Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина
В статье рассматриваются романтические традиции в картинах природы Кавказа на примере поэмы А.С. Пушкина «Кавказский пленник» и стихотворения «Кавказ». Ключевым мотивом, позволяющим сделать вывод о наличии романтических традиций в творчестве поэта, является мотив бегства и свободы....
Збережено в:
Дата: | 2003 |
---|---|
Автор: | |
Формат: | Стаття |
Мова: | Russian |
Опубліковано: |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України
2003
|
Назва видання: | Культура народов Причерноморья |
Теми: | |
Онлайн доступ: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/74178 |
Теги: |
Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
|
Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
Цитувати: | Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина / Н.П. Иванова // Культура народов Причерноморья. — 2003. — № 37. — С. 266-271. — Бібліогр.: 6 назв. — рос. |
Репозитарії
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraineid |
irk-123456789-74178 |
---|---|
record_format |
dspace |
spelling |
irk-123456789-741782015-01-20T03:02:03Z Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина Иванова, Н.П. Межкультурные коммуникации: литературоведческий аспект В статье рассматриваются романтические традиции в картинах природы Кавказа на примере поэмы А.С. Пушкина «Кавказский пленник» и стихотворения «Кавказ». Ключевым мотивом, позволяющим сделать вывод о наличии романтических традиций в творчестве поэта, является мотив бегства и свободы. У статті розглядаються романтичні традиції у картинах природи Кавказу на прикладі поеми О.С. Пушкіна «Кавказький полонений». Ключовим мотивом, якій дозволяє зробити висновок про наявність романтичних традицій у творчості поета, є мотив втечі і волі. In the article it is examining the traditions of romantism in the Caucasus landscapes by using as an example Pushkin`s poem «Kavkazsky plennik» and short poem «Kavkaz». The key motive, which allows make the conclusion about existence of tradition of romantism in the Pushkin`s poetry, is the motive of escape and freedom. 2003 Article Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина / Н.П. Иванова // Культура народов Причерноморья. — 2003. — № 37. — С. 266-271. — Бібліогр.: 6 назв. — рос. 1562-0808 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/74178 ru Культура народов Причерноморья Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
collection |
DSpace DC |
language |
Russian |
topic |
Межкультурные коммуникации: литературоведческий аспект Межкультурные коммуникации: литературоведческий аспект |
spellingShingle |
Межкультурные коммуникации: литературоведческий аспект Межкультурные коммуникации: литературоведческий аспект Иванова, Н.П. Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина Культура народов Причерноморья |
description |
В статье рассматриваются романтические традиции в картинах природы Кавказа на примере поэмы А.С. Пушкина «Кавказский пленник» и стихотворения «Кавказ». Ключевым мотивом, позволяющим сделать вывод о наличии романтических традиций в творчестве поэта, является мотив бегства и свободы. |
format |
Article |
author |
Иванова, Н.П. |
author_facet |
Иванова, Н.П. |
author_sort |
Иванова, Н.П. |
title |
Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина |
title_short |
Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина |
title_full |
Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина |
title_fullStr |
Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина |
title_full_unstemmed |
Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина |
title_sort |
романтические традиции в кавказских пейзажах а.с.пушкина |
publisher |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
publishDate |
2003 |
topic_facet |
Межкультурные коммуникации: литературоведческий аспект |
url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/74178 |
citation_txt |
Романтические традиции в кавказских пейзажах А.С.Пушкина / Н.П. Иванова // Культура народов Причерноморья. — 2003. — № 37. — С. 266-271. — Бібліогр.: 6 назв. — рос. |
series |
Культура народов Причерноморья |
work_keys_str_mv |
AT ivanovanp romantičeskietradiciivkavkazskihpejzažahaspuškina |
first_indexed |
2025-07-05T22:37:47Z |
last_indexed |
2025-07-05T22:37:47Z |
_version_ |
1836848321565556736 |
fulltext |
РОМАНТИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ
В КАВКАЗСКИХ ПЕЙЗАЖАХ А.С.ПУШКИНА
Н. П. Иванова
Таврический национальный университет им. В. И. Вернадского
В статье рассматриваются романтические традиции в картинах природы Кавказа на
примере поэмы А.С. Пушкина «Кавказский пленник» и стихотворения «Кавказ». Ключевым
мотивом, позволяющим сделать вывод о наличии романтических традиций в творчестве поэта,
является мотив бегства и свободы.
Ключевые слова: романтические традиции, мотив бегства и свободы, пространственные
ориентиры
У статті розглядаються романтичні традиції у картинах природи Кавказу на прикладі
поеми О.С. Пушкіна «Кавказький полонений». Ключовим мотивом, якій дозволяє зробити висновок
про наявність романтичних традицій у творчості поета, є мотив втечі і волі.
Ключові слова: романтичні традиції, мотив втечі та волі, просторові орієнтири
In the article it is examining the traditions of romantism in the Caucasus landscapes by using as an
example Pushkin`s poem «Kavkazsky plennik» and short poem «Kavkaz». The key motive, which allows
make the conclusion about existence of tradition of romantism in the Pushkin`s poetry, is the motive of
escape and freedom.
Key words: traditions of romantism, motive of escape and freedom, spatial orientations
Проблема творческого метода на протяжении последних десятилетий является одной из
основополагающих проблем литературоведения. Применительно к пушкинскому творчеству пик
исследований такого рода пришелся на 60-е-80-е годы ХХ века, когда издавались работы Г.А.Гуковского
«Пушкин и русские романтики» (1965 г.), А.М.Гуревича «Лирика Пушкина в ее отношении к романтизму»
(1971 г.), Г.П.Макогоненко «От Фонвизина до Пушкина. Из истории русского реализма» (1969 г.),
Б.С.Мейлаха «Творчество А.С.Пушкина. Развитие художественной системы» (1984 г.). В этих работах
вопрос о чертах романтизма и реализма в творчестве поэта исследователи решали, в основном исходя из
проблематики, идейного содержания и рассмотрения системы образов пушкинских произведений. Эти же
исследователи указывали на важность обращения к поэтике в ходе анализа эволюции художественной
системы писателя или поэта. Поэтику и стиль пушкинских произведений изучали В.В.Виноградов («Из
истории стилей русского исторического романа (Пушкин и Гоголь)», 1958 г.; «О художественной речи
Пушкина», 1967г.), Б.М.Эйхенбаум («Проблемы поэтики Пушкина», «Путь Пушкина к прозе», 1969г.), но
они не проводили отдельных исследований, посвященных пейзажу как одному из важнейших элементов
поэтики литературного произведения. Между тем, «пейзаж, портрет, движение чувства – наиболее
подходящие для морфологического описания категории, в них виднее неотъемлемые и специфические
черты каждого поэта» [1, с.214]. Этот вывод Б.А.Грифцов сделал в 1924 году, как раз в то время, когда в
Харькове существовала занимающаяся изучением вопросов поэтики литературоведческая школа
А.И.Белецкого (программной для этого направления исследований стала его работа «В мастерской
художника слова» (1927 г.), в которой есть специальная глава «Изображение живой и мертвой природы»), а
в Ленинграде вышла работа В.М.Жирмунского «Байрон и Пушкин. Из истории романтической поэмы»,
посвященная вопросам сравнительной поэтики. Но позже форма была принесена в жертву содержанию, и
идеи этих исследователей не получили дальнейшего развития. В 90-е годы, когда в филологии особую
актуальность приобрели такие категории, как ментальность и когнитивность, не только в российском, но и в
украинском литературоведении наметился новый всплеск интереса к пейзажу, ведь именно этот элемент
поэтики позволяет анализировать литературное произведение как составную часть художественной системы
автора. Об этом свидетельствуют работы Д.С.Лихачева «Диалог в природе как признак жизни и
одухотворения в литературе» (1997г.), Э.М.Афанасьевой «Поэтика пейзажа в русской молитвенной лирике»
(1999г.), О.В.Васильевой «О художественном пространстве и времени» (1993г.), А.П.Грачева «Пейзаж как
явление интертекста» (1999 г.), Н.Д.Ивановой «Содержание и принципы филологического изучения
пейзажа» (1994 г.), Н.Копистянської «Аспекти функціонування простору, просторової в художньому тексті»
(1997 г.).
В современном литературоведении принята точка зрения, согласно которой А.С.Пушкин прошел путь
от романтического до реалистического мировосприятия, и эта эволюция мышления поэта (безусловно, и
художественного мышления) отразилась в его произведениях. Однако проведение четкой временной грани
между романтическими и реалистическими традициями в пушкинском творчестве не представляется
возможным, «ведь и романтизм Пушкина питался современной действительностью, а не субъективистской
фантазией художника, ведь дыхание современности всегда ощущалось в романтических произведениях
Пушкина» [2, с. 68].
Пушкинское творчество начала 20-х годов XIX века позволяет говорить о преобладании романтизма не
только на уровне изображения действительности, но, главным образом, на уровне «жизнеощущения». «Это
романтическое жизнеощущение, которое тогда было еще не традицией, а витающим в воздухе живым
литературным (и – шире – культурным) переживанием, послужило для Пушкина на новом этапе его
художественной жизни точкой опоры. Основываясь на нем, он пошел дальше, создав не только совершенно
неповторимое искусство слова, но и совершенно неповторимое искусство жизни» [2, с. 54-55]. Вопрос же об
отражении в пушкинских картинах природы этого этапа эволюции мировосприятия и художественного
мышления автора по-прежнему остается открытым, поэтому целью данной статьи является анализ
стихотворных картин кавказской природы как отражения романтического мироощущения Пушкина. Задачи
статьи: 1) доказательство существования связи между пространственными и ценностными ориентирами
поэта (в данном случае – традиционно романтическими ценностными ориентирами); 2) анализ отражения в
поэтических кавказских пейзажах А.С.Пушкина таких традиционно романтических мотивов, как мотив
бегства и свободы.
Многие исследователи, и в частности Ю.М. Лотман, указывают в связи с этим на определенные черты
романтического поведения поэта, одной из которых является сознательная ориентация на тот или иной
литературный тип. «Романтический герой всегда в пути, его мир – это дорога. За спиной у него покинутая
родина, ставшая для него тюрьмой» [3, с.57]. Не это ли причина знакомства поэта с Кавказом? При всей
обходительности генерала Инзова и прекрасной атмосфере «милого семейства» Раевских это была все-таки
ссылка. Но это с одной стороны, а с другой… Куда бежит романтический герой от обыденности и
несвободы? Конечно же, в мир необычной экзотической природы,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.
И действительно, «пейзажи Кавказа и Крыма одели живой плотью романтические представления. То,
что в Европе входило в литературную моду, «ориенталиа» («восточность»), быстро превращаясь в систему
литературных штампов, ожило перед глазами поэта как бытовая реальность. Романтизм, казавшийся в
Петербурге экзотической сказкой, на Кавказе обернулся правдой и жизнью. Это толкало к тому, чтобы и в
себе самом искать черты романтического героя. Романтическое мироощущение позволяло слить душ
пасмурный Бешту» назван «пустынником величавым», а также «новым Парнасом». И это очень
показательный факт: ведущие исследователи романтизма называют главной его чертой оценочность,
окрашенность изображаемых реальных деталей тонами авторского восприятия. Не случайно Г.А. Гуковский
для обозначения романтизма использовал, в частности, такой термин, как «субъективизм», а Б.С. Мейлах
отмечал такую важную сторону пушкинской лирики, как «раскрытие душевного мира человека сквозь
восприятие мира внешнего» [2, с.233].
И коль скоро это так, следует упомянуть и о том, что образ пустыни неоднократно встречается в
«Кавказском пленнике»: «пустыни знойные», «пустынные равнины», «пустынный мир», «в горах
пустынных». Как представляется, слово пустыня в поэме вовсе не традиционное пространство, лишенное
растительности, потому что
Пред ним пустынные равнины
Лежат зеленой пеленой.
Это скорее место обитания пустынника, мир, где он одинок и (но?) свободен. Так, В.И. Даль толкует слова
пустыня, пустынь, в частности, как «уединенную обитель, одинокое жилье, келью, лачугу отшельника,
одинокого богомольца, уклонившегося от сует», а слово пустынный, соответственно, как «безлюдный,
отшельный, одинокий» [4,с.542]. Присутствие в образе пустыни мотива отшельничества, а также, видимо,
непонимания и даже неприятия поэта окружающим миром доказывает знаменитое пушкинское стихотворение
«Свободы сеятель пустынный…» (1823 г.):
Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя –
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды… [4, т. 1, с. 296].
Свидетельствуют о существовании мотива одиночества и отшельничества в образе пустыни и строки
написанного в другой – Михайловской – ссылке стихотворения «19 ноября» (1825 г.): «Пылай, камин, в
моей пустынной келье»; «…и ныне здесь, в забытой сей глуши, в обители пустынных вьюг и хлада…» [4, т.
1, с. 354-355], а также следующий фрагмент «Кавказского пленника»:
Наскуча жертвой быть привычной
Давно презренной суеты,
И неприязни двуязычной,
И простодушной клеветы,
Отступник света, друг природы,
Покинул он родной предел
И в край далекий полетел
С веселым призраком свободы.
Свобода! Он одной тебя
Еще искал в пустынном мире [5, т. 2, с.6].
Кстати, дважды в поэме слово природа рифмуется со словом свобода, давая возможность говорить об
устойчивой ассоциации в миропонимании двадцатилетнего поэта. Указывая на ассоциативность как на одну
из важнейших особенностей художественного мышления Пушкина, Б.С. Мейлах определяет ассоциации как
«субъективные отражения объективных представлений и временных связей между предметами и
явлениями» [2, с.213]. Что это, если не по-иному сформулированный тезис об оценочном изображении
окружающего мира, характерном для романтиков?
Но мотив бегства, отшельничества и свободы не исчерпывается в «Кавказском пленнике» образами
пустыни и пустынника. Он получает развитие в пространственных ориентирах поэта. Попавший в плен
европеец, как называет своего героя Пушкин, вначале осознает свою неволю:
Прости, священная свобода!
Он раб.
И в этот момент он видит уже тогда являющиеся символами величия и свободы горы снизу:
И видит: неприступных гор
Над ним воздвигнулась громада,
Гнездо разбойничьих племен,
Черкесской вольности ограда [5, т. 2, с.5].
Иными словами, свобода является для него неисполнимой мечтой, чем-то высоким и недостижимым.
Жизнь в этом случае теряет для романтического героя всякий смысл:
Он раб. Склонясь главой на камень,
Он ждет, чтоб с сумрачной зарей
Погас печальной жизни пламень,
Он жаждет сени гробовой [5, т. 2, с.6].
Заметим еще один повтор короткого и неотвратимого, как приговор, «он раб».
Но после встречи с черкешенкой «пленник оживает». И теперь он оказывается уже «над аулом»,
причем столь высоко, что «у ног его дымились тучи». Даже гроза теперь проносится под ним, не причиняя
ему никакого вреда своим «немощным воем»:
И вдруг на долы дождь и град
Из туч сквозь молний извергались;
Волнами роя крутизны,
Сдвигая камни вековые,
Текли потоки дождевые –
А пленник, с горной вышины,
Один, за тучей громовою,
Возврата солнечного ждал,
Недосягаемый грозою,
И бури немощному вою
С какой-то радостью внимал [5, т. 2, с.9].
Возможность обретения свободы позволяет романтическому герою свысока смотреть на житейские
бури. И, как утверждает Б.С. Мейлах, «эволюцию Пушкин был ссыльным скитальцем, который рвался в
Петербург. Теперь его держат в Петербурге как на привязи, и он стремится вырваться из его душной
атмосферы куда угодно» [3, с.155]. И вновь бегство. И вновь Кавказ.
С одной стороны, вновь одиночество, с другой – желание получить свободу, подняться над этим
суетным миром. Природа равнин не дает такой возможности, а горы – да! И как следствие этого – вновь
прием изображения пейзажа сверху в стихотворении «Кавказ» (1829 г.):
Кавказ подо мною. Один в вышине
Стою над снегами у края стремнины… [5, т. 1, с.456].
По степени свободы с романтическим героем сравнится только орел – традиционный символ воли (еще
раз вспоминается лермонтовское «люди вольны, как орлы» или пушкинский же «вскормленный в неволе
орел молодой»):
Орел, с отдаленной поднявшись вершины,
Парит неподвижно со мной наравне.
Отчетливо выстроенная в стихотворении вертикаль – своего рода иерархия символов и жизненных
ценностей. Итак, на ее вершине романтический герой и орел как символ свободы, под ними – мир природы,
не определяющий и формирующий внутренний мир романтического героя, а напротив, отвечающий ему:
Здесь тучи смиренно идут подо мной;
Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады;
Под ними утесов нагие громады…
Движение сверху вниз прослеживается довольно ясно. В этом мире (на этом уровне) живут олени и
птицы. Теперь спускаемся еще ниже:
А там уж и люди гнездятся в горах,
И ползают овцы по злачным стремнинам…
И хотя люди, как видим, занимают далеко не ведущее место в картине мироустройства романтического
героя, но эти люди все-таки близки к природе, а значит, обладают определенной степенью свободы: подобно
птицам, они «гнездятся в горах» (о емкости и важности пушкинской метафоры писали многие
литературоведы). Восприятие горцев как людей, особенно близких к природе, характерно для романтиков.
Вспомним Лермонтова и его описание «деревушки осетин, подобной гнезду ласточки» в «Герое нашего
времени». Однако, видимо, именно положение людей на одном уровне с овцами в выстроенной
пространственно-ценностной вертикали определяет понимание поэтом истинного отношения народа к
свободе, потому что еще в 1823 году в упомянутом стихотворении «Свободы сеятель пустынный…»
Пушкин писал:
Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из года в годы
Ярмо с гремушками да бич [5, т. 1, с.296].
Но движение вниз продолжается: «И пастырь нисходит к веселым долинам». А что же там? Пик
вертикали обретает свою противоположность: скованную, хотя и по-прежнему желанную свободу
символизируют кавказские реки Арагва и Терек:
…Терек играет в свирепом веселье;
Играет и воет, как зверь молодой,
Завидевши пищу из клетки железной;
И бьется о берег в вражде бесполезной,
И лижет утесы голодной волной…
Вотще! нет ни пищи ему, ни отрады:
Теснят его грозно немые громады.
Представляется, что противоположные точки описанной вертикали наглядно иллюстрируют
традиционную романтическую философию двоемирия, основанную на несоответствии мира мечты миру
реальности. Исследователи эстетики романтизма исходили в своих концепциях из противопоставленности
человеческой личности окружающей действительности: «Объективная действительность осознается и
изображается романтиками как чуждая субъекту, лишенная гуманистического идеала» [6, с.47]. А так как
стихотворение «Кавказ» написано в то время, когда, по оценкам литературоведов, Пушкин творил как
реалист (уже написан «Борис Годунов», идет работа над «Евгением Онегиным»), то, думается, что
первоначальный тезис о невозможности четкого временного разграничения романтических и
реалистических традиций в пушкинском творчестве получил еще одно доказательство. Элементы
романтического изображения окружающего мира встречаем и в «Путешествии в Арзрум во время похода
1812 года», написанном на основе кавказских впечатлений значительно позже, в 1835 году. Но, как
известно, это прозаическое произведение, а значит, анализ его пейзажных образов является целью
дальнейших исследований.
Литература:
1. Грифцов Б.А. Пушкинский пейзаж // Грифцов Б.А. Психология писателя. – М., 1988. – С.213-233.
2. Мейлах Б.С. Художественное мышление Пушкина как творческий процесс. – М.- Л., 1962.
3. Лотман Ю.М. Александр Сергеевич Пушкин. – Л., 1983.
4. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. – СПб.- М., 1882. – Т. 3.
5. Пушкин А.С. Сочинения: В 3-х т.т. – М., 1985.
6. Ванслов В.В. Эстетика романтизма. – М., 1966.
|