Женский роман в гендерной перспективе
В статье излагаются результаты анализа становления и развития англо- и немецкоязычного женского романа – от канонического, через эмансипированный, к постфеминистскому, – в связи с широким распространением идей феминизма и опирающихся на них гендерных исследований....
Збережено в:
| Дата: | 2007 |
|---|---|
| Автор: | |
| Формат: | Стаття |
| Мова: | Russian |
| Опубліковано: |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України
2007
|
| Назва видання: | Культура народов Причерноморья |
| Онлайн доступ: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/54944 |
| Теги: |
Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
|
| Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| Цитувати: | Женский роман в гендерной перспективе / Н.Ю. Колесниченко // Культура народов Причерноморья. — 2007. — № 110, Т. 1. — С. 261-264. — Бібліогр.: 34 назв. — рос. |
Репозитарії
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine| id |
irk-123456789-54944 |
|---|---|
| record_format |
dspace |
| spelling |
irk-123456789-549442014-02-05T03:15:35Z Женский роман в гендерной перспективе Колесниченко, Н.Ю. В статье излагаются результаты анализа становления и развития англо- и немецкоязычного женского романа – от канонического, через эмансипированный, к постфеминистскому, – в связи с широким распространением идей феминизма и опирающихся на них гендерных исследований. У статті представлено результати аналізу становлення й розвитку англо- та німецько-мовного жіночого роману – від канонічного, через емансипований до постфеміністського, – у його зв'язку з широким розповсюдженням ідей фемінізму та породженими останнім гендерними дослідженнями. The article offers the results of the author's analysis of Romance in the USA, UK and Germany, following its development from the Canon, through the Emancipated, to the present-day Post-feminist, all stages connected with and influenced by the growth of the ideas of feminism and Gender Studies. 2007 Article Женский роман в гендерной перспективе / Н.Ю. Колесниченко // Культура народов Причерноморья. — 2007. — № 110, Т. 1. — С. 261-264. — Бібліогр.: 34 назв. — рос. 1562-0808 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/54944 ru Культура народов Причерноморья Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
| institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| collection |
DSpace DC |
| language |
Russian |
| description |
В статье излагаются результаты анализа становления и развития англо- и
немецкоязычного женского романа – от канонического, через эмансипированный, к постфеминистскому, – в связи с широким распространением идей феминизма и опирающихся на них гендерных исследований. |
| format |
Article |
| author |
Колесниченко, Н.Ю. |
| spellingShingle |
Колесниченко, Н.Ю. Женский роман в гендерной перспективе Культура народов Причерноморья |
| author_facet |
Колесниченко, Н.Ю. |
| author_sort |
Колесниченко, Н.Ю. |
| title |
Женский роман в гендерной перспективе |
| title_short |
Женский роман в гендерной перспективе |
| title_full |
Женский роман в гендерной перспективе |
| title_fullStr |
Женский роман в гендерной перспективе |
| title_full_unstemmed |
Женский роман в гендерной перспективе |
| title_sort |
женский роман в гендерной перспективе |
| publisher |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
| publishDate |
2007 |
| url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/54944 |
| citation_txt |
Женский роман в гендерной перспективе / Н.Ю. Колесниченко // Культура народов Причерноморья. — 2007. — № 110, Т. 1. — С. 261-264. — Бібліогр.: 34 назв. — рос. |
| series |
Культура народов Причерноморья |
| work_keys_str_mv |
AT kolesničenkonû ženskijromanvgendernojperspektive |
| first_indexed |
2025-07-05T06:11:29Z |
| last_indexed |
2025-07-05T06:11:29Z |
| _version_ |
1836786269861969920 |
| fulltext |
261
комического эффекта – одна из основных функций зевгмы. Не случайно В. П. Брандес характеризовала зевгму
как «…фигуру языкового комизма» [4], а Э. М. Береговская отмечала: «Когда речь идет о стилистической роли
зевгмы, прежде всего, приходит на ум обширная область комического, одним из словесных средств которого
зевгма является» [3].
Примеров семантической зевгмы у Жванецкого достаточно, например, в предложении … а мы вспомнили
все это дружбой, напором и душевно-духовными качествами [6, с. 19] отмечаем в паратактическом ряду
несовместимые семантически однородные члены предложения при полной синтаксической однородности.
Из примера Ты лежишь среди чужой речи, у тебя ампутирован язык, блеск, остроумие… [8, с.127]
очевидно, что глагол ампутирован относится к слову язык в прямом значении, а к словам блеск, остроумие –
в переносном. В результате происходит смысловое расхождение на семантическом уровне, которое дает право
говорить о наличии в предложении «семантически осложненной» зевгмы.
Далее представим морфологический состав зевгмы анализируемого материала, напомнив при этом, что
зевгма представляет собой схему, состоящую из ядерного слова и ряда однородных членов предложения. Чаще
всего в роли ядерного слова выступают глаголы: как переходные, так и непереходные: И опять дело кончится
масонами, завмагами, армянами и мировой усталостью [8, с. 17]. Я выпишу тебе шалфей, боярышник и
Прибалтику [7, с. 171].
Достаточно часто в качестве опорного слова используются существительные, в том числе и отглагольные:
Ощущение опасности, пьянства и женщин [8, с. 143]. Дома у каждого неприятности: жена, квартира,
зарплата [6, с. 135].
Достаточно часто встречаем зевгматические конструкции, где в качестве опорного слова выступают
местоимения, чаще всего личные: И я лысый, и толстый, и бока, и на зеркало злюсь [6, с. 28]. А я еще с
продуктами и ни в одном глазу [6, с. 58].
Зевгматические конструкции, в которых отсутствует опорное слово, определяются как конструкции с
нулевым компонентом: Морщины в тридцать, мешки у глаз в тридцать пять, животы в сорок [6, с. 218].
Кольцо, сустав, очки, брюки серые потрепанные… [6, с. 22]. В своей диссертационной работе «Зевгматические
конструкции в современном русском литературном языке» А. Н. Смолина предлагает такие конструкции
классифицировать как зевгматическое перечисление.
Проанализировав произведения М. М. Жванецкого, мы приходим к выводу, что зевгма представлена здесь
и как фигура речи с целью экономии средств, и как стилистический прием создания комического эффекта.
Литература
1. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. – М.: Сов. энциклопедия, 1966. – 608 с.
2. Береговская Э. М. Проблемы исследования зевгмы как риторической фигуры // Вопросы языкознания. – 1985. – № 5. – С. 59-67.
3. Береговская Э. М. Экспрессивный синтаксис: Учебное пособие к спецкурсу. – Смоленск: Изд-во Смолен. гос. пед. ин-та, 1984. – 92 с.
4. Брандес М. П. Стилистический анализ (на материале немец. яз.). – М.: Высш. шк., 1971. – 189 с.
5. Жванецкий М. М. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 1. Шестидесятые. – М.: Время, 2002. – 253 с.
6. Жванецкий М. М. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 2. Семидесятые. – М.: Время, 2002. – 382 с.
7. Жванецкий М. М. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 3. Восьмидесятые. – М.: Время, 2002. – 348 с.
8. Жванецкий М. М. Собрание сочинений в 4 томах. Т. 4. Девяностые. – М.: Время, 2002. – 446 с.
9. Жванецкий М. М. Мой портфель. – К.: Махаон-Украина, 2006. – 348 с.
10. Санников В. З. Руский язык в зеркале языковой игры. – М.: «Языки славянской культуры», 2002. – 525 с.
11. Смолина А. Н. Зевгматические конструкции в современном русском литературном языке: Дисс. … канд. филол. наук. – Красноярск, 2004. – 252 с.
12. Хазагеров Т. Г. Общая риторика: Курс лекций. – Ростов на/Д.: Феникс, 1999. – 320 с.
Колесниченко Н. Ю.
ЖЕНСКИЙ РОМАН В ГЕНДЕРНОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ
При том, что термин «гендер», обозначающий «социализированный пол, формирующийся у биологи-
ческого пола под влиянием регулятивной деятельности общества», появился чуть более сорока лет назад [32],
сегодня вряд ли найдется отрасль гуманитарного знания, в которой не было бы представлено собственное
гендерное направление – (ср., напр.: «гендерная лингвистика, гендерная социология, гендерная антропология,
гендерная психология» и т. п.). Поскольку в массе своей они заняты изучением одного гендера – женского
(фемининного), определение «гендерный» стало, по сути дела, синонимом «женского», а выделившаяся в
самостоятельную науку гендерология привлекает «андрогенные» («маскулинные») сведения преимущественно в
компаративных целях.
Женская сущность гендерологии отражена и в заголовках основной массы статей, монографий, докладов:
женщина в политике, науке, спорте, рекламе, бизнесе, юриспруденции, массовой коммуникации, внутренней и
вербализованной речи и под. [4, 7, 20]. Даже из приведенного далеко не полного перечня тематической
направленности гендерных публикаций очевидно, что ведущая роль в них принадлежит социологии, психологии,
филологии. Нас интересует именно последняя.
Здесь, особенно в последние два-три десятилетия, сделано немало, – защищены десятки диссертаций, из
них несколько докторских – см., напр., [2, 5, 15, [18], опубликованы интереснейшие наблюдения о женской речи,
как устной [13, 14], так и письменной [8, 10, 21], о гендерных изменениях словаря [9, 11] и о женской прозе [1,
19]. О ней, к сожалению, совсем мало. Поэтому представляется, что ее исследование имеет актуальный и
перспективный характер.
Начнем с уточнения понятия «женская проза». Говоря о ней, авторы публикаций нередко используют
определение «так называемая», «so called» – ср., напр.: «женская проза – душераздирающее словосочетание,
столкновение несовместимых величин. Или женщина, женское, женственность. Или проза» [17]; «так
называемая женская проза все шире представлена в списках номинантов на Букера» [25, с. XII]. Хотя еще совсем
недавно ситуация носила совсем иной характер. Так, Тилли Олсен, американская писательница, приобретшая
известность в самом начале 70-х годов, с горечью констатировала в книге своих очерков 1979-го года, с
262
характерным названием «Умолчание»: «При существенном вкладе писательниц США в литературный процесс
своей страны (свыше 20%), их по-прежнему замалчивают, и, например, в университетских курсах литературы
США в списках рекомендованных авторов на 10-15 мужчин приходится одна женщина» [27, с. 25].
Во всех приведенных высказываниях «женская проза» понималась как проза, написанная женщинами. Но
это – не единственное понимание и употребление термина. Так, например, «детская проза» пишется не детьми,
но для детей. Детективная, приключенческая, психологическая проза определяются не авторством, как в первом
случае, и не адресацией, как во втором, но своей содержательно-тематической направленностью. Иными
словами, «женский» может использоваться применительно к адресанту-автору, и адресату-читателю, и жанру
текста.
Эмансипация женщин, развитие движения феминизма, осмысление социально-культурологической
позиции женщины в гендерных исследованиях – все это не могло не сказаться на всех трех возможных ипостасях
женского романа: в процесс «новой самоидентификации» [3] были втянуты и женщины-авторы, и женщины-
читательницы, и – отраженно – женщины-героини.
Свое наиболее концентрированное выражение «женскость» (femininness) получила в литературном жанре,
названном в англоязычной терминологии romance – произведении, написанном женщиной, о женщине, для
женщины [30, с. 9], [28, с. 836]. Британские исследователи относят термин к XVII веку, когда появились первые
произведения о «незаконной любви» (illicit love), которые, в свою очередь, предвосхитили появление «Памелы»
С. Ричардсона [33, с. 231] и позволили впоследствии отделить «серьезный» реалистический роман (a novel) от
эмоционально насыщенного «продукта воображения» –любовного романа (a romance) [28]. Именно «любовный
роман» (Liebesroman) стал «официальным» названием жанра в русском и немецком языках, хотя и более
неопределенный «женский» (Frauenroman) тоже сохранился. При этом, однако, засилье переводов английских и
американских авторов во всех странах Европы привело к укреплению термина romance и в Австрии, и в
Германии, и в странах Скандинавии, Восточной Европы, и в России (напр., с 2002 г. Московское издательство
АСТ совместно с издательством АСТРЕЛЬ начало выпускать ставшую необыкновенно популярной серию
«Русский романс», в которой представляла не переводные, а отечественные произведения таких
зарекомендовавших себя в данном жанре авторов, как Екатерина Вильмонт, Анна Дубчак, Ирина Потанина,
Елена Ласкарева и др).
Об особенностях романса (romance) как жанра массовой литературы все более активно начали писать
только в последней трети ХХ-го века. Констатируя эту ситуацию, автор и один из составителей сборника статей,
посвященных развлекательной литературе, в 1998 г. писал: «До настоящего времени литературная критика
обращала на романс очень мало внимания, <…> хотя это – наиболее активно раскупаемый жанр массовой
литературы» [33, с. 229-230]. Исследователи по обе стороны Атлантического океана задавались вопросом – что
делает эту весьма примитивную, стандартизованную литературу самой читаемой в мире [23], [31] и предлагают
ответы:
«Жанры массовой литературы отличаются от прочих видов/типов письма тем, что они создаются (are
being shaped) предположительными требованиями аудитории, а не творческим импульсом авторов, которые
приспосабливаются (accommodate) к установившимся формулам жанра, существующим для того, чтобы
гарантировать читателям повторение уже испытанного и запомнившегося удовольствия» [26, с. 144].
Или: «Вместо того, чтобы пренебрежительно отмахиваться от формулы счастья, предлагаемой Миллзом и
Буном1, зададимся вопросом: что означает успех жанра для адептов прогрессивной женской прозы? Или, проще
говоря, почему плох счастливый конец? Что предлагает феминистский роман? Хлопнуть дверью? Оставить ее
открытой в сомнительное будущее? Более утопический конец? Пока феминистский роман в неуверенности ищет
свой путь, 250 миллионов женщин ждут и читают романс» [24, с. 215].
Из приведенных высказываний ясно, что «ответственность» за популяризацию и распространение романса
несут не столько его создатели, сколько его потребители, которые «заказывают музыку», платят за нее и
удовлетворяются ею.
Массовая литература – литература стандартов. Каждый из ее жанров имеет установившиеся каноны и
действует в их пределах. Однако имеющиеся литературные стандарты изменяются под влиянием общественных
перемен. Наиболее поразительными последние оказались в сфере проблематики, издавна обозначавшейся как
«женский вопрос». Еще в 1879 г. Август Бебель рассматривал его как «только одну сторону общего социального
вопроса», в связи с чем считал, что усилия феминисток ни к концу рабства, каким для бесчисленного множества
женщин является брак, ни к концу проституции, ни к материальной независимости огромного числа жен от
своих мужей не приведут [22].
Оставив в стороне мучительные пути обретения политического, социального, экономического равенства,
обратимся к женскому роману, призванному отражать общественные и психологические сдвиги, и к его
читательницам, эти сдвиги ощущающим и испытывающим.
Что дало женщине-читательнице, а также женщине-героине романса женское движение, наибольший накал
которого выразился в феминизме, в свою очередь, проложившем дорогу гендерологии – ср.: «гендерные исследования
своей проблематикой, языком теории и общим пафосом обязаны именно феминистской теории» [6, с. 7]?
Феминизм как самое радикальное направление женского движения принес женщине изменения не только
и не столько социально-политического, сколько морально-этического и психологического характера. Радикали-
зация настроений общества, особенно молодежи и женщин, охватившая Европу и Америку в 60-е годы и
приведшая к активизации борьбы за права всех меньшинств, по прихоти истории, совпала с появлением первого
орального контрацептива для женщин, огромная значимость которого отразилась в обозначении чудодействен-
ной таблетки – The pill – «единственная, главная, основная». Именно она подвела физиологическую базу под
сексуальное раскрепощение женщины, которое, в свою очередь, кардинально изменило ее личностные и
общественные ориентиры, что не могло не отразиться и на образной структуре женского романа.
263
Если канонические романсы начала – первой половины ХХ-го века (Б. Картленд, Х. Курц-Малер)
назывались «розовыми» (pink literature) и представляли невинную, наивную, очень юную героиню, трепетно
ожидавшую встречи с Любовью и ничего не знавшую о ней, кроме «сладкого томления в груди», романы конца
60-х – начала 80-х показывают женщину, которая стремится занять собственную профессиональную и
социальную нишу. «Сладкое томление в груди» не отрицается, но и не ставится во главу угла. Романс этого этапа
можно назвать эмансипированным [16].
И наконец, рубеж тысячелетий принес самые ощутимые изменения в романсе: героиня – финансово,
профессионально, социально самодостаточная женщина. Она умеет делать и любит свою работу, она снимает
(покупает) отдельную квартиру, у нее есть необременительная и ни к чему не обязывающая любовная связь, круг
приятных ей друзей-подруг, возможность участвовать в интересных публичных мероприятиях («тусовках»).
В общем, можно считать, что она состоялась. Однако она часто раздражена, принимает на ночь снотворное,
нередко пьет и курит сверх меры, а то и «балуется» марихуаной, т.е. психологически и эмоционально ей не
комфортно, при всей видимой успешности ей чего-то не хватает: в женский, назовем его постфеминистский,
роман снова входит Он (Х. Филдинг, С. Кинзелла, К. Бушнелл). Это уже не обязательно ослепительный
красавец-рыцарь на белом коне, Он уже не «без страха и упрека», это уже не сбивающая с ног любовь с первого
взгляда, у Него есть недостатки, с которыми нужно мириться, но именно с Ним героиня чувствует себя
«завершенной» (complete) женщиной, и имя ему – Mr. Right.
В постфеминистском романе героиня не только сильна, успешна, независима. Она еще и слаба, и
нуждается в поддержке и защите, и хочет опереться на «его» плечо.
Можно ли сказать, что круг завершился, и женский роман вернулся к своим истокам? Не совсем так.
Романс последнего периода существенно отличается от своего родоначальника, он приблизился к своему
реалистическому собрату – novel – за счет отхода от почти сказочной, псевдо-экзотической ситуации и
переключения на более узнаваемые для читательниц обстоятельства действия, его время, место, участников.
Диаметрально поменялся образ героини женского романа – изменились средства создания ее внешнего
облика, т. е. ее стереотипный портрет, средства создания ее характера – она выполняет не свойственные ей ранее,
традиционно маскулинные функции, которые, в сочетании с не ушедшими от нее исконно фемининными
функциями, обозначаются как андрогинные [34], у нее новые морально-этические стандарты. Она весьма
прагматичная представительница XXI-го века, несомненно сформировавшаяся в атмосфере активизации
женского движения и феминизма.
И тем не менее, при всех своих свободах и достижениях, Она ждет Любви, вокруг поисков которой, как и
сто лет назад, строится главный конфликт романса, что позволяет говорить об устойчивости жанра:
«Жизнеспособность женского романа, при всей примитивности его формы и содержания, обусловливается
вечным характером его тематики» [12, с. 36], т. е. приписываемой женщине извечной готовностью «ждать свою
половинку» [24].
Литература
1. Арбатова М. Женская литеатура как факт состоятельности отечественного феминизма // Преображение. – 1995. – № 3. – С. 26-29.
2. Бєссонова О. Л. Оцінний тезаурус англійської мови: когнітивно – гендерні аспекти. – Донецьк: ДонНУ, 2002. – 362 с.
3. Бовуар С. де. Второй пол / Под общ. ред. С.Г. Айвазовой. – М.: Прогресс; СПб.: Алетейя, 1997. – 832 с.
4. Введение в гендерные исследования. Ч.I: Учебное пособие / Под. ред. И. А. Жеребкиной. – СПб.: Алетейя, 2001. – 708 с. Ч.II: Хрестоматия /
Под. ред. С. В. Жеребкина. – СПб.: Алетейя, 2001. – 780 с.
5. Воронина О. А. Теория и методология гендерных исследований. – М.: МЦГИ, 2001. – 430 с.
6. Гапова Е., Усманова А. Предисловие // Антология гендерной теории / Сост., комм. Е. Гаповой, А. Усмановой. – Минск: Пропилеи, 2000. – С. 7-11.
7. Гендерные исследования. – № 1-4. – Харьков: ХЦГИ, 1998-1999.
8. Горошко Е. И. Электронная коммуникация (гендерный анализ) Общение. Языковое сознание. Межкультурная коммуникация. Сб. ст. / Ин-т
яз-ния РАН. – Калуга: КГПУ им. К.Э. Циолковского, 2005. – С. 65-81.
9. Гречушникова Т. Ф. Феминистская лингвистика и авторское словотворчество // Женские и гендерные исследования в Тверском гос. ун-те. –
Тверь: ТвГУ, 2000. – С. 52-68.
10. Дудоладова О.В. Динамика языковой репрезентации гендера в английском публицистическом дискурсе. – Автореф. дисс… канд. филол.
наук. – Харьков, 2003. – 20 с.
11. Емірсуїнова Г. І. Лексикон сучасного фемінізму. – Автореф. дис. ..канд. філол. наук. – Харків, 2003. – 19 с.
12. Есин А. Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения: Учебное пособие. – М.: Флинта; Наука, 2003. – 247 с.
13. Земская Е. А., Китайгородская М. А., Розанова Н. Н. Особенности мужской и женской речи // Русский язык в его фунционировании. – М.:
Наука, 1993. – С. 90-136.
14. Ивушкина Т. А. Язык английской аристократии: социально-исторический аспект. – Волгоград: Перемена, 1997. – 157 с.
15. Кирилина А. В. Гендерные аспекты языка и коммуникации. – Автореф. дисс… д-ра. филол. наук. – М., 2000. – 40 с.
16. Колесниченко Н. Ю. Немецкий «эмансипированный» женский роман // Записки з романо-германської філології. – Вип. 18. – Одеса: Фенікс,
2006. – С.41-50
17. Кучерская М. Галстуки их висят. – http://www.rg.ru/2005/02/04/galstuki.html
18. Мартинюк А.П. Конструювання гендеру в англомовному дискурсі. – Харків: Константа, 2004. – 292 с.
19. Нохейль Р. Мечты и кошмары: о телесном и сексуальном в постсоветской женской прозе // Преображение. – 1996. – № 4. – С. 54-61.
20. Основи теорії гендеру: Навчальний посібник. – К.: «К.І.С.», 2004. – 536 с.
21. Ощепкова Е.С. Идентификация пола автора по письменному тексту (лексико-грамматический аспект). – Автореф. дисс...канд. филол.. наук.
– М., 2003. – 21 с.
22. Bebel A. Die Frau und Sozialismus. – Leipzig: Vlg der Völkerbuchhandlung, 1979. – 198 S.
23. Hawkins H. Classics and Trash: Traditions and Taboos in High Literature and Popular Modern Genres. – N.Y. etc.: Harvester Wheatsheaf, 1990. – 192 р.
24. Jones R. Mills & Boon meets feminism // The progress of Romance: The Politics of Popular Fiction / Ed. J. Radford. – L. etc.: Routledge, 1986. –
P. 194-218.
25. Lodge D., Wood N. (eds). Modern Criticism and Theory: A Reader. 2-nd ed. – L. etc.: Longman, 2000. – 308 р.
26. Nichols P. Explorations of the Marvellous. L.: Fontana, 1978. – 242 p.
27. Olsen T. Silences. – N.Y.: Dell-Delta, 1979. – 172 p.
28. The Oxford Companion to English Literature. – Revised Ed./ Ed. By M. Drabble. – Oxf. etc.: Oxf. UP, 1998. – 1153 p.
29. Oxford Guide to British and American Culture / Ed. by J. Crowther. – Oxford: Oxf. UP., 2001. – 601 p.
30. Strecker G. Frauenträume – Frauentränen. Über den unterhaltenden deutschen Frauenroman.– Weilheim: Otto Wilhelm Barth Verlag , 1969 . – 181 S.
31. Radway J. Reading the Romance. – Chapel Hill, N.Y.: UNC Press, 1984. – 204 р.
http://www.rg.ru/2005/02/04/galstuki.html
264
32. Rubin G. The Traffic in Women: Notes on the Political Economy of Sex // Toward an Anthropology of Women / Ed. by R. Reiter. – N.Y. etc.:
Monthly Review Press, 1975. – P. 169-183.
33. Späth E. Das Konzept der Familie in den Erfolgsromanen Rosamunde Pilchers // Unterhaltungsliteratur der achtziger und neunziger Jahre / Hrsg. von
D. Petzold und E. Späth. – Erlangen: Univ-Bibliothek, 1998. – S. 229-256.
34. Vetterling-Braggin M. (Ed). «Feminity», «Masculinity» and «Androgyny»: A Modern Philosophical Discussion. – N.Y.: Littlefield, Adams & Co.,
1982. – 326 p.
Примечания
1Миллз и Бун (Mills & Boon) – самое известное в Великобритании (и мире) издательство, основанное в 1908 г. и на протяжении почти столетия
печатающее миллионы романсов в год. Его однонаправленная деятельность и популярность сделала Mills & Boon синонимом стандарти-
зованного низкопробного женского романа [29, c. 348].
Конакова Е. И.
ИНВАРИАНТНЫЕ ФОРМАЛЬНО-СТИЛИСТИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ АНГЛОЯЗЫЧНОГО
ЮРИДИЧЕСКОГО ТЕКСТА
Предметом рассмотрения данной статьи являются формально стилистические параметры англоязычных
юридических текстов с точки зрения текстоцентрического подхода. Анализируемая проблема была объектом
лингвистического исследования таких известных авторов, как И. Р. Гальперин, Е. Косериу, Холидей и др.
В данной работе текст рассматривается как «произведение речетворческого процесса, обладающее
завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с
типом этого документа, произведение, состоящее из названия (заголовка и ряда особых сверхфразовых единств),
объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющих
определенную целенаправленность и прагматическую установку» [1: 18].
Законодательные памятники представлены законами (на древнеанглийском языке королей Этельберта,
Уитреда, Хлотаря и Эдрика, Инэ, Альфреда (VII-IX века). Дополнением к ним служат источники последующего
времени: законы Этельстана, Эдгара, Этельреда (Х-ХI вв.), Кнута от 1020 и 1227 гг.
Последние, включая и законы Альфреда, сохранились в нескольких списках и снабжены трактовкой их на
латинском языке. Особняком стоят так называемые законы Вильгельма Завоевателя на латыни и средне-
английском (англо-романском языке). Они интересны для сопоставления тех или иных юридических институтов
на территории Англии и континенте.
Законы Генриха I, которые могут быть использованы исследователем англосаксонского общества в эпоху
средневековья, завершают эту группу памятников.
Отдельную группу среди юридических памятников образуют фрагменты I-го Закона Этельстана,
постановление Псевдо-Кнута Х – начала ХI века, договоры между отдельными королями и областями. Все они
записаны на древнеанглийском языке и снабжены трактовками их на латыни.
Основной задачей данной статьи является выделение и описание некоторых основных формально-
стилистических приемов современных англоязычных юридических документов, позиционируемых в рамках
научного и/или официально-делового стиля. Стиль научного изложения – категория строго историческая. В
разных странах он создавался в разное время. Предпосылки для его оформления и дальнейшего развития
определялись: 1) общим состоянием науки и научных знаний в данной стране; 2) степенью развития литературно
обработанного языка; 3) большими мастерами – писателями и учеными, которые обращались к родному языку в
своих научных, исторических и критических сочинениях [2: 226].
Официально деловой стиль (ОДС) представляет собой исторически сложившуюся разновидность лите-
ратурного языка и, подобно другим стилям, характеризуется только ему свойственной совокупностью
качественных признаков, придающих ему своеобразие и определенность.
Материалом исследования послужили юридические документы англоязычных стран, позволяющих
выявить общие закономерности и тенденции широкого англоязычного ареала. Среди наиболее частотных
явлений анализируемых текстов следует выделить
I. Лексико-синтаксические:
• лексический повтор (т.е. появление в тексте одного и того же слова в контактной позиции, например:
1) A person registered after the passing of this Act under provision of the existing nationality Acts as a citizen of
United Kingdom and Colonies or a British subject shall be citizen by registration (British Nationality Act, p.61);
2) Labour Relations Act 1974 (meaning of trade dispute), being agreement made by or on behalf of one or more
employers or one or more organisations of employers (Ibid, p.123) ;
• рекуpренцию (воспроизведение в тексте одного и того же слова не в смежном – контактном положении,
а на некотором расстоянии, например:
1) § 2. If any Public Bill (other than a Money Bill or Bill containing any provision to extend the maximum duration
of Parliament beyond five years) is passed by the House of Commons in three successive sessions…
§ 4. … any amendments which are certified by the Speaker to have been made by the House of Lords in the third
session and agreed to by the House of Commons …(Parliament Act, 1911, p. 108);
• полиптотон (повтор, при котором повторяющиеся слова занимают разные синтаксические позиции в
предложении, например:
1) ... the job is likely to involve the holder of the job doing his work, ... (Sex Discrimination Act, 1975, p.119).
• анафору (повтор элемента/группы элементов в начале предложения, например:
1) (a) such of the rights of the person to be discriminated against;
(b) such of the rights of any person who will be treated more favorably in direct or indirect consequence of
the discrimination, (Labour Relations Act, 1974, 123);
2) (a) to the termination of the person’s employment by the expiration of any period ...
(b) to the termination of the person’s employment or be any act of his (including the giving of notice); ... (Sex
Discrimination Act, 1975, p. 120)
|