С. Лангер как литературный критик
Gespeichert in:
| Datum: | 2001 |
|---|---|
| 1. Verfasser: | |
| Format: | Artikel |
| Sprache: | Russian |
| Veröffentlicht: |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України
2001
|
| Schriftenreihe: | Культура народов Причерноморья |
| Schlagworte: | |
| Online Zugang: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/83236 |
| Tags: |
Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
|
| Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| Zitieren: | С. Лангер как литературный критик / Н.В. Абрамкина // Культура народов Причерноморья. — 2001. — № 24. — С. 148-151. — Бібліогр.: 2 назв. — рос. |
Institution
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine| id |
irk-123456789-83236 |
|---|---|
| record_format |
dspace |
| spelling |
irk-123456789-832362016-02-03T21:57:52Z С. Лангер как литературный критик Абрамкина, Н.В. Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 2001 Article С. Лангер как литературный критик / Н.В. Абрамкина // Культура народов Причерноморья. — 2001. — № 24. — С. 148-151. — Бібліогр.: 2 назв. — рос. 1562-0808 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/83236 ru Культура народов Причерноморья Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
| institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| collection |
DSpace DC |
| language |
Russian |
| topic |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ |
| spellingShingle |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Абрамкина, Н.В. С. Лангер как литературный критик Культура народов Причерноморья |
| format |
Article |
| author |
Абрамкина, Н.В. |
| author_facet |
Абрамкина, Н.В. |
| author_sort |
Абрамкина, Н.В. |
| title |
С. Лангер как литературный критик |
| title_short |
С. Лангер как литературный критик |
| title_full |
С. Лангер как литературный критик |
| title_fullStr |
С. Лангер как литературный критик |
| title_full_unstemmed |
С. Лангер как литературный критик |
| title_sort |
с. лангер как литературный критик |
| publisher |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
| publishDate |
2001 |
| topic_facet |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ |
| url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/83236 |
| citation_txt |
С. Лангер как литературный критик / Н.В. Абрамкина // Культура народов Причерноморья. — 2001. — № 24. — С. 148-151. — Бібліогр.: 2 назв. — рос. |
| series |
Культура народов Причерноморья |
| work_keys_str_mv |
AT abramkinanv slangerkakliteraturnyjkritik |
| first_indexed |
2025-07-06T09:57:47Z |
| last_indexed |
2025-07-06T09:57:47Z |
| _version_ |
1836891104367083520 |
| fulltext |
Абрамкина Н.В.
C. ЛАНГЕР КАК ЛИТЕРАТУРНЫЙ КРИТИК
Cвои общефилософские теории символа и символотворчества С. Лангер применяла для конкретного
анализа различных видов художественного творчества – музыки, живописи, поэзии и др. Так, в книгах
«Чувство и форма» и «Проблемы искусства» некоторые из разделов посвящены анализу сущности поэзии,
где С. Лангер проявляет себя не только как философ, но и как литературовед.
Говоря об отличии литературы от других видов художественного творчества, исследовательница ука-
зывает на её двойственный характер. Литература обычно рассматривается как «нечто большее, чем просто
искусство». Так как «материалом» литературы служит язык, применяемый одновременно и для повсе-
дневных целей, и для научного дискурса, то всегда есть соблазн взглянуть на литературу, как на изложе-
ние «фактов и мнений» [1, с. 108]. Проще говоря, литература, по мнению С. Лангер, часто рассматривает-
ся только с её содержательной, информационной стороны, а её «художественность» игнорируется. При
этом упускается из виду, что в художественной литературе, особенно в поэзии, важно не столько то, о чем
говорится, сколько то, как говорится. Поэтому, «главной задачей критики должно быть определение спе-
цифической формы выражения и того, насколько эта форма подходит для передачи мыслей автора» [1,
с.108].
С. Лангер настойчиво проводит мысль о том, что все детали стихотворения, включая и географиче-
ские названия, являются символами, «работающими» внутри семантического поля произведения. Их
«внешнее», «реальное» значение ничтожно. С этим можно, хоть и с оговорками, согласиться. Но дело в
том, что об этом много писали «новые критики», от которых С. Лангер в данном случае радикально отли-
чается тем, что акцентирует внимание на эмоциональных аспектах произведений. «Неокритики» же виде-
ли в поэзии особый вид «знания». Эмоциональной же стороной стихов они практически не интересова-
лись. Разумеется, они охотно согласились бы с утверждением С. Лангер о том, что история создания по-
этического произведения и биографические сведения об его авторе не имеют ни малейшего значения как
для рядового читателя, так и для критика. У С. Лангер они не просто не имеют значения, но и вредят,
«вносят сумятицу» в восприятие произведения. А хорошо написанное стихотворение никогда не запутает
читателя, не внесёт сумятицу в его понимание. И это как раз потому, говорит исследовательница, что в от-
личие от жизненных событий, события поэтические, «виртуальные» очищены от житейских мелочей. Хо-
роший поэт не запутает читателя даже сложными по содержанию и форме произведениями, подобными,
например, стихам Т. Элиота. «Если читатель не в состоянии понять изображенный поэтом мир», то это
значит, пишет С. Лангер, – что либо плохо само произведение, либо плох читатель» [1, с. 117].
С. Лангер нередко облекает старые, хорошо известные истины в новые понятийные, скорее даже тер-
минологические формы выражения. Так, традиционные положения о том, что поэзия – «наивная» форма
словесного творчества и что ей присущ определённый синкретизм, она выражает таким образом: «Мир
поэзии должен создаваться из воображаемых событий – событий наивного опыта, в котором действие и
чувство, физические ценности и ценности моральные, причинные связи и связи символические выступают
в нерасчлененном виде» [1, с. 117]. Вместе с этим высказываются и более оригинальные мысли, характер-
ные для уже отмеченных философских и литературоведческих позиций С. Лангер. Это мысль о «поэтиче-
ской реальности», являющейся «иллюзией жизни» и об «автономии» каждого поэтического произведения.
«Виртуальные события, – пишет С. Лангер, – являются основной абстракцией литературы, посредством
которой создаётся иллюзия жизни… Одно, даже самое незначительное событие может стать темой всего
стихотворения, разворачиваясь в упрощенной, чисто поэтической реальности. На подобных тривиальных
событиях основан ряд лирических произведений Елизаветинской эпохи» [1, с. 117]. Одно из них исследо-
вательница подвергает детальному анализу. Это стихотворение Херрика «Наслаждение беспорядком». В
нем поэт воспевает небрежность женского наряда, противопоставляя эту небрежность идеальной аккурат-
ности. Что может быть банальнее этой темы? И С. Лангер права: будь это газетная информация об одежде
какой-то женщины, она была бы забыта. Стихотворение же живёт уже более трёхсот лет. Почему? Да по-
тому, отвечает исследовательница, что поэт сделал из него не информационное, а психологическое собы-
тие. Стихотворение начинается так:
A sweet disorder in the dress
Kindles in clothes a wantonness…
Уже первые слова «a sweet disorder» («приятный беспорядок») отрывают читателя от реальности, вво-
дят его в «виртуальный» мир, ибо являются неожиданным, экстраординарным сочетанием. Этот процесс
«переключения», считает исследовательница, завершается в следующей строке, где сочетания ещё более
необычны (экстравагантность «зажигается» в одежде!). Ассоциативно речь идет о страсти, которая «зажи-
гается» в сердце поэта.
С. Лангер вступает в полемику с профессором У. В. Батисоном, который, анализируя данное стихо-
творение, назвал его не «простой игрой ума (jeu d’espri), а выражением язычества», что в эпоху строго пу-
ританства было неслыханным бунтарством. По мнению С. Лангер, абсолютно никакого бунтарства, анти-
пуританизма и вообще никаких моральных установок в стихотворении нет. Читатель может даже не знать,
когда жил поэт, но получать от его произведения удовольствие. «Значения и мотивы, – продолжает свою
мысль С. Лангер, – которые может отыскать историк, ничего не добавляют к поэтическим событиям, к их
поэтическому значению» [1, с. 119]. Стихотворение является не более чем «прекрасным обманом».
Чувствуя, как близки её рассуждения к методологии «новых критиков», С. Лангер стремится хоть в
какой-то степени от последних отмежеваться.
«Этот наш анализ, – пишет она, – не является упражнением в духе неокритицизма, я просто хочу по-
казать, что вся поэзия представляет собой иллюзорную реальность, даже когда изображает казалось бы
обычные психологические, политические или эстетические явления» [1, с. 119]. Поэтическое изображение
по своей глубинной природе не является, считает С. Лангер, делом логики, мышления, хотя и может со-
держать «фрагменты» последних. Но и в этом случае поэт представляет нам лишь «подобие мышления,
видимость серьёзности знаний» [1, с.119].
Ещё раз следует подчеркнуть и то, в чём С. Лангер расходится с «новыми критиками». Для них со-
держание стихотворения не «видимость» фактов или знаний, а вполне реальные «знания», только особые,
отличающиеся от научных большей «плотностью», детальностью и отсутствием схематизма. Правда, при
ближайшем рассмотрении это отличие не столь существенное, ибо и у «Новых критиков» и у С. Лангер
речь идёт всё же об автономии поэтического мира стихотворений. Просто С. Лангер в большей степени,
чем «новые критики», концентрирует внимание на «иллюзорности» поэтического содержания стихов, а
«новые критики» более тщательно анализируют особый язык поэзии, что для практической критики пред-
ставляется более ценным. По сравнению с их методическими разработками, концепции С. Лангер выгля-
дят слишком общими.
Несомненно, С. Лангер права, когда говорит, что, например, У. Вордсворт, использовавший в одной
из своих од философию Платона, вовсе не стремится к теоретизированию. Действительно, даже такое по-
нятие, как «философская поэзия» представляется спорным, хотя не следует забывать, что понимание поэ-
зии, которое мы находим у С. Лангер и «новых критиков», генетически нисходит к ученью об её «орга-
ничности», которое выдвинули ещё романтики. Что касается эпохи Просвещения, то «философская поэ-
зия» не только признавалась, но и культивировалась. Причём «интеллектуализм» был для просветитель-
ских поэтов вовсе не «видимостью» знаний, а детали стихотворения – «иллюзией». Да и в настоящее вре-
мя далеко не все согласятся с радикально новым (по сравнению с просветительским) пониманием поэзии.
Даже сама С. Лангер, когда она спускается с общефилософских высот и в качестве критика анализи-
рует конкретные стихотворения, вынуждена прибегать к весьма традиционным методам. Так, в знамени-
том стихотворении Р. Бернса «Полевой мыши, гнездо которой я разрушил своим плугом» и в сказочном
произведении Вальтера де ля Маре (Mare) «Ягоды» исследовательница талантливо выявляет и анализиру-
ет поэтическую роль диалектизмов. Она даже не упоминает о «переключающих» словах, видимо, согла-
шаясь с тем, что, когда мы начинаем чтение стихов и вообще художественных произведений, то настраи-
ваемся на «переключение» уже до начала чтения.
Приступая к анализу названных выше стихотворений, С. Лангер, как философ, рассматривает слож-
ную проблему связи языка и мышления, склоняясь к весьма традиционному взгляду на их абсолютную
«слитность», неразрывность. Мы «думаем», считает она, только о том, что выразимо в словах. Невырази-
мое же пугает нас и воспринимается как мистическое. И мы стремимся «убежать» от него в язык, в слова.
Свои способности как критика С. Лангер ещё раз демонстрирует, анализируя в сравнении два извест-
ных поэтических произведения – «Эхо в зелени» У. Блейка и «Опустошенная деревня» Голдсмита. При-
чём, этот анализ полемически направлен против тезиса профессора У. Тильярда, утверждающего, что раз-
личаются два вида поэзии – «прямой», просто выражающий мысли автора и «косвенный». В последнем
сокровенные мысли и чувства поэта спрятаны за «тривиальными рассуждениями» и должны улавливаться
«между строк». Выражению этих глубинных мыслей и чувств способствуют не только сами слова, но и
ритм, и метафоричность, и другие художественные средства изображения.
В стихотворении Голдсмита У. Тильярд находит «прямое» выражение мыслей автора, в произведении
же У. Блейка – скрытое, «глубинное», косвенное. Оно не имеет прямого отношения ни к отдыхающим
старикам, ни к играющим детям и выражает чисто абстрактную идею – мысль о «добродетельности удо-
влетворенного желания».
С. Лангер принципиально возражает против деления поэзии на «прямую» и «косвенную». У. Тильярд
не понимает, – пишет С. Лангер, – что если даже и встречаются «прямые указания» на реальность в та-
лантливом поэтическом произведении, то сама их «прямота» служит только средством создания вирту-
альной действительности, являясь «недискурсивной» формой выражения особого характера мыслей и
эмоций, в которой «самые грубые факты реальности приобретают поэтическое значение и звучание» [2,
с.128]. И это мы находим, говорит С. Лангер, не только в стихотворении У. Блейка, но и в произведении
Голдсмита, а также в религиозном гимне, который У. Тильярд рассматривал в качестве ещё одного образ-
ца «прямой» поэзии. Да, соглашается исследовательница, утверждения, которые мы находим в этих сти-
хах – «прямые», но «поэтические цели самой этой «прямоты» настолько глубинны, что превосходят в
этом отношении даже произведения У. Блейка» [2, с. 230].
То же самое говорит исследовательница и о произведении Голдсмита «Опустошенная деревня», в ко-
тором поэт-сентименталист трогательно воспевает погибающую патриархальную деревню. С. Лангер об-
виняет У. Тильярда в том, что он прямо связывает содержание произведения с историческими «внешни-
ми» событиями, не замечая того, что оно содержит «вымышленную виртуальную историю» и живёт по
особым внутренним законам. Так, если У. Тильярд считает, что «формальные части» т.е. художественные
средства служат для усиления «прямых» утверждений, связанных с реальностью, то С. Лангер, наоборот,
говорит, что последние служат именно для усиления этих «формальных частей». А по форме произведе-
2
ние Голдсмита напоминает С. Лангер «групповой танец» (предшествующая глава её книги была посвяще-
на анализу танца как одного из средств создания «художественной иллюзии»). В названном стихотворе-
нии, говорит С. Лангер, мы видим последовательную смену мест, непрерывность «движения», его цик-
личность. Центром этого «движения» исследовательница называет образ «зелени», с которой соотносятся
все другие образы произведения Голдсмита, в том числе «символы природной активности – ручей, и чело-
веческой деятельности – мельница». Весь поэтический мир произведения находится как бы под зелёным
шатром, под «раскидистым деревом». События поэтому происходят в замкнутом пространстве. И про-
странство это не историческое, а поэтическое, живущее по своим внутренним законам. «Через всё стихо-
творение Голдсмита, – пишет С. Лангер, – проходит образ круговорота, цикличности, чередования, повто-
рения, последовательности» [2, с. 32].
Этот поэтический танец, в котором партнёрами являются противоположные по своей сути старость и
молодость, является, подчёркивает С. Лангер, «танцем жизни». Разумеется, иллюзорным, символическим,
а «деревня Голдсмита – это сцена человеческой жизни» [2, с. 32]. И эта «сцена жизни» противопоставлена
сцене умирания деревни – ручей «пересыхает и зарастает», церковь пустеет и т.д. Вот где надо искать ос-
новное противопоставление, говорит С. Лангер, а не там, где находил его У. Тильярд – в противопостав-
лении «прямой» и «глубинной» поэзии. Своим анализом С. Лангер стремилась показать, что рассмотрен-
ное произведение – самое что ни на есть «глубинное» и что оно не имеет никаких «внешних» моральных
или социальных целей.
Переключение содержания поэтического произведения с «реального», «прямого» (по терминологии У.
Тильярда) на особое, «замкнутое», иллюзорное, виртуальное и т.п. (терминов много, но суть одна!) – это
типичное занятие формалистов различных школ. Достаточно вспомнить, что известный английский «но-
вый критик» П. Лoббок ещё до появления исследования С. Лангер почти абсолютно предвосхитил её
идеи и методы исследования. При этом у него речь шла о прозаическом произведении да ещё о «Войне и
мире» Л. Н. Толстого. Английский исследователь утверждал, как и С. Лангер, что даже в этом произведе-
нии главное не изображение внешних событий, а противопоставление старости и молодости. Этот особый
интерес П. Лoббока и С. Лангер к противоположностям как основным структурным элементам художе-
ственного произведения мог стимулироваться и модными в то время идеями структуралистов, везде и во
всём разыскивающих «оппозиции» и «бинарности».
Анализируя в конце своего исследования сущность поэтических сонетов Шелли, Вордсворта, Шекс-
пира, Сидни, С. Лангер отмечает, что если мы станем рассматривать их как произведения морализаторско-
го плана, то ничего, кроме банальности, в них не найдём. И только когда поймём, что мораль служит в них
лишь поэтической темой и является частью «виртуального мира», только тогда мы увидим истинное вели-
чие этих произведений.
Да, соглашается С. Лангер, «Эхо в зелени» У. Блейка лучше, чем «Опустошенная деревня» Голдсмита.
Но лучше потому, что в первом произведении больше экспрессии, а не потому, что оно «другого рода».
Принципиально они не различаются – в обоих случаях создаётся «иллюзия реальной жизни» и создаётся
по одинаковым поэтическим законам. Зато они принципиально отличаются от всего того, что создаётся
обычной логикой, научными методами и что находит выражение в «дискурсивном» языке. В этой связи С.
Лангер пишет: «Каждое произведение, которое заслуживает названия «поэтическое», независимо от стиля
и вида, представляет собой недискурсивную символическую форму, и законы, по которым создаётся поэ-
зия, не имеют ничего общего с законами дискурсивной логики.
Поэзия никогда не прибегает к научному, псевдонаучному или повседневному способу мышления. Её
законы – это законы воображения» [2, с. 234].
В этих словах – квинтэссенция всей философии поэзии С. Лангер, да и всего художественного твор-
чества.
Законы воображения ещё мало изучены, говорит исследовательница, во многом поэтому на них пере-
носят законы обычной логики, что ведёт к путанице и непониманию художественного. Справедливо назы-
вая художественную литературу «творчеством», всё же часто судят о ней на основе законов «нетворче-
ской» деятельности, не отличая стихи от обычной информации. «Естественным результатом смешения
дискурсивного с творческим, – продолжает мысль С. Лангер, – является соответствующее смешение ре-
ального и виртуального» [2, с. 234].
Проблема соотношения «искусства и жизни» волновала многих литераторов и философов, начиная с
Платона. Многие из них, говорит С. Лангер, не могли подняться выше примитивного разрешения этой
проблемы, находя в художественном, поэтическом лишь «выражение морали, политики, религии или со-
временной психиатрии» [2, с. 235].
Последнее высказывание С. Лангер направлено против целой группы влиятельных литературоведче-
ских течений – социологического, этического, марксистского и фрейдистского. Для всех этих школ, как и
для некоторых других, характерен «внешний» подход к художественному творчеству. Противостоит им
также ряд литературоведческих школ. К упомянутым выше русским формалистам и американским «но-
вым критикам» можно добавить ещё семантических критиков школы Ф. Уилрайта, представителей Чикаг-
ской «неоаристотелианской» школы и некоторых других.
Работы С. Лангер свидетельствуют, что линия развития символической критики и символической фи-
лософии творчества, крупнейшими представителями которой являются она сама и её учитель Э. Кассирер,
также относятся к этому, рождённому уже в ХХ веке, направлению в литературоведении.
Показать это и было одной из основных целей данного исследования.
Литература
1. Langer S. Feeling and form. - Cambridge, 1960. - 188 p.
2. Problems of art: Ten philosophical lectures by Susanne Langer. - N.Y.: Charles Scribner’s sons, 1959. - 224
p.
4
|