Языковая личность А.А. Дельвига в контексте русско-немецких межкультурных контактов

В настоящей статье впервые в филологической науке русский поэт А.А. Дельвиг представлен как языковая личность, органично впитавшая лучшие традиции немецкой культуры. Показано использование поэтом лексики, обозначающей и характеризующей культурные реалии Германии и образы немецкого мира. Раскрыты к...

Ausführliche Beschreibung

Gespeichert in:
Bibliographische Detailangaben
Datum:2007
1. Verfasser: Жаткин, Д.Н.
Format: Artikel
Sprache:Russian
Veröffentlicht: Кримський науковий центр НАН України і МОН України 2007
Schriftenreihe:Культура народов Причерноморья
Online Zugang:http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/54866
Tags: Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
Назва журналу:Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Zitieren:Языковая личность А.А. Дельвига в контексте русско-немецких межкультурных контактов/ Д.Н. Жаткин // Культура народов Причерноморья. — 2007. — № 110, Т. 1. — С. 182-184. — Бібліогр.: 18 назв. — рос.

Institution

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
id irk-123456789-54866
record_format dspace
spelling irk-123456789-548662014-02-05T03:17:24Z Языковая личность А.А. Дельвига в контексте русско-немецких межкультурных контактов Жаткин, Д.Н. В настоящей статье впервые в филологической науке русский поэт А.А. Дельвиг представлен как языковая личность, органично впитавшая лучшие традиции немецкой культуры. Показано использование поэтом лексики, обозначающей и характеризующей культурные реалии Германии и образы немецкого мира. Раскрыты конкретные факты лексического, грамматического и стилистического влияния художественного наследия немецких предшественников на становление творческой индивидуальности русского поэта. В цій статті вперше в філологічній науці російський поет А.А. Дельвіг постає як мовна особистість, що органічно засвоїла найкращі традиції німецької культури. Показано використання поетом лексіки, яка визначає й характеризує культурні реалії Німетчини й образи німецького світу. Розкриті безпосередні факти лексичного, граматичного й стилістичного впливу художньої спадщини німецьких попередників на становлення творчої особистості російського поета. In present article poet Delvig was for first time in philological science introduced as language personality deeply understanding the best traditions of German culture. The use of vocabulary denoting and characterizing the present-day culture and images of the German world are shown. Specific facts of lexical, grammatical and stylistical influence of German predecessors' artistic heritage on formation of creative personality of Russian poet are revealed. 2007 Article Языковая личность А.А. Дельвига в контексте русско-немецких межкультурных контактов/ Д.Н. Жаткин // Культура народов Причерноморья. — 2007. — № 110, Т. 1. — С. 182-184. — Бібліогр.: 18 назв. — рос. 1562-0808 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/54866 ru Культура народов Причерноморья Кримський науковий центр НАН України і МОН України
institution Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection DSpace DC
language Russian
description В настоящей статье впервые в филологической науке русский поэт А.А. Дельвиг представлен как языковая личность, органично впитавшая лучшие традиции немецкой культуры. Показано использование поэтом лексики, обозначающей и характеризующей культурные реалии Германии и образы немецкого мира. Раскрыты конкретные факты лексического, грамматического и стилистического влияния художественного наследия немецких предшественников на становление творческой индивидуальности русского поэта.
format Article
author Жаткин, Д.Н.
spellingShingle Жаткин, Д.Н.
Языковая личность А.А. Дельвига в контексте русско-немецких межкультурных контактов
Культура народов Причерноморья
author_facet Жаткин, Д.Н.
author_sort Жаткин, Д.Н.
title Языковая личность А.А. Дельвига в контексте русско-немецких межкультурных контактов
title_short Языковая личность А.А. Дельвига в контексте русско-немецких межкультурных контактов
title_full Языковая личность А.А. Дельвига в контексте русско-немецких межкультурных контактов
title_fullStr Языковая личность А.А. Дельвига в контексте русско-немецких межкультурных контактов
title_full_unstemmed Языковая личность А.А. Дельвига в контексте русско-немецких межкультурных контактов
title_sort языковая личность а.а. дельвига в контексте русско-немецких межкультурных контактов
publisher Кримський науковий центр НАН України і МОН України
publishDate 2007
url http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/54866
citation_txt Языковая личность А.А. Дельвига в контексте русско-немецких межкультурных контактов/ Д.Н. Жаткин // Культура народов Причерноморья. — 2007. — № 110, Т. 1. — С. 182-184. — Бібліогр.: 18 назв. — рос.
series Культура народов Причерноморья
work_keys_str_mv AT žatkindn âzykovaâličnostʹaadelʹvigavkonteksterusskonemeckihmežkulʹturnyhkontaktov
first_indexed 2025-07-05T06:09:12Z
last_indexed 2025-07-05T06:09:12Z
_version_ 1836786125484589056
fulltext 182 Критические высказывания являются неизбежным элементом анализа урока. Лицо, посещающее урок, обычно стремится не ущемить «негативное лицо» (П. Браун, С. Левинсон). Структура критического выска- зывания в этом случае такова: 1) позитивное высказывание в адрес собеседника, подчеркивающее вашу общую заинтересованность в хорошем результате 2) описание на языке фактов того, что не устраивает адресанта в действиях учителя (или практиканта) и почему; указание негативных последствий: Все это сказалось на конечном результате данного урока. И что еще важнее, если стиль Вашего поведения не измениться, то это отрицательно скажется и на уровне знаний, и на уровне воспитанности учащихся этого класса; 3) изложение желаемого образа его действий и те позитивные последствия, к которым это приведет. В случае критики нередко используются безоценочные (косвенно оценочные) высказывания и позитивный язык, чтобы критика не задевала личность собеседника (в противном случае его первой реакцией может стать защита, что приводит к игнорированию содержания критического замечания и осложнению отношений): ср. Даже при оценке знаний Вы отмечаете не заслуги ученика, не его успехи, а собственное чувство к его действиям на уроке. Однако нередки случаи эксплицитного выражения негативной оценки речевого поведения учителя на уроке: Ваше общение с детьми на уроке – безнравственно! Стилистической особенностью анализа урока является сочетание двух стилей: научного (в его учебно- методической разновидности) и разговорного. Признаками учебно-методического подстиля является точность, выражающаяся в употреблении лексических, методических и психологических терминов; отвлеченность и обобщенность (конкретная лексика выступает для обозначения общих понятий); подчеркнутая логичность, проявляющаяся на синтаксическом и сверхфразовом уровнях. Так как анализ урока происходит в обстановке живой, непринужденной речи, то в нем велика доля разговорных элементов: наблюдается значительное количество некнижных средств языка (со стилистической окраской разговорности и фамильярности), употребление просторечной, экспрессивно-эоциональной лексики и фразеологии, развита полисемия, активно используются синонимы. Синтаксис характеризуется эллиптичностью, эмоциональностью и экспрессивностью, богатым интонационным рисунком. Итак, анализ урока – жанр методического дискурса, который можно рассматривать с двух позиций: как монологическое высказывание одного анализирующего и как совокупность оценочных высказываний всех участников в обсуждении урока. Коммуникативная цель анализа урока – осмысление содержания урока, использованных методов и приемов, выявление поисков и достижений учителя. Литература 1. Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений: Оценка. Событие. Факт. – М.: Наука, 1988. – 339 с. 2. Бацевич Ф. С. Основи комунікативної лінгвістики: Підручник. – К.: Академія, 2004. – 344 с. 3. Габидуллина А. Р. Методический дискурс и его жанры // Матеріали V Всеукраїнської наукової конференції «Каразінські читання: Людина. Мова. Комунікація». – Харьків: ХНУ, 2005. – С. 42-43. 4. Гаврилова Н. В. Лингвокультурный концепт «критика» и его функционирование в педагогическом дискурсе: Автореф. дисс. … канд. филол. наук. – Волгоград, 2007. – 19 с. 5. Кравченко Н. К. Интерактивное, жанровое и концепуальное моделирование международно-правового дискурса. – К.: Реферат, 2006. – 320 с. 6. Махмутов М. И. Современный урок: Вопросы теории. – М.: Педагогика, 1981. – 192 с. 7. Приступа Г. Н. Анализ урока (организационно-педагогические и методические вопросы разбора основных типов урока): Учеб. пособие. – Рязань: РГПИ, 1983. – 99 с. 8.Федосюк М. Ю. Нерешенные вопросы теории речевых жанров // Вопросы языкознания. – 1997. – № 5. – С. 102-120 Жаткин Д. Н. ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ А. А. ДЕЛЬВИГА В КОНТЕКСТЕ РУССКО-НЕМЕЦКИХ МЕЖКУЛЬТУРНЫХ КОНТАКТОВ Известный поэт первой трети XIX века А. А. Дельвиг принадлежал к числу ближайших друзей А. С. Пушкина, оказавших непосредственное влияние на развитие его творческого дарования. Усилившееся в последние годы лингвокультурологическое внимание к национальной личности Пушкина, удивительно точно представляющей общество, народ, свою эпоху, требует рассмотрения и его друга Дельвига в качестве языковой личности. Известно, что Антон Антонович воспитывался в условиях поклонения православию, русскому языку и традициям. Будучи изначально ориентированным на российскую ментальность, Дельвиг сформировался как русский поэт и русская языковая личность. Понимание языковой личности представляется достаточно широким и в существенной степени характеризуется неоднозначностью, вариативностью. На наш взгляд, по отношению к А. А. Дельвигу уместно ориентироваться на трактовку, предложенную в 1999 г. В. В. Воробьевым: «...языковая личность есть личность, выраженная в языке (текстах) и через язык, есть личность, реконструированная в своих основных чертах на базе языковых средств» [1, с. 67]. В поэзии Дельвига, как подлинно национального автора, нашли отражение доминантные признаки русской культуры пушкинского времени: посредством языка поэту удалось передать характерные национальные традиции, особенности российского общественного уклада. Многие лексические реминисценции в текстах «русских песен» А. А. Дельвига вызваны непосредственным соприкосновением с русским устным народным творчеством. В частности, дельвиговское стихотворение «Пела, пела пташечка…» является непосредственным подражанием народной песне: «Цвели, цвели цветики!// Да поблекли!// Любил меня милый друг// Да покинул» [2, с. 15]. Первая строка другой песни Дельвига «Скучно, девушки, весною жить одной…» почти дословно повторяет первую строку народной песни «Скучно, матушка, весною жить одной…», хотя реминисцентную перекличку, возможно, здесь следует искать также со стихотворением Д. П. Глебова «Скучно, матушка, мне сердцем жить одной…» (1817), положенным на музыку А. Е. Варламовым и широко известным под названием «Вдоль по улице метелица метет...» [см.: 3, с. 177]. Дельвигу удалось застать замечательное время, когда в литературных салонах петербургской богемы регулярно исполнялись народные песни и их имитации. Пройдет еще немного времени, и народную песню 183 вытеснят из салонов городские романсы. Однако в первой трети XIX века не было более популярных книг в светлых салонах, нежели песенники М. Д. Чулкова и Н. И. Новикова. А потому не случайно, что Дельвиг, практически не выезжавший из Петербурга, никогда не бывавший в фольклорных и этнографических экспедициях, произвел на М. А. Максимовича впечатление знатока русской поэзии. Проблема «Дельвиг и русская народная песня» впервые была рассмотрена в одноименной статье С.В.Шервинского, опубликованной во второй книге журнала «Русский архив» за 1815 год [4]. Используя изобразительно-выразительные средства фольклора, привлекая лексику устного народного творчества, Дельвиг создавал неповторимые произведения, которые характеризовали их автора как русскую языковую личность. И потому многие произведения Дельвига («Соловей мой, соловей…», «Первая встреча» («Мне минуло шестнадцать лет…»), «Не осенний частый дождичек…» и др.) пользовались и до сих пор пользуются в широких кругах репутацией народных песен. К сожалению, язык фольклора изучен лингвистами недостаточно, а работа над словарем лексики устного народного творчества начата курскими учеными сравнительно недавно. Вместе с тем традиционность использования фольклорных элементов в оригинальной поэзии способна охарактеризовать не только А. А. Дельвига, но и многих других поэтов-песенников, как русские языковые личности. Существенную роль в формировании языковой личности Дельвига также сыграли литература и культура Германии, в чем не было ничего удивительного, если учесть немецкое происхождение поэта, его лицейский интерес к оригинальным произведениям и общественным взглядам немецких поэтов эпохи раннего романтизма, в частности, Л. Г. К. Гельти, Ф. Г. Клопштока, Ф. Шиллера. В изучении немецкой литературы Дельвигу-лицеисту помогал В. К. Кюхельбекер, на что, в частности, указывал А. С. Пушкин: «Клопштока, Шиллера и Гельти прочел он с одним из своих товарищей, живым лексиконом и вдохновенным комментарием» [5, с. 293]. Поэты, творчество которых привлекало Дельвига и Кюхельбекера, критикуя классические нормы, прокладывали дорогу новому романтическому движению, в котором особое значение приобретало национальное своеобразие искусства. Стихотворение Дельвига «Первая встреча», широко распространившееся в народной среде, было вместе с тем вольным переводом стихотворения М. Клаудиуса «Philide», построенного на смене разнообразных эмоций и противоречивых настроений. Однако, по наблюдению С. С. Аверинцева, Дельвиг не оставил от атмосферы оригинала ровно ничего: «ни юмора, ни бытовой точности, ни немецкого индивидуального колорита, ни индивидуальности Матиаса Клаудиуса – умиленного и одновременно очень трезвого певца маленьких людей и жизни души среди будничных положений» [6, с. 257]. Соавтором поэта по праву может считаться и композитор А. С. Даргомыжский, написавший на слова Дельвига танцевальный романс «Шестнадцать лет» [7, с. 43; 8, вып. 1, с. 115]. Характеризуя романс Даргомыжского в качестве образца органического взаимопроникновения речитативного и ариозного пения, М. А. Овчинников подробно рассмотрел наиболее значимый средний музыкальный эпизод, где предпочтение отдано кантилене, а разговорные интонации в существенной мере преобразованы путем использования закругленности окончаний мотивов и фраз, мягких интервальных переходов, придававших музыке ариозную выразительность [9, вып. 1, с. 146]. В. Э. Вацуро указал имя еще одного человека, имевшего отношение к созданию «Первой встречи» – поэта И.Ф. Богдановича [10, с. 388]. Начальная строфа дельвиговского произведения со слов «Мне минуло шестнадцать лет» содержала аллюзию из пасторальной «Песни» («Пятнадцать мне минуло лет...», 1773) И. Ф. Богдановича, основу которой составляли размышления невинной пастушки о том, как ей отблагодарить пастушка за его любовь: «Мне случай этот вовсе нов, // Не знаю я любовных слов; // Попросит он любви задаток, – // Что дать? не знаю я ухваток; // Не знаю я любовных слов» [см.: 11, с. 161]. Основой в стихотворении Дельвига «Первая встреча» стала тема любви, наиболее характерная и устойчивая в пасторальной лирике. Эта тема, как известно, была близка и фольклору, в котором она раскрывалась при помощи таких основных мотивов, как зарождение чувства, первая встреча, радости любви и др., на что обратил внимание еще И.-В. Гете при изучении сербских народных лирических песен [см.: 12, с. 219]. Однако при всей популярности дельвиговского произведения оно оказалось существенно отдаленным от народной традиции, отказывавшейся воспринимать любовь в качестве легкой забавы, череды беззаботных увлечений молодости, пустой занимательной игры, нередко исполненной избыточного натурализма. Любовные отношения избавлялись народом и от свойственных сентиментальному романсу всеохватных страданий, погружавших бытие в состояние безысходности, трагического драматизма. В народной среде незатейливые любовные отношения приобретали функцию эмоционального носителя подлинного человеческого счастья, искренней радости. Наконец, ситуация, описывавшаяся в песнях, хотя и содержала элементы идеального, в то же время по мере возможного приближалась к жизненным ситуациям, действия героев переставали нести черты уникальности, становясь типичными и закономерными; в описания нередко проникали и детали быта. Условно-мифологические образы создаются Дельвигом в стихотворении «Богиня Там и бог Теперь» при помощи приема олицетворения наречий места и времени, заимствованного из произведений В.А. Жуковского: «О милый гость, святое Прежде, // Зачем в мою теснишься грудь?» («Песня» («Минувших дней очарованье…»), 1818) [13, т. 1, с. 311]; «Ах! найдется ль, кто мне скажет, // Очарованное Там?» («Весеннее чувство», 1816) [13, т. 1, с. 274]. Субстантивированные наречия появились у Жуковского под влиянием творчества Ф. Шиллера, в частности, его «элегической песни» «Желание» («Sehnsucht»), где упоминается загадочное Там (Dort). Становясь в предложении подлежащим, субстантивированное наречие окончательно выпадает «из рамок грамматических связей»; к наречию оказывается отнесенным прилагательное-определение, которое «условно и внеграмматически поставлено в среднем роде, как наиболее неопределенном» [см.: 14, с. 66]. Употребляя субстантивированные наречия, и Жуковский, и Дельвиг делали объектом своей речи как предмет (условное божество), так и качество качества (традиционное значение наречий). В этой связи трудно согласиться с позицией Г. А. Гуковского, не усматривавшего в именах божеств Прежде, Там, Теперь значения предметности [см.: 14, с. 60]. 184 Стихотворение Дельвига «Элизиум поэтов» (между 1814 и 1817) повторило «батюшковский образ «Видения на берегах Леты», образ поэтов прошлого, судящих в Элизии современных «певцов» [15, с. 366]. В «Элизии» (1810) К. Н. Батюшкова произошло безоговорочно принятое Дельвигом переосмысление античного образа в свете жизнерадостного идеала эпикурейца. Батюшков стал предшественником Дельвига в создании контраста между описаниями Элизия и Аида, мрачного царства теней, куда ввергаются все те, кто нарушил волю богов. Вместе с тем соприкосновение Батюшкова и Дельвига с более ранней немецкой романтической традицией И.-Г. Гердера, Г.-Э. Лессинга, И.-И. Винкельмана отнюдь не свидетельствовало о полной идентичности творческих позиций. К примеру, в стихотворении Ф.Шиллера «Элизиум» (1781) раскрыт «идеальный вариант земного бытия, проецированного в вечность», показано «торжество Любви и Радости в том философском понимании, какое было свойственно ранней лирике этого поэта и вовсе не свойственно античным представлениям» [16, c. 133]. В. Э. Вацуро, справедливо отметивший у Батюшкова и Дельвига «не шиллеровское содержание», подробно характеризовал близкие русской романтической поэзии античные оценки Элизия: «У Гесиода, у Пиндара во 2-ой олимпийской оде острова блаженных понимаются как царство Хроноса, где живут любимцы богов и породнившиеся с ними смертные. В поздние эпохи Элизий рассматривается как часть подземного мира. Так описывает его Гораций (Carmina, II, 13); он говорит о суровом царстве Прозерпины и о крае блаженных, где живут поэты – Алкей и Сафо, пению которых внимают Эвмениды, Цербер и Прометей» [16, с. 132]. Новаторство в использовании античного материала проявилось у Дельвига в том, что при описании Элизиума рядом с образами греко-римской мифологии возникал романтический гений, стремившийся к высоте, живший на земле в блестящем рое мечтаний, а потому тосковавший о навсегда покинувшем его счастье. Обращение Дельвига к самым разнообразным жанрам – идиллии, дифирамбу, романсу, сонету, «русской песне», антологической эпиграмме, – поначалу представляющееся несколько несистемным с точки зрения эволюции художественных форм, на самом деле подчинено единой творческой цели, одному настроению, целостному романтическому мировосприятию, скрепленному элегическим началом, позволявшим преодолевать жанровые условности. Элегия, воспринимавшаяся поэтами пушкинского круга в качестве «листка из бытописания души» [17, т. 1, с. 180], имела в качестве достоинства то, что А. С. Пушкин назвал «гармонической точностью». Основной принцип школы «гармонической точности» Дельвиг-критик сформулировал следующим образом: «У истинных поэтов каждая мысль и каждое чувство облекаются в единый, им свойственный образ. Гармония стихов <…> Шиллера <…> есть, так сказать, тело, в котором рождаются поэтические чувства и мысли» [18, с. 131]. В языке произведений Дельвига можно видеть упоминания многочисленных немецких имен и реалий немецкого мира. В частности, в стихах Дельвига упомянуты Реин (Рейн), И.-В. Гете, М. Клаудиус, Г.-И. Колин (Коллин), «Мессии избранный певец» Ф.-Г. Клопшток, швейцарец С.Геснер. Гораздо больше имен деятелей немецкой культуры и искусства встречается в литературно-критических статьях Дельвига и его эпистолярии, где, в числе прочих, названы немецкий драматург, автор трагедии «Двадцать четвертое февраля» Ф.-Л.-З.Вернер; переводчик русских поэтов на немецкий язык, составитель двухтомной антологии русской поэзии на немецком языке К.-Ф. фон дер Борг; немецкий филолог И.-Г.-Я. Герман, известный своими работами по античной метрике; популярный в России немецкий драматург, поэт и прозаик А.-Ф.-Ф. Коцебу; немецкий философ Г.-В.Лейбниц; драматург и теоретик искусства и литературы Г.-Э. Лессинг; немецкий врач, автор теории «животного магнетизма» Ф.-А. Месмер и др. Как видим, А. А. Дельвиг, бесспорно оставаясь русской языковой личностью, испытал значительное влияние немецких историко-культурных реалий, что позволяет говорить о необходимости учета межкультурных связей России и Германии при лингвостилистическом и литературоведческом анализе произведений русского поэта. Источники и литература 1. Воробьев В. В. А. С. Пушкин как русская языковая личность / В. В. Воробьев // Александр Сергеевич Пушкин и русский литературный язык в XIX-XX веках: тезисы докл. Междунар. научн. конф./ Нижегородский гос. лингв. ун-т. – Н.Новгород, 1999. – С. 66-67. 2. «Цвели, цвели цветики…» // Русские народные песни, собранные и изданные Д. Н. Кашиным: в 3 ч. – М., 1834. – Ч. 3. – С. 15-16. 3. Жаткин Д. Н. Диалог культур в художественном наследии А. А. Дельвига и современность /Д. Н. Жаткин // Человек культуры: статьи, тезисы сообщений по актуальным проблемам гуманитарных исследований / Бийский гос. пед. ин-т. – Бийск, 2000. – С. 176-180. 4. Шервинский С. В. Барон Дельвиг и русская народная песня / С. В. Шервинский // Русский архив. 1915. № 6. С. 139-164. 5. Пушкин А. С. О Дельвиге // Пушкин А. С. Собрание сочинений: в 10 т. / А. С. Пушкин. – М., 1962. – Т. 7. – С. 292-294. 6. Аверинцев С. С. Размышления над переводами Жуковского / С. С. Аверинцев // Жуковский и литература конца XVIII-XIX века. – М., 1988. – С. 243-279. 7. Глебов И. [Асафьев Б. В.] Русская поэзия в русской музыке / И. Глебов. – 2-е изд. – Пг., 1922. 8. Иванов Г. К. Русская поэзия в отечественной музыке (до 1917 г.) : справочник / Г. К. Иванов. – М., 1966. – Вып.1. 9. Овчинников М. А. Творцы русского романса / М. А.Овчинников. – М., 1988. – Вып. 1. 10. Вацуро В. Э. Примечания // Дельвиг А. А. Сочинения. – Л., 1986. – С. 378-426. 11. Богданович И. Ф. Стихотворения и поэмы / И. Ф. Богданович. – Л., 1957. 12. Кравцов Н. И. Славянский фольклор / Н. И. Кравцов. – М., 1976. 13. Жуковский В. А. Собрание сочинений: в 4 т. / В. А. Жуковский. – М.-Л., 1959. – Т. 1. 14. Гуковский Г. А. Пушкин и русские романтики / Г. А. Гуковский. – М., 1965. 15. Фридман Н. В. Поэзия Батюшкова / Н. В. Фридман. – М., 1971. 16. Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры. «Элегическая школа» / В. Э. Вацуро. – СПб., 1994. 17. Вяземский П. А. Полное собрание сочинений : в 12 т. / П. А. Вяземский. – СПб., 1878. – Т. 1. 18. Дельвиг А. А. Сочинения / А. А. Дельвиг. – СПб., 1893.