Эстетическая доктрина К. Н. Леонтьева
Gespeichert in:
| Datum: | 2001 |
|---|---|
| 1. Verfasser: | |
| Format: | Artikel |
| Sprache: | Russian |
| Veröffentlicht: |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України
2001
|
| Schriftenreihe: | Культура народов Причерноморья |
| Schlagworte: | |
| Online Zugang: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/83238 |
| Tags: |
Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
|
| Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| Zitieren: | Эстетическая доктрина К. Н. Леонтьева / Н.В. Бояркина // Культура народов Причерноморья. — 2001. — № 24. — С. 154-158. — Бібліогр.: 18 назв. — рос. |
Institution
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine| id |
irk-123456789-83238 |
|---|---|
| record_format |
dspace |
| spelling |
irk-123456789-832382015-06-18T03:02:14Z Эстетическая доктрина К. Н. Леонтьева Бояркина, Н.В. Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 2001 Article Эстетическая доктрина К. Н. Леонтьева / Н.В. Бояркина // Культура народов Причерноморья. — 2001. — № 24. — С. 154-158. — Бібліогр.: 18 назв. — рос. 1562-0808 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/83238 ru Культура народов Причерноморья Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
| institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| collection |
DSpace DC |
| language |
Russian |
| topic |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ |
| spellingShingle |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Бояркина, Н.В. Эстетическая доктрина К. Н. Леонтьева Культура народов Причерноморья |
| format |
Article |
| author |
Бояркина, Н.В. |
| author_facet |
Бояркина, Н.В. |
| author_sort |
Бояркина, Н.В. |
| title |
Эстетическая доктрина К. Н. Леонтьева |
| title_short |
Эстетическая доктрина К. Н. Леонтьева |
| title_full |
Эстетическая доктрина К. Н. Леонтьева |
| title_fullStr |
Эстетическая доктрина К. Н. Леонтьева |
| title_full_unstemmed |
Эстетическая доктрина К. Н. Леонтьева |
| title_sort |
эстетическая доктрина к. н. леонтьева |
| publisher |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
| publishDate |
2001 |
| topic_facet |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ |
| url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/83238 |
| citation_txt |
Эстетическая доктрина К. Н. Леонтьева / Н.В. Бояркина // Культура народов Причерноморья. — 2001. — № 24. — С. 154-158. — Бібліогр.: 18 назв. — рос. |
| series |
Культура народов Причерноморья |
| work_keys_str_mv |
AT boârkinanv éstetičeskaâdoktrinaknleontʹeva |
| first_indexed |
2025-07-06T09:57:54Z |
| last_indexed |
2025-07-06T09:57:54Z |
| _version_ |
1836891111865450496 |
| fulltext |
Бояркина Н.В.
ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ДОКТРИНА К. Н. ЛЕОНТЬЕВА
Эстетика К.Н. Леонтьева устойчиво подвергается критике по нескольким пунктам.
Первое, Леонтьев предпочитает внешнюю красоту внутренней; второе, Леонтьев любит всё сильное и
красивое, ему чужда эстетика Ф. М. Достоевского; третье, Леонтьев ставит эстетику выше морали, и та-
ким образом рождается «псевдоэтика»; и последнее, эстетизм Леонтьева носит пессимистическую окрас-
ку, в то время как «сам по себе предполагает любовное, всепрощающее, гармоническое умонастроение».
Все вышеперечисленные обвинения делаются иссследователями на основе анализа философских и
публицистических работ писателя, что, прежде всего, вызвано отсутствием периодизации творчества Кон-
стантина Николаевича, жизнь и творчество которого аналитики продолжают делить на два противостоя-
щих друг другу отрезка, два разнонаправленных вектора (эстетизм - православие). Проза К. Н. Леонтьева
продолжает оставаться периферией творческого наследия мыслителя. Между тем, говоря об эстетической
доктрине, мы должны учитывать тот факт, что эстетика, ставшая ядром философии Леонтьева, создава-
лась писателем, а следовательно, выясняется именно на основе художественного творчества мыслителя.
Кроме того, при анализе леонтьевских текстов исследователями не учитывались частотность употреб-
ления понятий «красота» и «поэзия», их неполная взаимозаменяемость, а также внутренняя противоречи-
вость триады «сила – красота – борьба». Односторонне трактовался аналитиками и знаменитый леонтьев-
ский чертёж «мистика – этика, политика – биология – физика, эстетика».
Анализ художественных произведений писателя вносит серьезные коррективы в ставшую традицион-
ной трактовку эстетической доктрины К. Н. Леонтьева.
Леонтьевский эстетизм – «один из многих в Европе конца XIX века», да и не только в Европе. Эстети-
ческие искания лежали в основе русского модернизма и его течений. Отсюда внимание к форме и культ
Аполлона, например. Однако в вопросе о красоте внешней и внутренней Леонтьев, пожалуй, ближе всего
к И. А. Бунину. Не случайно исследователи усматривают близость поэзии «Подлипок», их созвучие с
«Суходолом» и «Антоновскими яблоками». Бунин, как и Леонтьев, придает большое внимание внешней
красоте, основная тема большинства бунинских произведений – воспевание прелести материального мира,
упоение материальным началом мира. Однако «прелесть» (часто употребляемое, любимое слово писателя)
у Бунина – нравственно-эстетическая категория. И Бунин и Леонтьев воспринимают внешнее как выраже-
ние внутреннего. Н. Мальчевский видит именно в этом отличие и главное преимущество Леонтьева, про-
тивопоставляя его в этом отношении Вл. Соловьёву и Л. Н. Толстому: внимание к фактам Леонтьева и Бу-
нина «было мыслящим вниманием, то есть вниманием, обращенным на суть происходящего, но при этом
они сознавали главное – дивную и страшную тайну бытия, тайну свершения, воплощения, реализации
«идей», и человеческих, и божественных». Пейзаж, портрет, деталь у Бунина очень конкретны, в ряде
произведений он сознательно уходит от описания внутреннего мира своих героев (наиболее наглядно это
иллюстрирует произведение «Чистый понедельник»), чтобы показать душевное через материальное, ибо
только через материальное внутреннее проявляется и заявляет о себе. Такое восприятие взаимоотношений
внешнего и внутреннего, без сомнения, восходит к древнегреческому понятию «калокагатия» – «нераз-
рывное единство прекрасного внешнего облика человека и его хорошей внутренней сущности». Отсюда
категоричное заявление одного из бунинских героев о том, что он не понимает красоты падших созданий.
В вопросе о внешней и внутренней красоте Леонтьев, как и во всём, выказывает удивительную чут-
кость, за внешним улавливая проявления внутренней сущности. Писатель воспринимает эстетическое
только в синтезе с этическим. Согласно эстетической доктрине философа, высшая эстетика не только
предполагает нравственность, но нуждается в ней. Взаимозависимость эстетики и этики в философии
Леонтьева исчерпывающе иллюстрируется фразой Ж. Ж. Руссо: «развращение нравов испортило чистоту
нашего вкуса».
Анализ художественных произведений писателя показывает, что «красота» имеет особый смысл в
леонтьевской эстетике, именно поэтому он ни разу не употребляет слово «красота» или эпитет «краси-
вый» (оно появляется лишь единожды в романе «Египетский голубь» и характеризует духовную «пусто-
ту»). В романах они заменяются определениями: «изящный», «поэтичный», «драматический, «музыкаль-
ный». Это даёт возможность Леонтьеву разделить прекрасное на три рода – красота пластическая; красота
драматическая, или действия; красота чувств, или музыкальная. Понятие «красота», таким образом, ока-
зывается связанным исключительно с внешней, пластической красотой и не выражает того внутреннего
содержания, которое вкладывает в предмет или понятие Леонтьев; оно оказывается как бы статичным.
Динамику же превращений, преображений духа и плоти выражает понятие «поэзия». Таким образом,
«красота» как ведущая категория леонтьевской эстетики должна быть заменена понятием «поэзия», вос-
ходящим к древнегреческому термину «калокагатия». «Поэзия» становится воплощением всех трёх родов
прекрасного и является в эстетике Леонтьева нравственно-эстетической категорией.
На основании вышесказанного должен быть отвергнут тезис о том, что Леонтьев ставит эстетику вы-
ше этики. Знаменитый леонтьевский чертёж, на основании указаний самого философа, должен быть пре-
образован из «лесенки» в своеобразный «круговорот»:
1
Мистика Критерий только для единовер-
цев
Этика и политика Только для человечества
Биология Для всего органического мира
Физика и эстетика Для всего
Биология Мистика
Эстетика, физика
Этика, политика
Каждая последующая ступень данного круговорота не только не отрицает предыдущей, но предпола-
гает её. Леонтьев указывает на гибельность утраты любой из ступеней, ни одна из которых не может быть
устранена без ущерба для полноты. Так, в жизни христиан Востока отсутствуют мистика и эстетика и, как
следствие, они лишены и подлинной нравственности. Развитие всех ступеней иерархии «мистика – этика –
эстетика» характеризует второй этап развития культурно-исторического типа. Культура и, следовательно,
характер могут считаться развитыми, когда в них соединяются мистика, этика и эстетика. Все эти начала
находятся в гармонии в русском национальном характере. Причём, эстетика вступает в свои права на за-
вершающей стадии развития культурно-исторического типа, олицетворением которого в романе «Подлип-
ки» является лейтмотивный образ Онегина. В Онегине европейская культура уже не подавляет «русский
хаос», но лишь добавляет последние штрихи к великому зданию, стоящему на прочном фундаменте ми-
стики и этики.
Эстетический принцип, символом которого в романе «Подлипки» является Онегин, оказывается ве-
дущим, потому что замешен на мистике и этике, вырастает из них и без них не имеет никакой цены. В ос-
нову данного триединства положены автобиографические мотивы. В жизни самого писателя удивитель-
ным и вместе с тем таким естественным образом соединились в неразделимое целое поэзия родной приро-
ды и поэзия Православия, из синтеза которых рождается нравственность и в целом ментальность русского
народа. Эстетизм мог бы завести Леонтьева куда угодно, если бы не зиждился на идее нерасторжимого
единства физического, душевного и духовного в человеке (мистика, этика, эстетика) и не произрастал на
русских «корнях».
Соответственно, замена понятия «красота» понятием «поэзия» снимает внутреннюю противоречи-
вость триады, составленную ведущими категориями леонтьевской эстетики «сила - красота – борьба», ко-
торая как бы распадается на две противостоящие друг другу части. «Сила» и «красота» восходят к олим-
пийской эстетике и ассоциируются в сознании с физической силой и внешней красивостью. В то же время
олимпийская эстетика не предполагала никакой внутренней борьбы. А Леонтьев имеет в виду именно этот
вид борьбы – «сердечную» или «духовную» борьбу. «Поэзия» же не только предполагает «психичность»
(как её называет Леонтьев), но именно в тонкой духовной борьбе и заключается истинная «поэзия жизни».
Именно вследствие остутствия в греках и римлянах внутренней «психичности», язычники не привлекают
Леонтьева, ибо только внутренняя борьба характеризует психическую жизнь человека. Таким образом,
преобразование триады «сила – красота – борьба» в триаду «сила – поэзия – борьба» показывает, что уже в
этой триаде заключено принятие Леонтьевым эстетики Достоевского, романы которого изобилуют «пси-
хичностью» и совершенно уводит нас из плоскости эллинской эстетики. В то же время язычество в эсте-
тике Леонтьева, теряя прежнее содержание, наполняется новым, может быть, не до конца, «до дна» фило-
софски осмысленное самим писателем.
Однако не только «психичность» меняет традиционное представление о враждебном отношении
Леонтьева к эстетике Достоевского. Анализ романов Константина Николаевича показывает, насколько
глубоки и неразрывны связи обоих мыслителей. Если мы говорим о проблеме русского национального ха-
рактера в прозе Леонтьева, о том, что он называет «прелесть и пестрота нравов», мы вряд ли подберём
лучшую характеристику для его героев, чем «крепко стоящие на корнях» по аналогии с определением До-
стоевского «с корней соскочили». Если мы станем анализировать лирические отступления романа «Еги-
петский голубь» и выраженные в них восторженность героя, его благоговение перед «страшной и отрад-
ной» нитью бытия, где «он, именно он, а никто другой, живёт, дышит, ест, будет любить и будет любим»;
где «для него, для него одного» и этот восхитительный изгиб берега, и три листочка на кусте ежевики, и
прекрасная заря разгорается для его исполненного радости сердца, то это нас сразу возвращает к Достоев-
2
скому, его несчастному герою Ипполиту, который не мог и не хотел смириться с тем, что всё живёт и ра-
дуется, а ему, именно ему, суждено умереть. Адресует нас к Достоевскому прежде всего проблема траге-
дии греха. И если Достоевский изобразил раздвоенных героев - Свидригайлов, Ставрогин, Верховенский,
Смердяков, Иван Карамазов, то Леонтьев попытался восстановить утраченное единство. Если герои До-
стоевского не имеют под собой почвы, то Леонтьев возвращает её русскому человеку, возвращая ему и
Бога (сравните высказывание Достоевского: «кто почвы под ногой не имеет, то и Бога не имеет»). Если мы
затронем проблему ориентировки героя в окружающем мире с помощью реалий русской национальной
ментальности, национальных архетипов, то и здесь лучшей параллели, чем с творчеством Достоевского
(ситуация с Хромоножкой и Иваном-Царевичем), не найти.
Леонтьев живёт в контексте Достоевского. Но и Достоевский становится до конца понятным только в
контексте творчества Леонтьева. Многие исследователи творческого наследия Достоевского обращали
внимание на то, что роман «Идиот» стоит несколько особняком в ряду его произведений. Совершенно
неожиданно появляется в романе идея безблагодатности западной церкви. Самого Леонтьева удивляет,
например, каким образом Достоевский выводит идею о необходимости дворянства России. Неожиданна и
мысль Федора Михайловича о том, что «всё размягчилось, всё упрело и все упрели». Но ведь это лейтмо-
тивная, доминирующая мысль всего творчества К. Н. Леонтьева! Исчерпывающее объяснение в филосо-
фии Леонтьева находит и мысль Достоевского о том, что «слишком шумно и промышленно становится в
человечестве, мало спокойствия духовного».
Не противоречит эстетике униженных и оскорблённых и «аристократизм» Леонтьева, исповедаль-
ность которого превращает его из пророка и агитатора в одного из тех кающихся и погибающих, которые
и составляют вместе с униженными и оскорблёнными святую Церковь.
Более того, эстетика Достоевского и эстетика Леонтьева смыкаются в ключевом и самом сложном
пункте – в определении красоты. Положение о красоте является общим для всех поздних славянофилов: у
Достоевского оно только констатируется (красота спасёт мир), у Данилевского находит своё развитие и,
наконец, своё завершение – у Леонтьева. Замкнув лесенку К. Н. Леонтьева:
мы получаем следующий чертёж:
_____________________________________
Где мистика – это Бог, а этика и эстетика – свойства Бога, сливающиеся в Боге и только вместе составля-
ющие целое. Поэтому в идеале высшая красота и есть высшая нравственность; поэтому «поэзия» в эстети-
ке Леоньева – нравственно-эстетическая категория.
Ну и наконец, остаётся последний вопрос - о «пессимистическом эстетизме».
Все рассуждения об эстетике волей-неволей восходят к Древней Греции – одноосновному культурно-
историческому типу, развившему исключительно эстетическое начало, исходившее из его духовной при-
роды и особенностей внешних условий. Древнегреческая же эстетика ассоциируется исключительно со
светлым жизнерадостным миросозерцанием. И так бы и оставаться Леонтьеву «эстетическим изувером»,
если бы чуткие исследователи не расслышали в «нижнем слое» греческой религиозности «крика отчаяния
и скорби», это «тёмное, иррациональное, но вместе с тем глубокоживучее наследие далёкой старины, не
отмиравшее и в эпоху расцвета греческой культуры».
Автор статьи «Пессимизм и мистика в Древней Греции» Арсеньев прослеживает эволюцию пессими-
стических воззрений древних греков, которые от олимпийского натурализма через мистерии и таинства
приходят к вере в «сверхмирного, победившего слепую силу Рока, бывания и тления, утвердившего на ме-
сто неизменного природного процесса умираний и возрождений царство вечной полноты жизни – абсо-
лютного Бога».
Итак, перед нами эволюция религиозных воззрений греков, которые естественным путём от веры
олимпийцев приходят к Православию, и именно благодаря метаморфозам пессимистического начала, сна-
чала стихийного, а затем всё более и более осмысленного. Вот эта эволюция. Попробуем сравнить её с
«изуверским», «противоестественным» и «противоречивым», развитием К.Н. Леонтьева.
I.
Этика Мистика Эстетика
3
Античное миросозерцание
Елевсинские мистерии
Вера в великую торже-
ственную жизнь Целого; на
неё всецело устремлён взор;
что за гробом, её мало инте-
ресует; «страх смерти - вели-
чайший изо всех страхов».
Леонтьев периода Крым-
ской войны
«Венец самолюбия до-
вольно строгого, который я
сам возлагал на себя, когда
находил себя этого достой-
ным, был мне дороже рая, о
котором я (несчастный!) и
не умел тогда думать, и
внутреннее самоуничтожение
или заслуженная злая
насмешка людей были мне
страшнее гнева Господнего…
(9, с.397).
II.
Культ Диониса
Хочется жить животно, и
инстинкти-вно, и радостно.
Но напрасно! Ибо эта сти-
хийная, – казалось бы, столь
победная, столь буйная в
своём неудержимом торже-
стве – жизнь на каждом шагу
своём оказывается достояни-
ем смерти, подобно самому
юному Богу!» (15, с.594).
Подобные мотивы обна-
руживаются уже в «Подлип-
ках» (герой взрослеет) и
«Египетском голубе» – ста-
рый Владимир Ладнев ощу-
щает скоротечность и измен-
чивость своего прошлого бы-
тия.
III.
Орфические таинства
…«человек должен вернуть-
ся к своему первоисточнику
через преодоление чувствен-
ной природы, через воздер-
жание от зла, невкушение от
порока. Это путь аскетизма и
постоянного сакрального и
нравственного очищения,
идеалом является чистота и
святость» (15, с.589).
От 1869 до пострижения,
время духовного перелома
IV.
Абсолютный Бог Пострижение
То, что могло казаться «изуверством», в свете вышеизложенного предстаёт естественным и законо-
мерным. История показывает, что и эстетизм бывает «благодатным», даже если для достижения благодати
Творцу приходится создавать «изуверские» сочетания.
Итак, на основе художественных произведений писателя выясняется эстетика К. Н. Леонтьева и вы-
ясняется само мироощущение писателя, в котром не было ни противоречий, ни изуверств. Эстетизм Леон-
тьева, как показывает анализ одного из первых романов писателя, изначально зиждился на идее нерастор-
жимого единства физического, духовного и душевного в человеке (эстетика, этика, мистика). Следует
учитывать и тот факт, что в Леонтьеве в период духовного преображения заговорили именно русские кор-
ни. И если до сих пор «нерусский эстетизм» мешал Леонтьеву войти в русскую литературу, то только от-
того, что вне поля зрения исследования оказалась проблема русского национального характера - одна из
центральных проблем художественного творчества писателя.
Уточнение эстетической доктрины К. Н. Леонтьева невозможно без анализа поэтического строя ро-
манов писателя, художественная манера которого высоко оценивалась даже самыми суровыми его крити-
ками.
Среди композиционных средств в поэтике романов Леонтьева особое значение имеют эпитет, пейзаж,
портрет, повтор, антитеза, лирические отступления.
Портрет у Леонтьева сверхлаконичный. Автор останавливается только на двух деталях портрета –
глазах и улыбке. Таким образом, эпитет и портрет уточняют понятие «поэзия» как нравственно-
эстетическую категорию, где ведущая роль отводится не внешней красоте, но неисповедимой внутренней
сущности предмета, человека, явления.
Для указания на неуловимое внутреннее содержание служит повтор. Леонтьев часто использует это
средство для наращивания, углубления смысла. Автор останавливает внимание на картине, как наделён-
ной особым смыслом и значением, но передать эти смысл и значение невозможно. Недаром писатель так
часто заставляет своих героев признаваться в том, что они могут описать виденное ими, могут даже
вспомнить некоторые слова, но передать, что они чувствовали, – они не в силах.
Важное композиционное средство, занимающее значительное место в романах Леонтьева, - пейзаж.
Пейзаж в поэтике писателя – многофункциональное средство: он выполняет воспитательную, формирую-
4
щую характер функцию – из уникального единства мистики Церкви и родной природы рождается нрав-
ственность русского человека; вторая функция пейзажа – умиротворяющая, функция наставления на пра-
ведный путь («луг был так зелен и свеж, что я помирился с ним (Модестом), всё молча взывало ко мне:
зачем ты покинул нас ради тщеславных забав…»), третья функция – олицетворённая (ветер гонится за
мной, пни и коряги – огромные чудовища, тополь зашумел, как живой и смолк). Более того, пейзаж может
быть символичным. Автор выделяет отдельную деталь пейзажа, делая её символом происходящего. Сим-
воличны у Леонтьева такие детали пейзажа, как персик, дымок, глубокие снега.
Для леонтьевской поэтики характерен такой приём, как антитеза (глубокие снега, зимние узоры и
тёплое жилище, дымок труда, огонь печей; фиалки в расселинах и букет искусственных надушенных фиа-
лок; годы тщеславного саморастления и раскаяние, разочарование).
Наиболее интересны у Леонтьева лирические отступления, написанные ритмизованной прозой. По
красоте и выразительности они могут соперничать с лучшими стихотворениями в прозе И. С. Тургенева. В
романах писателя они как бы аккумулируют в себе смысл и пафос всего произведения.
Особенно стоит отметить, что большинство произведений К.Н. Леонтьева написаны в форме воспо-
минаний. Это даёт возможность говорить о своего рода «смятенной» композиции, когда экспозиция зани-
мает основное место в повествовании, завязка и развязка «рассеяны» в тексте, причём, исходный и конеч-
ный пункты развития характера героя представляют разительный контраст. История развития характера
как бы обрывается, и читателю приходится только предполагать этот удивительный ряд «тонких и тай-
ных» микроощущений, которые предстоит пережить герою.
Таким образом, для уточнения эстетической доктрины Леонтьева, ставшей основой мировоззрения
философа, необходимо обращение, прежде всего, к егопрозаическим произведениям. И потому изучение
прозы писателя должно стать приоритетным направлением в леонтьеведении.
Литература
1. Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство. - М.: Республика, 1996
2. Леонтьев К. Н. Моя литературная судьба // Литературное наследство. - М, 1935. - Т. 22-24. - С. 433-496
3. Леонтьев К. Н. Рассказ моей матери об императрице Марии Фёдоровне// Константин Леонтьев, наш
современник. - СПб, 1993. - Ч.III. - С. 218-227
4. Леонтьев К. Н. Египетский голубь. - М, 1991
5. Арсеньев Н. Пессимизм и мистика в Древней Греции // Путь. - М.: Информ-пресс, 1992. - Кн. 1. - № 4.
- С.450-461; - № 5. - С. 569-603
6. Буданова Н. Ф. Достоевский и Константин Леонтьев// Достоевскии: материалы и исследования. - Л,
1991. - Вып. 9. - С.199-222
7. Вышеславцев Б. Значение сердца в религии// Путь. - М.: Информ-пресс, 1992. - Кн. 1. - С.65-79
8. Достоевский Ф. М. Идиот. - М, 1980. - 624 с.
9. Избранные письма // Константин Леонтьев, наш современник. - СПб, 1993. - С.227-321
10. Коноплянцев А. Леонтьев К. Н.// Русский биографический словарь. - СПб, 1914. - Т. 10. - С.229-246. -
Библиогр.: - С.246-249
11. Корольков А. А. Пророчества К. Н. Леонтьева. - СПб.: СпбГУ, 1991. - 197 c.
12. Котельников В. Парадокс о писателе// Константин Леонтьев. Египетский голубь. - М, 1991. - С.3-18
13. Котельников В. Оптина пустынь и русская литература// Русская литература. - 1989. - № 4. - С. 3-28
14. Мальгин А. В. Константин Леонтьев и Крым// Брега Тавриды. - 1991. - № 1. - С. 68-69.
15. Сергеев С. Стальной панцирь. Феномен Константина Леонтьева. К 170-летию со дня рождения// Неза-
висимая газета. - 2001. - 25 января. - С.16
16. Тихомиров Л. А. Русские идеалы и К. Н. Леонтьев/ Публ. и коммент. Е. Иванова// Лит. учёба. - 1992. -
№ 1/3. - С.152-159
17. Тихомиров Л. А. Тени прошлого: К. Н. Леонтьев: [Гл.из мемуаров]/ Публ. и коммент. Е. Иванова//
Лит. учёба. - 1992. - № 1/3. - С.140-151
18. Фудель И. И. Культурный идеал К. Н. Леонтьева/ Публ. и коммент. Е. Иванова// Лит. учёба. - 1992. -
№ 1/3. - С.159-171
5
Эстетика
Мистика
Этика
Античное миросозерцание
Елевсинские мистерии
Вера в великую торжественную жизнь Целого; на неё всецело устремлён взор; что за гробом, её мало интересует; «страх смерти - величайший изо всех страхов».
Леонтьев периода Крымской войны
Культ Диониса
Хочется жить животно, и инстинкти-вно, и радостно. Но напрасно! Ибо эта стихийная, – казалось бы, столь победная, столь буйная в своём неудержимом торжестве – жизнь на каждом шагу своём оказывается достоянием смерти, подобно самому юному Богу!» (15, с.594).
Подобные мотивы обнаруживаются уже в «Подлипках» (герой взрослеет) и «Египетском голубе» – старый Владимир Ладнев ощущает скоротечность и изменчивость своего прошлого бытия.
Орфические таинства
…«человек должен вернуться к своему первоисточнику через преодоление чувственной природы, через воздержание от зла, невкушение от порока. Это путь аскетизма и постоянного сакрального и нравственного очищения, идеалом является чистота и святость» (15, с.589).
От 1869 до пострижения, время духовного перелома
Абсолютный Бог
Пострижение
|