Ритм в новеллистике Сигизмунда Кржижановского. Статья первая
Gespeichert in:
Datum: | 2009 |
---|---|
Hauptverfasser: | , |
Format: | Artikel |
Sprache: | Russian |
Veröffentlicht: |
Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України
2009
|
Schriftenreihe: | Русская литература. Исследования |
Schlagworte: | |
Online Zugang: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/31039 |
Tags: |
Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
|
Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
Zitieren: | Ритм в новеллистике Сигизмунда Кржижановского. Статья первая / А.Н. Шуберт, О.А. Корниенко // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2009. — Вип. XIII. — Бібліогр.: 16 назв. — рос. |
Institution
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraineid |
irk-123456789-31039 |
---|---|
record_format |
dspace |
spelling |
irk-123456789-310392012-02-20T12:19:04Z Ритм в новеллистике Сигизмунда Кржижановского. Статья первая Шуберт, А.Н. Корниенко, О.А. Поэтика литературы первой половины ХХ века 2009 Article Ритм в новеллистике Сигизмунда Кржижановского. Статья первая / А.Н. Шуберт, О.А. Корниенко // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2009. — Вип. XIII. — Бібліогр.: 16 назв. — рос. XXXX-0092 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/31039 ru Русская литература. Исследования Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України |
institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
collection |
DSpace DC |
language |
Russian |
topic |
Поэтика литературы первой половины ХХ века Поэтика литературы первой половины ХХ века |
spellingShingle |
Поэтика литературы первой половины ХХ века Поэтика литературы первой половины ХХ века Шуберт, А.Н. Корниенко, О.А. Ритм в новеллистике Сигизмунда Кржижановского. Статья первая Русская литература. Исследования |
format |
Article |
author |
Шуберт, А.Н. Корниенко, О.А. |
author_facet |
Шуберт, А.Н. Корниенко, О.А. |
author_sort |
Шуберт, А.Н. |
title |
Ритм в новеллистике Сигизмунда Кржижановского. Статья первая |
title_short |
Ритм в новеллистике Сигизмунда Кржижановского. Статья первая |
title_full |
Ритм в новеллистике Сигизмунда Кржижановского. Статья первая |
title_fullStr |
Ритм в новеллистике Сигизмунда Кржижановского. Статья первая |
title_full_unstemmed |
Ритм в новеллистике Сигизмунда Кржижановского. Статья первая |
title_sort |
ритм в новеллистике сигизмунда кржижановского. статья первая |
publisher |
Інститут літератури ім. Т.Г. Шевченка НАН України |
publishDate |
2009 |
topic_facet |
Поэтика литературы первой половины ХХ века |
url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/31039 |
citation_txt |
Ритм в новеллистике Сигизмунда Кржижановского. Статья первая / А.Н. Шуберт, О.А. Корниенко // Русская литература. Исследования: Сб. науч. тр. — 2009. — Вип. XIII. — Бібліогр.: 16 назв. — рос. |
series |
Русская литература. Исследования |
work_keys_str_mv |
AT šubertan ritmvnovellistikesigizmundakržižanovskogostatʹâpervaâ AT kornienkooa ritmvnovellistikesigizmundakržižanovskogostatʹâpervaâ |
first_indexed |
2025-07-03T11:25:29Z |
last_indexed |
2025-07-03T11:25:29Z |
_version_ |
1836624831081086976 |
fulltext |
А.Н. ШУБЕРТ, О.А. КОРНИЕНКО
(Киев)
РИТМ В НОВЕЛЛИСТИКЕ
СИГИЗМУНДА КРЖИЖАНОВСКОГО
Статья первая
Проблема ритма прозы как одна из «формообразующих основ эс-
тетического освоения произведения» [1, 210] приобретает все боль-
шую актуальность в современной науке. В осмыслении специфики
ритмообразующей системы выделяется несколько концепций: сто-
послагательная (А. Белый), тактовиковая (А.Пешковский), силлаби-
ческая (Б.Томашевский, М.Гиршман) и синтаксическая (В.Жирмун-
ский) [2, 327].
Ритмизированная проза, которая во многом наследует специфику
стиховедческого ритма, имеет свои сущностные отличия.
М.Гаспаров дает следующее определение ритму: «[...] периодиче-
ское повторение каких-либо элементов текста через определенные
промежутки» [3, 875]. Одним из доминантных признаков явления
ритмообразования в прозе видится следующее: «Ритм по-разному
проступает на самых различных (в принципе на всех) уровнях лите-
ратурного произведения, он может быть обнаружен и в чередовании
более или менее образно насыщенных отрывков текста, в повторах и
контрастах тех или иных тем, мотивов, образов и ситуаций и т. п.»
[4, 247]. Отметим еще один важный аргумент, углубляющий понятие
ритма прозы: «[...] исходные позиции ритма – в поэтическом строе
речи, в интонационной и синтаксической форме, дальнейшее разви-
тие – во внутренней и внешней структуре образов, итоговый ритм –
в движении сюжета, в самом общем характере творчества каждого
писателя» [5, 208]. Утверждается необходимость исследования фе-
номена ритмизации на всех уровнях организации текста (от «низше-
го» фонографического до макроуровня метатекста того или иного
писателя) [6].
По точному замечанию Л.Новикова, ритмизация выступает одной
из константных составляющих орнаментальной («сверхобразной»)
прозы, представителями, которой, по праву, являются А.Белый,
Б.Пильняк, Е.Замятин, А.Веселый, С.Клычков [7, 4]. Считаем необ-
2
ходимым дополнить представленный ряд творчеством оригинально-
го писателя первой половины ХХ в. Сигизмунда Кржижановского,
чье наследие представляет богатый и разнообразный материал для
научного осмысления. Проблема ритма в прозе Кржижановского до
настоящего момента не выдвигалась и не рассматривалась, что обу-
словливает актуальность данного исследования.
Цель работы – анализ специфики ритмообразующей системы в
новеллистике Кржижановского, выявление доминантных способов и
приемов ритмизации.
Новеллистика С.Кржижановского, создаваемая писателем около
20 лет (с 1919 до 1940 г.) представляет собой множество объединен-
ных в циклы новелл («Сказки для вундеркиндов», «Чужая тема»,
«Неукушенный локоть», «Чем люди мертвы», «Мал мала меньше» и
др.). Известно, что одним из принципов циклизации выступает мо-
тивно-образное единство. Заметим, в новеллистике Кржижановского
прослеживается устойчивый, повторяющийся от ранних до поздних
новелл мотивно-образный комплекс, что позволяет усматривать
ритм на образном и мотивном уровнях не только в пределах само-
стоятельного цикла, но шире – во всей метапрозе писателя.
1. Образно-мотивный уровень ритмизации. По мнению немно-
гочисленных исследователей прозы Кржижановского (В.Топоров,
И.Делекторская, А.Синицкая, А.Буровцева [10-13]) художественная
образность произведений писателя в силу своей оригинальности не
знает равных. Исследователи, в основном, сосредоточивают внима-
ние на метафоричности прозы писателя. По нашему наблюдению, в
образной системе новеллистики Кржижановского выделяются
сквозные, метафорически насыщенные лейтобразы: телесного кода
(мозг / череп, сердце, глаз)1; шахмат; геометрических фигур (квад-
рат, круг, ломаная линия) и др., в контексте метапрозы задающих
специфичный «образный» ритм. В качестве иллюстрации последне-
го назовем также повторяющийся образ «оторвышей» в новеллах
«Сбежавшие пальцы» (1922) (цикл «Сказки для вундеркиндов»),
«Швы» (1928) (цикл «Чужая тема»), «Тридцать сребреников» (1927)
(цикл «Неукушенный локоть»).
1 См. подробнее об этом в статье А.Шуберт [14].
3
Так, в первой из указанных новелл описываются приключения
«оторвышей» – оторвавшихся пальцев кисти пианиста, сбежавших
от своего владельца. Здесь «оторвыши» персонифицированы и вы-
ступают главным героем новеллы. В новелле «Швы» «оторвышем»
является проигранная черная пешка, обреченная на гибель.
Как видится, глубинный аллегорический смысл образов «ото-
рвышей» у Кржижановского сопряжен с ситуацией экзистенциаль-
ного разобщения человека и социума (человек – пешка), отъедине-
ния мира и человека (злоключения пальцев и «выключенность» че-
ловека-пешки, людей-пешек: «все за барьером» [15, 426]1 – из шах-
матной партии, выступающей философской метафорой бытия 2).
Кроме того, образы «оторвышей» маркируют не только состояние
разъединения людей друг с другом, но и человека с самим собой.
Рассматриваемые образы входят в гетерогенную структуру мотива
разорванности, который в новеллистике Кржижановского функцио-
нирует на уровне лейтмотива и формирует соответствующий ритм.
В новеллах «Сбежавшие пальцы» и «Тридцать сребреников» замет-
но усиление роли синекдохи. В частности, в последней из названных
новелл, повествующей об ужасных последствиях «раскатившихся»
по миру тридцати сребреников, главным героем выступает горсть
монет, которая становится мрачным «посевом Иуды», приносит не-
счастья и доводит прикоснувшихся к ним до смерти. Таким образом,
писателем переосмыслен традиционный для литературы сюжет пре-
дательства Иуды. Кржижановский наделяет монеты способностью к
автономному существованию и демонстрирует их умение вмеши-
ваться в естественный ход истории, разрывая последний на кризис-
ные отрезки-периоды: осаду Иерусалима Титом, крестовые походы,
время господства «так называемой» (отметим авторскую оценку)
1 Ниже цитаты из текстов С.Кржижановского приводятся по данному
изданию с указанием в круглых скобках римской цифрой – тома, арабской
– страницы.
2 Шахматная партия как метафора бытия – довольно распространенная
культурная схема, генетически восходящая к осмыслению Космоса Герак-
литом как игры богов, сравниваемой философом с шашечной партией, ко-
торую разыгрывает младенец, ничего не смыслящий в шашках. Со времен
Средневековья известен апокрифический образ Бога и Дьявола, играющих
в кости, у Лейбница – в шахматы.
4
теории денежного обращения. В финале новеллы возникает картина
абсурдности мира: сребреники «закружили по кружащейся земле.
Карусель вертится все скорей и скорей» (III, 106). Кржижановский
акцентирует ситуацию крушения мира, разрыва всех сущностных
связей в нем.
2. Сюжетный уровень ритмизации. В новеллах Кржижановско-
го, структурирующих различные циклы, заметен повтор инвариант-
ной событийной ситуации катастрофы и ее вариативных моделей.
Разворачивается данная схема с помощью приема материализации
метафоры и ее сюжетной реализации, например: растрескивающий-
ся на щели космос и возникновение «щелинной этики» в новелле
«Собиратель щелей» (1922), сопряжение межмирий в «швах» – ху-
дожественный образ границ миров – в новеллах «Боковая ветка»,
«Швы» (обе – 1928), «Товарищ Брук» (1931) и др.
3. Ритм художественной речи.
Известно, что ритм зачастую создается благодаря различного ви-
да повторам. Их в текстах Кржижановского – огромное количество и
функционируют они на фоническом, лексическом, грамматическом,
синтаксическом и метаязыковом уровнях.
В создании специфичного ритмического рисунка прозы Кржижа-
новского особой продуктивностью обладает звуковая анафора ря-
дом стоящих слов, словосочетаний (как правило, повтор парный,
нередко триарный, имеется в виду повтор начальных звуков двух и
трех слов): «фалды фрака», «пальцами плетенку», «пальцы прыгну-
ли», «прыжком перешвырнулись», «пальцы поджав прищимлен-
ный», «костяным клавишем», «край клавиатурной коробки» (I, 73),
«локтями в локти люди» (I, 75), «сомкнуты сморщенные» (I, 76),
«прочь прошлом» (I, 77), «бежали с быстротой бетховенской» (I, 78),
«мизинце мерцало», «прошуршав прорванной» (I, 80), «прямо про-
тив» (I, 84), «Улицы разбудило рассветом» (I, 91) и т.д. Подчас ритм
усложняется за счет «наложения» звуковой анафоры и «стыка»:
«требует тщания» (I, 83), благодаря повтору слоговых групп:
«блекнувший блик» (I, 77), создающих эффект неточной диссонанс-
ной рифмы: «крышку кружки» (I, 76).
Часты анафоры на синтаксическом уровне – внутри фразового
единства: «...тропы Парнаса, тропы падали» (I, 147), в текстах
Кржижановского нередки также абзацные анафоры, например, в но-
5
велле «Сбежавшие пальцы» начало повествования: «Две тысячи уш-
ных раковин повернулись к пианисту Генриху Дорну [...]». В сле-
дующем абзаце: «Две тысячи ушей пододвинулись к эстраде» (I, 73).
В финале новеллы вновь повторяется – «тысячи ушных раковин» (I,
82), – таким образом, выстраивается эпаналепсис, ритмизирующий
первую новеллу сборника «Сказки для вундеркиндов», которая «за-
дает» ритм последующим текстам. Так, например, новелла «История
пророка» (1922) ритмизирована абзацной анафорой: «Тщетно [...]
Тщетно [...]», «Но [...] Но [...] Но [...]» (I, 103), повторяются синтаг-
мы «четыре упрямо втиснутых в землю ногах [...]» (там же), «четыре
прочно врытых в землю ноги» (I, 104) и т.д.
В новеллах Кржижановского встречается множество повторов,
которые, на первый взгляд, носят тавтологический характер. С точки
зрения лингвистических норм, подобного рода повторы являются
стилистическими погрешностями, но, с точки зрения литературове-
дения, они предельно значимы в создании «пульсирующего» ритма.
Например, часто используемый Кржижановским эпизевкис (АА) и
анадиплосис (.....А, А.....): «[...] “я” – “я” [...]» (I, 109-110), «[...] "то-
жество": тожество [...]» (I, 108), «[...] думает – думает...» (I, 115),
«[...] что происходит, и происходит ли что [...]» (I, 111), «[...] реаги-
ровали и реагировали ли [...]» (I, 125), «[...] страдал, но, страдая [...]»
(I, 105), «[...] волоконца. Волоконце [...]» (I, 152) и т.д.
Устойчив и продуктивен в ритмической организации новелли-
стики Кржижановского парегменон – нагнетание однокоренных
слов: «нужнее нужного нужен» (I, 124), «многое множество» (I, 123),
«сердцевина сердца» (I, 123), «страдал страдая» (I, 105), «мыслящий
мысль» (I, 139), «молчание молчит» (I, 197), «опрокидывать опроки-
нутое» (I, 157) (в последнем примере парегменон усложнен гомой-
арктоном), «и из близких близк, и из далеких далек» (I, 176) (услож-
нение полисендетоном – «многопредложием» и «многосоюзием»),
«[...] время, не будучи вещью, вещно в вещах не участвует» (I, 129)
(усложнение полиптотоном – «многопадежием»), «Проигранный
игрок» (выведено автором в название новеллы) (I, 133) и т.д.
Подчеркнем, что подобные повторы ни в коем случае не являют-
ся, «болезнью языка» (I, 157), а сопряжены с философско-
эстетической концепцией писателя, в частности, с осмыслением
Кржижановским художественного слова. Например, в новелле
6
«Якоби и “Якобы”» (1918) из цикла «Сказки для вундеркиндов»,
слово персонифицировано, возведено в ранг действующего лица и
утверждает: «Я – сумма всех человеческих смыслов; маленькое сло-
во, умеющее своими буквами покрыть весь это мир феноменов; еле
зримая подпись Творца над вселенной призраков. Во мне ты мо-
жешь, наконец, увидеть вожделенное «тожество»: тожество бытия и
названия [...]» (I, 108). «[...] “филология” – значит “любовь к Лого-
су”, то есть религия [...] Слова слов, благоговение производных зву-
чаний к своему Древнему Ветхому Корню» (I, 113). Последняя
мысль отчасти объясняет особую продуктивность в текстах Кржи-
жановского парегменона. А признание слова, что оно – «точная мера
звука» (I, 112) и в нем «нет ни единой мертвой, не мерцающей бук-
вы. Мы, слова, звучим неспроста» (там же), – обусловливает и аргу-
ментирует предельную концентрацию ритма на фоническом уровне.
Ритмический рисунок в текстах Кржижановского усложняется
благодаря таким средствам, как:
• полиптотон – нагнетание нескольких падежей одного слова:
«блик блику» (I, 137), «ничего из ничего» (I, 113), «из мира в мир»
(I, 82), «слова в словах» (I, 110), «Сердце стучало о сердце» (I, 90)
и т.д.;
• морфемное варьирование одного и того же слова: «писанными
и неписанными», «думанными и недуманными» (I, 112), «сгибая и
разгибая» (I, 75), «вгибы и выгибы» (I, 83), «часы и часики» (I, 130),
«пылинки и пылины» (I, 86);
• гомойарктон – слова с одинаковыми приставками: «ненужные
и несродные» (I, 123), «неписанные и нечитанные» (I, 147), «подбо-
родок подоконнику» (I, 97), «прошуршав прорванной» (I, 80) и др.;
• гомеотелевтон – подобие окончаний – зародыш рифмы: «[...]
вещи возвращались по своим руслам – орбитам – граням» (I, 131),
«строфических ритмических метрических» (I, 151), «заношенного и
блеклого» (I, 88), «фальшивыми духовными» (I, 83), «[...] амнистия
всем поддельным, фальшивым, подложным, мнимым и неверным.
Буквам, словам, мыслям, людям, народам, планетам и мирам» (I,
87), «[...] и ни солнц, ни тем, ни болей, ни счастий, ни лжей, ни
правд» (I, 92);
Нередко Кржижановский использует антиметаболу (А.....В,
В....А): «светлым и темным, темным и светлым», «– Не быть миру. –
7
Миру не быть [...]», (I, 129), «[...] слова и буквы, буквы и слова» (I,
111), «[...] так-этак, этак-так» (I, 130).
Встречается также климакс (А.....В, В.....С, С....D): «Шепот – в
говор, говор – в гомон, гомон – в крик, крик – в рев и топ тысячи
ног» (I, 74), «[...] из молчания в молчь, из молчи в безглагольность»
(I, 90) и т.д.
Кржижановский совмещает одновременно самые разнообразные
виды повторов, делая ритмический рисунок предельно насыщенным,
например: «Многое множество (парегменон)1 ненужных и несрод-
ных (гомойарктон) друг другу (полиптотон) вещей: камни – гвозди
– гробы – души – мысли – столы – книги свалены кем-то и зачем-то
(гомеотелевтон) в одно место: мир» (I, 123). При этом заметна дву-
сложниковая метризация прозы, при этом слова создают рифмую-
щиеся цепи: «камни – гвозди [...] души – мысли – книги» (–U) и
«гробы [...] столы» (U–).
Берем на себя смелость утверждать, что тексты Кржижановско-
го являют любопытную стратегию сознательной интеллекту-
альной филологической игры2, сопряженной с глубоким смыс-
лом3.
Продемонстрируем это на примере ритма, создаваемого пароно-
мазией – намеренным сближением слов вследствие сходства в зву-
чании и частичного совпадения морфемного состава: «творца и тва-
ри» (I, 98), «прохолодью и проголодью» (I, 104), «от вещного к веч-
ному» (I, 192) и т.д.
1 Здесь и ниже курсивом в скобках нами фиксируются фигуры и прие-
мы.
2 О типологии форм игровой поэтики см. подробнее работы О.Корни-
енко [8; 9].
3 В 1907-1913 гг. С.Кржижановский учился на юридическом факультете
Киевского университета, одновременно занимаясь классической филологи-
ей и слушая лекции по истории философии. С 1918 г. он читал лекции по
истории и теории литературы, театра, музыки, преподавал в Киевской кон-
серватории, Театральном институте имени Н.Лысенко. Его литературовед-
ческие работы «Поэтика заглавий», «Комедиография Шекспира», «Искус-
ство эпиграфа (Пушкин)», статьи для «Словаря литературоведческих тер-
минов» и др. составили четвертый том пятитомного «Собрания сочинений»
Кржижановского [15].
8
В прозе Кржижановского встречается парономазия, создающая
эффект каламбурной рифмы: «Источник явления нахожу я в лени
“я”» (I, 109).
В тексте новеллы «Поэтому» (1922) находим множество вариан-
тов обыгрывания автором заглавия, в качестве которого выступает
слово из письма-отказа девушки влюбленному поэту: «...Пишу Вам
в последний раз. Вы поэт и все равно ничего не поймете, поэтому
возвращаю кольцо и слово [...]» (I, 176) (здесь и ниже выделение
наше. – А.Ш. и О.К.). В восприятии поэта слово «поэтому» стано-
вится персонифицированной абстракцией: «"Поэтому" отвергало
поэта» (там же). В тексте новеллы слово «поэтому» становится реф-
ренным и складывается из частей слагаемых героем поэтических
строк: «Поэт о Музе не скорби [...] Поэт о Му...» (I, 176), названия
случайно попавшейся на глаза книги «По.Э.томV», где «“v”, подог-
нув ножку, притворилось “у”» (I, 180).
В новелле «Квадрат Пегаса» (1922), повествующей о неудачном
браке героя и его этапах жизни, сужающихся к замкнутому мещан-
скому существованию, Кржижановский обыгрывает исключение из
правил русского языка. В новелле есть небольшая деталь: сын-
гимназист «подзубривал» слова-исключения, писавшиеся через
«ять»: «– Звезды – гнезда – седла... цвел – приобрел – надеван... –
Звезды – гнезда...» (I, 100). Эти слова-исключения из правил выне-
сены писателем в подзаголовки новеллы, структурируют ее содер-
жание и композицию, метафорически обыгрывая процесс постепен-
ного человеческого опошления. По замечанию В.Перельмутера, раз-
деление новеллы – по числу исключений – на семь частей, и «возни-
кающий [...] мотив «семиричности» человеческой жизни вводится
затем – уже обдуманно – в новеллу “Фу Ги”» [16, 596]. Так или ина-
че, но в новелле «Квадрат Пегаса» ритм, заданный словами-
исключениями из правил русского языка, ритмизирует структуру
всей новеллы, что выступает свидетельством намеренной авторской
игровой стратегии и ее разновидности – филологической интеллек-
туальной игры.
В упоминавшейся новелле «Якоби и “Якобы”» говорится: «[...]
игра словами не есть игра словами» (I, 116), – и, действительно, у
Кржижановского игра словами становится игрой глубочайшими
смыслами, «декодировать» которые – нелегкая задача, возможно,
9
потому цикл полушутя-полусерьезно озаглавлен писателем «Сказки
для вундеркиндов».
Известно, что игра с различными смыслами, получающаяся от то-
го или иного расположения слов или употребления их в различных
значениях, смешение понятий, являются признаками амфиболии. В
той же новелле «Якоби и “Якобы”» известный философ Якоби, спе-
ша закончить свой трактат, выписывает фрагмент цитаты Канта, со-
держание которой весьма примечательно: «...двусмысленность, или
амфиболия (здесь и ниже курсив наш. – А.Ш. и О.К.), человеческого
рассудка заключается в том, что, имея дело только с феноменами,
мы, однако, относимся к ним так, якобы...» (I, 107). Неожиданно
слово «якобы» оживает и вступает в развернутую полемику (по
форме напоминающую философскую диатрибу) с почтенным фило-
софом Якоби о мнимости, иллюзорности мира, субъективности че-
ловеческого представления о нем. В споре Якоби и «якобы» звучат
идеи Гераклита, Платона, Аристотеля, Демокрита, Секста Эмпирика,
Декарта, Бёме, Гоббса, Спинозы, Фихте, Шеллинга, Шлегеля, Канта,
Гегеля и др. мыслителей, таким образом, Кржижановский развора-
чивает вневременной и внепространственный метадиалог древне-
греческих, китайских, индийских, немецких философов о сущности
мира и человеческом представлении о нем.
Обыгрывается «страдающий Logos», под которым понимается
ищущий истину философ Якоби и Logos – обретшее плоть Слово
Бога, Сын Бога (Христос), и, обретшее плоть слово «якобы». На во-
прос «Logos’а» (так философа Якоби называет слово), который не-
когда был задан «страдающему Logos’y» (т.е. Христу): «Quid est
veritas?» («Что есть истина?»), – слово отвечает: «Я, “mot”1, отвечу
буква в букву так же, как отвечал и “Logos”: vir qui adest. Ответ этот
приготовляется следующим образом: берутся буквы вопроса q, u, i, d
и так далее и переставляются в ином порядке [...] верующие благо-
говеют – философы истолковывают [...] Так и во всем» (I, 116). Из
букв вопроса, заданного Пилатом «Quid est veritas?», благодаря пе-
рестановке букв составляется ответ: «Vir qui adest, est» («Она – муж,
который перед тобой»). Кроме того, по наблюдению В.Перельмуте-
ра, «здесь сдержится и отсылка к “Критике чистого разума” Канта:
1 Слово (фр.).
10
“Что есть истина? Вот знаменитый старый вопрос, которым предпо-
лагали поставить в тупик логиков и привести их либо к жалким рас-
суждениям, или к признанию своего неведения, а следовательно, и
тщетности всего искусства логики”» [16, 609].
Скепсис «якобы» обыгрывает различные философские построе-
ния с помощью парономазии: «Будем откровенны: так ли уж ты
твердо уверен в том, что твое так называемое “я” не есть просто со-
кращенное суждение: “я – как бы”, “якобы”... или “как-бы-я”, то
есть, повторяю, схема, пожалуй даже искажение [...] меня, якобы» (I,
110), проявляющегося «обыкновенно, в виде кабы “я”, как смутная
тревожная мечта, лейбницевское “inquietude poussante”1 о своем на-
стоящем, теплом, уединенном “я”» (I, 117). На возражение Якоби о
близости размышлений «якобы» с теорией Фихте о становлении «я»,
полемизирующее слово, используя искаженный перевод с немецкого
фамилии Фихте (Fichte – нем. «ель»), не без иронии замечает: «Мо-
жет быть. Но Фихте, на том языке, на котором мы с тобой сейчас
говорим, (выделено Кржижановским. – А.Ш. и О.К.), значит: «со-
сна», и придуманное точно со-сна (здесь и ниже курсив наш. – А.Ш.
и О.К.) напрасно трактуется им как действительность» (там же).
Таким образом, возникает напряженное игровое поле поэтики пи-
сателя, где парономазия и амфиболия становятся «отправными точ-
ками» насыщенной смысловой игры, благодаря которой разворачи-
ваются серьезные размышления, как и в новелле «Чуть-чути» (1922):
«“Что поделываете”. Почему не “что подделываете”: подделы-
вают любовь, мысль, буквы, подделывают самое дело, идеологию,
себя; все их "положения" – на подлоге. А их так называемый брач-
ный подлог, то есть нет – полог: выдерни из слова букву, из смысла
малую неприметность, отдерни полог – подлог, и там такое...» (I, 83-
84).
В начале и финале новеллы «Жизнеописание одной мысли»
(1922) автором упоминается построенная на хиазме кантианская фи-
лософема – «Звездное небо надо мной – моральный закон во мне»
(I, 139), – которая ритмизирует текст не только на синтаксическом,
но также и на семантическом уровне, структурируя событийное по-
1 Движущее беспокойство (фр.).
11
ле: мысль философа помещается в черепные коробки персонажей и
претерпевает переосмысление «чужими» мировоззрениями.
Подводя итоги первой статьи, подчеркнем, что ритм в новелли-
стике Сигизмунда Кржижановского прослеживается на всех уровнях
поэтики, составляет насыщенное поле интеллектуальной философ-
ской и эстетической игры, сквозь призму которой происходит выяс-
нение сложнейших сущностных вопросов бытия. Благодаря ритми-
ческим повторам, игре смыслов моделируется картина реального
мира, который зачастую предстает как мир «кажимостей», «мнимо-
стей», фикции, в котором «логика и этика – сеть, улавливающая пус-
тоту» (I, 115), где «вещи погибли, а наименования все еще звучат [...]
истина разлагается на Множество» (выделено Кржижановским. –
А.Ш. и О.К.) и потому статус реальности обретает иномирие – мир
«чуть-чутей», «еле-елей», «нетов» и «нежитей». В этом многомирии,
по Кржижановскому, ценность и витальность способно сохранить
осмысленное Слово.
ЛИТЕРАТУРА
1. Гиршман М.М. Ритм // Поэтика: Словарь актуальных терминов и по-
нятий / Гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко. – М.: Изд-во Кулагиной; Intrada,
2008. – С.210-211.
2. Федотов О.И. Ритм прозы // Федотов О.И. Основы русского стихо-
сложения. Теория и история русского стиха: В 2 кн. – Кн. 1. – М.: Флинта;
Наука, 2002. – С.326-331.
3. Гаспаров М.Л. Ритм // Литературная энциклопедия терминов и поня-
тий / Под ред. А.Н. Николюкина. – М.: НПК: Интелвак, 2001. – С.875-877.
4. Гиршман М.М. Литературное произведение: Теория художественной
целостности. – М.: Языки славянских культур, 2007. – 560 с.
5. Чичерин А.В. Ритм образа. – М.: Советский писатель, 1973. – 280 с.
6. Корниенко О.А. Ритмическая парадигма орнаментальной прозы Бори-
са Пильняка («Голый год»): Статья первая // Русская литература. Исследо-
вания: Сб. научных трудов. – К.: БиТ, 2008. – Вып.12. – С.45–64. См. также
вторую статью этого цикла О.А.Корниенко в данном сборнике.
7. Новиков Л.А. Стилистика орнаментальной прозы Андрея Белого. – М.:
Наука, 1990. – 180 с.
8. Корниенко О.А. Феномен игры и литература: основные стратегии на-
учного осмысления // Вісник Харківського національного університету іме-
ні В.Н. Каразіна. – 836: Серія Філологія. – Вип.54. – Харків, 2008. – С.268–
271.
12
9. Корниенко О.А. Типология форм игровой поэтики в литературе // Ак-
туальні проблеми слов’янської філології: Меж вуз. зб. наук. ст. – Донецьк:
ТОВ «Юго-Восток, ЛТД», 2009. – Вип. XX. – С.436-450.
10. Топоров В.Н. «Минус»-пространство Сигизмунда Кржижановского //
Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифо-
поэтического: Избранное. – М.: Издательская группа «Прогресс» – «Куль-
тура», 1995. – С.476–575.
11. Делекторская И.Б. Эстетические воззрения Сигизмунда Кржижа-
новского (от шекспироведения к философии искусства) / Автореф. ... дис.
к. филол. наук. – М., 2000. – 15 с.
12. Синицкая А.В. Пространственность и метафоричность сюжета (на
материале произведений С.Кржижановского и К.Вагинова) / Автореф. ...
дис. к. филол. наук. – Самара, 2004. – 18 с.
13. Буровцева Н.Ю. Проза С.Кржижановского: проблемы поэтики / Ав-
тореф. ... дис. к. филол. наук. – М., 1998. – 16 с.
14. Шуберт А.Н. Функционирование телесного кода в новеллистике
С.Кржижановского // Вісник Харківського національного університету іме-
ні В.Н. Каразіна. – 836: Серія Філологія. – Вип.54. – Харків, 2008. – С.290–
294.
15. Кржижановский С.Д. Собрание сочинений: В 5 т. – СПб.: Симпози-
ум, 2001–2006.
16. Перельмутер В. Комментарии // Кржижановский С.Д. Собрание со-
чинений: В 5 т. – Т.1. – СПб.: Симпозиум, 2001. – С.586-685.
|