Дискуссия о советизации казахского аула 1946–47 годов

У статті розглядається дискусія про радянізацію казахського аулу, що відбулася у 1946–1947 рр. між А.П. Кучкіним та казахськими істориками. На нових архівних документах аналізуються позиції сторін, показується ідеологічний контекст дискусії....

Повний опис

Збережено в:

Бібліографічні деталі
Дата:	2014
Автор:	Тихонов, В.
Формат:	Стаття
Мова:	Russian
Опубліковано:	Інститут історії України НАН України 2014
Назва видання:	Історіографічні дослідження в Україні
Теми:	Історія історичної науки
Онлайн доступ:	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/95311
Теги:	Додати тег Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
Назва журналу:	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Цитувати:	Дискуссия о советизации казахского аула 1946–47 годов / В. Тихонов // Історіографічні дослідження в Україні: Зб. наук. пр. — 2014. — Вип. 24. — С. 267-279. — Бібліогр.: 43 назв. — рос.

Репозитарії

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine

id	irk-123456789-95311
record_format	dspace
spelling	irk-123456789-953112016-02-22T03:02:11Z Дискуссия о советизации казахского аула 1946–47 годов Тихонов, В. Історія історичної науки У статті розглядається дискусія про радянізацію казахського аулу, що відбулася у 1946–1947 рр. між А.П. Кучкіним та казахськими істориками. На нових архівних документах аналізуються позиції сторін, показується ідеологічний контекст дискусії. The article considers the discussion on the Sovietization of Kazakh aul, held in 1946–1947’s. between A.P. Kuchkin and Kazakh historians. The positions of the parties were analyzed on new archival documents the positions. The ideological context of the discussion has shown. 2014 Article Дискуссия о советизации казахского аула 1946–47 годов / В. Тихонов // Історіографічні дослідження в Україні: Зб. наук. пр. — 2014. — Вип. 24. — С. 267-279. — Бібліогр.: 43 назв. — рос. XXXX-0023 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/95311 903. 93 ru Історіографічні дослідження в Україні Інститут історії України НАН України
institution	Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection	DSpace DC
language	Russian
topic	Історія історичної науки Історія історичної науки
spellingShingle	Історія історичної науки Історія історичної науки Тихонов, В. Дискуссия о советизации казахского аула 1946–47 годов Історіографічні дослідження в Україні
description	У статті розглядається дискусія про радянізацію казахського аулу, що відбулася у 1946–1947 рр. між А.П. Кучкіним та казахськими істориками. На нових архівних документах аналізуються позиції сторін, показується ідеологічний контекст дискусії.
format	Article
author	Тихонов, В.
author_facet	Тихонов, В.
author_sort	Тихонов, В.
title	Дискуссия о советизации казахского аула 1946–47 годов
title_short	Дискуссия о советизации казахского аула 1946–47 годов
title_full	Дискуссия о советизации казахского аула 1946–47 годов
title_fullStr	Дискуссия о советизации казахского аула 1946–47 годов
title_full_unstemmed	Дискуссия о советизации казахского аула 1946–47 годов
title_sort	дискуссия о советизации казахского аула 1946–47 годов
publisher	Інститут історії України НАН України
publishDate	2014
topic_facet	Історія історичної науки
url	http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/95311
citation_txt	Дискуссия о советизации казахского аула 1946–47 годов / В. Тихонов // Історіографічні дослідження в Україні: Зб. наук. пр. — 2014. — Вип. 24. — С. 267-279. — Бібліогр.: 43 назв. — рос.
series	Історіографічні дослідження в Україні
work_keys_str_mv	AT tihonovv diskussiâosovetizaciikazahskogoaula194647godov
first_indexed	2025-07-07T02:06:25Z
last_indexed	2025-07-07T02:06:25Z
_version_	1836952045187235840
fulltext	267 УДК 903. 93 Виталий Тихонов ДИСКУССИЯ О СОВЕТИЗАЦИИ КАЗАХСКОГО АУЛА 1946–47 годов ∗ Национальная история Казахстана в 1940-е гг. оказалась в центре внимания как историков, так и идеологов. В значи- тельной степени она стала индикатором состояния изучения прошлого национальных республик. Несколько подзабытой стра- ницей советской историографии стала дискуссия, прошедшая в 1946–1948 гг., о советизации казахского аула в 1920-е гг.1 В ней, как в зеркале, отразилось состояние исторической науки того времени, в которой тесно переплетались советская идеологи- ческая культура, столкновение карьерных и творческих амби- ций, причем не только историков, но и местной партийной элиты. Поводом для полемики стала статья известного историка Андрея Павловича Кучкина2 «Советизация казахского аула (1926–1929)», опубликованная в журнале «Вопросы истории» (1946. № 10). Работа была написана на злободневную тему и не все члены редколлегии считали нужным ее публиковать. Один из них, И.И. Минц, уже в ходе последующей дискуссии при- знавал, что «был в числе тех товарищей, которые настаивали на помещении статьи т. Кучкина в журнале, − были товарищи, которые с этим не соглашались»3. Очевидно, редколлегия по- нимала, что публикация может вызвать серьезный резонанс, в том числе и негативный. В этой статье Кучкин, показывая процесс утверждения совет- ской власти в казахском ауле, доказывал, что аул вплоть до 1929 г., несмотря на приход советской власти, оставался под —————— ∗ Работа подготовлена при финансовой поддержке гранта Прези- дента РФ для молодых ученых (проект № МК-2627.2013.6). 268 контролем местных баев, выбранных в местные советы их односельчанами. Кучкин подчеркивал отсталость сельского населения среднеазиатских «братских республик» по сравнению с русскими и украинскими деревнями. Статья, как и положено, заканчивалась на мажорной ноте: «Казахский народ при без- заветной братской помощи великого русского народа и под руководством партии большевиков, под руководством великого Сталина перешагивал через самую мучительную ступень об- щественного развития – через капитализм – и из полупатри- архальщины и полуфеодализма вступал в социалистическое общество»4. Несмотря на это, концепция автора показывала всю сложность утверждения большевизма в Средней Азии и ставил под сомнение синхронность развития советской власти в Казах- стане и РСФСР. Это задевало местную научную и партийную элиту, которая стремилась максимально продемонстрировать свою эффективность в деле укрепления власти партии. Нару- шало это и советский историографический канон, по которому советы – это орудие большевизма. Отнюдь не удивительно, что статья вызвала резкую критику представителей Казахстана. Так, на первой научной сессии Института истории Казахской АН, прошедшей в июне 1947 г. в Алма-Ата, с докладом, направ- ленным против Кучкина, выступил казахский историк А.Б. Тур- сунбаев5. Вскоре в редакцию журнала «Вопросы истории» поступила разгромная рецензия на статью А.П. Кучкина Жемчуева (инициалы неизвестны) «К вопросу советизации казахского аула (1926–1929 гг.) (О статье тов. Кучкина)». Машинопись рецензии сохранилась в научном архиве Института российской истории РАН. Что особенно ценно, на рукописи остались пометы, принадлежащие А.П. Кучкину и позволяющие прояснить его первичную реакцию на нее. Жемчуев сходу ввел спор в контекст идеологической кам- пании, связанной с журналами «Звезда» и «Ленинград», заявив, что «наши журналы не могут быть аполитичны»6. Тем самым делался упрек в сторону «Вопросов истории», не проявивших политической бдительности. Кучкин, по мнению Жемчуева, «допустил грубые политические ошибки». Полемика перево- 269 дилась из научной в идеологическую плоскость. Причем, «ошибочные оценки тов. Кучкина касаются таким коренных вопросов историографии советского Казахстана, как законо- мерность Октябрьской социалистической революции в казах- ской степи, социальной базы советской власти в ауле в первые годы ее существования и самоопределения казахского аула»7. Статья Кучкина была расценена как проявление всех мыслимых «вражеских концепций»: буржуазно-националистических и троц- кистских. Какие же конкретные претензии возникли у Жемчуева к работе Кучкина? Во-первых, автору не понравилось утверж- дение о том, что социально-экономические отношения в ауле не были сразу затронуты революцией, в нем не наблюдалась острая классовая борьба. На этом утверждении Кучкин оставил помету: «Оборвал цитату». Во-вторых, рецензент процитировал: «Фак- тически, единственной властью в ауле был бай…». Вновь помета: «Не везде». В-третьих, неприятие вызвало и такое положение: «Коммунистическая партия и центральные органы советской власти в то время не могли еще добраться до аула». Наконец, в-четвертых, Жемчуев ухватился за фразу Кучкина о том, что перевыборы советов в 1928–29 гг. привели к победе коммунистической партии и казахский народ самоопределился в самостоятельную и независимую нацию. «Следовательно, по прямому смыслу этого утверждения тов. Кучкина окончатель- ное самоопределение казахского народа относится к 1929 г.»8. Из всего этого делались далеко идущие выводы: «Для каждого вдумчивого читателя ясно, что мы имеем дело не с отдельными разрозненными ошибочными оценками, а с целой концепцией, которая помимо воли ее автора, в корне извращает весь ход событий в Казахстане после победы ВОСР [Великой Октябрь- ской социалистической революции – В.Т.]… Эта концепция по сути дела отрицает закономерность Октября в казахской степи»9. В противовес работе Кучкина Жемчуев предложил кон- цепцию поступательного движения Казахстана на пути к ком- мунизму. Со ссылкой на Сталина он утверждал: «Национально- освободительное движение казахского народа, начатое в 1916 270 году, наглядно показало, что Казахстан, как колониальная страна, превратилась из резерва империалистической буржуазии в резерв революционного пролетариата, в союзника послед- него»10. Более того, уже во время восстания 1916 г. наблюдался союз пролетариата с населением аула. Такое заявление от- вергало даже мысль о классовой незрелости казахского аула. Следуя идеологеме «дружбы народов»11, Жемчуев писал, что «под руководством партии, при прямой и непосредственной помощи великого русского народа, трудящиеся аула с первых же дней советской власти в Казахстане вели упорную и ус- пешную борьбу с баями-полуфеодалами по ликвидации патри- архально-феодальных отношений в ауле и строительству совет- ской власти в степи»12. Рецензент признавал, что строительству нового строя мешала общая отсталость края, но подчеркивал острую классовую борьбу, направленную против баев. Жемчуев, доказывая свою правоту, ссылался на Ленина и Сталина, не забывая упрекать своего оппонента в отходе от их высказываний. Кучкин был обвинен в «голощекинщине», полу- чившей название по фамилии первого секретаря Казахстанского крайкома, Ф.И. Голощекина, которого сняли в 1933 г. за «вели- кодержавный шовинизм»13. Заявления Голощекина, действи- тельно, совпадали с некоторыми выводами Кучкина. В част- ности, первый говорил, что Октябрь миновал казахский аул14. Прозвучал попрек и в недостаточной для окончательных вы- водов источниковой базе. А в заключении был использован безошибочный в годы кампании за «дружбу народов» полеми- ческий примем: «Более того, тов. Кучкин совершенно игно- рирует глубокие исторические корни дружбы казахского народа с великим русским народом и с другими народами Советского Союза»15. Судя по дате внизу текста, отзыв был завершен 10 сентября 1947 г., то есть спустя год после публикации статьи Кучкина. Это может свидетельствовать, что негативная реакция возникла либо не сразу, либо ответ тщательно готовился. Кучкин, человек эмоциональный и увлекающийся, читал рукопись с нескрываемым возмущением. Об этом свидетель- ствуют следующие маргиналии на полях: «Спасибо за поуче- ние», «О, талантливый толкователь!», «Выдумка!» и «Подлог». 271 Кучкин был опытным бойцом «исторического фронта», поэтому в совершенстве владел исторической полемикой «по-больше- вистски». Он решил не затягивать с выпадом и в ответе дал волю эмоциям. Судя по помете в конце рукописи, Кучкина закончил ее 25 сентября 1947 г. Начало было ехидным и грубоватым, в стиле старых боль- шевиков, к которым и принадлежал Кучкин. Оценивая обви- нения своего оппонента, он привел цитату из Энгельса: «“Каждое слово – ночной горшок, и при том не пустой”… Нагромождено этих обвинений так много только потому, чтобы скрыть суть вопроса, спрятать его за “ночные горшки”, обойти его многословием и в конце концов увильнуть от ответа на него»16. Далее он обрушился с контраргументами. Он утверж- дал, что не мог ошибиться, поскольку отталкивался от пар- тийных документов. Жемчуев же так и не привел весомых доказательств в подкреплении своих положений. Кучкин под- черкнул, что остается на своих прежних позициях. Желая сыграть на национальных нотах, он писал: «Но некоторые казахские историки… пытаются изобразить казахский аул более развитым и революционным, чем русская деревня»17. Это уже выглядело как националистический уклон и рассматривалось как прямое обвинение. Наконец, Кучкин открыто указал на то, что в среде казахских историков у него много влиятельных недоброжелателей, не согласных с его концепцией: «В своем утверждении о наличии в ауле острой классовой борьбы и подлинной советской власти т. Жемчуев не одинок. За его спиною стоит ряд еще нескольких историков (да и не только историков), не согласных с сутью коренного вопроса в моей статье. Среди них есть фигуры покрупнее т. Жемчуева. Но они занял пока что выжидательную позицию. Они – в резерве. Жемчуев – разведка. На ратный подвиг он воодушевлен ими»18. Такое заявление превращало пусть и не рядовую, но все же полемику в столкновение столичных и национальных истори- ков, а это уже являлось крупным общесоюзным скандалом. Для разрешения спора было собрано специальное заседание сектора Истории советского общества, которое прошло в три дня в начале 1948 г.: 29 января, 14 и 17 февраля. Заседание вел 272 руководитель сектора и мастер компромиссов академик И.И. Минц – фигура как нельзя лучше подходящая для раз- решения щекотливой ситуации. На заседании 29 января, как и положено, первым дали слово Кучкину. Он описал историю полемики. Рассказал о том, какое сопротивление вызвали его идеи у некоторых казахских исто- риков. Следом выступила сотрудница Института истории С.И. Якубовская, которая, признав концептуальный характер статьи и ее широкую фактическую базу, заявила, что автор сбивается на теорию «двухпоточности»: «Фактически т. Кучкин утверждает: что в то время, когда во всем Советском Союзе произошла социалистическая революция, в Казахстане про- изошла буржуазно-демократическая революция»19. Объяснение этому выступавшая находит в увлечении Кучкиным спецификой Казахстана и упущением общих закономерностей. Она выска- залась категорически против мнения о том, что казахские советы в аулах не были органами диктатуры пролетариата. Объяснялось это все тем же: «Когда мы отрицаем диктатуру пролетариата во всем Казахстане, совершенно естественно полу- чается, что центральная власть была искусственной надстрой- кой, которая опиралась на контрреволюционную местную власть… Выходит, что советы Казахстана выпадают из общей советской системы всего Советского Союза»20. Впрочем, Яку- бовская согласилась с Кучкиным относительно слабости клас- совой борьбы. От казахских историков выступил Б. Сулейманов21. Он яв- лялся выпускником Московского государственного педагоги- ческого института им. К. Либкнехта, а значит был в курсе особенностей столичных нравов и местного расклада сил, слыл хорошим полемистом. Поэтому отнюдь не случайно, что его выбрали представлять «казахскую» точку зрения. Он возму- тился намекам Кучкина на вмешательство «казахского нацио- нализма» в дискуссию: «При этом А.П. причисляет к буржу- азным националистам людей, которые родились после Октябрь- ской революции и носят в своих карманах членские билеты коммунистической партии»22. Для дискредитации оппонента он использовал беспроигрышный в то время прием, он апеллировал 273 к лозунгам дружбы народов. Следующее его высказывание заслуживает того, чтобы быть приведенным полностью: «Нужно открыть дружную, объективную, научную дискуссию по тра- диции русских ученых. На третьей странице у вас встречается: «Мы, русские ученые», а мы − не русские ученые что ли? Мы – советские ученые. Я тоже русский ученый. Я воспитывался здесь, например. Этот прием категорически должен быть осу- жден нашей научной общественностью»23. Фраза «Я тоже рус- ский ученый» показательна. Играя на тонких струнах нацио- нального вопроса и новой советской идентичности, где русский – значит первый среди равных, но в идеале «русскими» могут стать все, потому что «русский» и «советский» – слова сино- нимы, Сулейманов отмел все обвинения в казахском нацио- нализме, показал преданность политике дружбы народов. Его заявления были поддержаны возгласами с мест: «Правильно!». Он обвинил Кучкина в том, что его «тянет то к троцкизму, то к великодержавному шовинизму»24. Себя Сулейманов представил в качестве борца за научную истину, борца против крайностей в решении важного вопроса. Он признал, что процессы, прохо- дившие в русской деревне, были заметно интенсивнее, чем в казахском ауле, но это отнюдь не значит, что в нем не было классовой борьбы. В заключение очередной реверанс в сторону русского народа: «Русская деревня является образцом в отно- шении создания и укрепления советской власти»25. Следующее заседание состоялось 14 февраля. Противники Кучкина усилились местной партийной элитой: начальником Архивного управления МВД Казахской ССР Н.Н. Федоровым и сотрудником Архивного управления Ш.Я. Шафиро. Надо пом- нить, что архивы в то время находились в ведении МВД, поэтому появление чиновников такого ранга свидетельствовало об особом внимании к дискуссии со стороны партийных струк- тур Казахской ССР. Федоров озвучил главные мотивы беспокойства идеологи- чески неверными выводами Кучкина: «При таком анализе получается, что созданная в 1920 году национальная казахская советская государственность по крайне мере в течении пяти лет своего существования как бы висела в воздухе, т.к. она не 274 имела, согласно рассуждениям т. Кучкина, никакой социальной опоры в ауле и являлась как бы искусственным насаждением»26. По мнению представителей МВД, концепция Кучкина проти- воречила положению о том, что методы и принципы советской власти носят универсальный характер и могут применяться как к высокоразвитым народам (естественно, подразумевались рус- ские и украинцы), так и к менее развитым, в частности казахам. Шафиро этот лозунг объявил «закономерностью», открытой Лениным и Сталиным, и поэтому не подвергающейся сом- нению. Очевидно, что локальная дискуссия невольно затронула гео- политические амбиции советского руководства. Дело в том, что послевоенная реальность позволяла рассчитывать на быстрое распространение коммунистических идей по всему миру. Особая ставка делалась на постколониальные, азиатские страны. И в этой связи казахский аул представлялся своеобразным полигоном, на котором были опробованы методы скачка из феодализма в социализм. Выводы Кучкина ставили под сом- нение эффективность и легкость насаждения советской власти, а, значит, можно было сделать далеко идущие выводы, под- рывали оптимистический дискурс планов по мировому построе- нию социализма. В заключении выступили казахские историки А.Б. Турсун- баев и Е.Б. Бекмаханов. Первый не сказал ничего нового, повторив свои контраргументы и обвинения по отношению к теории Кучкина. А вот второй принял сторону Кучкина. Е.Б. Бекмаханов27 – выдающийся казахский историк – был тесно связан со столичными научно-историческими кругами, нахо- дился в докторантуре Института истории АН СССР и поддер- живал хорошие отношения с Кучкиным. Он назвал обвинения «тенденциозными» и показал ошибки как одних, так и других28. 17 февраля прения продолжились. Выступил сотрудник сек- тора истории советского общества А.М. Гуревич и призвал помочь Кучкину «конкретной критикой, а не охаиванием»29. Он заявил, что его позиция «гораздо ближе к истине, чем т. Жемчуева, но нуждается в уточнениях и исправлениях»30. 275 Наконец, очередь дошла и до Жемчуева. Автор отзыва сразу же занял позу оскорбленного, особенно его возмутила фраза про «ночные горшки». Он обвинил Кучкина в схематизме, отрыве от реальности и вопрошал: «Неужели допустимо такое явление, что партия и советская власть в продолжение с 1920 по 1928 г. не могла пробудить это сознание. С таким положением никак согласиться нельзя. Если партия находила пути проникновения в аулы в условиях царского самодержавия, то с такой мыслью я согласиться не могу, что в условиях советской власти не доходила»31. В заключение он резко бросил: «Это – не поле- мика, а черт знает что, извините меня за резкое выражение»32. Еще один сотрудник Института истории Р.М. Раимов солиди- зировался с Гуревичем в оценке статьи Кучкина и отзыва на нее. Но он предостерег от приуменьшения роли Октябрьской рево- люции. Показателен и упрек в фетишизации документов край- кома, брошенный Раимовым в сторону Кучкина. По его мнению, нельзя с доверием к ним относиться, поскольку они связаны с Голощекиным, объявленным «врагом народа»33. Мнение об односторонности источников поддержала и П.Н. Шарова. Заключительное слово предоставили Кучкину. Он согласился с рядом противоречивых положений и нечетких формулировок в своей статье, обещал их исправить. Обязался уменьшить мрач- ных красок в описании становления советской власти в аулах. Но от своей концепции он не отказался. Итоги заседания подвел председатель И.И. Минц. Со свой- ственной ему иронией он начал с признания нечеткости позиций обеих сторон: «Первый недостаток это – забвение одной прос- той истины, а именно: в обильном словопрении истина тонет. К сожалению, у нас столько было сказано лишнего, не име- ющего прямого отношения к делу, что часто терялась нить разногласий. Иногда я начинал путать – кто сторонник Кучкина, кто его противник»34. Он призвал поумерить пыл и эмоции, перевести дискуссию в более спокойное русло: «Второй недо- статок… состоял в обилии громких, как тут выражались, «крылатых» слов… Некоторые товарищи славно воспользо- вались случаем, чтобы отвести душу и начали ставить «воскли- цательные» знаки где надо и где не надо»35. Минц признал, что 276 критики правильно нащупал слабые места статьи Кучкина. Он указал: «…У Андрея Павловича имеются две или три неудачные формулировки: что Октябрьская революция в казахском ауле почти ничего не сделала, что не было острой классовой борьбы в ауле – не в этом только дело… Дело в том, что нельзя написать статью о советизации аула, т.е. о периоде 1926– 1929 гг., и не подчеркнуть, что весь предварительный этап, этап партии подводил к этому. Это крупнейший недостаток ста- тьи»36. Категорически Минц не согласился с тем, что в Казах- стане, как думал Кучкин, только в 1929 г. произошло окон- чательное национальное самоопределение. Это нарушало син- хронность развития республик СССР, выделяло эту республику из поступательных процессов утверждения нового общества. В конце он высказал свое мнение о целесообразности пуб- ликации письма Жемчуева и ответа на него Кучкина: «Я уже сказал, что я против помещения этих статей. В том виде, в каком они написаны, − и статья тов. Кучкина, и ответная статья тов. Жемчуева, − неприемлемы… В них тоне то, что является предметом спора»37. Свет они так и не увидели. Отчет о заседании был опубликован в «Вопросах истории»38. В целом он повторяет приведенную выше стенограмму, смысл выступлений передан достаточно точно. Впрочем, отчет не отразил всех нюансов и скандальности обсуждения. Естест- венно, что пререканиям по поводу «ночных горшков» места в нем не нашлось. Любопытен и еще один нюанс: в отчете не указывается инициалов Жемчуева, в время как остальные участники дискуссии, в том числе и с казахской стороны, их имеют. Очевидно, что автор не смог раздобыть нужную ин- формацию. Это свидетельствует о положении в научной иерар- хии Жемчуева, его малой известности. Видимо, его исполь- зовали в роли «маленького человека», бдительно выступающего против столичных авторитетов, предстающего как глаз рядового казахского историка39. Эхо дискуссии разносилось еще достаточно долго. Так, в 1949 г. в докладных записках на имя М.А. Суслова сообщалось, что статья Кучкина умаляет значение Октябрьской революции и предлагалось собрать совместное совещание русских и 277 казахских историков для обсуждения в том числе и его концепции40. В конце заметим, что отношения Кучкина с казахскими историками и дальше не отличались особой теплотой. Когда в 1959 г. в Алма-Ате вышла «История Казахской ССР. Эпоха социализма», то он написал критическую рецензию41. В ответ группа казахских историков написала открытое письмо, которое опять привело к полемике42. Причем проблема советизации аула вновь оказалась в центре внимания43. Итак, дискуссия о советизации аула обнажила многие яв- ления советской исторической науки второй половины 40-х гг. Во-первых, остроту истории национальных республик. Идео- логическая перестройка, шедшая в этом вопросе еще с 30-х гг. и усиливающаяся как раз с середины 40-х гг., уже дала свои результаты, но оставалось множество вопросов, вызывавших различные толкования. Во-вторых, столкновение национальных (казахских) историков и столичных происходило при заметном участии «казахской» партийной элиты, которая была заинте- ресована в позитивном имидже республики, в том числе и в историческом ракурсе. Это еще раз свидетельствует о том, что история являлась важным ресурсом в партийных интригах, пусть в данном случае это и не имело далеко идущих по- следствий. —————— 1 Краткие упоминания о ней: Дахшлейгер Г.Ф. Историографии советского Казахстана (Очерк). Алма-Ата, 1969. – С. 119–120. 2 О нем см.: Садырина Е.С. Андрей Кучкин (1888–1973). Киров, 1982; Кучкина О.А. О моем отце // История и историки: историо- графический вестник, 2005. – М., 2006. – С. 252–268. 3 НА ИРИ РАН. – Ф. 1. – Оп. 1. – Д. 455. – Л. 73–74. 4 Кучкин А. Советизация казахского аула (1926–1929 гг.) // Вопросы истории, 1946. – № 10. – С. 23. 5 НА ИРИ РАН. – Ф. 1. – Оп. 1. – Д. 454. – Л. 139; Турсунбаев А.Б. К вопросу о советизации казахского аула // Известия АН Казахской ССР. Серия историческая, 1948. – Вып. 4. – С. 278 6 НА ИРИ РАН. – Ф. 1. – Оп. 1. – Д. 455. – Л. 98. 7 Там же. – Л. 98 об. 8 Там же. – Л. 99 об. 9 Там же. 10 Там же. – Л. 102. 11 См. подробнее: Tillet L. The Great Friendship: Soviet Historians on the Non-Russian Nationalities. New York, 1969; Бранденбергер Д.Л. Национал-большевизм. Сталинская массовая культура и формиро- вание русского национального самосознания (1931–1956). СПб., 2009; Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и нацио- нализм в СССР, 1923–1939. – М., 2011. – С. 593–631 и др. 12 НА ИРИ РАН. – Ф. 1. – Оп. 1. – Д. 455. – Л. 102 об. 13 Мартин Т. Указ. соч. – С. 486. 14 Кадысова Р.Ж. Советская модернизация Казахстана (1917– 1940 гг.): историография проблемы. Алматы, 2004. – С. 40. 15 НА ИРИ РАН. – Ф. 1. – Оп. 1. – Д. 455. – Л. 118. 16 Там же. – Л. 120–122. 17 Там же. – Л. 140. 18 Там же. – Л. 139. 19 Там же. – Л. 31. 20 Там же. – Л. 34. 21 О нем. см.: Асылбек М.-А. Х. Судьба и научное наследие казах- ского историка (к столетию Бегежана Сулейменова) // http://www.iie. kz/developments/1/150.jsp (дата обращения – 30.06.2013). 22 НА ИРИ РАН. – Оп. 1. – Д. 454. – Л. 43–44. 23 Там же. – Л. 43. 24 Там же. 25 Там же. – Л. 50. 26 Там же. – Л. 58. 27 См.: Воспоминания о Ермухане Бекмаханове. Алматы, 2005; Сарсеке М. Бекмаханов. М., 2010 и др. 28 НА ИРИ РАН. – Оп. 1. – Д. 454. – Л. 135. 29 Там же. – Д. 455. – Л. 7. 30 Там же. 31 Там же. – Л. 27. 32 Там же. – Л. 29. 279 33 Там же. – Л. 36. 34 Там же. – Л. 72. 35 Там же. 36 Там же. – Л. 74–75. 37 Там же. – Л. 81–82. 38 Зомбе Е. В секторе истории советского общества Института истории Академии наук СССР // Вопросы истории, 1948. – № 6. – С. 144–150. 39 Подробнее о феномене «маленького человека» в советской исто- рической науке см.: Тихонов В.В. Как «маленькие люди» делали большую историю: феномен «маленького человека» и его роль в послевоенных идеологических кампаниях в советской исторической науке // История и историки: историографический ежегодник за 2011– 2012 гг. М., 2013 (в печати). 40 Докладная записка Отдела пропаганды и агитации ЦК ВКП (б) секретарю ЦК ВКП (б) М.А. Суслову о спорных вопросах в освещении истории народов Средней Азии // Советская национальная политика: идеология и практики 1945-1953. М., 2013. С. 199–205. 41 Кучкин А.П. Рец. на. кн.: История казахской ССР. Эпоха соци- ализма» (Алма-Ата, 1959) // История СССР, 1960. – № 4. 42 См. Письмо казахских историков // История СССР, 1962. – № 2; Ответ А.П. Кучкина // Там же. 43 Дахшлейгер Г.Ф. Указ. соч. – С. 121–122.

Дискуссия о советизации казахского аула 1946–47 годов

Репозитарії

Схожі ресурси