Васильковской управы Южного общества
title_short	П.А. Набоков и Ф.С. Панютин - неизвестные члены Васильковской управы Южного общества
title_full	П.А. Набоков и Ф.С. Панютин - неизвестные члены Васильковской управы Южного общества
title_fullStr	П.А. Набоков и Ф.С. Панютин - неизвестные члены Васильковской управы Южного общества
title_full_unstemmed	П.А. Набоков и Ф.С. Панютин - неизвестные члены Васильковской управы Южного общества
title_sort	п.а. набоков и ф.с. панютин - неизвестные члены васильковской управы южного общества
publisher	Інститут історії України НАН України
publishDate	2009
topic_facet	Актуальні питання декабристського руху
url	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/29768
citation_txt	П.А. Набоков и Ф.С. Панютин - неизвестные члены Васильковской управы Южного общества / П. Ильин // Декабристи в Україні: дослідження й матеріали. — 2009. — Т. 6. — С. 42-65. — Бібліогр.: 46 назв. — рос.
series	Декабристи в Україні: дослідження й матеріали
work_keys_str_mv	AT ilʹinp panabokovifspanûtinneizvestnyečlenyvasilʹkovskojupravyûžnogoobŝestva
first_indexed	2025-07-03T10:02:48Z
last_indexed	2025-07-03T10:02:48Z
_version_	1836619628333236224
fulltext	42 Павел Ильин П. А. НАБОКОВ И Ф. С. ПАНЮТИН – НЕИЗВЕСТНЫЕ ЧЛЕНЫ ВАСИЛЬКОВСКОЙ УПРАВЫ ЮЖНОГО ОБЩЕСТВА Для историка декабристов одним из наиболее важных фактологических вопросов является выяснение состава участников тайных обществ, в том числе тех, кто остался не затронутым официальным расследованием 1825–1826 гг. Изучение обстоятельств привлечения в тайную организацию малоизвестных и совсем неизвестных в научной традиции участников движения, исследование их роли в декабристской конспирации, характера и круга конспиративных связей и т. п., может дать много нового и содержательно ценного для разработки истории декабристов. Привлечение возможно большего количества исторических источников, сопоставление указаний, критический анализ полученных данных, поиск и обнаружение новых свидетельств, способных пролить свет на скрытое от глаз следователей (и, в значительной степени, историков), – все это способствует тщательному и непредвзятому учету исторической информации о малоизвестных участниках декабристского движения. Особое внимание историков привлекают фигуры, которые были непосредственно связаны с руководителями тайных союзов, инициаторами военных выступлений в Петербурге и на юге. В настоящей работе говорится о двух таких лицах – полковых командирах 1-й армии П. А. Набокове и Ф. С. Панютине, имена которых до недавнего времени не фигурировали в научной литературе в качестве участников Южного общества, близких к лидерам Васильковской управы С. И. Муравьеву-Апостолу и М. П. Бестужеву-Рюмину и имевших непосредственное отношение к замыслам военного выступления в 1-й армии,. Задача настоящей статьи – привести необходимые доказательства участия обоих полковников в тайном союзе, показать (насколько это позволяют источники) их роль в плане выступления, задуманном руководителями Васильковской управы Южного общества, и непосредственно в событиях 1825 г. Как известно, планы выступления, которые разрабатывались на юге, опирались на привлечение в конспиративную организацию влиятельных офицеров в больших чинах, не исключая полковых командиров. Участие командиров служило основанием для расчетов 43 на те или иные полки и соединения 1-й армии, стоявшие в непосредственной близости от Черниговского полка, в котором командовал батальоном глава Васильковской управы. Вступление полковых, батальонных и ротных командиров в тайное общество было необходимым условием подготовки военного выступления. В этом смысле установление факта причастности к декабристскому обществу тех или иных лиц в известной степени меняет сложившуюся картину представлений о замысле и конкретном плане мятежа. Тем большее значение имеет установление новых имен полковников – офицеров 1-й армии, состоявших в Южном обществе. Обратимся непосредственно к известным и вновь обнаруженным источникам, свидетельства которых служат подтверждением участия в декабристском союзе полковников П. А. Набокова и Ф. С. Панютина. В мемуарном тексте, известном в научной традиции как «записки И. И. Горбачевского», имеется указание на принадлежность к Южному обществу командира Кременчугского пехотного полка полковника Петра Александровича Набокова. Согласно запискам, на совещании «славян» в Лещине (происходившем на квартире Я. М. Андреевича) М. П. Бестужев- Рюмин, перечисляя участников заговора, назвал имя Набокова, наряду с именами членов тайного общества С. Г. Волконского, С. П. Трубецкого, П. И. Пестеля, А. П. Юшневского, В. Л. Давыдова, В. К. Тизенгаузена, А. Н. Фролова, М. И. Пыхачева, А. З. Муравьева, а также влиятельных покровителей, в разной степени связанных с декабристским союзом (П. Д. Киселев, Н. Н. Раевский, М. Ф. Орлов) [1]. Как видим, согласно «запискам И. И. Горбачевского», вместе со строго установленными следствием участниками Южного общества Бестужев-Рюмин назвал тех, кто вышел из конспиративной организации (М. Ф. Орлов), и тех, кто в ней не состоял (П. Д. Киселев, Н. Н. Раевский). Очевидно, речь шла о лицах, на кого заговорщики оказывали влияние или надеялись повлиять в решающий момент. Появление в этом ряду полковника Набокова представляется весьма симптоматичным. Опираясь на данное указание, можно полагать, что этот человек входил в непосредственное окружение заговорщиков. Разрабатывая планы военного выступления, они по каким-то причинам считали командира Кременчугского полка человеком, на которого распространялось влияние тайного союза. Для ответа на вопрос, почему имя Набокова было названо в Лещинском лагере в числе участников тайного общества (либо лиц, входивших в сферу влияния заговора), несомненно, следует указать 44 на немаловажное обстоятельство – принадлежность Набокова к кругу «старых приятелей», бывших однополчан братьев М. И. и С. И. Муравьевых-Апостолов еще с военной поры 1812–1814 гг. Факт службы Набокова в «старом» Семеновском полку привлекает к себе особое внимание [2]. И хотя он перешел в армию еще до известной «семеновской истории» 1820 г. (в 1819 г.), совместная служба с братьями Муравьевыми-Апостолами, другими видными деятелями декабристского союза (С. П. Трубецкой, И. Д. Якушкин), как в годы военных кампаний, так и в послевоенный период 1815–1819 гг., говорит о многом. Очевидно, именно с этого времени ведут свое начало дружеские связи Набокова с руководителями тайных союзов, в том числе теми, кто в 1825 г. оказался в непосредственной близости от полка, которым командовал бывший семеновец. Следует подчеркнуть: «записки И. И. Горбачевского» свидетельствуют о том, что к 1825 г. Набоков не только не растерял давних дружеских связей с бывшими однополчанами, но, напротив, сохранил контакты со своими товарищами (спустя 6 лет после того, как покинул Семеновский полк), что представляет большой интерес в контексте исследуемого вопроса [3]. Итак, в Лещинском лагере (август–сентябрь 1825 г.) Набоков фигурирует среди тех лиц, кто если не состоял в декабристском обществе, то, по крайней мере, находился под его влиянием и был готов ему содействовать. Следствие располагало данными о том, что осенью 1825 г. Набоков посещал в Киеве квартиру С. П. Трубецкого – еще одного бывшего товарища по Семеновскому полку. Об этом стало известно из свидетельских показаний подполковника М. М. Гротенгельма [4]. Набоков слышал у Трубецкого слова С. И. Муравьева-Апостола о преимуществах конституционного правления. Беседа трех старых сослуживцев и давних товарищей сама по себе крайне показательна. Присутствие других лиц (Гротенгельма) не ограничило ее политического характера. У историка нет данных о том, о чем еще шла речь на этой встрече или на других встречах. Учитывая активную роль С. И. Муравьева-Апостола в тайном обществе, а также многолетние дружеские отношения старых товарищей по Семеновскому полку, нетрудно заключить, что разговор имел откровенный политический характер. В ходе следствия стало известным, что непосредственно перед началом выступления Черниговского полка С. И. и М. И. Муравьевы-Апостолы приезжали к Набокову в расположение Кременчугского полка. Узнав в штаб-квартире 3-го пехотного корпуса в Житомире о событиях 14 декабря, 24–28 декабря 1825 г. они 45 предприняли объезд частей, на которых рассчитывали в случае начала выступления – посетили Троянов (штаб Александрийского гусарского полка, которым командовал Александр З. Муравьев), Любар (штаб-квартира Ахтырского гусарского полка, возглавляемого Артамоном Муравьевым) [5]. Специально подчеркнем, что еще одним пунктом, который посетили инициаторы выступления, был Брусилов, штаб Кременчугского пехотного полка. В отношении этой поездки в распоряжении историка имеются очень важные, но малоиспользуемые в научной литературе показания офицера-черниговца В. Н. Соловьева, данные в Комиссии военного суда при Главном штабе 1-й армии. Он утверждал, что С. И. Муравьев-Апостол «под предлогом отпуска поехал в корпусную квартиру для того, чтобы известить всех сообщников о времени начала действий» [6]. Судя по этому указанию, нужно отметить, что еще перед началом поездки С. И. Муравьев-Апостол намеревался побывать не только у Артамона и Александра Муравьевых, но и в Брусилове. Как представляется, Соловьев приоткрыл подлинные намерения главных заговорщиков, которые они пытались скрыть на следствии. На следствии С. И. Муравьев-Апостол совершенно умолчал о посещении Брусилова на пути из Житомира. М. И. Муравьев-Апостол в своих воспоминаниях о мятеже Черниговского полка, опубликованных при жизни мемуариста в 1871 г., утверждал, что инициаторы выступления заехали в Брусилов, но не застали Набокова [7]. Даже если это действительно так (ниже приводятся свидетельства, из которых явствует, что встреча состоялась), сам по себе вытекающий из намерений лидеров заговора встретиться с Набоковым факт расчетов, питаемых в отношении командира Кременчугского полка, следует признать чрезвычайно важным. Значение данного обстоятельства невозможно ослабить ссылкой на то, что одна из встреч инициаторов мятежа с Набоковым (по дороге в Житомир или на возвратном пути), как утверждалось на следствии, не состоялась. Хорошо известно, что руководители заговора, приняв решение готовить открытое возмущение, остро нуждались в поддержке полков 1-й армии, рассчитывали на присоединение к Черниговскому полку соседних частей (ряда пехотных, егерских и кавалерийских полков, конно-артиллерийских рот и артиллерийских бригад). Надежды на членов тайного общества в больших чинах (И. С. Повало-Швейковский, В. К. Тизенгаузен, А. Н. Фролов и др.), в том числе родственников руководителей заговора (братья Артамон и Александр Муравьевы), историку вполне понятны: их участие в 46 тайном обществе в значительной мере прояснено материалами следствия. В чем тогда заключаются причины фиксируемых источниками расчетов на Кременчугский полк и его командира Набокова? Мы полагаем, что эти расчеты опирались на то же основание – давний товарищ С. И. Муравьева-Апостола также состоял в декабристском союзе. Командир Кременчугского полка Набоков фигурирует в очерке «Белая Церковь» Ф. Ф. Вадковского, собиравшего данные о выступлении Черниговского полка от непосредственных участников событий. Он опирался на рассказы черниговцев В. Н. Соловьева, А. А. Быстрицкого и А. Е. Мозалевского, из числа членов Южного общества источником для текста могли послужить сведения, полученные от Артамона Муравьева и Повало-Швейковского. Согласно данным, собранным Вадковским, Набоков если и не был членом тайного общества, то, по крайней мере, точно знал о его существовании и целях, о готовящемся военном выступлении. Вадковский утверждает, что накануне выступления Черниговского полка С. И. Муравьев-Апостол застал Набокова на его квартире и разговаривал с ним: «На пути через местечко Брусилов Сергей Муравьев заехал к полковнику Набокову <…> разговор их или, лучше сказать, ответ Набокова неизвестен» [8]. Сохранились комментарии к очерку Вадковского, принадлежащие одному из наиболее авторитетных свидетелей – непосредственному участнику этой встречи М. И. Муравьеву- Апостолу. Он счел нужным специально пояснить: «Полковник Набоков (П. А.) служил прежде в Семеновском полку и был очень знаком с Сергеем Муравьевым, можно было рассчитывать, что в решительную минуту Набоков не откажется вместе с своим полком содействовать в деле, не совсем ему чуждом» [9]. В данном свидетельстве, как видим, сопровождавший брата М. И. Муравьев- Апостол, в противоречие с опубликованным при жизни мемуарным очерком, не стал отрицать факт встречи, произошедшей в канун выступления черниговцев, о которой говорилось в очерке Вадковского. Отношения Набокова к тайному обществу М. И. Муравьев- Апостол передал в своих комментариях следующим образом: «Не бывши членом Тайного общества, он знал о существовании и цели этого Общества» [10]. Осторожные слова М. И. Муравьева- Апостола и отрицание формальной принадлежности к тайному обществу не заслоняют, однако, подтвержденного им факта осведомленности Набокова о существовании и цели декабристского союза, а также фактического подтверждения состоявшейся встречи 47 с инициатором мятежа С. И. Муравьевым-Апостолом накануне мятежа. И то, и другое говорит об одном: реальные связи Набокова с заговорщиками были такого рода, что на командира Кременчугского полка можно было рассчитывать «в решительную минуту», поскольку он знал о существовании тайного союза и его цели, выражал ей сочувствие. Еще одним важным указанием со стороны авторитетного свидетеля служит фраза о том, что «дело» тайного общества было «не совсем чуждым» Набокову. Очевидно, полковник получил вполне достаточное и точное представление об этом «деле», чтобы определить свою позицию по отношению к нему. Из этого наблюдения вытекает важный вывод: контакты лидеров тайного общества с Набоковым, несомненно, не могли ограничиться единственным посещением братьев Муравьевых-Апостолов в канун выступления или единственной встречей на квартире Трубецкого в Киеве. Установленный факт имевших место расчетов заговорщиков на участие в мятеже офицера в высоком чине, на присоединение его полка к выступлению говорит о том, что контакты братьев Муравьевых-Апостолов и Набокова отличались значительной протяженностью и откровенностью. Осведомленность о цели и практических намерениях тайного союза предполагает определенную длительность отношений, а также закрытый, конспиративный характер встреч и разговоров. Без этого невозможно объяснить ни высокую степень информированности командира Кременчугского полка о деятельности конспиративной организации, ни серьезные расчеты С. И. Муравьева-Апостола на участие Набокова в готовящемся выступлении. Между тем, зафиксированная М. И. Муравьевым-Апостолом степень осведомленности Набокова о конспиративной организации (знал о существовании и цели общества) такова, что заставляет усомниться в отрицании формального членства. Столь значительная степень осведомленности в «делах» декабристского общества, в сочетании с длительностью контактов Набокова с лидерами тайного союза, говорит в пользу формального участия в нем; она вполне укладывается в понятие «прием в тайное общество». Рассмотренное посещение Набокова братьями Муравьевыми- Апостолами, равно как Артамона и Александра Муравьевых, представляется, разумеется, далеко не случайным. Содержание переговоров поддается лишь общей интерпретации: на следствии об этом предпочитали умалчивать. Возможно, предложение С. И. 48 Муравьева-Апостола начать выступление или присоединиться к нему, подкрепленное информацией о «бунте» 14 декабря, не нашло ожидаемого отклика со стороны полковых командиров [11]. Можно предположить, что они заняли осторожную, выжидательную позицию, чтобы иметь возможность оценить дальнейшее развитие событий. Попытки инициаторов мятежа вовлечь в выступление командиров соседних полков, состоявших в заговоре, на этом не закончились. Согласно изложению Вадковского, 29 декабря М. П. Бестужев-Рюмин отправился в новый объезд полков [12]. Он побывал у Повало-Швейковского в Радомысле (где располагался Алексопольский пехотный полк, которым последний длительное время командовал, а в эти дни сдавал полковые дела) и у Набокова в Брусилове. Цель этой поездки рисуется в следственных материалах предельно скупо и весьма противоречиво. Согласно показаниям С. И. Муравьева-Апостола, Бестужев-Рюмин отправился именно в Брусилов, чтобы узнать что-либо конкретное о приказе арестовать руководителя Васильковской управы. Справиться о таком вопросе в Брусилове можно было, без сомнения, у полкового командира, осведомленного о распоряжениях военного начальства, старого товарища Муравьевых-Апостолов. М. И. Муравьев-Апостол показал, что в Брусилове Бестужев-Рюмин узнал, что есть приказ арестовать и его. Эта новость не позволила ему отправиться дальше, в свой Полтавский полк и в части, где служили «славяне»; он вернулся к восставшим черниговцам. Как видим, Набоков выступает в этом случае надежным каналом информации для заговорщиков, сообщая им конфиденциальные сведения и оказывая практическое содействие [13]. Однако вряд ли, начиная возмущение, заговорщики были озабочены лишь информацией об их аресте – требовалось содействие других полков. Имеющиеся свидетельства приоткрывают истинные цели поездки. Согласно показанию И. И. Сухинова, Бестужев-Рюмин «поскакал в Алексопольский и Полтавский пехотные полки, чтобы и они также начали». М. И. Муравьев- Апостол сообщил на следствии: посланец мятежа должен был «…им сказать, что случилось с братом, и чтобы они были готовы…». Автор показания имел в виду членов «Общества соединенных славян», служивших в полках соседней 8-й пехотной дивизии, однако эта задача (приглашение к участию в выступлении) относилась в еще большей степени к ближайшим полкам (9-й дивизии) – ведь Бестужев-Рюмин в первую очередь отправился к ним [14]. М. И. Муравьев-Апостол «проговаривается» в своем показании о 49 подлинной задаче, стоявшей перед Бестужевым-Рюминым и укрытой от следствия, потому что информация о начале возмущения в Черниговском полку и приглашение присоединиться к нему («чтобы они были готовы») были предназначены полковым командирам в Радомысле и Брусилове. Это подтверждает очерк Вадковского. Согласно ему, Бестужев-Рюмин совершил поездку, «чтобы возмутить полки Кременчугский и Алексопольский…». В ходе поездки он «безуспешно виделся с полковником Набоковым». Согласно «запискам Горбачевского», Бестужев-Рюмин в этот день достоверно побывал только у Повало-Швейковского, однако, как предполагает мемуарист, «вероятно, он был и у других полковых командиров». Мемуарист отмечает: «Положительно неизвестно, где он был, но, вероятно, сколько можно догадываться по обстоятельствам, он ездил в ближайшие полки и приглашал к действию командиров оных» [15]. Указание на связь лидеров заговорщиков именно с полковыми командирами свидетельствует об уровне организационных контактов, лежавших в основе плана действий инициаторов мятежа: речь шла об опоре на «надежных» полковых командиров – заговорщиков, о вовлечении в выступление целого ряда пехотных и гусарских полков. Как представляется, этот первоначальный план в целом был скрыт на следствии. Данный вывод нужно признать очень важным при изучении вопроса об участии Набокова в тайном обществе. Представляется, что смысл поездки Бестужева-Рюмина заключался в посещении полковых командиров и, возможно, других офицеров – членов тайного общества, с целью получить ответ на вопрос: можно ли рассчитывать на их поддержку, на присоединение их частей к мятежному Черниговскому полку. Однако в ходе следствия Бестужев-Рюмин (как и С. И. Муравьев-Апостол) замалчивал настоящую цель своей поездки, либо утверждал, что в ходе нее ни с кем не встретился [16]. Не приходится сомневаться в том, что инициаторы выступления приложили все усилия, чтобы не вовлекать в расследование тех, кто по разным причинам оказался на окраине событий, у кого связи с заговором были не столь явны, как у основного ядра заговорщиков. Итог затянувшихся напряженных переговоров, как можно полагать, вполне ясен. В отношении Набокова и Повало- Швейковского Вадковский пишет: «… бывшие пылкими на словах, члены общества отказались вывести полки» [17]. Причина «пылкости» Повало-Швейковского, обнаруженной им осенью 1825 г. 50 в Лещинском лагере, была выяснена на следствии. 31 августа 1825 г. его лишили командования Алексопольским полком и перевели в Саратовский. Оскорбленный этим, он поначалу хотел немедленно «открыть действия». Этот полковой командир разделял убеждение лидеров Васильковской управы в необходимости подготовки военного мятежа в 1826 г. [18]. А вот о «пылкости» Набокова нам ничего не известно, но это свидетельство заставляет серьезно отнестись к словам М. И. Муравьева-Апостола о том, что «дело заговора» было «не совсем чуждо» Набокову. По-видимому, он принадлежал к тем, кто разделял политические мнения руководителей Васильковской управы, одобрял их решительные намерения. Указание Вадковского подводит к мысли о том, что С. И. и М. И. Муравьевы-Апостолы первоначально могли положиться на слова Набокова, выражавшего, очевидно, готовность принять участие в будущем выступлении. В контексте изучаемого вопроса примечателен следующий факт. 29 декабря сначала в Радомысле у Повало-Швейковского, а затем в Любаре у Артамона Муравьева, побывал член «Общества соединенных славян» Я. М. Андреевич. Он имел с собой записку от рядового Черниговского полка Ф. М. Башмакова, в которой сообщалось об аресте бумаг С. И. Муравьева-Апостола и начале решительных действий черниговцев. Согласно показанию Артамона Муравьева, Андреевич, «приглашая действовать», передал устно важную информацию: «Кременчугский полк и артиллерия готовы» [19]. Очевидно, эти сведения он мог получить от офицеров Черниговского полка, которые, в свою очередь, располагали информацией непосредственно от С. И. Муравьева-Апостола и Бестужева-Рюмина. Думается, что эти сведения опирались на первоначальное согласие Набокова участвовать в выступлении. Таким образом, командуемый Набоковым полк не только находился в сфере влияния заговорщиков, но, по-видимому, рассматривался как полностью готовый к участию в открытом выступлении. Он служил даже своеобразным средством агитации – как одна из военных частей, находившихся в руках членов тайного общества. Таким образом, не приходится сомневаться в том, что Набоков знал о существовании и целях декабристского союза. Он имел длительные и откровенные контакты с лидерами Васильковской управы. На него как полкового командира рассчитывали при начале мятежа – по всей видимости, исходя из данного им обещания участвовать в будущем выступлении. И хотя источники содержат противоречивые характеристики его отношения к тайному обществу, все перечисленное говорит о полноценном участии Набокова в 51 декабристском союзе. Вадковский, как мы видели, прямо называет его «членом общества» [20]. Однако в ситуации декабря 1825 г., в канун выступлением Черниговского полка, Набоков, как и другие члены общества (Артамон Муравьев, Повало-Швейковский), отступил от своих прежних обещаний и договоренностей. Положение резко изменилось, требовалось немедленно принять решение об участии в мятеже. Переговоры с Набоковым, как можно полагать, закончились его отказом присоединиться к мятежу. По мнению Ю. Г. Оксмана, «свидание» между Набоковым и С. И. Муравьевым- Апостолом «… хотя и состоялось, но не привело к положительным результатам» [21]. Повторное посещение Бестужева-Рюмина, скорее всего, не изменило ситуацию. Переходя к самому выступлению Черниговского полка, необходимо отметить очень важное обстоятельство: именно в Брусилове, штаб-квартире полка, которым командовал Набоков, С. И. Муравьев-Апостол находил удобным соединение восставших частей. В следственных показаниях Брусилов фигурирует в качестве «сборного пункта». Как показал непосредственный участник событий А. Е. Мозалевский, С. И. Муравьев-Апостол, убеждая его присоединиться к мятежу, говорил: «… пойдем с нами в Брусилов», где «собраны будут Алексопольский, Кременчугский пехотные полки, Ахтырский и Александрийский гусарские полки», после чего мятежные части двинутся в корпусную квартиру в Житомир. Отправляя Мозалевского в Киев с письмом к офицеру А. Н. Крупеникову, С. И. Муравьев-Апостол (согласно показаниям Мозалевского) велел сказать адресату письма, чтобы тот с командуемой им частью шел в Брусилов – место сбора восставших. «Записки Горбачевского» передают детали, раскрывающие подлинную роль Набокова в «деле заговора» и доверительные отношения, существовавшие между ним и лидером выступления: С. И. Муравьев-Апостол сказал Мозалевскому: «… Когда же кончите ваши дела в Киеве, то приезжайте в Брусилов и дожидайтесь меня там у командира Кременчугского полка полковника Набокова…». В примечании мемуариста говорится: «Не выходя еще из Василькова, С. Муравьев хотел идти через Фастов и Брусилов; взявши там Кременчугский полк, следовать в Радомысль, соединиться там с Алексопольским полком и оттуда идти на Житомир» [22]. Место расположения Кременчугского полка фигурирует в «записках Горбачевского» как один из опорных пунктов мятежа, где находились части, готовые принять участие в выступлении: «Киев, Брусилов, Белая Церковь, Паволочь, потом Житомир – вот места, 52 куда он [С. И. Муравьев-Апостол. – П. И.] должен был броситься и увлечь за собою находившиеся там полки, в коих или командиры или офицеры, будучи членами тайного общества, верно бы соединились с ним…» [23]. В свете приведенных свидетельств Набоков предстает как надежный товарищ по заговору, в содействии которого уверены безоговорочно. По крайней мере, так считали руководящие члены тайного общества не только накануне, но и в ходе выступления. Выбор Брусилова в качестве «сборного пункта» восставших представляется далеко не случайным. Опиралось это решение на удобное расположение штаб-квартиры Кременчугского полка (между Житомиром и Киевом) или за ним стояла уверенность в содействии Набокова «делу» тайного общества – сказать трудно. Очевидно одно: по расчету С. И. Муравьева-Апостола, командуемый Набоковым полк должен был присоединиться к мятежу едва ли не первым. Необходимо специально отметить: надежды на участие Кременчугского полка в мятеже питались инициатором мятежа и после начала восстания. Хорошо известно, что 31 декабря, собрав в Василькове силы мятежного Черниговского полка, восставшие первым делом двинулись в сторону Житомира по дороге, которая вела через Брусилов. Очевидно, это направление было реализацией важнейшего пункта первоначального плана – движением к месту общего сбора восставших. Лидеры выступления действительно намеревались подойти к Брусилову и соединиться с Кременчугским полком, послав вперед одного из офицеров и команду солдат для устройства «квартир». Однако, не дойдя до места расположения соседнего полка, черниговцы остановились в Мотовиловке, где задержались до 2 января, явно ожидая подхода новых полков [24]. Эта самая длительная стоянка в ходе мятежа, в сущности, была решающим этапом напряженного ожидания соседних полков, которые возглавлялись членами тайного общества. Момент был ключевой для судьбы выступления: утром 2 января С. И. Муравьев- Апостол отдал приказ о походе на Бишев и Брусилов, провел совещание офицеров в связи с возможным столкновением с противником [25]. Трудно сказать, что остановило руководителей выступления от этого похода. Возможно, к Муравьеву-Апостолу поступила информация об окончательном отказе Набокова и других полковых командиров от участия в мятеже, вследствие чего «сборный пункт» терял свое значение. Может быть, руководитель мятежа опасался возможного столкновения с правительственными частями. Наконец, именно 1-2 января начал выполняться приказ 53 военного начальства об отводе «подозрительных» полков из района «бунта». Сведения об этих распоряжениях должны были поступить к восставшим от посланных разведчиков. О том, что руководство 1-й армии имело ясное представление о тесных связях Набокова с инициаторами мятежа, говорит реляция командира 3-го пехотного корпуса Л. О. Рота от 19 января 1826 г.: «…долгое командование Алексопольским полком полковником Швейковским и несколько мягкий нрав полковника Набокова заставляли меня опасаться, чтоб сближение сих войск с мятежниками не имело бы каких-либо дурных последствий» [26]. Так объяснял Рот появление своего приказа от 31 декабря 1825 г.: отвести подозрительные полки с мест их квартирования к корпусной квартире в Житомире [27]. Приказ был выполнен, но с некоторым запозданием: утром 2 января Кременчугский полк отправился по предписанному маршруту. Если относительно Алексопольского полка достаточно было привести факт его командования Повало- Швейковским, уже арестованного к 19 января, то в случае Кременчугского полка в качестве причины «опасений» Рот решился упомянуть только «мягкий нрав» полковника. В тех же словах Рот объяснил причины своего решения в рапорте главнокомандующему 1-й армией Ф. В. Остен-Сакену от 8 января 1826 г.: «… при начатии мятежа <…> я счел нужным удалить от мест, занимаемых бунтовщиками, вторую бригаду 9-й дивизии <…> по уважению долговременного командования Алексопольским полком полковника Швейковского, который был уже открыт членом тайного общества, и соседства с сим полком Кременчугского, коего командир хотя весьма благонамерен, но не имеет большой твердости» [28]. Рот сообщает о соседстве Кременчугского полка с частями, возглавляемыми заговорщиками, о «мягком нраве» Набокова, но не говорит ни слова о подозрениях в причастности полковника к тайному обществу и дружеской связи с С. И. Муравьевым-Апостолом. Однако в рапорте от 1 января 1826 г., синхронном событиям мятежа, дело рисовалось в иных тонах. Рот сообщал, что по имеющимся сведениям С. И. Муравьев-Апостол планирует идти в Житомир через Брусилов. В этой связи особые подозрения военного начальства вызывали Алексопольский и Кременчугский полки, расквартированные в населенных пунктах по этому направлению. Было решено перевести их в другое место, чтобы «отдалить от всякого сообщения с Черниговским полком» [29]. О подозрениях начальства в отношении офицеров ряда пехотных полков (заметим – не гусарских!) сообщается в «записках Горбачевского» («генерал Рот, подозревая, что офицеры 3-го корпуса должны быть в связях с 54 Сергеем Муравьевым, не послал против него ни одного пехотного полка вверенной ему дивизии…») [30]. Итак, можно уверенно считать, что военное начальство было осведомлено о контактах, существовавших между Муравьевым-Апостолом и Набоковым. Об этом свидетельствует сам факт опасений корпусного начальства, которое поспешило удалить «подозрительный» полк подальше от маршрута движения черниговцев [31]. Важно отметить, что военное начальство получило «оперативные данные» о намерениях Муравьева-Апостола следовать в Брусилов уже к 31 декабря. Согласно докладу по итогам расследования событий: «Получив <…> верное сведение, что Муравьев-Апостол положительно взял направление на Брусилов, он, генерал-лейтенант Рот, не дожидаясь прибытия <…> пехоты, дабы не потерять времени, на рассвете выступил…» с гусарскими эскадронами и артиллерией по направлению к Брусилову для подавления «возмущения» [32]. В свете сказанного остается загадкой, почему военное руководство не подвергло расследованию причастность Набокова к заговорщикам, проигнорировало поступившую информацию о контактах заговорщиков с полковником и их надеждах на Кременчугский полк (показания В. Н. Соловьева, А. Е. Мозалевского, М. М. Гротенгельма и др.), ограничившись констатацией его «ненадежности» и «мягкого нрава». Факт остается фактом: несмотря на полученные данные о встречах Набокова с руководителями тайного союза и мятежа, командир Кременчугского полка к следствию не привлекался. Известно, что руководство 1-й армии и следствие, начатое при ее Главном штабе, предпринимало активные меры, чтобы обнаружить офицеров, на содействие которых рассчитывали восставшие. Более того, по заданию цесаревича Константина Павловича генерал-лейтенант Ф. Г. Гогель выяснял, «не состоит ли кто из командного состава 1-й армии в родстве или связи с мятежниками» [33]. Но в условиях начавшегося следствия руководство 1-й армии не стало направлять его внимание в сторону Набокова и даже, возможно, сделало шаги в противоположном направлении. Одной из причин, обусловивших нежелание руководства 1-й армии обнаружить причастность к заговору некоторых штаб- офицеров, думается, служили их высокие чины. «Открыть» присутствие в тайном обществе немалого числа полковых командиров вряд ли соответствовало интересам руководства армии: в этом случае заговор в подчиненных войсках приобретал весьма 55 солидные масштабы. Эту незаинтересованность военного начальства понимали и подследственные, которые использовали ее в своих интересах. Позиция основных заговорщиков на следствии, их нежелание усиливать свою виновность, привлекать к следствию новых обвиняемых составляют вторую причину. Давние дружеские связи Петра Набокова с бывшими однополчанами братьями Муравьевыми-Апостолами и Трубецким обеспечила высокую степень доверия в отношениях. Это делает понятным стремление руководителей тайного общества скрыть на следствии участие старого товарища в наиболее опасной стороне заговора – обсуждении плана и условий участия в военном мятеже. Очевидно, С. И. Муравьев-Апостол скрыл на следствии подлинный смысл своей поездки в Брусилов, Любар и Троянов в канун мятежа, содержание состоявшихся переговоров, а Бестужев-Рюмин – посещение Брусилова в последних числах декабря. Даже точно установленные следователями расчеты на содействие гусарских полков лидер мятежа объяснял тем, что говорил о них офицерам Черниговского полка «для ободрения солдат» [34]. В силу этого сокрытия в материалах следствия подлинных расчетов и планов становится понятным, по каким причинам некоторые из участников заговора остались в тени расследования. В случае с Набоковым ситуация дополняется следующим обстоятельством: старший брат П. А. Набокова, генерал-майор Иван Александрович Набоков, занимал должность командира 3-й пехотной дивизии. Влияние, которым он пользовался в 1-й армии, было достаточно серьезным. Неслучайно он в 1826 г. был назначен председателем военно-судной комиссии при Главном штабе армии в Могилеве. Разумеется, положение брата в армии оказало влияние на позицию военного руководства, способствуя фактическому выведению за пределы следствия командира Кременчугского полка, несмотря на серьезные основания для начала расследования по его делу. Подводя итог рассмотренным источникам, следует констатировать: С. И. Муравьев-Апостол возлагал серьезные надежды на полковника Набокова, рассчитывал на его поддержку в случае начала выступления и даже назначил «сборный пункт» в месте расположения Кременчугского полка. Вероятно, он и принял старого товарища в Южное общество, посвятив в тайну существования декабристского союза и ознакомив с его целью. Судя по тем расчетам на Набокова, которые имелись у лидеров Васильковской управы, полковник обещал участие своего полка при 56 начале действий. Согласно свидетельству Вадковского, Набоков был «пылок» на словах, но в решающий момент отказал в содействии, как и некоторые другие полковые командиры. Учитывая результаты анализа источников, следует подчеркнуть: распространенная в историографии оценка причастности Набокова к тайному обществу (дружеская связь с лидерами заговора) поверхностна, так как воспроизводит формулировки следственных показаний и мемуарных свидетельств без необходимой их критики. Исследователи отрицают принадлежность Набокова к декабристскому союзу, утверждая, что это был человек, «несомненно, близкий им [декабристам. – П. И.] по взглядам, хотя формально и не связанный с тайным обществом» [35]. Отрицание организационной принадлежности к декабристскому союзу прочно укрепилось в литературе. Выше показано, что это мнение должно быть оспорено. Указания первоисточников позволяют сделать вывод о принадлежности Набокова к членам Васильковской управы Южного общества. Членство Набокова в декабристском союзе становится строго установленным историческим фактом благодаря недавно обнаруженному мемуарному свидетельству С. П. Трубецкого. В рукописи ранее не известных записок в числе участников тайного общества, которым удалось избежать наказания и сделать впоследствии значительную служебную карьеру, присутствует Набоков [36]. Трудно подвергнуть сомнению осведомленность мемуариста в данном вопросе. Находясь в течение 1825 г. в Киеве в должности дежурного офицера при штабе 4-го пехотного корпуса, Трубецкой был в постоянном контакте с руководителями Васильковской управы, встречался с другими членами управы (Артамоном Муравьевым, Повало-Швейковским и др.) [37]. Выше приводилось свидетельство о посещении Набоковым квартиры Трубецкого в Киеве осенью 1825 г. Будучи давним товарищем руководителей Васильковской управы и Трубецкого, Набоков непосредственно входил в круг общения мемуариста. Значит, сведения об участии Набокова в тайном обществе поступили к Трубецкому из первых рук – канал информации, ставший источником данных Трубецкого, обладает высокой степенью достоверности. Вновь найденный источник в полной мере подтверждает обоснованность выводов, к которым мы пришли ранее, правильность проделанного исследовательского анализа. Сообщение записок Трубецкого подкрепляет результаты критического анализа первоисточников, рассмотренных выше (следственные показания, очерк Вадковского, «записки 57 Горбачевского»). Свидетельство Трубецкого придает определенную окраску половинчатым и осторожным признаниям (в частности, М. И. Муравьева-Апостола), которые характеризуются противоречивостью, содержат недомолвки при оценке причастности Набокова к тайному союзу. Благодаря вновь найденным запискам Трубецкого Набокова следует причислить к категории участников декабристских союзов, избежавших привлечения к следствию и не отраженных в «Алфавите» А. Д. Боровкова. Роль Набокова в планах заговорщиков и его содействие намерениям тайного общества требуют дальнейшего изучения. Имя другого полкового командира 1-й армии было названо в ходе следствия. В. И. Враницкий показал о принадлежности к Южному обществу некоего Панютина: «Мне известные члены тайного общества суть следующие: 3-го пехотного корпуса Муравьев-Апостол, Швейковский, Бестужев-Рюмин, Тизенгаузен, Артамон Муравьев, Пыхачев, Врангель, Панютин, Андрешевский, артиллерии офицер, который за адъютанта у генерала Богуславского [А. С. Пестов. — П. И.] <…> 2-й армии Пестель, князь Волконский, Юшневский, князь Барятинский, Лихарев и отставные Давыдов и Поджио» [38]. Других показаний о принадлежности Панютина в материалах следствия обнаружить не удалось. Полковник Враницкий — осведомленный член тайного общества. Он вступил в него в ноябре–декабре 1824 г., находился в дружеских отношениях с информированными членами Южного общества полковниками Повало-Швейковским и Тизенгаузеном, был хорошо знаком с руководителями Васильковской управы С. И. Муравьевым-Апостолом и Бестужевым-Рюминым [39]. Все названные Враницким лица (кроме Ф. Е. Врангеля, сумевшего оправдаться, и Андрешевского) были признаны следствием членами тайного общества. Поэтому показания Враницкого нужно рассматривать как вполне авторитетный источник. Контекст, в котором упоминается фамилия Панютина, говорит о принадлежности его к Васильковской управе, а также, возможно, к участникам собраний в Лещинском лагере. Однако у нас существовали определенные сомнения, не позволявшие безоговорочно отнести вновь названных Враницким лиц (Панютина и Андрешевского) к участникам тайного общества, избежавшим следствия и наказания [40]. Сомнения базировались на том, что это показание было одиноким и никем больше не подтверждалось. Враницкий мог услышать имена малознакомых ему лиц даже на устном допросе, а затем включить их в свое показание. Но и в таком случае показание нельзя было полностью игнорировать 58 – отсутствие следственных разысканий о Панютине, несмотря на выделение его фамилии в показании, не позволяло считать данное свидетельство всего лишь ошибкой и недоразумением. Как мы полагали, сохранялась возможность идентификации Панютина как члена тайного общества, на которого по неизвестным причинам не обратили внимания следователи [41]. В 1825 г. в 1-й армии служили два брата Панютина – Федор Сергеевич и Николай Сергеевич; оба в чине полковника. Отметим немаловажный факт, который говорит в пользу участия одного из Панютиных в тайном союзе: до перевода в армию оба брата служили в лейб-гвардии Семеновском полку. Очевидно, именно с этого времени берут свое начало товарищеские отношения Панютиных с бывшими семеновцами, вошедшими в декабристский заговор. Известно, что С. И. Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин активно привлекали в тайное общество бывших однополчан по Семеновскому полку, оказавшихся в полках 1-й армии после 1820 г. С некоторыми из бывших семеновцев лидеров заговора связывали давние дружеские отношения, которые становились удобной основой для установления конспиративных контактов [42]. Как было показано выше, в сходном положении находился командир Кременчугского полка П. А. Набоков. Показание Враницкого само по себе не дает надежной основы для вывода о принадлежности Панютина к декабристскому обществу. Вместе с тем, оно заставляет выдвинуть предположение об участии одного из братьев Панютиных в деятельности Васильковской управы Южного общества, о его связи с руководителями управы, которые разрабатывали планы открытого военного выступления. Показание Враницкого позволяет считать, что в ходе следствия не были обнаружены офицеры (в том числе, в высоких чинах), близкие к руководителям Васильковской управы и составлявшие их ближайшее окружение, постепенно вовлекаемое в деятельность тайной организации. Именно на это окружение, скрепленное с лидерами конспирации давними дружескими и служебными связями, рассчитывали заговорщики в случае начала восстания. Надо сказать, что контакты с бывшими семеновцами не афишировались лидерами Васильковской управы на следствии, так же как и надежды на офицеров в высоких чинах, которые могли поддержать выступление Черниговского полка силами командуемых полков. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что один из братьев Панютиных (Николай) служил в 1825 г. в Кременчугском пехотном полку, о котором говорилось выше. Поскольку, как мы 59 выяснили, в случае начала открытых действий заговорщики уверенно рассчитывали на этот полк, данное обстоятельство могло бы свидетельствовать о том, что показание Враницкого говорит об участии в Южном обществе Н. С. Панютина. Федор Панютин в 1825 г. был полковником Севского пехотного полка [43]. Если Враницкий имел в виду его, то в числе полковых командиров – бывших семеновцев, принятых в Южное общество С. И. Муравьевым-Апостолом и Бестужевым-Рюминым, мы можем назвать Ф. С. Панютина. Если это так, то среди полков 3-го пехотного корпуса, на которых рассчитывал С. И. Муравьев-Апостол, разрабатывая план военного выступления, следует указать и Севский. В ходе дальнейшего изучения показание Враницкого удалось подкрепить данными неизвестного ранее исторического источника. В недавно обнаруженной нами рукописи записок С. П. Трубецкого в перечне участников тайного союза, избежавших наказания, присутствует фамилия Панютина [44]. Как уже говорилось, с начала по осень 1825 г. Трубецкой служил в Киеве, где вошел в тесный контакт с руководителями Васильковской управы, встречался с другими членами управы. Источник сведений Трубецкого о членстве Панютина устанавливается, таким образом, вполне определенно. Мемуарное свидетельство одного из крупных и наиболее осведомленных деятелей декабристской конспирации подтверждает ранее единственное показание Враницкого, придавая ему тем самым большее значение. Рукопись записок Трубецкого, датируемая 1849–1855 гг., облегчает установление личности декабриста Панютина. В ней сообщается о том, что некогда состоявший в тайном обществе Панютин «ныне» командует дивизией. Данное указание устанавливает факт принадлежности к тайному обществу Федора Сергеевича Панютина, поскольку он занимал должность дивизионного начальника с 1837 г., а его брат Николай Сергеевич (как, кстати, и другие братья) вышел с военной службы в отставку еще в конце 1820-х гг. [45] Таким образом, благодаря вновь найденной рукописи записок Трубецкого Ф. С. Панютина следует считать достоверно установленным членом декабристского тайного общества, избежавшим привлечения к следствию и, в силу этого, не отраженным в «Алфавите» А. Д. Боровкова. Историки еще очень мало знают о тех силах, на которые планировал опереться С. И. Муравьев-Апостол, начиная выступление черниговцев, и почти ничего не знают о круге лиц, 60 связанных с заговором в частях 1-й армии, но по разным причинам ускользнувших от официального следствия. Как справедливо отметил Ю. Г. Оксман, «дело возмущения представлялось вождям восстания делом соответствующих командиров» [46]. К числу полковых командиров, охваченных заговором, кроме осужденных И. С. Повало-Швейковского, В. К. Тизенгаузена, А. З. Муравьева, теперь, после проведенного сбора и анализа данных исторических источников, следует отнести полковников П. А. Набокова и Ф. С. Панютина. Возглавляемые ими полки 3-го пехотного корпуса (Кременчугский и Севский пехотные), как можно уверенно полагать, находились в сфере влияния заговорщиков, которые рассчитывали на их участие в открытом выступлении. Следственные показания активных (пусть и «рядовых») участников выступления (А. Е. Мозалевский, В. Н. Соловьев), сведения, обобщенные Ф. Ф. Вадковским, позднейшие воспоминания С. П. Трубецкого, как представляется, не отягощены целенаправленной системой оправданий и «умолчаниями», которые свойственны показаниям лидеров выступления, поэтому заслуживают большего доверия. Мемуарное свидетельство Трубецкого подкрепляет имевшиеся ранее сообщения следственных материалов и мемуарных источников, служит надежным доказательством участия обоих полковников в декабристском тайном обществе. На следствии С. И. Муравьев-Апостол и другие члены Васильковской управы приложили все усилия, чтобы скрыть свои истинные отношения с командирами ряда соседних полков, степень вовлеченности их в деятельность тайной организации. Сокрытие подлинных обстоятельств со стороны лидеров мятежа преследовало цель не только выгораживания товарищей по заговору (в том числе тех, кто был связан с ними давними дружескими отношениями и не принимал активного участия в конспиративной деятельности и важнейших совещаниях), но и смягчения собственной «степени вины». Само следствие, особенно на юге, по-видимому, не было заинтересовано в том, чтобы вскрыть эти обстоятельства. Иначе бы в его материалах появились определенные данные о Набокове и Панютине, проводились специальные разыскания, допросы и т. д. Как показывает углубленное изучение исторических материалов, от официального расследования, а значит, во многом, и от историков, укрылись конспиративные связи руководителей Васильковской управы с полковыми командирами 1-й армии, которые не только знали о существовании и политической цели тайного общества, но и 61 непосредственно находились в его рядах, были осведомлены о замысле выступления, обещали свое содействие (как в случае П. А. Набокова) при начале открытых действий, рассматривались лидерами южного выступления декабристов в качестве надежных сторонников. Источники и литература: 1. Горбачевский И. И. Записки. Письма. – М., 1963. – С. 10. 2. Дирин П. История лейб-гвардии Семеновского полка. – СПб., 1883. – Т. 2. – С. 124. 3. Восстание Черниговского полка (новые материалы) / Публ. Ю. Г. Оксмана // Декабристы: Неизданные материалы и статьи. – М., 1925. – С. 8. 4. Восстание декабристов. Материалы (далее – ВД). – Т. 4. – М.; Л., 1927. – С. 238. 5. См.: Нечкина М. В. Движение декабристов. – Т. 2. – М., 1955. – С. 348–356; Порох И. В. Восстание Черниговского полка // Очерки из истории движения декабристов. – М., 1954. – С. 155–156, 159–160; Киянская О. И. Южный бунт. Восстание Черниговского пехотного полка. – М., 1997. – С. 41, 45–48. 6. Рапорт Комиссии военного суда при Главной квартире 1-й армии // Русский архив. – 1902. – № 6. – С. 287–288. Ср.: Нечкина М. В. Движение декабристов. – Т. 2. – С. 487. 7. ВД. – Т. 4. – С. 241, 285; Муравьев-Апостол М. И. Воспоминания и письма // Мемуары декабристов. Южное общество. – М., 1982. – С. 191. Братья Муравьевы-Апостолы вполне могли встречаться с товарищами по заговору и по дороге в Житомир, имея уже тогда в виду возможное «открытие действий», о чем на следствии умалчивалось. 8. Вадковский Ф. Ф. Белая Церковь // Воспоминания и рассказы деятелей тайных обществ 1820-х годов. – М., 1931. – Т. 1. – С. 192. Поскольку участники этого разговора (братья Муравьевы-Апостолы, Бестужев-Рюмин и сам Набоков) были для Вадковского недоступны, его неосведомленность о содержании разговора вполне объяснима. 9. Муравьев-Апостол М. И. [Примечания к мемуарному очерку Ф. Ф. Вадковского «Белая Церковь»] // Там же. – С. 200. 10. Там же. 11. Только от Артамона Муравьева было получено обещание присоединиться к выступлению (см.: ВД. – Т. 11. – М., 1954. – С. 47, 110). 12. В действительности Бестужев-Рюмин отправился в поездку 28 декабря (ВД. – Т. 4. – С. 237; Т. 6. – М., 1929. – С. 124). 13. ВД. – Т. 4. – С. 242, 246; Т. 9. – М., 1950. – С. 237. 14. ВД. – Т. 6. – С. 142; Т. 9. – С. 237. Любопытно, что Бестужев- Рюмин, как и братья Муравьевы-Апостолы, утверждали на следствии, что целью поездки были исключительно полки, где служили «славяне», выявленные следствием. Относительно ближайших полков они умалчивали (Там же. – С. 40, 47, 237; Т. 4. – С. 359). Об этой поездке М. В. Нечкина 62 справедливо писала: «Но куда же уехал Бестужев? Его поездка окружена большой таинственностью <…> Предположение, что Бестужев действительно хотел проехать к славянам, не выдерживает критики: мы знаем, что он обещал вернуться к рассвету. Доскакать из Трилес в Новоград-Волынск и вернуться обратно в одну ночь невозможно. <…> Доехать же в одну ночь до Брусилова и даже Радомысла и вернуться – возможно. В Радомысле же стоял Швейковский, на которого надеялись, что он поднимет Алексопольский полк, а в Брусилове стоял Кременчугский полк, на который также возлагались надежды» (Нечкина М. В. Общество соединенных славян. – М., 1927. – С. 146–147). 15. Вадковский Ф. Ф. Белая Церковь. – С. 193; Горбачевский И. И. Записки. Письма. – С. 66, 316. 16. ВД. – Т. 4. – С. 286; Т. 9. – С. 47. 17. Вадковский Ф Ф. Белая Церковь. – С. 193. Ср.: Нечкина М. В. Движение декабристов. – Т. 2. – С. 356. 18. См.: Декабристы. Биографический справочник. – М., 1988. – С. 301. 19. ВД. – Т. 11. – М., 1954. – С. 110–111, 113. 20. В конечном счете, не столь уж важен ответ на вопрос: что лежало в основе расчетов на участие в возмущении Набокова и его полка – надежность старой дружбы с руководителями Васильковской управы (которая привела к откровенному обсуждению намерений тайного общества) или политические убеждения полкового командира, разделявшего намерения лидеров тайного союза. Важно одно: «дело» декабристского общества не было Набокову «чуждым», он был посвящен в него и соглашался и с целью декабристского общества, и с замыслами открытого выступления. 21. Декабристы: Неизданные материалы и статьи. – М., 1925. – С. 9. 22. ВД. – Т. 4. – С. 249; Показания А. Е. Мозалевского от 9 января 1826 г. // Красный архив. – 1925. – Т. 6 (13). – С. 37; ВД. – Т. 6. – С. 21; Горбачевский И. И. Записки. Письма. – С. 74. 23. Горбачевский И. И. Записки. Письма. – С. 83. 24. Подтверждением сказанному служит следующее обстоятельство: 1 января 1826 г. к ротному командиру Кременчугского полка Пржевалинскому явился офицер-черниговец К. К. Маевский и рассказал о событиях в своем полку. Пржевалинский тогда же передал все услышанное Набокову (ВД. – Т. 6. – С. 152). Вопрос о том, с какой целью вовлеченный в выступление Маевский с «собранной командой» нижних чинов оказался в расположении роты кременчугцев (Бишев), имеет вполне определенный ответ. Маевский спрашивал об обстановке в Кременчугском полку. Материалы расследования свидетельствуют: Маевский был посланцем руководителей выступления – после появления в Бишеве он поехал в Мотовиловку и лишь спустя сутки покинул мятежных черниговцев (Декабристы. Биографический справочник. – С. 348; материалы расследования см.: ВД. – Т. 6. – С. 148–154). Из этого следует, что поездка Маевского в расположение Кременчугского полка была новой попыткой С. И. Муравьева-Апостола добиться присоединения этого полка и, более 63 того, обеспечить ключевой элемент плана (сбор полков в Брусилове). В этой связи особенно важны открывшиеся в ходе следствия данные: в расположении кременчугцев в Бишеве ожидалась «ночевка» черниговцев, о чем Маевский сообщил Пржевалинскому. Выяснилось, что Маевский «открыл ему все слышанное от Муравьева, и что он [Муравьев-Апостол – П. И.] идет для соединения с Кременчугским полком и скоро будет в Бишеве». Согласно свидетельству Пржевалинского, Маевский утверждал даже: «… полк их будет в ту же минуту» (Там же. – С. 150, 152). Показания нижних чинов Кременчугского полка обнаруживают, что в Бишеве появились мятежные солдаты-черниговцы, которые готовили «квартиры» для своего полка. Допросы этих солдат подтверждают, что их отправили из Василькова ввиду того, что черниговцы планировали идти в Бишев (Там же. – С. 152– 153). 25. Значение этого важного обстоятельства в полной мере оценил только И. В. Порох (см.: Порох И. В. Восстание Черниговского полка. – С. 174–175). 26. ВД. – Т. 6. – С. 336. Угроза присоединения двух соседних пехотных полков была весьма реальной, и это хорошо понимало корпусное начальство: «Удостоверившись же, что Муравьев-Апостол посылал ежедневно из своих приверженцев к бывшему командиру Алексопольского пехотного полка полковнику Швейковскому, находившемуся еще в Радомысле для сдачи полка, узнал он, Рот, что чины сего полка, равно и Кременчугского пехотного, по приближении Муравьева, последуют бесчестному предприятию его…». (Там же. – С. 129–130). 27. Приказ опубликован: Восстание Черниговского полка (новые материалы). С. 12. Напомним, что 31 декабря черниговцы находились еще в Василькове. 28. Там же. – С. 9. 29. Декабристы. Летописи Гос. Литературного музея. – Вып. 3. – М., 1938. – С. 9, 12. 30. Горбачевский И.И. Записки. Письма. – С. 91. 31. Подтверждением этому служит рапорт командира Черниговского полка Г. И. Гебеля командующему 1-й армией Ф. В. Остен-Сакену от 26 января 1826 г. В нем говорится, что, получив приказ об аресте С. И. Муравьева-Апостола, Гебель направился в корпусную квартиру через Брусилов, так как «полагал застать» Муравьева «у полковника Набокова» (ВД. – Т. 6. – С. 105–106). Очевидно, Гебель прекрасно знал о давней дружбе и постоянных встречах Муравьева-Апостола и Набокова. 32. ВД. – Т. 6. – С. 130. Ср. указание офицера гусарского принца Оранского полка И. И. Левенштерна: «… двинулись в район Брусилова, чтобы отрезать противнику связь с двумя другими полками, которым, как говорили, нельзя было особенно доверять». Публикаторы справедливо пояснили, что речь идет об Алексопольском и Кременчугском полках, но причину их «ненадежности» не указали (Восстание Черниговского полка глазами усмирителя / Публ. С. Л. Сокольского, И. В. Пороха // Освободительное движение в России. – Вып. 6. - Саратов, 1977. – С. 122). 33. Восстание Черниговского полка (новые материалы). – С. 22. 64 34. ВД. – Т. 4. – С. 259, 285. 35. Восстание Черниговского полка (новые материалы). – С. 8. (формулировка Ю. Г. Оксмана). Ср. мнение И. В. Пороха, согласно которому Набоков был лишь «близок к С. Муравьеву»: Очерки из истории движения декабристов. – М., 1954. – С. 147. См. также мнение О. И. Киянской: «… хотя и не состоял в тайном обществе, но находился в приятельских отношениях с Сергеем и Матвеем Муравьевыми» (Киянская О. И. Южный бунт. – С. 40). 36. Архив С.-Петербургского института истории РАН. – Колл. 154, оп. 1, ед. хр. 44, л. 41. Опубл.: Записки С. П. Трубецкого // Николай I. Личность и эпоха. Новые материалы. – Т. 1. – СПб., 2007. – С. 230. См. также: Ильин П. В. Новое об истории декабристского движения: по страницам неизвестной рукописи записок С. П. Трубецкого // Отечественная история. – 2003. – № 6. – С. 138–146. 37. См. показания С. П. Трубецкого, С. И. Муравьева-Апостола, М. Ф. Орлова: ВД. – Т. 1. – М.; Л., 1925. – С. 35; Т. 4. – С. 284; Т. 20. – М., 2001. – С. 173. Ср.: Лавров Н Ф. Диктатор 14 декабря // Бунт декабристов. – Л., 1926. – С. 189; Павлова В. П. Декабрист С. П. Трубецкой // Трубецкой С. П. Материалы о жизни и революционной деятельности. – Т. 1. – Иркутск, 1983. – С. 26–27. 38. ВД. – Т. 11. – М., 1954. – С. 331. В подлиннике фамилия Панютина подчеркнута, что является показателем интереса следствия к вновь названному участнику тайного общества. Однако, по всей видимости, никакого расследования в связи с показанием Враницкого предпринято не было. 39. Там же. – С. 343–344. 40. Ильин П. В. Предполагаемые декабристы: обзор указаний источников о возможных участниках тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг. // 14 декабря 1825 года. Источники, исследования, историография, библиография. – Вып. 5. – СПб., 2002. – С. 114–117. 41. Там же. – С. 116. 42. Нельзя не учитывать недовольства бывших гвардейцев переводом в армию, нарушенным ходом военной карьеры. Известно, что в тайное общество вступили бывшие семеновцы В. К. Тизенгаузен, А. И. Тютчев, А. А. Рачинский, переведенные в армию из подпрапорщиков Семеновского полка А. Ф. Вадковский, Д. А. Молчанов, Л. Сенявин (Декабристы. Биографический справочник. – С. 176, 173, 115, 34, 181, 188, 155. Ср.: Ильин П. В. Новое о декабристах. – С. 230–239, 408). 43. Согласно формулярному списку, он являлся батальонным командиром Севского полка (Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи. Биобиблиографический справочник. – СПб., 2007. – С. 614). Однако, по-видимому, временно исполнял должность полкового командира, поскольку о его командовании Севским полком сообщается в справочных изданиях (см.: Фрейман О. Р. Пажи за 183 года. Биографии бывших пажей. - Фридрихсгамн, 1894. – Вып. 1. – С. 150–152). 65 44. Архив Петербургского института истории РАН. – Колл. 154, оп. 1, ед. хр. 44, л. 41. Опубл.: Николай I. Личность и эпоха. Новые материалы. – Т. 1. – СПб., 2007. – С. 230. 45. Фрейман О. Р. Указ. соч. – Вып. 1. – С. 146; Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Указ. соч. – С. 613. 46. Восстание Черниговского полка (новые материалы). – С. 9.

П.А. Набоков и Ф.С. Панютин - неизвестные члены Васильковской управы Южного общества

Institution

Similar Items