«Вызов и ответ»: перспективы исторической науки в начале нового тысячелетия
The article deals primarily with the recent changes in the spheres of historical consciousness, historical epistemology, in t he conceptions of historical understanding and the estimation of the cognitive potential of historical science. The author analyzes the most interesting attempts to create ne...
Gespeichert in:
| Datum: | 2008 |
|---|---|
| 1. Verfasser: | |
| Format: | Artikel |
| Sprache: | Russian |
| Veröffentlicht: |
Інститут історії України НАН України
2008
|
| Schlagworte: | |
| Online Zugang: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/5716 |
| Tags: |
Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
|
| Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| Zitieren: | «Вызов и ответ»: перспективы исторической науки в начале нового тысячелетия / Л. Репина // Ейдос. Альманах теорії та історії історичної науки. — К., 2008. — Вип. 3. — С. 11-25. — рос. |
Institution
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine| id |
irk-123456789-5716 |
|---|---|
| record_format |
dspace |
| spelling |
irk-123456789-57162013-02-13T02:14:23Z «Вызов и ответ»: перспективы исторической науки в начале нового тысячелетия Репина, Л. Теоретичнi дискурси: pro/contra "великий наратив" The article deals primarily with the recent changes in the spheres of historical consciousness, historical epistemology, in t he conceptions of historical understanding and the estimation of the cognitive potential of historical science. The author analyzes the most interesting attempts to create new theoretical models aiming to restore the integrity of historical vision of the past in the new interdiscipl inary context. The author concludes that the long search for new synthesizing paradigm has resulted in elaboration of conceptions of historical development grouping around di fferent versions of “theories of practice” and integral theoretical model based on combination of m icro- and macrohistorical analysis. The neoclassical paradigm orientate itself on the study of both culture as a set of norms and values and the mode of its “work” in the specific social context. 2008 Article «Вызов и ответ»: перспективы исторической науки в начале нового тысячелетия / Л. Репина // Ейдос. Альманах теорії та історії історичної науки. — К., 2008. — Вип. 3. — С. 11-25. — рос. http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/5716 ru Інститут історії України НАН України |
| institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| collection |
DSpace DC |
| language |
Russian |
| topic |
Теоретичнi дискурси: pro/contra "великий наратив" Теоретичнi дискурси: pro/contra "великий наратив" |
| spellingShingle |
Теоретичнi дискурси: pro/contra "великий наратив" Теоретичнi дискурси: pro/contra "великий наратив" Репина, Л. «Вызов и ответ»: перспективы исторической науки в начале нового тысячелетия |
| description |
The article deals primarily with the recent changes in the spheres of historical consciousness, historical epistemology, in t he conceptions of historical understanding and the estimation of the cognitive potential of historical science. The author analyzes the most interesting attempts to create new theoretical models aiming to restore the integrity of historical vision of the past in the new interdiscipl inary context. The author concludes that the long search for new synthesizing paradigm has resulted in elaboration of conceptions of historical development grouping around di fferent versions of “theories of practice” and integral theoretical model based on combination of m icro- and macrohistorical analysis. The neoclassical paradigm orientate itself on the study of both culture as a set of norms and values and the mode of its “work” in the specific social context. |
| format |
Article |
| author |
Репина, Л. |
| author_facet |
Репина, Л. |
| author_sort |
Репина, Л. |
| title |
«Вызов и ответ»: перспективы исторической науки в начале нового тысячелетия |
| title_short |
«Вызов и ответ»: перспективы исторической науки в начале нового тысячелетия |
| title_full |
«Вызов и ответ»: перспективы исторической науки в начале нового тысячелетия |
| title_fullStr |
«Вызов и ответ»: перспективы исторической науки в начале нового тысячелетия |
| title_full_unstemmed |
«Вызов и ответ»: перспективы исторической науки в начале нового тысячелетия |
| title_sort |
«вызов и ответ»: перспективы исторической науки в начале нового тысячелетия |
| publisher |
Інститут історії України НАН України |
| publishDate |
2008 |
| topic_facet |
Теоретичнi дискурси: pro/contra "великий наратив" |
| url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/5716 |
| citation_txt |
«Вызов и ответ»: перспективы исторической науки в начале нового тысячелетия / Л. Репина // Ейдос. Альманах теорії та історії історичної науки. — К., 2008. — Вип. 3. — С. 11-25. — рос. |
| work_keys_str_mv |
AT repinal vyzoviotvetperspektivyistoričeskojnaukivnačalenovogotysâčeletiâ |
| first_indexed |
2025-07-02T08:47:31Z |
| last_indexed |
2025-07-02T08:47:31Z |
| _version_ |
1836524294979452928 |
| fulltext |
Лорина Репина
Москва
«Вызов и ответ»: перспективы исторической науки в начале нового
тысячелетия*
В каждую эпоху с изменением условий существования общества
по-своему раскрываются природа и возможности человека, его
отношения с окружающим миром, социальные взаимодействия,
ценностные ориентации, п ознавательные приоритеты, ведущие
тенденции в развитии культуры. На в ызовы и кризисы, столь остро
ощущаемые в период fin de siècle, формулируются и предлагаются
обществу конструктивные «ответы», в том ч исле – новые культурные и
интеллектуальные модели.
Разительные перемены, произошедшие в мире за последние два
десятилетия, преобразовали и пространство социогуманитарного
знания, включая современную историографию, тенденции которой, как
никогда, многообразны и неоднозначны. В то время как корпус
микроисторических исследов аний продолжает расти с невероятной
быстротой1, становятся все более интенси вными и усилия по
историческому осмыслению глобальных процессов. В н овом контексте
пересматривается и содержание таких привычных понятий, как
* Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ в рамках исследов ательского
проекта № 06-01-00453а.
1 Наиболее развернутое обсуждение связанных с микроисторией теоретико -
методологических проблем см. в сбо рнике «Историк в поиске. Микро - и
макроподходы к изучению прошлого» (Отв. ред. Ю.Л. Бессмертный. М., 1999) и в
альманахе «Казус: индивидуальное и уникальное в истории» (М., 1996 -2007).
Теоретичнi дискурси: pro/contra
"великий наратив"
Лорина Репина12
«всемирная история» и «европейская история» 2. С учетом «культурного
поворота», который пережила не только историография, но и
общественные науки, в том числе социология 3, обновляется
методология компаративной ист ории. Поиск современного взгляда на
бесконечное разнообразие исторического опыта актуализирует
сравнительно-исторические исследования, одновременно все больше
смещая их в интердисциплинарное пространство. В этом своем статусе
новая стратегия компаративной истории связыва ется с преодолением
европоцентризма, с акцентированием – наряду с обнаруживаемыми
аналогиями – контрастов и различий, с послед овательным учетом
разнообразия локальных контекстов и культурных традиций.
Параллельно происходит переопределение
внутридисциплинарной иерархии и множится богатство
междисциплинарных связей исторической на уки, как и усилия
историков и представителей смежных наук по их осмысл ению и
оптимизации4. Интердисциплинарность уже несколько десятилетий
представляет собой неотъемлемую характерис тику состояния
современного социально-гуманитарного знания. За это время в
результате целого ряда «поворотов» и «революций» в интеллектуальной
сфере многое изменилось в ко нфигурации междисциплинарного
взаимодействия, в подходах к изучению прошлого, в конце птуально-
методологическом оснащении и в понимании предмета и статуса
исторической науки. Систематический анализ разнообра зных
исследовательских практик, опирающихся на междисциплинарные
подходы, и многочисленных теоретико -методологических дискуссий
об эффективности и границах их применения в разных областях
2 К примеру, проф. Джон Гиллис в обобщающем докладе о состоянии изучения
европейской истории в американских университетах констатировал неопределенность в
ее дефиниции, во-первых, постольку, поскольку меняется сам облик Европы (прежде
речь шла преимущественно о Западной Европе, а теперь «мы подразумеваем нечто
одновременно более масштабное и более сложное»), и, во -вторых, поскольку изменяются
отношения Европы с «остальным миром»: «она утратила свое центральное положение
как в пространственном, так и в темпоральном измерении» и перестала служить
«моделью» и «мерилом прогресса».
См.: http://www.historians.org/perspectives/issues/1996/9604/9604PRO.CFM.
3 В частности, это обстоятельство побудило известного британского историка
П. Берка поменять во втором издании название своей часто цитируемой книги
«Социология и история» на «История и социальная теория»: было специально
отмечено, что он использует термин «социальная теория», вкл ючая в него «теорию
культуры». См.: Burke P. History and Social Theory. Second Edition. Cambridge, 2005.
Preface. P. IX-X.
4 См., в частности обсуждение этих проблем в книге: Междисциплинарные подх оды
к изучению прошлого: до и после «постмодерна» / Отв. ред. Л .П. Репина. М., 2005.
См. также: What is History Now? // Ed. by D. Cannadine. Chippenham and
Eastbourne, 2002.
«Вызов и ответ»: перспективы исторической науки 13
исторического знания показывает, что само понятие
междисциплинарности, отражая смену эпист емологических ориентиров,
также меняет свое содержательное наполнение 5.
В самом конце ХХ века, когда история сове ршила свой очередной
виток – «культурологический» поворот – и в рамках социокультурного
подхода была поставлена задача раскрыть культурный механизм
социального взаимодействия, произошел перенос значения с
«заповедных территорий» академ ических дисциплин на постановку и
решение проблем, формулируемых, по существу, как
трансдисциплинарные: это проблемы, которые в принципе не могут
быть поставлены в конституированных дисциплинарных границах, и
последние в новой познавательной ситуации постепенно теряют свою
прежнюю актуальность. В этой связи можно говорить и о перспективе
формирования новых над-дисциплинарных областей
социогуманитарного знания 6.
Совершенно очевидно, что м ногие выделившиеся было
субдисциплины имеют общий теоретический, методологический и
концептуальный арсенал, демонстрируют общее направление
развития, и различаются лишь по спец иальной предметной области,
что в принципе создает предп осылки не только для плодотворного
сотрудничества между разными внутридисципл инарными
специализациями, но и для их п оследующей реинтеграции.
Глобализация, неразрывно связанная с коммуникативными
процессами, включая коммуникацию идей, поставила на повестку дня
новые вопросы и для тех, кто занимается изучением аналогичных
процессов в историческом измерении. Например, оказ алось, что
личностный и глобальный аспекты с овременной интеллектуальной
истории имеют нечто существенно общее в своих теоретических
основаниях – это, прежде всего, понимание социального контекста
интеллектуальной деятельности как культурно -исторической
ситуации, задающей не только условия, но вызовы и проблемы,
5 Современная история междисциплинарности может быть условно описана как
транзит: от «интердисциплинарности» – через «поли-/мультидисциплинарность» – к
«трансдисциплинарности». При этом надо иметь в виду, что многочисленность
терминов, употребляемых сегодня для обозначения взаимодействия наук, – вовсе не
игра в слова, терминолог ические «эксперименты» отражают стремление
исследователей обозначить важнейшие качес твенные отличия в применяемых ими
подходах. Успешная апробация оригинальной исследовательской стратегии
полидисциплинарного синтеза (с фундаме нтальным теоретическим обоснованием)
осуществлена в монографии: Николаева И. Ю. Проблема методологического синтеза
и верификации в истории в свете современных ко нцепций бессознательного.
Томск, 2005.
6 Интересные соображения о рудиментах междисциплинарных границ см. в книге:
Jordanova L. History in Practice. L., 2000. Ch. 3. P. 59-90.
Лорина Репина14
которые требуют своего разрешения. Формирование в обществе новых
ценностных ориентиров не только отражается на исходных
предпосылках мыслителя и п остановке им проблем, но и во многом
определяет результаты познавательной и творческой деятельности,
которая, в свою очередь, преобразует собстве нные контексты7.
Не остаются незамеченными и те изменения, которые происходят
в области исторического сознания, исторической эпистемологии и
концептуализации самого исторического знания, оценке
познавательных возможностей исторической науки 8. По сути, речь
идет о проблеме формирования нового исторического сознания,
способного адекватно осмыслить свершившиеся и совершающиеся в
мире перемены, критически преодолеть евро поцентристскую
перспективу, о создании в этом свете новой исторической культуры и
нового образа исторической на уки9.
7 Теоретическое обоснование и конкретно-исторические разработки этого направл ения
исследования см. в коллективном труде: История через личность: историческая
биография сегодня / Под ред. Л. П. Репиной. М., 2005.
8 Актуализация указанной проблематики вызвала появление новых обширных
исследовательских полей и их интенсивную разработку. См.: Савельева И. М.,
Полетаев А. В. Знание о прошлом: теория и история. Т. 1 -2. СПб., 2003-2006.
9 В течение ХХ столетия многие социальные функции историографии –
идентификационная, воспитательная, развлекате льная – в условиях
беспрецедентного разрастания пропасти между профессиональным и обыденным
историческим сознанием были эффе ктивно освоены масс-медиа. Усугубил ситуацию
постмодернистский девиз «каждый сам себе и сторик». Принцип исторического
исследования посредством критического изучения перв оисточников разделяется
очень немногими за пределами профессиональной среды. В этой ситуации можно
понять настойчивые и весьма негативные прогнозы относительно «выживания Клио»
(см.: Бойцов М.А. Вперед к Геродоту // Казус. Индивидуальное и уникальное в
истории. Вып. 2. М., 1999. - C. 17-41; Он же. Выживет ли Клио при глобализ ации? //
Казус. Индивидуальное и уникальное в истории/ 2006. - С. 15-41). Вполне
закономерно тема общественного потенциала и роли исторической науки стала
одной из ведущих в мировой историографии. Как изменяется статус истории в
системе научных дисциплин и какое м есто она занимает в иерархии ценностей
современной культуры? Что происходит с функциями исторического знания в
условиях все ускоряющихся соц иальных трансформаций? Как сказываются процессы
глобализации и обеспечивающие их новые информационные технологии на
структуре исторического знания и формах его презент ации? Что дает история для
решения наболевших вопросов существования людей в стан овящемся все теснее и
все взрывоопаснее мире? И как могут быть “оправданы” (с точки зрения
практической пользы) профессиональные занятия историей в глазах
общественности? Обсуждение всех этих и связанных с ними вопросов занимает
центральное место на страницах «нов ой волны» научных периодических изданий (в
том числе электронных), основанных в начале нынешнего века ( Rethinking History:
The Journal of Theory and Practice; Historically Speaking; The Journal of the Historical
Society; Historein; и др.). См., например: Megill A. Are We Asking Too Much of
History? // Historically Speaking. 2002. Vol. 3. N 4. См. также обсуждение этих проблем
«Вызов и ответ»: перспективы исторической науки 15
Эти насущные проблемы осознаются ведущими историками,
придерживающимися разных методологических парадигм, за
исключением, быть может, тех, кто вообще отрицает концепцию
научной истории в любом ее виде и ее роль в социуме, призывая
«забыть об истории» и «обходиться без исторического сознания» 10. К
тому же, c точки зрения Хейдена Уайта, «…история была
экспортирована в те культуры, которые первон ачально ее не имели,
таким же образом, как христианство и капитализм, но совсем не так,
как современные естественные науки. Ист ория никак не может
считаться наукой в том же смысле, что химия или физика 11. Не каждый
в ней нуждается, и, возможно, многим людям она наносит ущерб.
Нельзя думать, что если история обслуживает, или может показаться,
что обслуживает, наши потребности, то она нужна всем»12.
Отрадно, однако, что далеко не все представители исторической
профессии согласны с классиком постмодернистской ис ториографии13.
Для многих участников дискуссий становится все более очевидным,
что сохранение за ремеслом историка достойного общественного
статуса невозможно без осмысления всех последствий
«методологических поворотов», создания н овых теоретических
моделей и восстановления синтезирующего потенциала исторического
знания на новом уровне.
Первый значимый шаг в этом направлении был сделан в середине
1990-х годов, когда в бурной полемике между «постмодернистами» и
«реалистами» наметилась и очень скоро была доста точно четко
сформулирована так называемая третья позиция, или «средняя
платформа»14. В отличие от «ортодоксальных реалистов» 15, историки,
в книге: Новый образ исторической науки в век глобализации и информат изации /
Под ред. Л. П. Репиной. М., 2005.
10 Jenkins K. Why History? Ethics and Postmodernity. L.; N. Y., 1999. P.201, 203. См.
также: Jenkins K. Rethinking History. L.; N. Y., 1992; Idem. On “What is History” From
Carr and Elton to Rorty and White. L .; N. Y., 1995.
11 С этим, заметим, никто из историков и не спорит. Се годня уже общим местом
стало признание как историчности самого понятия науки, так и факта
одновременного «мирного сосуществования» различных концепций научности.
12 Интервью с Хейденом Уайтом // Диалог со временем. Вып . 14. М., 2005. - С. 345-
346. См. также: Domanska E. Encounters: Philosophy of History after Postmodernism.
Charlottesville; L., 1998.
13 Собственно уже с конца 1970 -х годов появляются работы, испытавшие сильное
влияние лингвистического поворота, но проявляющие заметную
неудовлетворенность его базовыми постулатами.
14 Подробнее см.: Репина Л.П. Вызов постмодернизма и перспективы новой
культурной и интеллектуальной истории // Одиссей. Человек в истории. 1996.
М. 1996. - С. 25-38. С пониманием, хотя и несколько иронически, высказался об этой
позиции Войцех Вжозек: «…Те, кто ищет в этом хаосе какого -либо порядка, с
удовольствием поддаются очарованию компромиссных предложений,
Лорина Репина16
разделяющие «среднюю платфо рму», исходя из существования
реальности вне дискурса, независимой от н аших представлений о ней и
воздействующей на эти представления, перео смысливают свою
историографическую практику с учетом «лингвистич еского поворота»
постольку, поскольку он не доходит до того крайнего пред ела, за
которым отрицается само понятие истории, отличное от понятия
литературы16.
Йорн Рюзен, освещая проблему «нарративности и объективности в
исторических исследованиях», так описал историографическую
ситуацию: с одной стороны, метаисторическая нарративность как
принцип исторического мышления, который логически противостоит
всякой научной объективности в представлении прошлого как истории;
с другой стороны, все еще достаточно прочные академические традиции
и процедуры профессиональных историков с их приверженностью
рациональному методу, который обеспечивает знание, пр етендующее на
объективность. Свою задачу Й. Рюзен видел в том, чтобы «примирить
эти две позиции», показав, что историческая объективность м ожет быть
легитимирована в рамках нарративистской теории истории. Подро бно
изложив аргументы обеих сторон, он перешел к главн ой части, которую
озаглавил «Навстречу новой концепции объективности». Й. Рюзен
рассматривает понятие «объективность» с двух сторон. Исходя из того,
что рациональные процедуры исторического исследования
основываются на признании «н екоей предзаданности опыта по
отношению к исторической интерпретации», Й. Рюзен подчеркивает,
что опыт является одной из границ интерпретации, т. е. интерпретация
расположенных между модернизмом и п остмодернизмом. Они удовлетворяют свою
потребность в наличии порядка мышления и одновременно не хотят отказаться от
языка модернизма, воспринимая мир в духе постм одернизма. Эта позиция позволяет,
в сущности, сохранить непрерывность в культуре, обе спечивает общение и, если кто -
то хочет, создает возможность эффективного объяснения нового образа мир а».
Вжозек В. Интерпретация человеческих действий. Между моде рнизмом и
постмодернизмом // Проблемы исторического познания. Материалы междун ародной
конференции. Москва 19-21 мая 1996 г. / Отв. ред. Г. Н. Севостьянов. М., 1999. -
С. 153.
15 См.: Evans R. J. In Defence of History. L., 1997.
16 См., например: Stone L. History and Postmodernism // Past and Present. 1992. N 135. P.
191; Spiegel G. History, Historicism and the Social Logic of the Text in the Middle Ages //
Speculum. 1990. Vol. 65. N 1. P. 59-86; Eadem. The Past as Text: The Theory and Practice
of Medieval Historiography. Baltimore, 1997; Chartier R. On the Edge of the Cliff:
History, Language, and Practices. Baltimore, 1997; Stråth B. The Postmodern Challenge
and a Modernised Social History // Societies Made up of History / Eds. R. Björk, K. Molin.
Edsbruk 1996. P. 243-262. См. также: Шартье Р. История сегодня: сомнения, вызовы,
предложения // Одиссей. Человек в истории. 1995. - М., 1995. - C. 192-205;
Спигел Г. М. К теории среднего плана: историописание в век постмодернизма // Там
же. - С. 211-220.
«Вызов и ответ»: перспективы исторической науки 17
не может выйти за границы опыта, но т акое отношение к опыту не
устраняет проявления субъективности историка. Во втором своем
значении понятие объективности включает и эту «субъективную»
сторону исторической интерпретации – речь идет об интерсубъективной
истине. Понимание объективности как интерсубъективности означает,
что историческая интерпретация не является произвольно й
относительно культурного дискурса и социальной жизни, в рамках
которых создается исторический нарратив, к которым он адресуется и
предлагает некоторые практические ориентиры. «Объективность»
состоит в том, что учет всех этих трех перспектив в инте рпретации
исторического опыта дает достаточные основания для того, чтобы один
нарратив принять, а другой отвергнуть. «Практическая когерентность»
(т.е. сопоставимость) – это качество исторического нарратива, благодаря
которому он выполняет функцию культурной орие нтации в
практической жизни, и прежде всего важную роль в формировании
персональной и социальной идентичности». Плюрализм точек зрения
историков Рюзен рассматривает не как отрицание объективности
исторической интерпретации, а напротив – как реализацию этой
объективности: историческая интерпретация либо рассматрив ается
сквозь призму различных взглядов, соотносимых с различными
идентичностями, либо она «вбирает их в себя как комплементарные».
Иными словами, речь идет о т акой концепции плюрализма, которая
базируется на принципе дополнительности, взаимной критике и
взаимном признании17.
Сторонники «третьей позиции» продемонстрировали довольно
широкий спектр ответов на вызов постмодернизма. Ключевыми
концептами в развернувшейся ревизии лингвистического подхода
стали «опыт» (несводимый полностью к дискурсу) и «практика».
Причем именно понятию «практика», как совокупности осознанных и
неосознанных принципов, организующих п оведение, отдается
предпочтение перед понятием «стратегии», которое акце нтирует
сознательный выбор18. Поиски новой исследовательской парадигмы
17 Ruesen J. Narrativity and Objectivity in Historical Studies // Symposium: History and the
Limits of Interpretation. Rice University (USA). March 15 -17. 1996. (Источник –
http://cohesion.rice.edu/humanities/csc/conferences.cfm?doc_id=369). Cр.: Noiriel G.
L’historien et l’objectivite // L’histoire aujourd’hui. Auxerre, 1999. P. 421-426;
Harrison R., Jones A., Lambert P. ‘Scientific’ History and the Problem of Objectivity //
Making History. An Introduction to the history and practices of a discipline / Eds.
P. Lambert, Ph. Schofield. L.; N. Y., 2004. P. 26-37.
18 См., например: Revel J. L’institution et le social // Les formes de l’expérience: Une
autre histoire sociale / Sous la dir. de Bernard Lepetit. Paris, 1995; Biernacki R. Language
and the Shift from Signs to Practice in Cultural Inquiry // Hi story and Theory. 2000. Vol.
39. N 3. P. 289.
http://cohesion.rice.edu/humanities/csc/conferences.cfm
Лорина Репина18
привели к разработке концепций исторического развития,
группирующихся вокруг разных версий и теорий «прагматического
поворота». Эти «теории практики» выводят на первый план действия
исторических акторов в конте ксте тех социальных структур, которые
одновременно и создают возможности для действий, и огран ичивают
их. Таким образом в центре внимания оказался вопрос о том, как
действующие лица истории изменяют социокультурные условия
своего существования и деятельнос ти, что неизбежно требует
разработки интегральной теоретической модели, ориентированной на
комбинацию микро- и макроанализа и включающей механизмы
индивидуального выбора19. Как выразился Дж. Гэддис в своей
замечательной книге «Ландшафт и стории», история, в отличие от
точных наук, имеет дело с «частицами», кот орые «рефлексируют,
производят обратную связь, обмениваются информацией, – я имею в
виду людей. И дело здесь не в том сознании, кот орое имеется и у
горилл, и у жирафов… То, чего нет у этих видов, это сам осознание –
способность индивидуально осмыслить свою ситуацию, принять
четкое решение и сообщить его другим. Косяки рыб, стаи птиц, стада
оленей реагируют на хищников од инаково, коллективно и почти
мгновенно. Они не стоят кружком (либо летают или плавают),
обсуждая эту ситуацию. Челов еческое поведение гораздо сложнее.
Способность к саморефлексии открывает возможность очень по -
разному реагировать на схожие обстоятельс тва»20.
Происходившее в историографии конца XX – начала XXI
столетия движение в направлении н овой концептуализации социально -
исторической реальности, опиралось на методологические разработки
социологических теорий 1980 -х годов, которые были созданы в
противовес концепциям постмодерна и анализировали организацию
социальной жизни в комплексе взаимод ействий ее локальных и
интегральных составляющих, в первую оч ередь на «теорию
структурации» Энтони Гидденса 21. Концепция структурации
сформировалась на основе понятия «дуальности структуры», согласно
которой структурные свойства социальных систем являются
одновременно и средством, и результатом практики, которую они
организуют, поскольку структ ура предстает как совокупность
19 Подробно об этом см.: Репина Л. П. Комбинационные возможности микро - и
макроанализа: историографическая практика // Диалог со временем. Вып. 7. 2001. -
С. 61-88; а также: Ким С. Г. Историческая антропология в Германии:
методологические искания и истори ографическая практика. Томск , 2002. - С. 26-37.
20 Gaddis J. L. The Landscape of History. How Historians Map the Past. Oxford, 2004.
P. 111-112.
21 См.: Giddens A. The Constitution of Society: Outline of the Theory of Structuration.
Cambridge, 1984.
«Вызов и ответ»: перспективы исторической науки 19
«правил», «ресурсов» и «процедур» и реализуется только в процессе их
применения – в повседневной социальной практике ист орических
акторов22. В данном контексте культура выступает не как
детерминирующая система символов и знаков, а как набор
компетенций, инструментов или стратегий, посредством которых
индивид использует эти символы и знаки в своей практической
деятельности. Иначе говоря, зна ковые системы «задают условия, но не
управляют» этим процессом23.
Таким образом, именно практики, а не структуры, становятся
отправным пунктом социально-исторического анализа, обогащенного
«субъективной перспективой» действу ющих индивидов – анализом их
ментальных актов и интерпретационных схем, акцентирующим
расхождения между культурно з аданными значениями и
индивидуальным, исторически обусловленным их употреблением. В
диалектическом понимании кул ьтуры как непрерывного
взаимодействия между общественной систе мой и практикой
социальной жизни происходит – на основе переопределения и
усложнения самого понятия “социального” – реабилитация социальной
истории, прошедшей горнило лингвистического и культурного
поворотов. С одной стороны, «неофеном енологические» и
«неогерменевтические» подходы, разместившиеся под зо нтиком
«праксеологических теорий», сохраняют наиболее важные достижения
постструктурализма, а с другой, возвращают историографию к давно
апробированным исследованиям социокультурных условий,
процессов, изменений и трансформаций24. Вместе с тем, по
справедливому замечанию Г. Спигел, остается неясным, как описать
многомерную, нечетко артикулированную, л ишенную доминантного
вектора динамику социальной практики в традицио нных формах
исторического нарратива 25. И действительно, подобная динамика – со
сложными переплетениями разномасштабных действий, явл ений и
процессов и с необходимой для их анализа «игрой масштабов» – не
22 Подробнее об этом см.: Репина Л. П. Проблема методологического синтеза и н овые
версии социальной истории // Междисциплинарный синтез в истории и социальные
теории: теория, историография и практика конкретных исследований / Под ред.
Б. Г. Могильницкого, И. Ю. Николаевой, Л. П. Репиной. М., 2004. - C. 23-31.
23 Sewell W. The Concept(s) of Culture // Beyond the Cultural Turn: New Directions in the
Study of Society and Culture / Eds. V. E. Bonnell, L. Hunt. Berkeley, 1999. P. 44;
Lorenz C. Some Afterthoughts on Culture and Explanation in Historical Inq uiry // History
and Theory. 2000. Vol. 39. N 3. P. 350.
24 См.: Репина Л. П. Смена познавательных ориентаций и метаморфозы социальной
истории. Часть 2 // Социальная история. Ежегодник 1998-1999. - С. 7-38.
25 См.: Practicing History: New Directions in Histor ical Writing after the Linguistic Turn /
Ed. by Gabrielle M. Spiegel. N. Y.; L., 2005. Introduction. P. 1-31 (P. 25).
Лорина Репина20
может быть адекватно описана в линейной нарративной логике
последовательных событий.
В зарубежной историографии в настоящее время можно
констатировать появление солидного корпуса работ, обсуждающих
теоретические проблемы истории в новой интеллектуальной ситуации,
как она сложилась к началу третьего тысячелетия 26. Речь в них, как
правило, идет не о теории исторического процесса или о применении в
историографии теорий социально-гуманитарных наук, а именно об
«исторической теории», теории исторического знания27.
В современной отечественной историографии также можно
обнаружить разные взгляды на влияние постм одернизма на
историческую науку и методологию истории и разли чные
предложения теоретического характера. Важно, чтобы бросающееся в
глаза терминологическое разнообразие не з аслоняло их родовую
концептуально-методологическую общность в контексте
формирования «новой рациональности».
Задача оценить воздействие постмодернистского вызова на
историческое знание была поставлена в недавней статье
К. В. Хвостовой28. Автор справедливо указывает на то, что историки
всегда занимались анализом яз ыковых структур, понятий и терминов,
содержащихся в изучаемых ими исто чниках, но «идеи сторонников
постмодернизма, современной герменевтики и стру ктурной
лингвистики о значении всестороннего анализа языка и текстов
поднимают подобные методики до уровня теории истории,
подразумевающей детальный анализ историко -лингвистических
26 Помимо многих уже упоминавшихся см.: Southgate B. History: What and Why?
Ancient, Modern and Postmodern Perspectives. L., 1996; Iggers G. Historiography in the
Twentieth Century: From Scientific Objectivity to the Postmodern Challenge.
Hanover, 1997; Hobsbawm E. On History. L., 1997; McCullogh C. B. The Truth of History.
L., 1998; Imagined Histories. American Historians Interpret the Past / Eds. A. Molho,
G. Wood. Princeton, 1998; History and Theory: contemporary Readings / Eds. B. Fay,
Ph. Pomper, R. T. Vann. Oxford, 1998; Haskell Th. Objectivity is Not Neutrality:
Explanatory Schemes in History. Balt imore; L., 1998; Reading the Past / Ed. by T. Spargo.
Basingstoke, 2000; Southgate B. Why Bother with History? / Harlow, 2000; Thompson W.
What Happened to History? L., 2000; Ashplant T. G., Smith G. Explorations in Cultural
History. L., 2001; The History and Narrative Reader / Ed. by G. Roberts. L., 2001; etc.
27 Наиболее развернутый анализ этих проблем (с ответами на все острые вопросы,
поставленные теоретиками постмодернизма) представлен в книге британского
историка Мэри Фулбрук «Историческая теория»: Fulbrook M. Historical Theory. L.;
N. Y., 2002.
28 Хвостова К. В. Постмодернизм, синергетика и современная историческая наука //
Новая и новейшая история. - 2006. № 2. - С. 22-33.
«Вызов и ответ»: перспективы исторической науки 21
факторов»29. Положительно оценивая «углубление текстологического
анализа в практике конкретных исторических исследований»,
которому способствовали сторонники постм одернизма,
исследовательница все же констатирует: «Однако в целом
историческая текстология, подразумевающая изучение структуры
текстов, содержащихся в них понятий и терминов, а если речь идет об
источниках, относящихся к отдаленному историческому прошлому, то
и палеографический, и просопографический анал изы текстов, изучение
рукописных традиций, развивается сейчас, как и ранее, по своим
имманентным правилам, не всегда со впадающим с идеями
постмодернизма»30. Таким образом, прямое воздействие
постмодернизма характеризуется как «имплицитное» и, в о бщем,
несущественное. Зато его косвенное влияние на понимание истории и
ее методы, на выбор проблематики исторических исследований
представляется автору весьма значител ьным: «Приоритетным стало
изучение человека: его менталитета, социального поведения, принятия
им решений, истории повседневности. В центре внимания так же, как
это было до появления позит ивистской философии, находится
событийная история, прежде всего полит ическая и культурная. Занятия
социально-экономической историей теперь не в моде, и это грозит
забвением приобретенных научных традиций, а также со здает
своеобразный дисбаланс исследовательских пр иоритетов»31.
К. В. Хвостова не ограничивается скептической оценкой влияния
постмодернизма на историографию и предпринимает критический
анализ его центральных теоретических положений. Отметив, что в
основе философии постмодернизма лежит отношение к языку как
особой реальности, представление о значении анализа языковых
структур, критика инструмент алистского отношения к языку,
свойственного позитивистскому сциентизм у, автор задается резонным
вопросом: «не кроется ли в рассуждениях постм одернистов об
отрицании “единых первичных оснований” серьезное противоречие,
присущее всей философии постмодернизма и связанное с отношением
ее приверженцев к знанию? Ведь утверждение, согласно которому в
основе всех представлений о культуре и человеке лежит анализ языка,
– это, по существу, и есть признание “единого первичного основания”.
Иными словами, анализ языка выполняет в рамках постмодернизма ту
же функциональную роль, к оторую в классических философиях
играют выше названные “единые перви чные основания”»32.
29 Там же. С. 26.
30 Там же. С. 27.
31 Там же.
32 Там же.
Лорина Репина22
Хотя историк, изучающий отдельные аспекты проблемы,
конкретные явления в ограниченном пространственно -временном
диапазоне, продолжает привычно пользоваться методами нахождения
каузальных связей, факторов внешнего вынуждения и детерминации,
строя «правдоподобные» выводы, соответствующие данным
источников, все же ист орическая наука нуждается в
рационалистической философии, способной преодолеть механицизм
позитивизма и оправдывающей историческую истину не только на
уровне исследований в рамках прагматизма и феноменологии 33, но и
общефилософских рассуждений. В качестве «единого первичного
основания» такой философии и теории истории К. В. Хвостова
предлагает понятие информации, подчеркивая роль последней в
формировании и развитии социума. По мнению автора, «оперирование
понятием “информация” в отличие от оперирования поняти ями “язык”
и “текст” обязательно предполагает всесторонний, в том числе и на
уровне объяснения, а не только понимани я, учет соотношения знака и
реальности, что и свойственно подходу историка при осуществлении
им конкретно-исторического исследования, а именно: необходимыми
становятся рассуждения о содержательных различиях передачи,
переработки и хранения социал ьной информации в разные
исторические эпохи»34. Тезис о понятии исторической информации как
базовом постулате «новой рационалистич еской теории и философии
истории», призванной «заменить ее крайне субъе ктивистское
постмодернистское понимание» развивается автором и в д ругих
работах35.
Если К. В. Хвостова сожалеет о том, что в философии истории до
сих пор четко не оформилось неорационалистическое направление ,
противостоящее крайнему релятивизму и субъективизму
постмодернизма, то А. В. Лубский в своей книге «Альтернативные
модели исторического иссл едования» проявляет гораздо больший
оптимизм и констатирует формиров ание критико-реалистического
направления и неоклассической модели исторического исследования,
«которая поставила задачу восстановления профессионального статуса
33 Речь идет о том, что историки -профессионалы рассматривают истин у в
феноменологическом плане как соответствие вывода, основанного на
«правдоподобных рассуждениях» и аргументации, тем данным об исторической
реальности, которые содержатся в исторических источниках. См.: Хвостова К. В.,
Финн В. К. Проблемы исторического п ознания в свете современных
междисциплинарных исслед ований. М., 1997. - С. 107.
34 Хвостова К. В. Постмодернизм, синергетика и современная историческая наука. -
С. 33.
35 См., например: Хвостова К. В. Диалог со временем и современная количестве нная
история // Диалог со временем. Вып. 16. 2006. С. 134-146.
«Вызов и ответ»: перспективы исторической науки 23
исторической науки и ее социального прест ижа»36. Автор отмечает,
что влияние постмодернизма на историческую науку способствовало
формированию особого стиля исторического мышления, а благодаря
«лингвистическому повороту» в культурной истории, исследов атели
стали изучать не только культуру как набор ценностей и норм, но и то,
как она «работает» и вписывается в социальный контекст,
Действительно, новый стиль исторического мышления
обнаруживается в уже весьма обширном корпусе исследований и
определяется именно установкой на интеграцию анализа культуры
«как набора ценностей и норм» и изучения м еханизмов ее «работы» в
соответствующем социальном контексте, то есть на синтез двух
подходов к исследовани ю исторической реальности, ранее
противопоставляемых друг другу как взаимоисключающие 37.
Констатировав переход – в рамках интегральной неоклассической
модели – «от одномерных интерпретаций истории к мног омерным на
основе синтеза “положительных” когнитивных установок
классической и неклассической м оделей исторического исследования»
(«с учетом всего того рационального, что содержится в
постмодернизме»), преодоление антитезы социологическ ого и
антропологического подходов к изучению прошлого, выход
«неоклассиков» на проблематику социокультурной истории
(«культурной истории социального»)38, А. В. Лубский обращается к
36 Лубский А. В. Альтернативные модели исторического исследования. М., 2005. -
С. 86.
37 Topolski, Jerzy. Towards an Integrated Model of Historical Explanation // History and
Theory. 1991. Vol. XXX. N 3. P. 324-338; Idem. Historical Sources and the Access of the
Historian to the Historical Reality // Проблемы исторического познания… С. 24-30;
Lloyd C. The Structures of History. Oxford, 1993; Jeux d’echelles. La micro -analyse a
l’experience / Textes rassemblés e t presentés par J. Revel. P., 1996; Ревель Ж.
Микроисторический анализ и ко нструирование социального // Одиссей. Человек в
истории. 1996. М., 1996. - С. 110-127; Дингес М. Историческая антропология и
социальная история: через теорию «стиля жизни» к «культу рной истории
повседневности» // Одиссей. Человек в истории. 2000. М., 2000. - С. 96–124;
Шлюмбом Ю., Кром М., Зоколл Т. Микроистория: большие вопросы в малом
масштабе // Прошлое – крупным планом: современные исследования по
микроистории. СПб., 2003. - С. 7-26; Cerutti S. La Ville et les Métiers. Naissance d’un
langage corporatif (Turin, 17e–18e siècle). P., 1990; Eadem. Normes et pratiques, ou de la
légitimité de leur opposition // Les formes de l’experience… P. 127–149; Eadem. Processus
et experience: individus, groupes et identities à Turin, au XVIIe siècle // Jeux d’echelles…
P. 161–186, а также русский перевод этой образцовой, с точки зрения практ ической
реализации данной теоретической модели, и потому очень важной в
методологическом плане статьи: Черутти С. Социальный процесс и жизненный
опыт: индивиды, группы и идентичности в Турине XVII века // Прошлое – крупным
планом… - С. 27-57.
38 Лубский А. В. Альтернативные модели исторического исследования. - С. 267, 271.
Лорина Репина24
ключевой проблеме научности исторического исследования,
соотношения его эмпирической и теоретич еской составляющих. Речь
идет о реактуализации процедур ы рационально-научного объяснения
(наряду с пониманием) в историческом познании, а следовательно о
необходимости разработки собственно исторических теорий – так
называемых теорий среднего уровня, которые, не являясь простыми
производными от общественно -научных теорий, «интерпретируют
взаимосвязь между индивидуальными действиями и социальными
структурами, включая в себя, с одной стороны, понимание
индивидуальных действий, направленное на установление субъективно
подразумеваемых их целей или ценностей, а с др угой – социальное
объяснение этих действий, связанное с определением их сущности,
выявлением устойчивых взаимосвязей между ними, закономерностей
функционирования и тенденций изменения» 39. Нельзя не согласиться и
с резюме А. В. Лубского (вслед за Б. Г. Могильницким, Дж. Тошем и
др.40) о том, что историческая теория имеет инструментальное
значение, вероятностный х арактер, акцентирует взаимосвязь
объективного и субъективного в исторической реальности (это и
обусловливает ее познавательную эффективность), не обла дает
универсальностью и всегда предпол агает наличие альтернативных
теоретических интерпретаций.
Именно такая оценка когнитивного потенциала теорий среднего
уровня и определила задачу создания целостной методологии
исторического исследования, основанной на синтезе конкурирующих
исследовательских страт егий. Оригинальная конструкция
интегративной полидисциплинарной мет одологии анализа,
разработанная «на базе методологически сопоставимых и
комплементарных подходов, фокусирующихся вокруг проблемы
бессознательного», и ориентированная на решение «проблемы
изменчивости ментальных структур в их си стемной взаимосвязи с
историческим контекстом» (исходя из «постулата социальности
ментального мира»), была предложена и успешно апробирована в
практике исследования крупномасштабных социальных
трансформаций раннего Средневековья и начала Нового времени в
монографии И. Ю. Николаевой41. При этом речь идет о
полидисциплинарной технологии, дающей возможность
39 Там же. - С. 282.
40 Автор ссылается, в частности на работы: Тош Дж. Стремление к истине. Как
овладеть мастерством историка. М., 2000; Могильницкий Б.Г. Историческая теория
как форма научного познания // Историческое знание и интеллектуальная культура.
Материалы научной конференции. Москва 4 -6 декабря 2001 г. М., 2001. - С. 3-7.
41 Николаева И. Ю. Проблема методологического синтеза и верификации в истории в
свете современных концепций бессознательного. Томск, 2005.
«Вызов и ответ»: перспективы исторической науки 25
верифицировать полученные с ее помощью резул ьтаты и проверить ее
адекватность и эвристический потенциал на региональном конкретно -
историческом материале. Особое значение имеет тот приоритет,
который отдается в новой комбинированной исследовател ьской
стратегии собственно историческим методам, и последовательно
проведенная всесторонняя проверка совместимости избранного автором
инструментария (и, соответственно, предлагаемой синтетической
технологии) с макроисторическими теориями среднего уровня – теорией
типологии генезиса феодализма и теорией типологии раннеевропейской
модернизации.
Здесь социально-психологический инструментарий и составляет
«промежуточное звено» между эмпирикой конкретных ситуаций и
«теориями среднего уровня», а точнее – задает палитру возможных
концептуализаций первых и рамочные условия проверяемости
последних. Сторонники «средней позиции», «прагматического
поворота» и разнообразных версий «другой с оциальной истории» в
современной мировой историографии, выдвигающие и реализующие
теоретические подходы, тождественные тем, которыми А. В. Лубский
характеризует «неоклассическую модель», прямо идентифиц ируют свои
исследования с социокультурной историей , ориентируются на синтез
социальной и культурной истории, макро - и микроанализа, объяснения
и понимания, на адекватное воспроизведение взаимодействия
объективных и субъективных компонентов в деятельности
исторических акторов. В этой деятельностной перспективе появляется
шанс раздвинуть узкие шоры пр ивычного ретроспективного видения,
преодолеть линейное историографич еское мышление, редуцирующее
многообразие возможностей про шлых ситуаций (с их сложной
динамикой и открытым, отнюдь не предопределенным будущим) к
«реально состоявшемуся», а точнее – к выстроенному с
презентистской позиции, историческому процессу.
04
|