Специфика именований персонажей в романе О.Н. Ермакова «Знак зверя»

В статье рассмотрена специфика именований персонажей в романе об афганской войне известного российского писателя О. Н. Ермакова «Знак зверя». Выявляется характерная для романа парность персонажей, которая отражена и на антропонимическом уровне; показывается нередкий контраст между сутью персонажа и...

Повний опис

Збережено в:
Бібліографічні деталі
Дата:2012
Автор: Волкова, С.Н.
Формат: Стаття
Мова:Russian
Опубліковано: Інститут української мови НАН України 2012
Назва видання:Ономастичні науки
Теми:
Онлайн доступ:http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/43767
Теги: Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
Назва журналу:Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Цитувати:Специфика именований персонажей в романе О.Н. Ермакова «Знак зверя» / С.Н. Волкова // Ономастичні науки. — 2012. — № 4. — С. 77-82. — Бібліогр.: 12 назв. — рос.

Репозитарії

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
id irk-123456789-43767
record_format dspace
spelling irk-123456789-437672013-05-17T03:08:09Z Специфика именований персонажей в романе О.Н. Ермакова «Знак зверя» Волкова, С.Н. Поэтонимология В статье рассмотрена специфика именований персонажей в романе об афганской войне известного российского писателя О. Н. Ермакова «Знак зверя». Выявляется характерная для романа парность персонажей, которая отражена и на антропонимическом уровне; показывается нередкий контраст между сутью персонажа и его именованием, употребляемый в художественных целях. Отмечается особая важность вымышленных мифонимов, отражающих личную мифологию автора, в формировании второго (ирреального) плана романа – философско-символического, с мифологическими и религиозными аллюзиями. В статті розглянуто специфіку іменувань персонажів в романі про афганську війну відомого російського письменника О. М. Єрмакова «Знак зверя». Виявлено характерну для роману парність персонажів, яка відображена і на антропонімічному рівні; показано нерідкий контраст між сутністю персонажа та його іменуванням, який використовується із художніми цілями. Відзначено особливу важливість вигаданих міфонімів, що відображаються особисту міфологію автора, в формуванні другого (ірреального) плану роману – філософсько-символічного з міфологічними та релігійними алюзіями. In the article the specificity of characters’ names in the novel about Afghan war «The Sign of a Beast» by famous Russian writer O. N. Ermakov is considered. Typical for the novel fact of twin characters is revealed, which is reflected on the anthroponimic level too; not infrequent contrast between the essence of a character and his name, which is used with artistic purposes, is shown. Special importance of invented mythonyms reflecting the personal mythology of the author is noted in the novel’s second (unreal) plan formation (philosophical-symbolic) with mythological and religious allusion. 2012 Article Специфика именований персонажей в романе О.Н. Ермакова «Знак зверя» / С.Н. Волкова // Ономастичні науки. — 2012. — № 4. — С. 77-82. — Бібліогр.: 12 назв. — рос. 1996-8647 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/43767 811.161.1’373.2 ru Ономастичні науки Інститут української мови НАН України
institution Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection DSpace DC
language Russian
topic Поэтонимология
Поэтонимология
spellingShingle Поэтонимология
Поэтонимология
Волкова, С.Н.
Специфика именований персонажей в романе О.Н. Ермакова «Знак зверя»
Ономастичні науки
description В статье рассмотрена специфика именований персонажей в романе об афганской войне известного российского писателя О. Н. Ермакова «Знак зверя». Выявляется характерная для романа парность персонажей, которая отражена и на антропонимическом уровне; показывается нередкий контраст между сутью персонажа и его именованием, употребляемый в художественных целях. Отмечается особая важность вымышленных мифонимов, отражающих личную мифологию автора, в формировании второго (ирреального) плана романа – философско-символического, с мифологическими и религиозными аллюзиями.
format Article
author Волкова, С.Н.
author_facet Волкова, С.Н.
author_sort Волкова, С.Н.
title Специфика именований персонажей в романе О.Н. Ермакова «Знак зверя»
title_short Специфика именований персонажей в романе О.Н. Ермакова «Знак зверя»
title_full Специфика именований персонажей в романе О.Н. Ермакова «Знак зверя»
title_fullStr Специфика именований персонажей в романе О.Н. Ермакова «Знак зверя»
title_full_unstemmed Специфика именований персонажей в романе О.Н. Ермакова «Знак зверя»
title_sort специфика именований персонажей в романе о.н. ермакова «знак зверя»
publisher Інститут української мови НАН України
publishDate 2012
topic_facet Поэтонимология
url http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/43767
citation_txt Специфика именований персонажей в романе О.Н. Ермакова «Знак зверя» / С.Н. Волкова // Ономастичні науки. — 2012. — № 4. — С. 77-82. — Бібліогр.: 12 назв. — рос.
series Ономастичні науки
work_keys_str_mv AT volkovasn specifikaimenovanijpersonažejvromaneonermakovaznakzverâ
first_indexed 2025-07-04T02:13:06Z
last_indexed 2025-07-04T02:13:06Z
_version_ 1836680674414690304
fulltext № 4, 2012 77 УДК 811.161.1’373.2 СПЕЦИФИКА ИМЕНОВАНИЙ ПЕРСОНАЖЕЙ В РОМАНЕ О. Н. ЕРМАКОВА «ЗНАК ЗВЕРЯ» Реферат. В статье рассмотрена специфика именований персонажей в романе об афганской войне известного российского писателя О. Н. Ер- макова «Знак зверя». Выявляется характерная для романа парность персонажей, которая от- ражена и на антропонимическом уровне; по- казывается нередкий контраст между сутью персонажа и его именованием, употребляемый в художественных целях. Отмечается особая важность вымышленных мифонимов, отража- ющих личную мифологию автора, в формирова- нии второго (ирреального) плана романа – фило- софско-символического, с мифологическими и религиозными аллюзиями. Ключевые слова: О. Н. Ермаков, роман «Знак зверя», идея художественного произведения, ав- торская позиция, имя собственное, антропоним, мифоним, именование персонажа, специфика имяупотребления, реальный и ирреальный планы выражения. Известный российский писатель Олег Ерма- ков родился в Смоленске. В 1981–1983 годах в рядах Советской армии проходил срочную служ- бу в Афганистане. Все два года вёл дневники, от которых сохранилось лишь несколько тетрадей. Служба в Афганистане дала огромный материал для осмысления этому талантливому художнику. Первые произведения Ермакова об афганской во- йне появились в 1987 году. Это были «Афганские рассказы», очень заинтересовавшие общество и вызвавшие восторженные отклики критиков. В 1992 году был опубликован роман «Знак зверя», который, как и рассказы, был основан на воспо- минаниях автора. Приведём ряд высказываний, появившихся после выхода в свет «Знака зверя». “Безусловно, роман позволяет видеть в его авторе одну из яр- чайших молодых фигур русской литературы”, – утверждал Д. Быков [3, с. 43]. “Это – лучшее, самое глубокое, что о ней (об афганской войне. – С. В.) написано”, – отмечал признанный мастер военной прозы Г. Бакланов [2, с. 55]. «В каждую эпохальную заваруху конца второго тысячелетия от Р.Х. художественный рок как бы внедрял сво- его посланника – того, кому дано всё пережить вместе со всеми, но в силу особого дара не так, как всем; того, кто потом обязан будет свиде- тельствовать – но не как простой очевидец, а как “толмач”», – писала в 1993 году критик И. Род- нянская, утверждая, что в лице Ермакова аф- ганская война обрела своего посланца и что его роман “замыкает некалендарный XX век с тем же правом, с каким открывали его рома- ны Ремарка и Хемингуэя о первой мировой и с каким обозначили его переломную средину военные романы Бёлля, лагерная повесть Сол- женицына” [9, с. 240]. В рамках своей научной работы мы занимаем- ся комплексным изучением ономастикона романа О. Н. Ермакова «Знак зверя». Настоящая статья посвящена специфике употребления имён соб- ственных и характерным особенностям именова- ния персонажей указанного произведения. Одним из типичных приёмов в романе яв- ляется парность персонажей, которая нередко отражается и в имянаречении. Особенно ярко это проявляется при именовании главных пер- сонажей, которых зовут Глеб и Борис. Познако- мившись в туркменском учебном лагере, совсем юными попадают они на страшную афганскую войну. Борис и Глеб заметно выделяются из мас- сы других солдат: это начитанные, мыслящие, свободолюбивые, независимые молодые люди. Но судьбы их оказываются различными. Однаж- ды Глеб случайно убивает Бориса, бежавшего от издевательств старослужащих из разведроты и пытавшегося пройти через КПП, который карау- лил Глеб. Борис ценой собственной жизни смог, в отличие от других, противопоставить себя систе- С. Н. Волкова Λογος όνομαστική 78 ме, дедовщине, всему происходящему; он явился исключением из правил. Глебу же, после неудач- ного бунта, пришлось подчиниться системе; в ко- нечном счёте принять на себя “знак зверя”. Глеб убил Бориса. Трагически разрываются имена, которые в национальном сознании рус- ских всегда стоят рядом. Подобно тому, как бра- тья Борис и Глеб, впоследствии причисленные к лику святых, явили собой безвинные жертвы, стали воплощением жестокости и неразумия людей, так и оба героя Ермакова, Борис и Глеб, стали жертвами войны, соединившей их в одной точке [6, с. 22]. Ермаков переосмысливает из- вестное историческое событие – убийство князей Бориса и Глеба по приказу Святополка Окаянно- го в борьбе за власть. Таким образом, имена героев – Борис и Глеб – закладывают глубокий символизм романа, несут важную смысловую нагрузку. Этот страшный символ важен для реализации авторской идеи. Основная идея романа «Знак зверя» – антивоен- ная: Ермаков показывает бесчеловечность любой войны на примере афганской. И уже именами главных персонажей подчёркивается идея брато- убийственной войны. Приведём ещё один пример, когда вопло- тить авторский замысел помогают парные ан- тропонимы. В романе в одном контексте употребляются две близкие по происхождению фамилии Шу- рыгин и Александров. Во время празднования Нового года между двумя подвыпившими офи- церами происходит спор, заканчивающийся ду- элью. Один из споривших – старший лейтенант Александров. Второго офицера зовут Костей, на протяжении всего застолья и следования к месту дуэли автор называет его просто сапёром. Только в тот момент, когда Александров ранит своего со- служивца, читатель узнаёт его фамилию: “Потер- пи, Шурыгин, – Александров с трудом распрямил его тело, расстегнул бушлат, портупею, сырую куртку, задрал красно-белую майку, накрыл пуль- сирующую дырочку между рёбер тампоном, стал обворачивать вокруг груди бинт” (курсив здесь и далее наш. – С. В.) [5, с. 224]. На наш взгляд, Ермаков не случайно употре- бляет эти два антропонима в одном контексте, более того рядом приводит рядом фамилии адре- сата и адресанта. Фамилия Александров восходит к русскому крестильному имени: Александров<Александр< Αλέξανδρος (‘защищающий людей’) [11, с. 40]. По поводу происхождения фамилии Шуры- гин существуют различные точки зрения. Так, Ю. А. Федосюк считает, что фамилия Шурыгин образована от уменьшительной формы имени Александр – Шурыга [12, с. 258]. На происхож- дение фамилии Шурыгин от имени Александр указывает и И. М. Ганжина. В современном русском языке Саша является обычной умень- шительной формой имени Александр. Скорее всего, такая связь была и в древнерусском язы- ке. Форма Шура образована через промежу- точный вариант типа (Са)шура [4, с. 19]. Существует прозвищное имя Шурыга, из- вестное в древнерусском языке. Фонетический комплекс этого имени в настоящее время ассоци- ативно связан с формой Шура. Хотя В. А. Нико- нов и Б.-О. Унбегаун выдвигают версию о диа- лектном происхождении старого прозвищного имени: из нарицательного шурыга – “непутёвый, мошенник” [8, с. 179], “обманщик” [11, с. 123]. Мы же считаем, что Ермаков не обращался к древнему толкованию прозвищного имени, ско- рее всего действовали фонетические ассоциации. В романе значимо происхождение фамилии Шу- рыгин от имени Александр. На наш взгляд, со- вмещение в одном контексте близких по проис- хождению фамилий помогает нагляднее передать идею братоубийственной войны. На эту идею Ермакова указывают и критики: “Бессмысленная война – тоже болезнь, повальная эпидемия, вы- званная вирусом насилия и ненависти, который долго выращивался в лаборатории, занимающей шестую часть света. <…> Не государство воюет с государством, не идея борется с идеей и даже не люди с людьми из-за какой-то осязаемой, реаль- ной добычи. Нет – пораженный вирусом наси- лия и ненависти человек воюет с пространством, временем, материей, самим собой <…> Люди во- юют здесь не с душманами, а друг с другом. Ер- маков <…> имеет возможность показать впечат- ляющую картину взаимоуничтожения людей, со- бравшихся в городе у Мраморной горы – вплоть до дуэли <…>” [1, с. 201]. Особую роль антропонимы выполняют при именовании героя «Знака зверя» Глеба Свири- дова. Он имеет в романе несколько имён, и это значимо в плане идейного содержания. Автор по- казывает, что война разрушает гармоничное со- существование всех живых существ и – прежде всего – война разрушает самого человека. Ос- новные этапы деградации личности героя, при- нявшего на себя “знак зверя”, сопровождаются в романе изменением его имён (цифра в скобках при имени собственном обозначает количество его употреблений в тексте): Глеб (4), Глебчик (3), Черепахин (1), Черепаха (214), Череп (21), Кор- ректировщик (12), Свиридов (1), Корректиров- щик-Черепаха (21). Глеб получает прозвище Черепаха в учебном лагере, где сержанты приказали ему сварить жи- вых черепах, чтобы потом их панцири приспосо- бить под пепельницы. Выполнить это помешала Глебу болезнь (дизентерия), она же защитила его от гнева рассвирепевших сержантов. Очнувшись в госпитале, он “услышал своё новое имя: Чере- паха” [5, с. 38]. Исследователи считают, что “ди- № 4, 2012 79 зентерия Черепахи – его посвящение, крещение войной” [1, с. 202]. Как известно, во время рели- гиозного обряда Крещения человек часто полу- чает новое имя; для верующих Крещение – это второе рождение, вхождение в новую жизнь. Для Глеба с этого эпизода, действительно, начинается другая жизнь, и обретение героем именно в этот момент нового имени значимо. Мы поддержи- ваем электронную переписку с автором романа «Знак зверя», и вот что О. Н. Ермаков писал нам по поводу прозвища Черепаха: “Мне тут важна была установившаяся связь Глеба с миром Азии. С какими-то глубинными течениями этого мира. Ну и черепаха ведь как будто в каске – вполне во- енный образ; кто-то сравнивал римскую колонну солдат с черепахой, ползет тяжко, неотвратимо”. Небрежно брошенное старослужащими про- звище вскоре закрепилось за новобранцем, и под именем Черепаха главный герой предстаёт в ро- мане чаще всего. В том же эпизоде начала болез- ни Глеба единственный раз в романе встречается прозвище Черепахин. Так героя, находящегося в полубессознательном состоянии, иронично- угрожающе называют сержанты, приказ которых новобранец Глеб не успел выполнить и которым приходится доставлять его в санчасть: “Пошли, держись, сейчас в машину, помогите ему, садись, что, хреново? Ему совсем хреново, заводи, бу- бубубу, эй! погоди! ну чего надо? кого? вон того сукина-черепахина, потом, некогда, поехали, бу- бубу, это который Черепахин? чем ему насолил? погоди, выздоровеешь <…>” [5, с. 37]. Оним Че- репахин используется здесь как ругательство, в значении “сын черепахин”, то есть “сукин сын”. В тот момент, когда главный персонаж пони- мает, что именно он убил своего друга Бориса, в нём происходит окончательное умерщвление живого естественного человека. Теперь герой по- разному живёт днём, в реальном мире, и ночью, в наркотическом дурмане; он иначе воспри- нимает время и пространство. Его новое про- звище страшно и коротко: Череп. Вероятнее всего, Череп – это просто сокращение от слова Черепаха (для солдатской среды характерна экономия языковых средств). Но ассоциатив- но прозвище Череп воспринимается зловеще. Превращением Черепахи в Череп заканчивает- ся инициация персонажа. Прозвище Корректировщик герой даёт себе сам, это “компенсирующее самоназвание” [9, с. 241]. Своей рацией он корректирует артоб- стрел, под которым гибнут афганские кишлаки. И эта его деятельность (якобы оправданная ситу- ацией войны, якобы невольная: он солдат, он вы- полняет приказ), как бы вытекает из его первого убийства и несёт его печать. Из 276 употреблений различных именований героя в тексте только 1 раз используется фами- лия Свиридов. Отметим, что употребляется она в самом конце романа, когда на кабульской пере- сылке зачитываются списки демобилизованных солдат. Она, по нашему мнению, указывает на происхождение персонажа из простого народа, является социально маркированной. Фамилия Свиридов происходит от разговорной формы Свирид имени Спиридон [8, с. 112]. В загадочном финале романа отслуживший свой срок герой как бы раздваивается, и это раз- двоение проявляется и на антропонимическом уровне. Автор попеременно называет его то Кор- ректировщиком, то Черепахой: “В вертолёте тем- но, по лицу Черепахи катится пот, сквозь толстое стекло он смотрит на самолёт, на толпу и трап, по которому взбегает без оглядки Корректиров- щик со сверкающей медалью” [5, с. 379]. В одной своей ипостаси герой улетает бравым дембелем “за реку” на бело-голубом самолёте, а в другой – втискивается новобранцем в вертолёт, который доставит его в “мраморно-брезентовый город”, чтобы он снова и снова выходил там в ночной на- ряд и целился в друга. Здесь же, в конце романа в авторской речи появляется составное прозвище Корректировщик-Черепаха. В чём же смысл этого раздвоения? Человек всегда гоним своей совестью на то место, где со- вершил преступление. Глеба “гонит назад непре- одолённое прошлое, а вперёд – жизнь и надежда” [9, с. 244]. Размышляя над сменой имён героя романа «Знак зверя», критик Ирина Роднянская писала, что “утрата имени и безуспешные попыт- ки его вернуть входят в тот синдром обезличен- ности, который настигает всех, кто принял знак зверя” [9, с. 241]. Отметим ещё один характерный приём у Ер- макова в плане именований персонажей – приём антитезы. Как уже было отмечено, герою Гле- бу – начитанному, мыслящему человеку – автор даёт самую обычную фамилию Свиридов, кото- рая говорит о его происхождении из простого народа. И в то же время для номинации эпизо- дического персонажа используется такая знатная фамилия, как Шереметьев. Хорошо известно, что её носили представители высших сословий. В романе «Знак зверя» ею назван не очень обра- зованный, деревенский парень, солдат. Речь во- дителя Шереметьева изобилует просторечными и диалектными выражениями, неприличными шутками. Возникает контраст между знатностью фамилии и обычностью, даже сниженностью, её носителя. Нас заинтересовало, почему автор ис- пользовал этот приём, и мы обратились к нему за разъяснениями. О. Н. Ермаков ответил так: “Все смешалось в доме Облонских – СССР, и вот уже Шереметьев – деревенский парень, правда, рас- терявший культуру. Но мне тут интересно было звучание речи, в устах солдата с такой фамилией все звучало резче. И при этом фамилия бросала отсвет на хирурга (один из персонажей романа. – Λογος όνομαστική 80 С. В.), странным образом подчеркивала его при- глушенную интеллигентность”. Таким образом, этот пример наглядно показывает, что даже эпи- зодические антропонимы у Ермакова “говорят”. В данном случае фамилия Шереметьев иллю- стрирует социальные преобразования в Совет- ском Союзе, и кроме этого, антропоним одного персонажа помогает создавать образ другого. Ещё один специфичный приём Ермакова – это создание авторской мифологии, поскольку осо- бенностью «Знака зверя» является наличие двух планов: реального (изображение военной среды) и ирреального – философско-символического, с религиозными и мифологическими аллюзиями. Именно поэтому важную роль в создании второ- го плана играют вымышленные автором мифо- нимы, называющие персонажей: Лип (15) / Пил (1), Утренняя Корова (9), Ева-ения (10), Птах Ацит (5) / Птах (1) / Ацит (1) / Птица Ацит (1) / Птица (1) / Тица (1). Эти имена собственные отражают личную мифологию Ермакова, а сле- довательно, очень значимы для трактовки автор- ской позиции, расшифровки второго плана. От- метим, что личная мифология писателя сложна и многогранна, поэтому правильно трактовать вы- мышленные мифонимы не всегда легко. В связи с этим, анализируя этот материал, мы особенно часто обращаемся к письмам О. Н. Ермакова, ко- торый на протяжении всей нашей работы любез- но и с большим желанием нам помогал. Мифонимы Лип, Птах Ацит, Ева-ения встре- чаются в одном контексте: в видении / сне герои- ни романа Евгении. Незадолго перед этим появ- ляется библейское имя Адам, в разговоре Евгении (библиотекаря военного городка в Афганистане) и её соседки Катерины (штабной машинистки): “– <…> За что нас бог наказывает морщинами и болями… – Нечего было соблазнять Адама” [5, с. 240]. Использование имени Адам играет в «Знаке зверя» важную роль, несмотря на однократность его употребления. Наряду с индивидуально-ав- торским мифонимом Ева-ения, оно актуализи- рует библейскую историю первородного греха, которая оказывается значимой в идейном содер- жании. В видении героини Птах предвещает Евгении и командиру разведроты Осадчему, который влю- блён в неё, гибель на войне. Птах Ацит рисует всему человечеству страшные картины взаимо- уничтожения, страданий, боли; он предвещает, что люди никогда не перестанут воевать, убивать друг друга, пока на их лицах “знак зверя” (1): “И вот иные земли и иные люди с иными именами, с иным языком, но с тем же знаком на лицах <…>. С лица земли они стирают города, деревни, сады, друг друга, – и будут стирать!” [5, с. 244]. Всё это, по мысли автора, является следствием того, пер- вородного, греха. Но, как и в библейской легенде, у человека (читателя) остаётся надежда на побе- ду над злом. Пессимизм контекста всё же преодо- левается утверждением мифического Липа, кото- рый утверждает, что так будет “пока знак зверя не сотру с их лиц <…> Сотру с их лиц Именем Моим. Я Лип” [5, с. 245]. Лип – это мифический персонаж с явными христианскими аллюзиями. Анализируя кон- текстное употребление данного онима, нельзя не заметить “реминисценции подспудного харак- тера” (2), которые возникают в связи с образом Липа. Приведём отрывок из письма Ермакова: «Лип – от «Спаса» Рублева, иконы на липовой доске; это как будто тень, далекий отзвук того образа, причудливо преломившийся во сне». Ми- фоним Лип восходит к апеллятиву липа; из это- го дерева исстари делались на Руси иконы, так как древесина липы мягкая и пластичная. Слово липа ассоциативно всплывает в сознании Евге- нии при перечислении работ величайшего рус- ского иконописца Андрея Рублёва. Схематично путь образования мифонима можно представить следующим образом: икона А. Рублёва «Спас» → апеллятив липа (материал, из которого делали иконы) → оним Лип. Оним Птах Ацит – это анаграмма слова птица. В видении героини у этого мифического существа несколько форм имени: Птах Ацит, Птах, Птица Ацит, Птица, Тица, Ацит. На наш взгляд, образ Птаха нельзя трактовать одно- планово. Несмотря на наличие в нём жестоких, разрушительных и других демонических черт, это образ неоднозначный, сложный, в некотором роде “провокационный”. Он позволяет взглянуть на деструктивную деятельность человека как бы со стороны, сверху. Птах словно провоцирует человечество задуматься, остановиться, а Липа провоцирует стереть с лиц людей знак зверя. Ермаков писал нам, что в образе Птаха есть и “египетские реминисценции – божество Птах (3), который создал мир сердцем и языком, – а в видении Евгении он сообщает ей, что клюнет ее в сердце, когда она будет мучиться на дороге. Язык Птаха, кстати, – Тот (4), бог мудрости и письма, и поэтому предсказание Птаха можно прочесть и как указание на произвол автора – он коснется сердца героини пишущей тростинкой”. Особую роль в создании философско-симво- лического плана романа играет мифоним Утрен- няя Корова. Это мифическое существо появля- ется во сне главного героя Черепахи (Глеба); это перевоплощение Евгении / Ева-ении. Черепаха в своих снах странствует с Утренней Коровой по равнине, которая находится где-то перед Восточ- ным океаном (кстати, этот мифотопоним также вымышлен автором). Как пишет нам О. Н. Ер- маков, “она пытается вывести его туда, к свету, спасти, вырвать из прошлого. Но у нее ничего не получается. Герой навсегда будет заворожен этим № 4, 2012 81 прошлым. Восточный океан не для него. Он так и не сумел и не сумеет туда подняться”. Мы поин- тересовались у автора, что он понимает под они- мом Восточный океан. О. Н. Ермаков писал нам, что это океан “ближневосточный, океан, из кото- рого взошли мировые религии; океан скорее все- го воздушный. Об этом где-то рассуждает Юнг, об океаническом чувстве; об океане как архетипе божества”. Автор также рассказал нам историю возникновения онима Утренняя Корова: «В это время я читал Ницше «Так говорил Заратустра», там есть город – Пестрая Корова. Это странное название показалось мне звучным и передающим дух Азии. А Утренняя – Утренняя звезда, Венера. В Евгении соединение, грубо говоря, Европы и Азии. Нет, лучше сказать: встреча того и другого, заканчивающаяся трагически». Имятворчество Ермакова отражает авторскую позицию, авторский взгляд на описываемые в романе события. Второй (ирреальный) план в «Знаке зверя» – философско-символический, с религиозными и мифологическими аллюзиями – является очень важным. Именно этим планом роман отличается от произведений об афганской войне других авторов, а также от ранних (реали- стичных) рассказов самого Ермакова. В создании ирреального плана особую роль играют автор- ские мифонимы. Это его глубокое, философско- символическое видение мира, афганской войны и её разрешения, а также судеб героев. Итак, при именовании персонажей романа об афганской войне «Знак зверя» О. Н. Ермаков ис- пользует особые ономастические приёмы, что позволяет говорить о специфике употребления имён собственных (в частности, антропонимов и мифонимов): во-первых, для произведения харак- терна парность персонажей, которая отражает- ся и на антропонимическом уровне. Этот приём помогает более образно, убедительно выразить идею братоубийственной войны, идею бессмыс- ленности афганской войны; во-вторых, в плане именования героев нельзя не заметить некоторый контраст между сутью персонажа и его именова- нием, используемый в художественных целях. Этот приём Ермакова многофункционален: он и углубляет образ, и уточняет характеристи- ки других героев, и несёт важную концепту- альную информацию; в-третьих, для «Знака зверя» характерно наличие вымышленных мифонимов, отражающих личную мифологию автора. Этот сектор ономастикона участвует в формировании второго плана романа – фило- софско-символического, с мифологическими и религиозными аллюзиями. И в заключение хотим привести слова О. Н. Ермакова из нашей личной переписки о ра- боте писателя над именем и о важности онома- стической составляющей художественного про- изведения: “<…> мне самому не все было ясно, это ведь был первый роман. А недавнее прошлое громоздилось надо мной, кипело, с этим надо было что-то делать. Фамилии героев заставили меня помучиться. Я исписывал целые страницы разными фамилиями, рылся в словарях. Даже имена не хотелось давать. Но здесь не было осоз- нанного желания придать всему характер притчи. Все это – чистая интуиция. Сейчас я отношусь к этому проще. Возможно, набил руку. Или набрался достаточно наглости. Может быть, литература – это попытка овладеть тайной имени. Ведь в имени героя соединяется очень многое, это эпицентр ассоциаций жизнен- ных, литературных. И когда имя дано, этот го- мункул начинает действовать и говорить в соот- ветствии со всеми обстоятельствами, историями, обертонами, красками”. ПРИМЕЧАНИЯ 1. По всему миру распространено представление о птицах как о воплощённых божествах предсказаний [10, с. 293; 7, т. 2, с. 346]. 2. Фраза О. Н. Ермакова из письма автору настоящей работы. 3. Птах (Пта; pth) – в египетской мифологии бог города Мемфиса; но его культ имел общеегипетский характер. Согласно мемфисскому мифу о сотворении мира, Птах – демиург, создавший “языком и сердцем” первых восемь богов, мир и всё в нём существующее, задумав творение в своём сердце (сердце – “седалище мысли”) и назвав задуманное языком [7, т. 1, с. 423]. 4. Тот (Джехути; dhwtj) – в египетской мифологии бог мудрости, счёта и письма; вёл летописи, создал письменность и научил людей счёту и письму. Писцы считали его своим покровителем и перед началом работы совершали ему возлияния. Под покровительством Тота находились архивы и библиотеки. Тот “управлял всеми языками” и сам считался языком бога Птаха [7, т. 2, с. 521]. Λογος όνομαστική 82 ЛИТЕРАТУРА 1. Агеев А. Мерзкая плоть: Олег Ермаков и перспективы “афганской” литературы / А. Агеев // Знамя, 1993. – № 4. – С. 194–204. 2. Бакланов Г. Подводя итоги (главы из книги) / Г. Бакланов // Знамя, 1997. – № 10. – С. 8–63. 3. Быков Д. Тройка, шестёрка, туш / Д. Быков // Новое время. – 1993. – № 48. – С. 40–43. 4. Ганжина И. М. Словарь современных русских фамилий / И. М. Ганжина. – М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Фирма «Издательство ACT», 2001. – 672 с. 5. Ермаков О. Н. Знак зверя: Роман / О. Н. Ермаков . – М.: Эксмо, 2006. – 384 с. 6. Ключинская О. В. Военная проза О. Н. Ермакова: проблема жанрово-стилевого единства: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. – Владивосток, 2010. – 27 с. 7. Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. / Гл. ред. С. А. Токарев. – M.: НИ «Большая Российская энциклопедия», 1997. Т. 1. – 671 с.; Т. 2. – 719 с. 8. Никонов В. А. Словарь русских фамилий / Сост. Е. Л. Крушельницкий. – М.: Школа–Пресс, 1993. – 224 с. 9. Роднянская И. Марс из бездны / И. Роднянская // Новый мир, 1993. – № 4. – С. 239–244. 10. Тресиддер Дж. Словарь символов / Дж. Тресиддер, [пер. с англ. С. Палько]. – М.: ФАИР–ПРЕСС, 1999. – 448 с. 11. Унбегаун Б.-О. Русские фамилии: Пер. с англ. – Изд. 2-е, испр. / Б.-О. Унбегаун, [общ. ред. Б. А. Успенского] / . – М.: Изд. группа «Прогресс», 1995. – 448 с. 12. Федосюк Ю. А. Русские фамилии: популярный этимологический словарь. – 7-е изд. / Ю. А. Федосюк. – М.: Флинта: Наука, 2009. – 240 с. Волкова С. М. СПЕЦИФІКА ІМЕНУВАННЬ ПЕРСОНАЖІВ В РОМАНІ О. М. ЄРМАКОВА «ЗНАК ЗВЕРЯ» В статті розглянуто специфіку іменувань персонажів в романі про афганську війну відомого російського письменника О. М. Єрмакова «Знак зверя». Виявлено характерну для роману парність персонажів, яка відображена і на антропонімічному рівні; показано нерідкий контраст між сутністю персонажа та його іменуванням, який використовується із художніми цілями. Відзначено особли- ву важливість вигаданих міфонімів, що відображаються особисту міфологію автора, в формуванні другого (ірреального) плану роману – філософсько-символічного з міфологічними та релігійними алюзіями («Λογος όνομαστική», № 4, 2012, с. 77-82). Ключові слова: О. М. Єрмаков, роман «Знак зверя», ідея художнього твору, авторська позиція, ім’я власне, антропонім, міфонім, іменування персонажа, специфіка використання імені, реальний та ірреальний плани виражженя. Volkova S. N. SPECIFICITY OF CHARACTERS’ NAMES IN O. N. ERMAKOV’S NOVEL «THE SIGN OF A BEAST» In the article the specificity of characters’ names in the novel about Afghan war «The Sign of a Beast» by famous Russian writer O. N. Ermakov is considered. Typical for the novel fact of twin characters is revealed, which is reflected on the anthroponimic level too; not infrequent contrast between the essence of a character and his name, which is used with artistic purposes, is shown. Special importance of invented mythonyms reflecting the personal mythology of the author is noted in the novel’s second (unreal) plan formation (philosophical-symbolic) with mythological and religious allusion («Λογος όνομαστική», № 4, 2012, с. 77-82). Key words: O. N. Ermakov; novel «The Sign of a Beast»; work of literature idea; author’s position; proper name; anthroponym; mythonym; name of a character; specificity of name’usage; real and unreal plans of expression.