Социология трапезы
Georg Simmel: Soziologie der Mahlzeit. Режим доступа: http://socio.ch/sim/verschiedenes/1910/mahlzeit.htm. Перевод с немецкого Виктора Бурлачука.
Збережено в:
Дата: | 2010 |
---|---|
Автор: | |
Формат: | Стаття |
Мова: | Russian |
Опубліковано: |
Iнститут соціології НАН України
2010
|
Назва видання: | Социология: теория, методы, маркетинг |
Онлайн доступ: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/90061 |
Теги: |
Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
|
Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
Цитувати: | Социология трапезы / Г. Зиммель // Социология: теория, методы, маркетинг. — 2010. — № 4. — С. 187–192. — рос. |
Репозитарії
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraineid |
irk-123456789-90061 |
---|---|
record_format |
dspace |
spelling |
irk-123456789-900612015-12-22T03:02:09Z Социология трапезы Зиммель, Г. Georg Simmel: Soziologie der Mahlzeit. Режим доступа: http://socio.ch/sim/verschiedenes/1910/mahlzeit.htm. Перевод с немецкого Виктора Бурлачука. 2010 Article Социология трапезы / Г. Зиммель // Социология: теория, методы, маркетинг. — 2010. — № 4. — С. 187–192. — рос. 1563-4426 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/90061 ru Социология: теория, методы, маркетинг Iнститут соціології НАН України |
institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
collection |
DSpace DC |
language |
Russian |
description |
Georg Simmel: Soziologie der Mahlzeit. Режим доступа:
http://socio.ch/sim/verschiedenes/1910/mahlzeit.htm. Перевод с немецкого Виктора Бурлачука. |
format |
Article |
author |
Зиммель, Г. |
spellingShingle |
Зиммель, Г. Социология трапезы Социология: теория, методы, маркетинг |
author_facet |
Зиммель, Г. |
author_sort |
Зиммель, Г. |
title |
Социология трапезы |
title_short |
Социология трапезы |
title_full |
Социология трапезы |
title_fullStr |
Социология трапезы |
title_full_unstemmed |
Социология трапезы |
title_sort |
социология трапезы |
publisher |
Iнститут соціології НАН України |
publishDate |
2010 |
url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/90061 |
citation_txt |
Социология трапезы / Г. Зиммель // Социология: теория, методы, маркетинг. — 2010. — № 4. — С. 187–192. — рос. |
series |
Социология: теория, методы, маркетинг |
work_keys_str_mv |
AT zimmelʹg sociologiâtrapezy |
first_indexed |
2025-07-06T18:11:33Z |
last_indexed |
2025-07-06T18:11:33Z |
_version_ |
1836922168844222464 |
fulltext |
ГЕОРГ ЗИММЕЛЬ
В социальном существовании неизбежно оказывается, что существен�
ные элементы, свойственные всем индивидам любой группы, никогда не об�
наруживаются как высшие, но чаще всего как низшие потребности и интере�
сы этих индивидов.
И это не только потому, что внутри органических видов формы и функ�
ции, присущие каждому индивиду, являются унаследованными от более
ранних, то есть совершенно примитивными, грубыми, полностью привязан�
ными к жизненным потребностям. Скорее всего, то, что свойственно каждо�
му, свойственно ему по природе; и вообще человеку свойственно нисходить
от высшего к низшему; но не так легко от низшего к высшему подняться —
поэтому общий уровень, который всех объединяет, очень близок к самому
низшему уровню.
Все высшее, духовное, значительное не только развивается отдельными
индивидами; кроме того там, где отдельный индивид исповедует высшие
ценности, они имеют специфическую тенденцию и отличаются от общего
уровня.
Прежде всего общим является то, что присуще всем людям: то, что все
они должны есть и пить.
И именно это на самом деле и есть самым эгоистическим, безусловно и
непосредственно определяющим индивида: то, что я мыслю, я могу сооб�
щить другому; то, что я вижу, могут увидеть другие; то, что я говорю, могут
услышать сотни, но то, что один ест, ни при каких обстоятельствах не может
есть другой.
Ни в одной высшей сфере нет такого, чтобы от того, чем располагает
один, другой обязательно должен был отказаться.
Поскольку эта примитивная физиология присуща абсолютно всем лю�
дям, она образует содержание общих действий. Социологическая структура
трапезы возникает, когда она связывает исключительный эгоизм еды с кол�
лективностью общественной жизни, с привычкой к общественности (Zu�
sammenseins) как с высшим и духовным порядком, что довольно редко слу�
чается.
Социология: теория, методы, маркетинг, 2010, 4 187
1 Georg Simmel: Soziologie der Mahlzeit. Режим доступа:
http://socio.ch/sim/verschiedenes/1910/mahlzeit.htm
Личности, которые не разделяют между собой никаких взаимных инте�
ресов, могут находиться за общим столом — значение этой связанной с тра�
пезой возможности, привязанной к примитивному и поэтому универсаль�
ному материальному интересу, неоценимо.
Древние культы, в которых в противоположность мировым религиям
участвовал только ограниченный круг последователей, могли превращать�
ся в сакральную трапезу.
В особенности в семитской древности братские отношения определя�
лись как равный доступ к столу Бога.
Совместная еда и питье даже арабов, находящихся в смертельной враж�
де, превращала в друзей, порождала огромную социализирующую силу, ко�
торая давала возможность, даже если едят и пьют не “ту же самую”, но совер�
шенно отдельную порцию, создавать примитивное представление об об�
щности тела и крови.
Первоначально христианская тайная вечеря, которая идентифицирова�
ла хлеб с телом Христовым, создала на основе этой мистики действительное
тождество едоков и тем самым уникальную связь сотрапезников.
Именно здесь, где не один берет у другого отчужденную часть целого, но
где каждый каждому предлагает целое в его нераздельности, эгоистическая
исключительность любой пищи полностью преодолевается.
Именно потому, что совместная трапеза, событие физиологически при�
митивное и неизбежно всеобщее, входит в сферу общественного взаимодей�
ствия и тем самым надличностного значения, в некоторые эпохи она приоб�
ретала огромную социальную ценность, отчетливым проявлением чего яв�
ляются запреты, касающиеся участников трапезы.
Так, Кембриджская гильдия в XII столетии установила высокий штраф
для тех, кто ест и пьет с убийцей одного из членов гильдии; так, по указу Вен�
ского Совета от 1267 года, с его строгой антииудейской направленностью,
христианам запрещалось обедать вместе с евреями; так, в Индии осквернение
из�за совместной трапезы с членом низшей касты имело смертельные после�
дствия! Индусы часто ели одни, чтобы избежать запрещенного общества.
Для всей средневековой системы гильдий совместные трапезы имели
такое жизненно важное значение, которое сегодня мы не можем даже вооб�
разить.
Легко поверить, что в небезопасном и изменчивом средневековом мире
это [совместная трапеза] было, так сказать, видимым устойчивым основа�
нием, символом, на который всякий раз ориентировалась безопасность со�
участников.
Вместе с этим раскрывается связь, благодаря которой совершенно мате�
риальная внешняя сторона питания может соприкоснуться с бесконечно
выше лежащим принципом: в большинстве случаев, в которых трапеза
подлежит социологическому рассмотрению, она формируется посредством
стилистического, эстетического, надличностного регулирования.
Все предписания относительно еды и питья, независимо от несущест�
венного взгляда на еду как материю, касаются формы ее потребления.
Прежде всего это касается регулярности трапезы.
Мы знаем о существовавших в далеком прошлом народах, которые не
имели определенного времени приема пищи, питались анархически, только
когда чувствовали голод.
188 Социология: теория, методы, маркетинг, 2010, 4
Георг Зиммель
Сообщество трапезы приводит к временнóй регулярности, так как толь�
ко в предписанный час должна собраться определенная группа участвую�
щих — первое преодоление натурализма еды.
В том же направлении лежит то, что можно назвать иерархией трапезы:
не накладывать пищу подряд и беспорядочно в блюдо, но соблюдать опреде�
ленную последовательность, в которой себя обслуживаешь; в английских
торговых клубах, предтечах современных профсоюзов, всякий раз штрафо�
вался тот, кто пил вне очереди.
Во всех этих примерах формальные нормы возвышаются над флуктуи�
рующими потребностями индивида; социализирование трапезы они подни�
мают до эстетической стилизации, которая, в свою очередь, воздействует на
них. Там, где посредством еды, кроме цели насыщения, достигается еще эс�
тетическое удовольствие, возникают дополнительные затраты, которые не
только легче переносимы обществом, чем индивидом и которые благодаря
этому получают значительную поддержку.
Наконец, регулирование застольных манер, их нормирование в соотве�
тствии с эстетическими принципами является результатом социализирова�
ния трапезы.
В низших классах, где трапеза в основном центрирована вокруг матери�
альности еды, не вырабатывается никаких типических регулятивов, касаю�
щихся застольных манер.
В высших социальных группах, в которых привлекательность совмест�
ного бытия вплоть до его — по меньшей мере условной — кульминации в
“обществе”, где доминирует чистая материя трапезы, для регулирования со�
ответствующего поведения возникает кодекс правил, определяющих, как
держать нож и вилку и какие темы пригодны для застольных бесед.
В противоположность образу отдельного едока в крестьянской избе или
во время рабочего праздника, в образованных кругах возникает [образ] обе�
да, который полностью деиндивидуализирует, схематизирует и регулирует
движения обедающих.
Эти строгие нормирование и стандартизация не имеют никакой внеш�
ней цели. Они означают исключительно трансценденцию или трансформа�
цию, которая материалистически индивидуальный эгоизм переводит в со�
циальную форму трапезы.
Уже еда при помощи столовых приборов образует базис для проявления
ее эстетического стиля.
Еда с помощью рук намного индивидуалистичней, чем с помощью ножа
и вилки, она привязывает индивида непосредственно к материи [еды] и вы�
ражает несдерживаемое желание.
Столовые приборы ставят этому желанию определенную дистанцию,
общая, способствующая объединению форма регулирует процессы еды, что
невозможно при еде руками.
Этот мотив усиливается во время манипулирования столовыми прибо�
рами благодаря тому, что общие нормированные формы предстают как сво�
бодные. Сжимать нож и вилку в кулаке безобразно, потому что это мешает
свободе движения.
Застольные манеры необразованных жестки и неуклюжи, лишены над�
личностного регулирования; жесты образованных обладают такой регуляр�
ностью, они непринужденны и совершаются свободно — как символ того,
Социология: теория, методы, маркетинг, 2010, 4 189
Социология трапезы
что социальное нормирование их собственной жизни приводит к свободе
индивида, которая противостоит натуралистическому индивидуализму.
Еще раз зафиксируем этот синтез: в противоположность миске, из кото�
рой в примитивную эпоху каждый просто доставал пищу, тарелка — про�
дукт индивидуалистического мира.
Она показывает, что эта порция предназначена исключительно для этой
личности.
Это подчеркивает круглая форма тарелки; круглая линия содержит в
себе исключение, ее содержание замыкается в ней самой (в то время как
предназначенная для всех миска имеет углы или овал) и, следовательно, вы�
зывает меньше зависти.
Тарелка символизирует порядок, который удовлетворяет потребность
индивида в том, что ему как части разделенного целого полагается, и не по�
зволяет ему выходить за свои границы.
Кроме того, тарелка возводит этот символический индивидуализм к вы�
сшей формальной общности; тарелки на обеденном столе должны быть со�
вершенно одинаковыми, и никакой индивидуальности; разные тарелки или
бокалы для разных людей были бы абсолютно бессмысленны и безобразны.
Каждый шаг, который возвышает трапезу в непосредственном и содер�
жательном выражении до высших синтетических социальных ценностей,
одновременно приобретает и высшую эстетическую ценность.
Вот почему эстетическое примирение с материальным фактом еды
мгновенно исчезает там, где даже при внешне сохраненной хорошей форме
исчезает момент социализации — то, что заключается в нелепости [Wid�
rigkeit] табльдота.
Здесь люди собираются исключительно ради еды, совместность не
представляет здесь подлинной ценности; напротив, как раз и предполагает�
ся не вступать ни с кем в отношения, хотя вы сидите за одним столом.
Все убранство стола и все добрые манеры не выходят за материалисти�
ческую акцентировку цели еды: неприязнь любого утонченного чувства от�
носительно табльдота показывает, что только социализация этой цели мо�
жет привести к высшему эстетическому порядку. Привлекательности этого
порядка не хватает души, поскольку совместное бытие как таковое не имеет
никакого смысла, и оно никак не может скрыть непривлекательность, даже
отвратительность физического акта поглощения пищи.
Эстетика трапезы не должна забывать, что она собственно должна сти�
лизовать: удовлетворение потребности, лежащей в глубинах органической
жизни и являющейся универсальной.
Поэтому если ее предметом и является материально индивидуалисти�
ческое, то она должна не стремиться к индивидуальной дифференциации,
но только благодаря духовной нивелировке приукрашивать и очищать в до�
пустимых пределах.
Индивидуальный вид пищи несовместим с ее целью быть съеденной:
иначе это было бы похоже на каннибализм.
Поэтому для обеденного стола не свойственны резкие, вызывающие, со�
временные краски, но ясные, блестящие, связанные с первоначальной чув�
ствительностью: белые и серебряные.
При меблировке столовой избегают вызывающих, возбуждающих, экс�
пансивных форм и красок и ищут спокойные, темные, тяжелые.
190 Социология: теория, методы, маркетинг, 2010, 4
Георг Зиммель
Из картин предпочитают семейные портреты, не требующие особого
внимания, но вызывающие чувство родства и связи, возвращают нас к ши�
роте жизненного фундамента.
Эстетика в аранжировке и украшении блюд наиболее рафинированных
обедов следует уже давно проверенным принципам симметрии, детской
красочности, примитивным формам и символам.
Причем накрытый стол не должен выглядеть как законченное произве�
дение искусства, чтобы любой без колебаний мог разрушить его форму.
Если красота произведения искусства заключена в его недоступности,
которая нас держит на дистанции, то изысканность обеденного стола своей
красотой приглашает нас в нее проникнуть.
Строгое общее упорядочение застольных манер для высшего класса
благодаря его положению тем более необходимо, потому что он легко под�
вержен искушению индивидуализма.
Индивидуализм в способе потребления еды, подобный индивидуализ�
му в походке, костюме, в образе речи и во всех других жестах, должен быть
преодолен не только в силу внутреннего противоречия, но и в силу ценност�
ной неуместности, так как нечто высшего порядка применяется к чему�то
низшего порядка, расположенному совершенно в другом измерении, где не�
льзя найти никакого основания, без которого все проваливается в пустоту.
Подобным образом застольные разговоры, с тем чтобы соответствовать
хорошему тону, не должны выходить за рамки общих типических предметов
и способов поведения, в индивидуальные глубины.
Теперь это следует объяснить, исходя из физиологической целесообраз�
ности.
Она требует избегать рассеянности и возбуждения во время еды. Эта це�
лесообразность выражает на языке тела глубокие социально�психологичес�
кие связи, которые придают здесь абсолютно примитивной потребности в
силу ее повсеместной распространенности социальную реализацию, благо�
даря чему она поднимается в сферу высшей и духовной привлекательности,
не утрачивая целиком своего базиса.
Поэтому совершенно ошибочно критиковать банальность обычных за�
стольных разговоров.
Грациозные, но всегда общие и безличные застольные разговоры не дол�
жны полностью раскрывать свои основания, разоблачающие твердо уста�
новленные хрупкую легкость и изящество их поверхностной игры.
К этому следует добавить, что в целом ряде жизненных сфер низшие яв�
ления являются не только негативными ценностями в качестве исходного
пункта для развития высших, не только основанием, над которым они воз�
вышаются, но их низшее положение выступает, как правило, фундаментом,
на котором зиждется высшее.
Как отмечал Дарвин, телесная слабость человека в сравнении с относи�
тельно крупными животными вероятно была мотивом, который привел его
из изолированного существования к социальному; к раскрытию способнос�
тей интеллекта и воли; благодаря чему он восполнил не только свою физи�
ческую недостаточность, но на этом основании благодаря своей общей силе
превзошел всех своих врагов.
Подобные формы можно найти среди элементов личной морали.
Социология: теория, методы, маркетинг, 2010, 4 191
Социология трапезы
Соблазн и соблазнение, грех и вина являются одним из полюсов мораль�
ной шкалы, которая связывает их непростыми переходами с добрым и чис�
тым; поэтому высшие вершины моральности непосредственно обусловле�
ны той самой темной и глубинной стороной нашего существования.
Кто может говорить о моральной заслуге, если нет борьбы с искушени�
ем, которому, согласно легенде, подвержены даже святые, нет преодоления
недостойного, чувственного, эгоистического? Тот факт, что на небесах
больше радости по поводу раскаивавшегося грешника, чем от десяти пра�
ведников, лишь выражает эту внутреннюю структуру, где негативное не
только предстает как тень от наших ценностей, но и противоположное нега�
тивному получает свой смысл из этого противопоставления; из него рас�
крываются позитивные ценности, как положительная энергия — из своей
противоположности.
Только темное и недостойное, сами в себе переплетаясь, могут произво�
дить доступное для нас светлое и полноценное.
Безразличие и банальность области, о которой рассказывают эти стро�
ки, не должны вводить в заблуждение, что в ней не живет своего рода пара�
доксальная глубина.
То, что мы должны питаться, является в развитии наших жизненных
ценностей такой примитивной и низко лежащей фактичностью, безусловно
объединяющей одного индивида с другим.
Но именно это дает возможность обнаружить в общей трапезе свое со�
вместное бытие с другими и благодаря этому опосредованному социализи�
рованию преодолеть чистый натурализм еды.
Нет ничего такого низкого, для чего нельзя было бы построить лестни�
цу, по которой бы мы поднимались от значимости жертвенного обеда к сти�
лизации и эстетизации его законченных форм.
Если сущность трагического в том, что высшее само в себе разрушается,
когда его потрясающие образы идеальных ценностей непосредственно бо�
рются с другими идеальными ценностями и из�за этого вынуждены погру�
зиться в ничто или негативное, то здесь последующее развитие полностью
противоположно подобной судьбе.
Именно здесь низшее и ничтожное поднимается над самим собой, пото�
му что оно есть та глубина, которая дает рост духовному и осмысленному.
Здесь, как обычно, значительность жизненного типа [Lebens typus] про�
является благодаря тому, что он не пренебрегает преобразовывать и незна�
чительное.
Перевод с немецкого Виктора Бурлачука
192 Социология: теория, методы, маркетинг, 2010, 4
Георг Зиммель
|