"Остров достоверности": "детский" текст и его специфика
Salnikova. Island of Truth: Children’s Text and Its Specificity An article is devoted to the so-called children’s texts ─ the narrative documents produced by the children themselves. Special attention is given to the texts written by the Russian boys and girls during and after the 1917 Revolution. T...
Gespeichert in:
| Datum: | 2008 |
|---|---|
| 1. Verfasser: | |
| Format: | Artikel |
| Sprache: | Russian |
| Veröffentlicht: |
Інститут історії України НАН України
2008
|
| Schlagworte: | |
| Online Zugang: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/5753 |
| Tags: |
Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
|
| Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| Zitieren: | "Остров достоверности": "детский" текст и его специфика / А. Сальникова // Ейдос. Альманах теорії та історії історичної науки. — К., 2008. — Вип. 3. — С. 332-353. — рос. |
Institution
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine| id |
irk-123456789-5753 |
|---|---|
| record_format |
dspace |
| spelling |
irk-123456789-57532013-02-13T02:11:32Z "Остров достоверности": "детский" текст и его специфика Сальникова, А. Нелiнiйне письмо Salnikova. Island of Truth: Children’s Text and Its Specificity An article is devoted to the so-called children’s texts ─ the narrative documents produced by the children themselves. Special attention is given to the texts written by the Russian boys and girls during and after the 1917 Revolution. Though essentially different in their origins (Soviet/émigré, worker's/peasant's, classroom/independent etc.), types (school compositions, questionnaires, diaries, handwriting magazines and "annals", poems, fairy - tales etc.) and content, the majority of them represented a complicated mixture of specific children's culture of writi ng with a new – "revolutionary"– symbolic and semiotic code of that era. The article presents some of the examples of those texts’ semantic and semiotic analysis based on hermeneutic historic al source's reading. 2008 Article "Остров достоверности": "детский" текст и его специфика / А. Сальникова // Ейдос. Альманах теорії та історії історичної науки. — К., 2008. — Вип. 3. — С. 332-353. — рос. http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/5753 ru Інститут історії України НАН України |
| institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| collection |
DSpace DC |
| language |
Russian |
| topic |
Нелiнiйне письмо Нелiнiйне письмо |
| spellingShingle |
Нелiнiйне письмо Нелiнiйне письмо Сальникова, А. "Остров достоверности": "детский" текст и его специфика |
| description |
Salnikova. Island of Truth: Children’s Text and Its Specificity An article is devoted to the so-called children’s texts ─ the narrative documents produced by the children themselves. Special attention is given to the texts written by the Russian boys and girls during and after the 1917 Revolution. Though essentially different in their origins (Soviet/émigré, worker's/peasant's, classroom/independent etc.), types (school compositions, questionnaires, diaries, handwriting magazines and "annals", poems, fairy - tales etc.) and content, the majority of them represented a complicated mixture of specific children's culture of writi ng with a new – "revolutionary"– symbolic and semiotic code of that era. The article presents some of the examples of those texts’ semantic and semiotic analysis based on hermeneutic historic al source's reading. |
| format |
Article |
| author |
Сальникова, А. |
| author_facet |
Сальникова, А. |
| author_sort |
Сальникова, А. |
| title |
"Остров достоверности": "детский" текст и его специфика |
| title_short |
"Остров достоверности": "детский" текст и его специфика |
| title_full |
"Остров достоверности": "детский" текст и его специфика |
| title_fullStr |
"Остров достоверности": "детский" текст и его специфика |
| title_full_unstemmed |
"Остров достоверности": "детский" текст и его специфика |
| title_sort |
"остров достоверности": "детский" текст и его специфика |
| publisher |
Інститут історії України НАН України |
| publishDate |
2008 |
| topic_facet |
Нелiнiйне письмо |
| url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/5753 |
| citation_txt |
"Остров достоверности": "детский" текст и его специфика / А. Сальникова // Ейдос. Альманах теорії та історії історичної науки. — К., 2008. — Вип. 3. — С. 332-353. — рос. |
| work_keys_str_mv |
AT salʹnikovaa ostrovdostovernostidetskijtekstiegospecifika |
| first_indexed |
2025-07-02T08:49:15Z |
| last_indexed |
2025-07-02T08:49:15Z |
| _version_ |
1836524403941179392 |
| fulltext |
Алла Сальникова
Казань
«Остров достоверности»: «детский» текст и его специфика
Из уст младенцев и грудных детей
Ты устроил хвалу, ради врагов твоих,
дабы сделать безмолвным врага и
мстителя.
Псалтирь. Псалом 8. Стих 3
История любой эпохи – это еще и история текстов, лежащих в ее
основе. Тексты эти разнолики и разноречивы, но именно в этой
«разноликости» и «разноречивости» историк находит прямое
отражение неисчерпаемого богатства и полноты самой жизни.
«Люди…в стихах и прозе, в дневниках, в письмах наговорили много
несогласуемого, - замечала в своем эссе «Человек за письменным
столом» литературовед Л.Гинзбург. – Но не ищите здесь непременно
ложь, а разгадывайте великую чересполосицу» 1. Призыв этот отнюдь
не утратил своей актуальности и в наши дни, более того, он стал,
вероятно, еще более актуальным в связи с расширением источникового
поля современной исследовательской практики – фактически, вплоть
до безграничности. Общепринятое сегодня понимание исторического
источника как продукта целенаправ ленной человеческой деятельности,
как явления культуры (в самом широком смысле этого слова)
ориентирует исследователя на системное изучение всех источников, на
обращение ко всему комплексу произведений культуры, созданных в
процессе человеческой деятельнос ти и отразивших социальные,
1 Гинзбург Л. Человек за письменным столом: Эссе: Из воспоминаний: Четыре
повествования. - Л., 1989. - С.300.
Нелiнiйне письмо
«Остров достоверности»: «детский» текст 333
психологические, ментальные, историко -географические,
информационно-коммуникационные, правовые и другие аспекты
развития общества и личности, власти и управления, мотивов, правил и
стереотипов человеческого поведения 2. Методология
источниковедения опирается, таким образом, на фундаментальное
единство своего объекта как результата индивидуального и
коллективного творчества людей.
Источники по истории российского/советского детства
составляют особый пласт документов. Социо -антропологическое
начало проявляется в них особенно сильно. Не следует, однако,
думать, что эти источники представляют собой какую -то особую,
изолированную от других, группу. Напротив, в исследовательской
литературе не раз отмечалась готовность историков детства
использовать самые разные источники, некая «всеядность» в
отношении источников 3, поскольку, непосредственно или
опосредованно, фиксация фактов, событий, условий детской жизни
либо их восприятие и оценка откладываются в той или иной форме в
любом документе. Это происходит не только и не столько благодаря
многообразию детской дискурсивной практики, сколько из -за ее
неразрывности с повседневными практиками взрослых людей. Если
рассматривать в этом контексте повседневность, как форму протекания
человеческой жизни, то по существу всякий документ может быть
привлечен, как остаток прошлого и носитель информации о нем,
причем такого прошлого, которое было «населено» и «наполнено»
детьми4. Так, при рассуждении о сохранившихся остатках
материальной культуры часто априо рно предполагается, что эти
предметы пришли к нам из «мужского мира». В действительности же,
многими из них могли в равной степени пользоваться и женщины, и
2 Об этом см.: Данилевский И.Н., Кабанов В.В., Медушевская О.М., Румянцева М.Ф.
Источниковедение: Теория: История: Метод: Источники российской истории:
Учебное пособие. - М., 1998.
3 См., например: Baxter J.E. The Archaeology of Childhood: Children, Gender, and
Material Culture. - Walnut Creek; Lanham; N.Y.; Toronto; Oxford, 2005. - P.2.
4 Правда, далеко не все исследователи согласны с возможностью применения
категории повседневности по отношению к детству. «Детство не имеет развитого
темпорального сознания, - пишет В.Д.Лелеко. - Подростковый и юношеский возраст
не знают повседневности, т.к., во -первых, ежедневно открывает для себя, в том числе
и в повторяющемся, что -то новое, во-вторых, настоящее мыслится как подготовка к
будущему», тогда как «повседневность есть развитое себедовлеющее, самоценное
настоящее». (Лелеко В.Д. Пространство повседневности в европейской культуре. -
СПб., 2002. - С.106-107).
Алла Сальникова334
дети, хотя последние едва ли были их прямыми производителями или
единственными потребителями 5.
Эти выводы вполне могут быть распространены и на источники
вербального ряда. В самом деле, письменные источники любого вида –
законодательные, делопроизводственные (как общая, так и
специальная документация), мемуаристика, статистика, периодика и
т.д. – с разной степенью достоверности и полноты – способны
отражать и воспроизводить те или иные аспекты истории
российского/советского детства. Но приоритет видов источников по
значимости в данном случае меняется в зависимости от поставленных
исследователем задач: если первостепенной исследовательской
проблемой является проблема конструирования детского мира
«сверху», то приоритет, безусловно, должен быть отдан документам
официального происхождения. Но не следует забывать о том, что
жизнь детского мира относительно а втономна, здесь действуют свои
логики и практики, которые, хотя и сильно зависимы от «властных» и
просто «взрослых» решений, привносят в них и много своего,
насыщают их опытами своих «маленьких детских жизней», в
результате подчас изменяя эти решения до не узнаваемости. Поэтому
когда речь идет о функционировании и бытовании детского мира
«изнутри», на первое место выступают не официальные документы, а
источники личного происхождения, где «личная» жизнь каждого
ребенка складывается в «общую» «детскую» жизнь э похи.
Ряд основополагающих бинарных моделей, сложившихся в
источниковедении и целиком применимых к рассматриваемому
комплексу источников – официальные – личные, вербальные –
невербальные, документальные – нарративные, письменные – устные –
может быть продлен за счет еще одной фундаментальной бинарной
оппозиции – детское - взрослое. Не секрет, что большинство
источников о детях и детстве создаются взрослыми. Но, помимо
«взрослых», существуют еще и источники, созданные самими детьми.
Специфичность происхождения и функционирования этих текстов в
культуре обусловила специфичность их содержания и формы.
Дети, в отличие от взрослых, практически не оставляют после
себя «служебных» «формализованных» автоисточников (заявлений,
личных листков по учету кадров, служебн ых автобиографий и т.п.)
Документы делопроизводственного и учетно -статистического
характера, которые заводятся на детей, составляются, как правило,
взрослыми. Основная же масса сохранившихся «детских» документов
представлена источниками нарративными, а так же материалами
5 Baker M. Invisibility as a Symptom of Gender Categories in Archaeology // Moore J.,
Scott E. (eds.) Invisible People and Processes. - L., 1997. - P.188.
«Остров достоверности»: «детский» текст 335
различного рода опросов и анкетирований, когда дети либо сами
письменно отвечали на предлагаемые вопросы, либо ответы
записывались взрослыми с их слов. Значительная часть документов,
созданных детьми, по сути своей представляет тексты -воспоминания
(изложенные, однако, в разных формах – в форме школьных
сочинений, рассказов, стихов, дневниковых записей, развернутых
ответов на вопросы анкет, писем и корреспонденций в газеты и
журналы и пр.). При этом в преобладающем большинстве своем и эти
источники есть источники «провоцированные», продуцированные, т.е.
составленные не по собственной инициативе детей, а по просьбе, а
зачастую - и при прямом вмешательстве взрослых. Поэтому наряду с
фиксацией, интерпретацией и актуализацией событий, явлений и
состояний, значимых для ребенка и отложившихся в его памяти, они
содержат то, что было важным и существенным в тот момент для
«работавших» с ним (а, как правило, и над ним) взрослых.
Зарубежные историки давно пишут о значении такого источника,
как автобиографические воспоминания о детстве 6. В отечественной
историографии также накоплен достаточно большой опыт работы с
такого рода текстами и обобщены его результаты. Если говорить о
российской исследовательской традиции, то едва ли не наибольших
успехов в этом направлении добилась на сегодняшний день созданная
в 1997 г. при кафедре педагогики, истории образования и
педагогической антропологии Университета Российской академии
образования проблемная инициативная группа по исследованию
автобиографических текстов о де тстве. Результатом деятельности
группы явились не только публикации автобиографических текстов
взрослых о детстве7 и обобщающие исследования исторического,
6 См.: Coe R. When the Grass was Taller: Autobiography and the Experience of Childhood.
- New Haven, L., 1984; Ross B.M. Remembering the Past: Descriptions of
Autobiographical Memory. - Oxford, 1991; Burnett J. (ed.). «Destiny Obscure»:
Autobiographies of Childhood. Education and Family from the 1820s to the 1920s. - L.,
N.Y., 1994; Kirschenbaum L. Small Comrades. Revolut ionizing Childhood in Soviet
Russia, 1917-1932. - N.Y., L., 2001 и многие др. О современных «западных» подходах
в изучении автобиографистики детства см., например: Безрогов В.Г. Виды
коллективной памяти в автобиографиях // Сотворение истории: Человек. Памя ть.
Текст: Цикл лекций / отв. ред. Е.А.Вишленкова. - Казань, 2001. - С.48-60.
7 Природа ребенка в зеркале автобиографии: Учеб. пособие по педагогической
антропологии/ под ред. Б.М.Бим-Бада и О.Е.Кошелевой. - М., 1998; Память детства:
Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего
Нового времени (III-XVI вв.): Учеб. пособие по педагогической антропологии. - М.,
2001; Память детства: Западноевропейские воспоминания о детстве эпохи
Рационализма и Просвещения (XVII -XVIII вв.): Учеб. пособие по педагогической
антропологии. - М., 2001 и др.
Алла Сальникова336
психологического и историко -педагогического характера 8, но и
создание в 2000 г. Архива воспоминаний о детстве, где уже на начало
2003 г. было собрано свыше 500 неопубликованных биографий, эссе и
интервью9. Существенный теоретический вклад в изучение проблем
специфики автобиографической памяти и ее роли и места в
историческом исследовании внесли работы В. Г.Безрогова и О.Е.
Кошелевой10.
Однако в большинстве вышеуказанных случаев речь шла об
оценке взрослыми людьми опыта своих ранних лет. Воспоминания же
детей о себе есть также источник, связанный с автобиографической
памятью, но источник особого рода 11. Сопоставляя воспоминания
детей с воспоминаниями взрослых о детстве, исследователи не раз
отмечали их качественную противоположность. «К тому времени,
когда дети оказываются в состоянии давать себе отчет в своих словах,
они уже не являются детьми, и их мемуары отражают отныне как
детские, так и взрослые толкования и эмоции», - утверждает
американская исследовательница Л.Киршенбаум 12. Прекрасный знаток
человеческой психологии, А.Куприн писал в рассказе «Славянская
душа»: «Чем дальше я углубляюсь в прошлое и дохожу, наконец, до
событий, сопровождавших мое детство, тем сбивчивее и недостовернее
8 См., например: Кошелева О. Е. «Свое детство» в Древней Руси и России эпохи
Просвещения. - М., 2000; Нуркова В.В. Свершенное продолжается: Психология
автобиографической памяти личности. - М., 2000 и др.
9 Безрогов В. Архив воспоминаний о детстве Университета Российской академии
образования // Развитие личности. - 2003. - №1. - С.186-204.
10 Безрогов В.Г. Память текста: автобиографии и общий опыт коллективной памяти //
Сотворение истории. С.5-38; Он же. Виды коллективной памяти в автобиографиях //
Там же. - С.39-61; Безрогов В.Г., Кошелева О.Е. Детство в зеркале автобиографии //
Вестник УРАО. - 2001. - №1. - С.105-124; В.Г.Безрогов, О.Е.Кошелева,
Е.Ю.Мещеркина, В.В.Нуркова. Воспоминания о детстве как об ъект
междисциплинарных исследований // Вестник УРАО. - 2003. - №2. - С.3-63 и др.
11 «Автобиографическая память - это субъективное отражение пройденного
человеком отрезка жизненного пути, состоящее в фиксации, сохранении,
интерпретации и актуализации автоби ографически значимых событий и состояний,
которым определяется самоидентичность личности как уникального, тождественного
самому себе психологического объекта». ( Нуркова В.В. Методы исследований
автобиографической памяти в психологии // Вестник Университета Российской
Академии образования. - 1999. - №2. - С.12-13). Историки предлагают свое
понимание этого феномена, связывая его с категорией «индивидуального прошлого»
и понятием «персональной истории». (Об этом см., например: Репина Л.П. «Новая
историческая наука» и социальная история. - М., 1998. - С.267-268). Одна из
новейших отечественных публикаций, рассматривающих проблему памяти, в том
числе и автобиографической, не только в репрезентативном и источниковедческом,
но и в интерпретационно-аналитическом аспекте: Век памяти, память века: Опыт
обращения с прошлым в ХХ столетии: Сб. ст. - Челябинск, 2004.
12 Kirschenbaum L. Small Comrades. - P.165.
«Остров достоверности»: «детский» текст 337
становятся мои воспоминания. Многое, вероятно, было мне рассказано
впоследствии, в более сознательное время, теми, кто со вниманием и
любовью наблюдал мои первые шаги; многого со мною и не было
вовсе, а, слышанное или читанное когда -то, оно слишком тесно
приросло к моей душе. Кто поручится, где в этих воспоминаниях
кончается фактическая сторона, где начинается давнишняя,
обратившаяся в привычную истину сказка и где, наконец, гра ница, на
которой та и другая так причудливо мешаются?» 13 Воспоминания
становятся, таким образом, оценочно и содержательно
недостоверными, поскольку восприятие взрослыми своего детского
опыта, «взрослая» память о нем и восприятие его же детьми есть
совершенно различные, подчас противоположные вещи 14. Причем
существенные расхождения просматриваются не только в
содержательной и оценочной стороне, но и в самой лексике текстов,
изменения которой обусловлены не только развитием словаря самого
ребенка, но и эволюцией языка как такового15.
Обращение к «детским» текстам способствует, помимо всего
прочего, процессу демифологизации представлений взрослых о детях и
детстве, которая присутствовала, присутствует и, вероятно, будет
присутствовать всегда. Память взрослых о дет стве всегда светла и, как
правило, идеализирована, независимо от того, каким было это детство
и удалась человеку его последующая жизнь или нет 16. Дело в том, что
для большинства взрослых детство становится воплощением «того
природного состояния радости и бе ззаботности, из которого человек
вынужден был уйти в сферу жестких социальных норм» 17, неким
«потерянным раем». Дети же смотрят на свое недавнее прошлое
13 Куприн А.И. Славянская душа // Собр.соч. - Т.1. - М., 1957. - С.136.
14 Так, психоаналитик Д.Лоуб характеризует с вои воспоминания о детстве как
«память взрослого» и предполагает, что «события, запомнившиеся и испытанные,
лежали далеко от нормальной способности ребенка моего возраста». (Laub D. An
Event Without a Witness: Truth, Testimony, and Survival // Testimony: Crisis of
Witnessinng in Literature, Psychoanalysis, and History. - N.Y., 1992. - P.76).
15 Об этом см.: Wachtel A. The Battle for Childhood: Creation of a Russian Myth. -
Stanford, 1990. - P.165. На эту особенность взрослых воспоминаний о детстве обратил
вниманиеи В.Набоков. В романе «Защита Лужина» он писал о своем герое: «Мысль
его… возвращалась снова и снова к области его детства. То, что он вспоминал,
невозможно было выразить в словах, - просто не было взрослых слов для его детских
впечатлений». (Набоков В. Защита Лужина. Приглашение на казнь. - Казань, 1990. -
С.81).
16 Не случайно метод «возврата в детство» используется в качестве одного из
универсальных механизмом психотерапии. Об этом см., например: Сандомирский
М.Е. «Возврат в детство» как универсальн ый метод психотерапии: Введение в метод
Ретри // URL<http://flogiston.ru/articles/therapy/marks>
17 Безрогов В.Г. Виды коллективной памяти в автобиографии. - С.47.
Алла Сальникова338
гораздо более объективно и критично. Отсюда - непреходящая
самоценность именно «детских» источников, нео бходимость
использования их в исторических исследованиях.
За всей кажущейся простотой (и даже отчасти – упрощенностью)
содержания «детских» источников многие из них содержат некое
тайное знание, скрытый подтекст, который подлежит обязательной
расшифровке. Поэтому одной из существенных проблем
источниковедческой критики такого рода текстов является
интерпретация их содержания. Помимо выявления явного
(манифестного) смысла этих источников, т.е. изучения содержащейся в
них информации в том виде, в котором ее ф иксируют, переживают,
рассказывают или помнят дети -авторы, особое внимание необходимо
уделять их скрытому (латентному) содержанию. «Детский»
гипертекст, макротекст складывается из множества микротекстов, и
задача исследователя максимально репрезентативно и полно
восстановить всю совокупность микротекстов и адекватно
интерпретировать их, достичь понимания текстов «путем терпеливого
систематического наблюдения и реконструкции» 18. Именно так
историк может получить ключ к пониманию прошлого, который лежит
в «понимании прошлых пониманий» 19. В противном случае автор
источника и историк-исследователь будут говорить между собой на
разных языках.
К сожалению, на протяжении долгого времени «детские»
источники оставались вне внимания историков -профессионалов20. Это
объяснялось не только отсутствием у них интереса к детям и детству
18 Источниковедение новейшей истории России: теория, методология, практика:
Учебник / под ред. А.К.Соколова. - М., 2004. - С.52.
19 Steinberg M. Stories and Voices: History and Theory // Russian Review. - July 1996. -
V.55. - №3. - P.349.
20 На протяжении достаточно долгого времени отношение к документам, возникшим
в личностной, общественной и госуд арственной сферах, выглядело
дисбалансированным за счет преобладания нормативно -распорядительной
документации. М.Ферро саркастически замечал по этому поводу: «Источники..,
которыми пользуются историки, составляют незыблемый свод, представляющий
собой столь же строгую иерархию, что и общество, которому они посвящаются. Так
же, как и это общество, все документы поделены на категории, среди которых можно
указать привилегированных, деклассированных, разночинцев и люмпенов… Во главе
кортежа самые авторитетные до кументы - государственные архивы, затем идет
когорта печатных источников, с которых снят уже гриф секретности, юридические
тексты или какие-либо другие, например, газеты...» ( Ферро М. Кино и история //
Вопросы истории. - 1993. - №2. - С.47). А.К.Соколов утверждает, что в последние
годы эту тенденцию удалось преодолеть, однако по -прежнему сохраняется интерес
«к какой-либо отдельной группе источников, стремление к их абсолютизации и
соответственно недооценка комплексного синтетического подхода в
источниковедении». (Источниковедение новейшей истории России. - С.647).
«Остров достоверности»: «детский» текст 339
как таковому, но и недооценкой значимости самих «детских» текстов.
Источники, созданные детьми, всерьез не принимались и либо вообще
игнорировались, либо использовались в качестве случайных,
единичных свидетельств, дабы «расцветить» повествование (хотя едва
ли кто из специалистов мог избежать обращения к таким всемирно -
известным «детским» свидетельствам, как блокадные записи Тани
Савичевой или дневник голландской школьницы Анны Франк).
Соответственно, не предпринималось особых усилий и по собиранию
«детских» источников. А, учитывая тот факт, что многие их
разновидности носили исключительно интимный характер (например,
личные дневники детей) и общественный механизм их сохранения
отсутствовал, они были безвозвратно утрачены.
Активное проникновение психоанализа в западную
биографистику и развитие жанра «психобиографии» в 50 -60 годы XX
в. поставило перед исследователями трудноразрешимую (хотя и
вполне объяснимую в свете всего вышесказанного) проблему - они
столкнулись с нехваткой адекватных источников о детстве и юности
своих героев, прежде всего - автоисточников, документов, созданных
этими людьми в детстве. Прошло немало времени, пока эти
информационные «лакуны» были заполнены.
Сегодня возможность привлечения детей в качестве основных, а
подчас и единственных информантов о прошлом признается многими
специалистами. В частности, методолог «устной истории» Филипп
Жутар считает, что «беседа с более молодыми информаторами может
быть неожиданно очень плодотв орной по сравнению с беседой с
людьми предшествующих поколений» 21.
Проблема полноты и сохранности имеющейся источниковой
базы, проблема нехватки «детских» источников ощущается особенно
остро при изучении переломных, кардинально значимых периодов,
этапов и событий в истории. «Детские» источники позволяют
взглянуть на них с совершенно неожиданной точки зрения, увидеть
такие нюансы и аспекты, которые неподвластны восприятию
взрослого. Факты, оценки и сюжеты «детских» источников
кардинально отличаются от пробле матики и проблемной
приоритетности источников «взрослых». Обращение к «детским»
источникам выявляет и другую важную закономерность: оказывается,
что такие структуры коллективной памяти, как «память отцов» и
«память детей», могут не только взаимодействовать и
взаимодополнять друг друга, но и существенно друг от друга
отличаться, а иногда - и явно противоречить. Поэтому без свидетельств
21 Жутар Ф. Региональный проект по исследованию этнических текстов // Анналы.
Устные архивы: другая история. - 1980. - №1. - С.181.
Алла Сальникова340
маленьких современников, очевидцев, а иногда и непосредственных
участников событий никак не обойтись. Не случаен поэтому тот
особый интерес, который уделяется новейшей историографией
проблемам детской памяти в «эпохи катастроф» 22.
С одной стороны, кажется, что круг «детских» источников и
источников по истории детства должен быть достаточно многочислен,
поскольку у каждого человека было «свое» детство, смыкающееся на
макроуровне в целостное детство, присущее той или иной эпохе. С
другой стороны, в сложившемся источниковом комплексе
наличествуют существенные пробелы, порождающие известные
перекосы и несоответствия, неравномерность и отчасти
несоотносимость источников между собой. В первую очередь, это
касается документов личного происхождения.
Дети могут создавать различные разновидности, виды и даже
типы источников личного происхождения, так или иначе отражающие
«начало» их жизни. При этом выясняется, что делопроизводственные
«автоисточники», составленные на детей взрослыми, сохранились
гораздо лучше, нежели личные источники нарративного характера,
хотя сохранность и учет «официальных» документов в советский
период не всегда были в должной степени налажены. При обращении к
нарративным ego-документам исследователь сталкивается с еще более
значительными информационными пробелами. Как известно, чтобы
стать автором источников автобиографического характера, человек
должен обрести биографи ческую самоидентификацию, осознать
значимость собственной судьбы для истории собственной страны.
Требовать этого от ребенка попросту невозможно. Дети
саморепрезентируются в таких видах и разновидностях источников,
которые соответствуют их возрасту - в стихах и рассказах, письмах и
дневниках, а еще чаще и охотнее - в детском фольклоре или
источниках невербального ряда, степень сохранности которых подчас
весьма проблематична.
Не следует забывать также и о том, что вплоть до 1917 г.
основная масса российского населения оставалась вне письменной
22 Marten J. (ed). Chidren and War: a Historical Anthology. - N.Y., L., 2002; Naumovic S.,
Jovanovic M. (ed). Childhood in South East Europe: Historical Perspectives on Growing
Up in the 19-th and 20-th Century. - Вelgrade, 1999; Popoff A. Aber die Kindheit, die
lieebe Kindheit, ist vergangen und kehrt nie mehr zuruck – Jugendliche erinnern sich in
Schulaufsatzenan den Russischen Burgerkrieg: Geschichten vom Uberleben und
Weiterleben // Internationale Schulbuchforschung / International textbook Reseach. - 2002.
- Jahrgang. - Vol.24. - №4. - S.405-426; Ristovic M., Stojanovic D. (ed.). Childhood in the
Past: 19-th and 20-th century. - Belgrade, 2001; Зимина В.Д. Дети русской эмиграции:
выживание ради самосохранения России // Новый исторический вестник. - 2004. -
№2(11) - С.183-197 и др.
«Остров достоверности»: «детский» текст 341
культуры. По утверждению Н.Н.Козловой, до 1917 г. в русской
культуре существовало две традиции – большая – традиция
«размышляющего меньшинства» и малая – традиция
«неразмышляющего большинства» 23, два потока мысли и действия и,
соответственно, два отношения к письменной традиции, четко
разграничивающих «своих» и «чужих». И если дети «пишущего
меньшинства» создавали достаточное количество текстов, где иногда
содержались сведения не только об их собственной жизни, но и о
жизни детей «других», то мальчики и девочки «пролетарско -
крестьянского» происхождения принадлежали в то время к
социальному пространству, не рассказываемому «изнутри», и не
стремились к письменному самовыражению. Впрочем, общий уровень
грамотности детей был достаточно высок: по данным переписи 1920 г.
грамотными среди детей 12-16 лет (т.е. посещавших школу до 1917 г.)
в европейской части России было 71% мальчиков и 52% девочек 24.
Немедленно изменить ситуацию после революции 1917 г.
оказалось невозможно. Субъекти вной основой новой, единой,
советской культурной традиции по замыслам большевиков должны
были стать «новые люди» – представители прежнего «непишущего
большинства». Как отмечала Н.Н.Козлова, эти люди оказались
выпавшими из истории – у них не было воспоминаний, т. к. не было
лип, под которыми прошло их детство 25. Приобщить пролетарских
детей к прелестям социалистической культуры также оказалось
непросто. Часто этому препятствовали их же собственные родители:
«родители говорили: "Брось, сынок, учиться, обувь би ть"»26.
Что касается «старого» «пишущего меньшинства», то оно тоже не
было особенно склонно к откровенным рассказам о своем
«старорежимном», и даже, в отдельных случаях,
«контрреволюционном», по меркам новых понятий, детстве. Если уж у
советских людей существовали двойные (а нередко и «тройные», и
«четверные») биографии – биографии «для себя» и биографии «для
других», то для чего было фиксировать это письменно и, таким
23 Козлова Н.Н. Горизонты повседневности советской эпохи (голоса из хора). - М.,
1996. - С.69.
24 Грамотность в России. - М., 1922. - С.10-11. См. также: Черных А. Становление
России советской: 20-е годы в зеркале социологии. - М., 1998. - С.104.
25 Козлова Н.Н. Горизонты повседневности советско й эпохи (голоса из хора). - С. 72.
26 Рыбников Н.А. Автобиографии рабочих и их изучение: Материалы к истории
автобиографии как психологического документа. - М., 1930. - С.51. Опрос 2000
жителей Старо-Минского района Донского округа, проведенный в 1925 г., п оказал,
что 79 % опрошенных считают достаточным 4 -хклассного образования для своих
детей, причем 30% ограничили срок образования «одним -двумя годами». (Гурьянов
В. Школа в деревне, как она есть // Народный учитель. - 1925. - №10. - С.30-47).
Алла Сальникова342
образом, рассказывать о тщательно скрываемом всем и каждому?
Благоразумнее было молчать, ч то люди и делали. Молчать учили и
детей27. Причем главными «учителями» в данном случае становились
не только взрослые, но и те экстремальные условия, в которых эти дети
зачастую оказывались. Дети - и мальчики, и девочки - волей-неволей
были включены в эту взрослую жестокую игру утаивания -
разоблачения, и, как показывают многие жизненные истории, пронесли
этот неизбывный страх через всю жизнь.
Таким образом, в условиях социальных потрясений и
катаклизмов «детских» источников могло появиться и сохраниться
крайне мало, что требовало и требует особо бережного и сознательного
отношения к ним со стороны взрослых и в повседневной, и в
исследовательской практике. Примеры такого отношения к собиранию
и публикации «детских» текстов мы находим как в русской
дореволюционной, так и в ранней советской и эмигрантской
археографической традиции. Начало им было положено публикацией в
годы первой мировой войны «детских» нарративных текстов в
российских дореволюционных психолого -педагогических изданиях (в
частности, в журналах «Вестник воспитания» и «Русская и школа» -
наиболее крупных и успешных среди них) 28. В 1920-е гг. эта традиция
была продолжена Педагогическим бюро по делам средней и низшей
школы за границей, которое активно публиковало сочинения детей -
эмигрантов о революции и гражданской войне в России 29, а также
аналогичными публикациями воспоминаний детей в советских
педагогических и педологических журналах «Вестник просвещения»,
«На путях к новой школе», «Педологический журнал», «Трудовая
школа» и др.
С собиранием и публикацией «детских» источников на местах
дело обстояло значительно хуже. К примеру, издававшийся в Казани в
1921-1924 гг., находящийся в ведении Татнаркомпроса журнал
«Вестник просвещения ТССР» практически не содержал такого рода
источников. В 1925 г. при Инсти туте экспериментальной психологии в
Москве была создана специальная комиссия по изучению детского
языка, в задачи которой входило, помимо прочего, проведение
27 Современница, тогда 7-милетняя, вспоминала, как в 1939 г. ее отец, вернувшись с
работы, собрал все имевшиеся в доме детские журналы и вырезал оттуда и
уничтожил все портреты наркома Ежова. (Воспоминания Г.А.Сальниковой , 1932 г.
рождения // Архив автора).
28 Кстати, заметим, что в психолого-педагогических журналах, выходивших в России
во время русско-японской войны и революции 1905 -1907 гг., подобный аналог
практически отсутствует. Об этом см.: Cohen A. Flowers of Evil // Children and War: a
Historical Anthology. - N.Y., L., 2002. - P.38.
29 См.: Воспоминания 500 русских детей. - Прага, 1942.
«Остров достоверности»: «детский» текст 343
анкетирований детей, а также собирание и публикация собранных
текстов. В Казани был образован фили ал комиссии под руководством
профессора Казанского университета, филолога В.А.Богородицкого 30.
Однако ни публикаций, ни архивных документов, свидетельствующих
о работе этого филиала, не сохранилось. Имеющиеся оригинальные
источники носят по преимуществу «вл астный» характер и отражают
политику местных властей по «конструированию» «нового»
советского ребенка.
В 1920-е гг. «детские» источники не только публиковались, но и
специально создавались. Принцип организации их написания мог быть
различным. Дети писали сочинения в произвольной форме, как это
было принято в эмигрантской традиции 31. Они подвергались
анкетированию в соответствии с жестко сформулированными
вопросами, как это было распространено в традиции советской. Но -
вне зависимости от способов и методов создания источников - все они,
в той или иной мере, являлись результатом целенаправленного
«впечатывания» в сознание детей «взрослых» оценок и истин и
представляли собой продукт социального конструирования. При этом
дети обязательно вносили и фиксировали в источниках опыт своей
социальной группы. В результате здесь воспроизводилась некая
наивная картина мира, опирающаяся на детскую интуицию и детскую
память.
30 Рыбников Н. Язык ребенка. - М., 1926. - С.81.
31 В предисловии к публикации выдержек из сочинений, осуществленной в 1924 г. в
«Бюллетене Педагогического бюро по делам средней и низш ей русской школы за
границей», председатель Педагогического бюро В.В.Зеньковский писал о том, что
соблазн предложить детям вопросник был очень велик. По его мнению, во -первых,
это облегчило бы задачу, стоящую перед детьми, а, во -вторых, позволило бы
формализовать и структурировать полученную информацию при последующей
обработке. Однако русские педагоги не поддались этому соблазну и отказались от
анкетирования. «Метод анкеты, - пишет Зеньковский, - с однообразными вопросами
и допускающими вследствие этого ср авнение - ответами, был бы удобнее, но он
лишил бы детей свободы и непринужденности, столь необходимых в этом случае.
Метод анкеты дал бы в наше распоряжение ряд детских высказываний по одним и
тем же вопросам, но он не дал бы нам возможности заглянуть в д етскую душу так,
как это возможно для нас в свободных изложениях детей. Сохранить всю
непосредственность детских переживаний, дать им полный простор в выявлении
того, что особенно близко каждому из детей, важнее, чем добиться большей
доступности материала для обобщающего исследования». Составителей публикации
беспокоили также соображения морально -этического порядка: «Раны, нанесенные
детской душе всеми событиями последних лет, так глубоки, так свежи, что прямое
прикосновение к ним совершенно недопустимо». ( Зеньковский В.В. Предисловие,
которому три четверти века // Дети русской эмиграции: Книга, которую мечтали и не
смогли издать изгнанники. - М., 1997 (далее - ДРЭ). - С.21-22).
Алла Сальникова344
Не удивительно, что и усвоенные детьми в переломную для
России эпоху 1910-х – 1920-х гг. элементы социального опыта
взрослых, и их собственные социокультурные практики этих лет
породили особые, очень специфические «детские» тексты -
воспоминания. Анализ рассмотренных нами детских источников
позволяет сделать вывод о том, что при всем их жанровом и
содержательном многообразии, при всей социальной неоднородности,
а подчас - коренной противоположности их происхождения, их
объединяют такие общие признаки, как высокая эмоциональность и
усиленная гиперболизация, пестрота революционной (или
контрреволюционной) риторики, фантазийность представлений,
символичность образов. Есть и еще один важный, объединяющий их
признак - «плохость», несовершенство письма вне зависимости от
происхождения источника.
В последние годы в исследовательской литературе все прочнее
утверждается понятие «примитивного» («наивного») письма, которое
очень часто соотносится с «культурой бедности» 32. Это понятие с
полным правом может быть экстраполировано и на «детские» тексты с
революционной семантикой, но не как на «образцы культурно иного
изнутри культуры письма»33, а как на образцы письменной культуры
Детства, еще не утраченной и не до конца приобщившейся к
письменной культуре взрослых. Без сомнения, социальный статус и
образовательный уровень пишущего играли здесь не последнюю роль.
И если в эмигрантских текстах мы видим постепенное изживание
«наивизации» письма по мере взросления и, соответственно, роста
грамотности ребенка, то в «пролетарских» и «крестьянских» текстах
эти факторы оказываются совершенно независимыми друг от друга.
Вот типичный образец «пролетарского» детского текста, написанного
подростком (приводится с исправленной орфографией): «Я теперь
живу очень хорошо, а не плохо. Мне полюбилось в школе, а не дома. В
школе мы узнаем много интересного, а дома ничего. Я ем очень
хорошо, а не плохо. Я хожу в школу каждый день. Я берегу лицо в
чистоте. Мне жить весело. Я ходил в лавку 28 марта за мылом и
маслом»34.
32 Levis O. A Study of Slum Culture. - N.Y., 1968; Valentine Ch. Culture and Pov erty. -
Chicago; L., 1968; Comrie B., Stone G., Polinsky M. The Russian Language of the
Twentieth Century. - Oxford, 1996; Козлова Н.Н., Сандомирская И.И. «Я так хочу
назвать кино»: «Наивное письмо»: Опыт лингво-социологического чтения. - М., 1996
и др.
33 Козлова Н.Н., Сандомирская И.И. «Я так хочу назвать кино». - С.14.
34 Рыбников Н.А. Автобиографии рабочих и их изучение. - С.40. Очевидно,
лексически текст этот построен на основе фраз из букваря.
«Остров достоверности»: «детский» текст 345
Однако общие признаки «наивных» текстов - клишированность
изложения (в особенности при переходе от фиксации событий
микропланового характера к освещению макроплановых явлений),
наличие фрагментов посторонних языковых дискурсов,
парадоксальность и непредсказуемость выводов и заключений,
деиерархизация событий здесь, безусловно, сохраняются. Все эти
особенности «детских» текстов, в сущно сти, являются прямым
отображением особенностей детской памяти. Вот как, например,
вспоминает маленький мальчик недавно свершившуюся Февральскую
революцию: «За обедом я узнал, что все стали равны и могут что
угодно делать. После обеда мне бонна давала рыбий жир, которого я не
любил. Я не захотел его пить и сказал, что теперь свобода, и я не
приму рыбий жир. Через неделю приехал Керенский и говорил речь» 35.
Данный текст наглядно демонстрирует одну из важнейших
особенностей «детского» письма - деиерархизацию явлений и проблем
(Керенский рядом с рыбьим жиром!). «Ехали (в эмиграцию - А.С.) мы
очень весело, - сообщает другой маленький автор. - Папа заболел, и
нас ограбили»36.
Однако, отдавая должное стилистической несовершенности,
скупости, а подчас - и беспомощности «детского» языка, нельзя не
подчеркнуть высокую степень его непосредственности,
эмоциональности и открытости, оригинальности восприятия и
запоминания действительности, которую ребенок на доступном ему
языке фиксирует в тексте. «Скудость» языка в полной мере окупается
высокой внутренней достоверностью и, если можно так выразиться,
предельной честностью ребенка, желанием в воспоминаниях
воспроизвести все так, как это было на самом деле. «Я пишу теми
словами, какими мне все это казалось», - так начинает свое сочинение
один из подростков37. «Я не умею врать, а пишу, что правда», -
заявляет 12-летняя беспризорница из Ярославской губернии 38.
Внутреннее побуждение детей к искренности проявилось, в частности,
в стремлении писать сочинения «по первому внутреннему им пульсу»,
без черновиков, а сразу - набело: «В одиннадцать собрались. Нам
раздали эту самую бумагу. Дали и для черновой. Но начерно никто
почти не писал. Психология» 39.
Степень искренности детей во многом зависит и от их возраста.
Это довольно отчетливо можн о проследить на примере детских
35 Дети эмиграции: Воспоминания. - М., 2001. - С.193.
36 Что я помню о России // Достоинство. - 2006. - №16 (622).
37 Дети эмиграции. - С.65.
38 Гринберг А. Рассказы беспризорных о себе. - М., 1925. - С.123.
39 ДРЭ. - С.397.
Алла Сальникова346
текстов-воспоминаний. В психологии давно замечено, что для
маленьких детей характерен особый тип воспоминания,
интерпретируемый как «воспоминание обобщенное». Оно
характеризуется тем, что способно «вырвать предмет мышления и з
конкретной временной и пространственной ситуации, в которую он
включен, и, следовательно, может установить между общими
представлениями связь такого порядка, которая в опыте ребенка еще
дана не была»40. Вот как объясняли в 1924 г. некоторые
собирательные, в том числе и сложные для них «политические»
понятия, 6-летние дети: «милиционер - он землю меряет, и собак
стреляет, и воюет»; «красноармеец - это такой солдат, он занимается,
на собрании бывает, еще в театре они бывают»; «театр – там пионеры
ходят, спектакли бывают, ребята кричат "ура", с барабаном ходят»;
«школа – это там ученики учатся, Ленин в классе», коммунисты - «они
в бога не веруют» 41. Это – очень непосредственные и, в общем,
довольно независимые свидетельства. Главным видом памяти в
дошкольном возрасте остается память непроизвольная. Такое
непроизвольное запоминание может быть точным и прочным, подчас
сохраняющимся на всю оставшуюся жизнь, если пережитые события
имели для ребенка особую эмоциональную значимость и произвели на
него сильное впечатление42. Современница, на момент описания
событий семилетняя, рассказывает: «У нас дома был обыск. Забрали
трюмо, этажерку, бархатный диван и два сундука с мануфактурой и все
это увезли на подводе. Брат Саша - ему было лет 16 - подошел и
сказал: "Оставьте этот отрез. Мне его на именины подарили на
костюм". Ответили: "И без костюма обойдешься". Я это хорошо
помню»43. Другое дело, что не только в дошкольные, но даже и в
ранние школьные годы дети еще не обладают развитой письменной
речью как средством коммуникаци и и самовыражения, поэтому такие
воспоминания трудно фиксируются и сохраняются, как правило, не в
оригинале, а через свидетельства взрослых. Вот некоторые образцы
сочинений-воспоминаний 7-8-милетних детей-эмигрантов на тему
«Мои воспоминания с 1917 года до поступления в гимназию»: «Когда
я первый раз вышел из дома, я думал, что на каждом шагу, думал, что
меня укусит собака, и что я боялся привидений. У нас были знакомые.
40 Выготский Л.С. Обучение и развитие в дошкольном возрасте // Умственное
развитие в процессе обучения. - М., Лг., 1935. - С.26.
41 Рыбников Н. Язык ребенка. - С.65-70; Кажданская Ю. Социально-политические
представления детей, поступающих в школу // Вестник просвещения. – 1926. - №9. -
С.66.
42 Об этом см.: Мухина В.С. Возрастная психология: феноменоло гия развития,
детство, отрочество. - М.,1999. - С.207-281.
43 Интервью с Е.М.Савиной, 1910 г. рождения //Архив автора.
«Остров достоверности»: «детский» текст 347
У них были две дочери и один сын. Мне тетя поймала ежа. Я еще
помню, что я ехал на тендере, и больше ничего не помню»; «Я был на
острове, потом я уехал в город Новый Сад, а на острове видел медузы.
Я больше ничего не знаю»; «Я жил в Одессе. И на Лемносе. Я ехал на
пароходе "Владимир". Я был в Константинополе. И оттуда приехал в
Земун. Я больше ничего не помню»44. Еще одним отличительным
признаком ранних детских воспоминаний является их фантазийность.
Дочь Марины Цветаевой, Ариадна Эфрон, также принимавшая участие
в анкетировании, вспоминала, что один из ее одноклассников начал
свое сочинение фразой: «Когда я родился, мне было пять лет», а
закончил словами: «Там меня съел лев, там меня и похоронили» 45.
По мере взросления ребенка его воспоминания постепенно
трансформируются за счет накопления жизненного опыта и языковой
культуры, но вместе с тем и утрачивают свою непосредственность.
Так, уже в текстах 10-11-летних детей довольно отчетливо
прослеживается «сатанизация» образа большевиков в эмигрантских
источниках, выработанная под влиянием трагических жизненных
обстоятельств, но, вероятно, и не без в мешательства антисоветского
воспитания, и идеализация, «романтизация» этого образа в источниках
советских, обусловленная, судя по клишированности характеристик,
сильным влиянием советской пропаганды и советской школы.
Сравним: «обыск проводила банда матрос ов со зверскими лицами», «к
нам стали приходить одна за другой компании большевиков со
зверскими физиономиями» и т.п. 46 и «коммунист - защитник свободы»,
«коммунисты освободили Россию, они нам дали свободу и поравняли
всех», «они устанавливают хорошие поряд ки», «они справедливые»,
«они честные»47.
Воспоминания старших зачастую состоят из прямых газетных
штампов и устойчивых идеологических стереотипов, что в отдельных
случаях делает их достаточно тривиальными, если не сказать,
банальными48. «Я это пишу, как читал в газете», - поясняют многие
авторы сочинений.
44 ДРЭ. - С.457.
45 Что я помню о России // Достоинство. - 2006. - №16 (622).
46 ДРЭ. - С.58, 139.
47 Познанский Н. Революция и дети // Вестник просвещения. - 1923. - №1. - С.124.
48 «Под влиянием неблагородных, жаждущих "свободы" людей Император Николай
Александрович II должен был отказаться от престола из -за того, чтобы дать место на
престоле своему брату Михаилу Александровичу, но и этот отказ ался, и рабочая
масса получила "свободу"... Предводитель "свободы" появился внезапно, его
привезли в запломбированном вагоне, и он вступил на эстраду своей деятельности и
сделал переворот, и народ разделился на "большевиков" и "меньшевиков"; и уже в
1918 году началась "великая бескровная война", начались расстрелы». (ДРЭ. - С.110).
Алла Сальникова348
Воспоминания более взрослых детей подчас велеречивы и
риторичны: «Ярким заревом пожара вспыхнула внезапно наша русская
"Великая бескровная" революция… Русский народ разделился на два
непримиримых лагеря - на белых и красных. Белых было мало, но
верны были Родине они и защищали ее до последней капли крови от
позора, стыда и анархии, и несли эти белые на алтарь Отечества самое
дорогое человеку - жизнь. Рыцари без страха и упрека!.. Защитники
высокой чести нашей православной Руси! Идея белых еще больше
окрепла, и сплотила их в железную броню среди сильных буранов
Седого Кавказа и в диких широких степях Донского казачества» 49.
Это сочинение приведено почти целиком, чтобы показать не
только стереотипность мышлени я и рассуждений автора, но и
стандартизированность его лексики. Гиперболизированная риторика,
пристрастие к высокопарным сравнениям и метафорам, попытки
подражания былинному стилю изложения должны были, по мнению
автора, уверить читателя в истинной приверж енности его Белому
движению, показать величие и значимость последнего. В
действительности, результат получился прямо противоположный.
Выспренность стиля, отсутствие четко выраженного авторского «я»,
наличие избитых лексических штампов («ярким заревом пожар а», «до
последней капли крови», «алтарь Отечества», «Седого Кавказа» и др.)
лишает текст убедительности и искренности, а, следовательно, и
эмоциональной достоверности.
Многие гимназисты старших классов вводят в текст
повествования поэтические цитаты, чаще всего - это отрывки или
полный текст белогвардейских песен и романсов, а некоторые авторы
просто заменяют ими собственный рассказ 50. Но и такого рода
«закрытые» источники представляют интерес, поскольку само
появление подобной «закрытости», причины, способ ы и средства ее
осуществления и, конечно, преследуемые при этом цели вполне могут
стать одним из направления анализа подростковой и юношеской
мемуаристики. Появление подобных официально -исторических
клишированных или поэтизированных рассказов связано зачас тую с
теми негативными ассоциациями, которые препятствуют
«вспоминанию» событий и их вербализации 51.
Помимо возрастных различий, при работе с «детскими»
источниками обращают на себя внимания и различия гендерные, что
было обусловлено как психосоматическими, так и социальными
49 ДРЭ. - С.474.
50 ДРЭ. - С.273-275.
51 Об этом см.: Разумова И. Родословие: Семейные истории России // Семейные узы.
- Кн.1. - С.102.
«Остров достоверности»: «детский» текст 349
детерминантами мальчиков и девочек в обществе. Эти различия
прослеживаются и в способах приобщения детей к новому
политическому пространству (мальчики – преимущественно через
улицу, девочки – через семью, школу); и в превалировании цвето -
звуковых образов и чувственно -эмоциональной памяти о революции у
девочек над предметно-вещественной символикой и рационально -
логическим описанием ее у мальчиков; и в совершенно различной
персонификации ими образов революции; и даже в самом языке
«мужских» и «женских» «детских» текстов. Эти и другие отличия
позволяют выделить созданные девочками источники в особую группу
документов ментального рода, аккумулировавших в себе в явном или
неявном виде оценки, понятия, представления, живые образы и
свидетельства прошлого, отложившиеся в детском «женском»
сознании.
Созданные девочками воспоминания сочетали в себе все
особенности, присущие как «женскому», так и «детскому» письму.
Еще современники отмечали такие признаки советских девичьих
текстов, как высокая эмоциональность и открытость, рефлективность и
естественность. Так, учительница В.Лукашевич, анализируя языковые
отличия в ведении школьной летописи мальчиками и девочками –
учениками 1-ой Самарской опытной школы второй ступени в 1921 -
1922 гг., отмечала: «Стиля сухого, книжного у девочек не встречается.
Нет у них и карикатурности, утрировки, шаржа. Все летописи девочек
ярко эмоциональны. Они более лиричны, более углублены в себя, чем
во внешний мир». Впрочем, далее она указывала на такие негативные,
по ее мнению, качества «женского» письма, как постоянное
переключение на не связанную с ситуацией письма тематику и
излишне аффектированную лексику («ах, нам привезли чулки, какие
хорошие чулки!», «ах, какой хороший учитель К.И., как мы его
любим!»), в чем советский педагог усматривала признаки «чего -то
специфически женского, мещанского» и называла такие тексты «ура» -
текстами52. Высокую степень откровенности при подчас излишней
гиперболизации (особенно часто, к месту и не к месту, употреблялось в
этих текстах слово «очень»: «мы очень жили хорошо», «теперь очень
пошла жизнь плохая»), соединенную с искренним желанием открыто и
обстоятельно написать о себе, находит А.Гринберг у девочек -
52 Лукашевич В. Молодая республика: (Быт и п сихология учащихся и школьная
летопись 1921-1922 гг.). - М., 1923. - С.23. «Поток сентиментальности», как
специфическую особенность девичьих текстов, отмечает и М.М.Рубинштейн. Так,
14-летняя девочка, обращаясь к матери в своем дневнике, называет ее «дорог ая
мамуля», «сосуля», «бескася», «муся». ( Рубинштейн М.М. Юность по дневникам и
автобиографическим записям. - М., 1928. - С.40).
Алла Сальникова350
беспризорниц из Пензенской, Челябинской, Ярославской, Саратовской
и Самарской губерний, помещенных в московские детприемники:
«Случались малограмотные и неграмотные, которые, несмотря на
препятствия, продирались к столам, к бумаге, к скупо розданным
ручкам, добивались места и пера и, перекрестившись, в течение
нескольких часов благоговейно и бережно чертили, выводили,
расспрашивая соседей, переписывая и сличая с обрывками случайных,
печатных страниц растерзанной книги» 53.
Эти же особенности были присущи и девичьим сочинениям -
воспоминаниям, написанным в эмиграции (хотя в целом, безусловно,
разительно отличавшимся общим уровнем письменной культуры от
сочинений советских девочек -ровесниц). Сравнительно-
текстологический анализ эмигрантских «детских» источников
убедительно подтверждает это. В сочинениях девочек больше
используется эпитетов, шире при меняется прямая речь, внутренняя
речь автора, чаще встречаются яркие, нестандартные характеристики
настроений и поведения людей. И мальчики, и девочки обычно
довольно подробно фиксируют событийную сторону произошедшего,
но у девочек часто даже в небольших по объему сочинениях
присутствует интрига. Язык девочек более эмоционально окрашен,
свободен от идеологических клише. Приведем в качестве примера
сочинения 14-летних девочки и мальчика:
«Прошло уже около месяца со дня объявления революции. Мой
папа служил в военной службе… Было около 8 часов вечера; мы
поужинали и, убрав со стола, сидели около камина. Мама вязала
кружево, а я, подперев голову руками, смотрела, как быстро мелькали
спицы у мамы в руках. Мама сказала мне, чтобы я повторила свой урок
на рояле. Я нехотя встала, медленно достала ноты, открыла крышку и
принялась играть. Так прошло минут 10. Мама встала и ушла на
кухню. Медленно-медленно тянулся этот вечер. Мне послышалось,
будто бы кто-то звонит. Я прислушалась, звонок повторился. Я встала
и пошла в переднюю. "Кто там? - спросила я. Ответа не было. Я
приоткрыла дверь, и крик радости сорвался у меня. Я опрометью
бросилась в кухню к маме. "Папа, папа!" - кричала я и, повернувшись,
помчалась обратно. Папа вошел уже в переднюю и снял с себя пальто.
"Папочка!" - крикнула я и бросилась к нему на шею. Светло и радостно
было в этот вечер у нас… Спокойно и тихо проходило время… Как
вдруг после Крещения пронеслась ужасная весть. Большевики
подходили к городу».
«Я помню, что тогда была война, что она должна бы ла кончиться
после окончательного сражения; помню, как пронеслась весть о
53 Гринберг А. Рассказы беспризорных о себе. - С.6, 107, 111, 118, 121, 124 и др.
«Остров достоверности»: «детский» текст 351
революции. По издании манифеста о революции и об отречении
Императора Николая II от престола стали собираться разные партии,
стали голосовать об избрании Временного правительства. Фа брики
распустили рабочих, города наполнились ими, они образовали банды,
грабили; усмирить их было некому, ибо все были на фронте... Настало
тяжелое время правления Ленина и Троцкого» 54.
Нельзя не отметить особо заостренную ориентацию девочек на
фиксацию проблем повседневности, быта, «особость» присущих им
ценностных установок и устремлений. Основную цель и смысл своего
существования в эти трудные годы они видят в «нормальной» жизни,
когда «будут более или менее человеческие условия» 55. Этой своей
трезвой рациональностью сочинения девочек разительно отличаются
от сочинений мальчиков. Если девочки сомневаются, рассуждая о
своем будущем, боятся сразу и до конца поверить в возможные
радужные перспективы («может быть, мы выйдем в люди», «не знаю,
что дальше будет – лучше или хуже», «а дальше не знаю, что будет…
что было, то сплыло, вперед не загадывай») 56, а некоторые даже
заявляют с угрюмым фатализмом: «Что Бог пошлет, то и ладно» 57, то
мальчики бодро заканчивают свои сочинения пламенными призывами:
«Провались вся мировая буржуазия! Воскресни, пролетариат!», «Да
здравствует победа над капиталом!» 58 или «Скорее бы истребили и
избавили от антихристов нашу избитую и истерзанную Родину!»,
«Правда восторжествует, и Россия светом Христовой веры озарит весь
мир!», «Сыны Родины с окрепшими силами и верой в правое дело
станут на русский берег и освободят Россию от власти
Интернационала!»59
Эта же особенность прослеживается и в рукописных
гимназических журналах. Если девочки пишут преимущественно о
школе, о любимых и нелюбимых учи телях, о собственных
взаимоотношениях, дают характеристики одноклассницам (материалы
«Случай в N-ской гимназии», «Из жизни гимназии», «Кое -что о нашем
классе» и др.)60, то мальчики более склонны к романтично -
54 ДРЭ. - С.113, 162.
55 Лукашевич В. Молодая республика. - С.59,102,120
56 Гринберг А. Рассказы беспризорных о себе. - С.108, 111, 118.
57 Такой ответ дали 7% учениц российских школ в 1921 г. в ответ на вопрос: «Что бы
вы больше всего хотели иметь?» ( Рыбников Н. Идеалы современного ребенка //
Современный ребенок. - М., 1923. - С.53).
58 Гринберг А. Рассказы беспризорных о себе. - С.107 и др.
59 ДРЭ. - С.395, 446,454 и др.
60 Отдел рукописей и редких книг Научной библиотеки им. Н.И.Лобачевского
Казанского государственного университета (далее - ОРРК НБ КГУ). Ед. хр. 9662(1),
9662(2).
Алла Сальникова352
возвышенному отображению действительности (стихот ворение
«Вперед!», рассказ «Кровавый бой»), к рассуждениям на общие
морально-этические темы (эссе «Оптимизм и пессимизм», «Ложный
стыд» и др.)61.
Все эти особенности четко вписываются в концепцию гендерного
«женского» письма, предлагаемую и разрабатываемую современной
наукой62. При этом особенности «женского письма» накладываются и
пересекаются с особенностями «письма детского», тем более что по
сути своей они очень близки. По мнению французского философа и
феминистского теоретика Э.Сиксу, писать текст и для женщины, и для
ребенка - это значит длить ситуацию незавершенности и
бесконечности: такой текст не имеет ни начала, ни конца, и не
поддается присвоению. В нем отражается наивное, не отягощенное
рефлексией восприятие, существующее до всяких языковых катего рий,
основанное на «телесной» коммуникации с физическим миром
вещей63.
Правда, в нередких случаях исследователю, работающему с
«детскими» воспоминаниями 1920 -х гг., бывает достаточно сложно
определить половую принадлежность их авторов. Советские издатели
часто не затрудняли себя указанием имени и пола ребенка,
эмигрантские – тоже предпочитали анонимные публикации детских
сочинений. Вот пример такого текста: «В 1917 году мы жили в городе
Николаеве… Мы жили рядом с госпиталем. Я помню, как пришли
немцы, и мы прятались в подвале, потому что мы жили на третьем
этаже, и пулей уже пробило окно и нас могло бы убить. Потом я еще
помню, как должны были прийти большевики, и мы хотели
уехать…»64 Пол ребенка в данном случае может быть установлен
только исходя из контекста.
Одной из существеннейших проблем источниковедческого
анализа «детских» текстов является их «верификация», установление
степени достоверности изложенных в них сведений, суждений и
оценок. Впрочем, содержащаяся здесь прямая фактическая
информация не всегда имеет первостепенное значение, ибо зачастую
речь не идет об изучении на основании этих документов так
61 ОРРК НБ КГУ. Ед. хр. 8833(1), 8833(2).
62 Об основных положениях теории «женского письма» см., в частности: Пушкарева
Н.Л. «Пишите себя!» (Гендерные особенности письма и чтения) // Сотворение
истории. - С.241-273; Она же. Гендерная проблематика в исторических науках //
Введение в гендерные исследования. Ч.1: Учебное пособие/ под ред. И.Жеребкиной. -
Харьков; СПб., 2001. - С.299-302; Жеребкина И. Феминистская литературная критика
// Там же. - С.553-556 и др.
63 Cixous H. The Laugh of Medusa // Signs. - Summer, 1976. - №1. - P.875-899.
64 ДРЭ. - С.37-38.
«Остров достоверности»: «детский» текст 353
называемой «катакомбной истории», «взрослые» источники которой
настолько искажены, недоступны или утрачены, что приходится
реконструировать прошлое на о сновании «детских» материалов и
«детского» опыта. Созданные детьми источники значительно более
ценны с точки зрения предоставляемой ими возможности взглянуть на
известные исторические события с совершенно оригинальной точки
зрения, прислушаться к откровенн ым суждениям детей, во многом
отличающимся от стереотипных оценок взрослых. Эти источники
обогащают нашу историю новыми сюжетами, новыми типажами,
новыми событиями, не нашедшими отражения в документах
«взрослого» происхождения.
23
|