Повесть Германа Мелвилла " Билли Бадд" как поэтологическая рефлексия
К исходу XIX века повесть, ставшая наряду с романом центральным доминирующим жанром в американской литературе, благодаря усилиям ее классиков, в том числе и Г. Мелвилла1, под его пером стала саморефлексирующим жанром. Ее стремление стать универсальным художественным жанром, подобным роману, выражает...
Збережено в:
| Дата: | 1999 |
|---|---|
| Автор: | |
| Формат: | Стаття |
| Мова: | Russian |
| Опубліковано: |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України
1999
|
| Назва видання: | Культура народов Причерноморья |
| Теми: | |
| Онлайн доступ: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/94314 |
| Теги: |
Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
|
| Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| Цитувати: | Повесть Германа Мелвилла " Билли Бадд" как поэтологическая рефлексия / С.Г. Князьков // Культура народов Причерноморья. — 1999. — № 9. — С. 132-134. — Бібліогр.: 13 назв. — рос. |
Репозитарії
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine| id |
irk-123456789-94314 |
|---|---|
| record_format |
dspace |
| spelling |
irk-123456789-943142016-02-12T03:02:01Z Повесть Германа Мелвилла " Билли Бадд" как поэтологическая рефлексия Князьков, С.Г. Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ К исходу XIX века повесть, ставшая наряду с романом центральным доминирующим жанром в американской литературе, благодаря усилиям ее классиков, в том числе и Г. Мелвилла1, под его пером стала саморефлексирующим жанром. Ее стремление стать универсальным художественным жанром, подобным роману, выражается в ней в преодолении своих границ, в сознании необходимости теоретически осмыслить свою природу, в способности стать открытой формой, вмещающей в себя рефлексию о себе самой. Теория жанра в ней предстает не как нечто абстрактно-самодовлеющее и привнесенное извне, но органично связанное с самим повествованием и как бы рождающееся из него. Это, разумеется, не системное изложение жанровой теории, но скорее свободная рефлексия в связи с самыми разными аспектами повествования, реплики автора-повествователя по разным поводам, связанным с рассказываемой историей. К исходу XIX века повесть, ставшая наряду с романом центральным доминирующим жанром в американской литературе, благодаря усилиям ее классиков, в том числе и Г. Мелвилла, под его пером стала саморефлексирующим жанром. Ее стремление стать универсальным художественным жанром, подобным роману, выражается в ней в преодолении своих границ, в сознании необходимости теоретически осмыслить свою природу, в способности стать открытой формой, вмещающей в себя рефлексию о себе самой. Теория жанра в ней предстает не как нечто абстрактно-самодовлеющее и привнесенное извне, но органично связанное с самим повествованием и как бы рождающееся из него. Это, разумеется, не системное изложение жанровой теории, но скорее свободная рефлексия в связи с самыми разными аспектами повествования, реплики автора-повествователя по разным поводам, связанным с рассказываемой историей. 1999 Article Повесть Германа Мелвилла " Билли Бадд" как поэтологическая рефлексия / С.Г. Князьков // Культура народов Причерноморья. — 1999. — № 9. — С. 132-134. — Бібліогр.: 13 назв. — рос. 1562-0808 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/94314 ru Культура народов Причерноморья Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
| institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
| collection |
DSpace DC |
| language |
Russian |
| topic |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ |
| spellingShingle |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Князьков, С.Г. Повесть Германа Мелвилла " Билли Бадд" как поэтологическая рефлексия Культура народов Причерноморья |
| description |
К исходу XIX века повесть, ставшая наряду с романом центральным доминирующим жанром в американской литературе, благодаря усилиям ее классиков, в том числе и Г. Мелвилла1, под его пером стала саморефлексирующим жанром. Ее стремление стать универсальным художественным жанром, подобным роману, выражается в ней в преодолении своих границ, в сознании необходимости теоретически осмыслить свою природу, в способности стать открытой формой, вмещающей в себя рефлексию о себе самой. Теория жанра в ней предстает не как нечто абстрактно-самодовлеющее и привнесенное извне, но органично связанное с самим повествованием и как бы рождающееся из него. Это, разумеется, не системное изложение жанровой теории, но скорее свободная рефлексия в связи с самыми разными аспектами повествования, реплики автора-повествователя по разным поводам, связанным с рассказываемой историей. |
| format |
Article |
| author |
Князьков, С.Г. |
| author_facet |
Князьков, С.Г. |
| author_sort |
Князьков, С.Г. |
| title |
Повесть Германа Мелвилла " Билли Бадд" как поэтологическая рефлексия |
| title_short |
Повесть Германа Мелвилла " Билли Бадд" как поэтологическая рефлексия |
| title_full |
Повесть Германа Мелвилла " Билли Бадд" как поэтологическая рефлексия |
| title_fullStr |
Повесть Германа Мелвилла " Билли Бадд" как поэтологическая рефлексия |
| title_full_unstemmed |
Повесть Германа Мелвилла " Билли Бадд" как поэтологическая рефлексия |
| title_sort |
повесть германа мелвилла " билли бадд" как поэтологическая рефлексия |
| publisher |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
| publishDate |
1999 |
| topic_facet |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ |
| url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/94314 |
| citation_txt |
Повесть Германа Мелвилла " Билли Бадд" как поэтологическая рефлексия / С.Г. Князьков // Культура народов Причерноморья. — 1999. — № 9. — С. 132-134. — Бібліогр.: 13 назв. — рос. |
| series |
Культура народов Причерноморья |
| work_keys_str_mv |
AT knâzʹkovsg povestʹgermanamelvillabillibaddkakpoétologičeskaârefleksiâ |
| first_indexed |
2025-07-07T00:40:17Z |
| last_indexed |
2025-07-07T00:40:17Z |
| _version_ |
1836946626359328768 |
| fulltext |
Князьков С.Г.
ПОВЕСТЬ ГЕРМАНА МЕЛВИЛЛА «БИЛЛИ БАДД» КАК ПОЭТОЛОГИЧЕСКАЯ РЕФЛЕКСИЯ
К исходу XIX века повесть, ставшая наряду с романом центральным доминирующим жанром в американской
литературе, благодаря усилиям ее классиков, в том числе и Г. Мелвилла1, под его пером стала
саморефлексирующим жанром. Ее стремление стать универсальным художественным жанром, подобным роману,
выражается в ней в преодолении своих границ, в сознании необходимости теоретически осмыслить свою природу,
в способности стать открытой формой, вмещающей в себя рефлексию о себе самой. Теория жанра в ней предстает
не как нечто абстрактно-самодовлеющее и привнесенное извне, но органично связанное с самим повествованием и
как бы рождающееся из него. Это, разумеется, не системное изложение жанровой теории, но скорее свободная
рефлексия в связи с самыми разными аспектами повествования, реплики автора-повествователя по разным
поводам, связанным с рассказываемой историей.
Автор, создающий свое произведение, временами бросает взгляд со стороны на созидаемое им, давая ему
оценку, разъясняя читателю то, что необходимо разъяснить для аутентичного понимания его замысла и текста его
произведения. Собственно, вся история повествовательного искусства сопровождается рефлексией о нем самом.
Наиболее очевидна она в авторских предисловиях или послесловиях, но менее ощущается в самом тексте из-за ее
необособленности, особенно когда она лаконична, подчас заключена в одной фразе, как у Г. Мелвилла, миновать
которую так легко и просто. При пристальном внимании к ним рефлексии о поэтике жанра становятся для
исследователя находкой, ключом и инструментом познания сущностных констант художественного мышления
писателя.
Авторские отступления, в которые выливаются эти рефлексии, принадлежат, несомненно, к основным
элементам содержательной структуры произведения, являясь комментарием к нему. Выделение элементов
произведения, в которых автор дает свое истолкование их, отнюдь не является произвольным, поскольку автор сам
придает им особое значение, включая их в произведение, надеясь, что они помогут объяснить его читателям. В
авторских отступлениях видение писателя выражает его точку зрения на изображаемую действительность,
субъективный идейно-эмоциональный подход к ней.
Рефлексия сыграла огромную роль в художественном повествовании трех последних веков, что было выявлено
с большой точностью на примере жанра романа романа: «Рефлексия – это такая среда и стихия, в которой и
благодаря которой образ действительности в романе только и начинает существовать. Образ весь окружен и
пронизан рефлексией, и “прорыв в жизнь” есть результат “самокритики” жанра. В романе, который преодолевает
себя, осуществляя такой прорыв в жизнь, в романе всякая рефлексия, всякое “вмешательство” автора и всякая
излагаемая и применяемая им романная теория только усиливает зримость, ясность, сплошную цельность
складывающегося образа действительности. Эта общезначимая действительность требует активного авторского
слова. Взволнованный авторский голос лишь способствует объемности образа действительности»2.
Отметим, что Г. Мелвилл использует авторские отступления, этот структурный элемент повышенной важности,
в рамках повести, более узких, чем в романе, в пределах которого видеть их было привычнее еще со времен
Сервантеса, Филдинга и др. Если сравнить шедевры «малой» прозы писателя, с точки зрения присутствия в них
поэтологических рефлексий, то следует сказать, что в «Писце Бартлби» («Bartleby, The Scribener», 1853), где
повествование ведется от лица рассказчика, они вовсе отсутствуют, в «Бенито Серено» («Benito Cereno», 1855) они
есть, но в минимальных количествах, и наиболее полно в «Билле Бадде» («Billy Budd, Sailor», 1891). Читатель
последней повести включается в сам процесс рождения жанра, его оформления, с ним обсуждаются эти проблемы,
к нему апеллируют, его ободряют к тому, чтобы он составил собственное мнение о происходящем и явлении,
которое за ним встает.
Прежде чем обратиться к авторским отступлениям в повести “Билли Бадд”, упомянем о некоторых чертах Г.
Мелвилла как теоретика прозы. Он принадлежал к тем писателям, которые стремились проникнуть в содержание,
психологию и технологию писательского труда, затрагивали философские вопросы творчества, главным из
которых для него был вопрос о соотношении правды действительности и правды художественного вымысла.
Отстаивая свободу от жанровых ограничений, он выступал за “открытую форму” романа, “открытые концовки” в
нем3. Его сплав романа и эссе стоял у истоков той интеллектуализации прозы, которая стала особенно характерной
в XX веке для целого ряда выдающихся ее представителей.
Авторские отступления – их около десяти на примерно восьмидесяти страницах «Билли Бадда» – многообразны
по своей тематике. Речь в них идет о концепции героя и соотношении романтических и реалистичеких элементов
произведения, истории «внешней» и истории «внутренней», оценочности документального повествования,
основанного на фактах, о чтении, формировании литературного вкуса и мировоззрения, о «тайных глубинах»
«истинной натуры» человека, пораженного злом, и сложностях его изображения, о времени реальном и времени
художественном и т. д.
Обратимся к первому из таких отступлений. Нарисовав весьма привлекательный образ физически и
нравственно совершенного матроса, повествователь упоминает о свойственном ему изъяне – заикании и даже
утрате речи в моменты сильных волнений, что окажется роковым для него, как это будет показано впоследствии.
Следует комментарий: «The avowal of such an imperfection in thе Handsome Sailor should be evidence not alone that he
is not presented as a conventional hero, but also that the story in which he is the main figure is no romance»4.
(“Упоминание об этом недостатке Красавца Матроса показывает, что он не только не представлен здесь как
обычный герой романа, но что и история, в которой он играет главную роль, – отнюдь не романтический
вымысел”5.) Это замечание, сколь не просто оно на внешний вид, вводит читателя в диалектику литературного
процесса, приоткрывает завесу над авторским замыслом, разъясняя, чем является для автора герой, что весьма
существенно для понимания поэтики повести. В нем вскрыта взаимозависимость произведения, жанра и
направления. За этой простой фразой таится сложная система взаимоотношений литературных направлений и
индивидуального творчества писателя.
Повествователь освобождает произведение от привычных для читателя ассоциаций с традиционным, условным,
общепринятым героем (“conventional hero”) и жанром «romance» – романного и романтического повествования.
Полемичность этого высказывания проводит здесь линию раздела между такого рода литературой и стремящейся к
документальной достоверности исторической прозой, в центр которой поставлена трагическая судьба простого
человека. Приведенное выше определение – результат нахождения реального человека в человеке воображаемом.
Разумеется, это высказывание повествователя нельзя понимать без учета целостности произведения. О том, что мы
присутствуем при зарождении жанра документально-художественного повествования, в котором играют свою
значительную роль исторические факты, наряду с вымыслом, мы находим подтверждение в заключительной части
повести, где читаем: «Гармоничность частей, которой можно добиться, сочиняя романы, не столь легко
достигается в повествовании, чуждом выдумке и придерживающемся действительных фактов. Правду,
рассказанную без обиняков, нельзя округлить и уложить в рамки, а потому конец подобного повествования редко
обладает архитектурной законченностью сочиненной развязки»6.
Предложенное писателем понимание своего героя и жанра произведения в его соотнесенности с
господствовавшими в XIX веке направлениями романтизма и реализма, не может быть оставлено без внимания.
Там, где оно игнорируется, происходит, как всегда в подобных случаях, смещение акцентов в оценке
произведения. К примеру, авторитетный мелвилловед Ю.В. Ковалев считает, что «Билли Бадд» – «романтическая
повесть в “чистом” виде». «Билли – идеальный матрос. Он вполне годился бы на роль романтического героя, если
бы автор наделил его более высоким интеллектом и склонностью к философскому осмыслению жизни»7. Итак,
романтическая повесть в «чистом» виде, но без романтического героя? Или с романтическим героем, но начисто
лишенным интеллекта? Исследователь не замечает, что писатель, рисуя как будто бы идеального героя, снимает
эту «идеальность» рядом весьма жизненных примет, характерных для живого, а не книжного человека. Он
представляет идеальность своих героев в двойственном свете и в известной мере как бы аннигилирует эту
идеальность. Повторять клише романтического героя времен Байрона в конце 1880-х годов он не намерен, как и
рисовать своих героев в духе высокой трагедии классицизма, под которую его стилизуют: «Центральный конфликт
повести развивается на базе взаимоотношений трех персонажей, каждый из которых по-своему идеален и
классически прост. Билли – идеальный матрос. ‹…› Вир – идеальный капитан. ‹…› Клэггерт – «идеальный»
негодяй, доносчик, клеветник, провокатор и буквоед»8. Именно этот стереотип Г. Мелвилл решительно разрушает
в своей повести. Сложность вопроса в том, что перед нами не реалистическая повесть в «чистом» виде (если
воспользоваться термином Ю.В. Ковалева), но в сплаве ее с романтическими элементами. Это горькое и
благодарное прощание с романтизмом, желание расчета с ним и его невольная поэтизация. И все же не видеть черт
реализма в повести было бы неверным. Не увидел их и А. М. Зверев, которому «Билли Бадд» понадобился как
эффектное завершение эпохи американского романтизма к началу 1890-х годов9.
Характеризуя сферу интеллектуальных интересов капитана Вира, отдававшего все свое свободное время
чтению книг и размышлениям, повествователь искусно вносит в эту информацию свои представления о жанровой
ценности и иерархии в художественной прозе: «Литературный вкус, ценящий не мысли и сведения, но лишь их
оболочку, был ему чужд, и он предпочитал книги, которые всегда привлекают людей серьезного умственного
склада, притом деятельных и занимающих тот или иной высокий пост, то есть книги, трактующие о подлинных
событиях и людях всех веков, – исторические труды, биографии и произведения тех своеобразных писателей,
которые, подобно Монтеню, без притворства и оглядки на общепринятые мнения честно и здраво судят о том, что
есть на самом деле»10. Это место – манифест мелвилловского стиля, глубокий и тайный смысл его творчества,
который он открывает читателям своего произведения. Поразительно, что этот вкус к “non-fiction” сохраняется и
ценится на протяжении ряда веков – от М. Монтеня до наших дней, когда документально-художественная
литература приобрела невиданные масштабы и отмечена рядом серьезных достижений.
Из остальных рефлексий особого анализа требует размышление повествователя о необходимости «знания
человеческой натуры в большинстве ее разновидностей»11, которое по своей глубине сопоставимо с
произведениями Ф.М. Достоевского12.
И по сей день не существует единого мнения о повести «Билли Бадд» – о ней так же спорят, как и о «Моби
Дике». Отечественное литературоведение лишь приступает к осмыслению этого значительного произведения
американской литературы XIX века. Оно сопротивляется поверхностному или предвзятому прочтению.
«Считается, что «Билли Бадд» одно из самых “темных” сочинений Мелвилла»13, – пишет Ю.В. Ковалев. Однако
тексты открывают сами свои секреты и «тайны» – ответы на них заключены в них самих, в немалой мере – в
поэтологических рефлексиях автора, не замечать которые исследователь не вправе. Глубинная логика авторской
мысли от первой до последней строчки до сих пор не постигнута до конца. В понимании ее невозможно обойтись
без саморефлексии жанра, авторского комментария к произведению, лаконичного, органично сливающегося с
самим повествованием и оставляющего не меньшее, чем оно само, эстетическое наслаждение.
Литература
1 См.: Кумскова Е.И. Американская повесть XIX века: (эволюция жанра). Автореф. дис. … канд. филол. наук /
Моск. обл. пед. ин-т им. Н.К. Крупской. – М., 1988.- 24 с.; Fischer J. D. Inside narratives: Melville and the crisis of
originality. –Princeton University, 1985. – 293 p.; Casey C. “Billy Budd”: an inside symbolism. – University of Houston,
1988. – 126 p.; Hocks R. A. Melville and “The rise of realism”: The dilemma of history in “Billy Budd” // Amer. lit.
realism: 1870 – 1910.– Arlington, 1994 – Vol. 26. – № 2. – P. 60 – 81.
2 Михайлов А. В. Роман и стиль // Теория литературных стилей: Современные аспекты изучения. – М.: Наука,
1982. – С. 199.
3 Perosa S. American theories of the novel, 1793 – 1903. – New York; London: New York U. P., 1985. – 243 p.
4 Melville H. Pierre. Israel Potter. The Piazza Tales. The Confidence-Man. Uncollected Prose. Billy Budd, Sailor. –
New York: Literary Classics of the United States, Inc., 1984. – P. 1363.
5 Мелвилл Г. Собр. соч.: В 3 т. – Л.: Худож. лит., 1988. – Т. 3. – С. 318.
6 Там же. С. 386.
7 Ковалeв Ю.В. Послесловие // Мелвилл Г. Собр. соч. – Т. 3. – С. 448.
8 Там же.
9 Зверев А. М. Литература США // История всемирной литератури: В 9 т. – М.: Наука, 1991. – С. 549. «Изданная
в 1890 г. небольшая книжка Дикинсон и появившийся год спустя «Билли Бадд» Мелвилла подвели итог
романтической эпохе, став ее достойным – и уже окончательным – завершением». Вряд ли это так: посмертно
изданная книга Э. Дикинсон была отрицательно оценена немногими критиками, повесть же Г. Мелвилла впервые
увидела свет в 1921 году – открытие этих двух великих писателей приходится на это время – пору «поэтического
Ренессанса».
10 Мелвилл Г. Собр. соч. – Т. 3. – С. 326.
11 Там же. С. 338.
12 См.: Ruttenburg N. Melville and Dostoevsky: theoritist of the lie. – Stanford Univ., 1988. – 295 p. В работе
сопоставляются “Билли Бадд” и “Записки из Мертвого дома”. Исследование феномена лжи осуществляется на
основе семиотической, культурно-исторической методологии.
13 Мелвилл Г. Собр. соч. – Т. 3. – С. 448.
Литература
|