Дискуссии начала 1930-х гг. в Коммунистической академии как фактор становления советской модели изучения первоначального христианства

Gespeichert in:

Bibliographische Detailangaben
Datum:	2012
1. Verfasser:	Метель, О.
Format:	Artikel
Sprache:	Russian
Veröffentlicht:	Інститут історії України НАН України 2012
Schriftenreihe:	Історіографічні дослідження в Україні
Schlagworte:	Історія та теорія історичної науки
Online Zugang:	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/40017
Tags:	Tag hinzufügen Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
Назва журналу:	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Zitieren:	Дискуссии начала 1930-х гг. в Коммунистической академии как фактор становления советской модели изучения первоначального христианства / О. Метель // Історіографічні дослідження в Україні: Зб. наук. пр. — 2012. — Вип. 22. — С. 215-228. — Бібліогр.: 45 назв. — рос.

Institution

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine

id	irk-123456789-40017
record_format	dspace
spelling	irk-123456789-400172013-01-08T12:11:51Z Дискуссии начала 1930-х гг. в Коммунистической академии как фактор становления советской модели изучения первоначального христианства Метель, О. Історія та теорія історичної науки 2012 Article Дискуссии начала 1930-х гг. в Коммунистической академии как фактор становления советской модели изучения первоначального христианства / О. Метель // Історіографічні дослідження в Україні: Зб. наук. пр. — 2012. — Вип. 22. — С. 215-228. — Бібліогр.: 45 назв. — рос. XXXX-0023 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/40017 ru Історіографічні дослідження в Україні Інститут історії України НАН України
institution	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection	DSpace DC
language	Russian
topic	Історія та теорія історичної науки Історія та теорія історичної науки
spellingShingle	Історія та теорія історичної науки Історія та теорія історичної науки Метель, О. Дискуссии начала 1930-х гг. в Коммунистической академии как фактор становления советской модели изучения первоначального христианства Історіографічні дослідження в Україні
format	Article
author	Метель, О.
author_facet	Метель, О.
author_sort	Метель, О.
title	Дискуссии начала 1930-х гг. в Коммунистической академии как фактор становления советской модели изучения первоначального христианства
title_short	Дискуссии начала 1930-х гг. в Коммунистической академии как фактор становления советской модели изучения первоначального христианства
title_full	Дискуссии начала 1930-х гг. в Коммунистической академии как фактор становления советской модели изучения первоначального христианства
title_fullStr	Дискуссии начала 1930-х гг. в Коммунистической академии как фактор становления советской модели изучения первоначального христианства
title_full_unstemmed	Дискуссии начала 1930-х гг. в Коммунистической академии как фактор становления советской модели изучения первоначального христианства
title_sort	дискуссии начала 1930-х гг. в коммунистической академии как фактор становления советской модели изучения первоначального христианства
publisher	Інститут історії України НАН України
publishDate	2012
topic_facet	Історія та теорія історичної науки
url	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/40017
citation_txt	Дискуссии начала 1930-х гг. в Коммунистической академии как фактор становления советской модели изучения первоначального христианства / О. Метель // Історіографічні дослідження в Україні: Зб. наук. пр. — 2012. — Вип. 22. — С. 215-228. — Бібліогр.: 45 назв. — рос.
series	Історіографічні дослідження в Україні
work_keys_str_mv	AT metelʹo diskussiinačala1930hggvkommunističeskojakademiikakfaktorstanovleniâsovetskojmodeliizučeniâpervonačalʹnogohristianstva
first_indexed	2025-07-03T22:03:04Z
last_indexed	2025-07-03T22:03:04Z
_version_	1836664944334995456
fulltext	Ольга Метель дискуссии начала 1930-х гг. в коммунистической академии как фактор становления советской модели изучения первоначального Христианства* История советской исторической науки является одной из наи- бо лее популярных тем в рамках постсоветской российской исто- риографии, что, безусловно, связано с важностью данного периода для становления современного исторического знания, унаследо- вавшего от своего «предшественника» как конкретно-исторические и теоретико-методологические сюжеты, так и «кадровый потен- циал». Именно поэтому весьма банальная истина о невозможности построения будущего без опоры на прошлое приобретает для оте- чественных историков особую важность. Значительной методоло- гической новацией для отечественных историографов последних двух десятилетий стал отказ от рассмотрения данной дисциплины как суммы концепций по той или иной проблематике1. Запоздалый отход от структуралистской парадигмы, в которую может быть впи- сан марксизм, актуализировал личность историка, открывая тем самым антропологическое и социологическое измерение историо- графического процесса2. Произошел, своего рода, отказ от класси- ческой научной рациональности, в рамках которой жестко проти- вопоставлялись объект и субъект познания3. Напротив, широкое распространение получили представления о конвенциональной природе научного познания, где каждая «истина» — результат «пе- реговоров» между учеными. Именно эта идея лежит в основании когнитивной социологии, поставившей в центр своего внимания когнитивные коммуникации между исследователями4. Исходя из сказанного, особое значение для специалиста-историографа при- обретает изучение способов взаимодействия между учеными, среди которых на первое место, пожалуй, можно поставить дискуссию5. 215 * Работа проводилась при финансовой поддержке Федерального агентства по науке и инновациям, государственный контракт 02.740.11.0350. Как жанр когнитивной коммуникации дискуссия представляет собой обмен мнениями между учеными по отдельному вопросу, с целью достижения консенсуса. Это один из способов установле- ния «правил игры», которые, в свою очередь, диктуются теми, кто обладает достаточным научным капиталом6. В целом, мы разде- ляем точку зрения Н.В. Соловьевой, предложившей следующую типо логию научных дискуссий: дискуссии «позитивные» как ос- но ванные на толерантном речевом взаимодействии, в которых «до- стигается продвижение в обсуждении проблемы, вырабатывается совместное решение, достигается синтез концепций и вырабаты- вается принципиально новое конструктивное решение»; и «идео- логически ориентированные», когда идеи оппонента оцениваются с идеологических позиций7. Однако, думается, стоит скорректиро- вать представление о «позитивной» дискуссии, т.к. в предложен- ном варианте перед нами предстает «чистая наука», свободная от вненаучных факторов, что, между тем, не вполне справедливо. Вы- двигая в качестве главного критерия различия типы речевых ком- муникаций, Н.В. Соловьева забывает, однако, о цели дискуссий – это достижение консенсуса при учете преобладающего влияния не- скольких участников – что совпадает в обоих случаях, изменяются, скорее, методы. Кроме того, дискуссии второго типа также будут иметь целью выработать точку зрения по тому или иному вопросу8. Таковы те положения, которые будут рассматриваться нами как базисные при изучении интересующего нас материала. Конец 1920 – начало 1930-х гг. рассматривается в отечествен- ной исторической науке в качестве переломного момента, когда с относительной либерализацией периода «нэпа» было покончено, а в стране был взят курс на ускоренное построение социализма. Для науки указанный период оказался рубежным как с точки зре- ния институциональной, так и методологической. В первом случае развернулись «чистки» дореволюционных ученых, сопровождав- шиеся притоком новых «большевистских» кадров, во втором – состоялся переход к марксизму как монопарадигме9, что затро- нуло все области науки. Однако, если провести коммунистиче- скую молодежь в руководство наукой не представляло серьезных трудностей, то создать «марксистскую науку» было гораздо слож- нее, т.к. «готового» марксистского подхода ко всем областям и научным проблемам просто не было создано. Как справедливо 216 отмечает А. Дмитриев, в 1920-е гг. мы сталкиваемся лишь с «пу- стотным марксистским каноном», заполняемым отдельными ис- следователями весьма вариативно10. Более того, ни К. Маркс, ни Ф. Энгельс не получили статус «классиков», чьи выводы являются обязательными для использования и цитирования. Так, применительно к изучению первохристианства как «специфиче- ски марксистский» в 1920-е гг. предстает только принцип изуче- ния религии как отражения общественных отношений той или иной эпохи, а ссылки на «классиков» крайне редки11, т.к. попу- лярностью пользуются идеи социал-демократа К. Каутского12 и представителей мифологической школы13. Однако к началу 1930-х гг. перед научными работниками вста - ла другая задача: выработать «единственно верный» подход к той или иной научной проблеме на основе «правильного» прочтения трудов К. Маркса и Ф. Энгельса. Именно поэтому, начиная с осени 1930 г. во всех институтах Коммунистической академии начи- наются широкие дискуссии, к участию в которых были привле- чены широкие слои «новой генерации» ученых. В сферу нашего внимания попадает один из эпизодов данной широкомасштабной работы, а именно: дискуссия 1930–1931 гг. в Антирелигиозной секции Института философии Коммунистической академии, по- священная проблеме возникновения христианства. Необходимо отметить, что ранее данный сюжет не подвергался серьезному изу- чению отечественными исследователями, лишь вскользь упоми- наясь в отдельных работах14. Между тем, его значение сложно пе- реоценить: именно данная дискуссия заложила основы советской модели изучения первоначального христианства, под которой мы предлагаем понимать «каркас» из основных идей и положений относительно первоначального христианства, выработанных на основе марксистской методологии и разделяемых большинством исследователей в определенный период времени. Исходя из сказанного выше, не вызывает удивления, что в цен- тре внимания участников интересующей нас дискуссии была про- блема методологии, тесно связанная с «правильным» прочтением трудов «классиков», в первую очередь, Ф. Энгельса, которому принадлежали три работы по вопросу о возникновении христи- анской религии15. Собственно исторический материал находился преимущественно вне поля зрения исследователей, представляя 217 собой, своего рода, иллюстрацию к социологическим упражне- ниям в области формационной теории, что не вызывает удивления, учитывая состав участников дискуссии, среди которых преобла- дали антирелигиозники, в большинстве своем не имевшие специ- альной подготовки в области истории16. В качестве исключения, пожалуй, можно назвать А.Б. Рановича, окончившего историко-фи- лологический факультет Киевского университета и владевшего как древними языками, так и приемами критики источников17. Одним из первых докладов, в котором была предпринята по- пытка сформулировать марксистское понимание происхождения христианской религии, стал доклад М. Енишерлова «Возникнове- ние христианства»18, прозвучавший в Институте философии Ком- мунистической академии 30 декабря 1930 г. Опираясь на идеи, вы- сказанные К. Марксом в «Капитале» и Ф. Энгельсом в ряде работ по истории христианства, М. Енишерлов предлагает подход к изу- чению возникновения данной религии, основным положением ко- торого является необходимость анализа внешней среды, в которой развивалось христианство, на том основании, что для К. Маркса религия – это рефлекс окружающего мира19. Христианство, в таком случае, представляет собой «культ абстрактного человека» (Л. Фейербах), возникший в среде угнетенных слоев Римской им- перии, где было сильно стремление к религиозному утешению, принявшему форму веры в божество, наделяемое всеми позитив- ными чертами, коих нет у его создателей. Образ Иисуса – это тран- сформация образов умирающих и воскресающих богов, широко распространенных на Востоке, его возникновение не связано с Па- лестиной, где в начале новой эры были распространены иные идеи и представления, напротив, условия для его появления были в Риме, в среде люмпен-пролетариев. Таким образом, новая рели- гия – не политическое движение, но изменение в надстроечной сфере, вобравшее в себя черты прежних культов, но трансформи- ровавшее их исходя из изменившихся экономических условий. Подобный «сплав» идей К. Маркса и Ф. Энгельса, дополнен- ный риторикой против К. Каутского, вызвал весьма неоднозна- чные отзывы присутствующих. Фактически, против М. Енишер- лова были выдвинуты следующие обвинения: в искажении той среды, в которой возникло христианство, что связано с использо- ванием недостоверных источников (А.Б. Ранович)20; в неоправ- 218 данном использовании слишком сложных теоретических поло- жений, делающих выдвинутые положения непригодными для ши- рокой пропагандистской работы (Шафиркин), что напрямую свя- зано с неверной методологией, базирующейся на ограниченным цитированием трудов К. Маркса и Ф. Энгельса (Токарев)21; в от- сутствии внимания к ключевым для данной темы вопросам, к примеру, о причинах столь широкого распространения христиан- ства в пределах Римской империи (А.Т. Лукачевский)22. Таким об- разом, главным выводом стало утверждение о необходимости дальнейшей разработки марксистской методологии примени- тельно к истории возникновения христианства. Через год, в октябре 1931 г., дискуссия в Антирелигиозной сек- ции Коммунистической академии была возобновлена, открыв- шись докладом А.Б Рановича «Источники по истории социаль- ных корней христианства»23. Рассматриваемый позднейшей историографией в качестве заключительного, данный доклад, тем не менее, воспринимался участниками дискуссии как «первая ла- сточка» в серии подобных выступлений, подробно разрабаты- вающих источниковедческие сюжеты по раннехристианской истории24, что, впрочем, не противоречит приданию ему в по- следствии статуса программного25. Основным тезисом А.Б. Рановича стало утверждение о необ- ходимости «самим обратиться к источникам, критически их про- верить, отобрать то, что нам нужно, сгруппировать и изучить в соответствии с нашими методологическими и принципиальными установками и лишь тогда делать те или иные конкретные вы- воды в развитии нашей теоретической линии»26. Отталкиваясь от утверждения К. Маркса о том, что корни религии надо искать в реальных земных отношениях, А.Б. Ранович предлагает следую- щую классификацию источников: на первое место необходимо поставить данные папирусов и эпиграфику, с помощью которых также стоит проверить литературные источники; затем обра- титься к новозаветной и апокрифической литературе; значитель- ную важность представляют материалы апокалиптических и эсхатологических источников; кроме того, необходимо изучить прежние верования, ставшие базой для оформления христиан- ства; вместе с тем, ни антихристианские сочинения, ни апологе- тика не представляют интереса для исследователя27. Учитывая 219 столь значительный объем информации, быстро обработать ко- торый не представляется возможным, А.Б. Ранович предлагает использовать источниковедческие разработки буржуазных авто- ров, подвергая их соответствующей интерпретации. В целом, данный доклад получил достаточно высокие отзывы со стороны коллег, однако в ходе дискуссии были высказаны и серьезные замечания, затрагивавшие преимущественно вопросы методологии. А.Б. Рановича упрекали в неумении «по-марксист- ски» подойти к источникам, используя правильные установки28. Подробный анализ огромного количества материалов был признан излишним, требующим упорной и кропотливой работы в течение нескольких лет, тогда как было необходимо в кратчайшие сроки подготовить обобщающую работу о происхождении христианства. Далеко не все были согласны с необходимостью использовать тот материал, который был разработан учеными-богословами, под- вергая его марксистской обработке. Возражения собственно по источниковедческим вопросам были представлены лишь Н.В. Ру- мянцевым, поставившим под сомнение некоторые положения классификации А.Б. Рановича29. Н.В. Румянцев соглашается с важ- ностью эпиграфических и папирологических материалов, однако указывает на необходимость использования греко-римских авто- ров, которые могут дать дополнительную ценную информацию, большое значение также имеют работы иудейских авторов Филона и Иосифа. Среди собственно раннехристианских памятников на первое место стоит поставить Апокалипсис как самый древний и социально заостренный, тогда как все остальные новозаветные тексты дают крайне мало, чего нельзя сказать об апокрифах. Явно недооценены А.Б. Рановичем, по мнению Н.В. Румянцева, анти - христианская литература и апологетика, представляющие значи- тельный интерес для исследователя. Таким образом, в распоря- жении ученых имеется значительное количество материалов, характеризующих социально-экономическое состояние древнего мира, чего не скажешь об источниках, в которых могла бы быть представлена «физиономия христианства»30. Учитывая невоз- можность одному исследователю обработать такой массив лите- ратуры, Н.В. Румянцев, как и А.Б. Ранович, призывает разбиться на бригады, каждой из которых будет поручено изучение отдель- ного вида источников. В целом, необходимость использования 220 бригадного метода работы, позволившего бы в короткие сроки по- ставить изучение источников по истории раннего христианства на почву марксизма, стала основным выводом данного заседания31. В ноябре 1931 г. в рамках данной дискуссии было сделано два доклада, один из которых затрагивал историю возникновения христианства в Римской империи, другой – был посвящен сугубо методологическим вопросам32. Так, автор первого В.В. Соловьев, ранее широко участвовавший в прениях, на заседании Социоло- гической секции Института истории Комакадемии, предложил свою версию возникновения христианства. Он отмечал, что пе- риод Империи – это время экономического расцвета Римского государства, когда вся сила и могущество были сосредоточены в руках купеческого капитала, чьи интересы выражала император- ская власть, а уже с I в. началось формирование феодализма33. Однако ко II в., по мере роста мелкой буржуазии и разорения ре- месленников, все отчетливее стали проявляться признаки кризиса системы. Христианство – это продукт поражения иудейских вос- станий, когда, не имея возможности найти выход из своего бед- ственного положения на земле, иудеи обратили свои взоры на небо, что не удивительно, учитывая степень распространенности культов божественных искупителей. Окончательно христианская идеология оформляется в начале II в., в евангелиях, возникших как отражение интересов мелкой буржуазии, пролетариата и ра- зочаровавшихся представителей аристократии34. Оппонентами В.В. Соловьева были высказаны следующие воз ра- жения: во-первых, методологического характера, связанные с реви - зией докладчиком выводов Ф. Энгельса, что заключалось в припи- сывании «классику» взгляда на христианство как революци он ную силу, способную совершить переворот на земле (М. Енишер лов, Н.В. Токин, Муравьев); во-вторых, относительно воспри ятия Соловьевым Римской империи вне рабовладельческой формации (Н.В. Токин, Муравьев); в-третьих, в изучении социального состава раннехристианских общин, где преобладали отнюдь не представи- тели мелкой буржуазии (М. Енишерлов, Н.В. Токин, Муравьев). Пожалуй, наиболее серьезной была критика именно в рамках пер- вого раздела, т.к. автор позволил себе усомниться в истинности слов Ф. Энгельса, отмечая, что «отдельные положения, отдельные фразы… вызывают большое недоумение»35. В.В. Соловьев был 221 обвинен в сближении Ф. Энгельса с К. Каутским и соглашатель- стве с позицией последнего. Однако, пожалуй, более важным стал доклад Н.В. Токина, кри- тиковавшего К. Каутского и сравнивавшего его положения, с иде ями Ф. Энгельса, «моделируя», таким образом, авторитет Ф. Энгельса36. Именно в докладе Н.В. Токина прозвучала идея, ставшая отраже- нием политической обстановки, связанной с публикацией И.В. Ста- линым статьи в журнале «Пролетарская революция»37, о необходи- мости решительно дать отпор всем ревизионистским тенденциям. Н.В. Токин стремится представить «сумму» выводов Ф. Энгельса, а именно: христианство не является революционным течением, оно появилось в диаспоре как утешение для угнетенных масс, которые понимаются крайне широко38. Именно в данных пунктах К. Каут- ский ревизовал Ф. Энгельса. Любопытно, что если мы сравним пред- ложенную советскими антирелигиозниками трактовку с текстом са- мого Ф. Энгельса, то мы ревизионистами придется признать именно советских исследователей, перенесших время и место происхожде- ния христианства, а также затушевавших параллели меж ду данной религией и социализмом, приводимые Ф. Энгельсом39. Высказанные докладчиком положения, не вызвали сколько-ни- будь серьезных возражений среди слушателей, напротив, неод- нократно звучало требование о необходимости заканчивать ди- скуссию, т.к. основные марксистские положения установлены и обсуждать их больше нет смысла, нужно лишь давать решитель- ный отпор всяким ревизионистским настроениям40. Таким образом, в ходе дискуссий по вопросу о происхожде- нии христианства были заложены основы будущей модели изу- чения первоначального христианства, а именно: был «смодели- рован авторитет» Ф. Энгельса и, соответственно, даны основные методологические установки; предложена классификация источ- ников, важных для изучения данной темы; наконец, указаны ос- новные направления конкретно-исторического исследования. В дальнейшем, к концу 1930-х гг. данная модель обрела свою за- конченную, классическую форму. Схематично данный процесс может быть представлен следующим образом. Полученные в ходе данной дискуссии установки были применены антирелигиозни- ками (Н. Токин, В. Недельский, В. Дулов, А. Покровский, Н. Ру- мянцев) к конкретному историческому материалу, тем самым пре- 222 вращая общую социологическую схему в историческую теорию41. Однако они не смогли подкрепить свои построения достаточным количеством фактов, более того, сами схемы, возникающие не в последнюю очередь под влиянием конъюнктуры, грешили серьез- ными изъянами. Так, работа В. Недельского, ставившего проис- хождение христианства в зависимость от поражения рабских ре- волюций древности, возникла под влиянием речи И.В. Сталина на съезде колхозников-ударников42. Именно поэтому после 1936 г., когда процессы «культурной революции» сошли на нет, ком- мунистические научные центры были закрыты, а «красные про- фессора» сами стали подвергаться репрессиям, разработкой про- блемы происхождения христианства стали заниматься более подготовленные ученые, в частности А.Б. Ранович, в работах ко- торого и была сформулирована советская модель происхождения христианства43. Вышеприведенная нами схема возникновения со- ветской модели имеет известное сходство с разработкой концеп- ций древневосточного рабовладельческого общества и феода- лизма на Руси. А.А. Формозов44 и А.М. Дубровский45 убедительно показали, что не В.В. Струве и Б.Д. Греков выдвинули вошедшие в науку положения, а руководители ГАИМК того времени, А.Г. Пригожин и М.М. Цвибак, представили историкам некоторые схемы, которые те наполнили конкретным содержанием. Основные положения советской модели происхождения хри- стианства могут быть сведены к следующим: 1. Точно определить время появления новой религии нельзя, в качестве приблизительной даты советские авторы указывали се- редину I в. н.э.; 2. Христианство возникло в среде рабов и вольноотпущенни- ков, разоренных свободных как отражение общего кризиса Рим- ской империи: социально-экономического, политического и ду- ховного; 3. Христианство появилось в Малой Азии, евангельская тради - ция, указывающая на возникновение христианства в Палестине – неизбежная фикция, связанная с ветхозаветными пророчествами; 4. Христианство – синкретичная религия, оно вобрало в себя элементы восточных культов, широко распространившихся к I в. на территории Римской империи, иудаизма, античной философии Сенеки и Филона Александрийского. Но перед нами не просто 223 комбинация существующих элементов, христианство содержало в себе новые идеи, обеспечившие ему победу над религиями–со- перниками, в частности над культом Митры; 5. На основании свидетельств новозаветной литературы изу- чать историю первохристианства нельзя потому, что все произве- дения новозаветного канона, за исключением Апокалипсиса, были созданы в самом конце I – второй половине II в. Особенно не заслуживают доверия Евангелия, авторы которых, не зная ре- альной обстановки в Палестине в описываемое время, допускают множество ошибок. Помимо этого, евангельские рассказы содер- жат множество чудес, избавляться от которых в методологиче- ском плане не верно – так можно любой миф превратить в реаль- ность. Нехристианские авторы I в. не дают информации о происхождении христианства, причем сообщения Флавия, Тацита признаются интерполяциями. Только на основании Апокалипсиса можно говорить о характере первохристианства; 6. Христианство в античности прошло эволюцию от религии эксплуатируемых классов к религии эксплуататоров. Первохри- стианство – самый бунтарский период в истории этой религии, связанный с ожиданием скорого пришествия Христа, последую- щего суда и установления царства божия на земле; 7. При определенном сходстве социализма и христианства их нельзя отождествлять. Социализм призывает на борьбу за свои права, а христианство, напротив, заставляет примириться с суще- ствующим положением вещей, обещая воздаяние в иной жизни. В этом и состоит реакционная сущность христианской религии. В своем «классическом» виде советская модель происхожде- ния христианства бытовала до конца 1950-х гг., когда под воздей- ствием процессов либерализации, широкого развернувшихся в СССР в период «оттепели», стало возможным критиковать от- дельные, наиболее идеологически ангажированные положения модели. Данный процесс продолжался вплоть до конца 1980-х гг. В 1990-е гг., несмотря на существенные изменения, произошед- шие в отечественной науке, затронувшие как концептуальную, так и институциональную стороны, советская модель происхож- дения христианства продолжает использоваться исследователями, переходя в режим «ограниченного функционирования». 224 1 Нечкина М.В. История истории (некоторые методологические во- просы истории исторической науки) // История и историки: Историо- графия истории СССР: Сб. ст. М.: Наука, 1965. С. 12; Сахаров А.М. Методология истории и историография (статьи и выступления). М.: МГУ, 1981. С. 151 и др. Общую характеристику модели построения историографического исследования, выполненного в подобном жанре, дал И.А. Зевелев. См.: Зевелев И.А. Историографическое исследова- ние. М.: Высшая школа, 1987. 2 Подробнее о данных процессах см.: Копосов Н.Е. Почему стареет Клио? // Хватит убивать кошек! Критика социальных наук. М.: Новое литературное обозрение, 2005. С. 120–141. 3 См., напр.: Грицанов История философии: энциклопедия. Минск: Книжный Дом, 2002. С. 115; Миронов В.В., Иванов А.В. Онтология и теория познания: Учебник. М.: Гардарики, 2005. С. 279; Швырев В.С. Особенности современного типа рациональности // Актуальные про- блемы философии науки. М.: Прогресс-Традиция, 2007. С. 55–56. 4 Лебедев С.А. Философия науки: краткая энциклопедия (основные направления, концепции, категории). М.: Академический проект, 2008. С. 393. 5 Р. Коллинз рассматривает дискуссии в качестве одного из видов ин- терактивных ритуалов «лицом к лицу», без которых «написание текстов и сами идеи никогда бы не были заряжены эмоциональной энергией». См.: Коллинз Р. Социология философии. Глобальная теория интеллек- туального изменения. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. С. 75. 6 В данном случае мы используем понятие научного капитала в том, смысле, какой был предложен П. Бурдье. См.: Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. М.; СПб.: Институт эксперименталь- ной социологии; Алетейя, 2005. С. 479. 7 Соловьева Н.В. Стратегии презентации коммуникантов в текстах научных дискуссий // Вестник Пермского университета. 2009. Вып. 1. С. 30. 8 В качестве иллюстрации можно привести следующий пример: на прениях по докладу В.В. Соловьева, Летунова заявил, что он «сюда при- шел вырабатывать точку зрения». См.: АРАН. Ф. 359. Оп. 2. Д. 96. Л. 52. 9 Подробнее о сталинской «культурной революции» и ее влиянии на науку см.: Колчинский Э.И. «Культурная революция» и становление со- ветской науки // Наука и кризисы: историко-сравнительные очерки / Ред.- сост. Э.И. Колчинский. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. С. 577–664. 225 10 Дмитриев А. «Академический марксизм» 1920 – 1930-х гг.: за- падный контекст и советские обстоятельства // НЛО. 2007. №88. С. 21. 11 Из изданных в 1920-е гг. работ по данной теме мы можем назвать статью В.С. Рожицына. См.: Рожицын В.С. К. Маркс и Ф. Энгельс о раннем христианстве // Антирелигиозник. 1927. № 12. С. 13–18. 12 Каутский К. Происхождение христианства / Предисл. Д. Рязанова. М.; Ростов-н/Д: Прибой, 1923. 13 Среди переводных работ, принадлежавших перу мифологистов, стоит отметить следующие: Древс А. Внеевангельские свидетельства об Иисусе // Атеист. 1930. №54. С. 72–84; Древс А. Отрицание исто- ричности Иисуса в прошлом и настоящем. М.: Атеист, 1930; Древс А. Происхождение христианства из гностицизма / Предисл. В.С. Рожи- цына. М.: Безбожник, 1930; Кушу П. Проблема Иисуса // Атеист. 1929. № 44. С.; Кушу П. Загадка Иисуса. Рязань: Атеист, 1930; Мутье-Руссэ Э. История и география в Евангелиях // Атеист. 1926. № 12. С. 26–37. Робертсон Дж. Евангельские мифы. М.: Атеист, 1923. Наиболее зна- чительным популяризатором идей указанных авторов являлся Н.В. Ру- мянцев. См., напр.: Румянцев Н.В. Мифологическая школа по вопросу о существовании христа // Антирелигиозник. 1926. № 12. С. 9–32. 14 См., напр.: Шаляева Ю. В. Советская историография истории ран- него христианства: Автореферат диссертации на соискание ученой сте- пени кандидата исторических наук. Томск: ТГУ, 1997. С. 14. 15 Энгельс Ф. Бруно Бауэр и первоначальное христианство // Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 19. С. 306–314; Энгельс Ф. Книга откро- вения // Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т.21. С. 7–13; Энгельс Ф. К истории первоначального христианства // Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 22. С. 465–492. 16 Большинство сотрудников Антирелигиозной секции Института философии Коммунистической академии имели весьма скромное об- разование, так, Н.П. Токин окончил учительскую семинарию в г. Волж- ске и уже после революции поступил на педагогический факультет Са- ратовского государственного университета (См.: АРАН. Ф. 350. Оп. 3. Д. 317. Л. 26; Ф. 359. Оп. 3. Д. 47. Л. 105), а В.В. Летунов занимался са- мообразованием, которое можно считать равным по объему высшему образованию (См.: АРАН. Ф. 355. Оп. 9. Д. 35. Л. 27). 17 Некролог // ВДИ. 1948. № 3. С. 136. 18 АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 105. 19 АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 105. Л. 1. 226 20 АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 105. Л. 26. 21 АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 105. Л. 30–34. 22 АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 105. Л. 42. 23 АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 160. Данный доклад был опубликован: Ранович А.Б. Источники по изучению социальных корней христиан- ства (переработанная стенограмма доклада и заключительного слова в Комакадемии 20–31 октября 1931 г.) // Воинствующий атеизм. М., 1931. № 12. С. 165–181; Ранович А.Б. Источники по изучению соци- альных корней христианства // Ранович А.Б. О раннем христианстве. М.: АН СССР, 1959. С. 41 – 68. 24 АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 160. Л. 55, 59–60. 25 В пользу данного утверждения говорят не только публикации докла - да, но и публикация А.Б. Рановичем документов по истории возникно ве - ния христианства. См.: Ранович А.Б. Первоисточники по истории ран него христианства. Материалы и документы. М.: ГАИЗ, 1933. В 1935 г. был издан дополнительный том: Ранович А.Б. Античные критики христи ан - ства. (Фрагменты из Лукиана, Цельса, Порфирия и др.). М.: ГАИЗ, 1935. 26 Ранович А.Б. Источники… С. 52. 27 Там же. С. 53–61. 28 Интересны замечания Глана, неоднократно повторявшего, что отличное владение древними языками и умение читать источники «а ливр увер» еще не являются гарантией успешного марксистского исследования по истории возникновения христианства. См.: АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 160. Л. 74–75. 29 АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 160. Л. 60–69. 30 АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 160. Л. 67. 31 АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 160. Л. 122–123. 32 АРАН. Ф. 359. Оп. 2. Д. 96; АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 169. 33 АРАН. Ф. 359. Оп. 2. Д. 96. Л. 10–25. 34 АРАН. Ф. 359. Оп. 2. Д. 96. Л. 31–33. 35 АРАН. Ф. 359. Оп. 2. Д. 96. Л. 3. 36 Данный доклад стал одним из многих появившихся впоследствии статей и докладов, в которых взгляды К. Каутского подвергались рез- кой критике. См., напр.: АРАН. Ф. 350. Оп. 2. Д. 538; АРАН. Ф. 350. Оп. 2. Д. 396; АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 141; АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 140; АРАН. Ф. 355. Оп. 4. Д. 206; 227 37 Сталин И.В. О некоторых вопросах истории большевизма // Ста- лин В.И. Сочинения: В 16 т. М.: Госполитиздат, 1951. Т. 13. С. 84–102. 38 АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 169. Л. 1. 39 Энгельс Ф. Книга… С. 8; Энгельс Ф. К истории первоначального христианства… С. 465. 40 АРАН. Ф. 355. Оп. 2. Д. 169. Л. 61–62. 41 Дулов В., Недельский В., Покровский А. Происхождение хри- стианства. М.: ОГИЗ, 1931; Токин Н. Происхождение христианства. М.: Молодая гвардия, 1931; Недельский В.И. Революция рабов и происхождение христианства. М.-Л.: АН СССР, 1936; Румянцев Н. Происхождение христианства // Антирелигиозник. 1937. № 9. С. 28–36. 42 Сталин И.В. Речь на первом Всесоюзном съезде колхозников – ударников 19 февраля 1933 г. // Сталин И.В. Сочинения: В 16 т. М.: Гос- политиздат, 1951. Т. 13. Июль 1930 г. – январь 1934 г. С. 236–256. О вли - янии данной речи на изучение древнего мира советскими авторами см.: Крих С.Б. «Революция рабов» в советской историографии 30-х гг. ХХ в. // Социальные институты в истории: Ретроспекция и реальность: Мат. VIII межвузовской региональной научной конференции. Омск: ОмГУ, 2005. С. 38–46. 43 Ранович А.Б. Происхождение христианства (доклад) // Антире- лигиозник. 1939. №1. С. 17–25; Ранович А.Б. Очерк истории ранне- христианской церкви. М.: ОГИЗ, 1941. 44 Формозов А.А. ГАИМК как центр советской исторической мысли в 1932–1934 гг. // Формозов А.А. Русские археологи в период тоталита - ризма: историографические очерки. 2-е изд. М.: Знак, 2006. С. 162–184. 45 Дубровский А.М. Историк и власть: историческая наука в СССР и концепция истории феодальной России в контексте политики и идеоло- гии (1930–1950-е гг.) Брянск: Издательство Брянского государственного университета им. академика И.Г. Петровского, 2005. С. 206–217. 228

Дискуссии начала 1930-х гг. в Коммунистической академии как фактор становления советской модели изучения первоначального христианства

Institution

Ähnliche Einträge