Ритмические особенности диалога в драматургии А.П. Чехова
Мало кто из исследователей чеховской драмы не обращал внимания на особую роль паузы в ее поэтике. Обилием пауз чаще всего объясняется исключительная музыкальность чеховского диалога. Однако Чехов, как известно, не разделял увлечения элегическим стилем Художественного театра. "<…> Сгубил м...
Збережено в:
Дата: | 1999 |
---|---|
Автор: | |
Формат: | Стаття |
Мова: | Russian |
Опубліковано: |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України
1999
|
Назва видання: | Культура народов Причерноморья |
Теми: | |
Онлайн доступ: | http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/94525 |
Теги: |
Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
|
Назва журналу: | Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
Цитувати: | Ритмические особенности диалога в драматургии А.П. Чехова / Л.М. Борисова // Культура народов Причерноморья. — 1999. — № 11. — С. 107-110. — Бібліогр.: 15 назв. — рос. |
Репозитарії
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraineid |
irk-123456789-94525 |
---|---|
record_format |
dspace |
spelling |
irk-123456789-945252016-02-12T03:03:32Z Ритмические особенности диалога в драматургии А.П. Чехова Борисова, Л.М. Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Мало кто из исследователей чеховской драмы не обращал внимания на особую роль паузы в ее поэтике. Обилием пауз чаще всего объясняется исключительная музыкальность чеховского диалога. Однако Чехов, как известно, не разделял увлечения элегическим стилем Художественного театра. "<…> Сгубил мне пьесу Станиславский", - писал он о "Вишневом саде" в связи с тем, что четвертое действие вместо максимум двенадцати минут продолжалось на сцене минут сорок. Такая категоричность в оценке, конечно, продиктована не только физическим состоянием больного, слабеющего автора, как иногда представляют дело театроведы. Затянутость мхатовских спектаклей раздражала Чехова и раньше. О.Л. Книппер-Чехова вспоминала, как во время одного из представлений "Чайки" он с часами в руках вышел на сцену и фактически прервал спектакль, решительно попросив закончить пьесу третьим актом. "Он был со многим не согласен, главное с темпом <…>". 1999 Article Ритмические особенности диалога в драматургии А.П. Чехова / Л.М. Борисова // Культура народов Причерноморья. — 1999. — № 11. — С. 107-110. — Бібліогр.: 15 назв. — рос. 1562-0808 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/94525 ru Культура народов Причерноморья Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
institution |
Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine |
collection |
DSpace DC |
language |
Russian |
topic |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ |
spellingShingle |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ Борисова, Л.М. Ритмические особенности диалога в драматургии А.П. Чехова Культура народов Причерноморья |
description |
Мало кто из исследователей чеховской драмы не обращал внимания на особую роль паузы в ее поэтике. Обилием пауз чаще всего объясняется исключительная музыкальность чеховского диалога. Однако Чехов, как известно, не разделял увлечения элегическим стилем Художественного театра. "<…> Сгубил мне пьесу Станиславский", - писал он о "Вишневом саде" в связи с тем, что четвертое действие вместо максимум двенадцати минут продолжалось на сцене минут сорок. Такая категоричность в оценке, конечно, продиктована не только физическим состоянием больного, слабеющего автора, как иногда представляют дело театроведы. Затянутость мхатовских спектаклей раздражала Чехова и раньше. О.Л. Книппер-Чехова вспоминала, как во время одного из представлений "Чайки" он с часами в руках вышел на сцену и фактически прервал спектакль, решительно попросив закончить пьесу третьим актом. "Он был со многим не согласен, главное с темпом <…>". |
format |
Article |
author |
Борисова, Л.М. |
author_facet |
Борисова, Л.М. |
author_sort |
Борисова, Л.М. |
title |
Ритмические особенности диалога в драматургии А.П. Чехова |
title_short |
Ритмические особенности диалога в драматургии А.П. Чехова |
title_full |
Ритмические особенности диалога в драматургии А.П. Чехова |
title_fullStr |
Ритмические особенности диалога в драматургии А.П. Чехова |
title_full_unstemmed |
Ритмические особенности диалога в драматургии А.П. Чехова |
title_sort |
ритмические особенности диалога в драматургии а.п. чехова |
publisher |
Кримський науковий центр НАН України і МОН України |
publishDate |
1999 |
topic_facet |
Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ |
url |
http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/94525 |
citation_txt |
Ритмические особенности диалога в драматургии А.П. Чехова / Л.М. Борисова // Культура народов Причерноморья. — 1999. — № 11. — С. 107-110. — Бібліогр.: 15 назв. — рос. |
series |
Культура народов Причерноморья |
work_keys_str_mv |
AT borisovalm ritmičeskieosobennostidialogavdramaturgiiapčehova |
first_indexed |
2025-07-07T00:59:48Z |
last_indexed |
2025-07-07T00:59:48Z |
_version_ |
1836947854264893440 |
fulltext |
Борисова Л.М.
РИТМИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ ДИАЛОГА В ДРАМАТУРГИИ А.П. ЧЕХОВА
Мало кто из исследователей чеховской драмы не обращал внимания на особую роль паузы в ее
поэтике. Обилием пауз чаще всего объясняется исключительная музыкальность чеховского диалога.
Однако Чехов, как известно, не разделял увлечения элегическим стилем Художественного театра.
"<…> Сгубил мне пьесу Станиславский"1, - писал он о "Вишневом саде" в связи с тем, что четвертое
действие вместо максимум двенадцати минут продолжалось на сцене минут сорок. Такая
категоричность в оценке, конечно, продиктована не только физическим состоянием больного,
слабеющего автора, как иногда представляют дело театроведы. Затянутость мхатовских спектаклей
раздражала Чехова и раньше. О.Л. Книппер-Чехова вспоминала, как во время одного из
представлений "Чайки" он с часами в руках вышел на сцену и фактически прервал спектакль,
решительно попросив закончить пьесу третьим актом. "Он был со многим не согласен, главное с
темпом <…>"2
Ритмическое своеобразие диалога у Чехова не сводится к паузам, и не все паузы у него
подходят под определение "в раздумье". В последнем действии "Вишневого сада" таких
вообще нет. Две паузы здесь равнозначны односложным ответам:
"Лопахин. <…> Пожалуйста, покорнейше прошу! По стаканчику на прощанье...
Пожалуйте!
Пауза.
Что ж, господа! Не желаете? ... Ну, и я пить не стану" (С, XIII, c.242);
"Варя, сидя на полу, положив голову на узел с платьем, тихо рыдает. Отворяется дверь,
осторожно входит Любовь Андреевна.
Любовь Андреевна. Что?
Пауза.
Надо ехать" (С, XIII, c.251).
Неудавшееся объяснение Вари и Лопахина пестрит паузами, но участники сцены
всячески стараются свести их на нет, так что весь диалог, цель которого - замаскировать
неловкость, начинает тяготеть к "случайному", беспаузному: "Вы куда теперь?" - "К
Рагулиным... Где же это... Или, может, я в сундук уложила..." "А я в Харьков уезжаю... В
прошлом году об эту пору уже снег шел, а теперь тихо..."
Единственная пауза, близкая к ремарке "подумав", разбивает в четвертом акте реплику
Трофимова: “Дойду. Пауза. Дойду, или укажу другим путь, как дойти”. Но и это раздумье
не из долгих.
В драматургии Чехова наряду с “зонами молчания” есть и антиподы пауз. И те, и
другие связаны с действием второго плана и нередко выполняют одинаковые функции, в
то же время ярко различаясь между собой стилистически. С паузами у Чехова
соседствуют многоточия, исследователи считают нужным не смешивать их. "Многоточие,
- пишет Л.С. Левитан, – всегда говорит о конкретных причинах прерывистой речи" (как
то: бессвязность речи у Фирса, сонливость у Пищика, одышка у Сорина, волнение у
Раневской и т.д.) и не имеет подтекстового характера3. Заметим к тому же, что
многоточия, ритмически порой повторяющие рисунок пауз, отличаются от них и
длительностью молчания. (Ср.: "Всегда я уезжал отсюда с удовольствием... Ну, а теперь я
в отставке, деваться некуда, в конце концов. Хочешь - не хочешь, живи..." – задыхается
Сорин. "(После паузы) Ну, живи тут, не скучай, не простуживайся. Наблюдай за сыном.
Береги его. Наставляй. Пауза. Вот уеду, так и не буду знать, отчего стрелялся Константин.
<…> Поступить бы ему на службу, что ли..." – размышляет Аркадина.) Все это
необходимо принимать во внимание при анализе чеховского диалога, чтобы “музыка” не
получилась монотонной.
Паузы хорошо "прослушиваются". Их мысленное содержание по существу тут же
озвучивается, отсюда и впечатление импровизируемого диалога. Слова у Чехова если и не
до конца раскрывают мысли, то по крайней мере подсказывают их направление:
"Пауза.
Анна Петровна. <…> Доктор, у вас есть отец и мать?" (С XII, c.20).
Часто пауза как бы перерастает свои структурно-смысловые границы, вбирает в себя
значительную часть последующей реплики. В этом отношении особенно характерен
пример из первого действия "Дяди Вани":
"Пауза.
Елена Андреевна. У этого доктора утомленное, нервное лицо. Интересное лицо. Соне,
очевидно, он нравится, она влюблена в него, и я ее понимаю. При мне он был здесь уже
три раза, но я застенчива и ни разу не поговорила с ним как следует, не обласкала его. Он
подумал, что я зла. Вероятно, Иван Петрович, оттого мы с вами такие друзья, что оба мы
нудные, скучные люди!” (C, XIII, с.74).
До обращения к Войницкому это типичная внутренняя речь, обращение - граница,
отделяющая то, что думается про себя, от того, что говорится вслух. Пауза в начале
монолога часто служит у Чехова указанием на условно произносимое. В третьем действии
драмы те же самые мысли Елены ("Я понимаю эту бедную девочку... Поддаться обаянию
такого человека, забыться... Но я труслива, застенчива...") отмечены ремаркой "одна". В
противоположность ремарке "молчание", у Чехова это своего рода знак слышимой
тишины. Он прибегает к нему с исключительным постоянством: "один" предается
воспоминаниям Войницкий: "Десять лет назад я встречал ее у покойной сестры..."; "одна"
дает своим чувствам волю Соня: "О, как это ужасно, что я некрасива!.."; "В Москву! В
Москву! В Москву!" - "оставшись одна, тоскует" Ирина. Эти “один”, “одна”, а также “про
себя” порой отдают откровенной театральной архаикой, в них бывает явственно
различима интонация “апарте”:
"Дорн (один). Не знаю, быть может, я ничего не понимаю или сошел с ума, но пьеса
мне понравилась. <...> Вот, кажется, он идет. Мне хочется наговорить ему побольше
приятного" (C, XIII, с.18);
"Аркадина (про себя). Теперь он мой. (Развязно, как ни в чем не бывало.) Впрочем, если
хочешь, можешь остаться..." (C, XIII, с.42).
Считается, что драме не очень доступен "поток сознания". "Сложные и разноплановые,
не обладающие определенностью переживания доступны в полной мере только эпической
форме - внутреннему монологу с сопровождающими его авторскими характеристиками"4.
У Чехова подтекст компенсирует толщу авторского комментария, драматургическая
условность у него максимально сближается с романной.
Среди важнейших функций паузы С.Д. Балухатый выделял смену темы. Подобные
паузы, как показывает его анализ, у Чехова встречаются особенно часто5. Но "перерыв в
говорении" в драматическом диалоге - знак необязательный, произвольный6. Столь
элементарное правило не заслуживало бы упоминания, если бы Чехов в значительной
мере не опроверг его. Пауза с такой регулярностью появляется у него на стыке тем, что
отсутствие ее в нужный момент становится ощутимым. Причем антипауза оказывается тут
не менее, если не более выразительной. Может быть, потому, что чаще всего объединяет в
себе сразу две функции паузы - указывает на смену темы и одновременно служит знаком
"напрягаемой эмоции" (Д.С.Балухатый). Добавим: эмоции, выходящей из-под контроля
сознания.
В первом действии "Чайки" после неудачного представления пьесы Треплева Аркадина
вспоминает, какая веселая жизнь кипела раньше на берегу озера, и внезапно перебивает
себя: "Однако меня начинает мучить совесть. За что я обидела моего бедного мальчика?.."
В третьем действии "Трех сестер" Ирина осуждает брата: "Как измельчал наш
Андрей!..", а уже в следующую минуту бьется в истерике: "О, ужасно, ужасно, ужасно! ...
Не могу переносить больше!.." Но ужасно, конечно, не то, что Андрей в такое
неподходящее время - все побежали на пожар - играет на скрипке, а ее, Ирины,
собственное прозябание в провинции. Такая же беспаузность при еще большей
бессвязности отличает последний монолог Нины Заречной.
Другой пример - Ирина решает выйти замуж за Тузенбаха, как она говорит об этом?
"...Я уважаю, я ценю барона, он прекрасный человек, я выйду за него, согласна, только
поедем в Москву! Умоляю тебя, поедем! Лучше Москвы нет ничего на свете! Поедем,
Оля! Поедем!" Разбей эту реплику пауза, две ее части оказались бы равнозначимыми,
тогда как для Ирины по-настоящему важно одно: "В Москву!"
Речь Андрея в том же третьем действии "Трех сестер" разделена паузами и чеканными
"профессорскими" "во-первых", "во-вторых": "Наташа прекрасный, честный человек... Я
член земской управы и горжусь этим..." (В свое время А. Штендер-Петерсен писал, что у
Чехова речевое действие развивается от паузы к паузе, как от посылки к заключению, и
уподоблял паузы знаку параграфа7. Вряд ли чеховским героям в быту свойственна какая-
то особая дисциплина мысли, но в данном случае сравнение пауз с параграфами вполне
себя оправдывает.) В паузах герой ищет себе оправдания, но находить их становится все
труднее, и под конец он просто замолкает, а после этой, самой долгой паузы добавляет:
"Когда я женился, я думал, что мы будем счастливы... все счастливы... Но боже мой…
(Плачет.) Милые мои сестры, дорогие сестры, не верьте мне, не верьте..." Но было бы
ошибкой, если бы актер и тут стал держать паузу. Ремарка "плачет" в данном случае
указывает на совмещение двух действий, означает, скорее: "говорит, плача". Над
последним признанием Андрею не приходится думать, он наконец произносит то, что и
ему, и сестрам известно с самого начала.
Паузы, озвучиваясь, замедляют действие, при этом внутренняя речь героя фактически
беспрепятственно становится темой его высказывания. Но сама структура фразы с
антипаузой не позволяет замедлить действие: развернутой теме у Чехова, как правило,
противостоит предельно лаконичная антитема. Исключение - монолог Ирины: "Я выйду за
барона... Только поедем, поедем, поедем в Москву..." Однако и в этом случае энергия
высказывания не ослабевает, а нагнетается многочисленными повторами. Антипаузы - это
отражение внутренней борьбы, момент, когда долго подавляемая внутренняя тема
наконец вытесняет необязательную, случайную внешнюю тему.
Иногда антипауза маскируется у Чехова под паузу:
"Астров. <…> Я никого не люблю и ... уже не полюблю. Что меня еще захватывает, так
это красота <…> Мне кажется, что если бы вот Елена Андреевна захотела, то могла бы
вскружить мне голову в один день... Но ведь это не любовь, не привязанность...
(Закрывает рукой глаза и вздрагивает.)
Соня. Что с вами?
Астров. Так... В Великом посту у меня больной умер под хлороформом" (C, XIII, с.85).
Судорога, перебивающая речь Астрова, не прерывает действия, а как "перерыв в
говорении" непреднамеренна. Это именно антипауза, так связывающая две разные темы,
что из-за случайной первой проступает вытесненная в подсознание, по-настоящему
важная вторая.
Антипауза обладает способностью не только "упорядочивать" высказывание, заслоняя
в нем важное неважным, но и уравновешивать все - сокровенное, случайное. Как,
например, в сцене из первого действия "Вишневого сада", когда на вопрос Ани о
Лопахине Варя отвечает: "Я так думаю, ничего у нас не выйдет. У него дела много, ему не
до меня... и внимания не обращает. Бог с ним совсем, тяжело мне его видеть... Все говорят
о нашей свадьбе, все поздравляют, а на самом деле ничего нет, все как сон... (Другим
тоном.) У тебя брошка вроде как пчелка" (C, XIII, с.201). (Изменение интонации
одновременно со сменой темы - устойчивый признак антипаузы).
В драмах Чехова много скрытого драматизма: "Люди, которые давно носят в себе горе
и привыкли к нему, только посвистывают и задумываются часто" (П, IX, c.173). "В
раздумье", "задумчиво" у Чехова, как уже сказано, - варианты ремарки "пауза". Но то, как
легко, без всякого перехода, переключается Варя с одной темы на другую (что очень
важно, заведомо неравноценную), тоже выдает привычную, застарелую душевную боль.
Унылому драматизму повседневности Чехов предпочитает трагикомедию.
По тому же принципу строится диалог героев в третьем действии "Иванова". Бросив в
пылу любовного объяснения: "Утомительно с тобою говорить", Саша, как указано в
ремарке, смотрит на картину: "Как хорошо собака нарисована! Это с натуры?" Пауза
перед этой фразой сделала бы ее похожей на астровскую "жару в Африке", а героиню
соответственно - искушеннее, чем она есть. Астров и об отъезде Елены говорит, как о
жаре в Африке, с той же тягучей, "ленивой" интонацией: "А то остались бы… Завтра в
лесничестве…"; "А, должно быть, в этой самой Африке теперь жарища!.." Но в том, что
Саша вдруг заинтересовалась картиной, сказывается только ее непосредственность,
незрелость - Иванов с улыбкой наблюдает "спасительницу": "Смешная".
В Художественном театре умели держать паузу (при этом к отмеченным автором
Станиславский еще добавлял изрядное количество пауз от себя), но редко замечали
антипаузу. Непроизвольное признание Астрова, к примеру, режиссер привычно обставил
паузами. "...Если бы вот Елена Андреевна захотела, то могла бы вскружить мне голову в
один день..." - дальше у Станиславского следует пауза: "Астров заковырял спинку стула.
Лицо становится мрачнее"8. На вопрос Сони Астров не сразу отвечает: "Так..." - здесь в
"режиссерской партитуре" отмечена еще одна пауза, а уже после нее идет: "В Великом
посту у меня больной умер под хлороформом". " В финальной реплике Дорна у Чехова
также нет паузы, есть лишь характерное понижение тона: "Дорн (перелистывая журнал,
Тригорину). Тут месяца два назад была напечатана одна статья... письмо из Америки, и я
хотел вас спросить, между прочим... (берет Тригорина за талию и отводит к рампе)... Так
как я очень интересуюсь этим вопросом... (Тоном ниже, вполголоса). Уведите отсюда
куда-нибудь Ирину Николаевну. Дело в том, что Константин Гаврилович застрелился..."
(C, XIII, с.60). У Станиславского на месте этого тематического разлома появляется малая
пауза, она нужна ему, "чтобы потомить публику"9. Дорн должен был выразительно
взглянуть на Аркадину и только после этого закончить фразу. Несмотря на признанную
"литературность" чеховских спектаклей МХТ, в них, судя по "режиссерским партитурам",
многое было продиктовано и соображениями театральной эффектности.
Пауза у Станиславского "никогда не означает полного отсутствия сценического
действия: это лишь особая его форма, обычно заполняемая другими сценическими
элементами - жестом, мимикой, движением, бытовым или музыкальным звучанием"10. По
Станиславскому, Аркадина в третьем действии ведет с Сориным разговор о сыне в
обстановке, не очень располагающей к раздумью - за едой, позвякивая приборами11. В
таком случае из паузы неизбежно уходит молчание - исключительно важная
характеристика чеховского диалога.
Каждая реплика у Чехова окутана молчанием, даже если герои на сцене думают вслух.
И молчание становится непроницаемым, когда они бормочут что-то бессвязное ("Дуплет в
угол... Круазе в середину" - Гаев произносит "в глубоком раздумье"), напевают,
насвистывают, играют меланхолический вальс, наконец, просто замолкают. В первом
действии "Трех сестер" молчит не только Маша, но и Ирина. "О чем вы думаете?" -
трижды на протяжении короткой сцены спрашивает ее Тузенбах. В "Чайке" после
представления пьесы Треплева из общего разговора надолго выключается Дорн. В первом
действии "Дяди Вани" за чаем молчит Елена Андреевна. "Хандрит, молчит, ничего не
делает" Иванов. "Зачем так много говорить?" - укоряет брата Раневская. "...Боюсь
серьезных разговоров. Лучше помолчим"!" - предлагает Трофимов. А Серебряков в
"Лешем", наоборот, боится молчания: "Не будем, господа, молчать, будем говорить". В
том же "Лешем" все надолго замолкают при виде зарева над лесом. В "Иванове"
продолжительное молчание воцаряется среди гостей Лебедевых за карточным столом.
Глубокой общей паузой "Тихий ангел пролетел" - завершаются театральные
воспоминания Шамраева. Чеховские герои любят помолчать не меньше, чем
пофилософствовать. Сам характер их бесед позволяет при желании легко уклониться в
молчание. У символистов, с которыми часто сравнивают Чехова, "слушание - было
активным"12, у автора "Чайки" оно бывает таким далеко не всегда. Правда, в "Дяде Ване"
Соня помнит каждое слово вдохновенной астровской лекции о лесах. Астров не Шамраев,
но и его не все слушают так внимательно: "Я по лицу вижу, что это вам неинтересно" - -
"Откровенно говоря, мысли мои не тем заняты".
Чем заняты мысли, сказать в таких случаях трудно. У Чехова и в прозе за указанием
"молчали" далеко не всегда следует "он подумал". Молчание у него таинственно, как сама
судьба. Так молчат Беликов, герои рассказа "О любви", землемер в рассказе "По делам
службы" ("...Ходит и все в землю глядит, глядит и молчит... А теперь, видишь, руки на
себя наложил"), "несчастные" в "Крыжовнике" ("Без этого молчания счастье было бы
невозможно").
Наиболее конкретные причины молчания одновременно оказываются и самыми
общими, ничего не объясняющими: "...молчали, точно сердились друг на друга"
("Крыжовник"); "...продолжали есть молча, как незнакомые..." ("Дама с собачкой"); "...он
чувствовал раздражение, волновался, но молчал..." ("Ионыч"). В последнем действии
"Чайки" в ответ на просьбу Полины Андреевны приласкать Машу так молча встает из-за
стола и уходит Треплев. Но даже элементарное, на первый взгляд, молчание Полины
Андреевны, когда она "подходит к письменному столу и, облокотившись, смотрит в
рукопись", не очень ясно в своей последней глубине. После указанной ремарки у Чехова
идет пауза. Но "перерыва в говорении" тут нет, поскольку никакого разговора перед тем
не было. Паузой здесь обозначено молчание, а свое молчание герои и сами затрудняются
объяснить, каждый из них сам для себя загадка: "...Я не понимаю, что делается с моею
душой...", "Что же со мною?.. Не понимаю, не понимаю, не понимаю! Просто хоть пулю в
лоб!..", "Ну, зачем я это говорю? Привязалась ко мне эта фраза с самого утра...", "Почему
это слово у меня в голове?" У Ирины это и "Николай Львович, не говорите мне о любви",
и "работать нужно, работать", и еще что-то сверх того, что выражается только слезами, то
есть уже на чисто эмоциональном уровне. В молчании Полины Андреевны может
скрываться и простодушная материнская молитва, и непомерное для этой женщины
интеллектуальное усилие.
Исследователи иногда берутся за расшифровку молчания. Почему, в самом деле,
“приязалась” к Маше фраза про лукоморье? Н.Я. Берковский считал, что это связано с
профессией Кулыгина: "Пушкинская цитата есть также и школьная цитата, она
направляет мысль к гимназии, гимназической хрестоматии, куда непременно входили
стихи о лукоморье для заучивания наизусть. По обстоятельствам быта гимназия мужа
стоит сейчас ближе к Маше, нежели все военное и воинское, с чем связывал ее покойный
отец, генерал Прозоров. Поэтому в рукописи Чехова победоносную реляцию Суворова
вытеснили строки о лукоморье..."13. У Чехова, однако, легче догадываться об ассоциациях
автора, чем героев. Пушкинская цитата связывает "Три сестры" с "Лешим", где Федор
Орловский восхищается пейзажем в имении Хрущова: "Тут чудеса, тут леший бродит,
русалка на ветвях сидит..." "Лукоморье", безусловно, часть той чудесной страны, где люди
красивы, где процветают науки и искусства, а отношения к женщине полны изящного
благородства. О ней мечтает у Чехова сначала Хрущов, потом Астров, под названием
"Москвы" она фигурирует в "Трех сестрах". Но неизвестно, из каких тайников
подсознания вырвалось на свет Машино "лукоморье". "О чем она думает, когда молчит?" -
допытывался В.И. Немирович-Данченко у исполнительницы роли Маши А.К. Тарасовой. -
"У лукоморья дуб зеленый" - это, в сущности, "молчит"14.
В отличие от пауз, чеховское молчание непроницаемо. Для его характеристики не
очень подходит и выражение "ничто"15, поскольку слишком определенно указывает на
традиции апофатического богословия. У Чехова такой определенности нет, хотя какие-то
параллели в этом случае, возможно, и не останутся безрезультатными. Молчание -
последний уровень чеховского подтекста. Оно вбирает в себя содержание пауз и антипауз
(антипауза часто есть ничто иное, как неудавшаяся попытка промолчать), но не
исчерпывается этим. Различаясь стилистически, паузы и антипаузы опрозрачнивают
второй план действия. Подтекст молчания остается у Чехова загадкой.
1 Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем:. В 30 т. Письма: В 12 т. - Т.12.- М., 1982.-С.74. Далее все цитаты
приводятся по этому изданию: С – сочинения, П – письма, с указанием тома и страницы в тексте.
2 Книппер-Чехова О.Л. О А.П. Чехове // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. - М., 1986. -С.620.
3 Левитан Л.С.Многоплановость сюжета пьесы А.П.Чехова “Вишневый сад” // Сюжетосложение в
русской литературе. – Даугавпилс, 1980. – С.133.
4 Хализев В.Е. Драма как род литературы. – М., 1986. – С.112.
5 Балухатый С. Проблемы драматургического анализа. Чехов. – Л., 1927. – С.46, 80-81, 97, 99, 138, 156.
6 Ср.: “Тригорин. <…> Вы так искренно играли. И декорация была прекрасная. Пауза. Должно быть, в
этом озере много рыбы” (С, XIII, с.16); “Ольга. За ужином будет жареная индейка и сладкий пирог с
яблоками. Слава богу, сегодня целый день я дома, вечером – дома…” (С, XIII, с.136).
7 Stender-Petersen Ad. Zur Technik der Pause bei Čechov // A. Čechov. 1860-1960. – Leiden, 1960.- S.189.
8 Режиссерские экземпляры К.С. Станиславского. 1898-1930. “Дядя Ваня” А.П. Чехова. – М.- СПб.,
1994. – С.55.
9 Режиссерские экземпляры К.С. Станиславского. 1898-1930: В 6 т.- Т.2. 1898-1901. “Чайка” А.П.
Чехова. – М., 1979, - С.167.
10 Балухатый С. “Чайка” в Московском Художественном театре // “Чайка” в постановке Московского
Художественного театра: Режиссерская партитура К.С.Станиславского. – Л.-М., 1938. – С.97.
11Режиссерскиеэксземпляры К.С.Станиславского… “Чайка” А.П.Чехова. – С.113.
12 Белый Андрей. Собр. соч.: Воспоминания о Блоке. – М., 1995. – С.62.
13 Берковский Н.Я. Литература и театр: Статьи разных лет. – М., 1969. – С.173.
14 Вл.И. Немирович-Данченко ведет репетицию: “Три сестры” А.П.Чехова в постановке МХАТ 1940
года. – М., 1965. – С.193.
15 Gräfin v.Brühl Ch. Die ninverbalen Ausdruksmittel in Anton Čechovs Bühnenwerk. - Frankfurt a/ Main,
1996. - S.44.
|