Коммуникативный аспект деонтологии Дж.Бентама
Збережено в:
| Дата: | 2004 |
|---|---|
| Автор: | |
| Формат: | Стаття |
| Мова: | Russian |
| Опубліковано: |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України
2004
|
| Назва видання: | Культура народов Причерноморья |
| Теми: | |
| Онлайн доступ: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/73868 |
| Теги: |
Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
|
| Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| Цитувати: | Коммуникативный аспект деонтологии Дж. Бентама / Л.Т. Рыскельдиева // Культура народов Причерноморья. — 2004. — № 47. — С. 109-113. — Бібліогр.: 5 назв. — рос. |
Репозитарії
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine| id |
irk-123456789-73868 |
|---|---|
| record_format |
dspace |
| spelling |
irk-123456789-738682015-01-17T03:01:35Z Коммуникативный аспект деонтологии Дж.Бентама Рыскельдиева, Л.Т. Вопросы духовной культуры – ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ 2004 Article Коммуникативный аспект деонтологии Дж. Бентама / Л.Т. Рыскельдиева // Культура народов Причерноморья. — 2004. — № 47. — С. 109-113. — Бібліогр.: 5 назв. — рос. 1562-0808 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/73868 ru Культура народов Причерноморья Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
| institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| collection |
DSpace DC |
| language |
Russian |
| topic |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ Вопросы духовной культуры – ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ |
| spellingShingle |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ Вопросы духовной культуры – ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ Рыскельдиева, Л.Т. Коммуникативный аспект деонтологии Дж.Бентама Культура народов Причерноморья |
| format |
Article |
| author |
Рыскельдиева, Л.Т. |
| author_facet |
Рыскельдиева, Л.Т. |
| author_sort |
Рыскельдиева, Л.Т. |
| title |
Коммуникативный аспект деонтологии Дж.Бентама |
| title_short |
Коммуникативный аспект деонтологии Дж.Бентама |
| title_full |
Коммуникативный аспект деонтологии Дж.Бентама |
| title_fullStr |
Коммуникативный аспект деонтологии Дж.Бентама |
| title_full_unstemmed |
Коммуникативный аспект деонтологии Дж.Бентама |
| title_sort |
коммуникативный аспект деонтологии дж.бентама |
| publisher |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
| publishDate |
2004 |
| topic_facet |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ |
| url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/73868 |
| citation_txt |
Коммуникативный аспект деонтологии Дж. Бентама / Л.Т. Рыскельдиева // Культура народов Причерноморья. — 2004. — № 47. — С. 109-113. — Бібліогр.: 5 назв. — рос. |
| series |
Культура народов Причерноморья |
| work_keys_str_mv |
AT ryskelʹdievalt kommunikativnyjaspektdeontologiidžbentama |
| first_indexed |
2025-07-05T22:20:54Z |
| last_indexed |
2025-07-05T22:20:54Z |
| _version_ |
1836847259887599616 |
| fulltext |
Рыскельдиева Л.Т.
КОММУНИКАТИВНЫЙ АСПЕКТ ДЕОНТОЛОГИИ ДЖ.БЕНТАМА
Актуальность обращения к тексту «Деонтологии…» Дж.Бентама очевидна в современных условиях
смены ценностных ориентиров и мировоззренческих параметров нашего общества. Целью её является до-
стижение герменевтической корректности в отношении философского наследия прошлого. Основная за-
дача – выявление коммуникативных по происхождению и деонтологических по смыслу параметров мо-
ральной философии английского мыслителя.
Имя Джереми Бентама (1748 – 1832) в отечественном интеллектуальном мире прочно связано с пре-
словутым «утилитаризмом» как мировоззрением, которое априори не может иметь высокий аксиологиче-
ский статус в нашем сознании. «Полезность» мы часто ассоциируем с эгоизмом, меркантилизмом, обы-
денностью и хозяйской смекалкой. Кроме того, революционно-демократическая по происхождению и
псевдо-гуманистическая по характеру риторика последних 150 лет наделила учение «духом мещанства»,
«духом торгашества». Впрочем, его имя известно медикам и юристам, считающим его основателем деон-
тологии как науки о профессиональном долге (жаль только, что хорошего знания его трудов никто из них
не обнаруживает [см., например, 1; 2; 3].
Можно сколь угодно долго говорить о том, что настало время адекватного прочтения его «Деонтоло-
гии…», но настанет оно только тогда, когда это прочтение произойдет. Ниже мы попытаемся реконструи-
ровать те моменты учения Бентама, которые, на наш взгляд, характеризуют специфику его понимания ро-
ли, места и функций моралиста по отношению к читателю текста по моральной философии, то есть, вы-
ражаясь языком современной философии, бентамово понимание коммуникативной ситуации по поводу
философского текста.
1) Позитивной части «Деонтологии» Дж.Бентама [4], излагающей его учение, предшествует критиче-
ская, что предполагает хорошо просматриваемую в его тексте «оглядку» - саморефлексию и самооценку.
Эта саморефлексия даёт ему понимание того, что всё, написанное в критической части, имеет прямое от-
ношение и к автору, что полный набор деонтологических проблем формируется ровно тогда, когда крити-
чески настроенный моралист берется за перо. Редакторские заметки говорят, что один из рабочих подза-
головков практической части «Деонтологии…» - «Деонтолог или Пишущий Моралист»[4, 251], после ко-
торого автор дал себе труд объяснить читателю причины, которые заставили его взяться за перо, и тот спо-
соб, которым он собирается выполнять функции деонтолога.
а) Важная причина для деятельности деонтолога состоит в том, что этика пользы Дж. Бентама как уче-
ние о морали, построенное на принципе пользы, чрезвычайно полезна, ибо даёт возможность видеть
дальше и больше настоящего момента, учитывать самые отдаленные возможные последствия тех дей-
ствий, которые сейчас, по нашему мнению, направлены на наше благополучие [см. 4, 149]. Этика как
деонтология способна помочь решить проблемы, связанные с распределением, интерференцией, конфлик-
том и рассогласованностью обязанностей (obligations) человека в обществе, применив при их решении
принцип пользы [см.4, 171-172]. Не беря на себя функции воспитателя, деонтолог может помочь, напри-
мер, Тимоти Глупому «сделать подсчёт удовольствий и страданий как возможных последствий его дел»[4,
199]. Такие расчёты, результаты и смысл которых деонтолог сможет сделать понятными человеку, уже
повышают социальную активность человека, делают его более деятельным, что, в свою очередь, увеличи-
вает его шансы достичь благополучия. Так появляются контуры так называемой «частной деонтологии»,
занятой анализом, мы бы сказали, собственно коммуникативной ситуации «деонтолог-индивид» (т.е. «Я-
Другой»). Её задача, по Бентаму, «вовлечь человека в практику честности и благодеяния путём показа, ко-
ли в этом дело, совпадения требований честности и благодеяния с эгоистическими требованиями благора-
зумия»[4, 197]. В этой коммуникативной ситуации деонтолог в роли учителя («teacher acting as such»), од-
нако, в обществе всегда есть тот, в чьей власти увеличить степень этого совпадения. В этой, мы бы сказа-
ли, квази-коммуникативной ситуации деонтолог может (и косвенно!) повлиять на того, кто такой властью
облечен – властью правительства, а деонтология тогда станет «политической деонтологией». Однако, и в
том, и в другом случае деонтолог остаётся не вправе формулировать, распределять или навязывать обя-
занности, он остаётся в области действия «популярных» или «моральных» санкций, он остаётся таким же
индивидом, членом общества, как и все остальные.
Таким образом, аналитическая по характеру деятельность деонтолога бентамовского типа должна
быть определена как изнутри, имманентно, так и извне – нормальными мотивами-интересами. Аналитиче-
ская деятельность, надо признать, действительно, может быть и синекурой, ибо задача деонтологического
анализа, как уже отмечалось – показать и «вынуть из темноты и заброшенности»[4, 193] тот природный
факт, то обстоятельство, то положение вещей, при котором становится совершенно ясно, что Природа уже
позаботилась, чтобы совокупность наших интересов была гармоничной, чтобы наши интересы к себе име-
ли непосредственную связь с нашими же интересами к Другому. Такая проясняюще-просветительская де-
ятельность могла бы стать исключительно эстетическим, созерцательным занятием, приносящим удовле-
творение одному аналитику, в процессе анализа тёмное делающему светлым, закрытое открытым, несо-
вершенное совершенным. Однако, как только она начинает воплощаться, в данном случае, в текстовую
реальность, обретать словесно-буквенную «плоть», то - если дать себе труд продолжить рефлексию, ана-
лиз до самоанализа, саморефлексии, - выясняется, что она теряет свою «чистоту», созерцательность, эсте-
тичность.
б) Практическая часть «Деонтологии…» Дж.Бентама начинается с объяснения того, как он сам пони-
мает свою деятельность и каков наилучший способ её осуществления.
В деонтологии вообще и в «частной деонтологии», в частности, Бентам видит и искусство и науку од-
новременно. Под деонтологическим искусством он понимает «искусство увеличения общего количества
счастья в той части сферы мысли и действия, которая осталась свободной от власти закона и правитель-
ства»[4, 249]. Эта формулировка, как нам представляется, есть наиболее неясное место во всём аналитиче-
ски прояснённом тексте Бентама. Остаются вопросы: кто владеет этим искусством, каковы необходимые
для него таланты, как и в чём реализуются достижения и творения этого рода творцов (artists)? Напраши-
вается только один имманентный и скрытый ответ на этот вопрос: таким искусством обязан владеть деон-
толог, следовательно, им владеет Дж.Бентам. Значит ли это, что он – не только счастливый человек, но и
умеет влиять на счастье, знает его «формулу»? Этот вопрос для уха, соединённого с языком, говорящим
по-русски, звучит диковато. Однако, если по отношению к почти мистическому для нас понятию «сча-
стье» проделать все вышеописанные аналитические процедуры, вопрос прояснится и потеряет значитель-
ную долю своей дикости. А если вспомнить, что стремление к счастью = благополучию = удовольствиям
вполне естественно, природно, то будет ясно и то, что Природа позаботилась о механизме реализации это-
го стремления, а деонтолог есть тот, кто снимает покров тайны с этого механизма. Поэтому деонтология и
есть наука, «при помощи которой человек знает, как с выгодой пользоваться вышеозначенным искус-
ством»[4, 249].
Коль скоро стремление к счастью совершенно природно, то деонтология как искусство (быть счастли-
вым) и наука (о счастье) имеет целью найти тот способ действия, который в каждом данном случае прави-
лен = уместен = понятен = полезен (right = proper = intelligible = useful) [см. 4, 249]. Бентам-деонтолог ви-
дит синонимичность этих слов и употребляет их вместо «должно».
Отказываясь от терминов «долг» и «должно», Бентам отказывается от роли учителя, проповедника,
судьи и законодателя. Эти роли объединены неким authority (авторитет, власть, полномочия), создающим
очевидную и непреодолимую дистанцию между таким автором и читателем, дистанцию, мы бы сказали, в
квази-коммуникативной топологии, различающей читателя и автора по «вертикали». Эта «вертикаль» в
социальном, мы бы сказали, в естественном измерении Homo naturalis ставит читателя ниже писателя, ибо
в таком случае, как точно замечает Бентам, «он один силен, умен, знающ и добродетелен; его читатели
слабы, глупы, несведущи и порочны»[4, 252]. Превосходство и власть ума, позволяющая ему, как он ду-
мает, учить Другого, оказывается разновидностью власти вообще, которая, как известно, чревата насили-
ем. Оно естественным образом может быть связано с основным аффектом тех, кто осознаёт своё превос-
ходство, отстояние «по высоте» - высокомерие (arrogance), которое, как пишет Бентам, «к несчастью»,
всегда столь же естественным образом связано с леностью и невежеством. Они естественны в той мере, в
какой лёгкость придумывания законов и предписаний отличается от способности их сформулировать и за-
писать (to give due expression and arrangement). В этом весьма трудном деле, как убежден Бентам, преуспе-
ли немногие, если вообще таковые есть. В деле избежания этих трудностей верный помощник – слово
«должен», область его значений есть достаточное свидетельство и иллюстрация адской смеси трёх аффек-
тов.
Кроме «внутреннего», аффективного мотива для обращения к модальности долженствования у всяко-
го моралиста есть ещё и «внешний», связанный с его естественным стремлением получить, приобрести
что-то (advantage) в результате своих трудов – это, конечно, деньги и репутация вместе и по отдельности
[см.4, 254]. Влияние этих «благ» на труд моралиста ещё более пагубно: в погоне за ними он вынужден,
имея в виду продажу своих творений, постоянно прислушиваться к общественному мнению, оно, в свою
очередь, действует на побуждения, стиль и тон его творений как источник, мы бы сказали, пред-рассудков
и предубеждений. Это «пред-» связано с неким уклоном, как выражается Бентам, смещением, склонно-
стью (bias), бытующей в общественном мнении – мнения склоняют к строгости (суровости, жестокости –
severity). Причина её проста – все ограничения, принуждения, осуждения и предписания морали обычный
человек, уверен Бентам, склонен обращать к Другому, теша своё самолюбие и тщеславие невозможностью
самоосуждения, обнаружения собственной виновности, то есть саморефлексии.
Таким образом, в деятельности нашего моралиста сталкиваются, с одной стороны, его слабость и не-
решительность (вспомним трудности, связанные с его высокомерием!) и, с другой стороны, суровость и
строгость, к коей так предуготовано мнение Homo naturalis. Наш моралист как слабый человек, склонный
к суровости в свете такого анализа становится никем иным как, можно сказать, буридановым ослом - «без
оснований (reason) и практически без размышлений (thought)» [4, 254], который спасается от «голодной
смерти», прибегнув к помощи «универсальной отмычки» долга. Результат – морализаторство в виде нала-
гания на человечество оков долженствования, ношение которых не даёт ему ничего, кроме страданий. При
этом сам моралист счастливо избежал труда – «наблюдение, исследование, размышление здесь столь же
излишни, сколь и трудны»[4, 255]. Другими словами, моралист, критикуемый Бентамом, - это Homo natu-
ralis, взявшийся судить обо всём человечестве, за исключением себя, таким образом опредметив всё чело-
вечество и превратив выражение «должен делать» в выражение «должно быть». Бентам же в результате
своего анализа открывает истинное основание такой квази-коммуникативной ситуации: моралист ошиба-
ется (Бентам употребляет глагол to err, который имеет значение «ошибаться» и «грешить»), возвышая се-
бя над Другим.
Бентам восстанавливает и корректирует коммуникативную ситуацию «моралист (Я, писатель)- инди-
вид (Другой, читатель)», имеющую для него очевидно горизонтальную топологию. Метафора той роли, на
которую он, в качестве деонтолога, согласен – scout (разведчик, охотник), который «обременил себя (put
upon) поисками (hunt for) последствий» [4, 251]и их связей с определёнными причинами. Появление мета-
форы охоты здесь не случайно и соответствует какой-то, маргинальной для английской эмпирической фи-
лософии, но всё же своеобразной традиции. Дж. Бентам, понимая и принимая неизбежный эстетизм ан-
глийских интеллектуалов, всё же его преодолевает, а свою метафору охоты-философии дополняет идеей
пользы и образом служения, услуги (service), которую «разведчик»-моралист оказывает, делясь результа-
тами своих поисков с другими (к слову сказать, словари указывают на «служителя в Оксфордском универ-
ситете» как на одно из значений scout : «…на пользу тех, кто чувствует, что расположен принять его слу-
жение…»[4, 251]. «Погружая» английский эстетизм в коммуникативную ситуацию, он накладывает лич-
ную ответственность на разглашение, публикование, разъяснение другим, то есть именно на письменное
изложение своих свободных мыслей. Кроме того, Бентам тем самым определяет и своего читателя, даёт
определенность адресности своего текста. Бентамов Другой – это тот, кто определенным образом «распо-
ложен» по отношению к нему, это «свой Другой». Такое его «расположение» может быть увидено в раз-
ных «ипостасях»: с одной стороны, это тот, кто ищет у него ответа на свои вопросы. То есть тот, кто за-
хвачен моральной философией и находится в поисках нормативного. С другой стороны, это тот, кто ищет
у него ответа на свои вопросы, то есть тот, кто захвачен авторитетом самого Бентама, силой его личного
воздействия или воздействия его слова – тот, кто находится в поисках доверия.
Нельзя в очередной раз отказать родоначальнику утилитаризма в остроумии в связи со статусом и ро-
лью его собственных текстов, которые он предлагает расценивать в качестве некоего конкурсного сочине-
ния, участвующего в борьбе за премию. Эта премия, представим себе, предназначается тому, кто преуспе-
ет в указании максимально большего количества путей и способов получения удовольствий [см.4, 256-
257]. Таким образом, сохраняя и автономию Другого, и автономию своего дискурса, Бентам преодолевает
эстетизм созданием полезной коммуникативной ситуации: читатель может получить удовольствие,
научившись у автора, автор же может получить премию, научив читателя. При этом отношение «учитель-
ученик» нимало не формализовано, является результатом обоюдной доброй воли, а право учительствовать
даёт большее количество опыта, как понятный, прозрачный, то есть калькулируемый критерий (certain de-
gree of experience) [см. 4,131].
Отсутствие «жесткости» в связи «учитель-ученик» Бентам дополняет ликвидацией «жесткости» в от-
ношении «автор-читатель», имплицитно вводя определение жанра своего сочинения: советы, наставления
(instructions), правила (rules). В отсутствие права на императив, Бентам как бы лишает надежд тех, кто
пришёл к нему в поисках нормативного – его источником бывает только «я сам», чего, впрочем, вполне
достаточно: «там, где человеческое ipse dixit играет роль аргумента, всё остальное – излишне»[4, 255].
Впрочем, и тех, кто пришел к нему в поисках доверия, Бентам как бы призывает к самостоятельности, ста-
новясь для них только одним из возможных примеров, человеком, понимающим, сколь легко давать сове-
ты и сколь трудно им следовать [4, 266]. Так, коммуникативная ситуация, в которую погружает нас Бен-
там, становится «мягкой», подвижной, адаптивной и не оставляющей ни малейшей основы для насилия,
ситуацией, развитие которой направлено (в качестве последствий) на: благо-разумие, благо-желательность
и благо-деяние при аналитически интерпретированной идее блага.
II. Вместо нормативного. Полезные советы Дж.Бентама.
Совокупность «советов утилитариста» относится к коммуникативной ситуации, обнаруживающей
конфликт интересов и требующей, согласно деонтологии Бентама, максимально возможного само-
контроля. Советы Бентама носят и негативный (уроки, предупреждения), и позитивный (правила, реко-
мендации) характер. Сфера их приложения – действия, имеющие материальные последствия (material con-
sequences) или «деонтологический доминион» (the dominion of deontology or morality) [см.4, 181]. Деонто-
логически нейтральные действия не имеют материальных последствий (я съел своё яблоко без угрозы рас-
стройства пищеварения), являются делом моего вкуса, не касаются конфликта интересов – эстетика Бен-
тама не интересует. Поэтому понятно, что основа трёх полезных добродетелей – благоразумие (prudence),
а власть над собственным умом, самоконтроль и управление мыслями – главный путь к добродетели, то
есть к счастью.
а) Бентам сохраняет автономию Другого, призывает к самоконтролю и даёт некие правила для руко-
водства ума (command of mind over thoughts). Его нехитрая «полезная йога», как искусство отвлекаться от
неприятных мыслей и концентрироваться на приятных, не имеет целью трансформацию Homo naturalis, а
напротив, закрепление его статуса. Умение контролировать мысли – это бентамов ответ на нелегкий во-
прос о соотношении свободы и необходимости: поскольку в моей власти записывать, фиксировать, обле-
кать в слова свои мысли (в данный момент), постольку я свободен; поскольку что-то заставило меня сесть
за это занятие и предаться этим размышлениям, я подчинен [4, 259]. «Я» здесь – обычный человек, только
способный отвлекаться, переключать внимание, заниматься другим делом, способный вообще быть заня-
тым – в этом одно из больших преимуществ занятости (busy life) [4, 259] в деле осуществления «благора-
зумия-к-себе» (self-regarding prudence).
б) Когда «благоразумие-к-себе» осуществляется в интересах, то некоторые из них, став мотивами или
стимулами действий, могут оказаться препятствием на пути осуществления «благоразумия-к-другим» и
стать неким уроком для неспособных к самоконтролю. Среди мотивов, интересов, по отношению к кото-
рым можно рекомендовать воздержание, находятся те, культивирование которых может породить и зло, то
есть страдания: интересы «стола», «кошелька», «скипетра» (власти), «подушки», «медных труб», болтов-
ни. Без меры, расчёта и определенного воздержания ситуация лести может сделать ответственным за дур-
ные последствия не только того, кому льстят, но и льстеца [4, 261]. Таким образом, сфера моих мотивов
влияет на направленность и характер моих действий, находится в области желаний, стремлений и их во-
площения – там, где проявляется реальное единство благожелательности (зложелательности) и благодея-
ния (злодеяния).
в) Совокупность неких предупреждений по отношению к действиям, деонтологически неправильным,
Бентам формулирует на основе понятия annoyance (беспокойство, раздражение, неудовольствие, неприят-
ность). Оно используется по отношению к ряду действий, на первый взгляд, незначительных, но послед-
ствия которых, в конечном счете, имеют один смысл – они нарушают автономию Другого, не попадая при
этом в поле действия государства и закона. Annoyance-беспокойство, в этом смысле, аналогично offence-
преступлению из Уложения о наказаниях, разница лишь в том, что «наказание» как реализация легальной
санкции по отношению к annoyance-беспокойству – слишком велико, излишне [см.4, 262]. Поэтому annoy-
ance здесь – нарушение того порядка и правильности, при которых Фонд Всеобщего Блага пополняется,
реальное вмешательство в автономию Другого, деонтологический вред.
Говоря о способах причинения annoyance –вмешательства, Бентам наибольшее внимание уделяет дис-
курсивному вмешательству (annoyance by discourse), понимая под дискурсом область речевых коммуника-
ций [4, 262]. Именно здесь, по его мнению, благоразумие может в самой тесной связи с благожелательно-
стью и благодеянием и сильно повлиять на установление добрых отношений (to stand well in the affections
of another man) [там же], в данном контексте, таких отношений, при которых максимально возможно со-
храняется автономия Другого. Понимая, что в абсолютном отношении это невозможно, он даёт перечень
«видов» дискурсивного вмешательства, несомненно причиняющих беспокойство-uneasiness: например,
сообщение неверной и бесполезной информации, утверждение своего превосходства в чем-либо, допросы,
советование, перебивание говорящего и др., а также перечень того, что считается оправданием (основани-
ем) для причинения беспокойства – оно может быть как ложным, так и правильным. К слову сказать, по
Бентаму, истинным основанием для причинения мной беспокойства Другому не может быть ни моя исти-
на, ни его проступок, но может быть мой семейный или политический (публичный) авторитет [см.4,264].
В любом случае, предупреждает Бентам, прежде чем что-либо говорить кому-либо, подумайте, не причи-
нит ли это ему беспокойство, и если причинит, то какова будет его «цена», будет ли в качестве послед-
ствий удовольствие, большее, чем неудовольствие от причинения беспокойства [см.15,263]. Искусство
правильной коммуникации, таким образом, становится искусством видения последствий, а коль скоро
обычный человек не в состоянии рассчитать всё, то следуя советам Бентама, лучше беспокойства-
annoyance не чинить. В этой связи, думается, Бентам не возразил бы против отнесения умствований мора-
лизаторов к разряду «дискурсивного вмешательства». И как не вспомнить здесь «Опыт о болезнях голо-
вы»[5], где И.Кант рвению философов, с которым те рассуждают о разуме и добродетели (и которое «мо-
жет хорошо воспитанных и учтивых людей освободить от бремени обладания ею»[5,227], противопостав-
ляет усиленную дозу слабительного, дабы эти рассуждения, эта «болезнь головы» «была бы раз и навсегда
устранена, причем, совершенно незаметно, не причиняя этим какое-либо беспокойство обществу»[5,241].
Если же беспокойство-вмешательство допущено в отношении вас, предупреждает Бентам, не спешите
упрекать Другого, постарайтесь отнести всё насчет недоразумения или непонимания, переведите неприят-
ный для вас разговор на другую тему, наконец, пошутите. Однако, если annoyance перестаёт быть только
дискурсивным и достигает ваших органов чувств, то ситуация осложняется – перцептивная организация,
ваша телесность есть некая граница, предел, за которым annoyance может перестать быть только деонто-
логическим феноменом. Из пяти органов чувств два являются неприкосновенными для Другого – вмеша-
тельство в моё осязание и вкус может быть всегда расценено как легально наказуемое деяние (нападение
или отравление), тогда как воздействие на зрение, слух и обоняние могут быть подвержены и annoyance,
особенно сильному, переходящему в оскорбление, если это воздействие – со стороны телесности Другого
(отрыжка, испускание газов, вид слизи и др.)[4, 267-270]. Бентам особенно много внимания уделяет опи-
санию механизма осуществления этого вида annoyance, показывая, что дурные манеры – не есть только
личное дело каждого, они не столько вредят ему, сколько Другому. Поэтому бентамова мораль тесно смы-
кается с политикой именно в способе рефлексии, предупреждения и осознания «цены» вмешательства в
автономию Другого. Стремление этого избежать есть вежливость (politeness, politesse), воспитанность
(good breading, la Petite Morale)[см.4,276].
г) Практическая часть «Деонтологии…» Дж.Бентама заканчивается неким универсальным наставле-
нием или призывом, вполне реалистическим благодаря своему адресату. Он обращён к тем слоям обще-
ства, в которых можно найти возможность само-распоряжения и самостоятельности: «Если вам не надо
делать что-то ещё…начните делать добро (good) тем или иным способом любому живому существу,
разумному или неразумному, значительному или незначительному»[4, 278]. Результат, уверяет Бентам, бу-
дет только добрым.
Бентам, конечно, прав, но поневоле вспоминается русская поговорка «не делай добра, не получишь
зла». Верность и точность этой поговорки связана не только и не столько с аксиологическим релятивиз-
мом, естественным для мира Homo naturalis, не столько с метафизическим статусом оппозиции «добро-
зло» и непреодолимостью, неизбежностью её взаимосвязи и переплетения членов в мире сущего, сколько
с небольшим вопросом, который возникает у каждого, принявшего рекомендации Бентама всерьёз и ре-
шившего приняться за их воплощение: как? Впрочем, оставаясь верным антиметафизической и антифило-
софской установке и не пускаясь в рассуждения о добре и зле, исходя их обыденного понимания good (хо-
роший), бытующего в живом английском языке, Бентам даёт ответ и на этот вопрос. «Если вы собираетесь
заняться деланием добра другому, другими словами, оказывать ему услугу (service), и если у вас есть вы-
бор пути или способа её оказания, подумайте и заметьте, какой способ её получения наиболее по вкусу
ему (другому)»[4, 279]. Именно здесь, нам представляется, находится «нерв» бентамова учения о морали:
«Если в результате небольшой сдержанности (self-restraint) и не большого размышления (reflection) вы
сможете сделать ему добро так, как подходит ему (his own way), то будет плохой экономией и неверным
поведением с вашей стороны выбрать оказание ему меньшего добра только потому, что так подходит
вам…»[4, 279]. Этот «нерв» заключается в небольшом моменте «self-restraint» и «reflection» - остановиться
и подумать, как нужно ему. Другими словами, представить, как если бы вы были он, то есть на мгновение
в результате некоторой «остановки» добровольно нарушить собственную автономию, «впустив» в неё
Другого-чужого, на это мгновение сделав его Другим-своим. Эта крошечная «жертва», минимальная из
возможных, «жертва» непрерывностью процесса утверждения самоидентичности Homo naturalis, та неиз-
бежная и оправданная «цена» свободного времени («если вам не надо делать ничего другого…»). В про-
тивном случае ваша услуга, оказанная Другому your own way (по-вашему), становится не добром, а по
глубокому убеждению Бентама, тиранией, и в этом с ним не согласится только тиран.
Если мы поняли, что добро – это то, в чём нуждается Другой, но что найти непременно надо нам, то
нет перед нами препятствий в «искусстве снискать расположение» (art of ingratiating).Это искусство со-
здания адекватной, истинной коммуникативной ситуации, которая возникает, если следовать логике Бен-
тама, в процессе делания добра, в такой коммуникативной «топологии», которая «располагает» меня по
отношению к Другому в одной плоскости, на одной горизонтали. Следование простым расчётам при этом
поможет мне избежать крайностей сервильности и высокомерия, сохранив «горизонталь». Парадоксаль-
ным образом в этом случае на время моих размышлений и в их процессе появляется то, что Бентам никак
не мог обнаружить в обществе, но на чём держится вся европейская культура – равенство. В учении Бен-
тама оно не провозглашается, не требуется, а имплицитно показывается в виде совета по его практическо-
му достижению – совета, которому может последовать тот, кто способен делать добро любому живому
существу.
Таким образом, основные параметры коммуникативной ситуации, задаваемой Дж. Бентамом как авто-
ром текста по моральной, то есть практической философии, позволяют охарактеризовать его как сторон-
ника ненасилия, своеобразной «коммуникативной ахимсы», цель которой – максимальное счастье макси-
мального количества живых существ.
Источники и литература
1. Скакун О.Ф. Юридическая деонтология. Учебник для вузов.\\ Харьков: Эспада, 2002.
2. Окусов А.П. Юридическая деонтология или профессиональная несостоятельность безнравственного
юриста. \\ Ростов-на-Дону, 2001.
3. Деонтология в медицине: В 2т. Под ред. Б.В.Петровского. \\ Москва, Медицина, 1988.
4. Bentham J. Deontology. // Bentham J.Deontology together with a Table of the Springs of Action and the
Article of Utilitarianism. – Oxford, Clarendon Press, 1983, p. 119-281.
5. Кант И. Опыт о болезнях головы. // Кант И Сочинения в 6-ти томах. Т.2 – М., Мысль, 1964.
|