Лирический герой и литературная личность Я.П. Полонского
Gespeichert in:
Datum: | 1998 |
---|---|
1. Verfasser: | |
Format: | Artikel |
Sprache: | Russian |
Veröffentlicht: |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України
1998
|
Schriftenreihe: | Культура народов Причерноморья |
Schlagworte: | |
Online Zugang: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/91377 |
Tags: |
Tag hinzufügen
Keine Tags, Fügen Sie den ersten Tag hinzu!
|
Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
Zitieren: | Лирический герой и литературная личность Я.П. Полонского / Е.М. Баранская // Культура народов Причерноморья. — 1998. — № 5. — С. 162-167. — Бібліогр.: 46 назв. — рос. |
Institution
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraineid |
irk-123456789-91377 |
---|---|
record_format |
dspace |
spelling |
irk-123456789-913772016-01-12T03:02:13Z Лирический герой и литературная личность Я.П. Полонского Баранская, Е.М. Вопросы духовной культуры 1998 Article Лирический герой и литературная личность Я.П. Полонского / Е.М. Баранская // Культура народов Причерноморья. — 1998. — № 5. — С. 162-167. — Бібліогр.: 46 назв. — рос. 1562-0808 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/91377 ru Культура народов Причерноморья Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
collection |
DSpace DC |
language |
Russian |
topic |
Вопросы духовной культуры Вопросы духовной культуры |
spellingShingle |
Вопросы духовной культуры Вопросы духовной культуры Баранская, Е.М. Лирический герой и литературная личность Я.П. Полонского Культура народов Причерноморья |
format |
Article |
author |
Баранская, Е.М. |
author_facet |
Баранская, Е.М. |
author_sort |
Баранская, Е.М. |
title |
Лирический герой и литературная личность Я.П. Полонского |
title_short |
Лирический герой и литературная личность Я.П. Полонского |
title_full |
Лирический герой и литературная личность Я.П. Полонского |
title_fullStr |
Лирический герой и литературная личность Я.П. Полонского |
title_full_unstemmed |
Лирический герой и литературная личность Я.П. Полонского |
title_sort |
лирический герой и литературная личность я.п. полонского |
publisher |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
publishDate |
1998 |
topic_facet |
Вопросы духовной культуры |
url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/91377 |
citation_txt |
Лирический герой и литературная личность Я.П. Полонского / Е.М. Баранская // Культура народов Причерноморья. — 1998. — № 5. — С. 162-167. — Бібліогр.: 46 назв. — рос. |
series |
Культура народов Причерноморья |
work_keys_str_mv |
AT baranskaâem liričeskijgerojiliteraturnaâličnostʹâppolonskogo |
first_indexed |
2025-07-06T19:39:30Z |
last_indexed |
2025-07-06T19:39:30Z |
_version_ |
1836927702595010560 |
fulltext |
Е.М. Баранская,
ЛИРИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ЛИЧНОСТЬ Я.П. ПОЛОНСКОГО.
"Мечтательный, как Байрон, и рассеянный, как Лафонтен" (А. Дюма), Я.П. Полонский входит в большую
литературу в начале 40–х годов XIX века. На фоне страстной лирики поэтов–петрашевцев (А.Н. Плещеева,
С.Ф. Дурова, А.И. Пальма, А.П. Баласогло, Д.Д. Ахшарумова) его лира слишком нежна, мягка, заоблачна; в
сравнении с поэзией Фета, Тютчева – очень уж земная, материально ощутимая. "Летописцем своего време-
ни, отразившим в творчестве духовную атмосферу современного общества"1, называет Полонского Г.П. Ко-
зубовская, сравнивая его концепцию бытия с эстетическими принципами Фета, мир в поэзии которого це-
ликом природен, цикличен, "изъят из истории”. Полонский прикован к современной ему истории, к челове-
ку, пребывающему в ней. Он движется вместе со временем, и чем напряженней, интенсивней становится
ритм общественной жизни, тем трагичней звучат его поэтические отклики на социальные катаклизмы со-
временности. В 1881 г. поэт пишет К.П. Победоносцеву: "Холодом повеяло от жизни – тяжело, душно,
невыносимо душно!.. Шестьдесят лет живу на свете и, клянусь Вам, не помню странного, такого тяжелого
времени"2. С другой стороны, Полонский как будто грезит наяву, принимает за "действительность не то, что
видит, а то, что ему мерещится, и наоборот"3. Фантазийный мир Полонского, "туманный, мечтательный,
вечерней или утренней зарею облитый колорит вдохновений"4, не вписывался в рамки приземленной ре-
альности. В связи с этим нас прежде всего интересует процесс формирования авторского образа, несомнен-
но, находящегося в зависимости от конкретного историко–литературного контекста.
Так кто же он, этот романтик и идеалист, наделенный способностью тонкого и страстного сопережива-
ния, - певец "чистого искусства", борец–революционер или обыкновенный человек прогресса, чей трагизм
заключен в попытке совместить несовместимое: идеальную эстетику и гражданское движение второй поло-
вины XIX века?
Художественное мышление автора ни в коей мере не может быть изолировано от культурного и соци-
ального наследия, и, безусловно, на создание авторского образа оказывают сильнейшее влияние поэтиче-
ские традиции. Лирика Полонского стала прекрасным реципиентом тематики и эмоциального настроя пуш-
кинской романтической поэзии: "Нет почти ни одного журнала, где бы не стояло это имя (Пушкина - А.Л.)
на самом видном месте и не служило бы для него исходной точкой его литературных и нелитературных
убеждений"5, - вспоминал Яков Полонский. Его эстетическая система отделена от "злой действительности"
(Полонский). Красота, Гармония, Любовь – это привилегии идеального искусства, слияние которого с дей-
ствительностью возможно лишь в романтической мечте, иллюзии. Полонский убежден: "быть в гармонии с
самим собой и природой" – это "не сделать ничего такого, что, по убеждениям нашим, не согласно с зако-
нами природы", "нашим человеческим достоинством – одним словом, не изменить себе"6. Отсюда – ис-
кренность поэтического переживания и предельная откровенность при… явной и несомненной мифологи-
зации своей биографической личности в поэзии. В этом отношении Я.П. Полонский выступает наследником
пушкинских ролевых игр, примеряет различные лики Пушкина (Пушкин–литератор, денди, изгнанник, ски-
талец и т.д.), как когда–то гений лиры перевоплощался в героев его "возлюбленных творцов", особенно ко-
гда "эти литературные образы стимулировали его собственное творчество"7.
Особенностью восприятия романтической поэзии современниками является полное доверие к поэтиче-
ским образам: читатель верит в наличие интимных связей "между героем и автором, героиней и миром ав-
торских чувств" (Ю.М. Лотман), тем самым обязывая автора к определенному типу личного поведения,
изобличающего в нем романтического поэта. Прибегая к мифотворчеству, Полонский, как и Пушкин, ис-
пользует художественный текст и "текст поэтического поведения" (Ю.М. Лотман).
Любовная лирика Якова Полонского – прекрасная тому иллюстрация. Его ранние стихотворения застав-
ляют пережить всю гамму чувств: от легкой игривой фривольности ("Маска", 1842 г., "Когда я люблю…") и
нежной страсти первого юношеского увлечения ("Пришли и стали тени ночи…", 1842 г., "Диамея", "Вызов",
1844 г.) до "святого страданья", "боли нестерпимой" ("К NN", 1843 г.) безответной любви, разлуки ("Встре-
ча", 1844 г., "Прощай", "Последний разговор", 1845 г., "Грузинка", 1846 г., "Внутренний голос", 1847 г.),
"живых грез" ("Письмо", 1853 г.). За каждым произведением скрывается реальная психологическая лич-
ность: юная княжна Елена Мещерская, Евгения Сатина – "любимых дум предмет любимый" ("К NN"), бе-
локурая Соня Коризна, любовь которой – лишь "мираж среди пустынных степей" ("Грузинка"), таинствен-
ная мадам де Волан, страстная красавица–армянка Софья Гулгаз, очаровательная незнакомка… И каждая из
земных муз Полонского вносит в его поэзию новый мотив: переживание юного и неопытного чувства
("Пришли и стали тени ночи…"), любовные разочарования ("Встреча", "Не жди", 1849 г.), мотив утаенной и
вечной любви, что связан, по–видимому, с Соней Коризной (в замужестве Софьей Михайловной Дурново) и
прослеживается на протяжении нескольких лет: с 1844 по 1857 г. ("Вызов", "Грузинка", "Прощай", 1853 г.,
"Утрата", 1857 г.).
Дневниковые записи Полонского, переписка с друзьями, в частности с Н. Орловым, Н. Ровинским, же-
лающим ему "жениться, чтобы остепениться"8, И.Ф. Золотаревым, посвященным в душевные дела поэта в
Тифлисе, его поведение в реальной жизни (например, "нечаянный" визит в Одессу летом 1850 г. – еще один
любовный эпизод в жизни Полонского), послания к возлюбленным – создают вокруг его личности роман-
тико-поэтическую ауру, что настраивает читателя на особое видение Полонского – поэта, сотворенного в
его собственном стиховом творчестве: "свеж и молод", "влюблен, мечты кипят" ("Качка в бурю", 1850 г.). В
свою очередь, личное поведение его моделируется литературным образом поэта–романтика: безответно
влюбленный (едва ли не основная поэтическая роль молодого Полонского), скиталец, непрестанно ищущий
свой идеал, плененныйнеизвестностью будущности, страдалец, бегущий от своей любви во имя свободы
пылкой души, романтический возлюбленный, вспоминающий о "невольном слиянии уст в нежданный по-
целуй" ("Ночь в Крыму", 1857 г.).
Ранняя лирика Полонского проецируется на этапы творчества, дифференцированные по географическо-
му признаку: московский, 1838 – ноябрь 1844 г.; одесский, ноябрь 1844 – июнь 1846 г., кавказский, июнь
1846 – май 1851 г., крымский, лето 1850 г.. Одесса, Крым, Кавказ – не так давно все они фигурировали в
поэтическом творчестве Пушкина. Минуты безоглядной страсти переживает Яков Полонский на фоне экзо-
тической природы Южнобережья. Пушкинская среда, в которой Полонский оказывается в Крыму, а также
конец лета, окружение (младший брат А.С. Пушкина Лев Сергеевич, жена сенатора, княгиня Е.П. Урусова,
урожденная Татищева, давняя знакомая Пушкиных, которых еще в конце 1820-х гг. привлекала "прекрасная
среда" "радушного и гостеприимного" московского дома Урусовых9), вызывают у молодого автора соответ-
ствующие "пушкинские" ассоциации ("Качка в бурю", "Ночь на восточном берегу Черного моря", "Ночь",
"Не мои ли страсти…" , 1850 г., "Ночь в Крыму", 1857 г.).
Так лирический герой Пушкина утвердился в творчестве молодого поэта как стереотип, а искренние
чувства Я. Полонского, включенные в рамки условной поэтико-романтической формулы, способствовали
созданию образа поэта-романтика, отделенного от своей биографической личности.
Лирический герой возникает путем наложения психологических черт автора на его функциональные
особенности как поэта. Лирический герой – это "желаемый и художественно воплощаемый образ поэта"10,
который претерпевает трансформацию вместе с эволюцией мировоззренческих, нравственных и художе-
ственных установок автора, а также получает "бытовое дополнение в интерпретирующем сознании читате-
ля"11, что придает ему черты биографизма.
Образ автора являет собой некую совокупность трех составляющих (психологическая личность, соци-
альная личность, лирический герой) в их развитии либо совокупность лирических героев поэта. "Это вели-
чина не только текстовая, но и до-текстовая, и за-текстовая, она не может исключить читательское пристра-
стие в процессе интерпретации… и исторической трансформации…"12.
Психологический портрет Я.П. Полонского, данный, например, его добрым другом Е.А. Штакен-
шнейдер, выстроен вокруг непременного атрибута романтизма: "Странный человек Полонский… Доброты
он бесконечной и умен, но странен. И странность его заключается в том, что простых вещей он иногда
совсем не понимает или понимает как-то мудрено, а сам между тем простой такой по непосредственности
сердечной…"13 [курсив мой – Б.Е.] .
"Все любили" этого странного, необычайно рассеянного, житейски непрактичного человека, хотя и
называли его, как вспоминал знакомый Я. Полонского Л.Ф. Пантелеев, "большое дитя"14. Примечательно,
что в отзывах о Якове Полонском людей самых разных литературных вкусов и общественных пристрастий
непременно возникают ассоциации с детством, изначальной добротой, бессознательной приобщенностью к
совершенному миру.
Так, драматург Д.В. Аверкиев считал Полонского "идеалистом чистой воды… с ясной душой, непороч-
ной, как у младенца"15. Даже язвительный острослов Н.Ф. Щербина не нашел для своего образца остроумия,
"Сонника современной русской литературы", едких слов в адрес Полонского, напротив, видеть его [Полон-
ского] во сне – "значит с детьми беседовать"16. Странность, постоянное пребывание поэта в фантазийном,
лишь одному ему доступном мире грез становится неотъемлемой его чертой и объектом добродушных шу-
ток и эпиграмм:
Он так рассеян вдруг бывал,
Что иногда, как спать ложился,
Он потушить жену стремился
И крепко лампу целовал.
В.А. Величко 17.
Непохожесть, исключительность, "детскость" Полонского-человека наполняют его творчество сказоч-
ными, волшебными сюжетами ("Солнце и Месяц", 1841 г., "Зимний путь", 1844 г., "Влюбленный месяц",
1868 г.) – еще один штрих к романтическому образу нашего поэта. При этом образы его стихового творче-
ства носят фольклорный, чисто русский характер. Полонский даже использует прием стилизации: "Не пу-
гайся меня, красная девица!", "Как вечор она по садику гуляла - / Плечи белые, грудь белую раскрыла",
"Встрепенулось во мне сердце ретивое", "С бриллиантиком колечко потеряла, / С белой ручки его, видно,
обронила" ("Влюбленный месяц"), наполняет текст словами с уменьшительно-ласкательными суффиксами
(колечко, ручка, кроватка, слезинка, тучки и т.д.), прибегает к сказовой манере повествования:
Как ложилась на кроватку, спохватилась;
Спохватившись, по коврам его искала…
Не нашла она колечка – обозлилась, -
Меня, бедную, воровкой обозвала 18.
Поэт возвращается к истокам родной поэзии, "освобождая былую силу и былой возвышенный дух, ко-
торый… дремлет в памятниках национальной древности…"19. Потому раннее стихотворение "Солнце и Ме-
сяц", написанное в сказочно-балладной манере (используется прямая речь, время действия – ночь, да и
"освещение" типично романтичное – лунное) убеждает нас, что в природе, одухотворенной высшим смыс-
лом бытия, все "нравственно" (Л.Оболенский), справедливо:
Солнце спит, а Месяц ходит,
Сторожит земли покой.
………………………..
Если ночь была спокойна,
Солнце весело взойдет.
Если ж нет – взойдет в тумане,
Ветер дунет, дождь пойдет,
В сад гулять не выйдет няня
И дитя не поведет [c. 29].
По мостику сна войдя в прекрасный мир, "… на волке верхом / Еду я по тропинке лесной / Воевать с ча-
родеем царем" [c. 36]. Войти в царство снов позволяло Полонскому сладкое предчувствие родства с приро-
дой. Своего рода пантеистическое созерцание ее давало поэту возможность подметить неуловимые черты
природы и слиться с ней воедино, ощутив то ли "непонятное блаженство", то ли "непонятную тоску"
("Лунный свет", 1844 г.). "Сонный сумрак ракит", "тусклый" блеск озера, бесприютный "бледный" ме-
сяц-невидимка, испускающий "фосфорический свой луч" ("Посмотри – какая мгла.., 1844 г.), "темных ли-
стьев шум" и древнее знание "могущественного дуба" ("На могиле", 1842 г.) погружают поэта в неясную,
томительную сферу чувств, мучительных и прекрасных одновременно. Мягкие пастельные тона, нечеткая
цветовая гамма (желто-белый месяц, голубовато-серебристое озеро и т.д.), качественные эпитеты, такие как
"бледный", "тусклый", "сонный", "сизый", "прозрачный", - создают эффект текучих, переливчатых полуто-
нов, мерцающего и прозрачного цвета, эмоционально настраивая читателя на необходимый тон восприятия
("Вечер", "Тишь", 1843 г., "Холодеющая ночь", 1858 г., "В хвойном лесу", 1888 г., "В осеннюю темь", 1890 г.
и др.).
Да и весь Полонский – "фантастически туманная, сказочная греза – наивная до детства, и притом до дет-
ства совершенно прирожденного, а не благоприобретенного"20, т.е. природного, изначального:
За горами, лесами, в дыму облаков
Светит пасмурный призрак луны.
……………………………………
Мне мерещатся странные сны .
"Зимний путь", 1844 г. [с. 36].
Странность, детская непосредственность, чувство природы характеризуют психологическую личность
Полонского, но, будучи основным элементом его художественного мышления, в равной мере дают пред-
ставление о его литературной личности, позволяя при этом приоткрыть завесу над автобиографическим "я"
поэта. Ведь "я" Полонского на раннем этапе творчества завуалировано абстрактным образом по-
эта-романтика, смоделированным по пушкинскому образцу. Однако (и в этом специфика художественного
дарования Полонского) тщательно культивируемый образ романтического поэта попал на благодатную
почву: психологически Полонский настроен на идеалы романтизма. Ему не приходится сознательно играть,
"рисоваться", он, словно по наитию, "всегда является таким, каков он есть"21, - отмечает Е.А. Штакен-
шнейдер, то есть человеком не от мира сего.
Лев Толстой, будучи весьма невысокого мнения о Полонском как поэте, "очень ценил в нем прямоту и
честность" и "вообще признавал его добрым и искренним человеком"22. Л.П. Шелгунова – предмет обожа-
ния Я.П. Полонского, глядящего на нее глазами влюбленного М.Л. Михайлова,- писала Якову Петровичу:
"Как часто думаю я, что хорошо было бы жить на свете, если бы побольше было таких чистых и ясных душ,
как Ваша"23.
Таким образом, предельная авторская откровенность, искренность переживаний постепенно становятся
руководящим художественным принципом поэта, однако акценты с "заданной" (Л.А.Орехова) в некотором
роде откровенности, преобладающей в ранней лирике, смещаются в сторону открытого автобиографизма. В
письме к Фету, уже после выхода из печати книги стихов "Вечерний звон", Полонский сетует: "По твоим
стихам невозможно написать твоей биографии и даже намекать на события из твоей жизни… Увы! по моим
стихам можно проследить всю жизнь мою. Даже те стихи, которые так тебе нравятся: "Последний вздох",
затем "Безумие горя", "Я читаю книгу песен" – факты, факты и факты – это смерть первой жены. Мне ка-
жется, что не расцвети около твоего балкона в Воробьевке чудной лилии, мне бы и в голову не пришло
написать "Зной и все в томительном покое…" А не будь действительно занавешены окна в той комнате, где
я у тебя спал, может быть, не было бы и стиха "Тщетно сторою оконной"24.
В значительной степени откровенность Полонского можно объяснить той же идеей романтического
жизнетворчества – "видением себя и своей жизни в свете романтических идеалов"25. Полонский
по-прежнему проповедует идеальный образ поэта: певца любви и дружбы, чутко откликающегося на тон-
чайшие движения души человеческой. Иное дело, какие категории доминируют в переосмысленной системе
ценностей Полонского. С конца 50-х годов наивность и восторженность юности уступают место жизненно-
му опыту, созерцание мира дополняется анализом и самоанализом. Лирический герой не просто влюблен,
"свеж и молод", но обретает черты гражданина, что более не довольствуется личным, но болеет душой за
всеобщее ("Чайка", "Безумие горя", 1860 г., "Признаться сказать, я забыл, господа…", 1861 г., "Одному из
усталых", "Двойник", "Ползет ночная тишина…", 1862 г., "Поэту-гражданину", 1864 г., "Кораблики", "От-
куда?!", 1870 г. и др.):
Писатель, если только он
Волна, а океан Россия,
Не может быть не возмущен,
Когда возмущена стихия.
"В альбом К.Ш…", 1864 г. [c. 158].
Полонский живет романтизмом: в реальной дисгармоничной действительности его поведение определя-
ется законами романтизма, главным образом верностью идеальной любви и дружбе, строящимся на основе
уважения и взаимопонимания.
Необычайно широк круг дружеских привязанностей Я.П. Полонского (И.С. Тургенев, А.А. Фет, Ф.И.
Тютчев, А.Н. Майков, Л.П. Шелгунова, М.Ф. и Е.А. Штакеншнейдер и др.), и слишком ценна для него вера
в непогрешимость дружеских уз, ибо даже в оценке человеческих взаимоотношений преобладают категории
высшего порядка. Полонский тяжело переносит, например, обиду Фета (с которым все же удастся возродить
былую дружбу), разрыв с И.С. Тургеневым. Последний факт особенно трагичен: Тургенев умер, так и не
вспомнив о тридцатилетней дружбе с Полонским, но успев за полтора месяца до смерти подписать полное
обидных и несправедливых упреков письмо, написанное рукой П. Виардо-Гарсиа: "Издатель Закс объявил
мне, что ты сказал ему о том, что у тебя есть старые рукописи, которые ты нашел в Спасском… Я не знаю,
что это за рукописи и старые (отрывки), но г-н Закс, кажется, рассчитывает на них… Я тебе заявляю, что
если вы, ты и твоя жена, хотите остаться моими друзьями, то я требую, чтобы эти негодные бумаги были
немедленно уничтожены все до последней…"26. Датировано письмо 26 июня, 8 июля 1883 года. Полонский
не смог выполнить просьбу, т.к. был в Одессе и прибыл в Петербург 7 сентября, после смерти Тургенева, и
"уже не мог… сжечь бумаги его, не имел на это права"27, о чем и пишет Виардо.
Редчайший образец трогательного внимания и заботы являют собой отношения Полонского с поэтом
М.Л. Михайловым: "Я в первый раз встретил человека, - отзывался впоследствии Полонский о друге, - пре-
данного литературе всеми силами души своей и при этом образованного... чувствительного к малейшей лжи
и восторженно преклоняющегося перед красотой и истиной. Не знаю отчего, но я почувствовал к нему глу-
бокую симпатию, видеться с ним стало для меня почти потребностью"28. "Это была нежная дружба, - под-
тверждает Л.П. Шелгунова. - Виделись они беспрестанно... Перечитывая письма Полонского, постоянно
натыкаешься на такие вопросы: "Ну, что Михайлов?.. Приехал ли наконец?"29 И Михайлов знал цену этой
привязанности: "... думаю, что в лучшие минуты сердце твое говорило тебе, что я все-таки искренно и тепло
люблю тебя..."30, - писал Михайлов Полонскому, находясь в Нерчинской каторге. Много позже, 22 января
1870 г., Шелгунова призналась Полонскому в своей и Михайлова "слабости" к нему, "так что Мих... посто-
янно говорил в Сибири, что если он умрет, то желал бы, чтобы биография его была написана вами [Полон-
ским - Б.Е.]"31. В 1855 г. Полонский посвящает М.Л. Михайлову стихотворение "Качка в бурю", написанное
им ранее в Крыму, в 1850 г. После ареста друга Яков Петрович хранил автограф революционного стихотво-
рения "Крепко, дружно вас в объятья" за подписью на рукописи: "Написано в Петропавловской крепости
для передачи студентам. 1861 года"32.
Любовь зрелого Полонского - чувство более одухотворенное, глубокое, нежели периода пылкого юно-
шества. Теперь в любви Яков Полонский ищет прежде всего единения душ, сочувствия и поддержки на не-
легком пути жизни. Любовь-помощь сближает людские сердца, и даже буря не в силах их разъединить
("Финский берег",1852 г.), она смягчает души, спасает от одиночества:
Когда б любовь мне спутницей была,
...............................................................
Я проклинать не стал бы даже зла...
" Когда б любовь мне спутницей была...", 1861 г.[с.149] Любовь - единственное, что ценно на земле,
только она дает человеку прибежище, покой, защиту, превращаясь в "щит", как в стихотворении "Поцелуй",
1863 г.. Образ любви-щита весьма успокоителен для Полонского, пережившего горе /потерю/ любви:
Любовь моя давно чужда мечты веселой,
Не грезит, но зато не спит,
От нужд и зол тебя спасая, как тяжелый,
Ударами избитый щит.
"Холодная любовь", 1884 г.[с.232]
Отношения Полонского с Еленой Устюжской, первой женой поэта, строившиеся на безупречном дове-
рии и безграничном терпении, подарили обоим обидно короткое, но глубокое чувство счастья. "Светлый
образ и глубоко симпатичный голос, - делится Полонский с Л.П. Шелгуновой, - быть может, потрясли во
мне давно болезненное и тоскующее сердце"33. Здесь есть все: и красота, и тоска, и высший накал чувств.
Как истинный поэт-романтик Полонский с первого взгляда (он сделал ей предложение после первой же
встречи) угадал в этом очаровательном юном создании свой идеал: "Божий голос или голос Мефистофеля в
эту минуту шепнул мне: "Вот та, которую ты искал всю свою жизнь, кроме нее для тебя никого нет на све-
те"34, - рассказывал поэт в письме к М.Ф. Штакеншнейдер. Елена Устюжская, - "прекрасное, энергическое
существо", способное, не солгав, ответить "да" на предложение руки и сердца, сопровождаемое вопросом, "в
состоянии ли она будет жить на чердаке и питаться одним хлебом"35, явилась воплощением мечты о воз-
любленной - друге.
"Любить по-своему, - уверен поэт Полонский, - значит любить сообразно с характером своей поэтиче-
ской личности"36, поступающей в согласии с принципом: "Все, что человечно, то и божественно"37. В эсте-
тической системе Полонского любая борьба будет священна, если "в идеале человеческой жизни" "стоит
любовь"38:
Любовью - к правде нас веди!
Нет правды без любви в природе,
Любви в природе нет без чувства красоты,
К познанью нет пути нам без пути к свободе,
Труда - без творческой мечты...
"Поэту - гражданину" [с.161].
Еще в 1856 г. Полонский, давая автограф Л.П. Шелгуновой, навсегда определил свои гражданские пози-
ции:
Ты моему молилась богу,
Когда и сердце и дела
Ты на алтарь любви несла -
Была верна любви залогу.
Я был богов твоих певец,
Когда я пел ума свободу,
Неискаженную природу
И слезы избранных сердец.
"Что ждет меня - венец лавровый..."39
Тихая, "незлобивая" поэзия его, лишенная какого бы то ни было политического пристрастия, уже сама по
себе есть акт служения людям, России. Ему, поэту-романтику, человеку искусства, самой природой предна-
значено быть "правды жаждущих невольным отголоском" ("По торжищам влача тяжелый крест по-
эта...",1891г.). И "как поэту, дела нет, откуда будет свет, лишь был бы это свет..." ("Откуда?!"). Но именно
как поэт, наследник пушкинского принципа романтического бездействия, в глубине которого заключена
напряженнейшая внутренняя активность, Полонский глубоко несчастлив. Находясь в окружении таких лю-
дей, как П.Я. Чаадаев, Ф.Н. Глинка, А.Н. Майков (проходящий по делу петрашевцев и переживший страх
ссылки), Ф.М. Достоевский и А.Н. Плещеев (перенесшие ужас Семеновского плаца), Полонский не мог
оставаться бесстрастным свидетелем российских бед.
Мотивы свободы, равенства, братства наполняют свободолюбивую, взращенную "могучей лермонтов-
ской мыслью"40 поэзию петрашевцев. В 50 - 60-е годы они находят прочное обоснование в художественном
мире Я.П. Полонского, свято верящего, что "всем людям" он брат, "что знанье убьет растлевающий яд" ("В
альбом Г... В...", 1888 г.).
Немало "противозаконных" действий и подцензурных мыслей накопилось на совести поэта в это время:
знакомство с "неблагонадежными" людьми (Л.Ф. Пантелеевым, Н. Кудиновичем, арестованным за распро-
странение герценовского "Колокола", П.Л. Лавровым), сочувствие студенческому движению в Петербурге,
переписка с Герценом, выступление со стихотворением "Одному из усталых", хранение прокламации "Зем-
ли и воли", дружба с государственными преступниками М.Л. Михайловым, Н.В. Шелгуновым... И еще:
"Мне завидно, что он идет на каторгу, - пишет Полонский А.А. Сонцеву, добиваясь посещения М.Л. Ми-
хайлова в крепости, - кажется, с удовольствием пошел бы на его место..."41. Слова эти искренние, им можно
верить, потому что только доведенный до отчаяния человек может решиться на публичный бунт против
своего идеала - своего "я": величественной, покойной, но холодно-безразличной в своей полноте природы:
...Природа не умеет утешать,
И ничего не сделает природа
С таким отшельником, которому нужна
Для счастия законная свобода,
А для свободы - вольная страна.
"Одному из усталых", 1862 г. [с.153].
И.С. Тургенев, убежденный, что "время чистой поэзии прошло и наступило время критики, полемики,
сатиры"42, поддерживает активнейшую переписку с Полонским, страстно выступает в его защиту на стра-
ницах журналов, в частности, в 1869 г. пишет открытое письмо в "Санкт-Петербургские ведомости" в ответ
на едкий отзыв М.Е. Щедрина о творчестве Полонского. В 1874 г. Тургенев закончил повесть "Пунин и Ба-
бурин", в которой нашло отражение дело петрашевцев. В каждом из персонажей, как обоснованно утвер-
ждает А.З. Розенфельд, "конденсировались черты некоторых реальных участников дела петрашевцев"43.
Вместе с тем М.Г Агунина, акцентируя внимание на автобиографическом характере повести, отмечает, что в
образе Пунина отражены черты Я.П. Полонского44. Так что же, имя Полонского ассоциируется у Тургенева
с обликом петрашевца? Такое предположение вполне допустимо, особенно в свете настроений Я. Полон-
ского в 60-70-е годы, соответствующие уверенности М.В. Петрашевского, что "придет пора, когда для
счастливого человечества слова: нищета, страдания,.. несправедливость, порок и преступление - утратят
свое удручительное значение..; все в обществе и природе придет в стройную гармонию, - труда тяжкого не
будет, труд будет актом наслаждения, - и что эпоха всеобщего наслаждения настанет"45. Если подобные
мечты революционны, то Полонский - революционер, но в той степени, в которой ему позволяет его чувство
человечности.
Итак, Я.П. Полонского принимают как признанного законодателя в поэзии и поэта с исключительно
своеобразным и всеми узнаваемым литературным обликом. Однако в своей поэзии он мертв для современ-
ности. С.П. Шевырев - автор знаменитой речи "О значении Жуковского в русской жизни и поэзии" - в пись-
ме М.П. Погодину за 1853 г. отмечает: "У Жуковского душа, обращенная сама на себя, дает содержание
поэзии"46. Слова эти вполне применимы к Полонскому, для которого главной темой в поэзии становится
собственный внутренний мир - романтически бездеятельный и романтически же трагедийный, вынужден-
ный сражаться за мечту, но осознающий бесплодность этой борьбы.
ЛИТЕРАТУРА
1 Козубовская Г.П. А. Фет и Я. Полонский (проблема художественного мышления) // Проблемы изучения жизни и твор-
чества А.А. Фета: Сборник научных трудов. – Курск, 1992. – С.184.
2 Там же. – С.185.
3 Штакеншнейдер Е.А. Дневник и записки. - М.-Л., 1936.- С.122.
4 Григорьев А.А. Эстетика и критика. – М., 1980. – С.128.
5 Лагунов А.И. О романтизме в русской психологической лирике середины ХIХ века // Вопросы истории и поэтики рус-
ской литературы. – Ставрополь, 1957. – С.120.
6 Там же. – С.124.
7 Лотман Ю.М. Пушкин. – СПб., 1995. – С.329.
8 Тхоржевский С.С. Портреты пером. – М., 1986. – С.235.
9 Черейский Л.А. Пушкин и его окружение. – Л., 1989. – С.456.
10 Орехова Л.А. Образ автора и поэтика жанра: русская лирическая проза. Автореф. дисс… доктора филол. наук. – М.,
1993. – С.11.
11 Там же. – С.11.
12 Там же. – С.12.
13 Тхоржевский С.С. Указ. соч. – С.256.
14 Орлов П.А. Я.П. Полонский. Критико-биографический очерк. – Рязань, 1961. – С.45.
15 Там же. – С.40.
16 Там же. – С.42.
17 Там же. – С.43.
18 Полонский Я.П. Сочинения: В 2-х т. – Т.1. Стихотворения; Поэмы. – М., 1986. – С.176. Далее стихотворения Полон-
ского цитируем по названному изданию с указанием страницы в тексте.
19 Литературная теория немецкого романтизма. Документы. – Л., 1934. – С.199.
20 Григорьев А.А. Указ. соч. – С.129.
21 Тхоржевский С.С. Указ. соч. – С.256.
22 Орлов П.А. Указ. соч. – С.42.
23 Там же. – С.41.
24 Тхоржевский С.С. Указ. соч. – С.335-336.
25 Орехова Л.А. Авторское мифотворчество и русский модернизм (лирическая проза). – К., 1992. – С.41.
26 Тургенев И.С. Переписка с Я.П. Полонским // Звенья. – Т.8. - М., 1950.- С.250-251.
27 Там же. – С.258.
28 Орлов П.А. Указ. соч. – С.54.
29 Н.В. Шелгунов, Л.П. Шелгунова, М.Л. Михайлов. Воспоминания: В 2-х т. – М.-Л., 1967. – Т.2. – С.94.
30 Там же. – С.493.
31 Там же. – С.493.
32 Орлов П.А. Указ. соч. – С.55.
33 Н.В. Шелгунов, Л.П. Шелгунова, М.Л. Михайлов. Указ. соч. – Т.2. – С.95.
34 Тхоржевский С.С. Указ. соч. – С.272.
35 Переписка Н.А. Некрасова: В 2-х т. – Т.1. – М., 1987.- С.503.
36 Орлов П.А. Указ. соч. – С.86.
37 Тхоржевский С.С. Указ. соч. – С.338.
38 Орлов П.А. Указ. соч. – С.81.
39 Н.В.Шелгунов, Л.П. Шелгунова. М.Л. Михайлов. Указ. соч. – Т.2. – С.64.
40 Орехова Л.А. Лермонтовские мотивы в поэзии петрашевцев // Актуальные вопросы современного лермонтоведения.
Литературоведение: материалы и методические рекомендации. – К., 1989. – С.65.
41 Тхоржевский С.С. Указ. соч. – С.289.
42 Тургенев И.С. Полн. собр. соч.: В 30 т. – М. – Т.14. – С.40.
43 Розенфельд А.З. Тургенев и Н.В. Ханыков // Тургенев и его современники. - Л., 1977. – С.88.
44 Агунина М.Г. К вопросу о реальных источниках повести Тургенева "Пунин и Бабурин" // И.С. Тургенев. Вопросы
биографии и творчества. – Л., 1982.- С.202 – 205.
45 Первые русские социалисты: Воспоминания участников кружков петрашевцев в Петербурге. – Л., 1984. – С.344.
46 Барсуков Н. Жизнь и труды М.П. Погодина. – Кн.12. – СПб., 1898. – С.423.
"Мечтательный, как Байрон, и рассеянный, как Лафонтен" (А. Дюма), Я.П. Полонский входит в большую литературу в начале 40–х годов XIX века. На фоне страстной лирики поэтов–петрашевцев (А.Н. Плещеева, С.Ф. Дурова, А.И. Пальма, А.П. Баласогло, Д.Д. Ахшар...
Он потушить жену стремился
ЛИТЕРАТУРА
P1 PКозубовская Г.П. А. Фет и Я. Полонский (проблема художественного мышления) // Проблемы изучения жизни и творчества А.А. Фета: Сборник научных трудов. – Курск, 1992. – С.184.
P2 PТам же. – С.185.
P3 PШтакеншнейдер Е.А. Дневник и записки. - М.-Л., 1936.- С.122.
P4 PГригорьев А.А. Эстетика и критика. – М., 1980. – С.128.
P5 PЛагунов А.И. О романтизме в русской психологической лирике середины ХIХ века // Вопросы истории и поэтики русской литературы. – Ставрополь, 1957. – С.120.
|