Социология трапезы

Georg Simmel: Soziologie der Mahlzeit. Режим доступа: http://socio.ch/sim/verschiedenes/1910/mahlzeit.htm. Перевод с немецкого Виктора Бурлачука.

Збережено в:
Бібліографічні деталі
Дата:2010
Автор: Зиммель, Г.
Формат: Стаття
Мова:Russian
Опубліковано: Iнститут соціології НАН України 2010
Назва видання:Социология: теория, методы, маркетинг
Онлайн доступ:http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/90061
Теги: Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
Назва журналу:Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Цитувати:Социология трапезы / Г. Зиммель // Социология: теория, методы, маркетинг. — 2010. — № 4. — С. 187–192. — рос.

Репозитарії

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
id irk-123456789-90061
record_format dspace
spelling irk-123456789-900612015-12-22T03:02:09Z Социология трапезы Зиммель, Г. Georg Simmel: Soziologie der Mahlzeit. Режим доступа: http://socio.ch/sim/verschiedenes/1910/mahlzeit.htm. Перевод с немецкого Виктора Бурлачука. 2010 Article Социология трапезы / Г. Зиммель // Социология: теория, методы, маркетинг. — 2010. — № 4. — С. 187–192. — рос. 1563-4426 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/90061 ru Социология: теория, методы, маркетинг Iнститут соціології НАН України
institution Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection DSpace DC
language Russian
description Georg Simmel: Soziologie der Mahlzeit. Режим доступа: http://socio.ch/sim/verschiedenes/1910/mahlzeit.htm. Перевод с немецкого Виктора Бурлачука.
format Article
author Зиммель, Г.
spellingShingle Зиммель, Г.
Социология трапезы
Социология: теория, методы, маркетинг
author_facet Зиммель, Г.
author_sort Зиммель, Г.
title Социология трапезы
title_short Социология трапезы
title_full Социология трапезы
title_fullStr Социология трапезы
title_full_unstemmed Социология трапезы
title_sort социология трапезы
publisher Iнститут соціології НАН України
publishDate 2010
url http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/90061
citation_txt Социология трапезы / Г. Зиммель // Социология: теория, методы, маркетинг. — 2010. — № 4. — С. 187–192. — рос.
series Социология: теория, методы, маркетинг
work_keys_str_mv AT zimmelʹg sociologiâtrapezy
first_indexed 2025-07-06T18:11:33Z
last_indexed 2025-07-06T18:11:33Z
_version_ 1836922168844222464
fulltext ГЕОРГ ЗИММЕЛЬ В социальном существовании неизбежно оказывается, что существен� ные элементы, свойственные всем индивидам любой группы, никогда не об� наруживаются как высшие, но чаще всего как низшие потребности и интере� сы этих индивидов. И это не только потому, что внутри органических видов формы и функ� ции, присущие каждому индивиду, являются унаследованными от более ранних, то есть совершенно примитивными, грубыми, полностью привязан� ными к жизненным потребностям. Скорее всего, то, что свойственно каждо� му, свойственно ему по природе; и вообще человеку свойственно нисходить от высшего к низшему; но не так легко от низшего к высшему подняться — поэтому общий уровень, который всех объединяет, очень близок к самому низшему уровню. Все высшее, духовное, значительное не только развивается отдельными индивидами; кроме того там, где отдельный индивид исповедует высшие ценности, они имеют специфическую тенденцию и отличаются от общего уровня. Прежде всего общим является то, что присуще всем людям: то, что все они должны есть и пить. И именно это на самом деле и есть самым эгоистическим, безусловно и непосредственно определяющим индивида: то, что я мыслю, я могу сооб� щить другому; то, что я вижу, могут увидеть другие; то, что я говорю, могут услышать сотни, но то, что один ест, ни при каких обстоятельствах не может есть другой. Ни в одной высшей сфере нет такого, чтобы от того, чем располагает один, другой обязательно должен был отказаться. Поскольку эта примитивная физиология присуща абсолютно всем лю� дям, она образует содержание общих действий. Социологическая структура трапезы возникает, когда она связывает исключительный эгоизм еды с кол� лективностью общественной жизни, с привычкой к общественности (Zu� sammenseins) как с высшим и духовным порядком, что довольно редко слу� чается. Социология: теория, методы, маркетинг, 2010, 4 187 1 Georg Simmel: Soziologie der Mahlzeit. Режим доступа: http://socio.ch/sim/verschiedenes/1910/mahlzeit.htm Личности, которые не разделяют между собой никаких взаимных инте� ресов, могут находиться за общим столом — значение этой связанной с тра� пезой возможности, привязанной к примитивному и поэтому универсаль� ному материальному интересу, неоценимо. Древние культы, в которых в противоположность мировым религиям участвовал только ограниченный круг последователей, могли превращать� ся в сакральную трапезу. В особенности в семитской древности братские отношения определя� лись как равный доступ к столу Бога. Совместная еда и питье даже арабов, находящихся в смертельной враж� де, превращала в друзей, порождала огромную социализирующую силу, ко� торая давала возможность, даже если едят и пьют не “ту же самую”, но совер� шенно отдельную порцию, создавать примитивное представление об об� щности тела и крови. Первоначально христианская тайная вечеря, которая идентифицирова� ла хлеб с телом Христовым, создала на основе этой мистики действительное тождество едоков и тем самым уникальную связь сотрапезников. Именно здесь, где не один берет у другого отчужденную часть целого, но где каждый каждому предлагает целое в его нераздельности, эгоистическая исключительность любой пищи полностью преодолевается. Именно потому, что совместная трапеза, событие физиологически при� митивное и неизбежно всеобщее, входит в сферу общественного взаимодей� ствия и тем самым надличностного значения, в некоторые эпохи она приоб� ретала огромную социальную ценность, отчетливым проявлением чего яв� ляются запреты, касающиеся участников трапезы. Так, Кембриджская гильдия в XII столетии установила высокий штраф для тех, кто ест и пьет с убийцей одного из членов гильдии; так, по указу Вен� ского Совета от 1267 года, с его строгой антииудейской направленностью, христианам запрещалось обедать вместе с евреями; так, в Индии осквернение из�за совместной трапезы с членом низшей касты имело смертельные после� дствия! Индусы часто ели одни, чтобы избежать запрещенного общества. Для всей средневековой системы гильдий совместные трапезы имели такое жизненно важное значение, которое сегодня мы не можем даже вооб� разить. Легко поверить, что в небезопасном и изменчивом средневековом мире это [совместная трапеза] было, так сказать, видимым устойчивым основа� нием, символом, на который всякий раз ориентировалась безопасность со� участников. Вместе с этим раскрывается связь, благодаря которой совершенно мате� риальная внешняя сторона питания может соприкоснуться с бесконечно выше лежащим принципом: в большинстве случаев, в которых трапеза подлежит социологическому рассмотрению, она формируется посредством стилистического, эстетического, надличностного регулирования. Все предписания относительно еды и питья, независимо от несущест� венного взгляда на еду как материю, касаются формы ее потребления. Прежде всего это касается регулярности трапезы. Мы знаем о существовавших в далеком прошлом народах, которые не имели определенного времени приема пищи, питались анархически, только когда чувствовали голод. 188 Социология: теория, методы, маркетинг, 2010, 4 Георг Зиммель Сообщество трапезы приводит к временнóй регулярности, так как толь� ко в предписанный час должна собраться определенная группа участвую� щих — первое преодоление натурализма еды. В том же направлении лежит то, что можно назвать иерархией трапезы: не накладывать пищу подряд и беспорядочно в блюдо, но соблюдать опреде� ленную последовательность, в которой себя обслуживаешь; в английских торговых клубах, предтечах современных профсоюзов, всякий раз штрафо� вался тот, кто пил вне очереди. Во всех этих примерах формальные нормы возвышаются над флуктуи� рующими потребностями индивида; социализирование трапезы они подни� мают до эстетической стилизации, которая, в свою очередь, воздействует на них. Там, где посредством еды, кроме цели насыщения, достигается еще эс� тетическое удовольствие, возникают дополнительные затраты, которые не только легче переносимы обществом, чем индивидом и которые благодаря этому получают значительную поддержку. Наконец, регулирование застольных манер, их нормирование в соотве� тствии с эстетическими принципами является результатом социализирова� ния трапезы. В низших классах, где трапеза в основном центрирована вокруг матери� альности еды, не вырабатывается никаких типических регулятивов, касаю� щихся застольных манер. В высших социальных группах, в которых привлекательность совмест� ного бытия вплоть до его — по меньшей мере условной — кульминации в “обществе”, где доминирует чистая материя трапезы, для регулирования со� ответствующего поведения возникает кодекс правил, определяющих, как держать нож и вилку и какие темы пригодны для застольных бесед. В противоположность образу отдельного едока в крестьянской избе или во время рабочего праздника, в образованных кругах возникает [образ] обе� да, который полностью деиндивидуализирует, схематизирует и регулирует движения обедающих. Эти строгие нормирование и стандартизация не имеют никакой внеш� ней цели. Они означают исключительно трансценденцию или трансформа� цию, которая материалистически индивидуальный эгоизм переводит в со� циальную форму трапезы. Уже еда при помощи столовых приборов образует базис для проявления ее эстетического стиля. Еда с помощью рук намного индивидуалистичней, чем с помощью ножа и вилки, она привязывает индивида непосредственно к материи [еды] и вы� ражает несдерживаемое желание. Столовые приборы ставят этому желанию определенную дистанцию, общая, способствующая объединению форма регулирует процессы еды, что невозможно при еде руками. Этот мотив усиливается во время манипулирования столовыми прибо� рами благодаря тому, что общие нормированные формы предстают как сво� бодные. Сжимать нож и вилку в кулаке безобразно, потому что это мешает свободе движения. Застольные манеры необразованных жестки и неуклюжи, лишены над� личностного регулирования; жесты образованных обладают такой регуляр� ностью, они непринужденны и совершаются свободно — как символ того, Социология: теория, методы, маркетинг, 2010, 4 189 Социология трапезы что социальное нормирование их собственной жизни приводит к свободе индивида, которая противостоит натуралистическому индивидуализму. Еще раз зафиксируем этот синтез: в противоположность миске, из кото� рой в примитивную эпоху каждый просто доставал пищу, тарелка — про� дукт индивидуалистического мира. Она показывает, что эта порция предназначена исключительно для этой личности. Это подчеркивает круглая форма тарелки; круглая линия содержит в себе исключение, ее содержание замыкается в ней самой (в то время как предназначенная для всех миска имеет углы или овал) и, следовательно, вы� зывает меньше зависти. Тарелка символизирует порядок, который удовлетворяет потребность индивида в том, что ему как части разделенного целого полагается, и не по� зволяет ему выходить за свои границы. Кроме того, тарелка возводит этот символический индивидуализм к вы� сшей формальной общности; тарелки на обеденном столе должны быть со� вершенно одинаковыми, и никакой индивидуальности; разные тарелки или бокалы для разных людей были бы абсолютно бессмысленны и безобразны. Каждый шаг, который возвышает трапезу в непосредственном и содер� жательном выражении до высших синтетических социальных ценностей, одновременно приобретает и высшую эстетическую ценность. Вот почему эстетическое примирение с материальным фактом еды мгновенно исчезает там, где даже при внешне сохраненной хорошей форме исчезает момент социализации — то, что заключается в нелепости [Wid� rigkeit] табльдота. Здесь люди собираются исключительно ради еды, совместность не представляет здесь подлинной ценности; напротив, как раз и предполагает� ся не вступать ни с кем в отношения, хотя вы сидите за одним столом. Все убранство стола и все добрые манеры не выходят за материалисти� ческую акцентировку цели еды: неприязнь любого утонченного чувства от� носительно табльдота показывает, что только социализация этой цели мо� жет привести к высшему эстетическому порядку. Привлекательности этого порядка не хватает души, поскольку совместное бытие как таковое не имеет никакого смысла, и оно никак не может скрыть непривлекательность, даже отвратительность физического акта поглощения пищи. Эстетика трапезы не должна забывать, что она собственно должна сти� лизовать: удовлетворение потребности, лежащей в глубинах органической жизни и являющейся универсальной. Поэтому если ее предметом и является материально индивидуалисти� ческое, то она должна не стремиться к индивидуальной дифференциации, но только благодаря духовной нивелировке приукрашивать и очищать в до� пустимых пределах. Индивидуальный вид пищи несовместим с ее целью быть съеденной: иначе это было бы похоже на каннибализм. Поэтому для обеденного стола не свойственны резкие, вызывающие, со� временные краски, но ясные, блестящие, связанные с первоначальной чув� ствительностью: белые и серебряные. При меблировке столовой избегают вызывающих, возбуждающих, экс� пансивных форм и красок и ищут спокойные, темные, тяжелые. 190 Социология: теория, методы, маркетинг, 2010, 4 Георг Зиммель Из картин предпочитают семейные портреты, не требующие особого внимания, но вызывающие чувство родства и связи, возвращают нас к ши� роте жизненного фундамента. Эстетика в аранжировке и украшении блюд наиболее рафинированных обедов следует уже давно проверенным принципам симметрии, детской красочности, примитивным формам и символам. Причем накрытый стол не должен выглядеть как законченное произве� дение искусства, чтобы любой без колебаний мог разрушить его форму. Если красота произведения искусства заключена в его недоступности, которая нас держит на дистанции, то изысканность обеденного стола своей красотой приглашает нас в нее проникнуть. Строгое общее упорядочение застольных манер для высшего класса благодаря его положению тем более необходимо, потому что он легко под� вержен искушению индивидуализма. Индивидуализм в способе потребления еды, подобный индивидуализ� му в походке, костюме, в образе речи и во всех других жестах, должен быть преодолен не только в силу внутреннего противоречия, но и в силу ценност� ной неуместности, так как нечто высшего порядка применяется к чему�то низшего порядка, расположенному совершенно в другом измерении, где не� льзя найти никакого основания, без которого все проваливается в пустоту. Подобным образом застольные разговоры, с тем чтобы соответствовать хорошему тону, не должны выходить за рамки общих типических предметов и способов поведения, в индивидуальные глубины. Теперь это следует объяснить, исходя из физиологической целесообраз� ности. Она требует избегать рассеянности и возбуждения во время еды. Эта це� лесообразность выражает на языке тела глубокие социально�психологичес� кие связи, которые придают здесь абсолютно примитивной потребности в силу ее повсеместной распространенности социальную реализацию, благо� даря чему она поднимается в сферу высшей и духовной привлекательности, не утрачивая целиком своего базиса. Поэтому совершенно ошибочно критиковать банальность обычных за� стольных разговоров. Грациозные, но всегда общие и безличные застольные разговоры не дол� жны полностью раскрывать свои основания, разоблачающие твердо уста� новленные хрупкую легкость и изящество их поверхностной игры. К этому следует добавить, что в целом ряде жизненных сфер низшие яв� ления являются не только негативными ценностями в качестве исходного пункта для развития высших, не только основанием, над которым они воз� вышаются, но их низшее положение выступает, как правило, фундаментом, на котором зиждется высшее. Как отмечал Дарвин, телесная слабость человека в сравнении с относи� тельно крупными животными вероятно была мотивом, который привел его из изолированного существования к социальному; к раскрытию способнос� тей интеллекта и воли; благодаря чему он восполнил не только свою физи� ческую недостаточность, но на этом основании благодаря своей общей силе превзошел всех своих врагов. Подобные формы можно найти среди элементов личной морали. Социология: теория, методы, маркетинг, 2010, 4 191 Социология трапезы Соблазн и соблазнение, грех и вина являются одним из полюсов мораль� ной шкалы, которая связывает их непростыми переходами с добрым и чис� тым; поэтому высшие вершины моральности непосредственно обусловле� ны той самой темной и глубинной стороной нашего существования. Кто может говорить о моральной заслуге, если нет борьбы с искушени� ем, которому, согласно легенде, подвержены даже святые, нет преодоления недостойного, чувственного, эгоистического? Тот факт, что на небесах больше радости по поводу раскаивавшегося грешника, чем от десяти пра� ведников, лишь выражает эту внутреннюю структуру, где негативное не только предстает как тень от наших ценностей, но и противоположное нега� тивному получает свой смысл из этого противопоставления; из него рас� крываются позитивные ценности, как положительная энергия — из своей противоположности. Только темное и недостойное, сами в себе переплетаясь, могут произво� дить доступное для нас светлое и полноценное. Безразличие и банальность области, о которой рассказывают эти стро� ки, не должны вводить в заблуждение, что в ней не живет своего рода пара� доксальная глубина. То, что мы должны питаться, является в развитии наших жизненных ценностей такой примитивной и низко лежащей фактичностью, безусловно объединяющей одного индивида с другим. Но именно это дает возможность обнаружить в общей трапезе свое со� вместное бытие с другими и благодаря этому опосредованному социализи� рованию преодолеть чистый натурализм еды. Нет ничего такого низкого, для чего нельзя было бы построить лестни� цу, по которой бы мы поднимались от значимости жертвенного обеда к сти� лизации и эстетизации его законченных форм. Если сущность трагического в том, что высшее само в себе разрушается, когда его потрясающие образы идеальных ценностей непосредственно бо� рются с другими идеальными ценностями и из�за этого вынуждены погру� зиться в ничто или негативное, то здесь последующее развитие полностью противоположно подобной судьбе. Именно здесь низшее и ничтожное поднимается над самим собой, пото� му что оно есть та глубина, которая дает рост духовному и осмысленному. Здесь, как обычно, значительность жизненного типа [Lebens typus] про� является благодаря тому, что он не пренебрегает преобразовывать и незна� чительное. Перевод с немецкого Виктора Бурлачука 192 Социология: теория, методы, маркетинг, 2010, 4 Георг Зиммель