Здравый смысл как принцип практической философии

В статье рассматривается сходство гносеологической установки здравого смысла с герменевтическим кругом.

Збережено в:
Бібліографічні деталі
Дата:2007
Автор: Турпетко, А.С.
Формат: Стаття
Мова:Russian
Опубліковано: Кримський науковий центр НАН України і МОН України 2007
Назва видання:Культура народов Причерноморья
Теми:
Онлайн доступ:http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/98623
Теги: Додати тег
Немає тегів, Будьте першим, хто поставить тег для цього запису!
Назва журналу:Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
Цитувати:Здравый смысл как принцип практической философии / А.С. Турпетко // Культура народов Причерноморья. — 2007. — № 106. — С. 179-181. — Бібліогр.: 7 назв. — рос.

Репозитарії

Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
id irk-123456789-98623
record_format dspace
spelling irk-123456789-986232016-04-17T03:03:18Z Здравый смысл как принцип практической философии Турпетко, А.С. Практическая философия. Философия культуры В статье рассматривается сходство гносеологической установки здравого смысла с герменевтическим кругом. У статті розглядається східність гносеологічної настанови здорового глузду з герменевтичним колом. The article concidered similarity gnoceological position of common sense with hermeneutical circle. 2007 Article Здравый смысл как принцип практической философии / А.С. Турпетко // Культура народов Причерноморья. — 2007. — № 106. — С. 179-181. — Бібліогр.: 7 назв. — рос. 1562-0808 http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/98623 ru Культура народов Причерноморья Кримський науковий центр НАН України і МОН України
institution Digital Library of Periodicals of National Academy of Sciences of Ukraine
collection DSpace DC
language Russian
topic Практическая философия. Философия культуры
Практическая философия. Философия культуры
spellingShingle Практическая философия. Философия культуры
Практическая философия. Философия культуры
Турпетко, А.С.
Здравый смысл как принцип практической философии
Культура народов Причерноморья
description В статье рассматривается сходство гносеологической установки здравого смысла с герменевтическим кругом.
format Article
author Турпетко, А.С.
author_facet Турпетко, А.С.
author_sort Турпетко, А.С.
title Здравый смысл как принцип практической философии
title_short Здравый смысл как принцип практической философии
title_full Здравый смысл как принцип практической философии
title_fullStr Здравый смысл как принцип практической философии
title_full_unstemmed Здравый смысл как принцип практической философии
title_sort здравый смысл как принцип практической философии
publisher Кримський науковий центр НАН України і МОН України
publishDate 2007
topic_facet Практическая философия. Философия культуры
url http://dspace.nbuv.gov.ua/handle/123456789/98623
citation_txt Здравый смысл как принцип практической философии / А.С. Турпетко // Культура народов Причерноморья. — 2007. — № 106. — С. 179-181. — Бібліогр.: 7 назв. — рос.
series Культура народов Причерноморья
work_keys_str_mv AT turpetkoas zdravyjsmyslkakprincippraktičeskojfilosofii
first_indexed 2025-07-07T06:48:33Z
last_indexed 2025-07-07T06:48:33Z
_version_ 1836969796536631296
fulltext ПРАКТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ. ФИЛОСОФИЯ КУЛЬТУРЫ 179 Турпетко А.С. ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ КАК ПРИНЦИП ПРАКТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ Эта работа написана с целью показать, что здравый смысл в аспекте рассмотрения его Шефтсбери, Сми- том и Ридом соотносится с некоторыми принципами практической философии, благодаря сходности его с принципами философской герменевтики. Данная соотнесенность опосредована тем статусом, который sensus communis обретает в рамках философской герменевтики и тем особым отношением, что существует между философской герменевтикой и практической философией. В статье Г.–Г. Гадамера «Классическая и философская герменевтика» явно прослеживается мысль о том, что практическая философия и герменевтика равны одна другой. По мнению Гадамера, герменевтика, мысля- щая себя отдельно от практики, не имеет смысла. Универсальность герменевтики как искусства понимания за- висит от того, насколько оно соответствует sensus communis [1, с. 108]. Между тем, само понятие здравого смысла кажется настолько неясным, что непонятным остается, как на нем может основываться практическая философия. Поэтому понятие здравого смысла нуждается в соответст- вующем прояснении. Что такое здравый смысл, кажется, знают все, потому что ощущают себя его носителями, во всех ситуа- циях стараясь поступать «здраво». Но при этом люди, считающие себя обладателями здравого смысла, совсем не обращают внимания на механизм его действия, вследствие чего образуется многообразие «здравых смы- слов», что делает бессмысленным дальнейшее использование sensus communis. Все это приводит к необходи- мости разобраться в сущности этого явления, прибегая к помощи философских исследований, существующих в этой сфере. Последние универсализируют познавательное значение здравого смысла, относя его действие в область философского познания. Прояснение смысла sensus communis как философского понятия дает воз- можность использования его и как герменевтического принципа. Во избежание недоразумений следует различать здравый смысл как теоретическую установку и как жиз- ненную позицию, зачастую неосознанную. Первая заключается в использовании определенных гносеологиче- ских принципов, каковые и будут рассмотрены ниже. Вторая характеризуется универсализацией опоры чело- века на здравый смысл. Тем не менее, свойственное носителю здравого смысла несомненное, очевидное зна- ние тесным образом связано как с теоретическими принципами, так и с их использованием. Основоположником философии здравого смысла считают Т. Рида, однако понятие sensus communis ис- пользуется уже в работах Шефтсбери, Попа, Аддисона, Джерарда, Смита, также оно анализируется у Юма, Канта и т. д. Истоки смысла этого понятия исследователи находят еще в Древней Греции: у Аристотеля, Эпиктета и Горация [4, с. 55–56]. Но именно Рид показывает, что здравый смысл может (и должен) стать ос- новой философской теории. Отличительной чертой работ Шефтсбери, Смита и Рида является то, что в них исследователи обращаются к здравому смыслу не как к предмету, но вспомогательному инструменту. Следует заметить, что даже в работе Э. Э. К. Шефтсбери, названной «Sensus communis» (1709), здравый смысл выступает именно как принцип, а не объект исследования Обратимся к предшественнику Рида, «здравомыслящему доктору Смиту», построившему концепцию нравственности на основании sensus communis. Труд А. Смита «Теория нравственных чувств» (1759) вполне мог, а, скорее всего, и был образцом для концепции Рида. Область нравственного поведения человека Смит считает основной сферой действия здравого смысла. Смит утверждает, что способность к нравственности, или, используя понятие Хатчесона, нравственное чувство, является врожденным качеством. На эту способ- ность мы и должны обращать пристальное внимание в поиске и построении общих правил нравственности, мерила наших суждений в этой области, ведь «что удовлетворяет нашим нравственным способностям, то хо- рошо и справедливо и должно быть сделано; что оскорбляет их, то вредно и нехорошо» [6, с. 167]. «Только открывая в бесчисленном множестве случаев, что такое-то поведение нравится постоянно, а другое постоянно не нравится, мы составляем общие правила нравственности» [6, с. 309]. Последние, называемые еще и макси- мами, «подобно всем общим правилам, составляют результат опыта и индукции» [6, с. 308]. Смит подчерки- вает, что на образовании правил посредством механизма, аналогичного индукции, человеческая природа не останавливается. Следующим шагом служит закрепление правила нравственности с помощью привычки и введение этого правила в обращение. Таким образом, правила выступают основой суждений человека относи- тельно моральности тех или иных поступков. В работе Смита мы видим основу теоретической установки здравого смысла, усвоенной и развитой впо- следствии Ридом. Какова же эта основа? Она включает в себя три составляющие: факты (то, что нравится или не нравится), правила (образованные на основе фактов), и снова факты (соотносимые с полученными прави- лами). В своей работе «Исследование человеческого ума на принципах здравого смысла» (1764) Т. Рид исполь- зует понятие здравого смысла в двух значениях. Во–первых, как судящую способность человеческого разума, противостоящую абсурду, который автор называет «разновидностью метафизического лунатизма» [5, с. 161]. Любые аргументы и доказательства неуместны, когда мы сталкиваемся с истинами здравого смысла, так как имеем дело с «естественным светом». Здравый смысл позволяет человеку достоверно судить о вещах само- очевидных, он оберегает истину от покушений на ее место со стороны ложных философских теорий. И, во- вторых, – как совокупность изначальных принципов и верований, принимаемых без доказательств. Как ученый Рид считал науку построенной правильным образом, если она имеет основанием принципы Турпетко А.С. ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ КАК ПРИНЦИП ПРАКТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ 180 природы, в том числе и человеческой. В установлении этих принципов призвана помочь «точная интерпрета- ция» природы, а если предметом исследования является человек, то «анатомированием» им самим своего соб- ственного разума [5, c. 93, 94]. Рид подчеркивает, что «язык Природы – универсальная наука», а Учитель – «опыт, просвещенный индуктивным принципом» [5, с. 326]. Причем знания о человеческой природе исследо- ватель вообще не может получить, потому что может изучать только свой собственный разум. Обратим внимание на следующие слова Рида: «Благодаря нашей природе мы имеем большую склонность к возведению отдельных фактов и наблюдений до уровня общих правил, и применяем такие общие правила для объяснения других действий или руководства ими в осуществлении этих действий» [5, с. 92]. Кажется, что выявление самих принципов человеческой природы происходит подобным образом: ум преобразует результа- ты наблюдений, открывая искомые принципы. Эти процессы можно представить схематично следующим об- разом. Существует такой принцип человеческой природы, который говорит, что ум, упорядочивая факты, приходит к правилам; с правилами в свою очередь соотносятся новые факты. Но как мы узнаем о существова- нии такого принципа? Только через обнаружение свидетельствующих об этом фактов. Таким образом, полу- чается круг. В этом заключается усовершенствование данного гносеологического механизма Ридом по срав- нению со Смитом. Вспомним, система последнего включала только связь «факты – правила – факты». Можно заметить, что данный механизм действия common sense, описанный Ридом, сродни важнейшему принципу герменевтики, именуемого герменевтическим кругом, заключающемуся в понимании целого на ос- новании отдельного, а отдельного – на основании целого [2, с.55]. Единственным отличием установки здраво- го смысла от герменевтического круга является апеллирование Смита и Рида как представителей гуманисти- ческих наук о духе к естественнонаучным методам. Эта позиция и стала спустя два века предметом критики основоположников герменевтики Коллингвуда и Гадамера. Действительно, Рид не скрывает симпатии к принципам Ньютона, и особенно Бэкона (Коллингвуд назы- вал метод последнего «допрашиванием природы»), но непонятным остается то, почему подобная ориентация является ложной (Коллингвуд и Гадамер не аргументируют свою позицию [3, c.199]). По всей видимости, протест вызвал именно характер правил, получаемых посредством индукции. Правила эти являются эмпири- ческими, ибо образованы с помощью соответствующего метода. И с этим нельзя не согласиться. Тем более, что Смит и Рид прямо указывали как на свою опору на «правильную индукцию». Смит подчеркивал: «в на- шем исследовании мы имеем в виду не право,…, а самые факты. Мы не рассматриваем вопроса о том, на ка- ких основаниях безусловно совершенное существо может одобрять наказание за дурные поступки, но каким образом такое слабое и такое несовершенное существо, как человек, естественно и на самом деле одобряет его» [6, с. 93]. Однако в утверждении эмпиричности правил здравого смысла не стоит быть столь категоричным. Общие правила нравственности, по словам Смита, являются лишь вторым мерилом в суждениях относительно нрав- ственности человеческих поступков, первым же, несмотря ни на что, остается представление о безусловном совершенстве, идеале. Но сосредоточим внимание на другой особенности здравого смысла, составляющей основу жизненной по- зиции, что выстраивается в человеке, следующему sensus communis. Обратимся к истоку здравого смысла. Таковым является язык, данный природой. Язык представляет со- бой совокупность искусственных и естественных знаков. Первые образуются в результате соглашения, «обо- значают, но не выражают» [5, с. 143], вторые же имеют основой саму выражаемую посредством их природу. Рид выделяет три класса естественных знаков. В первом «связь с обозначаемой вещью устанавливается при- родой, но обнаруживается лишь опытом». Во втором связь «устанавливается не только природой, но открыва- ется нам посредством принципа, минуя рассуждение и эксперимент». Знаки же, составляющие третий класс, вызывают эту связь «благодаря естественной магии и сразу дают нам представление и вызывают веру в нее» [5, с. 151]. Подытоживают рассуждение следующие слова исследователя: «Как первый класс натуральных знаков, .., есть основа истинной философии, второй – основа изящных искусств, или вкуса, так последний яв- ляется основой здравого смысла – частью человеческой природы, которая никогда не объяснялась» [там же]. Смысл знаков состоит в том, чтобы, будучи указателями, приводить разум к означаемым вещам. Таким обра- зом, разум как бы «перескакивает» со знаков на вещи, теряя при этом видение посылок своего заключения. В данном случае мы имеем дело с особого рода суждениями, выводящими заключение «из предпосылки, кото- рая лишь молниеносно промелькнула в сознании, и которая никогда не становилась предметом рефлексии» [5, с. 219]. Суждения эти сходны с действием привычки, но ответить на вопрос, благодаря чему она возникает, можно только однозначно: привычка необходима. Т. Рид сравнивает привычку с фокусником, незаметно под- меняющим одно другим. В этом случае уместным будет вопрос: «но следует ли нам признавать лишь только то, что можно доказать рассуждением?» [5, с. 156]. Рид отрицательно отвечает на него. Аналогичным был бы и ответ Гадамера. Такая черта здравого смысла отразилась и на характере гуманитарных наук. Так, Гадамер замечает, что в науках о духе осознанному выводу, подкрепленному использованием различных методов, предшествует «не- осознаваемое заключение». Сходство рассмотренной выше гносеологической установки здравого смысла, вы- деляющейся своей неполной обоснованностью, и принципом герменевтического круга столь ярко, что нельзя не обратить на него внимания. Тем не менее, постоянное ориентирование на здравый смысл как жизненную позицию имеет некоторые недостатки. Неоднозначность и спорность такой позиции проиллюстрировал уже Шефтсбери. По эго словам, «среди самых различных мнений, которые высказывали и поддерживали в споре разные стороны, то одна, то другая сторона с большой готовностью апеллировала к здравому, всем нам данному, смыслу. И каждый до- ПРАКТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ. ФИЛОСОФИЯ КУЛЬТУРЫ 181 пускал, чтобы другие взывали к здравому смыслу, и каждый был готов подвергнуться такому испытанию. Од- нако всякий был уверен, что этот здравый и всем нам данный смысл покажет правоту его мнения» [7, с. 286]. По словам Шефтсбери, проблема заключается в невозможности однозначного определения, «какой смысл или чей смысл считать общим и здравым» [7, с. 287]. По его убеждению, человечество еще не до конца поняло суть этого явления, чем и вызваны недоразумения при его использовании. Однако кое-что уже открыто, о чем свидетельствует, например, отождествление здравого смысла с любовью ко всему человечеству [7, с. 314]. Шефтсбери прямо пишет, что здравый смысл означает «чувство общественного блага и общего интереса, лю- бовь к общине, естественные привязанности, гуманность, обязательность и тот вид воспитанности, который происходит из справедливого ощущения общих прав всех людей и естественного равенства всех, кто принад- лежит роду человеческому» [7, с. 93]. По-видимому, причиной относительности здравого смысла является все та же пресловутая посылка, не- осознанно мелькающая в сознании в момент нашего суждения. При герменевтическом отношении к подобно- го рода явлениям ее бы следовало назвать предрассудком, поставить под вопрос и ввести в игру понимания, но не перестанет ли тогда здравый смысл быть самим собой? Источники и литература 1. Г.–Ґ. Ґадамер. Класична і філософська герменевтика // Істина і метод.– К.: Юніверс, 2000. – Т. II. – С. 86– 108. 2. Г.–Ґ. Ґадамер. Про круговий цикл розуміння // Істина і метод.– К.: Юніверс, 2000. –Т. II. – С.55–62. 3. Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. – М.: Наука, 1980. – 482 с. 4. Милютин Ю. Е. Философия здравого смысла Томаса Рида // Рид Т. Исследование человеческого ума на принципах здравого смысла. – СПб.: Алетейа, 2000. – С. 3–85 5. Рид Т. Исследование человеческого ума на принципах здравого смысла. – СПб.: Алетейа, 2000. – 352 с. 6. Смит А. Теория нравственных чувств. – М.: Республика, 1997. – 351 с. 7. Шефтсбери. Sensus communis // Эстетические опыты. – М.,1982. – С. 273–329. Цветков А.П. «ПРОРОК» А.С.ПУШКИНА: АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ КОННОТАЦИИ Недавний двухсотлетний юбилей великого русского поэта вызвал необычную духовно-ителлектуальную мобилизацию не столько среди профессиональных литературоведов-пушкинистов, сколько среди отчаянных любителей-беллетристов. Последние представили весьма широкий спектр истолкований его творчества – от экзальтированно-мистических (Пушкин – пророк России на все времена) до геокультурных (Пушкин – поэт русских и тюрок, Пушкин – тайный мусульманин и пр.). Во всяком случае, стало ясным, что наше евразийское пространство – не сиротливая и бездуховная пустыня, и что именно Пушкин показал: «Пророки есть в отече- стве своем!». По вполне понятным причинам, философские, эстетические и мистические мотивы пушкинского «Проро- ка» занимали в этих изысканиях одно из центральных мест, при этом доминирующим тезисом (в той или иной мере изысканно интерпретированным) оставался классический стереотип о роли поэта в обществе, якобы и раскрывающий замысел этого поэтического произведения. (Ведь ясно же, что «Пророк» Пушкина – не про ту- риста, заблудившегося в пустыне.) Однако, при всем разнообразии мнений, аналитики исходили из семантики текста, почти не пытаясь использовать его семиотику. Данная работа является попыткой философской интер- претации «Пророка», с обращением не только к традиционной семантике, но и к семиотике текста. Именно семиотика текста позволяет утверждать, что самое выдающееся произведение великого поэта скрывает не столько тайну рождения поэта-пророка, сколько тайну духовного рождения человека вообще. В этом случае следует указать на тот якобы странный факт, что Пушкин, несмотря на дружбу с Гоголем и Киреевским, ниче- го не знал о таком духовном феномене русской культуры как Оптина пустынь с ее старцами, о святителе Ти- хоне Задонском и в особенности о преподобном Серафиме Саровском, своем великом современнике. Как мог- ли не встретиться два солнца России? Такой парадоксальный факт, видимо, объясняется присущими поэту особой духовной автономии и духов- ной экстерриториальности, которые, в данном случае, позволили ему направить свой поэтический («Поэзия есть Бог в святых мечтах земли», – сказал друг Пушкина Жуковский) и профетический («и виждь, и вне- мли!») дар на создание бинарного образа: «поэта-пророка» (семантика текста) и «человека-пророка» (семио- тика текста). То есть, в первом случае образ в какой-то степени соотносится с личностью Пушкина, во втором – с личностью человека вообще. Здесь уместно обратить внимание на эту степень соотнесения личности поэта с образом поэта-пророка.Известна мысль Юнга о том, что существуют произведения, с которыми автор себя идентифицирует, повинуясь действию собственного бессознательного, которое подчиняет руку писате- ля.Несомненно, такое случается, однако по отношению к пушкинскому «Пророку» это правильно лишь отчас- ти. В.Ходасевич, указывая на это произведение поэта, отмечает, что оно «с незапамятных времен сделалось источником великого соблазна. В «Пророке» видели и видят изображение поэта, для чего, в сущности, нет ни- каких данных. Пророк – лишь один из пушкинских героев, гениально постигнутый, но Пушкину не адекват- ный. Конечно, для такого постижения надо было как бы носить пророка в себе. Пушкин его и носил, но лишь в том смысле, как носил в себе Онегина и Татьяну, Моцарта и Сальери…«Пророк» – отнюдь не автопортрет и не портрет вообще поэта. О поэте у Пушкина были иные, гораздо более скромные представления, соответст- вующие разнице между пророческим и поэтическим предстоянием Богу. Поэта Пушкин изобразил в «Поэте»,