Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина

В статье рассматриваются романтические традиции в картинах природы Кавказа на примере поэмы А.С. Пушкина «Кавказский пленник» и стихотворения «Кавказ». Ключевым мотивом, позволяющим сделать вывод о наличии романтических традиций в творчестве поэта, является мотив бегства и свободы....

Повний опис

Збережено в:
Бібліографічні деталі
Дата:2003
Автор: Иванова, Н.П.
Формат: Стаття
Мова:Russian
Опубліковано: Кримський науковий центр НАН України і МОН України 2003
Назва видання:Культура народов Причерноморья
Теми:
Онлайн доступ:http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/74178
Теги: Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
Назва журналу:Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Цитувати:Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина / Н.П. Иванова // Культура народов Причерноморья. — 2003. — № 37. — С. 266-271. — Бібліогр.: 6 назв. — рос.

Репозитарії

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
id irk-123456789-74178
record_format dspace
spelling irk-123456789-741782015-01-20T03:02:03Z Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина Иванова, Н.П. Межкультурные коммуникации: литературоведческий аспект В статье рассматриваются романтические традиции в картинах природы Кавказа на примере поэмы А.С. Пушкина «Кавказский пленник» и стихотворения «Кавказ». Ключевым мотивом, позволяющим сделать вывод о наличии романтических традиций в творчестве поэта, является мотив бегства и свободы. У статті розглядаються романтичні традиції у картинах природи Кавказу на прикладі поеми О.С. Пушкіна «Кавказький полонений». Ключовим мотивом, якій дозволяє зробити висновок про наявність романтичних традицій у творчості поета, є мотив втечі і волі. In the article it is examining the traditions of romantism in the Caucasus landscapes by using as an example Pushkin`s poem «Kavkazsky plennik» and short poem «Kavkaz». The key motive, which allows make the conclusion about existence of tradition of romantism in the Pushkin`s poetry, is the motive of escape and freedom. 2003 Article Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина / Н.П. Иванова // Культура народов Причерноморья. — 2003. — № 37. — С. 266-271. — Бібліогр.: 6 назв. — рос. 1562-0808 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/74178 ru Культура народов Причерноморья Кримський науковий центр НАН України і МОН України
institution Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection DSpace DC
language Russian
topic Межкультурные коммуникации: литературоведческий аспект
Межкультурные коммуникации: литературоведческий аспект
spellingShingle Межкультурные коммуникации: литературоведческий аспект
Межкультурные коммуникации: литературоведческий аспект
Иванова, Н.П.
Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина
Культура народов Причерноморья
description В статье рассматриваются романтические традиции в картинах природы Кавказа на примере поэмы А.С. Пушкина «Кавказский пленник» и стихотворения «Кавказ». Ключевым мотивом, позволяющим сделать вывод о наличии романтических традиций в творчестве поэта, является мотив бегства и свободы.
format Article
author Иванова, Н.П.
author_facet Иванова, Н.П.
author_sort Иванова, Н.П.
title Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина
title_short Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина
title_full Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина
title_fullStr Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина
title_full_unstemmed Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина
title_sort романтические традиции в кавказских пейзажах а.с.пушкина
publisher Кримський науковий центр НАН України і МОН України
publishDate 2003
topic_facet Межкультурные коммуникации: литературоведческий аспект
url http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/74178
citation_txt Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина / Н.П. Иванова // Культура народов Причерноморья. — 2003. — № 37. — С. 266-271. — Бібліогр.: 6 назв. — рос.
series Культура народов Причерноморья
work_keys_str_mv AT ivanovanp romantičeskietradiciivkavkazskihpejzažahaspuškina
first_indexed 2025-07-05T22:37:47Z
last_indexed 2025-07-05T22:37:47Z
_version_ 1836848321565556736
fulltext РОМАНТИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ В КАВКАЗСКИХ ПЕЙЗАЖАХ А.С.ПУШКИНА Н. П. Иванова Таврический национальный университет им. В. И. Вернадского В статье рассматриваются романтические традиции в картинах природы Кавказа на примере поэмы А.С. Пушкина «Кавказский пленник» и стихотворения «Кавказ». Ключевым мотивом, позволяющим сделать вывод о наличии романтических традиций в творчестве поэта, является мотив бегства и свободы. Ключевые слова: романтические традиции, мотив бегства и свободы, пространственные ориентиры У статті розглядаються романтичні традиції у картинах природи Кавказу на прикладі поеми О.С. Пушкіна «Кавказький полонений». Ключовим мотивом, якій дозволяє зробити висновок про наявність романтичних традицій у творчості поета, є мотив втечі і волі. Ключові слова: романтичні традиції, мотив втечі та волі, просторові орієнтири In the article it is examining the traditions of romantism in the Caucasus landscapes by using as an example Pushkin`s poem «Kavkazsky plennik» and short poem «Kavkaz». The key motive, which allows make the conclusion about existence of tradition of romantism in the Pushkin`s poetry, is the motive of escape and freedom. Key words: traditions of romantism, motive of escape and freedom, spatial orientations Проблема творческого метода на протяжении последних десятилетий является одной из основополагающих проблем литературоведения. Применительно к пушкинскому творчеству пик исследований такого рода пришелся на 60-е-80-е годы ХХ века, когда издавались работы Г.А.Гуковского «Пушкин и русские романтики» (1965 г.), А.М.Гуревича «Лирика Пушкина в ее отношении к романтизму» (1971 г.), Г.П.Макогоненко «От Фонвизина до Пушкина. Из истории русского реализма» (1969 г.), Б.С.Мейлаха «Творчество А.С.Пушкина. Развитие художественной системы» (1984 г.). В этих работах вопрос о чертах романтизма и реализма в творчестве поэта исследователи решали, в основном исходя из проблематики, идейного содержания и рассмотрения системы образов пушкинских произведений. Эти же исследователи указывали на важность обращения к поэтике в ходе анализа эволюции художественной системы писателя или поэта. Поэтику и стиль пушкинских произведений изучали В.В.Виноградов («Из истории стилей русского исторического романа (Пушкин и Гоголь)», 1958 г.; «О художественной речи Пушкина», 1967г.), Б.М.Эйхенбаум («Проблемы поэтики Пушкина», «Путь Пушкина к прозе», 1969г.), но они не проводили отдельных исследований, посвященных пейзажу как одному из важнейших элементов поэтики литературного произведения. Между тем, «пейзаж, портрет, движение чувства – наиболее подходящие для морфологического описания категории, в них виднее неотъемлемые и специфические черты каждого поэта» [1, с.214]. Этот вывод Б.А.Грифцов сделал в 1924 году, как раз в то время, когда в Харькове существовала занимающаяся изучением вопросов поэтики литературоведческая школа А.И.Белецкого (программной для этого направления исследований стала его работа «В мастерской художника слова» (1927 г.), в которой есть специальная глава «Изображение живой и мертвой природы»), а в Ленинграде вышла работа В.М.Жирмунского «Байрон и Пушкин. Из истории романтической поэмы», посвященная вопросам сравнительной поэтики. Но позже форма была принесена в жертву содержанию, и идеи этих исследователей не получили дальнейшего развития. В 90-е годы, когда в филологии особую актуальность приобрели такие категории, как ментальность и когнитивность, не только в российском, но и в украинском литературоведении наметился новый всплеск интереса к пейзажу, ведь именно этот элемент поэтики позволяет анализировать литературное произведение как составную часть художественной системы автора. Об этом свидетельствуют работы Д.С.Лихачева «Диалог в природе как признак жизни и одухотворения в литературе» (1997г.), Э.М.Афанасьевой «Поэтика пейзажа в русской молитвенной лирике» (1999г.), О.В.Васильевой «О художественном пространстве и времени» (1993г.), А.П.Грачева «Пейзаж как явление интертекста» (1999 г.), Н.Д.Ивановой «Содержание и принципы филологического изучения пейзажа» (1994 г.), Н.Копистянської «Аспекти функціонування простору, просторової в художньому тексті» (1997 г.). В современном литературоведении принята точка зрения, согласно которой А.С.Пушкин прошел путь от романтического до реалистического мировосприятия, и эта эволюция мышления поэта (безусловно, и художественного мышления) отразилась в его произведениях. Однако проведение четкой временной грани между романтическими и реалистическими традициями в пушкинском творчестве не представляется возможным, «ведь и романтизм Пушкина питался современной действительностью, а не субъективистской фантазией художника, ведь дыхание современности всегда ощущалось в романтических произведениях Пушкина» [2, с. 68]. Пушкинское творчество начала 20-х годов XIX века позволяет говорить о преобладании романтизма не только на уровне изображения действительности, но, главным образом, на уровне «жизнеощущения». «Это романтическое жизнеощущение, которое тогда было еще не традицией, а витающим в воздухе живым литературным (и – шире – культурным) переживанием, послужило для Пушкина на новом этапе его художественной жизни точкой опоры. Основываясь на нем, он пошел дальше, создав не только совершенно неповторимое искусство слова, но и совершенно неповторимое искусство жизни» [2, с. 54-55]. Вопрос же об отражении в пушкинских картинах природы этого этапа эволюции мировосприятия и художественного мышления автора по-прежнему остается открытым, поэтому целью данной статьи является анализ стихотворных картин кавказской природы как отражения романтического мироощущения Пушкина. Задачи статьи: 1) доказательство существования связи между пространственными и ценностными ориентирами поэта (в данном случае – традиционно романтическими ценностными ориентирами); 2) анализ отражения в поэтических кавказских пейзажах А.С.Пушкина таких традиционно романтических мотивов, как мотив бегства и свободы. Многие исследователи, и в частности Ю.М. Лотман, указывают в связи с этим на определенные черты романтического поведения поэта, одной из которых является сознательная ориентация на тот или иной литературный тип. «Романтический герой всегда в пути, его мир – это дорога. За спиной у него покинутая родина, ставшая для него тюрьмой» [3, с.57]. Не это ли причина знакомства поэта с Кавказом? При всей обходительности генерала Инзова и прекрасной атмосфере «милого семейства» Раевских это была все-таки ссылка. Но это с одной стороны, а с другой… Куда бежит романтический герой от обыденности и несвободы? Конечно же, в мир необычной экзотической природы, Где в тучах прячутся скалы, Где люди вольны, как орлы. И действительно, «пейзажи Кавказа и Крыма одели живой плотью романтические представления. То, что в Европе входило в литературную моду, «ориенталиа» («восточность»), быстро превращаясь в систему литературных штампов, ожило перед глазами поэта как бытовая реальность. Романтизм, казавшийся в Петербурге экзотической сказкой, на Кавказе обернулся правдой и жизнью. Это толкало к тому, чтобы и в себе самом искать черты романтического героя. Романтическое мироощущение позволяло слить душ пасмурный Бешту» назван «пустынником величавым», а также «новым Парнасом». И это очень показательный факт: ведущие исследователи романтизма называют главной его чертой оценочность, окрашенность изображаемых реальных деталей тонами авторского восприятия. Не случайно Г.А. Гуковский для обозначения романтизма использовал, в частности, такой термин, как «субъективизм», а Б.С. Мейлах отмечал такую важную сторону пушкинской лирики, как «раскрытие душевного мира человека сквозь восприятие мира внешнего» [2, с.233]. И коль скоро это так, следует упомянуть и о том, что образ пустыни неоднократно встречается в «Кавказском пленнике»: «пустыни знойные», «пустынные равнины», «пустынный мир», «в горах пустынных». Как представляется, слово пустыня в поэме вовсе не традиционное пространство, лишенное растительности, потому что Пред ним пустынные равнины Лежат зеленой пеленой. Это скорее место обитания пустынника, мир, где он одинок и (но?) свободен. Так, В.И. Даль толкует слова пустыня, пустынь, в частности, как «уединенную обитель, одинокое жилье, келью, лачугу отшельника, одинокого богомольца, уклонившегося от сует», а слово пустынный, соответственно, как «безлюдный, отшельный, одинокий» [4,с.542]. Присутствие в образе пустыни мотива отшельничества, а также, видимо, непонимания и даже неприятия поэта окружающим миром доказывает знаменитое пушкинское стихотворение «Свободы сеятель пустынный…» (1823 г.): Свободы сеятель пустынный, Я вышел рано, до звезды; Рукою чистой и безвинной В порабощенные бразды Бросал живительное семя – Но потерял я только время, Благие мысли и труды… [4, т. 1, с. 296]. Свидетельствуют о существовании мотива одиночества и отшельничества в образе пустыни и строки написанного в другой – Михайловской – ссылке стихотворения «19 ноября» (1825 г.): «Пылай, камин, в моей пустынной келье»; «…и ныне здесь, в забытой сей глуши, в обители пустынных вьюг и хлада…» [4, т. 1, с. 354-355], а также следующий фрагмент «Кавказского пленника»: Наскуча жертвой быть привычной Давно презренной суеты, И неприязни двуязычной, И простодушной клеветы, Отступник света, друг природы, Покинул он родной предел И в край далекий полетел С веселым призраком свободы. Свобода! Он одной тебя Еще искал в пустынном мире [5, т. 2, с.6]. Кстати, дважды в поэме слово природа рифмуется со словом свобода, давая возможность говорить об устойчивой ассоциации в миропонимании двадцатилетнего поэта. Указывая на ассоциативность как на одну из важнейших особенностей художественного мышления Пушкина, Б.С. Мейлах определяет ассоциации как «субъективные отражения объективных представлений и временных связей между предметами и явлениями» [2, с.213]. Что это, если не по-иному сформулированный тезис об оценочном изображении окружающего мира, характерном для романтиков? Но мотив бегства, отшельничества и свободы не исчерпывается в «Кавказском пленнике» образами пустыни и пустынника. Он получает развитие в пространственных ориентирах поэта. Попавший в плен европеец, как называет своего героя Пушкин, вначале осознает свою неволю: Прости, священная свобода! Он раб. И в этот момент он видит уже тогда являющиеся символами величия и свободы горы снизу: И видит: неприступных гор Над ним воздвигнулась громада, Гнездо разбойничьих племен, Черкесской вольности ограда [5, т. 2, с.5]. Иными словами, свобода является для него неисполнимой мечтой, чем-то высоким и недостижимым. Жизнь в этом случае теряет для романтического героя всякий смысл: Он раб. Склонясь главой на камень, Он ждет, чтоб с сумрачной зарей Погас печальной жизни пламень, Он жаждет сени гробовой [5, т. 2, с.6]. Заметим еще один повтор короткого и неотвратимого, как приговор, «он раб». Но после встречи с черкешенкой «пленник оживает». И теперь он оказывается уже «над аулом», причем столь высоко, что «у ног его дымились тучи». Даже гроза теперь проносится под ним, не причиняя ему никакого вреда своим «немощным воем»: И вдруг на долы дождь и град Из туч сквозь молний извергались; Волнами роя крутизны, Сдвигая камни вековые, Текли потоки дождевые – А пленник, с горной вышины, Один, за тучей громовою, Возврата солнечного ждал, Недосягаемый грозою, И бури немощному вою С какой-то радостью внимал [5, т. 2, с.9]. Возможность обретения свободы позволяет романтическому герою свысока смотреть на житейские бури. И, как утверждает Б.С. Мейлах, «эволюцию Пушкин был ссыльным скитальцем, который рвался в Петербург. Теперь его держат в Петербурге как на привязи, и он стремится вырваться из его душной атмосферы куда угодно» [3, с.155]. И вновь бегство. И вновь Кавказ. С одной стороны, вновь одиночество, с другой – желание получить свободу, подняться над этим суетным миром. Природа равнин не дает такой возможности, а горы – да! И как следствие этого – вновь прием изображения пейзажа сверху в стихотворении «Кавказ» (1829 г.): Кавказ подо мною. Один в вышине Стою над снегами у края стремнины… [5, т. 1, с.456]. По степени свободы с романтическим героем сравнится только орел – традиционный символ воли (еще раз вспоминается лермонтовское «люди вольны, как орлы» или пушкинский же «вскормленный в неволе орел молодой»): Орел, с отдаленной поднявшись вершины, Парит неподвижно со мной наравне. Отчетливо выстроенная в стихотворении вертикаль – своего рода иерархия символов и жизненных ценностей. Итак, на ее вершине романтический герой и орел как символ свободы, под ними – мир природы, не определяющий и формирующий внутренний мир романтического героя, а напротив, отвечающий ему: Здесь тучи смиренно идут подо мной; Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады; Под ними утесов нагие громады… Движение сверху вниз прослеживается довольно ясно. В этом мире (на этом уровне) живут олени и птицы. Теперь спускаемся еще ниже: А там уж и люди гнездятся в горах, И ползают овцы по злачным стремнинам… И хотя люди, как видим, занимают далеко не ведущее место в картине мироустройства романтического героя, но эти люди все-таки близки к природе, а значит, обладают определенной степенью свободы: подобно птицам, они «гнездятся в горах» (о емкости и важности пушкинской метафоры писали многие литературоведы). Восприятие горцев как людей, особенно близких к природе, характерно для романтиков. Вспомним Лермонтова и его описание «деревушки осетин, подобной гнезду ласточки» в «Герое нашего времени». Однако, видимо, именно положение людей на одном уровне с овцами в выстроенной пространственно-ценностной вертикали определяет понимание поэтом истинного отношения народа к свободе, потому что еще в 1823 году в упомянутом стихотворении «Свободы сеятель пустынный…» Пушкин писал: Паситесь, мирные народы! Вас не разбудит чести клич. К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь. Наследство их из года в годы Ярмо с гремушками да бич [5, т. 1, с.296]. Но движение вниз продолжается: «И пастырь нисходит к веселым долинам». А что же там? Пик вертикали обретает свою противоположность: скованную, хотя и по-прежнему желанную свободу символизируют кавказские реки Арагва и Терек: …Терек играет в свирепом веселье; Играет и воет, как зверь молодой, Завидевши пищу из клетки железной; И бьется о берег в вражде бесполезной, И лижет утесы голодной волной… Вотще! нет ни пищи ему, ни отрады: Теснят его грозно немые громады. Представляется, что противоположные точки описанной вертикали наглядно иллюстрируют традиционную романтическую философию двоемирия, основанную на несоответствии мира мечты миру реальности. Исследователи эстетики романтизма исходили в своих концепциях из противопоставленности человеческой личности окружающей действительности: «Объективная действительность осознается и изображается романтиками как чуждая субъекту, лишенная гуманистического идеала» [6, с.47]. А так как стихотворение «Кавказ» написано в то время, когда, по оценкам литературоведов, Пушкин творил как реалист (уже написан «Борис Годунов», идет работа над «Евгением Онегиным»), то, думается, что первоначальный тезис о невозможности четкого временного разграничения романтических и реалистических традиций в пушкинском творчестве получил еще одно доказательство. Элементы романтического изображения окружающего мира встречаем и в «Путешествии в Арзрум во время похода 1812 года», написанном на основе кавказских впечатлений значительно позже, в 1835 году. Но, как известно, это прозаическое произведение, а значит, анализ его пейзажных образов является целью дальнейших исследований. Литература: 1. Грифцов Б.А. Пушкинский пейзаж // Грифцов Б.А. Психология писателя. – М., 1988. – С.213-233. 2. Мейлах Б.С. Художественное мышление Пушкина как творческий процесс. – М.- Л., 1962. 3. Лотман Ю.М. Александр Сергеевич Пушкин. – Л., 1983. 4. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. – СПб.- М., 1882. – Т. 3. 5. Пушкин А.С. Сочинения: В 3-х т.т. – М., 1985. 6. Ванслов В.В. Эстетика романтизма. – М., 1966.