Л.Н. Толстой и Крымская (Восточная) война
Gespeichert in:
| Datum: | 2001 |
|---|---|
| 1. Verfasser: | |
| Format: | Artikel |
| Sprache: | Russian |
| Veröffentlicht: |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України
2001
|
| Schriftenreihe: | Культура народов Причерноморья |
| Schlagworte: | |
| Online Zugang: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/81096 |
| Tags: |
Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
|
| Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| Zitieren: | Л.Н. Толстой и Крымская (Восточная) война / Н.В. Бояркина // Культура народов Причерноморья. — 2001. — № 22. — С. 159-162. — Бібліогр.: 9 назв. — рос. |
Institution
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine| id |
irk-123456789-81096 |
|---|---|
| record_format |
dspace |
| spelling |
irk-123456789-810962015-05-06T03:01:53Z Л.Н. Толстой и Крымская (Восточная) война Бояркина, Н.В. Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 2001 Article Л.Н. Толстой и Крымская (Восточная) война / Н.В. Бояркина // Культура народов Причерноморья. — 2001. — № 22. — С. 159-162. — Бібліогр.: 9 назв. — рос. 1562-0808 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/81096 ru Культура народов Причерноморья Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
| institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| collection |
DSpace DC |
| language |
Russian |
| topic |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ |
| spellingShingle |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Бояркина, Н.В. Л.Н. Толстой и Крымская (Восточная) война Культура народов Причерноморья |
| format |
Article |
| author |
Бояркина, Н.В. |
| author_facet |
Бояркина, Н.В. |
| author_sort |
Бояркина, Н.В. |
| title |
Л.Н. Толстой и Крымская (Восточная) война |
| title_short |
Л.Н. Толстой и Крымская (Восточная) война |
| title_full |
Л.Н. Толстой и Крымская (Восточная) война |
| title_fullStr |
Л.Н. Толстой и Крымская (Восточная) война |
| title_full_unstemmed |
Л.Н. Толстой и Крымская (Восточная) война |
| title_sort |
л.н. толстой и крымская (восточная) война |
| publisher |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
| publishDate |
2001 |
| topic_facet |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ |
| url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/81096 |
| citation_txt |
Л.Н. Толстой и Крымская (Восточная) война / Н.В. Бояркина // Культура народов Причерноморья. — 2001. — № 22. — С. 159-162. — Бібліогр.: 9 назв. — рос. |
| series |
Культура народов Причерноморья |
| work_keys_str_mv |
AT boârkinanv lntolstojikrymskaâvostočnaâvojna |
| first_indexed |
2025-07-06T05:26:10Z |
| last_indexed |
2025-07-06T05:26:10Z |
| _version_ |
1836874020450992128 |
| fulltext |
Бояркина Н. В.
Л.Н. ТОЛСТОЙ И КРЫМСКАЯ (ВОСТОЧНАЯ) ВОЙНА
Тема «Толстой и Крым» достаточно широко освещена в литературе о писателе, однако говорить об её
исчерпанности было бы преждевременно. Лев Толстой – личность противоречивая и парадоксальная, и
Крымская (Восточная) война – событие далеко не однозначное в русской истории. Вместе с тем трактовка
образа Толстого, отношение к творчеству писателя в период его первого пребывания на полуострове (1854
- 1855 годы), и, наконец, оценка политической роли мыслителя в развитии страны определяется тем углом
зрения, под которым рассматриваются события Крымской войны (а их может быть несколько: славяно-
фильская, западническая, консервативная, революционная). Соответственно роль Толстого как представи-
теля русской нации, наиболее полно и ярко отражающего противоречия русского самосознания, будет из-
меняться в зависимости от того, как мы относимся к «издевательскому шушуканью русской публики над
действиями её правительства», – считаем это шушуканье заслугой перед Отечеством и выражением любви
к нему или же, вслед за Н.Г. Чернышевским, находим это шушуканье «гнусным» и «убийственным» для
русской нации: «русские наповал язвили в своих низких разговорах, – всех и все, – от покойного государя
до последнего солдата, от правительственных действий до кремневых замков наших тогдашних ружей;
это был шёпот такой же гнусный, как прежний крик, и столь же убийственный для русской нации: крик
накликал на нас врага, шёпот мешал миру» [9, с. 179]. И покойному государю («Николаю Палкину»), и
русскому солдату, и материально-технической базе страны достаточно перепало от русского классика.
Отношение Толстого к событиям Крымской войны, естественно, определяется его мировоззренческой
позицией: его отношением к войне вообще и тем, с каких позиций он оценивает конкретный военный
конфликт: с позиций «общечеловеческого», «сквозь европейские очки», или русскими глазами. Какова же
позиция Толстого?
«Лично-гениальный Толстой всё-таки вырос на тройном русском отрицании, на отрицании политиче-
ском, то есть на отрицании всего социально-высшего, – это раз. Результат: чрезмерное поклонение мужи-
ку, солдату, армейскому и простому Максим Максимычу и т. п. Потом на отрицании моральном – в пер-
вых произведениях, особенно в «Детстве» и «Севастопольских очерках», всё тщеславие и тщеславие!
Анализ односторонний и придирчивый: искусственное, противоестественное возведение микроскопиче-
ских волокон в размеры тканей, доступных глазу невооружённому. И, наконец, на отрицании политиче-
ском» [4, с. 113]. Все эти три вида отрицания, которые, согласно Леонтьеву, сформировали Толстого, ока-
зали значительное влияние на его видение проблем войны и мира, занимавших мысль писателя на протя-
жении всей жизни. Уже двадцать лет спустя, во время очередной русско-турецкой войны, Толстой, давно
уже сформулировавший теорию непротивления, сформировавший негативное отношение к войне, поду-
мывает отправиться в действующую армию, когда русские одно время терпели неудачу на Балканах. Бот-
кин писал о Толстом: «В душе его кипит ненасыщаемая жажда, говорю ненасыщаемая, потому что то, что
вчера насытило его, ныне разбивается его анализом». В связи с темой войны и мира мы тоже можем
наблюдать борьбу между чистой этикой и живым народным чувством.
7 ноября 1854 года Толстой прибыл в Севастополь. В городе русской славы на него произвёл огром-
ное впечатление дух русского войска. Но уже через неделю, 15 ноября, с переводом его на позиции в село
Лозовое, в настроениях Толстого произошёл перелом: «Толстой по-другому более трезво оценивает поло-
жение русской армии». (На Бельбеке это выкристаллизуется в очевидность двух отношений к войне: в Се-
вастополе, где воюет русское войско, «дух выше всякого описания»; на Бельбеке, в кругах военного руко-
водства, – «тщеславие и только тщеславие»). Подобные перемены в оценке положения русской армии на
фронте и в тылу говорят, вероятно, о чисто русском патриотизме, который, по словам Н.Я. Данилевского,
проявляется только в критические минуты. Противоречивое отношение Толстого к войне исчерпывающе
объясняется трактовкой Данилевского противоречия между народным чувством и идеалом пожертвования
низшим ради высшего (западническим преклонением перед Европой, бессознательно жившем в Толстом):
«Этим и объясняется и то, что русский патриотизм проявляется только в критические минуты. Победа од-
носторонней идеи над чувством бывает возможна только при спокойном состоянии духа; но коль скоро
что-либо приводит народное чувство в возбуждённое состояние – логический вывод теряет перед ним
всякую силу, и бывший гуманитарный прогрессист, поклонник Поза, становится на время настоящим пат-
риотом» [3, с. 53]. Когда дух Толстого приходит в возбуждённое состояние, он - «настоящий патриот», то
есть чувствует и в себе, и в армии народный дух; но когда это состояние проходит, Толстой возвращается
к излюбленной идее космополитизма.
Вместе с тем, именно этой противоречивостью и интересно видение Толстым событий Восточной
войны. Она показана как будто глазами разных людей: страстного патриота, для которого главное – дух
войска («и духом побеждают»); и скептика, подсчитывающего количество орудий и провианта. И выхо-
дит, что мы сталкиваемся с диаметрально противоположными точками зрения. В дневнике Толстой напи-
шет, что дух войска выше всякого описания, такого духа не было и во времена Древней Греции, и под-
твердит это «Севастопольскими рассказами»: «Главное отрадное убеждение, что вы вынесли, – это убеж-
дение в невозможности взять Севастополь, и не только взять Севастополь, но и поколебать где бы то ни
было силу русского народа, – эту невозможность видели вы не в этом множестве траверсов, брустверов,
хитро сплетенных траншей, мин и орудий…но видели её в глазах, речах, приёмах, в том, что называется
1
духом защитников Севастополя» [7, с. 68]. Но в «Проекте» мы сталкиваемся с другой трактовкой: «Раз-
врат, пороки и упадок духа русского войска», «солдат стоит на такой низкой ступени образования, что ни-
чего, кроме физической боли, неощутимо для него, и, не зная ни событий истории, ни образа правления,
ни причин войны, он дерётся только под влиянием духа толпы, но не патриотизма» [8, с. 586]. Стоит обра-
тить внимание на то, что и самого Толстого нимало не интересуют «причины войны» и «события исто-
рии». Крымский конфликт для Толстого – общечеловеческий конфликт, как его понимало большинство
наших западников. Для Льва Николаевича враждуют Россия и Европа, две христианские державы – вот
всё, что он знает о войне. Но то, что в конфликте принимают участие греки, турки, угнетаемые славяне,
что христолюбивые западные державы стали причиной кампании, встав на сторону «варварской», «завое-
вательной» Турции и поддержав, таким образом, её в подавлении христианских славян, – для Толстого не
суть важно. Что же, согласно мыслителю, должен знать о «причинах войны» и «событиях истории» рус-
ский солдат? Итак, русский солдат стар, развратен, порочен и безграмотен. Понятно, что войску, состав-
ленному из таких бойцов, трудно побеждать, тем более, что союзные солдаты стоят на более высокой сту-
пени развития: «Я два часа провёл, болтая с ранеными французами и англичанами. Каждый солдат горд
своим положением и ценит себя, ибо чувствует себя действительной пружиной в войске. Хорошее оружие,
искусство действовать им, молодость, общие понятия об искусстве и политике дают ему сознание своего
достоинства. У нас бессмысленные учения о носках и хватках, бесполезное оружие, старость, необразо-
ванность, забитость, дурное содержание, пища убивают последнюю искру гордости и даже дают им слиш-
ком высокое понятие о враге» [8, с. 29]. В то же время у Толстого мы находим снижающий образ врага в
представлении русских солдат. А это чуть не рефреном повторяющееся в «Севастопольских рассказах»:
«изумительные, возвышающие душу зрелища», «выражение какой-то восторженности и высокой, невы-
сказанной мысли», «возвысившийся дух», солдаты «возвышались духом и с наслаждением готовились к
смерти», «следы сознания своего достоинства и высокой мысли и чувства»?! Как это согласовать с упад-
ком духа, с забитостью? Очевидно противоречие между «Проектом о переформировании армии» и «Сева-
стопольскими рассказами». Но противоположные суждения содержатся и самих «Севастопольских очер-
ках»: в первом рассказе война возвышает души сражающихся, во втором она – «сумасшествие эгоизма».
Толстой как будто нарочно задался целью себе противоречить. Встречаются и совершенно удивительные
случаи, когда одна и та же мысль по-разному реализуется в «Проекте» и «Севастопольских рассказах».
«Проект переформи-
рования армии»
«Севастополь в мае»
«человек, у которого
ноги мокры и вши ходят
по телу, не сделает бле-
стящего подвига»
–…не могу верить, - сказал Гальцин, - чтобы люди в грязном белье, во вшах и с неумытыми руками
могли бы быть храбры. Этак, знаешь … не может быть.
– Да они и не понимают этой храбрости, - сказал Проскухин.
– Но что ты говоришь пустяки, - сердито перебил Калугин, - уж я видел их здесь больше тебя и всегда
и везде скажу, что наши пехотные офицеры, хоть, правда, во вшах и по десять дней белья не переменя-
ют, а это герои, удивительные люди [7, с.82–83]
Толстой задал вопрос, и сам на него ответил. Только в первом случае ответ получился положитель-
ным, а во втором – отрицательным.
Противоречивость Толстого проявляется и в оценках политической роли его произведений, в которых
затрагивается военная тематика. К.Н. Леонтьев, например, пишет: «И, несмотря на то, что граф довольно
тенденциозно и тео-филантропически порицает войну то сам, то устами доброго, но вечно растерянного
Пьера, он всё-таки до того правдивый художник, что читатель может очень легко ни его самого, ни Пьера
не послушаться и продолжать взирать на войну как на одно из высших, идеальных проявлений жизни на
земле, несмотря на все частные бедствия, ею причиняемые (бедствия постоянно, – заметим кстати, – со-
пряжённые с такими радостями, которых мир не даёт!). А это в наш век ещё не излечённого помешатель-
ства на «всеобщем утилитарном благоденствии» великая политическая заслуга» [4, с. 20]. Ему вторит
Н.О. Лосский: «среди военных, особенно тех, которые избрали этот путь как свою профессию, было нема-
ло лиц, служивших государству и отечеству по чувству долга, поэтому без позы, самоотверженно и
скромно, без духа милитаризма. Эти свойства их прекрасно изображены в нашей литературе Пушкиным,
Лермонтовым, Львом Толстым» [5, с.50]. С другой стороны, Леонтьев указывает на придирки Толстого,
подозрения его всех и каждого члена образованного общества в тщеславии: «К чему такие болезненные
эгалитарного духа и натянутые придирки? Вот если бы какое-нибудь мелкое движение самолюбия заста-
вило человека изменить долгу и любви, или какому-нибудь другому высокому делу или чистому чувству,
– то можно его за это осудить. А если люди дело своё делают, долг свой исполняют, как исполняют его
более или менее все русские офицеры в романах Толстого, так что за беда, если они позабавятся немножко
и тем стремлением к высшим, которое молодой (в то время) автор называет специально тщеславным?
Специально и неправильно, именно потому что слишком специально, ибо тщеславиться можно всем чем
угодно, самыми противоположными вещами» [4, с.94]. Так многие русские люди образованного класса,
говорит Леонтьев, «тщеславились» в 50-60-е годы XIX столетия ложно понятым преклонением перед
«низшими». Кроме того, здесь уместно вспомнить высказывание одного европейца по поводу тургенев-
ского Лаврецкого. Не думаю, - говорил он, - чтобы все русские мужчины были таковы. Одна одиннадца-
тимесячная оборона Севастополя доказывает обратное. Но Лаврецкий всего лишь «слабый герой Тургене-
ва», но не тщеславный и не эгоистичный, как Гальцин или Проскухин. В.В. Розанов так оценил «полити-
2
ческую заслугу» Толстого: «Приказ №1, превративший одиннадцатью строками одиннадцатимиллионную
русскую армию в труху и сор не подействовал бы на неё и даже не был бы вовсе понят ею, если бы уже ¾
века к нему не подготовляла вся русская литература. Но нужно было, чтобы – гораздо ранее его – начало
слагаться пренебрежение к офицеру, как к дураку, фанфарону, трусу, во всех отношениях к ничтожеству и
отчасти вору… И самому Толстому надо было передать, как генералы храбрятся по виду и стараются не
нагнуться при выстреле, но нагибаются, вздрагивают и трясутся в душе и даже наяву» [6, с.43-44].
Исследователи говорят о том, что Толстому чужд анализ социальных и политических причин войн, он
оценивает события Крымской кампании с точки зрения абстрактного гуманизма. Почему же происходит
этот крен в сторону общечеловеческого в писателе, создавшем величайшую народную эпопею, и особенно
во время кампании, которая с точки зрения русских мыслителей-славянофилов является знаковой, симво-
лической? Почему приписка Панаева о том, что не мы начали эту войну, мы только защищаем свою Роди-
ну, считается почти кощунственной?! Откуда вообще весь этот «вой русского свободолюбия», заставив-
ший многих русских желать поражения России в Крыму? От «болезни», которую Н.Я. Данилевский оха-
рактеризовал как «слабость и немощь народного духа в высших слоях русского общества» [3, с. 253].
Именно поэтому наша политика, по верному замечанию К.Н. Леонтьева, после Восточной войны стала за-
паднее, либеральнее. А издатель книги Анжерона де Гаспарена «После мира: либерализм и Восточная
война» так объяснит этот феномен: «идея либерализма… должна была довершить дело, начатое союзом
Англии и Франции… но Россия всё же выходила из войны, и этого одного было достаточно, чтобы партия
могла быть уверенной, что мы бросимся на европейскую новинку. Каждая война, будь таковая по своим
результатам для нас успешна или нет, мы перенимаем что-либо от своих соперников; мало того, мы пере-
нимаем без разбора что ни попадёт нам у воевавших с нами на глаза… своим перениманием после столк-
новений с державами мы отличаемся… Требовалось не упустить лишь момента и вовремя занять наше
внимание, пока мы не разобрались в причинах обнаружившихся трудностей кампании и, не придя в себя,
стали в «новом» искать средства поправить дело, само по себе, далеко не плохое… [2, с. VI – VII].
«Дело, само по себе далеко не плохое», представляется Толстому бесконечно плохим (хотя Лев Нико-
лаевич развивается не в русле традиционного западничества); в чужом он видит одни преувеличенные до-
стоинства, у себя – эгоизм и тщеславие одних, забитость и неразвитость других. Цель проповеди так назы-
ваемого либерализма достигнута: «общество расщеплено на индивидуумы», «общество убито». И среди
тех, кто «уготовлял историческое самоубийство русского народа», в частности, Н. А. Бердяев называет
именно Льва Толстого: «Мировая война проиграна Россией потому, что в ней возобладала толстовская
моральная оценка войны. Русский народ в грозный час мировой борьбы обессилили, кроме предательств и
животного эгоизма, толстовские моральные оценки. Толстовская мораль обезоружила Россию и отдала её
в руки врага» [1, с.136]. Николай Бердяев под мировой войной подразумевает революцию. Толстой весь
роковой путь прошёл вместе с Россией, не дожив немногим более 7 лет до революции. Эволюция Толсто-
го – это эволюция русского анархизма, эволюция западнических идей на русской почве. В Толстом наибо-
лее ярко воплотились противоречия русского самосознания, «в нём сказались роковые и несчастные рус-
ские черты. Толстой был одним из русских соблазнов» [1, с. 137].
И потому правильное понимание эволюции Льва Толстого многое может объяснить в сложном разви-
тии русского самосознания от 1853 до 1917 года.
Литература
1. Бердяев Н. А. Духи русской революции // Литературная учёба. - 1990. - № 2. - С. 123-140
2. Гаспарен А. После мира: либерализм и Восточная война. - М, 1904.
3. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. - СПб, 1995.
4. Леонтьев К. Н. О романах графа Л. Н. Толстого. Анализ, стиль и веяние. - М, 1911.
5. Лосский Н. О. О характере русского народа // Философия и жизнь. - 1991. - № 2. - С. 35 - 60.
6. Розанов В. В. Апокалипсис нашего времени. - М, 1990.
7. Толстой Л. Н. Повести и рассказы. В 2 тт. - Т. 1. - М, 1960.
8. Толстой Л. Н. Проект о переформировании армии // Собрание сочинении. В 20 тт. - Т. 16. - М, 1964.
9. Чернышевский Н. Г. Рассказ о Крымской войне по Кинглеку. - М, 1935.
3
|