Пролегомены к политической социологии ленинизма

Drawing heavily upon Weber’s value-free political sociology and Ken Jowitt’s vision of Leninism, the paper suggests that Leninist regimes are best conceptualized as a unique blend of charismatic, impersonal and traditional elements. Being a political and ideological response to conditions of nati...

Повний опис

Збережено в:

Бібліографічні деталі
Дата:	2000
Автор:	Кутуев, П.
Формат:	Стаття
Мова:	Russian
Опубліковано:	Iнститут соціології НАН України 2000
Назва видання:	Социология: теория, методы, маркетинг
Онлайн доступ:	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/89856
Теги:	Додати тег Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
Назва журналу:	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Цитувати:	Пролегомены к политической социологии ленинизма / П. Кутуев // Социология: теория, методы, маркетинг. — 2000. — № 4. — С. 32–68. — Бібліогр.: 84 назв. — рос.

Репозитарії

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine

id	irk-123456789-89856
record_format	dspace
spelling	irk-123456789-898562015-12-21T03:02:54Z Пролегомены к политической социологии ленинизма Кутуев, П. Drawing heavily upon Weber’s value-free political sociology and Ken Jowitt’s vision of Leninism, the paper suggests that Leninist regimes are best conceptualized as a unique blend of charismatic, impersonal and traditional elements. Being a political and ideological response to conditions of national dependency in peripheral societies of traditional bent, Leninism created new political entity — the party as organizational weapon — which was a bearer of impersonal charisma. Application of analitical tool box elaborated by Weber and Jowitt increases our understanding of the internal developmental logic of Leninist regimes while helping to draw a distinction between revolutionary system-building politics of Leninist type and nationalist modernizing regimes of the Third World on the one hand and fascist regimes on the other. The article offers an account of developmental stages of Leninist regimes— trans - formation, consolidation, and inclusion. The latter stage purpose was to accommodate new, more complex social and cultural environment to regime’s demands. Having lost its combat task during inclusion stage, the party entered the period of neotraditionalist routinization of its organizational charisma which resulted in a clash between Leninist status oriented cadres and emergent civic oriented styles of life. Regime’s inability to resolve the tension between the two mutually exclusive elements — party cadre and citizen — resulted in “Leninist extinction” and disappearance of Leninism as an alternative life style. 2000 Article Пролегомены к политической социологии ленинизма / П. Кутуев // Социология: теория, методы, маркетинг. — 2000. — № 4. — С. 32–68. — Бібліогр.: 84 назв. — рос. 1563-4426 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/89856 ru Социология: теория, методы, маркетинг Iнститут соціології НАН України
institution	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection	DSpace DC
language	Russian
description	Drawing heavily upon Weber’s value-free political sociology and Ken Jowitt’s vision of Leninism, the paper suggests that Leninist regimes are best conceptualized as a unique blend of charismatic, impersonal and traditional elements. Being a political and ideological response to conditions of national dependency in peripheral societies of traditional bent, Leninism created new political entity — the party as organizational weapon — which was a bearer of impersonal charisma. Application of analitical tool box elaborated by Weber and Jowitt increases our understanding of the internal developmental logic of Leninist regimes while helping to draw a distinction between revolutionary system-building politics of Leninist type and nationalist modernizing regimes of the Third World on the one hand and fascist regimes on the other. The article offers an account of developmental stages of Leninist regimes— trans - formation, consolidation, and inclusion. The latter stage purpose was to accommodate new, more complex social and cultural environment to regime’s demands. Having lost its combat task during inclusion stage, the party entered the period of neotraditionalist routinization of its organizational charisma which resulted in a clash between Leninist status oriented cadres and emergent civic oriented styles of life. Regime’s inability to resolve the tension between the two mutually exclusive elements — party cadre and citizen — resulted in “Leninist extinction” and disappearance of Leninism as an alternative life style.
format	Article
author	Кутуев, П.
spellingShingle	Кутуев, П. Пролегомены к политической социологии ленинизма Социология: теория, методы, маркетинг
author_facet	Кутуев, П.
author_sort	Кутуев, П.
title	Пролегомены к политической социологии ленинизма
title_short	Пролегомены к политической социологии ленинизма
title_full	Пролегомены к политической социологии ленинизма
title_fullStr	Пролегомены к политической социологии ленинизма
title_full_unstemmed	Пролегомены к политической социологии ленинизма
title_sort	пролегомены к политической социологии ленинизма
publisher	Iнститут соціології НАН України
publishDate	2000
url	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/89856
citation_txt	Пролегомены к политической социологии ленинизма / П. Кутуев // Социология: теория, методы, маркетинг. — 2000. — № 4. — С. 32–68. — Бібліогр.: 84 назв. — рос.
series	Социология: теория, методы, маркетинг
work_keys_str_mv	AT kutuevp prolegomenykpolitičeskojsociologiileninizma
first_indexed	2025-07-06T17:53:09Z
last_indexed	2025-07-06T17:53:09Z
_version_	1836921011267698688
fulltext	Павел Кутуев Пролегомены к политической социологии ленинизма ПАВЕЛ КУТУЕВ, êàíäèäàò ñîöèîëîãè÷åñêèõ íàóê, äîöåíò Íàöèîíàëüíîãî óíèâåðñèòåòà “Êèåâî-Ìîãè - ëÿí ñêàÿ Àêàäåìèÿ” Пролегомены к политической социологии ленинизма Abstract Drawing heavily upon Weber’s value-free political sociology and Ken Jowitt’s vision of Leninism, the paper suggests that Leninist regimes are best conceptualized as a unique blend of charismatic, impersonal and traditional elements. Being a political and ideological response to conditions of national dependency in peripheral societies of traditional bent, Leninism created new political entity — the party as organizational weapon — which was a bearer of impersonal charisma. Application of analitical tool box elaborated by Weber and Jowitt increases our understanding of the internal developmental logic of Leninist regimes while helping to draw a distinction between revolutionary system-building politics of Leninist type and nationalist modernizing regimes of the Third World on the one hand and fascist regimes on the other. The article offers an account of developmental stages of Leninist regimes— trans - formation, consolidation, and inclusion. The latter stage purpose was to accommodate new, more complex social and cultural environment to regime’s demands. Having lost its combat task during inclusion stage, the party entered the period of neotraditionalist routinization of its organizational charisma which resulted in a clash between Leninist status oriented cadres and emergent civic oriented styles of life. Regime’s inability to resolve the tension between the two mutually exclusive elements — party cadre and citizen — resulted in “Leninist extinction” and disappearance of Leninism as an alternative life style. 32 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Ленинский бегемот: институционная и идеологическая организация ленинских режимов1 Ленинизм как тип общественной организации в пору его наивысшего развития во времена Сталина включал в сферу своего влияния как ми ни - мум четверть населения земного шара. В 50–60-е годы, продемонстрировав не виданные темпы экономического роста, он побудил тем самым многих за - пад ных исследователей углубиться в теоретизирование относительно кри - зиса капитализма и возможной конвергенции двух систем. Наконец, будучи вынужден исчезнуть как социальный “вид”, он оставил после себя бога - тейшее поле для палеозоологов от обществоведения. И тем не менее эта общественная система на удивление мало занимает умы современного ака - демического сообщества — как западного, так и отечественного. Однако в свое время ленинизм как способ общественной организации, особенно в его сталинской версии, сумел достичь невиданной по пу ляр нос - ти и вызвать аффективную благосклонность в кругах западных интел лек - туа лов. Автором фразы ”мы обречены на свободу, заброшены в нее” [1, с.485] — квинтэссенции экзистенциалистской теории свободы — и автором заяв ления “антикоммунист — это грязная крыса” [цит. по: 2, с.X] был один и тот же человек — Ж.-П.Сартр. Такое нежелание подвергнуть теоретической концептуализации ле ни - низм как общественную систему тем удивительнее, что “ленинское на - следие” продолжает активно влиять как на парадигматические черты пост - ленинизма, так и на способ его развития, оспаривая, таким образом, по - пытки рассматривать его исключительно в историко-архивном аспекте. Как я отмечал ранее, адекватное решение общественных проблем невоз - можно без их предварительной концептуализации [см.: 3]. К сожалению, немногие попытки теоретической рефлексии относительно сущности пост - ленинизма вполне закономерно блокируются отсутствием концептуа лиза - ции его предшественника — ленинизма — как типа политического режима. Игнорируя “феномен ленинизма” и его наследие, исследователи вынуж де - ны довольствоваться либо сугубо описательным подходом, который про - воз глашает, что Украина характеризуется наличием “всех (sic! — П.К.) основ ных “чистых” типов режимов: а) демократического, б) авто крати че - ского, в) диктаторского, г) тоталитарного, д) анархического и ж) охло - кратического” [4, с.119], либо конструированием нежизнеспособных кон - цептуальных кентавров типа “посткоммунистического неототалитаризма” В.Полохало [5]. Итак, моей целью является попытка постичь — с помощью аналитического инструментария политической, исторической и срав ни - тельной социологии — ленинизм (а в перспективе и постленинизм) как Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 33 Пролегомены к политической социологии ленинизма 1 Этот под за го ло вок, бе зус лов но, на ве ян кни гой Иова, ко то рая в свое вре мя по слу жи - ла ис точ ни ком вдох но ве ния для гоб бсов ско го “Ле ви а фа на”. Я счел це ле со об раз ным вос - поль зо вать ся сим во ли кой опи са ния мо гу щес тва бе ге мо та как об раз ным эк ви ва лен том иде аль но-ти пи чес ко го ана ли за ле ни низ ма: “Вот бе ге мот, ко то ро го Я со здал, как и тебя; он ест тра ву как вол. Вот его сила в чрес лах его и кре пость его в мус ку лах чре ва его. ...Это — верх пу тей Бо жих: толь ко Сот во рив ший его мо жет при бли зить к нему меч Свой” (Иов. 40: 10–14). специфическую социальную форму с адекватными ей политическими ин - сти туциями и идеологией. Замечу также, что я сознательно отказываюсь от терминов “социализм” и “коммунизм” в пользу понятия “ленинизм” с целью идентификации об - щест ва, идеальный тип которого воплощал Советский Союз. “Коммунизм” и “социализм” являются нечеткими, неоднозначными категориями (так, на - пример, Вебер говорил о харизматическом коммунизме в Спарте [6, с.1120]), слишком абстрактными и не фиксирующими специфических черт ана лизи - руемого общества. В отличие от первых двух понятий, “ленинизм” отражает сущность политического выбора, сделанного с помощью партии ле нин ско - го типа как организационного оружия (если воспользоваться термином Фи липпа Селзника), нацеленного на реализацию идеологического проекта, связанного с теоретическими взглядами, революционной практикой и лич - ностью В.И.Ленина. На мой взгляд, исследование ленинизма может претендовать на обосно - ванность его принципиальных положений и выводов только при условии синтетического (что, разумеется, чревато вырождением в тривиальную эк - лек тику) применения наиболее релевантных парадигм и исследо ва тель - ских программ социологии, включая классические идеи М.Вебера и К.Марк - са, неофункционализм, разработки представителей традиции “цент раль - ности государства” и политическую социологию К.Джавита. Безусловно, этот список далеко не полный и субъективно избирательный, однако он адекватно отражает мои теоретические ориентиры и, вместе с тем, иссле - довательские интересы. Основополагающие допущения политической социологии ленинских режимов. Как справедливо заметил один из самых внимательных иссле - дователей ленинских систем Кэн Джавит, “в подавляющем большинстве случаев исторический процесс носит “протестантский” характер, что выра - жается в многообразии политических, культурных, социальных и эконо - мических институций. Именно поэтому “католические” моменты в исто - рии, когда внутреннее многообразие общественной жизни подчиняется ав - то ри тетным и стандартным институционным формам, таким как ислам, христианство, либеральный капитализм или советский ленинизм, наблю - даются нечасто, имеет неординарное влияние, а потому наиболее значимы” [7, с.VII]. Несмотря на свой относительно короткий жизненный цикл, ле - нинизм сумел создать стандартизированные институционные формы, кото - рые, разумеется, с вариациями, отражающими локальные социокультурные констелляции, всегда воспроизводили его организационную идентичность и сущностные измерения. Применение концепций и теорий сравнительно-исторической поли - тической социологии помогает постичь ленинизм как идеологию, харизма - тическое политическое движение и институционную форму, явившиеся попыткой ответить на вызов [подробнее об этих категориях философии истории А.Тойнби см.: 8, с.106–142], обусловленный всей совокупностью обстоятельств национальной отсталости и зависимости, в которых пре бы - вала Российская империя. В то же время ленинизм принципиально отли - чался от националистических режимов (таких, как К.Ататюрка в Турции или Дж.Неру в Индии), которые также предполагали решение проблем суверенитета и развития/модернизации как ключевой элемент данных про - ектов. В отличие от статусно ориентированных тради ционных обществ, 34 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев либерально-капиталистическому Западу присуща без личная, целе рацио - наль ная, формально-инструментальная и кальку лируе мая ориентация со - циаль ного действия. В свою очередь, ленинизм, в отли чие от подавляющего большинства национально-освободительных дви же ний и различных форм противо стояния мировой капиталисти че ской системе, смог предложить без личную ориентацию социального дейст вия, радикально от личную от легальной рациональности либеральных ре жимов. Следует отметить, что хотя акцент на роли “агентности” в революциях оставляет объективные структурные предпосылки революционного кри зи са и прихода к власти ленинских партий вне моего аналитического фо ку са, это ни в коем случае нельзя трактовать как недооценку их функции для ини - циации и успеха революционных сдвигов. Наиболее влиятельную “струк - турно-объективистскую” парадигму трактовки факторов общест вен ных из - ме нений и революций предложила Ф.Скочпол [см. : 9], ученица Барингтона Мура. Обсуждение в деталях аргумента Ф.Скочпол не является задачей этой статьи, однако заметим, что при всей важности и даже необ хо димости струк - турных факторов, анализируемых ею в сравнительном иссле довании рево - люций, они не схватывают различия между возможными ва риан тами ответа на схожую структурную ситуацию1. Фискально- адми ни стративный кризис государственного аппарата, развивающийся на фоне неблагоприятной меж - ду народной ситуации, к которой очень часто добав ля ются поражения или истощение государства вследствие войны, естест венно, порождает анало - гичную реакцию — революцию — в случаях Фран ции, России и Китая (име - ются все основания добавить к этому выбо роч ному списку и Индию с ее “мирной” революцией), однако способы функ ционирования по ст ре во лю ци - он но го режима принципиально варьируют в зависимости от агентов ре во лю - ции. Яркой иллюстрацией данного утверж дения служит сравнение стра тегий китайских ленинцев и индийских на цио налистов. Ленинизм не был простой попыткой ускоренной социально-эко но ми - ческой модернизации — в конце концов Российская империя довольно ак - тивно проводила именно такую политику. С точки зрения классической парадигмы модернизации причины возникновения и успеха ленинизма оста - ются непонятными — темпы экономического роста в период премьерст ва С.Ю.Витте мало в чем уступали сталинской индустриализации [в ка честве примера такой оценки см.: 10, с.311], а Румыния смогла бы конку рировать с Италией уже в 50-е годы нашего века (разумеется, если бы “эволюционное” развитие этой страны — которое включало, кстати, и фа шистский режим времен Второй мировой войны — не оказалось пре рван ным “злонамерен - ным” вмешательством ленинцев) [см. по этому поводу: 11, с.108]. Нельзя не замечать того, что одним из ключевых факторов краха Рос - сий ской империи оказалась неспособность согласовать политику эконо ми - ческой модернизации с развитием политических структур, являющихся Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 35 Пролегомены к политической социологии ленинизма 1 Аналогичное об ви не ние в ре дук ци о низ ме и од но мер ном ви де нии ис то рии мож но вы дви нуть про тив са мо го Б.Мура, ис сле до ва те льская про грам ма ко то ро го пред по ла га ла лишь жес тко де тер ми ни ро ван ные аль тер на ти вы со ци аль но го раз ви тия, ко то рые сво дят - ся к успеш ной бур жуз ной ре во лю ции, ве ду щей к ка пи та лис ти чес кой де мок ра тии, не - удач ной бур жуз ной ре во лю ции, сле дстви ем коей яв ля ет ся фа шизм, и крес тьян ской ре - во лю ции, ве ду щей к ком му низ му. институционным эквивалентом модерного общества, то есть нацио наль - ного государства, что, в свою очередь, требует развития нации, но “пре - вращение крестьян различных национальностей в “россиян” было не под силу царизму именно потому, что он попытался сохранить структуры и практики империи с ее дифференциацией и иерархиями, привилегиями и неравными возможностями, встроенными в них [структуры и практики], с ее откровенной дискриминацией и эксплуатацией” [12, с.513]. Вне всякого сомнения именно неравномерность политической, культурной, социальной и экономической модернизаций обусловила неудачу эволюционной транс - формации “старого порядка” Российской империи в рациональный капи - тализм либерального толка. Идеальный тип ленинского режима. Уникальность ленинизма заклю - чалась в том, что он с самого начала был сориентирован как на револю - ционную трансформацию существующих общественных институций, об - раз цов поведения, ценностей и ориентаций, так и на развитие политической общности, определения и границы которой менялись в зависимости от стадии развития режима, но социальной основой которой всегда оставались профессиональные партийные кадры [см.: 13]. Именно веберовская методология конструирования идеальных типов легитимного господства, выделение харизмы как движущей силы общест - венных изменений, как революционной силы, именно отрицание истори - ческого телеологизма/монизма/эссенциализма с помощью понятия “изби - рательного сродства” оказались релевантными — при определенном раз - витии и модификации — для анализа ленинских систем и позволяющими понять качественную специфику этого феномена. Как упоминалось выше, в отличие от традиционных обществ, и ле нин - ские, и либеральные режимы оказались в состоянии выработать безличную систему координат социального действия и институционной структуры. Но, если возникновение и генезис западного либерально-капитали сти че - ского социального порядка неоднократно фигурировали как предмет ана - ли ти ческих реконструкций мыслителей от М.Вебера до И.Валлерстайна, ле нинские режимы удостоились гораздо меньшего теоретического внима - ния. Хотя существует изрядный массив литературы, посвященной совет ской/ пост советской проблематике и предлагающей в целом весьма неадекватные для описания, объяснения и постижения ленинизма концептуальные схемы. Модели эти можно поместить между двумя полюсами. Одним экстре - мумом является наивное увлечение “прогрессом” модернизации инсти ту - ций Советского Союза — прогрессом, который должен был завершиться интеграцией СССР (а ныне и его правопреемников) в западный мир [14, с.234; 15]. Более изысканной версией того же тезиса является утверждение о ком - му низме как последовательно модерной концепции, поскольку он разделял присущее современности “убеждение, что благое общество может быть толь ко тщательно сконструированным, управляемым и последовательно индустриализированным социумом”, а потому “коммунизм был сама мо - дер ность в ее наиболее последовательном настроении...” [16, с.166–167]. Иначе говоря, ленинизм создал “советский фордизм” с помощью примене - ния “организационных форм капиталистического фордизма” [17, с.167]. 36 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев Противоположный полюс представляли “негативистские” модели тота - литарного режима, пребывавшего в перманентном состоянии дегенерации и в конце концов закономерно прекратившего свое существование [18]. Эпистемологической почвой обеих позиций служило стремление за пад - ного академического сообщества сделать предмет своего исследования — ленинизм — интеллигибельным для остальных обществоведов и таким об ра - зом включить его в господствующий дискурс общественно-политических исследований, фокусировавшихся главным образом на модернизации, ин - дустриализации, массовом образовании, моделях лидерства — на тех проб - лемах, которые с легкостью можно было рассматривать в любом лекцион ном курсе или исследовании, посвященном политике США и Западной Европы. Но, как отмечал Л.Троцкий — мыслитель, которого британский социо - лог Боб Джесоп ставил в один ряд с такими пред стави телями классического марксистского дискурса о государстве, как Маркс, Энгельс, Ленин и Грам - ши [19, с.25], очень часто такая попытка “спастись от незнакомых явлений с помощью знакомых понятий” [20, с.245] проду ци рует ошибочную интер - претацию феномена. Спецификой ленинизма, ключевой для интеллектуального постижения факторов сначала его распространения в мировом масштабе как инсти - туционного образца и образа жизни, а затем неожиданного исчезновения, была выработка безличной харизматической ориентации. Харизматическая внеличностность идентифицировалась с партией профессиональных рево - люционеров — партией, носившей характер организационного оружия и пытавшейся разрушить ценности, институционные структуры и образцы поведения, которые воспринимались революционной элитой как порож - даю щие или поддерживающие альтернативные ленинскому режиму цент - ры власти. Таким образом, “революционный подход отличается стреми - тельностью, системным характером и целенаправленным использованием насилия... ради минимизации своих обязательств перед существующим об - щест вом, а также, по возможности, предотвращения определения контр - элит в политически релевантных терминах” [13, с.9], а масштаб и характер поставленных задач делает “цель революционера столь же сложной, сколь и цели реформиста” [13, c. 17]. Иначе говоря, природа партий ленинского типа состояла в стремлении (во многих случаях небезуспешном) “к эф - фективному политическому внедрению в общество и заключению его в новые, эксплицитно политические формы” [13, с.17]. К.Маркс подчеркивал необходимость эмпирического, истори ко-срав - ни тельного исследования капитализма для открытия естественно-исто ри - ческих закономерностей его функционирования и, таким образом, обес - печения научного фундамента для революционного действия, призванного свергнуть капиталистический строй и трансцендировать человечество за пределы безличных формально-легальных институций буржуазного об - щества с его подчиненностью линеарной темпоральности. Революционный разрыв с прошлым, которое ассоциировалось с идеей линеарного времени (последняя сыграла чрезвычайно важную роль в за - мене традиционного социального порядка модерным капиталистическим строем), — этот разрыв по стилю своего дискурса был идентичен христи - анской эсхатологии и также предполагал реализацию трансцендентного проекта, но в пределах светской деятельности, в отличие от ориентации на Град Божий теологических систем [21; 22]. Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 37 Пролегомены к политической социологии ленинизма Революционным нововведением Ленина было создание политической институции, способной воплотить ленинскую интерпретацию теоре ти че - ского проекта Маркса; такой институцией стала партия большевиков, то есть организация профессиональных революционеров. Как отмечает Сти - вен Хансон, “будучи как “профессионалом” (то есть подчиняясь дисцип - лине времени), так и “революционером” (постоянно готовым к харизма - тическому действию), член партии большевиков имел возможность дейст - вовать, опираясь на обе грани марксистской идеи харизматически внепер - сонального времени” [21, с.38]. Именно такой взгляд на харизму предлагал и Макс Вебер, который подчеркивал, что харизма выходит за пределы ру - тины повседневной жизни [6, с.1117]. На первый взгляд идея харизма ти - ческой безличностности может показаться противоречием в опреде ле нии, ведь Вебер настаивал, что “харизма радикально отличается от бюро крати - ческой организации, поскольку не знает каких бы то ни было формальных и регулярных правил назначения и увольнения с должностей, не признает идеи карьеры, постоянных институций...” [6, с.1112]. Однако Вебер сам ука - зал направление, в котором понятие персональной харизмы может транс - формироваться в безличную харизматическую институцию, когда сде лал акцент на таком качестве харизматического лидера, как способность совме - щать такие элементы поведения и мировоззрения, которые традиционно рассматривались как взаимоисключающие: “Вера в харизму революцио - низирует индивидов “изнутри” и формирует материальные и социальные условия согласно своей революционной воле” [6, с.1116]. Сошлемся на Л.Троцкого. Хотя и на подсознательном уровне (отметим, что именно вследствие вынужденности такого признания, которое ре прес - сировалось его суперэго, характеристики ленинского режима Троцким яв - ляются экспрессивными образами, отдельные элементы которых приобре та - ют самостоятельное значение, становятся механически обособлен ны ми/од - номерными и не создают концептуального/образного синтеза; наи более яр - кой параллелью такому стилю дискурса может служить живопись австрий - ского художника Эгона Шиеле), Троцкий подтверждает безличную природу харизмы большевистской партии, когда констатирует, что только “помощь безличной машины” (аппарата) партии привела Сталина к власти [23, с.XV]. В то же время он ярко демонстрирует харизматическое качество партии и свое восприятие ее как единственно возможного средоточия ра циональной политической идентификации и аффективной преданности (таким образом, опять-таки подсознательно, раскрывая механизм ее воз можной традицио - налистской трансформации/дегенерации), когда эмо цио нально провозгла - шает, что “по-видимому, партия всегда права... Мы можем быть правы только с партией и с помощью партии, поскольку история не создала никакого другого пути, чтобы избрать правильную позицию” [цит. по: 24, с.40]. Парадигматический пример харизматических лидеров, к которому за - частую обращается историческая социология, это, конечно же, Иисус Хрис - тос, который создал новую организацию — христианскую Церковь — по - средством революционного переформулирования и соединения принципов иудаизма с миром язычества. Как пишет Кэн Джавит, “для компаративиста (в отличие от теолога) инновация Иисуса заключалась в соединении — причем вдохновляющем — ранее взаимоисключающих элементов. Он со - здал новое средоточие членства и идентификации” [7, с.2]. По мнению Джавита, то же самое осуществил Гитлер, когда соединил традиционный 38 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев немецкий национализм с “арийским” расизмом и сделал возможным инсти - туционное воплощение новой революционной идеологии — нацизма (яр - ким примером трансформации национализма, вплоть до его отрицания арийским расизмом есть противопоставление “арийца” Шекспира — обыч - но с помощью конъюнктурной интерпретации нацистскими теоретиками его происхождения и художественного мировоззрения — гуманистичес ко - му универсализму и индивидуализму немца Ф.Шиллера [25, с.333–334]). Ленину удалось переформулировать фундаментально противо по лож - ные явления: “понятие индивидуального героизма и организационной вне - личностности” [7, с.3] — в новую форму организационного героя — партию большевиков (ярким примером такого совмещения несовместимого яв - ляется ленинская идея демократического централизма). Следовательно, ленинская инновация заключалась в создании организации и принципов членства в ней, направленных на реализацию конфликтных практик: “ко - мандования и покорности при наличии дебатов и дискуссий; веры в неумо - лимые законы исторических изменений и эмпирического исследования об - щественного развития; героических поступков и последовательной ориен - тации на научное и “трезвое” управление экономикой и обществом; акцен - тирования индивидуального революционного героизма и чрезвы чай ного безличного авторитета Партии, которая сама является и главным ге роем- деятелем и центром эмоциональной преданности” [ 7, с.3]. Категория безличной харизмы позволяет также провести четкую ли нию между ленинизмом и нацизмом как политическими движениями (не смотря на то, что “культ личности” Сталина ничем не уступал статусу Гитлера). Однако гораздо важнее, с точки зрения идеологических прин ципов и струк - ту ры партийной организации, был сталинский культ кадров, пара дигмати че - ски-лапидарно сформулированный самим Сталиным в сло вах “кадры реша - ют все”. Исходя из принципов, очень напоминающих уста новки нацизма, партия рассматривалась как иерархическая организация “героев” (это объяс - няет типичные для Сталина параллели между партией большевиков и рыцар - ским орденом или средневековой крепостью [26, с.43]). Вместе с тем, это не отрицает, а, наоборот, подчеркивает ключевое различие между нацизмом и ленинизмом: будучи оба харизматическими политическими движениями, один — нацизм — отличался харизма тич нос тью фигуры лидера, тогда как другой — ленинизм — предполагал харизма тичность прежде всего своей политической программы и лишь как возмож ное следствие этого — лидера. В эмпирическом смысле эти различия прослеживаются на уровне ор - ган изации лидерства — нацизм с самого начала конституировался как дви - жение, подчиненное “вождю” (так называемый Fuhrerprinzip); что же ка - сается ленинизма, то здесь даже Сталин был бессилен формализировать аналогичный статус, которого он de facto достиг. В наивысшие моменты “культа личности” “формальный, или идеальный базис ленинской пар тий - ной организации, определение принципов членства и формирование поли - тики оставались вне компетенции Сталина” [7, с.8]. Это не противоречит самоочевидному факту наличия персональной харизмы как у Ленина, так и у Сталина. Однако следует заметить, что именно персональная харизма лиде - ров создавала угрозу Партии как первичному источнику и носителю хариз - мы. Даже добившись для себя неограниченного султанистского господства (которое, согласно Веберу, характеризуется тем, что административный и военный аппарат становятся “персональными инструментами правителя...” Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 39 Пролегомены к политической социологии ленинизма [6, с.231]1), Сталин был вынужден идти на уступки институционной ха - ризме партии, что нашло выражение в понятии “правильной линии”: “без - условно, правильная политическая линия является первоочередным и важ - нейшим вопросом” [28, с.373–374]. “Правильная линия” партии не тождест - венна программе политической партии, действующей в координатах либе - рального режима; эта категория является “аналитическим и эмпирическим отображением стадий национального и международного развития, набором политических ориентиров и одновременно авторитарно-обязательной и ис - ключительной по своему статусу политико-идеологической программой, которую следует принять и которой необходимо придерживаться” [7, с.10]. Концептуализация ленинизма была бы неполной без рассмотрения ди - намики взаимодействия между харизмой и традицией в развитии режимов это го типа. Ленинизм, возникший как реакция на условия национальной зависимости в традиционалистских статусных обществах (тённисовских общ ностях или периферийных и полупериферийных странах в терминах мир-системного анализа), предложил программу развития, которая озна чала атаку на “предписательный” (ascriptive) характер обществ, будучи вместе с тем противоположной по своему содержанию формально-клас совой со ци - аль ной дифференциации Запада2. Применение парсонсовской категориаль - ной матрицы позволяет увидеть, что случаи несбалансованной дифферен - циации отнюдь не единичны (наиболее очевидным примером может служить Япония) — в такой ситуации дифференциация инсти туциа лизируется в пар - 40 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев 1 Сле ду ет от ме тить, что ве бе ров ская кон цеп ция сул та низ ма, твор чес ко му ис поль зо ва - нию ко то рой в со вре мен ной по ли ти чес кой со ци о ло гии и срав ни тель ной по ли ти ке по ло - жил на ча ло К.Джа вит, пе ре жи ва ет се го дня воз рож де ние сре ди за пад ных об щес т во ве дов бла го да ря ра бо там Ху а на Лин ца и Альфреда Сти пе на [26; 27]. Хотя тру ды Лин ца пред - ла га ют не сколь ко су жен ное по ни ма ние сул та низ ма как ре жи ма, пред по ла га ю ще го ло - яль ность по от но ше нию к пра ви те лю бе зот но си тель но к его пер со наль ной, ха риз ма ти - чес кой или иде о ло ги чес кой ква ли фи ка ции, мо ти ви ру ю щу ю ся стра хом в со че та нии с ожи да ни ем на гра ды за со труд ни чес тво [27, с.7], эв рис тич ность этой кон цеп ции (осо бен - но в ее клас си чес кой вер сии Ве бе ра/Джа ви та) для ис сле до ва ния ши ро ко го спек тра по - ли ти чес ких ре жи мов бес спор на. 2 Дис цип ли ни ру ю щая роль инстру мен таль ной ра ци о наль нос ти ка пи та лис ти чес ко го кос мо са, ко то рая при об ре та ет чер ты “сталь но го пан ци ря” (М.Ве бер), блес тя ще про а на - ли зи ро ва на — на чи ная с “Со ци аль ной диф фе рен ци а ции” Г.Зим ме ля и за кан чи вая не дав - но из дан ным ис сле до ва ни ем “тру да в усло ви ях ка пи та лиз ма” Чар лза и Кри са Тил ли [29]. Во из бе жа ние не одноз нач нос ти, свя зан ной с ве бе ров ской ме та фо рой “сталь но го пан ци ря” ка пи та лис ти чес ко го по ряд ка, ко то рую в ан гло я зыч ной со ци о ло ги чес кой тра - ди ции (бла го да ря пе ре во ду “Про тес та нтской эти ки” Т.Пар сон сом) об ыч но ин тер пре ти - ро ва ли как “же лез ную клет ку”, сле ду ет сде лать крат кую эк зе ге зу ве бе ров ско го пас са жа. Иссле до ва ние бри тан ско го со ци о ло га Дэ ви да Чел краф та убе ди тель но про де мо нстри ро - ва ло, что Ве бер имел в виду имен но “пан цирь (име ет ся в виду пан цирь улит ки, а не эле - мент дос пе хов. — П.К.) / жиз нен ное про стра нство, в пред е лах ко то ро го осу ще ствля ет ся че ло ве чес кая де я тель ность и фор ми ро ва ние цен нос тей... Инди вид рож да ет ся в огром - ном мире ка пи та лиз ма, но пе ре жи ва ет его на ин ди ви ду аль ном уров не. Пан цирь, твер дый как сталь, со зда ет мик ро ок ру же ние, в рам ках ко то ро го ин ди вид раз ви ва ет со бствен ный пан цирь сво е го бы тия. ... Чем силь нее ощу ща ет ся сталь ной пан цирь на ин ди ви ду аль ном уров не, тем мень ше ав то но мии име ет ся для раз ви тия аль тер на тив ных сти лей жиз ни внут ри сис те мы” [30, с.31]. ти куляристском духе, когда “менее обобщенные” цен нос ти/логика одной ди - фференцированной сферы вытесняют ценнос ти/ло ги ку других подсистем. Так, японская “модернизация” способствовала инте грации общества не по - средством обобщения ценностей, а через адаптацию партикуляристского, патриархального этоса, навязываемого другим под системам, в том числе и экономической. Несмотря на антитетический ха рактер харизматического и традиционного господства, оба эти чистые типы могут смешиваться, по - скольку “их власть вытекает не из соблюдения це лерациональных правил, а из веры в “святость” власти индивида... Как харизма, так и традиция опи ра - ются на лояльность и обязанность, которые всегда имеют религиозную ауру. Внешние формы этих двух структур господства очень часто подобны, если не идентичны. Иногда трудно определить, каков характер окружения военного главаря — патримониальный или харизматический; последнее зависит от духа, которым проникнута общность, а это означает зависимость от того, каковы основания претензий правителя на легитимность: освя - щенная традицией или основанная на вере в личность героя власть. Переход между ними может оказаться чрезвычайно легким” [6, с.1122]. Применение веберовских идей к контексту ленинизма координирует две взаимосвязанные проблемы — “совместимость” безличной харизмы партии с традицией в процессе политической мобилизации, с одной сто - роны, и возможность “атаки” на институционный и социокультурный базис статусных обществ — с другой. Как новаторски заметил Джавит, “харизма - тический лидер или организация получают возможность проникновения внутрь общества, которое они хотят разрушить и трансформировать благо - даря присутствию традиционных (курсив мой. — П.К.) качеств, фор маль - но- конгруэнтных с определенными измерениями крестьянского статусного общества... Маловероятно, чтобы видение харизматического лидера полу - чило поддержку большинства общества... поскольку оно является рево - люционным и предполагает фундаментальный пересмотр идентичности и организации индивидов и групп” [7, с.14]. Для достижения критической массы последователей, достаточной для осуществления радикальных изме - нений в условиях революционной нестабильности, харизматик не только нуждается в наличии социальных групп, готовых к мобилизации, но еще и обязан продемонстрировать собственную “совместимость” с обществом, ко - торое он призван трансформировать. Если мы снова обратимся к клас - сическому примеру Гитлера, то увидим, что именно опыт участия в Первой мировой войне сделал его замыслы интеллигибельными для традиционно настроенных немецких националистов и военных, а получив социальную почву для воплощения своего плана трансформации общества, Гитлер до - стиг результатов, которые оказались, по сути, прямо противоположными представлениям националистов1. Ле ни ну уда лось впи сать ся в тра ди ци он ный кон текст рос сий ской исто - рии бла го да ря сво ей орга ни чес кой свя зи с “ре во лю ци он но-де мо к ра ти че с ким” Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 41 Пролегомены к политической социологии ленинизма 1 Пос лед нее утвер жде ние не от ри ца ет того, что ха риз ма тик очень час то яв ля ет ся мар - ги наль ным ин ди ви дом, стра да ю щим ком плек сом на рцис сиз ма, и вы сту па ет но си те лем стиг мы (эту идею пред ло жил про фес сор Вен ско го эко но ми чес ко го уни вер си те та Йо ха - нес Шта ер в бе се де с ав то ром. — П.К.). на сле ди ем в це лом и иде я ми Пет ра Тка че ва в час тнос ти1. Бо лее того, ле ни - низм на и бо лее по сле до ва тель но и на и бо лее эф фек тив но син те зи ро вал ста - тус ные (тра ди ци он ные) и клас со вые (со вре мен ные) эле мен ты в рам ках сво - ей ха риз ма ти чес ки-вне лич нос тной орга ни за ции. Одна ко тра ди ци он ные чер ты ле ни низ ма ско рее фор маль ные и струк тур ные, чем со дер жа тель ные2. Ор га ни за ци он ной чер той ле ни низ ма, про ти вос то я щей “крес тьян ской со ци - аль ной орга ни за ции, яв ля ет ся мо дер ная ори ен та ция Пар тии на со ци аль ный класс” [7, с.17]. Ори ен та ция та ко го типа пред по ла га ет ак цент на ин ди ви ду - аль ной от ве тствен нос ти чле нов пар тии за вы пол не ние за дач, при нцип “до с - ти же ния” в про ти во по лож ность “пред пи са ни ям” как глав ный кри те рий мо - биль нос ти и на ли чие ощу ще ния пер со наль ной при час тнос ти к свер ше ни ям пар тии. В иде а ле де я тель ность ленинской партии должна отличаться менее риту аль ным (магическим, в терминах Вебера) и более эмпирическим характером. Впрочем, харизматически-внеличностные измерения ленинской орга - низа ции существенно отличаются от формально-инструментальных норм модерных либеральных режимов — основы ленинизма призваны огра ничи - вать и определять развитие модерных, дифференцированных по формаль - ным классовым признакам элементов. “Таким образом, — постулирует Джа - вит, — индивидуализм находит свое выражение в неокорпоративной форме коллектива (партийная ячейка, трудовой коллектив); принцип достижения как основа и императив постоянно вступает в противоречие с хариз ма ти - ческими основаниями членства в партии; научный социализм в его эмпи - рической, абстрактной и критической направленности противостоит кон - цепции научного социализма как постижению неумолимых универсальных и линеарных законов истории. Ленинская партия и режим конституируют новаторский синтез (курсив мой. — П.К.) харизматических, традиционных и модерных элементов, переформулируют определение и связи между эти - ми элементами таким образом, что это позволяет партии объединять без - личные и аффективные элементы и эффектно, если не логично, апел лиро - вать к определенным индивидам и группам в нестабильном общественном окружении; причем эти индивиды и группы сами являют конгломерат ге - роических, статусных и светских ориентаций” [7, с.18–19]. Ле ни низм стре мил ся к ре а ли за ции это го ин но ва ци он но го син те за как на уров не элит (дос та точ но об ра тить ся к оцен ке Ле ни на Хо Ши Ми ном, ко - то рый ви дел в нем ве ли ко го ли де ра — “big man” куль тур ной ан тро по ло гии юго-вос точ но а зи ат ских традиционных общностей, вместе с тем сумевшего 42 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев 1 “Ре во лю ци о нер не го то вит, а де ла ет ре во лю цию”, — так сфор му ли ро вал свое кре до П.Тка чев [цит. по: 31, с.196]; по-ви ди мо му, де я тель ность ле нин ской пар тии яв ля ет ся па - ра диг ма ти чес ким воп ло ще ни ем это го иде а ла. 2 Я ис поль зую клас си чес кую ве бе ров скую ди хо то мию со дер жа тель ной и фор маль ной ра ци о наль нос ти: “тер мин фор маль ная ра ци о наль ность эко но ми чес ко го де йствия ис поль - зу ет ся для об озна че ния сте пе ни ко ли чес твен ной каль ку ля ции или уче та, тех ни чес ки воз мож ных и при ме ня ю щих ся в де йстви тель нос ти”; вмес те с тем тер мин “со дер жа тель - ная ра ци о наль ность” упот реб ля ет ся в слу чае, ког да эко но ми чес ки ори ен ти ро ван ное со - ци аль ное де йствие со вер ша ет ся под вли я ни ем аб со лют ных цен нос тей. Та ким об ра зом, ре зуль та ты де йствия в по след нем слу чае оце ни ва ют ся по шка ле “цен нос тной ра ци о - наль нос ти”” [7, с.85]. стать “big man” нового типа), так и на уровне масс1. Овладение массами осуществлялось посредством внедрения стандартизированных образцов взаимо действия формально равных индивидов — интеракции, в идеале призванной занять место персонализированных отношений тесно связ ан - ных между собой “друзей”. Интуитивно почувствовав угрозу своему ре - жиму со стороны автономной “борьбы за признание” [подробнее об этой концепции А.Хонета см.: 33], ленинцы стремились практически реали зо - вать теоретическую модель тоталитарного господства в духе Х.Арендт, ко - торая сущность последнего понимала как мобилизацию атомизированных индивидов, объединенных в деполитизированные массы: “Тоталитарное правление не просто лишает людей способности к действию, оно скорее... превращает их — так, будто они на самом деле составляют единую лич - ность — в соучастников всех действий и преступлений, совершаемых то - тали тарным режимом” [цит. по: 34, с.80]. Такие меры стимулировали ориен - тацию на социальную роль индивида как отчужденную от ее носителя и тем самым усиливали как автономию ленинского режима относительно об - щества, так и “комбинаторный” контроль над индивидами. Майкл Херц - фелд блестяще продемонстрировал взаимосвязь между политическими па - тро нами и их клиентами в традиционных обществах, где социальное дейст - вие построено по схеме “лояльность обеспечивает защиту и защита обес - печивает лояльность” [35, с.175]; ленинизм попытался радикально разру - шить именно такую взаимозависимость режима и его подданных. Ленинизм пошел значительно дальше деспотизма в его токвилевском понимании, согласно которому “в силу своей природной подозрительности [деспотизм] усматривает в изоляции подданных наилучшую гарантию своего вечного существования. Поэтому он обычно делает все возможное, чтобы изо ли - ровать их. ...Деспот с легкостью простит своим подданным отсутствие люб - ви к нему при условии, что они не любят никого другого” [36, с.509]. Ле - нинские режимы предполагали, требовали и эффективно осуществляли переориентацию эмоциональных и аффективных привязанностей инди - вида от персональных связей в направлении партии. Ленинизм и проблема революционной трансформации тради цио на - листских общностей. Одно из парадоксальных качеств ленинизма, кото - рое, пожалуй, более всего благоприятствовало мобилизационным усилиям режимов этого типа и их адаптивной способности, состояло в том, что ленинизм — как способ анализа общества и стратегия политического дейст - вия — опирался на методологические принципы, которые мы вслед за Вебе - ром можем квалифицировать как гениальную ошибку — вещь, как известно, “более плодотворную для науки, чем идиотская аккуратность” [37, с.40]. Комментируя влияние “Коммунистического манифеста” на общественную мысль, Вебер находит дальнейшее подтверждение своему тезису: “...даже те положения манифеста, что ныне отвергаются нами, заключают в себе вдох - но венную ошибку, чреватую далеко идущими и не всегда приятными по - Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 43 Пролегомены к политической социологии ленинизма 1 Антропологи так опре де ля ют усло вия, при ко то рых “big man” иг ра ет клю че вую роль: “Ли дер со зда ет вок руг себя сеть пат ро наж ных от но ше ний... Общес тво опу та но сетью этих от но ше ний, каж дый его член — пат рон, кли ент или и то и дру гое вмес те; имен но эти узлы меж лич нос тных в сво ей осно ве па тер на ли стских свя зей, ве ро ят но, и вос пол ня ют “про бе лы” струк ту ри ро ван нос ти (кур сив мой. — П.К.)... “ [32, с.17]. литическими последствиями. Они повлияли на развитие науки более плодо творно, чем множество исследований, основанных на нетворческой корректности” [38, с.288]. Ортодоксальная марксистская интерпретация процессов общест вен ных изменений в периферийной, крестьянской стране логически вела к эко но - мическому редукционизму в объяснении социальной диф ференциа ции кре - стьянства. Вебер неоднократно высказывал свое восхищение реле вант нос - тью марксистского анализа при условии использования его кате горий как идеальных типов, но все-таки считал необходимым указать на опасные по - следствия последовательного применения монизма исто риче ского материа - лизма: “Как мы уже отмечали, группы, полностью отрешен ные от эконо ми - ческих детерминантов, встречаются чрезвычайно редко. Впрочем, степень этого влияния может существенно меняться, но главное в том, что эконо - мическая детерминация социального действия остается весь ма нечеткой — в разрез с предположениями так называемого исторического материализма. ... Было бы ошибкой даже принять точку зрения отно си тель но “функ цио наль - ной” связи между социальными структурами и эконо ми кой. Это утвержде - ние невозможно обосновать как историческое обобще ние, поскольку формы социального действия подчиняются “своим собст вен ным законам”... более того, в каждом конкретном случае они могут быть детерминированы и други - ми, отличными от экономических, факторами. Вместе с тем, мы можем обоб - щать степень избирательного сродства (курсив мой. — П.К.) между конкрет - ными структурами социального действия и конкретными формами эконо ми - ческой организации... ” [6, с.341]. Абсолют но вразрез с идеей классовой борь - бы между разными слоями крестьянства (кулаками и бедняками) сельские об щины функционировали как домо хозяйства, в которых имела место скорее вертикальная интеграция и со циаль ная мобильность, нежели классовый кон - ф ликт. Ленинцы ошибочно восприняли статусные различия как классовые: экономическая диффе рен циация рассматривалась как “свидетельство со - циальной поляризации и наличия “классового союзника”” [7, с.27]. Тем не менее, эта ошибка не помешала ленинским партиям реализовать на практике мечту национали сти ческих реформаторских и модернизаторских режимов в странах третье го мира: “ленинцы предпринимают атаку не просто на элиты крестьянского общества, а на его институционные основы” [7, с.27]. Процесс, о котором идет речь, гораздо сложнее традиционной политико- эконо миче - ской интер претации этого феномена: “...кулак — отнюдь не некто враждебный кре стьянской общине; это ключевая фигура в домохозяйстве и сельской сис - теме социальной идентификации, организации и власти. Ленинизм оши - бочно понимает характер и роль кулака, однако таким образом, что это под во - дит к применению стратегии и политики, подрывающих кулачество, кре - стьянское домохозяйство и сельскую общину как определяющие инсти туты крестьянского общества, основанного на статусных взаимо отно ше ниях” [7, с.28]. Политика коллективизации имела целью не только эконо мические преобразования, но замену корпоративной группы как общест венной и куль - турной основы социального действия и идентичности (по след нему служат также политика индустриализации и программы массо вого образования). Реформаторский подход к изменениям в аграрной сфере (причем дан - ная оценка касается довольно разных по своим идеологическим пристра - стиям деятелей — таких как Бухарин, Ататюрк, семья Неру-Ганди; общими для них есть ориентация на парадигму постепенно-модернизаторских стра - 44 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев тегий) — это, безусловно, тот фактор, который способствует эволюции социальной организации статусного общества в направлении его коммер - циализации. Но главная проблема такого выбора всегда сводилась к его ограниченности (реализации в локальном, а не общенациональном мас - штабе) и ориентации на замену сельских элит вместо разрушения инсти - туциональных образцов, в границах которых действуют корпоративные группы статусного типа. Как результат, модернизаторские режимы (Индия и Турция могут служить идеально-типичными примерами) вынуждены функционировать во фрагментированном и демобилизованном социаль - ном окружении. У К.Джавита можно найти меткое определение социаль - ных форм, возникающих вследствие реализации реформаторских проектов “неомеркантилистским государством-обществом.., основой которого оста - ется персонифицированное, стереотипизированное и фрагментированное разделение труда”1 [7, с.29–30]. Более того, заметим, что отказ от револю - ционного наступления на социокультурные (а не только политико- эко но - мические) механизмы традиционного статусного общества отнюдь не спо - соб ствовал “врастанию” кулака в социализм, как этого ожидал Бухарин и его сторонники; скорее наоборот, социально-экономические агенты нео - меркан тилистского общества стали “успешно использовать новую орга ни - зационную форму, предлагаемую партией, ради расширения и защиты со - циаль ных и культурных измерений... корпоративно организованного об - щественного порядка” [7, с.30–31], что радикально замедляло трансфор - мацию статусного общества в классово-стратифицированное2 . Ленинским режимам, в противоположность большинству нацио нали - стических реформаторских режимов стран третьего мира, удалось успешно свести статусные практики и ориентации к неформальному уровню и за - щитить, тем самым, формальные институции и цели новой политической общности. Антропологическое исследование крестьянских общин Тран силь - вании почти четверть столетия после осуществления коллективизации ру - мын ским ленинским режимом продемонстрировало тот факт, что даже в тотально отличном контексте крестьяне склонны проявлять большее ува - жение к бывшим “кулакам” и священникам, чем к партийным функцио нерам или председателям коллективных хозяйств; но подобное поведение не имело Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 45 Пролегомены к политической социологии ленинизма 1 Американский ком па ра ти вист Дж.Миг дал опи сал си ту а цию, ког да го су да рство не в со сто я нии осу щес твить мо дер ни за ци он ную “ре во лю цию сверху”, в тер ми нах “силь ное об щес тво — сла бое го су да рство” [39]. 2 В све те по след не го утвер жде ния умес тно пред ло жить раз ъ яс не ния при ме не ния тер - ми на “клас со вое об щес тво” и его про ти во пос тав ле ния ста тус но му ха рак те ру тра ди ци он - ных об щнос тей. Ни ко им об ра зом не от ри цая су щес тво ва ния клас сов в тра ди ци он ном об щес тве, я де лаю уда ре ние на по ли ти ко-юри ди чес кой и куль тур ной фор мах ре п ре зен - та ции и са мо соз на ния, ко то рые и пре вра ща ют ту или иную со ци аль ную груп пу в не кую “во об ра жа е мую об щность”. Если иде аль но-ти пич ный Gemainschaft яв ля ет ся “орга ни - чес ким” при зна ком об щес тва тра ди ци он но го типа, то класс — это про дукт “во об ра же - ния”, по рож ден но го мо дер ным ли бе раль но-ка пи та лис ти чес ким со ци аль ным по ряд ком. Как тон ко под ме тил Э.Ти ри а кян, “ис поль зо ва ние пе чат но го ка пи та лиз ма ради со зда ния “во об ра жа е мой об щнос ти” — основ ной те зис Андерсона — в рав ной мере при ме ни мый к ис поль зо ва нию ра ди каль ной пре ссы в раз ви тии клас со во го со зна ния ан глий ско го ра бо - че го клас са...” [40, с.178]. особого значения в политико-экономическом смысле, будучи “ско рее фактом приватного среза социальной жизни, чем (как это было в прошлом) инте - граль ной составляющей и проявлением определенного типа социо куль тур - ного порядка” [7, с.38]. Тем не менее внедрение и навязывание обществу но - вых институций ленинскими режимами привело к фор ми ро ванию не про - цедур ной рациональности, присущей “дискурсу модерна”, а харизматически - нео корпоративистского варианта классового общества, ко торое, вне всякого со мнения, характеризовалось принципиально более высокой степенью со ци - аль ной и ресурсной мобильности как индивидов, так и режима в целом. Под неокорпоративистским обществом я имею в виду такую социальную орга - низацию, которая опирается не на индивида как экономического агента и гражданина, действующего в рамках рынка и пуб лич ной сферы, а на набор институций (вроде “народных фронтов”, объеди нявших “дружественные” ленинцам партии, официальных профсоюзов, кол хозов и т. п.), обязательно имеющих официально-политический статус. Таким образом, в противо по - лож ность модерному характеру развития (пред полагающему структурную дифференциацию аналитически обособ ленных сфер — публичной, частной и официальной [41, с.10]), ленинские режимы требовали полного растворения публично-политической сферы в официальной (поскольку режим допускал только один возможный очаг политической деятельности — партию). Идеально-типологическая концептуализация ленинизма как поли ти че - ского режима, предложенная Кеном Джавитом, делает возможным рас смо - тре ние этого феномена “как исторического и организационного синд рома, охватывающего политическую организацию, опирающуюся на ха ризма ти че - скую внеличностность; основанную на “гениальной ошибке” по ли тическую стратегию, нацеленную на коллективизацию- индустриа ли за цию; и между на - родный блок во главе с господствующим режимом с теми же характе рис ти - ками, что и у его составляющих; последний выполняет функ ции лидера, мо - дели и оплота” [7 с.49]. Другой типологической чертой та кого режима явля - ется системный характер его политики, направленной на противопостав - ление элитных слоев остальному обществу в сочетании с широким при - менением принуждения и насилия и монополизацией пуб личной1 сферы. Именно “успешная” реализация ленинскими режимами своих про грам м - ных принципов и заложила основания дегенерации их по ли тической сис - 46 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев 1 Срав ни тель но-ис то ри чес кий ана лиз по зво ля ет адек ват нее оце нить спе ци фи чес кие чер ты ле ни низ ма как “ис то ри чес ко го ин ди ви ду у ма” и его уни каль ную “эф фек тив ность” (раз уме ет ся, с точ ки зре ния его со бствен ных кри те ри ев и це лей). Имен но по э то му было бы оши боч ным рас смат ри вать ле нин ские “ти ра нии” как опи ра ю щи е ся ис клю чи тель но на гоб бсов ский при нцип силы и об ма на и яв ля ю щи е ся его па ра диг ма ти чес ким во п ло ще - ни ем. “Нет ни ка ких со мне ний в том, — за остря ет свою по зи цию К.Джа вит в по ле ми ке с С.Хан тин гто ном, — что ма ни пу ля ция и на си лие со сто ро ны ре во лю ци он ных групп, жаж - ду щих влас ти или пре бы ва ю щих при ней, бес силь ны адек ват но об ъ яс нить ре во лю ци он - ные дви же ния. ...Мы не мо жем иг но ри ро вать мас те рство по ли ти чес ких на вы ков Мао, Кас тро, Тито или даже Ким Ир Сена по за во е ва нию под дер жки (раз но го рода, в раз ные вре ме на, от раз ных групп, для раз ных форм по ли ти ки). ... Иссле до ва тель, столь же “чут - кий” к ре во лю ции, как Хан тин гтон к ре фор ме, мог бы пе ре фра зи ро вать утвер ж де ние Хан тин гто на о том, что “ре во лю ци о нер пред ла га ет не сги ба е мость в по ли ти ке, а ре фор - ма тор гиб кость и адап тив ность”, в сле ду ю щий по сту лат: “ре во лю ци о нер пред ла га ет чет - кость в по ли ти ке, а ре фор ма тор — пу та ни цу и оп пор ту низм”” [13, с.17–18]. темы и последующего исчезновения их как социального “вида”. Вместе с тем, тождество идеи либерально-демократического капи тализма отнюдь не означает, что и ленинская, и капиталистическая модели развития пери фе - рийных обществ одинаково далеки от гуманистических идеалов и в равной мере чреваты трагическими общественными катаклизмами глобального мас штаба1. Стадии развития ленинских режимов: от трансформации к неотрадиционалистской интеграции Исследование ленинизма как особой разновидности харизматической институции нельзя ограничивать конструированием идеального типа та - кого режима и следует дополнить историко-социологическим анализом стадий развития, которые определяли характер организационных и идео - логических конфигураций каждого периода существования этого режима и были общими — типологически, а не хронологически — для всех стран ленинского блока. Идентификация стадий развития ленинских режимов необходима для лучшего понимания не только их внутренней динамики, но и взаимодействия между режимами, относящимися к различным ступеням развития (СССР и Китай, например). Кен Джавит идентифицировал три стадии развития, присущие лени - низ му, и связанные с каждой из них перспективные задачи режима: “пер - вая — трансформация старого общества; вторая — консолидация рево лю - цион ного режима; третья ... включение (хотя Джавит предпочитает име но - вать эту стадию “включением”, я больше склоняюсь к термину “инте гра - ция”, что, по моему мнению, более адекватно отображает суть процессов, которые происходят во время этой фазы ленинизма. — П.К.): попытка пар - тийной элиты раздвинуть внутренние границы политической и произ вод ст - венной систем режима, усовершенствовать его систему принятия решений, интегрироваться с неофициальными (например, неаппаратными) секто - рами общества и отказаться от жесткой изоляции от общества” [7, с.88]. Каждой стадии отвечает определенная структура режима и его клю че - вая задача; оба момента развиваются соответственно общественному окру - жению, в котором функционирует режим. Безусловно, наиболее релевантной для нашего обсуждения является последняя стадия режимов ленинского типа — интеграция, поскольку она, с одной стороны, предшествовала исчезновению ленинизма как полити че - ского типа, а с другой — детерминировала (и продолжает оказывать свое Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 47 Пролегомены к политической социологии ленинизма 1 Этот “ариф ме ти чес кий” под ход не яв ля ет ся мо раль ной ле ги ти ма ци ей ни од но го из пу тей раз ви тия; в кон це кон цов обе мо де ли яв ля ют ся уто пи я ми, по тер пев ши ми крах из-за од ной об щей чер ты: как ли бе раль ная уто пия са мо ре гу ли ру ю ще го ся рын ка, так и со ци а лизм с его син те ти чес кой уто пи ей ра ци о наль но орга ни зо ван но го об щес тва сво бод - ных про из во ди те лей — оба “пы та ют ся при дать то таль ность еди нствен ной мо де ли “ра ци - о наль но го” об щес тва.., об ъ е ди ня ю ще го ся вок руг од ной-еди нствен ной цен нос ти: не га - тив ной сво бо ды в пер вом слу чае и со дер жа тель но го ра ве нства — во вто ром. ... С точ ки зре ния де мок ра ти чес кой по ли ти ки обе эти уто пии дол жны были и де йстви тель но ста ли вну шать “не до ве рие” еще до того, как были об на ру же ны их ка тас тро фи чес кие по след - ствия” [42, с.452–453]. влияние) развитие постленинских режимов. Более того, последние можно рассматривать как логическое завершение тенденций, наметившихся во время интеграционной стадии ленинизма (впрочем, это утверждение не носит универсального характера, если учесть иной раз диаметрально про - тиво положные траектории общественных изменений в странах пост лени - низма; очевидно, релевантность данного тезиса ограничивается респуб ли - ками бывшего СССР, пребывавшими в сфере ленинского господства на протяжении 70 лет1). Однако две первые стадии — трансформация и кон - соли дация — требуют краткой характеристики с целью сопоставления и противопоставления этих ступеней развития ленинизма. Трансформация и консолидация: от революционного прорыва к по - строению политической общности. Основная задача трансформационного режима состоит в попытке полностью уничтожить или радикально изме - нить ценности, структуры и поведение элит, понимаемые ленинской пар - тией как порождающие либо способные породить альтернативные центры политической власти. Трансформация предполагает конфликт между ре - жи мом и обществом, подлежащих реконструированию. Острота социально-политических условий, при которых большевики пришли к власти, требовала от партии реагирования на конфликтные импе - ративы как внутри партии, так и vis-a-vis общества. Внутри самой партии это формулируется как требование примирения централизма с автономией партийных деятелей на местах; относительно общества партия имеет не лишь добыть социально-политическую поддержку, а и контролировать ее. Такая констелляция факторов приводит к повышению организационного влияния индивидуальных кадров — “харизматиков” (пример — герои граж - данской войны), а также к поиску альянсов с социальными слоями, стра - тегически важными для победы над “классовым врагом” (временный союз с военно-политической организацией крестьянства — махновцами — эмпи - рическое подтверждение этого тезиса). Трансформационные режимы мета - форически можно сравнить с военным лагерем, и образ бронепоезда Троц - кого прекрасно отражает эту аналогию [см.: 44, с.271]. Сопоставление революционных режимов с реформаторскими поли ти - ческими движениями опять же помогает высветить неповторимые черты трансформационной стадии ленинизма — мы можем отличать эти типы режимов по степени готовности к “переговорам, компромиссам и инкор - порации традиционных элементов на момент полной трансформации их социальной, культурной и политической роли. ...Революционные режимы пытаются перечеркнуть структурную целостность традиционных эле мен - 48 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев 1 Я по за и мство вал ди хо то мию со ро ка лет них и се ми де ся ти лет них ле нин ских ре жи - мов у Э.Гел не ра, ко то рый под чер ки вал, что это “раз ли чие су щес твен но вли я ет на при ро - ду со ци аль ной па мя ти: “со ро ка лет ние” об ла да ют острым ощу ще ни ем того, что та кое “иной” мир, тог да как “се ми де ся ти лет ние” по чти по лнос тью утра ти ли его. Они не име ют пред став ле ния об “ином”” [43, с.283]. Впро чем, ка у заль ная связь меж ду жиз нен ным цик - лом ле нин ско го ре жи ма и его по сле дстви я ми для струк ту ры об щес тва пред по ла га ет и про ти во по лож ную ин тер пре та цию — дол гов ре мен ность ле нин ско го прав ле ния в не ко - то рых стра нах мо жет об ъ яс нять ся вли я ни ем до ле нин ских со ци о куль тур ных и ин сти ту - ци он ных фак то ров. Я при зна те лен про фес со ру Я.Ко ва чу (Institute for Human Science, Vienna, Austria), ко то рый об ра тил мое вни ма ние на дан ное из ме ре ние про бле мы. тов, хотя и принимают их индивидуальную ассимиляцию” [13, с.63]. По - следнее утверждение не исключает возможности “сочетания определенных аспектов традиции и модерности” [13, с.64]; но главное отличие между революционными и реформаторскими режимами заключается в том, что сперва традиционные элементы трансформируются, и лишь потом воз - можна их выборочная реинтеграция. Более того, сам К.Джавит склонен защищать довольно радикальный тезис, согласно которому “по всей види - мости, в тех ситуациях, когда традиционные ценности и институции фунда - ментально антитетичны относительно ориентаций на достижение и секу - ляр но-егалитарных норм, последовательное и полное развитие нации не - воз можно без революционного прорыва, когда старые ценности и инсти - туции утрачивают свою способность существенно влиять на формирование социальных процессов” [13, с.63]. В силу этого реформаторы часто рискуют утратить свой “революционный динамизм” еще до того, как им удастся создать новую национальную парадигму — новую политическую формулу, приемлемую для стратегических сегментов общественности, новое рас пре - деление политической власти, новый набор социальных и политических институций и новую политическую культуру” [13, с.64]. Вторая стадия развития ленинских режимов — консолидация — следует за трансформацией, нацелена на создание политической общности (задача не из легких, учитывая, что в конце гражданской войны количество боль - шевиков в “России” едва превышало 500 тысяч) и развитие институций политической системы нового режима. Политическая общность (успешно редуцированная к партийным кадрам) вынуждена изолировать себя от пока еще не реконструированного общества. Таким образом, усилия партии на - правлены на то, чтоб избежать влияния “вражеских” общественных сил на институты, ценности и практики, защищаемые режимом. Во время консолидационной стадии ленинский режим приобретает сис - темные характеристики: “Во-первых, диктатура пролетариата становится определяющей в формировании взаимодействия — как между режимом и обществом, так и внутри самого режима. Теперь можно говорить о трех структурно значимых аспектах этого политического принципа: а) явная и последовательная политика обособления и противопоставления элиты и режима обществу; б) активное и все более широкое использование при нуж - дения и насилия и уменьшения роли убеждения...; в) тенденция ленинских партий к монополизации публичной сферы на основании полноты непо - сред ственной ответственности за общественное развитие и соот ветст вую - щей концентрации принятия решений в рамках партии. ...Во-вторых, сис - темно направленные режимы заинтересованы в быстром развитии своих обществ и постоянной мобилизации ресурсов” [7, с.59–60]. Смещение акцентов на стадии консолидации режима обусловливает также переформулирование требований к партийным кадрам — партия настойчиво предлагает себя как единственную референтную группу (пред - ставителем которой выступает ее руководство), что требует безоговорочной лояльности со стороны функционеров. Как справедливо отмечает Джавит, “революционные партии не были теми институциями, которые первыми воспользовались созданной ими же ситуацией, в которой можно прибегнуть к определенным формам изоляции для развития своего институционного ядра. В своем стремлении создать кадры с минимумом привязанностей в Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 49 Пролегомены к политической социологии ленинизма отношении внешнего окружения монастыри точно так же должны были решать проблему индоктринации” [13, с.62], то есть “идеологической обра - ботки” монахов. В целом стадия консолидации в дополнение к военно-политической ликвидации конкурирующих элит (неоспоримому достижению трансфор - мационного периода) разрушает социальные, экономические и культурные институции общества. Символом ленинского режима на данной стадии является крепость средневекового рыцарского ордена — излюбленная ана - ло гия Сталина, “консолидатора” ленинизма в СССР. Правление ленинской партии выходит за рамки традиционной интерпретации политических струк тур господства как “правительства” или “бюрократии”; режим создает нормативный и сакральный порядок, напоминающий “основной принцип индонезийского (индуистского по своей сути. — П.К.) управления госу - дарством — двор (сourt) должен быть копией космоса, а царство — копией двора (сourt), где король занимает место на “пороге восприятия” между богами и людьми и является образом-опосредствованием двух миров; а двор выстраивается практически в полном соответствии с геометрической диа граммой. В центре и наверху — король; вокруг него и у его ног — дворец и столица, “надежные и смиренные”; вокруг столицы — королевство, “зави - симое, склоненное в знак почитания”; вокруг королевства — внешний мир, “от которого ожидается покорность”. Все элементы расположены согласно сторонам света и являются конфигурацией концентрических кругов — вы - ра жения не просто структуры общества, а политической мандалы, то есть универсума в целом” [45, с.130–131]. Консолидация режима, безусловно, имела важные импликации для со - циальной структуры общества — в этот период состоялось не только фор - мирование “нового класса” (весьма точный термин М.Джиласа, который, од нако, не получил адекватной концептуализации в его несколько упро - щен ной интерпретации ленинизма [см. : 46]); сформировалось новое “мик - ро общество”, господствующая общность, которая строилась на руинах ста - рого социума, подвергнутого тотальному разрушению. Корнелиус Касториадис предложил более социологизированное и вмес те с тем парадоксальное, учитывая его левизну, “антисоветское” объяс - нение природы нового класса ленинских режимов на стадии консолидации, позволяющее рассматривать “коммунистические” политические системы в сопоставительном контексте в одном ряду с фашистскими: “...связь между этой (ленинско-сталинской. — П.К.) и фашистской мифологией очевидна. Фашизм... обещает работу, общественную дисциплину; он якобы опирается на “настоящих рабочих”, и в частности, он обещает эмансипацию среднего класса. ...Фашизм прибегает к чистейшей демагогии. Он приветствует борьбу с трестами, однако в действительности является их инструментом. Он обе - щает триумф среднего класса, однако растаптывает его, придя к власти; лишь самый тонкий слой его может войти в состав фашистской военно- политической бюрократии. В противоположность этому сталинизм явно воюет с трестами... и выметает крупных капиталистов... С другой стороны, для того, чтобы реализовать требования своей экономической политики (которая зависит от постоянного разрастания Государства) и осуществить свою социальную политику (которая нуждается в широком базисе для ее 50 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев поддержки в противостоянии и с буржуазией, и с пролетариатом), стали - низм на самом деле готовит триумф новых смертных казней, призванных сформировать его политическую и экономическую бюрократию” [47, с.63]. Развивая далее свое видение “нового класса”, Касториадис анализирует экономические основания его функционирования, подчеркивая, что “как плановое производство, так и “национализация” средств производства сами по себе не имеют ничего общего с коллективизацией экономики. Коллек - тивизировать экономику — это значит передать реальную собственность, управление и распоряжение плодами экономической деятельности (при чем все указанные моменты взаимосвязаны) коллективам рабочих. С дру гой стороны, это становится возможным, когда последние действительно имеют политическую власть. В России нет ни одного из этих условий” [48, с.51]. Однако было бы неправильно сводить определение советского об щест - ва — как это свойственно многим левым критикам теории и практики ленинизма — к государственному капитализму (И.Валлерстайн) или бюро - кратическому капитализму (последняя концепция К.Касториадиса, в боль - шей мере касающаяся политической специфики режима), поскольку дан - ный подход игнорирует существенные различия принципов общественной организации либеральных и ленинских режимов. По мнению Джавита, ленинские режимы создали “новое “замковое об - щество”, которое, будучи изолированным от старого разрушенного со ци - ального порядка, доминировало над ним; поскольку старое общество все равно сохраняло свое враждебное и потенциально (идеологически. — П.К.) отравляющее воздействие, возникала потребность в защите от него с по - мощью “рва” — тайной полиции” [49, с.312]. С точки зрения исторической перспективы, идеологический дискурс, подобный ленинскому консолидационному, можно обнаружить у святого Августина с его концепцией двух Градов, прямо противоположных по своей сути. Однако успешная реализация задач консолидационного периода, то есть достижение западным католицизмом такого состояния, когда церковь и общество имели фактически идентичное членство, с одной стороны, а с другой — создание ленинизмом “артикулированной социалистической ин - теллигенции, развитие индустриальной базы и военной мощи” [7, с.90] приводит к одинаково парадоксальному результату — режиму становится намного сложнее воспроизводить общественные отношения, “органически” присущие консолидационной фазе. “Модернизационные” усилия ленинских режимов: стадия ин тег ра - ции. Ответом ленинского режима на изменения в окружении становится политика интеграции. Истерический поиск “врагов народа” и упор на клас - совую борьбу, акцентирование идеологических расхождений, поли ти че - ской дистанции и насилия над обществом — все это отбрасывается, и на смену режиму-крепости приходит режим-двор, который, хотя и не от казы - вается от своей монополии на власть, вместе с тем начинает задумываться над проблемой легитимации. Если Фома Аквинский предложил новую христианскую антропологию, которая позволяла рассматривать человека как природное существо, а не только как члена церковной общности, то “Хрущов (инициатор стадии интеграции в СССР. — П.К.) устранил идео ло - гические основания сталинского догматического противопоставления ква - зи сакрального режима и враждебного, “отравленного” общества. “Августи - Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 51 Пролегомены к политической социологии ленинизма новские” недоверие и напряженность сменились “аквинатовской" уверен - ностью в том, что советский режим может взаимодействовать со своим окружением (национальным, блоковым и международным) — не только держать дистанцию — без угрозы мгновенного “загрязнения”” [49, с.316]. Интеграция направлена, прежде всего, на расширение базы режима в таком направлении, чтобы политически инкорпорированные элиты об - щест ва (новый профессиональный класс) не утратили своей социально- профессиональной идентичности (в противоположность условиям транс - формационного режима, который требовал принесения в жертву профес - сионального статуса ради обретения политического статуса и ответст вен - ности) и вместе с тем сохранялся институционализированный харизма - тический статус партийного аппарата. Трагический успех ленинской модели развития1 стал предпосылкой формирования широкого слоя нового среднего класса (“конечно же, не в смысле буржуазной собственности, — справедливо отмечает Д.Широт, — но в культурном и образовательном смысле, а также по стилю жизни” [52, с.20]), что выразилось в готовности изменить ориентацию режима от кон со - лидации, которая характеризовалась предубеждением против исполь зо - вания “спецов”, к интеграции и попыткам их инкорпорации. С точки зрения структуры организации самого ленинского режима, состоялся переход от командного, волюнтаристского и догматического об - раза действия к политическому лидерству и процедурно-эмпирической ори ен тации. На уровне идеологического дискурса интеграционные тен - денции нашли выражение в отказе от тезиса об обострении классовой борь - бы в процессе построения социализма, в принципе мирного со сущест во - вания и концепции “общенародного государства” — вместо идеи и практики “диктатуры пролетариата”. Имен но стол кно ве ни ем раз лич ных ста дий раз ви тия — кон со ли да ции и ин тег ра ции — мож но об ъ яс нить кон фликт двух ле нин ских ре жи мов — со - вет ско го и ки тай ско го. Как из вес тно, для Августина “сре да, в ко то рой про те - ка ла кол лек тив ная жизнь политической общности, была про ни за на 52 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев 1 Ка тас тро фи чес кая ам би ва лен тность по сле дствий имен но успеш ной ре а ли за ции ле - нин ско го про ек та об щес твен но го раз ви тия за клю ча лась в том, что он был по пыт кой от - ве та на ре аль ные усло вия от ста лос ти и за ви си мос ти “Рос сии как раз ви ва ю ще го ся об - щес тва” (Т.Ша нин), на по лный крах тра ди ци он ных по ли ти чес ких элит, ко то рым сам Ле - нин вы нес ха рак тер ный для него по ле ми чес ки за острен ный вер дикт: “...на шел ся бы на све те хоть один ду рак, ко то рый по шел бы на ре во лю цию, если бы вы (мень ше ви ки и эсе - ры в тек сте Ле ни на, но мы мо жем до ба вить им пер ское пра ви т ельство. — П.К.) де йст ви - тель но на ча ли со ци аль ную ре фор му?” [50, c. 166–167]. С дру гой сто ро ны, ле нин ская аль - тер на ти ва со ци аль ной ре фор ме — со ци аль ная ре во лю ция — трак то ва лась им как со е ди - не ние по ли ти чес ких усло вий, то есть “про ле тар ско го го су да рства”, с круп но ка пи та лис - ти чес кой тех ни кой и пла но мер ной орга ни за ци ей в эко но ми ке. Па ра диг ма ти чес кая фор - ма та ко го син те за су щес тво ва ла, по мне нию Ле ни на, в юн кер ско-бур жу аз ной, им пе ри а - лис ти чес кой Гер ма нии: “...по ставь те на мес то го су да рства во ен но го, юн кер ско го, бур жу - аз но го, им пе ри а лис ти чес ко го тоже го су да рство, но го су да рство ино го со ци аль но го типа, ино го клас со во го со дер жа ния, го су да рство со вет ское, т.е. про ле тар ское, и вы по лу чи те всю ту сум му усло вий, ко то рая дает со ци а лизм” [51, с.65]. ощу ще ни ем глу бин ной на пря жен нос ти меж ду на ту ра лиз мом по всед нев ной жиз не де я тель нос ти об щнос ти и сверх ъ ес тес твен ной сущ нос тью Гра да Божь е го” [53, с.125]. Точ но так же и “ав гус ти нов ская” ин тер пре та ция со ци - аль ной и по ли ти чес кой ре аль нос ти ки тай ски ми ле нин ца ми от ли ча лась осоз на ни ем того, что су щес тву ет глу бо кая про пасть меж ду “ква зи сак раль - ной дик та ту рой пар тии и об щес твен ным и меж ду на род ным окру же ни ем, та - я щим в себе угро зу [иде о ло ги чес ко го. — П.К.] “загрязнения”” [9, с.326]. Однако трансформация консолидационного ленинского режима в ин - теграционный порядок отнюдь не была тождественна либерализации и демократизации; интеграционный режим сохранял опору на партию как ведущую политическую институцию, хотя и предполагал реструк тури за - цию руководства партии от султанистского типа господства (классическое веберовское определение идентифицирует султанизм как предельный слу - чай патримониализма, “когда традиционное господство превращает адми - нистративный аппарат и вооруженные силы в средства, находящиеся в сугубо личном распоряжении правителя” [6, с.231]) к олигархической моде - ли (так называемое “возвращение к ленинским нормам коллективного ру - ко водства”). Столь же одномерным является сведение факторов транс - формации консолидационного режима в интеграционный к потребности в экономической модернизации (такой взгляд больше отвечает вульгарно- эко но мическому детерминизму марксизма, отстаиваемому П.Лафаргом, чем антимарксистским взглядам Дж.Сакса [см. : 54]). Если обратиться к китайскому режиму как идеально-типичному примеру, именно “придание более высокого статуса эмпирической реальности Ден Сяо Пином, его упор на “обучение на основе фактов” типичны для интеграционного отрицания догматической эпистемологии режима, которая во времена культурной ре - во люции Мао рассматривала “сакральную реальность” как более подлин - ную, чем любая эмпирическая констатация социально-экономических проб лем... Но отказ от классовой борьбы — идеологической составляющей китайской политической жизни — как ничто другое явно свидетельствует об интеграционной природе режима Ден Сяо Пина” [49, с.336]. Возникновение городских, просвещенных и артикулированных слоев в ленинских режимах, которые могли целиком легитимно претендовать на статус интегрального элемента общества, вполне заслуживающего доверия, способствовало переходу от чисто принудительных практик режима к “син - тезу” принуждения с манипуляцией. Режим также начинает учитывать пози - цию “артикулированного общества”, которое пришло на смену “мол - чаливому социуму” консолидационной стадии сталинизма. Перенесение идеоло ги че ских императивов в сферу практической политики вело к фор ми - рованию более позитивного отношения к национальному государству, в отличие от “консолидационной стадии, когда только партия рассматри валась как носи тель харизмы” [49, с.312] и агент внутренней и внешней политики. Тем не ме нее, как кор рек тно от ме ча ет Джа вит, струк тур ные транс фор - ма ции ле нин ских ре жи мов и их раз ви тие в на прав ле нии ин тег ра ци он ных по ли ти чес ких сис тем в 60–70-х го дах не озна ча ли ис чез но ве ния ха риз ма ти - чес кой ори ен та ции пар тии, ко то рая про дол жа ла оста вать ся ра ди каль ной, мо би ли за ци он ной, утопической институцией и стремилась прежде все го Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 53 Пролегомены к политической социологии ленинизма “со здать ак ти вис тов, а не про сто граж дан” [1, с.11]. Сох ра не ние мо би ли за - ци он ной ори ен та ции ле нин ских ре жи мов, тре бо вав шей не толь ко кон тро ля над фор маль ны ми из ме ре ни я ми, в ко то рых осу ще ствля лось об щес твен ное раз ви тие, но и управ ле ния “со дер жа тель ны ми” про цес са ми, при ве ло к “на - ру ше нию усто яв шей ся ру ти ны — об щес твен ной, пер со наль ной, ин сти ту ци - он ной и пси хо ло ги чес кой” [7, с.118], что, в свою оче редь, по ста ви ло под угро зу и в ко неч ном сче те раз ру ши ло фор маль ные и пред ска зу е мые про це - дур ные нор мы1. Кен Джавит еще в 1975 году пророчески сформулировал проблему, с которой столкнулись ленинские режимы в своем развитии на инте гра - ционной стадии: “Эти позиции — мобилизация и включение — не просто пребывают в конфликте; нет никаких гарантий, что ленинские режимы смогут эффективно объединить их” [7, с.119]. Дальнейшее развитие убе - дительно подтвердило, что ленинские режимы оказались не в силах син - хронно сохранять “эксклюзивный” характер своей политической орга ни - зации и осуществлять релятивизацию своей политической “конституции”. “Партийные кадры” и “граждане” оказались антитетическими базисами не - совместимых политических общностей, поскольку режим, будучи готов к системному превращению, вопреки своим программным принципам, “сти - му лировал серию неформальных адаптационных ответов — на уровне пове - дения и установок — совместимых с некоторыми основными элементами традиционной политической культуры” [7, с.86–87], с характерными для нее формализмом во взаимодействии режима из обществом, растворением публичной сферы в официальной и резким противопоставлением по след - ней частной сфере, а также обособлением статусных (престижных) эле - ментов должностных позиций в границах режима от ролевых (поведен - ческих) требований: “подобно боярам (в монархической Румынии. — П.К.) и подданным, которые исторически представляли собой взаимо исклю чаю - 54 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев 1 По мне нию вни ма тель но го на блю да те ля-куль ту ро ло га, “но вые люди”, мо би ли зо ван - ные (как по ли ти чес ки, так и со ци аль но) ре во лю ци он ным ре жи мом, очень час то ока зы ва - лись “не гра мот ны ми или по луг ра мот ны ми. Но не гра мот ность — это не про сто не уме ние чи тать и пи сать, это и не дос та точ ное раз ви тие са мо соз на ния и кри ти чес ко го мыш ле ния, пре об ла да ние аф фек тив но го над реф лек сив ным” [55, c. 15]. Как остро ум но за ме тил Э.Не из вес тный, эли та со вет ско го ре жи ма со сто я ла из лю дей с пе ри фе рии, го во рив ших на осо бом слен ге — “не укра и низ ма ми, а на слен ге “рва ни”” [56, с.5]. Та кой со ци о куль тур - ный кон текст имел из би ра тель ное сро дство с “про из во дствен ной мен таль нос тью” (К.Джа вит), ко то рая была ха рак тер ной осо бен нос тью ле нин ских ре жи мов. Пос лед няя под чер ки ва ла вто рич ность куль тур ной транс фор ма ции от но си тель но из ме не ний в по - ли ти чес кой, эко но ми чес кой и со ци аль ной сфе рах. Одна ко не сто ит не до о це ни вать “ус - пех” ле нин цев не толь ко в деле раз ру ше ния су щес тву ю щих куль тур ных форм, но и в про - ду ци ро ва нии но вых об раз цов куль ту ры, ме няв ших ся в за ви си мос ти от ста дии раз ви тия ре жи ма. Па ра диг ма ти чес ким при ме ром раз лич ных ти пов ле нин ской “борь бы за куль ту - ру” мо жет слу жить вос при я тие ре жи мом ли те ра тур но го про цес са. Так, раз ли чие меж ду транс фор ма ци он ной/кон со ли да ци он ной и ин тег ра тив ной ста ди я ми про сле жи ва ет ся в двух ли те ра ту ро вед чес ких из да ни ях — ста лин ско-кон со ли да ци он ной “Ли те ра тур ной эн цик ло пе дии” с ее ис те ри чес ки-во и нству ю щим па фо сом и бреж нев ско-инте гра тивной “Крат кой ли те ра тур ной эн цик ло пе дии”, де мо нстри ру ю щей бо лее то ле ран т ный этос при со хра не нии иде о ло ги чес кой иден тич нос ти. щие статусы, кадры и граждане тоже стали антиномичными статусами, а не ролями, призванными взаимодополнять друг друга1” [7, с.64]. Неотрадиционализм versus безличная харизма: организационный упа док ленинских режимов. Необходимость поддержания харизма ти че - ского статуса режима ради сохранения его идентичности посредством по - становки мобилизационных задач, с одной стороны, и последовательная политика интеграции — с другой, оказались антиномичными. Ленинизм как реакция на формально-классовую дифференциацию модерна оказался не в состоянии создать модерное общество с точки зрения этоса и способов социального действия2 — как утверждают Ейзенштадт и Шлюхтер, “первая, так называемая “оригинальная” современность сформировалась в Европе, объединяя в себе несколько тесно связанных измерений. В структурных терминах, речь идет о дифференциации, урбанизации, индустриализации и развитии коммуникации...; в институционных — о национальном госу дар ст - ве (nation-state) и рациональной капиталистической экономике; в культур - ных терминах, они способствовали конструированию новых коллективных идентичностей, связанных с национальным государством, но вместе с тем укоренившихся в культурной программе, что повлекло за собой различного рода структурацию основных сфер общественной жизни” [41, с.3]. Потенциальная угроза возникновения автономных гражданских эле - ментов (со временем реализовавшаяся в польской “Солидарности”) про - диктовала необходимость пересмотра интеграционной стратегии, про де - монстрировав ее внутренние ограничения. Так, принципиальной проб ле - мой интеграционного режима в сегодняшнем Китае становится не вопрос экономического развития (перспективы Китая в этом направлении выгля - дят столь привлекательно, что сугубо “капиталистический” Гонконг риску - ет превратиться на азиатское Торонто — или в лучшем случае Чикаго — и уступить “социалистическому” Шанхаю свой статус азиатского Нью- Йорка [см.: 58, с.57–58]) и даже не согласование существования частной Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 55 Пролегомены к политической социологии ленинизма 1 Обсуж де ние ин тег ра ци он ной ста дии ре жи ма от нюдь не озна ча ет при зна ния те зи са об “об щес твен ном до го во ре” меж ду ав то ри тар ным го су да рством, об ес пе чи ва ю щим со - ци аль но- эко но ми чес кую ста биль ность, и об щес твом, де ле ги ру ю щим ре а ли за цию по ли - ти чес ких функ ций ре жи му в об мен на об ес пе че ние сво их ма те ри аль ных ин те ре сов. Ле - нин ские ре жи мы всег да де йство ва ли в со от ве тствии с мо делью “Ле ви а фа на”, то есть чу - вство ва ли себя сво бод ны ми от дол гос роч ных об я за тельств и со гла ше ний с об щес твом. Та ким об ра зом, не ко то рая мера ав то но мии об щес тва, су щес тво вав шая в этот пе ри од, вос при ни ма лась ре жи мом на столь ко то ле ран тно, на сколь ко она не про ти во ре чи ла его про грам мным це лям. Та кая ре ак ция ре жи ма со дер жа ла кон флик тные тре бо ва ния — ори ен та ция на гос по дство и ма ни пу ля цию об щес твом услож ня ла воз мож ное “при ми ре - ние эли ты с пуб ли кой на осно ве вза и моп риз на ния” [13, с.68], что, в свою оче редь, ужес - то ча ло “ле ги ти ма ци он ный кри зис” ре жи ма даже по дос ти же нии и за креп ле нии ре во лю - ци он но го про ры ва. 2 Со ци о ло ги-ком па ра ти вис ты об ра ти ли вни ма ние на то, что мо дер ни за тор ские уси - лия аф ри кан ских ре во лю ци он ных ре жи мов по ми мо воли под ла жи ва лись к тра ди ци о на - ли стско му со ци аль но му и куль тур но му окру же нию, по сколь ку, не смот ря на ак тив ное при ме не ние при нуж де ния, на си лия и ма ни пу ля ции, им не уда ва лось пре одо леть “при о - ри тет эт ни чес ких, пле мен ных, кла но вых ин те ре сов от но си тель но об ще на ци о наль ных” [57, c. 29]. собст вен ности с идеологическими требованиями (17 марта 1999 года Все - китайськое народное собрание большинством в 98% приняло кон сти ту ци - он ную по прав ку, которая признала, что частный сектор является не просто “допол нительной”, а “важной частью” экономики [см. : 59, с.20]), но со хра не - ние организационной идентичности партии как единственного средоточия по ли тической принадлежности и ее мобилизационного потенциала, ко то - рые оказались под угрозой размывания рыночным окружением1. Трансформация автократического султанизма консолидационной ста - дии ленинизма в олигархическую политическую систему интеграционного толка существенно повлияла на общий профиль режима2. Усиление эле - ментов традиционной политической культуры статусного общества сде ла - ло более сложным подчинение неформальных общественных и эконо миче - ских практик целям и задачам режима. Проблематичность поддержания организационной идентичности проявилась в феномене политической кор - рупции, отражающем “потерю организацией ее специфической компе тент - ности в силу неспособности определить задачу и стратегию, призванные практически дифференцировать... (отдельных) членов от (общих) ин тере - сов организации” [7, с.121]. Поддержание организационной идентичности ленинской партии тре - бовало постоянного воспроизведения такого мобилизационного этоса пар - тий ных кадров, который удерживал бы их от функционирования по патри - мониальным принципам (наподобие корпуса янычар в Османской империи [см.: 6, с.1017]) и препятствовал бы превращению аппаратчиков в полу - автономных партийных “феодалов” (как отмечал Вебер, “феодализм в сво - ем полном развитии является предельным случаем систематически де цен т - ра ли зо ван но го господства... поскольку речь идет об ограниченном при мене - нии сюзереном “дисциплины” в отношении вассалов” [6, с.1079]). Опять- таки, подчеркиваю, что веберовские категории используются здесь как иде - аль ные типы, то есть как аналитическая реконструкция значимых эле - ментов действительности, и не рассматриваются как “реальные” социаль - ные системы. Как раз это и позволяет использовать понятие традиционного господства для анализа якобы современного феномена, каковым выглядит ленинизм; но, как я уже отмечал выше, инновационность ленинизма за - ключалась в синтезе безличной харизмы с элементами модерного со циаль - ного порядка, при подчинении последних организационной харизме пар - тии, структурировавшей все институты общества по своему образу и подо - бию. Как точно подметил левый теоретик политических форм современ - 56 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев 1 По мне нию спе ци а лис тов по ки тай ской по ли ти ке, орга ни за ци он ная эро зия ком му - нис ти чес кой пар тии Ки тая “не яв ля ет ся сле дстви ем серь ез но го кри зи са, по ли ти чес ко го ма нев ри ро ва ния или вы бо ра элит; она ско рее об услов ле на но вым со ци аль но- эко но ми - чес ким окру же ни ем, со зда ва е мым ры ноч ны ми ре фор ма ми, ко то рые, хотя и пре сле до ва - ли цель ожи вить ле ги тим ность пар тии, сра бо та ли про тив пар тий ной иде о ло гии и ее спо - со ба опе ри ро ва ния” [60, с.150]. 2 Весь ма ин те рес ное ис то ри чес кое ис сле до ва ние ко ле ба ний по ли ти чес кой сис те мы меж ду по лю са ми ав ток ра тии (сул та низ ма, по на шей тер ми но ло гии) и оли гар хии в Мос - ков ском ца рстве XVII века и борь бы меж ду эти ми дву мя орга ни за ци он ны ми при н ци па - ми пред став ле но в [61]. ности Клод Лефер, тоталитаризм (или ленинизм на стадии консолидации — в терминологии, которой придерживаюсь я) “не является политическим режимом, он есть формой общества...” [24, с.79]. Общественно-политические изменения в странах ленинского блока в 70–80-х годах стали блестящим подтверждением веберовской концепции рутинизации харизмы. В этом контексте уместно напомнить веберовское описание данного процесса: “Когда прилив, поднявший харизматически ори ен ти ро ван ную группу над повседневной жизнью, возвращается к по - вседневной рутине, по крайней мере “чистая” форма харизматического гос - подства исчезает из виду, превратившись в “институцию”; в дальнейшем она либо механизируется, либо уступает место другим структурам, либо переплетается с ними в самых разнообразных формах... В этом случае ха - ризма очень часто трансформируется до неузнаваемости и может быть идентифицирована лишь на аналитическом уровне” [6, с.1121]. Более того, последователи харизматического лидера не чужды влиянию “повседневной жизни, в особенности экономических интересов. Поворотный момент до - стигается, когда харизматические последователи и ученики становятся... государственными служащими, партийными чиновниками... предпо чи таю - щими жить за счет харизматического движения” [6, с.1121–1122]. Такие же изменения претерпевает и харизматическое послание, становясь докт ри - ной, догмой или застывшей традицией. В процессе такого развития анта - гонистические традиция и харизма смешиваются, поскольку “как харизма, так и традиция опираются на чувство лояльности и обязанности, которое всегда имеет религиозную ауру” [6, с.422]. Для партий ленинского типа этот процесс имел своим последствием превращение Глеткиных консоли да ци - он ной фазы режима (с которыми ранее была связана ликвидация транс - формационного типа Рубашовых) в “патронов и “big men” традиционного толка” [7, с.127]. Культивируемый некогда “аристократический” образ харизматических партийных кадров противостоял методической экономической деятель но - сти и накоплению (архетипические фигуры — Ленин в латанной одежде, Сталин и Мао в аскетических френчах). Как средневековый нобилитет, который “жил посредством грабежа, дани... и налогов, выплачиваемых кре - стьянами” [62, с.402], так и кадровый партийный нобилитет харизма тиче - ского периода в штыки воспринимает предпринимательскую деятельность не только потому, что она может угрожать материальным интересам пар - тийных кадров, а точнее — власти, но и потому, что партия верна представ - лениям о себе как героической организации, политическая элита которой имеет “высший” статус и является собственно правящим классом, а не просто функциональной элитой, носителем набора “исполнительских” ро - лей [см.: 63]. Одним словом, удовлетворение экономических потребностей харизма - тической общности “политических виртуозов” принципиально не может приобретать форму рационального методического предпринимательства, а должно отвечать героическому видению этих деятелей, ориентированных на сохранение своего статуса. Такого рода надлежащей сферой деятель но - сти в ленинских странах (и СССР, безусловно, был образцовым примером) была промышленность, в особенности машиностроение и ВПК. Стивен Хансон подтверждает это, отмечая, что “несмотря на чудовищно при нуди - Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 57 Пролегомены к политической социологии ленинизма тельный характер, мы должны признать, что основные экономические ин - ституции сталинской насильственной индустриализации СССР — пяти - лет ний план на макроэкономическом уровне и шоковая работа и ста ханов - ское движение на микроэкономическом — являли собой впечатляющие инновации, сделавшие возможным третий цикл марксистско-ленинского развития: утверждение социально-экономической харизматической без лич - ной интерпретации времени” [21, с.39]. Другой ключевой момент политической экономии ленинского режима состоял, во-первых, в арифметическом подходе к хозяйственной дея тель - ности (а такое восприятие экономики “совместимо с традиционной онто - логией, акцентирующей дискретную и физическую природу социальной реальности” [7, с.132], что позволяло свести планирование хозяйственной деятельности к подсчету физических единиц продукции и, в то же время, исключало возможность применения принципов эффективности и опти - мальности), а во-вторых, в доминировании неформального взаимодействия (блата) между деятелями с неравным статусом, что представляет собой эрзац безличного предсказуемого взаимодействия индивидов в рамках ры - ночной экономики и электоральной политической системы. Результатом воплощения ленинско-сталинской инновационной систе - мы координат, которая подчиняла модерные институции, практики и ори ен - тации харизматической внеличностности, стало признание методичной эко - номической деятельности, но как второстепенного по сравнению с “ге рои - ческой” штурмовщиной способа действия, высокая оценка профессио налов при условии подчинения их партийному “нобилитету”, развитие совре мен - ной промышленности и “арифметическая” экономическая по ли тика. Все указанные тенденции резко усилились в период интеграционной стадии режима, что дает основания констатировать превращение советской экономики в oikos, то есть такой тип хозяйствования, господствующим мотивом которого, согласно Веберу, “является не капиталистическое на - коп ление”, а “организованное удовлетворение потребностей, даже посред - ством рыночно ориентированной экономической деятельности” [6, с.381]. Отказ сперва от султанистских методов контроля за кадрами и функ цио - нированием экономической системы, характерных для правления Сталина, а потом и от неудачной попытки Хрущова предложить плебисцитарную альтернативу автократического произвола направили развитие партии в патриархальное русло, в пределах которого лидер должен реализовывать свое господство “как общее право в общих интересах членов общности” [6, с.231]. Таким образом, его деятельность теряет абсолютную автономию. По мнению Джавита, о справедливости последнего утверждения свидетель - ствует и успех, которого достигли советские элитные кадры в сравнении с классом “пролетариев” — став группой “в себе и для себя”, они “успешно определили, а точнее смешали общие интересы партии со своими парти - куляристскими статусными интересами, касающимися карьеры, личной безопасности, привилегированной материальной и высшей политической позиции. Действуя в таком ключе, они предупреждают возникновение по - ли тической силы как внутри партии, так и за ее пределами — силы, спо - собной продемонстрировать относительный (в противоположность их ил - лю зорной абсолютности. — П.К.) характер интересов кадров” [7, с.143]. 58 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев Нежелание и несостоятельность партийной элиты в определении моби - лизационной задачи и привлечении человеческих и материальных ресурсов к ее достижению означали механическую ритуализацию харизматических качеств партии (следует сказать, что термин “ритуал” используется мною в его повседневном смысле; более детальное развитие этой темы содержится в новаторском труде В.Н.Топорова, который подчеркивает прагматичность ритуала, его центральность в жизни архаического человека [см. : 28]). “Ри - туализации” политической практики режимов отвечала и ритуализация его идеологического видения. Как резко подметил бывший троцкист К.Касто - риадис, произошло “разрушение классического марксизма как конкретной системы мысли, имеющей некоторую связь с реальностью. За исключением нескольких абстрактных идей, ничего из того, что является существенным в “Капитале”, невозможно обнаружить в сегодняшней реальности” [65, с.28] и в ее трансформации в направлении неотрадиционалистских институ цион - ных моделей. Бурное развитие теневой экономики в позднем СССР — наилучшее свидетельство того, как ленинская партия, которая уже утратила свое мобилизационное призвание, но не желала лишиться статуса поли - тической исключительности, адаптировалась к условиям “общенародного государства” (созданного ее собственными руками вследствие реализации политики интеграции), как она пыталась примирить широкий спектр об - щест венных интересов. Следует отметить, что теневая экономика совет - ского образца является идеально типичным эквивалентом политического капитализма и отличается от рационального предпринимательского капи - тализма по следующим параметрам: “институционные рамки, в которых протекает экономическая деятельность (административная иерархия ver - sus рынок), этос такого рода деятельности (неопределенность, явившаяся результатом произвола политических патронов, versus большая пред ска зу - е мость внеперсональных рыночных регулятивов) и основные агенты (фис - кально ориентированные корпорации versus индивидуальный предпри ни - матель)” [7, с.144–145]. Конечно, фундаментальной проблемой любой политической системы или институции ленинского типа всегда оставалась принципиальная не - возможность осуществить желанный прыжок “из царства необходимости в царство свободы”, где даже политические функции должны утратить свой политический характер (К.Маркс), что, в свою очередь, повлияло на ор гани - зационный потенциал режима, поскольку, как писал К.Касториадис, Аппарат может поддерживать свое существование только до тех пор, пока “социальная и историческая ситуация предлагает реальный “шанс”, объек тивную веро - ятность того, что Аппарат сможет достичь своей цели” [66, с.292]. Харизматическая внеличностность политической организации ленин - ского типа так никогда и не стала эквивалентом относительно нейтральной ценностной системы координат, в которой происходило развитие западного либерального порядка. Поэтому “чувственно-сверхчувственные” (К.Маркс) социальные факты ленинизма приобретали превращенную форму: “инди - видуализм находил свое воплощение в неокорпоративистской форме кол - лектива (партийная ячейка, рабочий коллектив); принцип достижения как основа и императив противоречит харизматической природе членства в партии как внутренне героическому качеству...” [7, с.18]. Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 59 Пролегомены к политической социологии ленинизма На консолидационной стадии советского ленинского режима Сталин был инкарнацией как партии, так и всего общества, абсолютизируя, таким образом, политическую общность в своем лице. Если хрущевское “томист - ское” развитие предполагало расширение границ политической общности, которая должна была включать партию в целом и “самые активные” эле - менты общества, то брежневская неотрадиционалистская версия интегра - ционной стадии базировалась на аппарате, который “успешно уравнял гене - рали зацию политической власти внутри партийного режима со своей абсо - лютной властью” [44, с.284]. Иными словами, ключевой для любого ленин - ского режима вопрос “кто — кого?” было решено, как иронически заметил К.Джавит, “в пользу Санчо Пансы” [67, с.46]. Вместе с тем, К.Касториадис был абсолютно прав, когда говорил, что “чем больше сталинисты “либера - лизируются”, тем сильнее подрывается их влияние” [66, с.295]. Брежневская трансформация политической системы состояла во вне - дрении социополитического “конкубината” (термин заимствован из исто - рии католической церкви; его смысл заключается в том, что в определенные периоды своего развития католицизм вынужден был мириться с наруше - нием принципа целибата священниками, создававшими “неформальные” семьи, поскольку, был вынужден признать святой Бонифаций в VIII сто - летии, если “подвергнуть наказанию всех виновных, так, как того требуют каноны, не останется никого для осуществления крещений и прочих треб” [цит. по: 68, с.18]). Такой “конкубинат” — с его смесью “приватных и офи - циаль ных льгот и собственности, бессрочного пребывания на политических должностях, физической безопасности и привилегированно-стабильного доступа к карьере” [7, с.147] — эффективно обслуживал интересы орга ни - зационно коррумпированной статусной элиты. Вполне логично задаться вопросом — релевантным как применительно к немногочисленным сегодня ленинским режимам (например, Китаю), так и что касается их правопреемников (в частности, современной Украины) — может ли легализация (или хотя бы легитимация) организационной кор - рупции привести к возникновению социальной системы, где частное бо - гатство вытеснит политический статус как основу общественной орга низа - ции? Такая постановка вопроса предложена отечественным исследо ва те - лем В.Ларцевым, считающим, что “поскольку в Украине коррупция явля - ется реакцией граждан на неспособность государства обеспечить нор маль - ное функционирование общества, нужно не столько бороться с нею, сколько научиться ее использовать” [см.: 69]. Подобный подход на первый взгляд кажется совместимым с концепцией Ч.Тилли о государственном строи - тельстве и войне как организованной преступности [см. : 70]. Тем не менее, следует сказать, что в модели Ч.Тилли формирование западноевропейских абсолютистских государств, которые пытались внедрить “рациональные” административные и военные институции (процесс, в котором государства конкурировали с альтернативными центрами физического насилия), дик - то валось необходимостью адекватно реагировать на внешние угрозы (из - вест ный неустойчивый баланс Вестфальской системы). Поэтому в усло ви - ях отсутствия давления извне/изнутри общества интерпретация корруп - ции как катализатора модерного развития выглядит маловероятной. В срав - нительно-исторической перспективе опыт старого режима во Франции и современном Марокко убедительно продемонстрировал, что коррупция 60 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев спо собствует расширению и усилению, “но не исчезновению статусной упо - рядоченности политической, экономической и общественной жизни1” [7, с.149]. Поэтому примирение de facto советского режима с организационной коррупцией, в той мере, в которой это не создавало угрозы сохранению неравенства в статусе “граждан” и партийных кадров, имело чрезвычайно серьезные негативные последствия, которые не в последнюю очередь спо - собствовали краху ленинизма, поскольку подобная система стимулировала социальное недовольство общественных слоев, лишенных привиле гиро - ванного доступа к практике партийного патроната. Под угрозой оказалась способность партии адекватно удовлетворять свою потребность в мобиль - ности партийных кадров. К.Джавит пророчески заметил в 1983, что попытка возродить мобили - зационный потенциал партии “есть делом вместе и сложным и опасным. Это сложно, так как с достижением “полной и окончательной победы социа - лиз ма в отдельно взятой стране” довольно трудно поставить и оправдать “бое вые” задачи. Это опасно, поскольку внедрение “боевых”, мо би ли за ци - он ных отношений ставит под угрозу стабильность надежно защищенных персо наль ных и семейных интересов кадров данного режима” [7, с.151]. Этот прогноз триумфально осуществился с началом и крахом горбачевской пере стройки, которая знаменовала исчезновение ленинизма как ци ви ли за - ции и образа жизни. Затеяв “перестройку”, Михаил Горбачев, наверное, мог бы подобно К.Кас то ри а ди су задаться вопросом: “почему Революция, победив своих внешних врагов, сумела достичь лишь того, что осуществился коллапс из - нутри, почему она “дегенерировала” таким образом, что это привело к влас - ти бюрократии?” [73, с.92]. Ответ, который предложил сам К.Касториа - дис, — “формирование... бюрократии как управленческого слоя в сфере производства (вместе с экономическими привилегиями, которые неминуе - мо ассоциируются из этим статусом) представляло собой, изначально, со - зна тельную, прямолинейную и откровенную политику партии большевиков, возглавляемой Лениным и Троцким” [73, с.99] — не может в полной мере удовлетворить нас, поскольку, несмотря на фиксацию важных характе рис - тик ленинского режима, игнорирует его специфику сравнительно с легаль - но- рациональными формами бюрократии. Экономический кризис “реального социализма”, при всей важности этого фактора (как остроумно заметил Д.Широт, “трагедией коммунизма Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 61 Пролегомены к политической социологии ленинизма 1 Сог лас но ге ге лев ско-мар ксов ской фор му ле об иро нии ис то рии, фа таль ным по сле д - стви ем пре вра ще ния орга ни за ци он ной кор руп ции ле нин ско го ре жи ма из со ци аль ной па то ло гии в “нор маль ный” со ци аль ный факт ста ло воз ник но ве ние в не драх пар тии “граж дан ско го об щес тва”. Но в про ти во вес мо де ли А.Сми та, ко то рый, хоть и счи тал сво - бод ное вза и мо де йствие ко рыс то лю би вых ин ди ви дов клю че вым фак то ром со зда ния “граж дан ско го” со ци аль но го по ряд ка, все же огра ни чи вал его на осно ве при нци па “спра - вед ли вос ти” [см.: 71, с.909], со вет ский ре жим спо со бство вал воз ник но ве нию со ци аль - ных форм, от ве чав ших ско рее Мар ксо во му кри ти чес ко му ви де нию сущ нос ти бур жу аз - но го/граж дан ско го об щес тва, ко то рое, по его мне нию, пре вра ща ет ин ди ви да в ото рва н - ную от жиз ни об щнос ти са мо дов ле ю щую эго ис ти чес кую мо на ду, рас смат ри ва ю щую дру гих как сре дство сво е го инстру мен таль но го де йствия, бу ду чи сама иг руш кой в ру ках вра жес ких сил [см.: 72, с.42–43]. явилась не его неудача, а его успех... Это было нечто вроде того, как если бы Эндрю Карнеги представилась возможность руководить США, и он за - ставил бы всю страну стать гигантской копией US Steel, и менеджеры этой самой US Steel управляли страной в течение 1970–1980 годов!” [52, с.5–6]), также нельзя рассматривать как решающий фактор социального кризиса и, в конечном счете, смерти ленинизма. Но самым серьезным вызовом ленинизму как типу политической орга - низации, инициировавшим горбачевские изменения как попытку ответить на этот вызов, стало возникновение “Солидарности” в Польше и, как ока - залось, неэффективность “бонапартисткого” подхода к проблеме польских ленинцев. Значение “Солидарности” заключалось в том, что она предло - жила альтернативный образ жизни, который отрицал легитимность ха риз - ма тической статусной организации ленинизма, и ознаменовала формиро - вание слоя, который М.Вебер назвал “гражданами государства”. Я приведу соответствующий веберовский пассаж полностью как крайне важный для политического дискурса модерного общества: “...с точки зрения собственно политических концепций совсем не случайно, что требование голосования “один человек — один голос” так популярно повсюду, поскольку меха ни - ческая природа равного права голоса отвечает сущностной природе сего - дня шнего государства. Модерное государство первым предложило кон цеп - цию “гражданина государства”. Равенство голосования означает первым делом лишь то, что в данный момент общественной жизни, в отличие от всех прочих ситуаций, индивид не рассматривается с точки зрения его профес - сионального и семейного положения или особенностей его социального и материального состояния; он рассматривается исключительно и просто как гражданин. Это символизирует скорее политическое единство нации, а не водоразделы, которые разделяют разные сферы жизни” [38, с.103]. Неприемлемость “милитаристского” ответа на кризис режима, спро - воцированный “Солидарностью”, заключалась в том, что “ленинцы всегда рассматривали “бонапартизм” как чрезвычайно серьезную угрозу полити - ческой и идеологической идентичности Партии... Военные и Партия — “герои-конкуренты”, герои с противоположными сферами компетенции” [7, с.154], поскольку “героизм” партии был ориентирован не столько на войну (хотя с легкостью мог адаптироваться к требованиям боевых действий — достаточно вспомнить быструю “переквалификацию” партийных кадров в членов Военных советов), сколько на героизм общественных баталий. Не - спо собность “ленинцев-бонапартистов” нанести поражение “Солидар нос - ти” вместе с тем ярко продемонстрировала, что “интеграция общественных сил уже не является адекватной стратегией для поддержания монополии партии” [74, с.77]. К середине 80-х годов партия превратилась в “коррумпированного, ле - ни вого, политического монополиста (понятие “ленивая монополия” де - таль но разработано А.Хиршманом [см.: 75]), который ритуально настаивает на своем героическом характере, отбрасывая саму возможность отказа от своего эксклюзивного правления обществом, интерпретируемым как со - циально приемлемое и трактованным как политически неравное. ...Пара - зитическая ленинская партия руководила грабительской (а не плановой) экономикой и правила (не руководила) обществом гиеноподобных со зда - ний (термин-метафора в оригинале — scavenger — означает существо, пи - 62 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев тающееся падалью или собирающее отходы. — П.К.) (а не гражданским обществом)” [67, с.45–46]1. М.Горбачев осуществил попытку отказаться от нео традицио налист ских практик Л.Брежнева с помощью целого набора политических стра тегий, при - званных ревитализировать, революционизировать и транс фор мировать ре - жим в харизматическом направлении. Таким образом, суть горбачевских реформ состояла в намерении повысить “роль индиви дуаль ного члена партии в противоположность корпоративному слою аппарат чиков; повысить роль безличных процедур в противоположность персо нальному произволу ... пар - тийных “big men”... ” [44, с.278]. Иначе говоря, программа М.Горбачева заклю - чала в себе отрицание общественного эго из ма ответственным индиви дуа - лизмом (блестящая концептуализация клю че вого различия между “эгоиз - мом” и “индивидуализмом” была предложена А. де Токвилем [см.: 36, с.506]) и, таким образом, являлась попыткой вы рвать ся из порочного круга сталин - ско- брежневской дилеммы — или пар тий ный террор большевистской “кре - пости”, или партийная коррупция нео традиционалистской “негары” (деталь - ное исследование “негары” — ри туа ли зированно-театрального индуистского государства острова Балли — со держится в [77]). Горбачевское видение возрождения ленинизма включало такие им пе - ративы, как расширение социальной базы политического членства и власти в рамках режима. Реализация этих требований исключала абсолютизацию партии в лице ее “вождя” или “аппарата”. Как дополнение к релятивизации власти партии предполагалось радикальное расширение границ советской политической общности. Будучи направлена на реализацию таким образом последовательно большевистской идеи, “горбачевская перестройка пред - лагалась как попытка осуществить быструю трансформацию советской куль туры в харизматическом направлении. Ее целью было создание не просто социально-экономических структур (что можно считать до стиже - нием сталинской эпохи. — П.К.), а культуры, которая бы зиждилась на массовой и постоянной интернализации норм трансцендирования вре ме - ни” [21, с.40]. Как следствие соблюдения этих “истинно-ленинских” прин - ципов партия утратила свой сталинско-большевистский профиль “кре пос - ти” и превращалась в меньшевистский “банкет” [см.: 44, с.280]. Отрицание идеи обострения классовой борьбы в советском обществе Н.Хрущевым нашло продолжение в горбачевской замене понятия правильной “линии” партии представлением о политически “правильном” обществе, которое должно было лишить партию монопольной самоидентификации с полити - ческой общностью как таковой. Релятивизация абсолютистского по своей природе режима (аналогичного по своему социально-институциональному профилю такому культурно-историческому образованию, как католи че - ская церковь или Османская империя) и потеря им мобилизационных задач Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 63 Пролегомены к политической социологии ленинизма 1 Сле ду ет от ме тить, что до тош ный тек сто ло ги чес кий ана лиз де мо нстри ру ет не о бо с - но ван ность за яв ле ний В.По ло ха ло о но ва тор ском ха рак те ре кон цеп ции “не граж дан ско - го об щес тва”, ко то рую он пред ла га ет [см.: 5]. Джа вит и Ханн пред ло жи ли кон цеп ту аль но и даже тер ми но ло ги чес ки сход ные ка те го рии — пер вый еще в 1990 году, вто рой — в 1997-м [см.: 44; 77]. означали исчезновение ленинизма как образа жизни, предлагавшего аль - тернативу цивилизации либерально-демократического капитализма. Заключительные соображения “Массовое исчезновение” ленинизма отнюдь не стало автоматическим подтверждением истинности и гарантией практического успеха фукуя мов - ского нездорово-оптимистического тезиса относительно “конца истории”. Любая инновационная общественно-политическая или культурная форма, способная привести к возникновению нового образа жизни, порождает пар - тийный, но не тотальный образец поведения: “абсолютизм имел двор (Вер - саль); либерализм — рынок и парламент; ленинизм — партию и план”, социальную базу которых составляли соответственно “придворные в абсо - лютистских государствах, аскетические предприниматели в либеральных капиталистических государствах, большевистские кадры в ленинских ре - жи мах, СС в третьем рейхе” [75, с. 85]. Именно в силу своей партийной идентичности победы либерального капитализма над альтернативными об - ра зами жизни (связанными с католической церковью, фашизмом, лени низ - мом) имеют партикуляристский характер; поэтому, несмотря на свой “про - грессивный” и функциональный характер, он вовсе не обречен на успех в мировом масштабе. Либеральная цивилизация может и будет порождать аль - тернативные попытки оспорить ее “материалистический уклон и ак центи - рование принципа достижения”, а более всего — ее “рациональную вне лич - ностность” [75, с.87]. Кроме того, признание “капитализма “концом истории” означает антиисторическую самоуверенность, которая принижает безгра - ничные творческие и трансформационные силы человечества” [78, с.115]. Фукуямовский тезис продемонстрировал свою неприменимость в кон - тексте постленинского общественного развития/дегенерации, характери зу - ющегося доминированием политической культуры гетто1. Таким обра зом, “внутренний город”, типичный для американских мегаполисов, типа Гарлема в Нью-Йорке, можно рассматривать как аналог постленинской Украины с точки зрения господствующих здесь институционных форм и этоса2. Как пи шут аме ри кан ские ис сле до ва те ли со ци аль ных про блем гет то, Гар лем, ко то рый “фак ти чес ки яв ля ет ся го ро дом в го ро де, име ет на се ле ние, эк ви ва лен тное Атланте. Боль шая часть района и поныне либо не заселена, 64 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев 1 Срав ни вая “ка чес тво” по сти же ния об щес твен но-по ли ти чес ких фе но ме нов М.Ве бе - ром и со вре мен ны ми со ци аль ны ми те о ре ти ка ми, К.Джа вит иро ни чес ки за ме тил, что, “к счас тью, Ве бе ру не при шлось чи тать Фу ку я му и Хау...” [75, с.98]. 2 В сво ей экс тра по ля ции мик ро со ци о ло ги чес ких ха рак те рис тик на мак ро со ци о ло ги - чес кий уро вень я опи ра юсь на М.Шиф те ра, ко то рый вос поль зо вал ся та кой ана ло ги ей, ана ли зи руя си ту а цию в Ко лум бии — об щес тве, дос той ном срав не ния с Укра и ной, по - сколь ку по сле дствия “на рко ти за ции” эко но ми ки в “со че та нии с по лнос тью кор рум пи ро - ван ной по ли ти чес кой сис те мой, в те че ние дли тель но го пе ри о да спо со бство вав шие от - чуж де нию граж дан от по ли ти чес кой жиз ни, об на жи ли жут кие ин сти ту ци он ные про б ле - мы стра ны” [79, с.16]). либо раз ру ше на. И хотя дол жнос тные лица, при ве тству ю щие из ме не ния, осуж да ют про грам мы, по рож да ю щие мен таль ность за ви си мос ти от го су да - рствен ной сис те мы со ци аль ной за щи ты, им ока зы ва ют ся не в со сто я нии пред ло жить вза мен су гу бо ры ноч ный под ход. Они убеж де ны, что, не смот ря на все кон ку рен тные пре и му щес тва Ман хет те на, вли я тель ный биз нес не при дет в Гар лем без вме ша т ельства пра ви т ельства”, но ак тив ная роль го су - да рства ав то ма ти чес ки со зда ет “пред по сыл ки для пат ро на та, кор руп ции и оши боч ных ре ше ний... Рас по ло жен ный на рас сто я нии все го лишь трех оста но вок мет ро от цен тра Ман хет те на, Гар лем дол го оста вал ся об особ лен - ным эко но ми чес ким ми ром. Ра сизм (ко неч но же, в слу чае Укра и ны мы дол - жны го во рить не о рас овой дис кри ми на ции, а о со ци аль ном апар те и де пер - вич но го на коп ле ния ка пи та ла. — П.К.) и страх перед преступностью сдерживали внешние инвестиции; отсутствие доступа к капиталу подо - рвало предпринимательство черного населения... ” [80, с.23]. Поэтому массовое исчезновение ленинизма как культурного и ин сти - туционного типа оставило страны, которые входили в его ареал, наедине с проблемой “ленинского наследства”. И именно поэтому Ф.Фукуяма потра - тил последнее десятилетие на то, чтобы довести до абсурда свою либе раль - но-капиталистическую парадигму (“либерализация экономической по ли - ти ки приведет к экономическому росту, который, в свою очередь, повлечет за собой развитие демократических политических институций...” [81, с.19]), заставляя своих наивных сторонников удивляться, почему, дескать, об - щест ва постленинской эпохи склонны либо выбирать недемократический капитализм, как это произошло с Китаем, либо, как в случае Румынии, никак не могут осуществить “переход к свободному рынку и демо кра ти - ческой системе” [82, с.111], предпочитая практику “номенклатурного капи - тализма” и самых примитивных версий национализма. Впрочем, в определенном смысле тезис о “конце истории” может ока зать - ся релевантным применительно к условиям постленинской Украины — хотя он существенно противоречит изначальной фукуямовской интенции; иными словами, тезис о “переходе к рыночной демократии”, можно считать, пре кра - тил свое существование, так и не дождавшись воплощения в ре аль ность. По - этому украинское общество может тешить себя своей недавно от крытой “ев - ропейской” идентичностью, погружаться в тонкости и подвохи искуси тель - ной “игры в бисер”, которую предлагают теоретики вроде Ф.Фу куямы, и ожидать, какой же из конфликтных императивов западной циви лизации — либерально-демократическая ориентация или правила капи тали стической мировой системы — возобладает в политике Запада отно сительно Украины, которая все-таки умудрилась построить “гражданское” общество — таким, каким его видели Т.Гоббс и К.Маркс — с присущей такому типу социального (бес)порядка свободной игрой эгоистических це ле рациональностей1. Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 65 Пролегомены к политической социологии ленинизма 1 Как остро сфор му ли ро вал про бле му И. Вал лер стайн, “на ци о наль ное раз ви тие.., яв - ля ет ся ил лю зор ной кон цеп ци ей в рам ках ка пи та лис ти чес кой ми ро вой эко но ми ки” [83, с.97], осо бен но в усло ви ях, ког да ис сле до ва те ли не ви дят ни ка ких при зна ков воз мож но - го воз рож де ния “ле вой” по ли ти ки в стра нах За па да, спо соб но го бро сить вы зов ны неш - ней ге ге мо нии не оли бе раль но го кон сен су са [см.: 84, с.33]. Литература 1. Sartre J.-P. Being and Nothingness: An Essay on Phenomenological Ontology. — London, 1993. 2. Curtis D.A. Foreword // Castoriadis С.Political and Social Writings. — Minneapolis, 1988. — Vol.1. 3. Кутуєв П. Раціональний капіталізм в Україні // Соціологія: теорія, методи, маркетинг. — 1999. — № 2; Кутуєв П. Поняття вибіркової спорідненості в соціології М. Вебера // Соціологія: теорія, методи, маркетинг. — 1999. — № 3. 4. Political System and Political Regime // Political Thought. — 1993. — № 1. 5. Полохало В. Політологія посткомуністичних суспільств в Україні і Росії // По - лі тична думка. — 1998. — № 2. 6. Weber M. Economy and Society. — Berkeley, 1978. 7. Jowitt K. New World Disorder. — Berkeley, 1993. 8. Тойнби А. Постижение истории. — М., 1991. 9. Skocpol T. States and Social Revolutions. — Cambridge, 1978. 10. Z. To the Stalin Mausoleum // Deadalus. — 1990. — Vol. 119. — № 1. 11. Gallagher T. Ceausescu’s Legacy // The National Interest. — 1999. — № 56. 12. Suny R.G. Book Review: Weeks T.R. Nation and State in Late Imperial Russia: Nationalism and Russification on the Western Frontier, 1863–1914. De Kalb, 1996 // The Journal of Modern History. — 1999. — Vol. 71. — № 2. 13. Jowitt K. Revolutionary Breakthroughs and National Development. — Berkeley, 1971. 14. Hough J. Russia and the West: Gorbachev and Politics of Reform. — New York, 1990. 15. Kupchan С. Rethinking Europe // The National Interest. — 1999. — № 56. 16. Bauman Z. Intimations of Postmodernity. — London, 1992. 17. Ray L., Reed M. Max Weber and Dilemmas of Modernity // Organizing Modernity. — London; New York, 1994. 18. Brzezinski Z. The Grand Failure. — New York, 1989. 19. Jessop B. State Theory. — University Park (Penns.), 1990. 20. Trotsky L. The Revolution Betrayed. — New York, 1965. 21. Hanson S. Gorbachev: The Last True Leninist Believer? // The Crisis of Leninism and Decline of the Left. — Seattle, 1991. 22. Кантор К. Два проекта всемирной истории // Вопросы философии. — 1990. — № 2. 23. Trotsky L. Stalin. — London; New York, 1947. 24. Lefort С. The Political Forms of Modern Society. — Cambridge (Mass.), 1988. 25. Strobl G. The Bard of Eugenics: Shakespeare and Racial Activism in the Third Reich // Journal of Contemporary History. — 1999. — Vol. 34. — № 3. 26. Linz J., Stepan A. Problems of Democratic Transition and Consolidation. — Baltimore, 1996. 27. Sultanistic Regimes / Ed. By H.E.Chehabi and J. Linz. — Baltimore, 1998. 28. Stalin J. The Essential Stalin. — New York, 1972. 29. Tilly Ch., Tilly Chr. Work Under Capitalism. — Boulder, 1998. 30. Chalcraft D. Bringing the Text Back In // Organizing Modernity. — London; New York, 1994. 31. Блюм Р.Н. Поиск путей к свободе. — Таллин, 1985. 32. Агаджанян А.С. Общая концепция традиций и традиционные структуры в Юго- Восточной Азии // Традиционный мир Юго-Восточной Азии. — М., 1991. 33. Honneth A. Struggle for Recognition. — Cambridge (Mass.), 1996. 34. Habermas J. Hannah Arendt’s Communications Concept of Power // Power. — Oxford, 1994. 35. Herzfeld M. The Social Production of Indifference. — New York, 1992. 36. Tocqueville A. Democracy in America. — New York, 1988. 66 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев 37. Weber M. General Economic History. — New York, 1961. 38. Weber M. Political Writings. — Cambridge, 1998. 39. Migdal J. Strong Societies and Weak States. — Princeton, 1988. 40. Tiryakian E. The Wild Cards of Modernity // Deadalus. — 1997. — Vol. 126. — № 2. 41. Eisenstadt S.N., Schluchter W. Introduction: Paths to Early Modernities // Deada - lus. — 1998. —Vol. 127. — № 3. 42. Cohen J. L., Arato A. Civil Society and Political Theory. — Cambridge (Mass.); London, 1997. 43. Gellner E. Ethnicity and Faith in Eastern Europe // Deadalus. — 1990. — Vol. 119. — № 1. 44. Jowitt K. Gorbachov: Bolshevik or Menshevik ? // Developments in Soviet Politics. — Durham, 1990. 45. Geertz С. Local Knowledge: Further Essays in Interpretive Anthropology. — New York, 1983. 46. Djilas M. The New Class. — San Diego; New York; London, 1983. 47. Castoriadis С. Stalinism in France // Political and Social Writings. — Minneapolis, 1988. — Vol. 1. 48. Castoriadis С. The Problems of the USSR and the Possibility of a Third Historical Solution // Political and Social Writings. — Minneapolis, 1988. — Vol. 1. 49. Jowitt K. Moscow “Centre” // Eastern European Politics and Societies. — 1987. — Vol. 1. — № 3. 50. Ленин В.И. Доклад на І Всероссийском съезде трудовых казаков 1 марта 1920 года // ПСС. — Т. 40. 51. Ленин В.И. О продовольственном налоге // Избранные сочинения: В 10 т. — М., 1987. — Т. 10. 52. Chirot D. What Happened in Eastern Europe in 1989? // The Crisis of Leninism and the Decline of the Left. — Seattle, 1991. 53. Wolin S. Politics and Vision. — Boston, 1960. 54. Sachs J., Woo T.W. Structural Factors in the Economic Reforms in China, Eastern Europe, and the Former Soviet Union // Economic Policy. — 1994. — Vol. 9. — № 18. 55. Козлова Н.Н. Упрощение — знак эпохи? // Социологические исследования.— 1990. — № 7. 56. Неизвестный Э. Катакомбная культура и власть // Вопросы философии. — 1991. — № 10. 57. Мальковская И.А., Осокин Е.П. “Социалистическая ориентация” сквозь призму социологического анализа // Социологические исследования.— 1990. — № 7. 58. Clouds Over Hong Kong // The Economist. — 1999. — August 14–20. 59. Bell D. From Mao to Jiang // Dissent. — 1999. — Summer. 60. Cheng F., Gong T. Party versus Market in Post-Mao China // The Journal of Commu - nist Studies and Transition Politics. — 1997. — Vol. 13. — № 3. 61. Kivelson V. Autocracy in the Provinces. — Stanford, 1996. 62. Khodorkovsky M. Of Christianity, Enlightenment, and Colonialism: Russia in the North Caucasus, 1550—1800 // The Journal of Modern History. — 1999. — Vol. — 71. — № 2. 63. Keller S. Beyond the Ruling Class. — New York, 1963. 64. Топоров В.Н. О ритуале. Введение в проблематику // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. — М., 1988. 65. Castoriadis С. Recommencing the Revolution // Political and Social Writings. — Minneapolis, 1993. — Vol. 3. 66. Castoriadis С. The Evolution of the French Communist Party // Political and Social Writings. —Minneapolis, 1993. — Vol. 3. 67. Jowitt K. Really Imaginary Socialism // East European Constitutional Review. — 1997. —Vol. 6. — № 1. Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 67 Пролегомены к политической социологии ленинизма 68. Sperry E. An Outline of the History of Clerical Celibacy in Western Europe to the Council of Trent. — Syracuse; New York, 1905. 69. Ларцев В. Украинский путь: Соединить азиатское прошлое с евроазийским настоящим во имя европейского будущего // Зеркало недели. — 1999. — 23 августа. — Internet version. <www.mirror.kiev.ua>. 70. Tilly С. State Making and War Making as Organized Crime // Bringing The State Back In. — Cambridge, 1985. 71. Schmidt J. Civil Society and Social Things // Social Research. — 1995. — Vol. 62. — № 2. 72. The Marx–Engels Reader. — New York, 1978. 73. Castoriadis С. The Role of Bolshevik Ideology in the Birth of Bureaucracy // Political and Social Writings. — Minneapolis, 1993. — Vol. 3. 74. Jowitt K. The Leninist Extinction // The Crisis of Leninism and the Decline of the Left. — Seattle, 1991. 75. Hirschman A. Exit, Voice and Loyalty. — Cambridge (Mass.), 1970. 76. Hann С. The Nation State, Religion, and Uncivil Society: Two Perspectives from the Periphery // Deadalus. — 1997. — Vol. 126. — № 2. 77. Geertz С. Negara. — Princeton, 1980. 78. Coulter J. Why I Am Not a Right—Winger // New Political Science. — 1988. — Vol. 20. — № 1. 79. Shifter M. Colombia on the Brink: There Goes the Neighborhood // Foreign Affairs. — 1999. — Vol. 78. — № 4. 80. Jacoby T., Siegel F. Growing the Inner City? // The New Republiс.— 1999. — August 23. 81. Fukuyama F. Second Thoughts // The National Interest. — 1999. — № 56. 82. Gallagher T. Ceausescu’s Legacy // The National Interest. — 1999. — № 56. 83. Wallerstein I. Geopolitics and Geoculture. — Cambridge, 1992. 84. Hay С. That was Then, This is Now // New Political Science. — 1988. — Vol. 20. — № 1. 68 Социология: теория, методы, маркетинг, 2000, 4 Павел Кутуев

Пролегомены к политической социологии ленинизма

Репозитарії

Схожі ресурси